Научная статья на тему 'Стилизация гофмановской традиции в рассказе А. К. Толстого "Упырь" (к вопросу о рецепции Гофмана в русской литературе XIX - начала XX веков)'

Стилизация гофмановской традиции в рассказе А. К. Толстого "Упырь" (к вопросу о рецепции Гофмана в русской литературе XIX - начала XX веков) Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
706
120
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
Э.Т.А. ГОФМАН / А.К. ТОЛСТОЙ / ALEKSEY KONSTANTINOVICH TOLSTOY / ГОФМАНОВСКИЙ КОМПЛЕКС / ДВОЕМИРИЕ / ДВОЙНИЧЕСТВО / ТЕМА РОДОВОГО ПРОКЛЯТИЯ / РОМАНИЧЕСКАЯ ИРОНИЯ / ПРИЕМ "ОЖИВЛЕНИЯ НЕЖИВОГО" / E. T. A. HOFFMANN / E. T. A. HOFFMANN''S COMPLEX / DUALITY / FAMILY CURSE THEME / ROMANTIC IRONY / "UNDEAD"

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Королёва Вера Владимировна

Статья посвящена комплексному исследованию восприятия гофмановской традиции в русской литературе на примере рассказа А.К. Толстого «Упырь», который стал важным этапом в процессе формирования феномена гофмановского комплекса. В работе выделяются и описываются общие черты рассказа Толстого «Упырь» и ряда гофмановских произведений («Вампиризм», «Эпизод из жизни трех друзей», «Приключения в Новогоднюю ночь», «Эликсиры дьявола»). Сходство проблематики (двоемирие, тема родового проклятия, тема ожившего портрета, двойничество), некоторых образов (человек в домино, образ пунша) и их воплощение имеет много общего с Гофманом. Присущая немецкому романтику игра с читателем, ироническое начало, а также прием «оживления неживого» стали частью толстовского художественного метода.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Stylisation of tradition of E. T. A. Hoffmann in Aleksey Konstantinovich Tolstoy''s novella "The Vampire": (on the issue of E. T. A. Hoffmann''s reception in the Russian literature of the 19th-the early 20th centuries)

The article is devoted to the complex study of perception of E. T. A. Hoffmann’s traditions in the Russian literature on the example of the novella of Aleksey Konstantinovich Tolstoy "The Vampire", which was an important step in the process of formation of the phenomenon of E. T. A. Hoffmann’s complex. The general features of Aleksey Konstantinovich Tolstoy's novella "The Vampire" and some of E. T. A. Hoffmann’s works are described in the work. Community issues (real and imaginary worlds, the theme of the family curse, the theme of the animated portrait, alter ego), some images (the man in dominoes, the image punch) and their implementation has much in common with E. T. A. Hoffmann. E. T. A. Hoffmann’s game with the reader and an ironic beginning and reception of the "undead" were the part of Aleksey Konstantinovich Tolstoy's artistic method.

Текст научной работы на тему «Стилизация гофмановской традиции в рассказе А. К. Толстого "Упырь" (к вопросу о рецепции Гофмана в русской литературе XIX - начала XX веков)»

УДК 821.161.1.09" 19''

Королева Вера Владимировна

кандидат филологических наук Владимирский государственный университет имени А.Г. и Н.Г. Столетовых, г. Владимир

queenvera@yandex.ru

СТИЛИЗАЦИЯ ГОФМАНОВСКОЙ ТРАДИЦИИ В РАССКАЗЕ А.К. ТОЛСТОГО «УПЫРЬ» (к вопросу о рецепции Гофмана в русской литературе XIX - начала XX веков)

Статья посвящена комплексному исследованию восприятия гофмановской традиции в русской литературе на примере рассказа А.К. Толстого «Упырь», который стал важным этапом в процессе формирования феномена гофмановского комплекса. В работе выделяются и описываются общие черты рассказа Толстого «Упырь» и ряда гофмановских произведений («Вампиризм», «Эпизод из жизни трех друзей», «Приключения в Новогоднюю ночь», «Эликсиры дьявола»). Сходство проблематики (двоемирие, тема родового проклятия, тема ожившего портрета, двойничество), некоторых образов (человек в домино, образ пунша) и их воплощение имеет много общего с Гофманом. Присущая немецкому романтику игра с читателем, ироническое начало, а также прием «оживления неживого» стали частью толстовского художественного метода.

