CC BY
1427
УДК 930(470)
С. А. Пьянков, Е. Ю. Баранов, Н. А. Михалев
СТОЛЫПИНСКАЯ АГРАРНАЯ РЕФОРМА: ОЦЕНКИ, ПОДХОДЫ И ДИСКУССИИ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИЙСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ*
В статье исследуются основные подходы к изучению столыпинской аграрной реформы. На основе анализа научной исторической литературы последних двух десятилетий авторы выявляют основные направления изучения различных аспектов столыпинской аграрной реформы российскими историками.
The article examines main approaches to the study of the Stolypin agrarian reform. On the basis of the analysis of scientific historical literature of the last two decades the authors identify the main directions in researching various aspects of the Stolypin agrarian reform by russian scholars.
Ключевые слова: историография, столыпинская аграрная реформа, П. А. Столыпин, российская деревня, крестьянское хозяйство, община.
Keywords: historiography, Stolypin agrarian reform, P. A. Stolypin, Russian village, peasant household, community.
Аграрная история России традиционно является объектом значительного внимания исследователей. При этом интерес ученых адресован не ко всей хронологической канве, а к отдельным периодам аграрного развития. Эти периоды представляются значимыми, потому что они оказывались безусловно определяющими для формирования общего исторического пути развития народов России. Состояние сельскохозяйственного производства и положение занятых им людей в социальной структуре становились в определенные моменты истории существенным фактором реформаторских либо революционных сдвигов.
Определяя актуальность изучения современной историографии аграрного развития России начала XX в., необходимо отметить преобладание среди работ по экономической истории исследований именно по сельскохозяйственной проблематике [1]. В силу этих объективных причин процесс столыпинского аграрного реформирования привлекает внимание не только историков, опубликовавших значительное количество новых работ конкретно-исторического плана, но и внима-
* Статья подготовлена при финансовой поддержке гранта Министерства образования и науки РФ в рамках реализации мероприятий ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009-2013 гг., соглашение № 8361 от 24.08.2012.
© Пьянков С. А., Баранов Е. Ю., Михалев Н. А., 2013
ние политологов, журналистов, общественных деятелей, что вызвало появление аналитических историографических исследований [2].
Для подавляющего большинства отечественных исследователей исходной точкой современного этапа историографии аграрной истории России является начало 1990-х гг. Возникновение хронологического водораздела между современной и советской традицией историописания историографы объясняют состоянием научных исследований, обусловленных политической актуализацией исследования отечественного экономического развития накануне Первой мировой войны и революций 1917 г. Заявив о своих реформаторских намерениях, руководство провозгласившей свой государственный суверенитет Российской Федерации ставило на политическом уровне задачу выявления в досоветском прошлом позитивного опыта экономических преобразований. Такая задача имела не только прямой практический смысл, но и очевидный идеологический контекст, связанный с масштабной критикой советской науки как догматизированного явления и с обоснованием необходимости внедрения капиталистических форм ведения хозяйства в российскую сельскую экономику. Таким образом, наряду с объективной необходимостью переоценки прежних идеологических установок на процесс научного переосмысления накладывались новые политико-идеологические установки [3].
Современные историографические обзоры свидетельствуют, что именно на первую половину 1990-х гг. выпала наибольшая поляризация мнений. Мы остановим внимание на дискуссиях, проходивших в профессиональном сообществе российских ученых в последние десятилетия. Говоря о существенных различиях в историографии по вопросу о реформаторской деятельности П. А. Столыпина, необходимо отметить, что эти противоречия коренятся в разнице общего подхода к оценке уровня социально-экономического и политического развития предреволюционной России. На основе этого подхода можно выделить две полярные точки зрения.
Одна из них, продолжающая советскую историографическую традицию, исходит из того, что в начале XX в. Россия находилась в том состоянии, выход из которого был возможен только путем революции. При таком подходе упор делается на непоследовательность правительственной политики, административный нажим, тормозящий фактор самодержавия, что в конечном итоге вело к возникновению революционной ситуации [4]. Вторая точка зрения может считаться интеллектуальной реакцией историков на долгое господство первой. Суть ее состоит в том, что в стране существовала альтернативная революции возможность выхода из
кризиса путем модернизации и дальнейшего углубления реформ [5].
