CC BY
16
осуществить помимо вышеуказанных задач исследование проблем автопересказа и цитации, сквозных образов и деталей, характерных для художественного мира писателя.
Примечания
1 Димитрова И. Литературни пейзажи. Творчеството на Станислав Стратиев. Велико Търново, 2015. С. 199. Здесь и далее перевод мой. — Н. Л.
2 Хализев В.Е. Драма как явление искусства. М., 1978. С. 56.
3 Стратиев С. Лице от Греко. София, 1997. С. 130.
4 Там же. С. 53.
5 Там же. С. 10.
6 Там же. С. 53.
7 Там же. С. 43.
8 Там же. С. 36.
9 Димитрова И. Литературни пейзажи. Творчеството на Станислав Стратиев. С. 35.
10 Стратиев С. Лице от Греко. С. 116.
БО! 10.31168/2619-0869.2018.3.1.12 Е. В. ШаТЬКО
Стилистические фигуры контраста в сборнике рассказов «Страшные любовные истории» М. Павича
Творчество М. Павича, сербского прозаика-постмодерниста, отличает витиеватый язык — с избыточной метафоричностью, недосказанностью, развернутыми сравнениями, архаичной лексикой, тяжеловесными перечислениями. Знаток сербской литературы периода барокко, он использовал ее поэтику в своем творчестве: «Те люди очень хорошо знали, что внимание того, кто вас слушает, должно оставаться в напряжении, и умели этого добиваться [...] У них я научился тому, что делаю в литературе: в каждом предложении бороться за своего читателя»1.
286 Секция «ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ» ==
Павич часто использует прием антитезы, как сперва может показаться, без видимой на то причины: например, при описании интерьера («Одна дверка открывается только в день, а другая только в ночь»2, «...большая комната, где один угол был глухим, а три других обладали эхом»3), в характеристике персонажа («Днем ее ум работает быстрее, чем сердце, но ночью наоборот»4, «Быстро и без дрожи в голосе переходила она с самых тихих звуков на самые громкие, со скорых на медленные, с высоких нот — на басовые»5, «.напудренные щеки отсвечивали — одна фиолетовым, а другая желтым»6, бедняк, «у которого в этом городе имеется всего лишь пятьдесят домов»7), при передаче его эмоционального состояния («.слышал, как свистят его уши — левое басом, а правое тоненьким голоском»8, «Мы жили быстро, и время для нас текло медленно, потому что мы его обгоняли. А теперь мы живем не спеша и наше время плывет все скорее.»9) или при описании окружающего мира («Прошла весна, когда луга пахнут завтрашним утром, наступило лето, и нивы запахли вчерашним днем»10).
Двойственность мира и самого человека — мотив, характерный для литературы барокко, — встречается и в прозе М. Павича. В сборнике рассказов «Страшные любовные истории» предлагаются две концепции соотношения души и тела. В «Истории о душе и теле» представлена следующая идея: «У души, как и у тела, есть свои органы. Узнав об этом, мы начинаем понимать, что реальность двойственна. [...] У души их [органов] десять — в два раза больше, чем органов чувств у человека. С их помощью душа общается с миром, который содержит внутри себя»11. Тогда как в рассказе «Шляпа из рыбьей чешуи» предлагается иное видение: «Душа и тело — лабиринт. Тело — это стены лабиринта, а душа — дорожки, ведущие или не ведущие к центру»12. Лабиринт также является важным философским символом жизни в эпоху барокко.
Прием антитезы важен и для создания героя-двойника. В рассказах «История о душе и теле» и «Шляпа из рыбьей чешуи» главному герою-мужчине противостоит и одновре-
менно его дополняет женский герой-двойник, тогда как в рассказе «Корсет» героем-двойником женского персонажа выступают сразу два женских образа, один из которых в финале сливается воедино с образом главной героини. Так Павич, с одной стороны, воссоздает традиции литературы барокко, а с другой — предлагает их новое прочтение, постмодернистскую игру с устойчивыми образами и мотивами. При создании подобных образов Павич часто использует противопоставление мужское-женское: «Я положил в огонь и мужских, и женских дров»13, «Мужчины любят зрением, а женщины слухом»14, «две кровати — женская и мужская»15, «.за стенами смешивались волны. Звуки мужской и женской речи»16, «И вдруг бог знает откуда, из Верхнего Котора, в этот женский смех ворвался бархатистый мужской голос»17, «Затем ощутил мужское желание, и, наконец, на голове его выросли чьи-то чужие волосы. Явно женские»18, «Они раздели друг друга и снова одели, он ее — в свою мужскую одежду, а она его — в свою женскую»19. Антитеза мужское-женское у Павича может быть выражена не только лексически, но и на уровне развернутых образов. Герой рассказа «Сводный брат» носит две пары часов (свои золотые и серебряные часы своей возлюбленной, чтобы получать известия о ее жизни). Герой рассказа «Шляпа из рыбьей чешуи» собирает коллекцию ключей и замков: ключи являются одновременно подсказкой на жизненном пути и символом мужского начала.
Павич использует антитезу на разных уровнях организации художественного текста: в качестве интенсификато-ра нереальности описываемого, что является характерным для него приемом при создании авторской (художественной) картины мира, для создания героя-двойника (рассказы «Корсет», «Шляпа из рыбьей чешуи»), а также как основу композиции произведения (рассказ «История о душе и теле»). Подобное использование противопоставлений, зачастую намеренно лишенное правдоподобия, позволяет автору создать вымышленный, эфемерный мир и одновременно создать своего рода оммаж литературной традиции барокко.
288
Секция «ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ»
Примечания
1 Кга1ка ^огца ]еСпе кп^е. 1еЬог пар^ао Нагагекот геетки M¡lorada Pav¡Ca. Beograd, 1991. С. 28. Здесь и далее перевод мой. — Е. Ш.
2 Павич М. Страшные любовные истории. СПб, 2006. С. 23.
3 Там же. С. 68.
4 Там же. С. 28.
5 Там же. С. 111.
6 Там же. С. 64.
7 Там же. С. 82.
8 Там же. С. 108.
9 Там же. С. 118.
10 Там же. С. 110.
11 Там же. С. 42-43.
12 Там же. С. 113.
13 Там же. С. 6.
14 Там же. С. 28.
15 Там же. С. 41.
16 Там же. С. 49.
17 Там же. С. 50.
18 Там же. С. 106.
19 Там же. С. 113.
БО! 10.31168/2619-0869.2018.3.1.13 А. В. БырИНЯ
Особенности поэтики романа Павла Виликовского «Первая и последняя любовь»
Роман Павла Виликовского «Первая и последняя любовь» (2013) состоит из двух частей: «На левом берегу памяти» и «Четвертая речь». В центре внимания писателя — человек. Однако личная драма героя первой части, успешного фотографа Камила, потерявшего интерес к фотографии и занятого поиском нового смысла жизни, интересует писателя в более широком смысле. Это также поиск смысла жизни всех современников Камила. Повествование ведется в двух