Ключевые слова: Э.Т.А. Гофман, А.К. Толстой, гофмановский комплекс, двоемирие, двойничество, тема родового проклятия, романическая ирония, прием «оживления неживого».

Э.Т.А. Гофман, великий немецкий писатель, вошел в историю литературы благодаря своему неповторимому стилю, который можно определить как «гофмановский комплекс» [8, с. 117-123]. Так сложилось, что в XIX веке Гофман был популярнее в России, чем в самой Германии, а его творчество стало важным элементом русской культуры. Гофмановские черты прослеживаются у многих писателей XIX века: А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, А. Погорельского, Ф.М. Достоевского, М.Е. Салтыкова-Щедрина и др. Традиция Гофмана ощутимо присутствует также и в произведениях А.К. Толстого, который органично воспринял творчество немецкого романтика.

А.К. Толстой познакомился с творчеством Гоф -мана, скорее всего, благодаря своему дяде А. А. Перовскому, который был писателем и публиковал свои работы под псевдонимом Антоний Погорельский. Перовский активно занимался воспитанием племянника и посвятил ему одно из своих произведений - волшебную повесть «Черная курица, или Подземные жители» (1829). Погорельский сам был поклонником Гофмана и, возможно, даже был лично знаком с ним, так как в период с 1813 по 1816 годы находился в Дрездене, где жил в этот период Гофман. Чтобы познакомить воспитанника с литературой и культурой гофмановской Германии, Погорельский организовал для Алексея путешествие в Европу.

Не удивительно, что под влиянием Погорельского и Гофмана Толстой в одном из своих первых прозаических сочинений - «Упырь» (1841) - обращается к жанру фантастической повести. Безусловно, Толстой в рассказе опирается на широкую литературную традицию, связанную с темой вурдалака, упыря, которая берет свои истоки из фольклора. Эти народные легенды были хорошо известны в литературной обработке («Кристабель» С.Т. Кольриджа, «Кармилла» Д.Ш. ле Фаню, баллада И.В. Гете «Коринфская невеста», которую А. Толстой сам пере-

вел, новелла Э.Т.А. Гофмана «Вампиризм», «Гяур» Байрона, повесть Д. Полидори «Вампир», «Смарра или Демоны ночи» Ш. Нодье, «Гузла» П. Мериме, «Влюбленная покойница» Т. Готье, «Киевские ведьмы» О. Сомова и др.).

Несомненно, рассказ Толстого восходит и к гофмановской традиции, имеет общую тематику и схожие стилистические черты. Однако критики заметили это не сразу. Так, В.Г. Белинский посчитал фантастику «Упыря» противоположной гофмановской фантастике [1, т. 5, с. 473-474]. Тем не менее в последующих критических работах все настойчивее звучит мысль о близости «Упыря» традиции Гофмана, о чем писали Н.И. Дюнькин и А.И. Новиков, А. Левинстим, И. Ямпольский, Л.П. Бельский и др. Например, Д. Д. Языков отмечает использование А. Толстым гофмановского метода, который он «применил к русской обстановке» [13, с. 19], С.А. Венгеров пишет, что Толстой использует в рассказе «фантастику в стиле Гофмана и дяди - воспитателя Толстого, Перовского-Погорельского» [4, т. 1, с. 10].

Современный исследователь А. А. Карпов в комментариях к изданию «Упыря» указывает на тесную связь рассказа «с фантастической литературой предромантической и романтической эпохи» и, в частности, с «Эликсирами дьявола» (1816) Э.Т.А. Гофмана [7, с. 664]. На сюжетные переклички с этим романом указывают также А. А. Полякова и О.В. Федунина: «Путешествие героя и возвращение его назад в Россию перекликается с сюжетной схемой "Эликсиров сатаны" Гофмана, где монах Медард путешествует из Германии в Италию и обратно» [11, с. 49].

Многочисленность отсылок критиков к Гофману в отношении рассказа «Упырь» Толстого, но отсутствие работ по этой проблематике делают тему особенно актуальной. Сопоставительный анализ рассказа Толстого «Упырь» и ряда произведений немецкого романтика позволит раскрыть пути

130

Вестник КГУ ^ № 2. 2018

© Королева В.В., 2018

и способы трансформации гофмановских приемов в художественном мире русского писателя. Кроме того, творчество Толстого вслед за Пушкиным, Гоголем, Погорельским и др. становится важным этапом на пути формирования гофмановского комплекса, который будет особенно актуальным в литературе символизма.