Сильной стороной аргументов, приводимых авторами, принадлежащими первому направлению, было использование наиболее репрезентативных массовых статистических источников и, следовательно, самый широкий состав объективных аргументов. Однако, при всех достоинствах этой позиции, определявших высокий уровень прочности ее концептуальных построений, у нее имелись видимые недостатки. Они, по мнению оппонентов, заключались в методологическом консерватизме теоретической части создававшихся исследований и игнорировании дополнительных - главным образом психологических -подходов, сосредоточении на негативных сторонах социально-экономического развития в изучении аграрного сектора экономики России начала XX в.
В современной историографии наиболее обоснованная и логически выстроенная критика такого подхода представлена в исследованиях В. Г. Тюкавкина и Э. М. Щагина, сосредоточивших свое внимание на позитивных сторонах проводимых аграрных преобразований. Чрезвычайно интересной представляется попытка В. Г. Тю-кавкина раскрыть и четко сформулировать идейно-теоретические стереотипы, сформировавшиеся в отечественной историографии при изучении проблематики аграрной политики правительства Столыпина. Первым и главным из таких стереотипов мышления историк считает восходящее еще к В. И. Ленину представление о том, что реформа была связана с первой русской революцией, заставившей самодержавие радикально изменить курс своей внутренней политики. Второй стереотип мышления связан с устоявшимся представлением о «разгроме» общин всеми средствами как главной цели реформы. И третье положение, вытекающее из второго, - это представление о повсеместном и грубом полицейском нажиме на общину с целью «разгрома». Таким образом, авторы акцентируют свое внимание на таких проблемах, как причины незавершенности аграрных преобразований, кадровые, финансовые и организационные трудности, недостаток исторического времени, а не на результатах реформ.
На наш взгляд, взвешенной, и в этом отношении ценной, представляется точка зрения В. П. Данилова, обратившего внимание на то, что столыпинские преобразования безнадежно запоздали [6]. Рассмотрев процессы реформирования в длительной исторической ретроспективе, он обратил внимание на низкую эффективность процесса реформирования: «Столыпин говорил, что для преобразования России нужны, по крайней мере, двадцать лет "покоя". Этого срока было бы явно недостаточно: за десять лет реформы из
общины уходило, по самым щедрым расчетам, по 1% крестьянских дворов в год. Общая численность крестьян-подворников выросла с 23% в 1905 г. до 30-33% в 1916 г. При всем возможном ускорении времени на реформу потребовалось бы намного больше. Да и "покой" был невозможен, ибо Россия не могла не участвовать в Первой мировой войне...» [7]
С постановкой вопроса, акцентирующей внимание на том, что формы владения и распоряжения землей в годы реформы жестко навязывались крестьянам без учета их мнения, солидарны
A. П. Корелин и К. Ф. Шацило. Историки высказывают убеждение, что эволюционное развитие деревни после 1861 г. все время тормозилось и деформировалось аграрной политикой правительства. В столыпинское время все основные проекты аграрных реформ, которые давно, порой десятилетиями, разрабатывались в ведомствах, безнадежно запаздывали с внедрением, а когда уже невозможно было затягивать, внедрялись бюрократическими методами, лихорадочно с постоянной оглядкой назад, с готовностью повернуть вспять [8].
В. П. Данилов также подчеркивает, что по своей главной сути осуществлявшиеся столыпинским правительством мероприятия по решению аграрного вопроса берут начало в проектах и программах реформаторов прежних лет. Основное направление реформирования деревни в общем и целом было ясно и понятно наиболее прогрессивным людям века XIX задолго до «аграрных беспорядков» начала XX в. Другим аспектом этой проблемы было то, что у правящих кругов было достаточно инструментов влияния, чтобы не давать хода назревшим реформам. «Все эти меры, - пишет В. П. Данилов, - могли бы изменить ситуацию в России, будь они проведены лет на 20-25 раньше (когда они были предложены Бунге), но после 1905 г. было уже поздно. Столыпинская реформа слишком откровенно была направлена на сохранение помещичьего землевладения, на раскол деревни посредством расчистки крестьянских земель от "слабых" для "сильных", слишком откровенным был при этом административный нажим на крестьян» [9].
Обозначенные выше положения, выдвинутые
B. П. Даниловым, подтверждаются и исследованиями микроуровня. Так, авторы «Истории села Старое Сидорово» Т. В. Еферина и Ю. Г. Ефе-рин подчеркивают, что вопреки давлению властей «далеко не все крестьяне стремились укрепить за собой душевой надел и выйти из общины. Подавляющее большинство предпочло остаться в ее составе. Пожалуй, основной причиной отрицательного отношения большинства крестьян к указу 9 ноября 1906 г. являлось то, что, по их мнению, община хотя бы и кое-как, но давала
жить и малоземельным, она как бы страховала крестьян от голода». Архивные документы позволяют авторам сделать категорический вывод, что «основной части крестьян реформы были безразличны» [10].
