CC BY
18
СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ЯВЛЕНИЯ В ДЕЛОВОЙ СЛОВЕСНОСТИ ПЕРИОДА ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ КАК ОТПЕЧАТОК ЭПОХИ
О.В. Протопопова
Ключевые слова: деловая словесность, интенциональность, интерференция, политическая коммуникация. Keywords: business literature, intentionality, interference, political communication.
Недостаточно изученные документы периода ВОВ 1941-45 годов в жанрах речей и директив советских руководителей стали объектом нашего исследования как значимые не только в историческом, но и в лингвистическом плане, будучи ярким свидетельством эпохи, словесным отражением общественных настроений того трагического периода. Предмет изучения прежде всего - межстилевая интерференция официально-делового и публицистического стилей, которая детерминировалась изменением интенциональности как общей направленности в словесности периода ВОВ: в определенных коммуникативных ситуациях, помимо основных, проявились еще и дополнительные прагматические задачи. Предполагается, что взаимодействие функциональных стилей в то время стало весьма значительным и может рассматриваться в качестве приметы словесности военной эпохи. Естественным образом в условиях защиты Отечества, ведения справедливой войны патриотическая составляющая выступила лейтмотивом, доминантой речевого поведения, что привело к усилению межстилевой интерференции в направлении проникновения средств и приемов публицистики, прежде всего военной, в тексты официально-делового стиля (далее ОДС).
В то же время стоит рассмотреть возможность отражения в пределах ОДС и внутристилевой интерференции, которая, будучи обусловлена изменением интенциональности в официально-деловой сфере, приводит к заимствованию в документы элементов устной публичной речи, прежде всего - военного красноречия. Так, при доминировании побудительной компоненты интенциональности в письменных текстах-предписаниях существенную роль играет эмоциональная составляющая, связанная с реализацией функции воздействия на мораль-
ный дух, нравственные побуждения армии и - шире - всего народа. Именно воздействие на сердце и воображение - цель военно-патриотической риторики со свойственными ей и другим ее родам средствами и приемами выражения. В статье исследуется меж- и внут-ристилевое взаимодействие в словесности военной поры.
Камертоном стилистико-речевого поведения в условиях войны стал текст, который часто называют выступлением Молотова 22 июня 1941 года. На деле это заявление Советского правительства, зачитанное Вячеславом Михайловичем по радио в первый день войны; поэтому мы рассмотрим этот документ позднее, в ряду письменных произведений. Сейчас же обратимся к такому примеру военной словесности, как речь Сталина, с которой он выступил по радио лишь 3 июля 1941 года. Для комментария предоставим слово Д. Ортенбергу, главному редактору центральной военной газеты тех лет «Красная звезда»: «Сталин выступил в 6 часов 30 минут... Уже первые сталинские слова буквально пронзали душу: "Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои..." Горькая правда звучала в его словах. Очень откровенно ответил он на жгучие вопросы, волновавшие тогда весь наш народ» [Ортенберг, 1994, с. 24]. Давно ожидавшееся населением выступление Сталина относится к социально-политическому красноречию на военную тему и сильно именно верно найденной интонацией обращения - доверительной, человечной, проникновенной, воздействующей не только на разум, но и на чувства, воображение каждого жителя страны. Эта адресация, отеческая обращенность, словно к каждому, путем перечисления, называния слушателей сначала по социальным, а потом даже по гендерным признакам (при этом особенно удачно найденным было Братья и сестры) с заключительно объединяющим, личностно обращенным друзья мои вполне соответствует риторическому канону. Специфика военного красноречия, как отмечал еще в XIX веке профессор Я. Толмачев, в силу своеобразия самой сферы «заключается в особой направленности на создание определенной психологической атмосферы, в воздействии на чувства и эмоции» [Цит. по: Граудина, Миське-вич, 1989, с. 178].