Рассказ Толстого «Упырь» перекликается с рядом новелл Гофмана: «Вампиризм», «Эпизод из жизни трех друзей», «Приключения в Новогоднюю ночь» и романом «Эликсиры дьявола». Вслед за Гофманом Толстой использует традиционное романтическое двоемирие и двойничество. Общие черты также прослеживаются в проблематике произведений - теме родового проклятия, а также в ряде образов: инфернального персонажа - черта (Дапертутто - человек в домино), образа пунша (напитка), образа портрета, а также в сюжетных перекличках - мотиве брошенной невесты. Неотъемлемой частью гофмановского стиля становится романтическая ирония, которая вырывается на поверхность сквозь «серьезное» повествование и проявляется в приеме «оживления неживого».

В первую очередь в рассказе Толстого «Упырь» нашло воплощение романтическое двоемирие, которое было присуще многим произведениям немецкого романтика. Герои Гофмана живут в реальном мире, но пересекаются с мифологическим, сказочным или потусторонним мирами. Так, например, инфернальные герои в новелле «Вампиризм» вмешиваются в жизнь обычных людей, нарушая ее естественное течение. А в новелле «Повелитель блох» присутствуют два мира: мир реальный и мир мифа, которые неразрывно связаны друг с другом. Герои Гофмана часто имеют двойников в «другом» мире. В «Повелителе блох» разрешение конфликта, наметившегося в мифологическом мире, Гофман переносит в мир действительности, поэтому все действующие в сказке лица выступают в двойном обличье - реальном и мифологическом: Перегринус - король Секакис, Дертье - принцесса Гамахея, Георг Пепуш - чертополох Цехерит, господин Legenie - гений Тетель, т-г Пиявка - принц пиявка, няня Алина - королева Голконды.

В рассказе «Упырь» действие происходит в реальном мире, но намеками утверждается существование мира инфернального - нечистой силы, упырей. Связь миров подтверждается материальным свидетельством - дощечкой с каббалистическими знаками, которую черт вручил Пьетро в знак заключенной сделки. Символическим связующим звеном между мирами становится образ дома Бригадирши, который объединяет три географических пространства - Россию, Италию и Грецию - и является, по мнению исследователя С.Ф. Васильева, «чертовым местом», в котором «актуализируется непосредственная связь с адом» [3, с. 29]. Этот дом в России построен итальянским архитектором.

В Италии же находится вилла Пьетро, которую называют чертовым домом. Она расположена на том самом месте, где некогда находился языческий храм, посвященный Гекате и ламиям, и символизирует собой врата в ад, поэтому не удивительно, что на ней обитают нечистые духи, привидения и вампиры: «Многие пещеры и подземельные ходы этого храма... ведут глубоко в недра земли, и древние думали, что они имеют сообщение с тартаром». Толстой поясняет, что ламии, или эмпузы, имеют сходство с нашими упырями, и «поныне еще бродят около посвященного им места, принимая всевозможные виды, чтобы заманивать к себе неопытных людей и высасывать из них кровь» [13, с. 49].

Переход из мира реального в мир мифологический в рассказе «Упырь» Толстого осуществляется с помощью пунша. По свидетельству Владимира, три друга, ночуя на вилле, выпивают пунша, который порождает галлюцинации: «Я ж в этом вполне уверен, ибо у меня от одного стакана закружилась голова, а Антонио начал шататься и даже упал на совершенно ровном месте» [13, с. 64]. Друзья, которые находятся в разных комнатах, видят разные события: Рыбаренко является Владимир, который уговаривает обнять его. Владимиру кажется, что он убивает Антонио. Антонио же отправляется в Грецию на суд трех богинь.

То же самое мы наблюдаем у Гофмана. В новелле «Приключения в Новогоднюю ночь» Юлия дает Эразму дьявольский напиток: «Посреди подноса, меж бокалов с горячим пуншем играл и искрился прекрасный хрустальный фиал, по видимости, тоже с пуншем. И вот Юлия выбрала именно этот хрустальный кубок, сверкающий странными огнями, и поднесла его мне» [5, т. 1, с. 267]. Напиток оказывает дурманящее действие: «Кубок был выпит до дна, и в тот же миг я неведомым образом перенесся в маленькую комнатку, озаренную одиноким огнем алебастрового светильника» [5, т. 1, с. 267].

