9. Lessng G.E. Laokoon, ili o granitsah zhivopisi i poesii [Laokoon], pp.424, 457, 475 // Lessing G.E. Izbrannye proizvedeniya [Selected works]., Moscow: Khudozhestvennaya literatura, 1953
10. Lumann N. Media kommunikatsii [Media of communication], Moscow : Logos, 2005
11. McLuchan M. Gutenberg Galaxy The Making of Tipographic Man, Moscow : Nikacenter, 2003
12. Naumkina Y.A. Intra-relationship of literature and art as a pedagogical problem, pp 53-66// Metodika obuchenia i vospitania. Pedagogichesky jurnal, 2011, № 1.
13. Timashkov A. Y. On history of the notion of intermediality in Russian and foreign research, Zmogus ir zodis, 2007, 11, p. 21.
14. Tishunina N.V. Metodology of a intermedial analilysis in the light of interdisciplinary research, p. 152-153 // [The methodology of the humanities in the future of the 21st century]. K 80-letiyu professora Moiseya Samoylovicha Kagana:materialy Mezhdunar. nauch. konf. 18 maya 2001 g. Ser. "Symposium" [On the 80th anniversary of Professor Moses Samoilovich Kagan: Proc.of International Scientific Conf. May 18, 2001, Series "Symposium"]. St. Petersburg, 2001. Issue 12, pp. 149-154.
15. Besson Rémy., Prolégomènes pour une définition de l'intermédialité. [Preliminaries for a definition of the intermediality]// Culture visuelle, carnet Cinemadoc., 2014 [Internet source]/ The access to Rémy Besson. - The access : http://culturevisuelle.org/cinemadoc/2014/04/29/prolegomenes is free.
16. Muler J. E., Vers l' intermédialité : histoires, positions et options d'un axe de pertinence. [On the intermediality : history, positions and options of an axe of correspondence] // Dans MediaMorphoses. 2006, 16, [In MediaMorphoses. 2006, 16]
© С. А. Асеева, 2015
Автор статьи - Светлана Александровна Асеева, аспирантка, Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова, e-mail: [email protected]
Рецензенты:
В. Б. Катаев, доктор филологических наук, профессор, Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова.
М. С. Макеев, доктор филологических наук, профессор, Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова.
УДК 82-144
Лу Вэнья,
Пекинский университет иностранных языков (КНР)
СТИХИЯ СВЕТА В ПОЭЗИИ НИКОЛАЯ РУБЦОВА (СТИХОТВОРЕНИЕ «РУССКИЙ ОГОНЁК»)
Стихия света - значительный элемент в поэзии Николая Рубцова. Она играет особую роль в рубцовском поэтическом творчестве. В статье оттеняются черты стихии света. Основываясь на анализе стихотворения художника «Русский огонёк», мы отмечаем, что в эстетическом отношении стихия света проявляет в себе и многообразность, и изменчивость. Стихия света, на наш взгляд, способствует созданию музыкальности или ритмичности поэзии; в этическом отношении она постоянно связывается с концептом души.
Ключевые слова: Николай Рубцов, стихия света, «Русский огонёк», душа.
Древнегреческие философы были убеждены, что Вселенная состоит из стихий земли, воды, огня и воздуха. Именно эти стихии порождают всё на свете. Идея «четыре стихии» не только оказывает огромное влияние на развитие философии и науки, но и имеет важное значение для поэзии. Как четыре основных материальных объекта в творчестве многих поэтов, стихии земли, воды, огня и воздуха зачастую обнажают мирочувствование поэта и проявляют некоторую эстетическую ценность. Порой эти четыре стихии претерпевают определённую трансформацию в поэзии, например, земля как твёрдое вещество может преобразоваться в камень. Русский учёный Вадим Кожинов отмечал, что «известно древнее представление о четырёх созидающих бытие стихиях, которые располагаются
в такой последовательности: огонь, воздух, вода, земля. Свет - это одно из наиболее существенных проявлений огня, а ветер - воздуха...» [1, с. 77-78].