Затем Сталин продолжает развивать тему единения советских людей перед лицом нашествия в условиях необычной войны: Она является не только войной между двумя армиями. Она является вместе с тем великой войной всего советского народа против немецко-фашистских войск (цит. по: [История..., 1982, с. 33]). Таким образом, уже в статусе председателя Государственного Комитета Обороны, созданного 30 июня 41 г. и сосредоточившего всю полноту власти в Со-
ветском Союзе, Сталин показал истинный масштаб беды и изложил директиву руководства органам партии и государства в прифронтовых районах. Доходчиво и ярко (см. выделения) сформулирована цель всенародной Отечественной войны - не только ликвидация опасности, нависшей над нашей страной, но и помощь всем народам Европы, стонущим под игом германского фашизма... Это будет единый фронт народов, стоящих за свободу против порабощения и угрозы порабощения со стороны фашистских армий Гитлера. По сути была высказана поддержка идее всемирной борьбы с фашизмом, уже провозглашенной в выступлении У. Черчиля по радио 22 июня 1941 года. Упоминание союзников в лице народов Европы и Америки должно было вселить в советских людей уверенность в совместной победе.
Тематическое единство выступления обеспечивается многократным повтором ключевого слова война, которое проходит через весь текст и сопровождается оценочными характеристиками: Войну с фашистской Германией нельзя считать войной обычной... Целью этой всенародной освободительной войны является... В этой освободительной войне... В этой великой войне... Наша война за свободу нашего Отечества... [История..., 1982, с. 33]. Благодаря определениям такой сквозной повтор, этот вертикальный стержень речи, существенно отличается от дословного повтора терминов в деловых текстах как средства межфразовой связи и обеспечения точности и однозначности. Сталинское выступление на военно-патриотическую тему, главнейшую в тот момент, не просто дает открытую оценку фактов (см. выделенные определения), но и разъясняет геополитическую обстановку, раскрывает программу антифашистских действий и, несомненно, обладает призывной направленностью. Ради достижения такого эффекта употреблены соответствующие средства воздействия на адресата - от точных обращений, оценочной лексики до разнообразных выразительных повторов, включая анафору. Она является не только войной... Она является вместе с тем... [История., 1982, с. 33].
Выступление заканчивается тремя призывами: Все наши силы -на поддержку нашей героической Красной Армии и нашего славного Красного Флота! Все силы - на разгром врага! Вперед, за нашу победу! Эти лозунги служат логичным итогом изложенных выше требований разгромить жестокого и неумолимого врага (цит. по: [История..., 1982, с. 33]).
В качестве нашего резюме отметим аналитический характер выступления, темой которого стали размышления над геополитической обстановкой после нападения Германии на СССР. В то же время ведущая компонента интенциональности - когнитивная - эффективно до-
полняется эмоциональной составляющей начальной части, и в целом речь несет заряд бодрости, уверенности и побуждает к защите Отечества. На тексте лежит значительный отпечаток книжности, предваренный атрибутами устности в зачине (обращенностью, инверсией друзья мои, обращаюсь я и поддержанный в основной части вышеперечисленными средствами выразительности.
Еще одним примером военно-политического красноречия служит другое выступление Сталина - на историческом параде 7 ноября 1941 года на Красной площади. Верховный главнокомандующий вновь выразил уверенность в неизбежной победе над фашизмом, проведя параллель между двадцать четвертой и далекой первой годовщиной Октября, когда страна находилась в еще более тяжелом положении, но выстояла. По свидетельству Д. Ортенберга, для воодушевления советских людей Сталин обратился к боевому прошлому, вспомнил о прежних победах, призвал к патриотизму, к защите не столько строя, сколько Родины: «Пусть вдохновляет нас в этой войне мужественный образ наших великих предков - Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!» (цит. по: [Ортенберг, 1994, с. 255]). При этом ясно выражено стремление руководства быть с народом, готовым защищать с оружием в руках свой дом, свою семью. Власть в тяжелых условиях привычно прибегла к мощному спасительному рычагу - патриотизму. Эта тема и стала ведущей в словесности того времени в соответствии с реализацией интенции воздействовать на моральный настрой советских людей, воодушевлять на сознательную борьбу и выполнение предписаний руководства.