Автор аналогичного исследования по селу Лох в Нижнем Поволжье В. В. Кондрашин, анализируя документы и свидетельства устной истории, приходит к близким заключениям. В подтверждение своих выводов исследователь приводит содержание разговоров жителей села, зафиксированных в жандармских протоколах: «Закон 9 ноября выделами земли весь народ ведет к полному разорению, а выделенцы для общины являются самыми вредными, потому что... поддерживают сторону правительства. Министры и все высшие власти. есть самые крупные помещики, владеют праздно по несколько тысяч десятин земли, а выделенцы-"дураки" укрепляют только по 4-5 десятин на душу земли, вот правительство какой делает обман над народом» [11].
Точка зрения о том, что с реформой «опоздали», находит свое подтверждение и в исследовании О. Г. Вронского, который полагает, что либерально-консервативный аграрный курс пробился сквозь тяжелый панцирь традиционного общества слишком поздно, что либеральная трансформация аграрной политики самодержавия должна была уступить, но не уступила на рубеже 80-90-х гг. XIX в., когда уже вызрела идеология реформы [12].
Иную точку зрения на проблему столыпинского аграрного реформирования высказывает японский исследователь К. Мацузато. Ссылаясь на причины экономического и технологического порядка, он пишет, что невозможно объяснить тридцатилетнюю паузу после реформы 1861 г. лишь инерцией правительства и господствующего класса: «Только с окончанием мирового аграрного кризиса и в результате подъема уровня грамотности среди крестьян в силу распространения земских школ и проникновения в среду крестьянства понятия "улучшение хозяйства" впервые для передовых крестьян появилась возможность выйти из общины» [13]. Последняя позиция находит поддержку в среде российских ученых [14].
Приближение столетнего юбилея начала аграрной реформы способствовало новому витку исторических исследований, заметно расширив спектр изучаемых проблем. Столыпинское аграрное реформирование стало предметом анализа при изучении ряда смежных тем.
В фокусе исследовательского внимания оказались проблемы финансирования процесса аграрного реформирования, представленные в работах В. С. Дякина, Н. А. Проскуряковой [15]. Историки реконструируют процессы государ-
ственного финансового регулирования в аграрном секторе экономики, что, несомненно, расширяет научное понимание механизмов реализации реформы.
Новый всплеск интереса исследователей вызвала тема эволюции дореволюционной кооперации. В монографии А. П. Корелина на основе обширной документальной базы воссоздается обобщенная картина функционирования российской кооперативной системы, проанализирована правительственная политика и показана ее роль в становлении этой системы, исследованы взаимоотношения кооперативов как между собой, так и с органами местного самоуправления, в том числе в период столыпинской аграрной реформы. Кооперация трактуется и как важный фактор модернизации среднего и мелкого производства аграрного сектора экономики [16].
Другое заметное направление в исследовании проблем аграрного реформирования начала XX в. связано с изучением функционирования учреждений государственного и местного управления. Это направление представлено монографическими исследованиями Э. А. Каримова, К. И. Мо-гилевского, Н. Г. Королевой, С. А. Козлова. Авторами рассматриваются деятельность землеустроительных учреждений, опыт взаимодействия правительства П. А. Столыпина с органами земского управления и местными элитами [17].
М. А. Давыдов, исследуя особенности функционирования продовольственного рынка страны конца XIX - начала XX в., вновь подверг сомнению положение о «провале» столыпинской аграрной реформы. Исследователь утверждает, что «аграрная реформа Столыпина была глобальным преобразованием, которое начало радикальные изменения в жизни страны и имело серьезнейшие перспективы. Реформа выводила сельское хозяйство страны из стагнации, достаточно быстро меняла российскую деревню, притом качественно в лучшую сторону.». Оценивая историографию темы, автор высказывает мнение, что «по разным причинам оценка ее традиционной историографией весьма слабо соответствует действительности и нуждается в коренном пересмотре» [18].