Двоемирие в творчестве Гофмана, как правило, связано с переплетением нескольких сюжетных линий, оно порождает многочисленных двойников, что приводит к запутыванию читателя. Например, в романе «Эликсиры дьявола» Гофман настолько раздваивает персонажей, создавая им двойников, что сами герои порой перестают понимать, кто они есть на самом деле. Медардус переодевается в Викторина, Викторин - в монаха Медардуса, появляется еще один двойник, похожий на них обоих. Медардус же выдает себя за Леонарда Крчинско-го и т. д. Ситуация осложняется историей грехопадения рода художника Франческо и рассказом о судьбе нескольких поколений его рода. Связующим звеном между этими поколениями является образ Художника, от которого пошел родовой грех, а также образы-символы розы и креста, которые сопровождают героев. Кроме того, важное символическое значение имеет образ ножа, который воз-

никает в руках потомков в самые ответственные моменты - как знак судьбы и искупления родового греха кровью.

Толстой вслед за Гофманом соединяет несколько сюжетных линий, в которых принимают участие три поколения семьи Островичевых: Марфа - Амвросий, Пьетро - Прасковья Андреевна, Даша и Руневский. Толстовская манера повествования создает ощущение двусмысленности: автор сначала нагнетает обстановку таинственностью, а затем дает конкретные факты, которые весьма убедительно объясняют происходящее, ставя под сомнение мистическую подоплеку. Однако видимые последствия контакта с миром инфернальным (шрам на шее, доска с кабалистическими знаками и др.) тоже сохраняются. Эта особенность была также подмечена А.А. Поляковой и О.В. Федуни-ной: «во всем тексте повести нет ни одного явного свидетельства вторжения злых сил в мир людей. Все упоминающиеся случаи такого рода скрыты под маской предположения, сна, бреда безумца, сомнительного предания или легенды» [11, с. 267].

Вслед за Гофманом Толстой в своем рассказе поднимает и тему родового проклятия, связанную с событиями, произошедшими со старшими членами семьи: «Дашина бабушка, урожденная Островичева, происходит от древней венгерской фамилии. ОбЮгоуюту Герб ее был: черная летучая мышь в красном поле. Говорят, что бароны 081огоую7у хотели этим означать быстроту своих ночных набегов и готовность проливать кровь своих врагов. Враги эти назывались Те11ага и, чтоб показать свое преимущество над прадедами бригадирши, приняли в герб свой филина, величайшего врага летучей мыши. Марфа 081огоую7у, супруга последнего барона этого имени, женщина необыкновенной красоты, но жестокого сердца, пленилась наружностью и воинскою славой Амвросия Те11ага, прозванного Амвросием с широким мечом. В одну ночь она впустила его в замок и с его помощью задушила мужа. Злодеяние ее, однако, не осталось без наказания, ибо рыцарь Амвросий, видя замок 081огоуюту в своей власти, последовал голосу врожденной ненависти и, потопив в Дунае всех приверженцев своего врага, предал его замок огню» [13, с. 60]. Клеопатра Платоновна подтверждает правдивость этой легенды: «. уверяю вас, что преступление Марфы было наказано почти на всех ее потомках. Многие из них уже в России умерли насильственною смертью, другие сошли с ума, а, наконец, тетушка бригадирши, та самая, коей вы видите пред собою портрет, будучи невестою ломбардского дворянина Пьетро д'Урджина...» [13, с. 60], умирает с горя вскоре после того, как ее жених исчезает.