Как и у многих отечественных и зарубежных поэтов, в творчестве великого русского лирического поэта Николая Рубцова существуют и эти четыре стихии, которые играют разную роль в его поэтической эстетике и философии. Среди них стихия света (огня) пронизывает почти всю его поэзию и демонстрирует особенно необыкновенные выражения. По мнению учённого Варелия Дементьева, «освободительное действие света Рубцов ощущал с наибольшей полнотой и силой именно в неуловимом, зыбком переходе дня в ночь... Было что-то импрессионистское в его северных стихах, для которых характерно неуловимое скольжение солнечных лучей из-за края земли. В таких предвечерних лучах всё казалось таинственным, всё приобретало двойственный - реальный и призрачный -вид» [2, с.62]. А Кожинов подчёркивал, что «свет создаёт глубину поэтического мира... стихия света выступает как воплощение наиболее глубокой сути рубцовской поэзии... поэзия Рубцова раскрывает то единство человека и мира, которое "невыразимо" на обычном языке. Стихия света как раз и является своего рода осуществлением этого единства... Свет в поэзии Николая Рубцова - это душа мира и в то же время истинное содержание человеческой души, святое в ней. В стихии света мир и человеческая душа обретают единство, говорят на одном "языке". .Стихия света в его поэзии предстаёт как поэтическая реальность, в которой совершается сложная, многогранная и в то же время единая жизнь» [3, с. 68-72]. Все эти фразы свидетельствуют об особом месте стихии света в поэзии Рубцова.
На самом деле, свет являлся весьма типичным элементом в русской поэзии задолго до Рубцова. В лирике Фета образ света тесно связывается со святым образом Родины. А Тютчев первым прямо сказал о том, что свет не только пейзажная деталь, а сам русский пейзаж вобрал в себя свет того, кто «есть свет и нет в нём никакой тьмы», Царя Небесного, исходившего, благословляя, всю нашу родную землю [4]. В есенинской поэзии излучается «тот вечерний несказанный свет», «свет луны таинственный и длинный», и здесь свет также означает святость родной России, как у Фета и Тютчева.
Стихия света может найти своё место и в богатой мысленными образами китайской классической поэзии. Свет солнца, луны, звезды, лампы и свечи, золота и серебра... Все эти образы имеют самобытные значения и часто переплетаются с чувствами человека. Свет луны увлекает многих древних китайских поэтов. Для китайских читателей самое распрастронённое стихотворение о свете луны - «Думы тихой ночью» поэта Ли Бо. «У самой моей постели/Легла от луны дорожка». Этот свет луны напоминает лирическому герою свою родину. Поэтому в концовке мы читаем: «Я голову опускаю / И родину вспоминаю». У Ду Фу были знаменитые строки: «Уже роса, / Как в стороне родной, / Под светлою луною / Серебрится». Свет луны всегда соединяется с родиной. Кроме света природы, в китайских стихотворениях часто появляются и образы света лампы и свечи. Они символизируют и надежду, и душу, и какое-то достоинство. В строках Чжан Цзюлина «Потушив свечу, / берегу свет луны, заполняющий комнату» - на смену света свечи приходит свет луны, бережённый лирическом героем.
Что касается Рубцова, то под его пером мотив света обретает новую художественную и идейную значимость.
Поэт Анатолий Передреев замечал, что в лирике Рубцова цветопись встречается очень редко. Кожинов полагал, что в большинстве его известнейших стихотворений вообще отсутствуют краски. Если в строках Рубцова появляются слова, связанные с цветом и красками, то они часто употребляются в устойчвых традиционных сочетаниях, и поэтому в них почти не существует ничего особенного и нового. В этом и одно из важнейших различий между его поэзией и, например, Есенина, переполненной цветом.
