CC BY
18
10.01.01 - РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ), 10.01.03 - ЛИТЕРАТУРА НАРОДОВ СТРАН ЗАРУБЕЖЬЯ (С УКАЗАНИЕМ КОНКРЕТНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ) (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ) 10.01.01 - RUSSIAN LITERATURE (PHILOLOGICAL SCIENCES), 10.01.03 - LITERATURE OF THE PEOPLES OF FOREIGN COUNTRIES (WITH INDICATION OF SPECIFIC LITERATURE) (PHILOLOGICAL SCIENCES)
УДК 82.32 ЧЖАН ЮЙВЭЙ
кандидат филологических наук, научный сотрудник, Пекинский университет иностранных языков E-mail: kesainiya16@yandex.ru МИХАЙЛОВА М.В.
доктор филологических наук, профессор, кафедра историиновейшейрусскойлитературыисовременного литературного процесса, филологический факультет МГУ имени М.В. Ломоносова E-mail: mary1701@mail.ru
UDC 82.32 ZHANG YUWEI
Candidate of Philology, Postdoc Researcher, Beijing Foreign
Studies University E-mail: kesainiya16@yandex.ru MIKHAILOVA M.V.
Doctor of Philology, Professor, Department of the History of Modern Russian literature and Contemporary Literary Process, Faculty of Philology, Lomonosov Moscow State
University E-mail: mary1701@mail.ru
«СТРАННЫЕ ЛЮДИ» В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ Б.К. ЗАЙЦЕВА 1910-х ГОДОВ "STRANGE PEOPLE" IN THE WORKS OF B.K. ZAITSEV IN THE 1910s
Данная статья посвящена анализу образов героев в произведениях Б.К. Зайцева «Студент Бенедиктов», «Путники» и «Осенний свет». Эти персонажи, получающие у соавторов статьи наименование «странные люди», воплощают характерную для Зайцева концепцию поведения человека в жизни. Они уклоняются от действий в реальности, ищут некое новое пространство, где было бы уютно их душам. Выявление их характерологических особенностей позволяет говорить о синтетической поэтике, отраженной в произведениях Зайцева при обрисовке этих персонажей.
Ключевые слова: Б. Зайцев, неореализм, «странные люди», смысл жизни, психологизм
This article is devoted to the analysis of the images of heroes in B.K. Zaitsev's works Student Benedictov, Travelers and Autumn Light. These images, named "strangepeople" by the article's co-authors, embody Zaitsev's characteristic concept of human behavior in life. They evade actions in reality, look for some new spaces, in which it would be comfortable for their souls. Revealing their characterological features allows us to talk about the synthetic poetics, reflected in the works of Zaitsev when drawing these characters.
Keywords: B. Zaitsev, neorealism, "strange people", the meaning of life, psychologism
К 1910-м годам уже стало ясно, что Б.К. Зайцев незаурядный писатель, наследующий традиции русской классики, но воспринявший и новаторские тенденции современной литературы. Вообще творчество Зайцева -яркий феномен литературы Серебряного века, в которой прослеживается усиление философского звучания произведений, устремленность к синтезу искусств. Но имя Зайцева еще и тесно связано с понятием неореализма. Именно он во многом предвосхитил то, что позже Е.Н. Замятин, характеризуя развитие новой русской прозы, назовет «синтетизмом», включающим «синтетического характера формальные эксперименты, синтетический образ в символике, синтезированный быт, синтез фантастики и быта, опыт художественно-философского синтеза» [4, с. 139]. В этом отношении произведения Зайцева, написанные в 1910-е годы, такие, как «Студент Бенедиктов» (1912), «Путники» (1916), «Осенний свет» (1918), очень показательны.
В них изображены обычные люди, не отличающиеся ярким мышлением, своеобразной речью, не занимающие важных должностей, но они совершенно не переживают по этому поводу, ибо все их существо нацелено на интенсивные поиски смысла жизни. Проблемы, мучащие их, представляют собой общие,
бытийные апории. Думается, что в связи с этим особый интерес представляет понимание того, как соотносится их мироощущение и мировоззрение самого писателя.
Одна из особенностей неореализма, по словам Замятина, состоит в том, что писатели-неореалисты «заставляют читателя приходить к обобщающим выводам, к символам, изображая совершенно реальные частности» [5, с. 309]. В.А. Келдыш определяет эту особенность как «бытие через быт» [6, с. 269], а М.В. Михайлова связывает это явление с «усложнением выражения авторской мысли», что «приводит к принципиальной перекомпоновке всей структурно-смысловой организации целого» [7, с. 75]. Действительно, неореалисты на основе бытовой жизни описывают универсальные явления, выдвигают бытийные проблемы и предлагают их разные решения.