По такому поводу Я. Толмачев писал, что в минуты решительных действий военачальники обычно, чтобы склонить на свою сторону колеблющуюся победу, употребляют все возможные средства и не в последнюю очередь - военное красноречие. Речи оказываются тем убедительнее, чем тяжелее положение: вид «родной страны, угрожаемой опустошением... рождает решимость мужества умереть за Отечество» (цит. по: [Граудина, Миськевич, 1989, с. 178]). Именно таким образом развивались события на фронтах ВОВ, с самого начала которой советские люди разных национальностей проявили подлинный патриотизм и готовность героически жертвовать многим во имя спасения Отечества, защиты родного дома от врага. Как видим, движение снизу, патриотический порыв совпали с призывами власти, несомненно обеспокоенной также и сохранением режима.
Оценка героизму и патриотизму советских людей была дана через долгие четыре года в известном выступлении Сталина на приеме в
Кремле 24 мая 1945 года. Это застольная речь, произнесенная официальным лицом на приеме по поводу окончания военных действий в Европе, победы над фашистской Германией. Зачином служит фраза с обращением к аудитории: Товарищи, разрешите мне поднять (так в тексте. - О.П.) еще один, последний тост..)1 Затем провозглашается по сути здравица в честь русского народа: «Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего Советского народа и, прежде всего, русского народа», чтобы в 3-х следующих фразах привести аргументы в подтверждение истинности тезиса об особом статусе и роли русских: «Я пью... /Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза /... потому, что он заслужил в этой войне общее признание как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны / ... не только потому, что он - руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение». Эта часть рассуждения убедительна не только благодаря логически последовательной форме, объясняющей причины рассмотрения выдвинутого суждения, но и во многом за счет анафоры, что в совокупности служит средством активизации внимания слушателей и подтверждения правоты оратора.
Содержательно интересен следующий пространный абзац, в котором вождь - казалось бы - самокритично признает многие ошибки правительства в моменты отчаянного положения в 1941-42 годах. Прибегая к приему диалогизации, Сталин изображает такую гипотетическую ситуацию: «Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой». Далее этому противопоставлена реальная патриотическая позиция русского народа, который «верил в правильность политики своего Правительства и пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии». В выводной части называется главная сила, обеспечившая историческую победу в войне, - «доверие русского народа Советскому правительству». Наконец, высказав эмоционально открыто благодарность русским (Спасибо ему, русскому народу, за это доверие!), Сталин снова повторяет ключевую фразу тоста: За здоровье русского народа! (собравшиеся встретили ее ритуальными, но искренними бурными, долго не смолкающими аплодисментами, как зафиксировано стенограммой).
1 Здесь и далее цит. по: Лейбович О.Л. Россия. 1941-1991. Документы. Материалы. Комментарии. Пермь, 1993.
Речь Сталина была, как говорится, обречена на успех, однако надо отдать должное умению оратора выстроить выступление и использовать языковые средства для достижения поставленной цели -произнести панегирик в честь советского народа-победителя, выделив особо русских. Тематическое единство текста обеспечивается сквозным, вертикальным повтором Советского народа - русского народа -наиболее выдающей нацией из всех наций... Советского Союза - русского народа - он - среди всех народов нашей страны - руководящий народ - иной народ - русский народ - он - русского народа - русского народа. Лексически воздействие на слушателей достигается главным образом благодаря определениям наиболее выдающаяся (нация), руководящая (сила), ясный (ум), стойкий (характер), родные (нам села и города), выражающими положительную рациональную оценку роли русских в ВОВ. Стилистически отмечены и существительные с той же функцией (победа, покой, доверие). Использованы фразеологизмы не оправдали ожиданий, обеспечить разгром / победу / покой, а также выразительное, стилистически значимое приложение враг человечества - фашизм, чтобы подчеркнуть величие победы и подвига русских.
В целом выступление организовано рационально, продуманно и строго, обладает кольцевой структурой (... поднять тост за здоровье... - За здоровье русского народа) и торжественно-официальной окраской, соответствующей ситуации. Вместе с тем речь воздействует не только интеллектуально, но и эмоционально благодаря как перечисленным средствам выразительности, так и удачному устному воплощению: обращенности высказывания, его диалогизации, присоединительной конструкции И это доверие, повтору отступала, покидала... покидала. Налицо эффективное сочетание когнитивного и эмоционального компонента интенции.