В романе Гофмана «Эликсиры дьявола» мы находим подобную ситуацию. Во внешнем сюжете произведения одной из главных является пробле-

ма фатума, роковой судьбы, которая довлеет над родом Франческо. Проблема рока, или судьбы, -представление о непостижимой силе, действием которой обусловлены как отдельные события, так и вся жизнь человека [9, т. 2, с. 471] - была популярна в готической литературе и, несомненно, повлияла как на Гофмана, так и на Толстого. Гофман по-своему решает эту проблему. Главному герою Медардусу предначертано искупить грехи рода, которые начались с его предка художника Франче-ско, для этого он должен пройти путь от непорочности к греху, а затем к святости. Этот путь олицетворяет судьбу не только одного героя, но и всего рода. Тема родового греха у Гофмана, несмотря на запутанность сюжета, имеет четкую концепцию и в конце романа находит логическое завершение. Налицо не только сходство, но и различие. У Толстого тема родового проклятия не имеет однозначного решения, так как к легенде рода Островиче-вых примешивается история Пьедро, продавшего душу дьяволу. Линия греха Пьедро завершается разбитием каменной доски с кабалистическими знаками, которую ему ранее вручил черт. А сюжетная линия Островичевых, кроме самоубийства Рыбаренко, обручения Даши и намека на укус ее вампирами, так и остается непроявленной.

По мнению Рыбаренко, Бригадирша имеет виды на свою внучку Дашу. Возможно, Толстой почерпал мотив кровного вампиризма из новеллы Гоф -мана «Вампиризм», с которой налицо сюжетное сходство: к графу Ипполиту приезжают дальние родственники: баронесса-вампирша со своей дочерью Аврелией. Гофман подчеркивает противоестественную природу баронессы: «он схватил руку баронессы, но в тот же миг почувствовал, что у него точно слова оборвались на языке и холод пробежал по жилам. Рука баронессы судорожно стиснула его пальцы, точно рука мертвеца, и вся она, мгновенно переродившись, вдруг взглянула на него неподвижным, мертвым лицом» [5, т. 4, кн. 1, с. 404].

Баронесса стала встречаться с Урианом - незнакомцем лет около сорока, который «сохранил вполне юношескую свежесть и вообще мог назваться красавцем, но, несмотря на это, был всегда противен Аврелии, в особенности своими манерами, которые при всем его желании показаться принадлежащим к хорошему обществу обличали в нем необразованного, грубого человека» [5, т. 4, кн. 1, с. 405]. Аврелию пугали взгляды, которые незнакомец порой кидал на нее, они приводили ее в невыразимый ужас. Следует отметить, что Гофман не случайно дает такое имя герою: Уриан - имя черта на нижненемецком диалекте, тем самым намекая на его инфернальную природу.

У Толстого в рассказе «Упырь» мы находим подобного персонажа. Бригадирша состоит в дружбе с неким Теляевым, который, по словам Рыбаренко, «относится к самой лютой породе упырей». На ла-

132

Вестник КГУ ^ № 2. 2018

тах Теляева изображен филин, и на шлеме его торчат филиновы крылья. Бригадирша и Теляев, как и у Гофмана, выбирают себе в качестве жертвы молодую девушку - Дашу. Однако писатели решают эту сюжетную линию по-разному: Аврелия в финале становится вампиршей и пьет кровь мертвецов, Толстой же до конца повести не проясняет, были ли Теляев и Бригадирша упырями или нет. С Дашей он тоже ограничивается лишь намеком, что у нее остается шрам на шее.

В повести «Упырь» Толстого связующим звеном между двумя поколениями является портрет Прасковьи Андреевны, родственницы Даши, которая умерла при загадочных обстоятельствах. Этот портрет отличается предельной реалистичностью и является двойником Даши: «Руневского поразил женский портрет (Прасковьи Андреевны), висевший над диваном близ небольшой затворенной двери. То была девушка лет семнадцати, в платье на фижмах с короткими рукавами, обшитыми кружевом, напудренная и с розовым букетом на груди. Если бы не старинное одеяние, он бы непременно принял этот портрет за Дашин. Тут были все ее черты, ее взгляд, ее выражение» [13, с. 10]. Тема портрета широко разрабатывалась и Гофманом. В романе «Эликсиры дьявола» портрет, на котором запечатлена Святая Розалия - Венера - является ключевым в развитии сюжета. Именно с него начинается грехопадение рода Франческо. Женский образ, изображенный на нем, имеет очевидное сходство с потомками рода Франческо, поэтому Аврелия является живым воплощением этого портрета.