Б. Зайцев как представитель неореализма обращает внимание на парадоксы жизни, ее случайности, изначальную трагичность и особенно на бесприютность человека в ней. По мнению литературоведа Е. Воропаевой, уже рассказы Зайцева второй половины 900-х годов «тяготеют к жанру психологической новеллы конца XIX в., с характерным для нее интересом к матафизическим вопросам с их безысходностью,
© Чжан Юйвэй, Михайлова М.В. © Zhang Yuwei, Mikhailova M.V.
с ее тонко чувствующими, но бессильными героями и их грустным примирением с неудавшейся жизнью» [1, с. 17]. Эту характеристику можно отнести и к произведениям писателя более позднего времени. Студент Бенедиктов из одноименного рассказа собирается совершить самоубийство только потому, что «был некрасив и измучен неудачной любовью» [3, т. 1, с. 304]. А на самом деле причина глубже: он не видел смысла жизни, непривлекательная внешность и безответная любовь - только мотив. То, что на самом деле причина в нем самом и в его отношении к жизни, в целом видно из сравнения этого героя с другими персонажами произведения. Бенедиктова раздирают внутренние противоречия, а их это не тревожит.
В рассказе «Путники» описывается неожиданная встреча трех людей. Их жизненные пути различны, но судьба свела их в одном месте. Выясняется, что они всего лишь «путники» в жизни, т.е. вроде бы случайно «забрели» в нее, неожиданно встретились, и это их сближает. Их объединяет взаимное сочувствие, так как каждый из них переживает из-за неудачно сложившейся личной жизни. Ахмаков после развода с женой, невозможности видеть сына оказался в родном городе, и уходит из жизни с осознанием того, что она была «испорчена», «искажена» [3, т. 2, с. 199]. То же произошло и с Казминым, которого мучает одиночество после того, как жена, взяв сына, уехала к другому мужчине. И Елена страдает от измены избранника. У нее нет дома. Она чувствует свою бесприютность. Показательно, что Зайцев не делает различия между мужчинами и женщиной. Все они испытывают одинаковые жизненные тяготы, одинаково на них реагируют.
Неудавшаяся семейная жизнь и у героя рассказа «Осенний свет». Зайцев описывает часто встречающуюся в жизни ситуацию: непринятие свекровью невестки. Поэтому Ковалеву приходится строить для матери отдельный дом. И строит он его в том месте, где прошла его юность. Зайцев рисует обычное действие - поездку за кирпичами к соседке. Однако за этим незначащим событием вырисовывается целая цепь предшествующего, и Ковалев отдается воспоминаниям о прошлом. Встреча с соседкой еще более укрепляет его в мысли, что ему не удастся при всем желании сохранить деловую хватку, какая присуща Нине Андреевне. Конраст этих двух фигур в рассказе высвечивает несовместимость жизненных позиций Ковалева и Нины Андреевны. По словам исследователей Ковалев «жить сиюминутными, материальными заботами не может или не умеет» [2, с. 656]. Он по натуре созерцатель и неспособен мыслить о насущном: вот он и не сумел уладить конфликт между женой и матерью. «Странному человеку», по мысли Зайцева, легче уклониться от жизни, чем вмешаться в нее, легче отдаться ее потоку, хотя этот поток может его и затянуть в омут или на илистое место. И «странные люди» Зайцева ведут себя именно таким образом: отстраняются от жизни, как бы наблюдают за нею, и одновременно, как песчинки, подхватываются ее потоком.
Этот поток жизни оказывается целительным для Бенедиктова. На наших глазах в нем происходит, как считает Н.В. Рябинина, «трудное рождение нового человека» [8, с. 60]. По Зайцеву, оно заключается в преодолении «смертной тоски» [3, т. 1, с. 314]. Интересно, что Бенедиктова «отвлекает» от решения покончить с собою сам процесс добывания пистолета и облик предмета. Чтобы взять у товарища револьвер, студенту нужно придумать предлог (возможно, это связано с его природной честностью, с невозможностью лгать), поэтому, «хотя все выходило гладко, его что-то теснило», и, «увидев револьвер, Бенедиктов насупился» [3, т. 1, с. 305-306]. Поэтому молодой человек, держа в руках оружие, еще больше колеблется: «в голове его мутилось, по всему телу разливалась слабость, граничащая с оцепенением» [3, т. 1, с. 308]. Бенедиктов неоднократно пробовал приблизить к себе револьвер, но ему это не удавалось. В его душе идет борьба между христианским принятием жизни, готовностью смириться и сопротивлением, внутренним бунтом. Получается, что жизнь «диктует» свои законы, сопротивляется тому, чтобы ее прерывали.