Наш анализ выступлений Сталина выявил в них ожидаемое наличие риторических средств и приемов, характерных для устной публичной речи, разумно сочетающихся с книжно-письменной основой, рассуждениями на военно-патриотическую тему - доминантой словесности того времени.
Далее для обнаружения проявлений межстилевой интерференции в текстах ОДС анализу подвергались письменные тексты. Как воплотился в них дух времени в результате изменения интенциональности и как это отразилось на развертывании исследуемых речевых жанров?
Начнем с упомянутого заявления правительства от 22 июня 1941 года, зачитанного Молотовым с обращением граждане и гражданки (так было произнесено. - О.П.) Советского Союза! Этот элемент есте-
ственен для зачина звучащей речи с позиций этикета как проявление вежливости и для установления контакта. Непосредственно на самом тексте осведомляющего характера лежит печать книжности, но к основной целевой установке этого официального документа - информировать население страны (и весь мир) о совершенном Германией нападении - явственно присоединяется интенция призвать народы Советского Союза к защите Родины, что и определило выбор языковых средств заявления.
Начало текста содержит констатацию факта нападения: . без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы... и подвергли бомбежке наши города - Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие ... (цит. по: [От Советского., 1984, т. 1, с. 17]). Далее подчеркивается, что приказ отбить разбойничье нападение был дан советским войскам лишь после свершения немецкого нападения, чтобы затем весьма текстуально выразительно - благодаря антитезе - напомнить о другой освободительной войне таким образом: «Не первый раз нашему народу приходится иметь дело с нападающим зазнавшимся врагом. В свое время на поход Наполеона в Россию наш народ ответил Отечественной войной и Наполеон потерпел поражение, пришел к своему краху. То же будет и с зазнавшимся Гитлером, объявившим новый поход против нашей страны. Красная Армия и весь наш народ вновь поведут победоносную Отечественную войну за Родину, за честь, за свободу» [От Советского., 1984, т. 1, с. 17]. Ряд однородных членов и прием сравнения, проведение параллели между двумя освободительными войнами, первая из которых в XIX в. завершилась разгромом агрессора, призваны внушить веру в успех, в победу, воодушевить на бой. Выделенная лексика с яркой окраской содержит эмоциональный заряд, а чеканная концовка «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами» своей точностью, лаконичностью, применением синтаксического параллелизма, даже не выражая явно прямой призыв в виде побудительных предложений, производит сильнейшее воздействие - придает уверенность в победе, зовет к борьбе с фашизмом.
В целом окрашенная лексика и средства экспрессивного синтаксиса придают официальному заявлению явную выразительную тональность, в чем можно усмотреть проявление межстилевой интерференции, а конкретно - заимствование художественно-публицистического инструментария в ОДС для реализации дополнительной прагматико-коммуникативной установки. В этом нам видится воплощение всех трех компонентов интенциональности: когнитивной, эмоциональной и побудительной (см.: [Дускаева, 2012]). В то же время представляется
обоснованным говорить и о влиянии устной формы деловой речи -военного красноречия на этот письменный официальный текст в виде привлечения риторических средств и приемов, прежде всего обращения.