С портретом у Толстого связан мотив брошенной невесты. Тетушка Сугробиной, будучи еще очень молодой, должна была выйти за богатого иностранца, но «за день перед свадьбою жених исчез, а бедная невеста занемогла от горести и вскоре умерла (по слухам - отравилась)» [13, с. 23]. Ру-невский, ночуя в комнатах Прасковьи Андреевны, видит ее привидение: «На ней [Даше] было совершенно такое платье, как на портрете Прасковьи Андреевны; розовый букет был приколот к ее груди, и в руке она держала старинное опахало» [13, с. 23]. Возможно, Толстой заимствует эту историю из «Эпизода из жизни трех друзей» Гофмана, где речь идет о тетке одного из героев Александра, которая была помолвлена, но в день свадьбы так и не дождалась жениха. С тех пор в этот день она наряжалась в подвенечное платье и ждала суженого. После смерти тетушки Александр поселился в ее комнате, где висел портрет невесты, и ровно в 12 часов перед ним появилось привидение: «В тот же миг от стены отделилась и заковыляла высокая белая фигура» [5, т. 4, кн. 1, с. 105]. Примечательно, что заканчивается эта сюжетная линия у обоих авторов одинаково - через женитьбу портрета. У Гофмана Александр проводит венчальный обряд в комнате тетушки перед портретом, после

этого привидение исчезает. У Толстого слова из книги во время гаданья указывают на тот же исход: «Дотоль, пока замуж портрет не пойдет, Невеста из гроба не встанет» [13, с. 19]. Именно так и происходит: Даша обручается тем самым кольцом, которое Дон Пьедро подарил своей невесте Прасковье Андреевне, и проклятие теряет свою силу.

Гофмановские черты можно проследить у Толстого и в двойственности женского образа. Три друга перед посещением дьявольского дома в Италии знакомятся с Пепиной, которая затем оказывается девушкой с гитарой с фрески, а затем языческой богиней Юноной. Такое раздвоение мы наблюдаем в романе Гофмана «Эликсиры дьявола», где перед нами несколько воплощений героини: Венера - Розалия - Аврелия, причем героиня сочетает в себе и божественное, и порочное. Подобной двойственностью отличается и Юлия в новелле «Приключения в Новогоднюю ночь», которая в Италии предстает как Джульетта, а в Германии - как Юлия. Она обладает красивой внешностью, но душа ее злая: «Помедлив на пороге, Юлия обернулась и взглянула на меня, и в тот же миг мне почудилось, будто это ангельское, полное юной прелести личико вдруг исказилось язвительной гримасой» [5, т. 1, с. 266]. Именно так воспринимает сын Пьетро картину al fresco (на стене) с женщиной, играющей на гитаре: «Несмотря на красоту лица, в глазах ее было что-то столь неприятное и даже страшное, что он немедленно приказал ее закрасить. Через несколько времени увидели ту же фигуру на другом месте; ее опять закрасили; но не прошло двух дней, как она еще явилась там же, где была в первый раз» [13, с. 33-34].

Стилистическое сходство между Гофманом и Толстым проявляется в использовании гофма-новской иронии, которая трагическое превращает в комическое. Например, в одном из эпизодов Пье-тро д'Урджина спорит с чертом: «один был в халате и в ночном колпаке, а другой в черном домино и маске. Оба путешественника спорили между собой: человеку в халате не хотелось идти далее, а человек в домино его торопил, говоря, что им еще много дороги осталось до кратера и что на другой день праздник св. Антония. Наконец человек в домино схватил человека в халате и с исполинской силой потащил его за собой. <...> Встреча эта, заключал родственник, ясно доказывает, что дон Пьетро не умер, а только отлучился на время из Комо в Неаполь» [13, с. 62].

Гофман тоже постоянно играет с читателем, сначала он нагнетает мистику, а потом разбавляет ее иронией, так что становится непонятно, что правда, а что вымысел. Например, Марцелл (один из друзей) в «Эпизоде из жизни трех друзей», сняв одну комнату, как и Александр, ночью видит привидение: «...длинная, худая фигура со смертельно бледным, странно искаженным лицом. Белая

рубашка закрывает плечи, а грудь совершенно открыта и кажется окровавленной» [5, т. 4 (1), с. 112]. Но этим призраком оказывается безумный сосед и мистика сразу же исчезает.