Важной тенденцией исследования аграрного реформирования становится изучение процессов модернизации аграрной экономики России в длительной временной перспективе. Так, Г. Е. Корниловым модернизация аграрной сферы и сельского социума представляется как комплексный и сложноструктурированный процесс аграрного перехода, во время которого происходили экономическая, демографическая, политическая, культурная и правовая трансформации. Направления, темпы развития и формы проявления компонентов аграрного перехода были обусловлены
и корректировались конкретной исторической обстановкой. В данном случае процесс столыпинского аграрного реформирования рассматривается в рамках первой фазы аграрного перехода, охватывающей период конца XIX - начала XX в. и характеризующейся преобладанием экстенсивного развития [19].
Расширение проблематики изучения столыпинской аграрной реформы способствовало выявлению дискуссионных моментов. В частности, проблема оценки экономической эффективности столыпинской реформы является значимым компонентом более широкой исследовательской дискуссии по определению уровня благосостояния и связанных с ним размеров производства и потребления пищевых продуктов. Положительная оценка развития имперской России дана Б. Н. Мироновым и М. А. Давыдовым [20]. Данные авторы, основываясь на материалах антропометрических данных и процессах развития продовольственного рынка страны, отмечают успех процессов модернизации. Противоположной точки зрения придерживается С. А. Нефедов, указавший на несоответствие роста численности населения и размера производимых благ [21]. Аналогичные оценки аграрного развития России позд-неимперского периода представлены в исследованиях А. В. Островского, поставившего под вопрос обоснованность выводов Б. Н. Миронова [22]. Акцент на региональных особенностях данной проблематики сделан М. И. Родновым, отметившим качественные различия в аграрном строе различных частей России [23].
В историографии последних лет также отчетливо обозначилась тенденция к пересмотру оценки реформ П. А. Столыпина, связанная прежде всего с деятельностью Фонда изучения наследия П. А. Столыпина. Данную трактовку реформирования можно условно обозначить как «неоконсервативную», возрождающую официальный подход царского правительства. Сторонники этого направления отстаивают мнение о том, что реформа имела успех, а ее незавершенность обусловлена лишь обстоятельствами внешнего порядка, настаивая на том, что преобразования в аграрной сфере носили не корпоративный, а институциональный характер и были направлены на рост новых хозяйственных форм в процессе органической рыночной трансформации. По их мнению, премьером двигало понимание причин оскудения обоих классов земледельческих сословий, уверенность, что нужно другое, более динамичное хозяйство, как помещичье, так и крестьянское. Исследователи утверждают, что программа П. А. Столыпина не предусматривала сохранения помещиков как привилегированного класса, а усиленная мобилизация крестьянских наделов и распродажа дворянских имений выступали
как две стороны одного процесса - естественного разрушения общинного, натурального хозяйственного строя [24].
Такой подход, безусловно, отличается идеализацией в интерпретации программы аграрного реформирования, последовательности и результативности ее осуществления. Декларации и действия правительства П. А. Столыпина представляются исследователями как последовательный комплекс мероприятий, причем основное внимание акцентируется на «замыслах» и планах реформ, а не на их ходе и результатах. В изложении авторов процесс реформирования выглядит как абсолютно новаторский и не связывается ни с предшествующим опытом, ни с событиями последующего периода российской истории, а потому выглядит излишне дискретным [25]. В то же время в качестве несомненного достижения этого направления российской историографии следует отметить особое внимание к систематизации и аккумулированию исторического знания по рассматриваемой проблеме, что нашло отражение в публикации исторических документов и подготовке крупных энциклопедических изданий, имеющих фундаментальное значение для исторической науки [26].
Явная идеализация столыпинской реформы предоставляет оппонентам возможность для обоснованной критики таких взглядов. Противники «неоконсервативной» точки зрения, опираясь на достижения отечественной историографии и архивные материалы, опровергают положение о безусловной успешности столыпинского аграрного реформирования [27]. Так, В. Б. Безгин и Н. В. Токарев отмечают, что «российское крестьянство в большинстве своем оказалось не готово отказаться от традиционного уклада в пользу индивидуального землепользования. Преимущества последнего не были столь очевидными, а община же, напротив, демонстрировала свою приспособляемость» [28].
Исследования, рассматривающие процесс аграрного реформирования в рамках длительной хронологической ретроспективы, показали, что решение крестьянского вопроса и содержание преобразований определялись не только социальной реальностью, но и интеллектуальной средой, в которой действовали реформаторы [29]. Аграрные преобразования не являлась исключительным результатом творчества П. А. Столыпина и его сподвижников, реформы были подготовлены всем ходом сорокалетней пореформенной эволюции российской деревни. Преобразования были продиктованы опасностью аграрных беспорядков, в качестве источника которых реформаторы видели общину. Конкретная реализация реформы, имевшая и несомненные положительные результаты, осуществлялась большей
частью не за счет прирезок государственных или помещичьих земель, а за счет разрушения общинного землепользования, переселения крестьян на окраины империи [30].