В соответствии с представлением, что в трагические моменты истории в документах-предписаниях власть, выражая категорический императив, прибегает также и к убеждению подчиненных в неизбежности, целесообразности выполнения указаний, обратимся к анализу способов воплощения, столь, казалось бы, различных задач. Изучение с этой точки зрения таких значимых и жестких документов, как директива руководства СССР от 29 июня 1941 года по перестройке работы в прифронтовых областях на военный лад, а также директива Сталина командованию Ленинградским фронтом от 29 сентября 1941 года, приказы Ставки Верховного Главнокомандования № 270 от 16 августа 1941 года и № 227 от 28 июля 1942 года (легендарный «Ни шагу назад!») (см.: [Протопопова, 2013]), выявило в них ожидаемый категорический императив, выраженный лексико-грамматически: обеспечить, организовать, беспощадная, проявлять, отстаивать, драться, обязать расстреливать, самоотверженно сражаться, бить врага, бейте по немцам, безусловно снимать с постов и т.д. При этом предписание формулируется не только в распорядительной части, как это принято обычно, но в некоторых случаях уже в преамбуле, например приказов № 270 и № 227 соответственно: Таких самозванцев нужно немедленно смещать с постов, снижать по должности, переводить в рядовые, а при необходимости расстреливать на месте; Паникеры и трусы должны истребляться на месте (цит. по: [Лейбович, 1998, с. 43, 50]). Именно этот прием способствует усилению императивного начала, его концентрации; так мотивируется предписание, а тональность авторской уверенности, по Т.В. Матвеевой, готовит адресата психологически к приятию предписания [Матвеева, 1990, с. 72].
Не случайно предписывающее начало июньской директивы (1941 год) дополнительно усиливается благодаря риторически эффективно сформулированной цели освободительной войны: «В беспощадной борьбе с врагом отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли крови за наши города и села, проявлять смелость, инициативу и сметку, свойственные нашему народу» (цит. по: [Лейбович, 1993, с. 33]). В то же время на текстовом пространстве распорядительной части другого предписания - приказа Ставки № 270 - использована лексика с экспрессивной окраской: злостные (дезертиры), фашистские собаки, самоотверженно сражаться, беречь как зеницу ока, прячущихся в щелях во время боя и боящихся руководить,
самозванцы (цит. по: [Лейбович, 1983, с. 43]). Здесь обнаруживаются и стилистически приподнятый фразеологизм беречь как зеницу ока, и лексемы со сниженной окраской собаки, самозванцы, свойственные и ораторской речи.
Коммуникативная установка известного приказа № 227 Народного комиссара обороны - не просто довести до сведения информацию о беспощадных мерах по установлению в армии «строжайшего порядка и железной дисциплины», не просто регламентировать поведение и действия военнослужащих в бою, а добиться, чтобы они прониклись сознанием насущной необходимости, неизбежности прекратить отступление без приказа, часто по сути бегство. Этому подчинена как форма (композиция), так и использование разноуровневых языковых средств, благодаря чему и сегодня до нас доносится обжигающее дыхание эпохи. Показательно, что и в этом документе еще до распорядительной части выражен категорический императив момента: «Ни шагу назад! Таков наш главный призыв» (цит. по: [Лейбович, 1993, с. 50]), который выступает как элемент военного воззвания.
В свое время Я. Толмачев указывал, что в предписывающих жанрах письменной военной речи возможно проявление воззваний (или гласных обращений, по В. Далю), предназначенных для чтения и написанных «с некоторым старанием об искусстве красноречия». При этом слог военной речи и воззваний, имеющих общее содержание, различается формой его воплощения - устной или письменной (цит. по: [Гра-удина, Миськевич, 1989, с. 181]).
Исходя из проведенной параллели, можно иначе взглянуть на использование в официально-деловой письменности выразительных средств. Обоснованно считать это проявлением прежде всего внутри-стилевой интерференции, когда вследствие изменения интенциональ-ности в письменные, а конкретно в предписывающие тексты заимствуются из устной деловой речи ее приемы и разноуровневые языковые средства. Так, лексически ярко окрашена текстовая плоскость документа, чему способствуют как обильные военные термины, так и слова и выражения с иной окраской, например: рвется, лезет вперед, опустошает и разоряет (при формировании образа врага); паникеры, трусы, предатели Родины, проклинают, утешают, поруганная Родина (при характеристике отступающих красноармейцев). Показательны выразительные фразеологизмы покрыть свои знамена позором, отдать под ярмо, до последней капли крови, искупить кровью грехи преступления, выполнить долг перед Родиной, ни шагу назад, мобилизующие, призывающие к упорному сопротивлению, апеллирующие к вековому опыту народа.