Встреча со стариком (сюжетный ход, часто используемый в русской литературе этого времени: вспомним «Человека из ресторана» И.С. Шмелева и «Золотые кресты» И.А. Новикова) и разговор с ним, на который Бенедиктов идет неохотно, кладут конец колебаниям героя. Обычный разговор, в котором студент выговорил свою «смертную тоску», становится чудесным («быт» оборачивается «бытием»): Бенедиктов «вдруг почувствовал, что в душе его вспыхнуло огромное, пожирающее пламя жалости к самому себе» [3, т. 1, с. 314]. Благодаря этой жалости душа его открылась внешнему миру. Теперь он готов участвовать в судьбе других. Так, неудачная попытка самоубийства привела к тому, что родился новый человек, который начал ценить свою жизнь.
Как мы убеждаемся, у Зайцева ослаблен сюжет, акцент переносится на реакцию персонажа на события, в результате особую значимость получает психологизм. Еще важно, что Зайцев как бы замедляет время, расчленяет движение на микросоставляющие элементы. Это словно бы подключает читателя к самому процессу сомнений и борьбы, которая идет в душе человека. Кроме того, Зайцев прибегает и к такому испытанному и проверенному приему раскрытия внутреннего мира человека, как «внутренний монолог». Покажем это на примере размышлений героя рассказа «Путники» Казмина. При разговоре он рассматривает собеседника и про себя фиксирует свои впечатления. Неожиданный приезд Ахмакова и его срочный отъезд вызывают у Казмина недоумение, которое он и отмечает про себя. Казмин все время мысленно возвращается к своей неудачной любви, однако он не может объяснить себе произошедшее. Таким образом, читатель понимает, что эта мысль, эта загадка, как заноза, сидит в его мозгу, не давая ни на минуту отвлечься. Именно постоянное возвращение к этой теме, то, что Л. Толстой при
10.01.01 - РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ), 10.01.03 - ЛИТЕРАТУРА НАРОДОВ СТРАН ЗАРУБЕЖЬЯ (С УКАЗАНИЕМ КОНКРЕТНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ) (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ) 10.01.01 - RUSSIAN LITERATURE (PHILOLOGICAL SCIENCES), 10.01.03 - LITERATURE OF THE PEOPLES OF FOREIGN COUNTRIES (WITH INDICATION OF SPECIFIC LITERATURE) (PHILOLOGICAL SCIENCES)
описании процессов, происходящих во внутреннем мире Пьера Безухова, сравнил с «винтом», который «не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, все на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его» [10, с. 70], у Казмина превращается в беззвучные слова. И это демонстрирует его растерянность, тяжесть, легшую на душу. Так вызревает в нем решение ехать в Петербург к жене.
В рассказе «Осенний свет» поток жизни воплощен в природных изменениях. Поэтому все душевные переживания Ковалева происходят при соприкосновении с природой. Как пишут исследователи, «действие рассказа не случайно происходит осенью», выбор этого сезона для времени действия рассказа подразумевает, что «в жизни человека рано или поздно наступает "осень жизни" - время подведения итогов, воспоминаний о прожитых годах, о неосуществленных возможностях» [2, с. 649]. Когда Ковалев гуляет в саду, ему кажется, что «тут же рядом, среди этих же мест, идут прежние тени, былые люди, все, как бы отошедшее, но и живое. И он сам тут проходит - иным шагом, с иной душой, но все же он, студент Петя Ковалев» [3, т. 2, с. 214]. Человек может меняться, но что-то неуловимое все равно остается в нем, и природа, появляясь перед его взором, напоминает ему о прошлом. Как в природе есть циклы, так они есть и в жизни человека. Если в природе - это замкнутый цикл, то у человека -это движение вперед. Тогда и возникает «четвертое» измерение пространства, которое склонен воссоздавать в своих произведениях Зайцев: прошлое не исчезает из памяти человека, а проступает в его сознании. Так что Ковалев в саду снова вспоминает себя юношей, когда мир ему был открыт, когда над ним не довлели скучные хлопоты и обязанности.