Особенностью современного этапа развития российской историографии стало бурное развитие региональных исследований по аграрной проблематике. Наряду с работами отдельных исследователей в Ярославле, Калининграде и других городах, историография столыпинской аграрной реформы представлена крупными региональными школами историков-аграрников Центрально-черноземного района и Среднего Поволжья, Сибири, Урала, специализирующимися на изучении аграрного сектора экономики.
Несмотря на региональную специфику, во всей совокупности исследований можно наметить ряд тематических направлений. Первое рассматривает проблему аграрного реформирования в рамках изучения сословных структур и социальной психологии и менталитета крестьянского населения [31]. Второе - направлено на изучение проблем аграрного реформирования в рамках макроэкономического подхода. Исследования аграрных изменений в данном случае ведутся на примере аграрного рынка и организационных систем крестьянского и помещичьих хозяйств [32]. В качестве третьего направления можно обозначить исследования, направленные на изучение региональных агротехнологических особенностей развития, а также специфики и механизмов внедрения инноваций в аграрной сфере [33]. В качестве четвертой, отдельной группы исследований можно выделить работы, связанные с изучением локальных моделей реализации столыпинской аграрной реформы. Внимание этой группы исследователей концентрируется на механизмах, итогах и последствиях столыпинской аграрной реформы [34].
Таким образом, современный этап историографии характеризуется, прежде всего, резким расширением тематики и географии исследований, углубленным изучением местных архивных фондов и региональной статистики, что позволяет более основательно проводить теоретический анализ, реконструировать сложные процессы землеустройства, развития региональных аграрных рынков, технологической и социальной модернизации в российской деревне. Оценки столыпинской аграрной реформы в современной российской историографии неоднозначны. Являясь узловой проблемой в исследовании аграрного сектора экономики России, она привлекает пристальное внимание не только профессионального сообщества ученых, но и журналистов, политических деятелей, что сказывается на особенностях дискуссий, зачастую приобретающих излишне политизированный и эмоциональный характер. В заключение представляется важным
отметить необходимость продолжения исторических исследований модернизационного эффекта аграрных преобразований начала XX в. в общероссийском и региональном аспектах. Это позволит выявить особенности динамики аграрного развития регионов России и дать новые оценки влияния столыпинской аграрной реформы на социально-экономическую ситуацию в стране.
Примечания
1. Ланской Г. Н. Отечественная историография экономической истории России начала XX века. М., 2010.
2. Рогалина Н. Л. Столыпинская аграрная реформа: современная историографическая ситуация // Российская история. 2012. № 2. С. 157-164; Зоркова Н. Л. Столыпинская аграрная реформа: история изучения // Вестник НИИ гуманитарных наук при Правительстве Республики Мордовия. 2010. Т. 14. № 2. С. 64-72; Храмков А. А. Столыпинские реформы в Сибири в оценках современных историков // Вестник Томского государственного университета. История. 2009. № 3. С. 87-94; Каршин В. Ю. Реформы П. А. Столыпина: перекрестки мнений современных историков // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. 2007. № 2. С. 3-9; и др.
3. Тюкавкин В. Г. Великорусское крестьянство и столыпинская аграрная реформа. М., 2001. С. 126; Ушаков Н. М. Власть и крестьяне России на путях модернизации (XIX - начало XX в.): проблемы историографии. Астрахань, 2001. С. 98-99.
4. Анфимов А. М. Тень Столыпина над Россией // История СССР. 1991. № 4. С. 112-121; Он же. Царствование императора Николая II в цифрах и фактах // Отечественная история. 1994. № 3. С. 58-76; Он же. П. А. Столыпин и российское крестьянство. М., 2002; Ковальченко И. Д. Столыпинская аграрная реформа (мифы и реальность) // История СССР. 1991. № 2. С. 52-72; Он же. Аграрный строй России второй половины XIX - начала XX в. М., 2004; Зырянов П. Н. Крестьянская община Европейской России в 1907-1914 гг. М., 1992; Он же. Петр Столыпин: политический портрет. М., 1992; и др.