В своем творчестве Гофман часто использовал прием одушевления предметов, который стал весьма популярным в русской литературе. Например, в новелле «Приключения в Новогоднюю ночь»: «Тут все сахарные фигурки в витрине ожили, стали комично шевелить ручками и ножками, а марципановый советник юстиции засеменил мне навстречу» [5, т. 1, с. 276]. Или же, наоборот, переход от живого к неодушевленному, когда человек растрачивает свою целостность, свое «я», а предметы начинают этим пользоваться, вытесняя его из жизненного пространства: «каких только зацепок не напридумывал для нас черт, всюду они - на стенах комнат и беседок, на увитых розами живых изгородях, и всякий раз, проходя мимо, мы оставляем на этих зацепках частицу нашего бесценного "я". Похоже, господа, каждый из нас понес утрату таким именно образом, вот и я для начала лишился нынешней ночью плаща и шляпы, они, да будет вам известно, попались на крючок и висят сейчас в передней у советника юстиции!» [5, т. 1, с. 276].

А. Толстой в рассказе «Упырь» вслед за Гофманом использует бытовую фантастику, одушевляя предметы: «Я очутился в Китайской комнате, возле круглой залы. Меня окружила толпа фарфоровых кукол, фаянсовых мандаринов и глиняных китаек, которые с криком: Да здравствует наш император, великий Антонио-Фу-Цинг-Танг! - бросились меня щекотать. Напрасно я старался от них отделаться. Маленькие их ручонки влезали мне в нос и в уши, я хохотал как сумасшедший» [13, с. 47]. Однако налицо не только сходство, но и различие: Толстой с помощью этого приема описывает только мифологический мир, в котором, как у Гофмана, фантазия не имеет границ, а в мире реальном - все упорядоченно и реалистично.

Общие черты можно проследить и на уровне персонажей: образ человека в домино в повести «Упырь» напоминает Дапертутто из новеллы «Приключения в Новогоднюю ночь» Гофмана. Дапертутто ^арегШЮ) в переводе с итальянского обозначает «везде, повсюду», поэтому не удивительно, что он появляется неожиданно, в каком бы месте ни происходило повествование. Его отличительными чертами являются ярко-красный сюртук с блестящими стальными пуговицами, напоминающий костюм домино, и злобно-отвратительное лицо: «высокий, сухопарый человек с ястребиным носом, сверкающими глазами и тонкими губами, искривленными в язвительной гримасе» [5, т. 1, с. 281]. Дапертутто олицетворяет собой злое дьявольское начало и является слугой темных сил.

У Толстого же это высокий человек в черном домино и в маске, по мнению местных жителей

в Италии - англичанин. Он является представителем нечистой силы, его образ мелькает и в итальянских эпизодах, и в русских. Он как бы является одним из главных связующих звеньев между ними: «Внезапно обои раздвинулись, и из потаенной двери вошел в комнату высокий человек в черном домино и в маске, при виде коего Руневский тотчас догадался, что это тот самый, которого видел Антонио в вилле дон Пьетро д'Урджина. Он громко вскрикнул и рванулся соскочить с дивана, но на него сверкнули маленькие белые глаза черного домино и пригвоздили его на месте» [13, с. 56].

Таким образом, Гофмановская традиция, несомненно, присутствует на страницах рассказа Толстого «Упырь». Общность проблематики (тема родового проклятия, двойничество, тема ожившего портрета), некоторых образов (человек в домино, образ пунша) и их воплощение имеет много общего с Гофманом. Кроме того, игра с читателем, ироническое начало и прием «одушевления неживого» стали частью толстовского художественного метода. Неповторимый стиль Гофмана сделал рассказ Толстого узнаваемым в литературе. Особенно популярным он стал в начале ХХ в., после того, как в 1900 г. был переиздан с предисловием В. С. Соловьева, который высоко оценил повесть: «Весь рассказ (Толстого) есть удивительно сложный фантастический узор на канве обыкновенной реальности. <.. .> Фантастический элемент дает этой повести ее существенную форму, а общий смысл ее - нравственная наследственность, устойчивость и повторяемость типов и деяний, искупление предков потомками» [12, с. 375]. Этот рассказ способствовал формированию гофмановского комплекса в русской литературе и вместе с творчеством немецкого писателя стал знаковым для литературы символизма.

Библиографический список

1. Белинский В.Г. Полное собрание сочинений: в 5 т. - М.: АН СССР. - Т. 5. - С. 473-474.

2. Бельский Л.П. Основные мотивы поэзии графа А.К. Толстого. - М., 1894.

3. Васильев С.Ф. Проза А.К. Толстого: направление эволюции и контекст. - Ижевск: Изд-во УдГУ, 1989. - С. 96.