Следует отметить, что все зайцевские персонажи мало действуют. Они не деятели, а созерцатели. Только отъединившись от мира, они могут не спеша обдумывать свои мысли, вглядываться в свою душу, погружаться в философские размышления о смерти, о предназначении человека. Выбирая таких героев, Зайцев показывает, что они близки ему. Он тоже обращен к онтологическим проблемам бытия и тоже отдает их на рассмотрение Божественному началу, отказываясь на что-то влиять. Именно «странные», бездействующие люди, по его уразумению, способны постичь Божеское устроение этого мира.
В литературоведении обычно выделяется два варианта построения персонажа: статический и динамический, или, иными словами, неподвижный и подвижный. Хотя не всегда можно отделить одно от другого, в данном случае мы все же попробуем провести черту. В первом случае «персонажа, подчиненного фабуле, неизменного в развитии произведения, равного самому себе, называют типом» [9, с. 225]. Это такие люди, как Гавронский и старик («Студент Бенедиктов»), Ахмаков («Путники»), Нина Андреевна («Осенний свет»). Они оттеняют главных персонажей и способствуют сюжетному развитию произведения,
составляя необходимую часть фабулы. Во втором случае, это «персонажи, которые подчиняют себе фабулу, опровергают свою первичную характеристику, изменяясь в развитии действия, оказываются не равными самим себе. <...> Такая структура героя <...> обычно называется характером» [9, с. 225]. Бенедиктов и Казмин относятся к этому разряду. На протяжении повествования их духовный облик изменился, они преодолели свою пассивность, отказались от прежних намерений, попытались влиться в течение жизни. Бенедиктов снова вошел в обычную колею, но вошел обогащенный чувством, что «все ему принадлежало, и он принадлежал всему» [3, т. 1, с. 318]. Казмин поймал себя на мысли, что «будто и он, и Елена, и Ахмаков, все уже было; <...> Тысячи раз придут они, тысячи раз уйдут» [3, т. 2, с. 207]. И Бенедиктов, и Казмин нашли выход из тупика существования, почувствовали трепетное биение жизни.
Более сложно обрисован Ковалев - ведь его душевное состояние мало изменяется. На всем протяжении рассказа он избегает участия в жизни, подчиняясь ее «некой инертности» [3, т. 2, с. 215], осознавая повторяемость бытия: «Все то же, все то же, -думал Ковалев. — Двадцать, тысяча лет пройдет, так же будет опадать лист лип, так же будут веять и корова такая же побредет. Мы же все хлопочем, женимся, родим и занимаемся жизненными делами» [3, т. 2, с. 210]. Поэтому можно сказать, что здесь оппозиция неподвижного и подвижного не обозначена четко. Ковалев одновременно и один из многих, но и тот, кто задумывается над процессом бытия. Скорее всего перед нами «человек идеи», который предстает как «равный самому себе, почти неизменный во всех своих проявлениях, но изображенный не в бытовой, как тип, а в обобщенной, философской, символической плоскости» [9, с. 227228]. Иначе говоря, тип, статический и неподвижный персонаж, благодаря своим смысловым нагрузкам и уделенному ему писателем вниманию превращается в характер и становится в итоге носителем мысли. В данном случае Зайцев передал внутреннее размышление Ковалева, раскрывая, таким образом, погруженность человека в бесконечное время.
Возвращаясь домой, заночевав в конторе, перед лицом ночи Ковалев мысленно возвращается к Нине Андреевне. Ее способность сохранить душевную чистоту в жизненной суете начинает пониматься им как образец пребывания человека в мире. Тогда Ковалев делает вывод, что все в этом мире связано и одновременно непрочно: «правда и признак, былое и настоящее, боль прежних ран и улыбка забвения», все рано или поздно образует «туманный круговорот человеческого бытия» [3, т. 2, с. 217]. И применительно к себе он начинает ощущать тесную связь всех существ, человека и природы, частного и целого. Как правильно сказано в одной работе, «Зайцеву важно передать способность героя вознестись над повседневностью, почувствовать неумолимость судьбы, даже примириться с ней» [2, с. 653]. Думается, что Ковалеву в большей
степени, чем кому-либо из других героев, доверено выразить умонастроение писателя, которое можно сформулировать так: пессимистический вывод о тленности и исчезновении всего в круговороте бытия не означает умертвления. Напротив, этот процесс призван рождать свет в душе, свет воскресения. Отсюда и название рассказа, передающее его основную мысль.