5. Тюкавкин В. Г. Влияние Столыпинской аграрной реформы на русское крестьянство // Вестник Российского гуманитарного научного фонда. 2001. № 1. С. 29-34; Он же. Землеустройство - главное направление второго этапа столыпинской аграрной реформы // Формы сельскохозяйственного производства и государственное регулирование: XXIX сессия симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. М., 1995. С. 116-129; Он же. Столыпинское реформирование - попытка решения срочной проблемы укрепления российской государственности // Власть и общество России в прошлом и настоящем: сб. ст. по материалам научных чтений, посвященных 90-летию со дня рождения проф. Д. С. Бабурина. 22-23 сентября 1999 г. М., 2000. С. 161-172; Щагин Э. М. Столыпинская аграрная реформа: ее результаты и судьба // Формы сельскохозяйственного производства и государственное регулирование: XXIV сессия симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. М., 1995. С. 130-149; Он же. Столыпинская реформа за Уралом России: переселение, освоение целины и развитие инфраструктуры сельского хозяйства // Динамика и тем-
пы аграрного развития России: инфраструктура и рынок: материалы XXIX сессии симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. Орел, 2006. С. 239251; и др.
6. См.: Данилов В. П. Аграрная реформа и аграрная революция // Великий незнакомец: крестьяне и фермеры в современном мире. М., 1992. С. 310-321.
7. Он же. Аграрные реформы и аграрная революция в России // История крестьянства России в XX веке: избр. тр. М., 2011. Ч. 2. С. 276.
8. Корелин А. П., Шацило К. Ф. П.А. Столыпин. Попытка модернизации сельского хозяйства России // Судьбы российского крестьянства. М., 1995. С. 53.
9. Данилов В. П. Насилие против насилия (Крестьянская революция в России. 1902-1922 гг.) // История крестьянства России в XX веке: избр. тр. М., 2011. Ч. 2. С. 219.
10. См.: Еферина Т. В., Еферин Ю. Г. История села Старое Сидорово // Крестьяноведение. Теория. История. Современность: ежегодник. 1996. М., 1996. С. 160-205.
11. См.: Кондрашин В. В. История села Лох // Крестьяноведение. Теория. История. Современность: ежегодник. 1997. М., 1997. С. 176-216.
12. Вронский О. Г. Государственная власть России и крестьянская община в годы «великих потрясений» (1905-1917). М., 2000. С. 264.
13. Мацузато К. Индивидуалистические коллективисты или коллективистские индивидуалисты? Новейшая историография по российским крестьянским общинам // Новый мир истории России. М., 2001. С. 187-201.
14. Рогалина Н. Л. Власть и аграрные реформы в России XX века. М., 2010. С. 194.
15. Дякин В. С. Деньги для сельского хозяйства, 1892-1914 гг.: Аграрный вопрос в экономической политике царизма. СПб., 1997; Проскурякова Н. А. Земельные банки Российской империи. М., 2002.
16. Корелин А. П. Кооперация и кооперативное движение в России 1860-1917 гг. М., 2009.
17. Ковалев Д. В. Аграрные преобразования и крестьянство столичного региона в первой четверти XX века (по материалам Московской губернии). М., 2004; Каримов А. Э. Докуда топор и соха ходили: очерки истории земельного и лесного кадастра в России XVI - начала XX в. М., 2007; Могилевский К. И. Столыпинские реформы и местная элита: Совет по делам местного хозяйства (1908-1910). М., 2008; Козлов С. А. Аграрная рационализация в Центрально-Нечерноземной России в пореформенный период: (по материалам экономической печати). М., 2008; и др.
18. Давыдов М. А. Всероссийский рынок в конце
XIX - начале XX в. и железнодорожная статистика. СПб., 2010. С. 807.
19. Корнилов Г. Е. Основные тенденции аграрного развития в XX веке // Динамика и темпы аграрного развития России: инфраструктура и рынок: XXIX сессия симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. М., 2004. С. 166-170; Он же. Трансформация аграрной сферы Урала в первой половине XX века //
XX век и сельская Россия: российские и японские исследователи в проекте «История российского крестьянства в XX веке». Токио, 2005. С. 286-316; Он же. Аграрная модернизация России в XX в.: региональный аспект // Уральский исторический вестник. 2008. № 2 (19). С. 4-14; и др.