Отсутствие цвета, по сути, возмещается у Рубцова стихией света. Как указывал Кожинов, рубцовские световые слова часто представляются в следующих формах: 1) слова, обозначающие свет, его различные оттенки и градации; 2) слова, обозначающие отсутствие света, так сказать, «нуль-свет» (тьма, тень, мрак и т. п.); 3) слова этого корня (светлый, светить, светящийся, рассвет, просветленье, освещённый и т. п.); 4) слова, выступающие как своего рода синонимы слов «свет» и «светлый» (сияние, сияющий, блеск, блестеть, луч, лучистый, излучающий, сверкать, сверканье и т. п.); 5) слова, обозначающие то или иное соотношение света и тьмы (мгла, сумерки, тусклый, гаснущий, пасмурный, туманный, расплывчатый, мутный, смутный, хмурый, неясный, мерцающий, мерцанье, полутьма, брезжит и т. п.); 6) слова «белый» и «чёрный», предстающие как варианты, синонимы «светлый» и «тёмный»; 7) слова, обретающие чисто световое значение (солнце, заря, небо, луна, звёзды, пламя, огонь, гореть и т. п.), и тем более эпитеты от этих корней (солнечный, луный, звёздный, небесный, пламенный, огненный, огнистый, горящий и т. п.).
Так, эстетически спектр световой лексики намного шире, чем спектр цветовой лексики. Стихия света в стихах Рубцова выступает не только как конкретно-предметное содержание, но и как высокое проявление символичности и воплощение наиболее глубокой сути его поэзии. Она тесно связана с образом души, например: «Я вспоминаю, сердцем посветлев...», «Душа, излучавшая свет...», «С душою светлою, как луч...», «Светлеет грусть...», «И вот явилось просветленье моих простых вечерних дум...», «От прежних чувств остался, охладев, Спокойный свет...». В «Русском огоньке» поэт непосредственно сравнивает горящий огонёк с «доброй душой». Далее с помощью анализа этого характерного для Рубцова стихотворения мы ещё глубже исследуем эстетическую и нравственную ценность стихии света.
«Русский огонёк» был написан в 1964 году, жанр его принадлежит к категории баллады. Это стихотворение состоит из семи строф, и в целом оно может разделяться на три части. Первая часть включает в себя первые две строфы.
Погружены в томительный мороз, Вокруг меня снега оцепенели! Оцепенели маленькие ели, И было небо тёмное, без звёзд. Какая глушь! Я был один живой Один живой в бескрайнем мёртвом поле!
Вдруг тихий свет (пригрезившийся, что ли?) Мелькнул в пустыне, как сторожевой...
С первых строк мы, несомненно, осознаём острое чувство одиночества лирического героя. Лирический герой - это путник, который прошёл через глухое место в беззвёздной ночи и почувствовал чрезвычайную усталость и грусть. Именно окружающая природа - томительный мороз, оцепеневшие снега и ели, тёмное небо без звёзд, глушь, бескрайнее мёртвое поле - оттеняла и усиливала его настроение. Рубцов применил три риторических восклицания («Вокруг меня снега оцепенели!» «Какая глушь!» «Один живой в бескрайнем мёртвом поле!») и два повтора («оцепенели - оцепенели», «один живой - один живой»), чтобы подчеркнуть чувство одиночества и грусти лирического героя. Поворотный пункт появляется во второй короткой строфе. Перед глазами лирического «я» внезапно возник тихий свет. Этот свет, как сторожевой, дал лирическому «я» надежду на безопасность и спасении. Но в то же время Рубцов риторически употребляет эпитет «пригрезившийся» и глагол «мелькнул», тем самым выражает какую-то неопределённость, неуверенность.
Мы видим, что в первых двух строфах существуют два образа связанного со стихией света: тёмное небо без звёзд и тихий свет, мелькнувший в пустыне, как сторожевой. Эти два образа составляют острый контраст между тьмой и светом, и в следующих строфах этот контраст ещё более укрепляется и увеличивается.
Вторая часть с третьей до шестой строфы считается кульминацией баллады.