В итоге отметим, что герои Зайцева действительно «странные люди», постигшие тихую мудрость
отъединения от жизни. Они страдают в реальной действительности, но все же примиряются и со страданием, и с потерями... Можно сказать, что в произведениях Зайцева фабула строится вокруг событий частного быта, а сюжет заключается не в конфликте человека с внешней средой, а перемещен внутрь его самого. Рисуя этих «странных людей», Зайцев раскрывает свою концепцию жизни - необходимость спокойного принятия жизни и согласия с ней.
Библиографический список
1. Воропаева Е. Жизнь и творчество Бориса Зайцева // Зайцев Б.К. Сочинения: В 3 т. Т. 1. М.: Художественная литература; ТЕРРА, 1993. C. 5-47.
2. ЗаваркинаМ.В., ХрамыхА.В. Мотив света в рассказе Б. Зайцева «Осенний свет» // Проблемы исторической поэтики, 2015. № 13. С. 647-661.
3. Зайцев Б.К. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 1, 2. М.: Русская книга, 1999. 608 с., 544 с.
4. Замятин Е.И. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 3. М.: Русская книга, 2004. 608 с.
5. Замятин Е.И. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 5. М.: Республика, Дмитрий Сечин, 2011. 559 с.
6. Келдыш В.А. Реализм и «неореализм» // Русская литература рубежа веков (1890-е - начало 1920-х годов). Книга 1. М.: ИМЛИ РАН, «Наследие», 2001. С. 259-328.
7. Михайлова М.В. Неореализм: стилевые искания // История русской литературы Серебряного века (1890-е - начало 1920-х годов). В 3 ч. Часть 1. М.: Издательство Юрайт, 2017. С. 41-77.
8. РябининаН.В. Смертная тоска студента Бенедиктова: рассказ Б.К. Зайцева «Студент Бенедиктов» // Наследие Б.К. Зайцева: проблематика, поэтика, творческие связи. Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 125-летию со дня рождения Б.К. Зайцева. Орел: ПФ «Картуш», 2006. С. 57-61.
9. Сухих И. Структура и смысл: Теория литературы для всех. СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2018. 544 с.
10. Толстой Л.Н. Война и мир. Том 2 // Толстой Л.Н. Собрание сочинений в 22 тт. Т. 5. М.: Художественная литература, 1980. С. 7-388. https://rvb.ru/tolstoy/01text/vol_5/0030_2-17.htm (дата обращения: 07.04. 2021)
References
1. VoropaevaE. The life and work of Boris Zaitsev // Zaitsev B.K. Works: In 3 v. V. 1. M.: Artistic Literature; TERRA, 1993. Pp. 5-47.
2. Zavarkina M.V., Khramykh A.V. Motif of light in Autumn Light by B. Zaitsev // Problems of historical poetics, 2015. № 13. Pp. 647-661.
3. Zaitsev B.K. Collected works: In 5 v. V. 1, 2. M.: Russian book, 1999. 608 p., 544 p.
4. Zamjatin E.I. Collected works: In 5 v. V. 3. M.: Russian book, 2004. 608 p.
5. Zamjatin E.I. Collected works: In 5 v. V. 5. M.: Respublika, Dmitrij Sechin, 2011. 559 p.
6. Keldysh V.A. Realism and "neorealism" // Russian literature in the turn of centuries (1890s - early 1920s). Book 1. M.: Institute of World Literature of the Russian Academy of Sciences, "Nasledie", 2001. Pp. 259-328.
7. MikhailovaM.V. Neorealism: style searches // The history of Russian literature in the Silver age (1890s - the beginning of 1920s): In 3 p. P. 1. M.: Urait Publishing House, 2017. Pp. 41-77.
8. Rjabinina N.V. Deathly melancholy of the student Benedictov: the short story StudentBenedictov by B.K. Zaitsev // The legacy of B.K. Zaitsev: problems, poetics, creative connections. Materials of the All-Russian academic conference for the 125th birthday anniversary of B.K. Zaitsev. Orel: PF "Cartouche", 2006. Pp. 57-61.
9. Suhih I. Structure and meaning: Literary theory for all. SPb.: Azbuka, Azbuka-Attikus, 2018. 544 p.
10. Tolstoy L.N. War and peace. V. 2 // Tolstoy L.N. Collected works in 22 v. V. 5. M.: Artistic Literature, 1980. Pp. 7-388. https://rvb. ru/tolstoy/01text/vol_5/0030_2-17.htm (Date accessed: April 7, 2021)