20. Миронов Б. Н. Достаточно ли производилось пищевых продуктов в России в XIX- начале XX в.? //
Уральский исторический вестник. 2008. № 3 (20). С. 8395; Он же. Модернизация имперской России и благосостояние населения // Российская история. 2009. № 2. С. 137-155; Он же. Благосостояние населения и революции в имперской России: XVIII - начало XX века. М., 2010; Он же. Страсти по исторической антропометрии // Вопросы истории. 2011. № 4. С. 122-140; Давыдов М. А. К вопросу о потреблении населения в России в конце XIX - начале XX в. // Российская история. 2009. № 2. С. 168-176; Он же. Осторожнее со статистикой // Вопросы истории. 2011. № 3. С. 129138; и др.
21. Нефедов С. А. Демографически-структурный анализ социально-экономической истории России: конец XV - начало XX века. Екатеринбург, 2005; Он же. Влияние революции 1917 г. на динамику потребления пищевых продуктов // Уральский исторический вестник. 2008. № 3 (20). С. 96-107; Он же. О связи демографических показателей и потребления в России конца XIX - начала XX в. // Российская история. 2009. № 2. С. 155-162; Он же. Уровень жизни населения в дореволюционной России // Вопросы истории. 2011. № 5. С. 127-136; и др.
22. Островский А. В. О модернизации России в книге Б. Н. Миронова // Вопросы истории. 2010. № 10. С. 119-140; Он же. К итогам спора об уровне жизни в дореволюционной России // Вопросы истории. 2011. № 6. С. 129-144.
23. Роднов М. И. Осторожно, статистика! // Вопросы истории. 2008. № 8. С. 172-175; Он же. Третья Россия (о крестьянстве и не только) // Российская история. 2009. № 2. С. 163-168; Он же. Пространство хлебного рынка (Уфимская губерния в конце XIX - начале XX в.). Уфа, 2012.
24. Шелохаев В. В. П. А. Столыпин - синтез интеллекта и воли // Отечественная история. 2005. № 4. С. 77-85; Пожигайло П. А., Шелохаев В. В. Петр Аркадьевич Столыпин: Интеллект и воля. М., 2005; Пожигайло П. А. Столыпинская программа преобразования России (1906-1911). М., 2007; и др.
25. См., например: Шелохаев В. В. Столыпинский тип модернизации России // Российская история. 2012. № 2. С. 18-36; Могилевский К. И. Столыпин и модернизация России. Компоненты программы // Родина. 2012. № 4. С. 8-13.
26. П. А. Столыпин. Программа реформ. Документы и материалы: в 2 т. / под ред. П. А. Пожигайло. М., 2003. Т. 1, 2; Столыпин П. А. Переписка. М., 2004; П. А. Столыпин. Грани таланта политика / под общ. ред. П. А. Пожигайло. М.: РОССПЭН, 2006; Петр Аркадьевич Столыпин: Энциклопедия / отв. ред. В. В. Шелохаев. М., 2011.
27. Зиновьев В. П. Петр Аркадьевич Столыпин в контексте российской истории и политики // Вестник Томского государственного университета. 2012. № 1 (17). С. 31-30; Шиловский М. В. А была ли столыпинская реформа в Сибири? // Вестник Томского государственного университета. 2012. № 1 (17). С. 25-28; и др.
28. См.: Безгин В. Б., Токарев Н. В. Позолоченная тень П. А. Столыпина // История в подробностях. 2011. № 8. С. 68-77.
29. Иллерицкая Н. В. Прошлое в современности: к вопросу о технологии конструирования политического события // Вестник Российского государственного гуманитарного университета. 2012. № 1. С. 150-160.
30. См.: Слепнев И. Н. Сколько земли фермеру нужно? (к вопросу о предпосылках столыпинской аг-
рарной реформы) // Гуманитарные науки в Сибири. 2012. № 2. С. 11-14.
31. Безгин В. Б. Крестьянская повседневность (традиции конца XIX - начала XX века). М.: Тамбов, 2004; Сухова О. А. «Общинная революция» в России: социальная психология и поведение крестьянства в первые десятилетия XX века (по материалам Среднего Поволжья). Пенза, 2007; Она же. Десять мифов крестьянского сознания: Очерки истории социальной психологии и менталитета русского крестьянства (конец
XIX - начало XX в.): по материалам Среднего Поволжья. М., 2008; и др.