Я был совсем как снежный человек,
Входя в избу (последняя надежда!),
И услыхал, отряхивая снег:
- Вот печь для вас и тёплая одежда... -
Потом хозяйка слушала меня,
Но в тусклом взгляде жизни было мало,
И, неподвижно сидя у огня,
Она совсем, казалось, задремала...
Как много жёлтых снимков на Руси В такой простой и бережной оправе! И вдруг открылся мне И поразил
Сиротский смысл семейных фотографий!
Огнём, враждой
Земля полным-полна,
И близких всех душа не позабудет...
- Скажи, родимый, будет ли война? И я сказал:
- Наверное, не будет.
- Дай бог, дай бог... Ведь всем не угодишь, А от раздора пользы не прибудет... -
И вдруг опять: - Не будет, говоришь?
- Нет, - говорю, - наверное, не будет!
- Дай бог, дай бог... И долго на меня
Она смотрела, как глухонемая,
И, головы седой не поднимая,
Опять сидела тихо у огня.
Что снилось ей? Весь этот белый свет,
Быть может, встал пред нею в то мгновенье?
Но я глухим бренчанием монет
Прервал ее старинные виденья...
- Господь с тобой! Мы денег не берём.
- Что ж, - говорю, - желаю вам здоровья! За всё добро расплатимся добром,
За всю любовь расплатимся любовью...
Здесь происходит встреча путника и хозяйки и краткий, но в то же время весьма важный диалог этих двух одиноких людей. Когда лирический герой входил в избу с «последней надеждой», вместо одиночества и беспокойства он ощущал сердечную близость и родственное взаимопонимание. Процесс сближения сердец прошёл в три этапа. Поначалу хозяйка говорила похожему на «снежного человека» путнику: «Вот печь для вас и тёплая одежда». Хотя у неё был «тусклый взгляд», хотя она «неподвижно сидела у огня», и «казалось, задремала», её отрешённость не помешала путнику чувствовать облечение души.
Дальше путник увидел «простую и бережную оправу» и «семейные фотографии». Но именно слово «сиротский» парадоксально сочетается с его антонимом «семейных», это значит, что семья была неполной. Очевидно, что люди на «жёлтых снимках» уже погибли на войне. Художественное пространство повествования расширяется вслед за ход мышления лирического героя, от маленькой избы до всей земли, истощённой войной. Затем начался их второй краткий диалог. Вопрос, который больше всего тревожит хозяйку, испытавшую тяготы и потери в результате войны, «будет ли война?» Лирический герой так утешал её: «Наверное, не будет». Но кто точно знает, будет ли война или нет? Здесь тема сердечной близости ещё более углубляется.
Наконец, лирический герой возвращался в реальность и готовился расплачиваться за гостеприимство деньгами. Хозяйка ответила: «Господь с тобой! Мы денег не берём». Местоимение «мы» имеет обобщающий характер: хозяйка - это представитель всех русских женщин и даже всего русского народа, который познал трагедию войны, но люди всё равно были готовы бескорыстно помочь, спасти нуждающегося. Да, перед лицом добра и любви деньги всегда бессильны, негодны. «За всё добро расплатимся добром, за всю любовь расплатимся любовью...» Анафора придаёт фразам ритмитку и повышает мелодичность языка. С помощью этого стилистического средства Рубцов сильнее выражает своё чувство и тем самым усиливает смысл строк.
В этих четырёх строфах мы опять встречаемся с образом стихии света - образом огня. Огонь в избе может принести человеку тепло, в нём проявляется забота о беззащитном путнике и бескорыстная духовная любовь ко всему. Он рассматривается как поднятие предыдущего тихого огня. Но вне избы вся земля России наполняется и огнём другого смысла, это огонь вражды, который приносил смерть, потерю, горе, беду. Огонь в избе и огонь на всей земле - образы одинаковы, но значения не совсем противоположны. Этот яркий контраст делает смысл стихии света Рубцова более глубоким.
Последние восемь строчек стихотворения образуют третью часть, они выступают в качестве вывода целовой баллады и воссоздает авторскую идею.