4. Венгеров С.А. А. Толстой (литературный портрет) // А.К. Толстой. Полн. собр. соч. - СПб., 1907. - Т. 1. - 51 с.

5. Гофман Э.Т.А. Собрание сочинений: в 6 т. -М.: Художественная литература, 1991. - Т. 1; Т 4, кн. 1-2.

6. Дюнькин Н.И., Новиков А.И. А.К. Толстой. Биография и разбор его главных произведений. -СПб., 1909. - 10 с.

7. Карпов А.А. Русская фантастическая проза эпохи романтизма (1820-1840 гг.). - Л.: Изд-во Ле-ниградского университета, 1990. - 667 с.

134

Вестник КГУ Jb. № 2. 2018

8. Королева В.В. «Гофмановский комплекс» у Мейерхольда // Вестник Костромского государственного университета. - 2017. - № 4. - С. 117-123.

9. Левенстим А. А.К. Толстой, его жизнь и произведения // Вестник Европы. - 1906. - № 10. -С. 487-520.

10. Мифы народов мира: энциклопедия: в 2 т. -М.: Российская энциклопедия, Олимп, 1997. -Т. 2. - 719 с.

11. Полякова А.А., Федунина О.В. Готическая традиция в прозе А.К. Толстого («Упырь») // Новый филологический вестник. - 2006. - № 1 (2). -С. 47-61.

12. Соловьев В.С. Предисловие к «Упырю» графа А.К. Толстого // Соловьев В.С. Философия искусства и литературная критика. - М., 1997. -375-379 с.

13. Толстой А.К. Упырь // Собрание соч.: в 4 т. - М.: Художественная литература, 1964. -Т. 3. - С. 7-69.

14. Языков Д.Д. Граф А.К. Толстой. - М.: Унив. тип., 1901. - 36 с.

References

1. Belinskij VG. Polnoe sobranie sochinenij: v 5 t. - M.: AN SSSR. - T. 5. - S. 473-474.

2. Bel'skij L.P. Osnovnye motivy poehzii grafa A.K. Tolstogo. - M., 1894.

3. Vasil'ev S.F. Proza A.K. Tolstogo: napravlenie ehvolyucii i kontekst. - Izhevsk: Izd-vo UdGU, 1989. - S. 96.

4. Vengerov S.A. A. Tolstoj (literaturnyj portret) // A.K. Tolstoj. Poln. sobr. soch. - SPb., 1907. - T. 1. - 51 s.

5. Gofman EH.T.A. Sobranie sochinenij: v 6 t. -M.: Hudozhestvennaya literatura, 1991. - T. 1; T 4, kn. 1-2.

6. Dyun'kin N.I., Novikov A.I. A.K. Tolstoj. Biografiya i razbor ego glavnyh proizvedenij. - SPb., 1909. - 10 s.

7. Karpov A.A. Russkaya fantasticheskaya proza ehpohi romantizma (1820-1840 gg.). - L.: Izd-vo Lenigradskogo universiteta, 1990. - 667 s.

8. Koroleva VV. «Gofmanovskij kompleks» u Mejerhol'da // Vestnik Kostromskogo gosudarstvennogo universiteta. - 2017. - № 4. -S. 117-123.

9. Levenstim A. A.K. Tolstoj, ego zhizn' i proizvedeniya // Vestnik Evropy. - 1906. - № 10. -S. 487-520.

10. Mify narodov mira: ehnciklopediya: v 2 t. - M.: Rossijskaya ehnciklopediya, Olimp, 1997. - T. 2. -719 s.

11. Polyakova A.A., Fedunina O.V. Goticheskaya tradiciya v proze A.K. Tolstogo («Upyr'») // Novyj filologicheskij vestnik. - 2006. - № 1 (2). - S. 47-61.

12. Solov'ev V.S. Predislovie k «Upyryu» grafa A.K. Tolstogo // Solov'ev VS. Filosofiya iskusstva i literaturnaya kritika. - M., 1997. - 375-379 s.

13. Tolstoj A.K. Upyr' // Sobranie soch.: v 4 t. - M.: Hudozhestvennaya literatura, 1964. - T. 3. - S. 7-69.

14. YAzykov D.D. Graf A.K. Tolstoj. - M.: Univ. tip., 1901. - 36 s.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.