32. Александров Н. М. Отхожие промыслы крестьян Верхнего Поволжья в конце XIX - начале XX века. Ярославль, 2007; Никулин В. Н. Помещики Северо-Запада России во второй половине XIX - начале
XX века. Калининград, 2005; Никулин П. Ф. Экономический строй крестьянского хозяйства Западной Сибири начала XX века. Томск, 2009; Кругов А. И. Крестьянское хозяйство России в конце XIX - первой четверти XX в. (на материалах Ставрополья, Кубани, Дона). Ставрополь, 2008; Хоруев Ю. В. Крестьянство Северного Кавказа в конце XIX - начале XX века (1890-1917 гг.): на примере Терской области. Владикавказ, 2008; Марискин О. И. Государево тягло: Налогообложение крестьянства России во второй половине XIX - первой трети XX века (по материалам Среднего Поволжья). Саранск, 2004; Тагиро-ва Н. Ф. Рынок Поволжья (вторая половина XIX -начало XX в.). М., 1999; Еферина Т. В. Социальные проблемы крестьянства и модели социальной поддержки населения (вторая половина XIX - конец XX в.). Саранск, 2003; Роднов М. И. Крестьянство Уфимской губернии в начале XX века (1900-1917 гг.): социальная структура, социальные отношения. Уфа, 2002; Род-нов М. И., Дегтярев А. Н. Хлебный рынок Уфимской губернии в конце XIX - начале XX века. Уфа, 2008; и др.
33. Ефременко А. В. Земская агрономия и ее роль в эволюции крестьянской общины. Ярославль, 2002; Есиков С. А., Есикова М. М. Сельскохозяйственное просвещение и аграрная культура России в конце XIX - начале XX веков (1880-е - 1917 гг.). СПб., 2008; и др.
34. Невская Т. А. Столыпинская реформа на Северном Кавказе. СПб.: Нестор, 1997; Дорофеев М. В. Земельные отношения в Томской губернии во второй половине XIX - начале XX в. Новокузнецк, 2007; Балыбердин Ю. А. Региональные особенности столыпинской аграрной реформы (по материалам Вят-ско-Камского региона) // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. 2006. № 15. С. 24-27; Волгирева Г. П. Общероссийская сельскохозяйственная печать и «Пермский вестник землеустройства» // Вестник Пермского университета. Сер.: История. 2010. Вып. 2 (14). С. 74-81; Костина Е. Г. Реализация столыпинской аграрной реформы в Вятской губернии. Киров, 2010; Разгон В. Н., Храм-ков А. А., Пожарская К. А. Столыпинская аграрная реформа и Алтай. Барнаул, 2010; Белянин Д. Н. Качество колонизационного фонда в Западной Сибири 1906-1914 гг. // Гуманитарные науки в Сибири. 2010. № 1. С. 56-59; Белянин Д. Н. Переселение крестьян в Сибирь в годы аграрной реформы // Российская история. 2011. № 1. С. 86-95; и др.
УДК 796:930(470)
М. А. Смирнов
ФИЗИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ КОНЦА XIX - НАЧАЛА XX в. В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
В статье рассматривается историография становления и развития физической культуры в Российской империи. Анализируются и обобщаются исследования ученых по проблеме дореволюционной истории физической культуры. Статья касается работ по истории становления и развития физической культуры в Вятской губернии в конце XIX - начале XX в.
The article discusses the historiography of the formation and development of physical culture in the Russian Empire. It analyzes and summarizes scientists' researches on the issue of pre-revolutionary history of physical culture. The paper deals with the works on the history of physical culture in the Vyatka province in the late XIX - early XX centuries.
Ключевые слова: Вятская губерния, историография, физическая культура, спорт.
Keywords: Vyatka province, historiography, physical culture and sports.
Проблема развития спорта и физической культуры стоит очень остро в данный исторический период развития России. Спортивные достижения оказывают влияние на политическое положение страны в мире, на воспитание подрастающего поколения, поэтому государство все больше уделяет внимания вопросам развития и продвижения разных спортивных видов. В этом направлении работают министерства, спортивные федерации, ведомства, управления, итогом работы которых можно считать получение разрешения на право проведения крупных общемировых праздников спорта, таких как спортивная универсиада в Казани 2013 г., зимняя олимпиада в Сочи 2014 г. и проведение чемпионатов мира по различным видам спорта. Все это свидетельствует о повышении значимости физической культуры в развитии Российской Федерации, а исторический опыт становления и организации физической культуры может быть полезен в более совершенном и качественном осознании этой проблемы. Поэтому важно осмысление истории физической культуры в Российской империи с точки зрения отечественной историографии.
Современники рассматриваемого периода, анализируя проблемы физической культуры, выделяли два направления: физическое воспитание и спорт. Хотя в понятие физического воспитания они включали различные значения, такие как
© Смирнов М. А., 2013