Спасибо, скромный русский огонёк, За то, что ты в предчувствии тревожном Горишь для тех, кто в поле бездорожном От всех друзей отчаянно далёк,
За то, что, с доброй верою дружа, Среди тревог великих и разбоя Горишь, горишь, как добрая душа, Горишь во мгле, и нет тебе покоя...
В этой заключительной строфе лирический герой высказывает всё, что у него на душе, мы воспринимаем эти восемь строк как излияние чувства и рассуждение автора. Лирический герой благодарит «скромный русский огонёк», но под «русским огоньком» Рубцов подразумевает самое неоценимое достоинство русского народа, доброту, бескорыстие, готовность помочь тому, кто находится в безвыходном положении. Слово «огонь» во второй части стихотворения употребляется в уменьшительно-ласкательной форме «огонёк», который наполняется нежностью и мягкостью лирического «я». Это выражение передаёт положительное отношение поэта к прекрасной стороне стихии света. Анафора «за то, что...» и «горишь...» обостряет чувство благодарности, при этом повышает ритмичность стихотворения.
В этой строфе образ русского огонька как носителя стихии света в полной мере углубляется и приобретает высокий символический смысл - доброй души. В этом символе образ огонька имеет двойную нравственную ценность. С одной стороны, это огонёк любви, добра, тепла, веры, понимания, сердечной близости, бескорыстной помощи... одним словом, это символ всего гармоничного и святого, это начало святости в человеческой душе. С другой стороны, перед словом «огонёк» у Рубцова стоит слово «русский», следовательно, образ огонька ассоциируется с понятием родины. Через описание этого образа открывается жгучая связь поэта с родиной, которая всегда являлась его духовной опорой. Только русский огонёк, связавший судьбу отдельного человека с судьбами целого русского народа, позволяет поэту ощущать силу добра и тепла, образы огонька и России естественно сливаются воедино.
Проанализировав «Русский огонёк», мы детально разобрали образы и слова, связанные со стихией света. Очевидно, что эти образы и слова представляются в виде многообразия и изменчивости, подвижности. Можно перечислять все образы стихии света по очереди: сначала это тёмное небо без звёзд, которое приводит человека в состояние одиночества; потом тихий свет, который пробуждает надежду у путника; затем огонь тепла в избе и огонь вражды на всей земле; наконец, это «русский огонёк», символизирующий добрую душу.
Концовка сильно отличается от зачина. Ряды образов света размещаются в многослойном и прогрессивном плане, в градации от тьмы до света, от холода до тепла, проявляется оптимизм поэта: даже в самый трудный момент есть возможность выдержать, так как существует русский огонёк, горящий «во мгле», «как добрая душа». В аспекте эстетики градация световой гаммы создаёт внутреннюю музыкальность стихотворения, подкрепляет его ритмичную гармоничность и звуковую стройность.
Под пером Рубцова стихия света не только обрисовывается как пейзажная деталь, но и входит в нравственный облик и обладает вечной ценностью. Образы света воспринимаются не только в зрительном, но и в идейном плане. Во многих стихах Рубцова читатели видят моральный смысл стихии света, сочетающийся с концептом души, подобно стихотворению «Русский огонёк», в котором огонёк излучает свет души. Этот негасимый и святой свет носит характер и света природы мира как реальности и света человеческой души, как абстрактная вещь, свет мира и свет души превращаются друг в друга, и границы между ними стираются, свет может переливаться из мира в душу и обратно. Стихия света органически сливает мир и душу воедино. Кожинов утверждал, как мы показали выше, «в стихии света мир и человеческая душа обретают единство, говорят на одном "языке"». Может быть, в этом настоящий смысл стихии света в поэзии Рубцова.
Библиографический список
1. Кожинов, В. В. Николай Рубцов. Заметки о жизни и творчестве поэта. - М. : Сов. Россия, 1976. - С. 77-78.
2. Дементьев, В. В. Предвечернее. Мир поэта: Личность. Творчество. Эпоха. - М. : Сов. Россия,1980. - С. 62.