В целом анализ рассмотренных текстов-предписаний показал: в них рациональная оценка, логические выводы, объяснения сочетаются с экспрессивностью; категоричность, резкость, прямота взаимодействуют с взволнованностью, даже страстностью. Коммуникативная направленность документов привела к стилистическому сдвигу в сторону реализации эмоционально-экспрессивной составляющей интен-циональности. Очевидно, что решать чисто военные задачи невозможно без учета так называемого человеческого фактора, без опоры на моральный настрой, дух воинства, мирного населения, тружеников тыла. На наш взгляд, реализация дополнительных задач общения, наряду с основной, императивной, функцией, предопределяется тем, что эти документы носят военно-политический характер, вследствие чего даже в условиях расцвета русского тоталитарного языка в сталинскую эпоху [Купина, 2003, с. 552] в ритуальные тексты эффективно включаются средства воздействия на сознание и поведение массового адресата.
Приказ № 227 за подписью Сталина предназначался всем военнослужащим Красной Армии и носил несомненный личностный отпечаток, особенно в пространной преамбуле. В этой части понадобилось прибегнуть к развернутому рассуждению, диалогизации, средствам экспрессивного синтаксиса (инверсии, антитезе) ради убеждения бойцов Красной Армии в безотлагательности и неизбежности исполнения последующих суровых приказаний. Увидев и оценив масштаб катастрофы 1942 года, Сталин проявил способность сообщить об этом армии, предписать неотложные и суровые меры, воздействуя одновременно на разум и эмоции, как того требовала ситуация. В тексте приказа реализовались все три упомянутые компоненты интенциональности, чтобы обеспечить его эффективность, внушить получателям высокую личную ответственность за судьбу Родины и за счет этого добиться морального перелома в настроении советских военнослужащих - залога успеха.
Этот вывод подтверждается и на региональном материале. Вот преамбула к приказу директора Пермского моторостроительного завода А.Г. Солдатова, сутками не покидавшего цехов, в которых ушедших на фронт квалифицированных рабочих заменили женщины и дети-подростки: Условия работы завода в ноябре были исключительно тяжелыми. Работа завода в декабре будет проходить при еще больших трудностях, и поэтому требуется исключительное напряжение сил и воли каждого члена нашего заводского коллектива. Возможные отдельные срывы (имелись в виду перебои с поставками металла: комментарий наш. - О.П.) не должны вызывать смятения или неуверенности в победе завода. Нашей главной задачей в декабре является во что
бы то ни стало закончить выполнение годового и месячного плана выпуска моторов.
Нас окрыляет небывалый героизм и доблесть защитников Сталинграда, когда бойцы выдерживали по двадцать три атаки в сутки, по восемнадцать часов беспрерывного обстрела - артиллерией и минометами, когда многие погибали, но не покидали поста. Так нужно добиваться победы в тылу, на трудовом фронте» (цит. по: [Михайлюк, 1973, с. 93-94]) (выделено нами. - О.П.). Такая вводная часть распорядительного документа, в которой говорится о неимоверно тяжелом труде моторостроителей во имя победы и в которой для их воодушевления упоминается ратный подвиг защитников Сталинграда, готовит адресата к восприятию категоричного императива - любой ценой обеспечить выполнение плана «на трудовом фронте». Текст производит сильное впечатление своей неординарностью, открытой оценочностью (исключительно тяжелыми, исключительное напряжение сил и воли, срывы, смятение или неуверенность), использованием высокой лексики окрыляет небывалый героизм и доблесть. Синтаксис фрагмента привлекает внимание параллелизмом Условия работы в ноябре ... Работа завода в декабре, а также употреблением однородных придаточных времени: когда бойцы выдерживали ... когда многие погибали.
Примечательно, что императив документа выражен с помощью отрицательной конструкции Возможные . срывы не должны вызывать смятения... и инфинитива с усилительным оборотом во что бы то ни стало закончить уже в преамбуле. Очевидно, что описанный фрагмент приказа готовит к восприятию жестких последующих распоряжений, а объяснение их мотивов способствует усилению императивности документа.