3. Кожинов, В. В. Николай Рубцов. Заметки о жизни и творчестве поэта. - М. : Сов. Россия, 1976. - С. 68-72.
4. Аввакумова, М. Н. Образ света в русской поэтической картине мира Выступление на секции «Слово и образ» XII ВРНС [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.voskres.ru/literature/critics/galimova1.htm
Lu Wenya,
Beijing foreign studies university (P.R.China)
THE ELEMENT OF LIGHT IN NIKOLAY RUBTSOV' POETRY (ON THE MATERIAL OF «RUSSIAN FIRELIGHT»)
The element of light is an extremely significant element in the poetry of Nikolay Rubtsov. It plays a special role in Rubtsov's poetry creation. In this article we focus on the characteristics of the element of light. By analyzing the artist's poem «Russian firelight» we note that aesthetically the element of light shows the characteristics of diversity and variability, and in our view it also contributes to produce musicality or rhythmicity of the poem; ethically it always connects with the concept of soul.
Keywords: Nikolay Rubtsov, the element of light, «Russian firelight», soul.
References
1. Kojinov. V.V. Nikolay Rubtsov. Zametki o zhizni i tvorchestve poeta [Nikolay Rubtsov. Notes on the life and creation of the poet]. M.: Sov. Rossiya, 1976. 77-78 p.
2. Dementyev. V.V. Predvechernee. mirpoeta: lichnost. tvorchestvo. epoxa. [ Early evening. The poet's worid. Personality. Creation. Epoch]. M.: Sov. Rossiya, 1980. 62p
3. Kojinov. V.V. Nikolay Rubtsov. Zametki o zhizni i tvorchestve poeta [Nikolay Rubtsov. Notes on the life and creation of the poet]. M.: Sov. Rossiya, 1976. 68-72 p
4. Avvakumova. M.N. Obraz sveta v russkojpoeticheskoj kartine mira [The image of light in russian poetical world's picture] Available at: http://www.voskres.ru/literature/critics/galimova1.htm
© Лу Вэнья, 2015
Автор статьи - Лу Вэнья, докторант филологических наук, Пекинский университет иностранных языков (КНР), e-mail: [email protected]
Рецензенты:
Ван Лие, профессор Пекинского университета иностранных языков, Института русского языка (КНР). Го Шуфэнь, профессор Пекинского университета иностранных языков, Института русского языка (КНР).
УДК 811.58
Чжан Бин,
Пекинский педагогический университет
ИМИДЖ СССР В ПОЭМЕ «МОСКВА - ПЕТУШКИ» В. ЕРОФЕЕВА: ПРОБЛЕМЫ ПЕРЕВОДА С РУССКОГО НА КИТАЙСКИЙ
В произведении представляется вполне новый имидж СССР, который для китайских читателей является неожиданностью. В этом смысле это очень сложное по содержанию произведение, в котором соединены разнородные моменты стилей, и самое главное, что все эти элементы воспроизводились сквозь призму авторской неповторимой индивидуальности. Это произведение сложно и тем, что в нём есть и нелепость, и абсурдность, и парадокс, и интертекстуальность, и ирония. И более важно то, что всё сконцентрировано в образе рассказчика и в интонации его монологов и повествования. В этой статье мы хотим кратко изложить свой опыт в переводе этого произведения. Интерес и значение этой поэмы заключается именно в том, что в ней показывается художественный мир в глазах пьяного бродяги. Это перевернутый мир карнавала, гротеска, нелепости и абсурдности.
Задача переводчика состоит в достоверной передаче стиля оригинала. Ключевые слова: имидж СССР, пародия, литературный перевод, Ерофеев.
Переводчик - первый читатель. Он, прежде всего, должен быть образованным литератором и толкователем, умеющим передавать то, что прочитал в оригинале. На наш взгляд, в поэме «Москва -Петушки» много тем, но главная - это отношения между человеком и обществом. Индивидуальность человека - в значении «маленький человек», а общество - в значении «советское правительство,