Обнаруженные здесь элементы аргументации, объяснения предопределяются дополнительной коммуникативной задачей воздействия на получателя речи путем убеждения в необходимости, неизбежности исполнения указаний руководства. При этом, как и в предписаниях верховной власти, наблюдается использование средств с эмоционально-экспрессивной окраской на лексическом и грамматическом уровнях. Очевидно, что заимствованные элементы не противоречат целе-установке документа строго потребовать выполнения необходимых действий, а напротив, усиливают долженствующий характер текста, мобилизуют заводской коллектив на поистине героический труд, по сути тоже ратный. Завод должен был давать в сутки десятки авиадвигателей любой ценой, и эта задача решалась пермскими тружениками.
Резюмируя, скажем, что реализация патриотической составляющей стилистико-речевого поведения в период ВОВ в деловой словесности привела к изменению интенциональности в сторону усиления воздействующей, эмоционально-побудительной ее составляющей. Так оказались востребованы соответствующие средства и приемы, в первую очередь выразительные, имманентные для публицистического и художественного стилей, а также для публичной речи, прежде всего социально-политической. Следовательно, наряду с речами и предписания власти можно отнести к продуктам политической коммуникации, изучаемой сегодня активно и плодотворно в рамках политической лингвистики, по А.П. Чудинову, или иначе - политического дискурса (А.Н. Баранов, Е.И. Шейгал), общественно-политической речи (Т.В. Юдина), политического языка (О.И. Воробьева) и др. При этом исследователи рассматривают как борьбу за власть, так и ее использование путем создания предписаний - законов, указов, постановлений, приказов и т.п. жанров, а также обязательно учитывают роль, которую играют эти тексты в общественно-политической жизни, последствия, которые они влекут, и, конечно, языковые средства воздействия на адресата.
Проведенное нами сопоставление жанров-директив и выступлений руководства показало: при освещении актуальнейших проблем военно-патриотического характера дается оценка текущих событий, излагаются необходимые меры, что сопровождается призывами, лозунгами и соответственно использованием выразительных средств. Известно, что в пределах ОДС функционируют в устной форме такие жанры, как судебные, парламентские и дипломатические речи, презентации со свойственной им функцией убеждения, воздействия и необходимым словесным инвентарем. Следовательно, изменение интенци-ональности в деловой словесности политического характера того трагического периода возможно рассматривать не только как меж-, но и внутристилевое явление.
Литература
Граудина Л.К., Миськевич Г.И. Теория и практика русского красноречия. М.,
1989.
Дускаева Л.Р. Диалогическая природа газетных жанров. СПб., 2012.
История Отечества / В.П. Островский, В.И. Старцев, Б.А. Старков, Г.М. Смирнов. М., 1992.
Культура ораторской речи // Культура русской речи. М., 1998.
Купина Н.А. Тоталитарный язык // Стилистический энциклопедический словарь. М., 2003.
Лейбович О.Л. Россия. 1941-1991. Документы. Материалы. Комментарии. Пермь,
1993.
Матвеева Т.В. Функциональные стили в аспекте текстовых категорий. Синхронно-сопоставительный очерк. Свердловск, 1990.
Михайлюк В.М. Город мой Пермь. Пермь, 1973.
Ортенберг Д. Июнь-декабрь сорок первого: Рассказ-хроника. М., 1994. От Советского Информбюро... Публицистика и очерки военных лет. В 2-х тт. М.,
1984.
Протопопова О.В. Боевые сводки и военная публицистика 1941-1945 гг. как сверхтексты // Вестник Пермского национального исследовательского политехнического университета. Пермь, 2012.
Протопопова О.В. Документы эпохи ВОВ как объект стилистики // Формирование гуманитарной среды в вузе: инновационные образовательные технологии. Компетент-ностный подход. Пермь, 2013. Т. 2.
Хачецукова З.К. Лингвориторические параметры советского официального дискурса периода Великой Отечественной войны (на материале передовых статей «Правды»): дис. ... канд. филол. наук. Сочи, 2007.
Чудинов А.П. Политическая лингвистика. М., 2011.
