CC BY
10
ПРОБЛЕМЫ МУЗЫКАЛЬНОЙ НАУКИ PROBLEMS OF MUSICOLOGY
•I >1 Qjg^ €« =-I«
УДК 783.2 DOI: 10.52469/20764766_2021_01_42
М. С. ЕГОРОВА
Санкт-Петербургская государственная консерватория имени Н. А. Римского-Корсакова СТИХИРА-ОСМОГЛАСНИК СВ. АЛЕКСАНДРУ НЕВСКОМУ: МУЗЫКАЛЬНАЯ ФОРМА В КОНТЕКСТЕ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ИНТЕРМЕДИАЛЬНОСТИ
Статья посвящена уникальному древнерусскому песнопению, обладающему редкой музыкальной формой, которая объединяет интонационный словарь всех восьми гласов знаменной монодии. Стихира-осмогласник из службы блгв. кн. Александру Невскому, сохранившаяся в пяти списках первой половины XVII в., представляет собой яркое произведение древнерусского певческого искусства с усложненной художественной организацией, обусловленной литургической функцией песнопения, торжественно исполнявшегося в день памяти святого. Анализ музыкальной образности стихиры показывает, что ведущую роль в распеве играют вокализирующие фрагменты, тесно связанные с ключевыми лексемами, эксплицирующими мотивы поклонения реликвии и ее чудотворности. Эмоционально-экспрессивная составляющая музыкальной формы актуализировалась в ситуации «чина целования» раки с мощами в храме Богороди-це-Рождественского монастыря во Владимире, где с 1263 г. находилась гробница благоверного князя. Доминирование в художественной структуре музыкально-поэтического текста мотивов телесности, материальности реликвии и ее охранительного статуса для города Владимира и всей Русской земли находит непосредственный
отклик в житийной иконе с 36 клеймами из храма св. Александра Невского в Московском Кремле, первые упоминания о котором датируются 20-ми годами XVII в. и хронологически совпадают с датировкой ранних списков осмогласника. Большинство клейм включает иконографические формулы, связанные с сакральным пространством хранения реликвии и чудесами от раки с мощами св. Александра во Владимире. При совершении «чина целования» этой праздничной иконы во время «царских выходов» в кремлевский храм 23 ноября в присутствии патриарха и государя, певческое исполнение ос-могласника, а также его музыкальные элементы, которые усиливали мотивы материальности реликвии и «освящающей» силы мощей, способствовали (благодаря интермедиальным связям) уподоблению пространства ритуала locus sacrus - гробнице святого во владимирском соборе Рождества Богородицы, что позволяет предположить московское происхождение стихиры, звучавшей в наиболее торжественной обстановке.
Ключевые слова: древнерусское певческое искусство, осмогласник, традиция поклонения реликвии, св. Александр Невский, интермедиаль-ность.
Для цитирования: Егорова М. С. Стихира-осмогласник св. Александру Невскому: музыкальная форма в контексте средневековой интермедиальности // Южно-Российский музыкальный альманах. 2021. № 1. С. 42-54. DOI: 10.52469/20764766_2021_01_42
M. EGOROVA
N. Rimsky-Korsakov St. Petersburg State Conservatory
THE STICHERON OCTOECHOS FOR ST. ALEXANDER NEVSKY: MUSICAL FORM IN THE CONTEXT OF MEDIEVAL INTERMEDIALITY
The article is devoted to the unique Old Russian chant, which has a rare musical form that unites the intonation vocabulary of all eight modes of the Zna-menny monody. The Sticheron Octoechos for St. Alexander Nevsky, preserved in five copies of the first half of the 17th century, is an outstanding example of ancient Russian singing art with complicated artistic organization that is due to the liturgical function of the chants that were performed on the saint's commemoration. An analysis of the musical images of the sticheron shows that the leading role in the chant is played by vocal fragments closely related to the key lexemes that explicate the motives of the worship of the relic and its miracles. The emotional and expressive component of the musical form was actualized in the situation of the «rite of kissing» of the shrine with the relics in the church of the Nativity of the Mother of God Monastery in Vladimir, where the tomb of the noble prince was located since 1263. Dominance in the structure of the musical and poetic text of the motives of corporeality, materiality of the relic and its protective
status for the city of Vladimir and the entire Russian land finds a direct response in the hagiographic icon with 36 scenes from the church of St. Alexander Nevsky in the Moscow Kremlin, the first mention of which dates back to the 1920s of the 17th century and chronologically coincide with the dating of the earliest copies of the Octoechos. Most of the scenes include iconographic formulas associated with the sacred space and the miracles of the relics of St. Alexander in Vladimir. When performing the «rite of kissing» with the icon during the royal visits to the Kremlin church on November 23, in the presence of the patriarch and the czar, the singing performance of the Octoechos and its musical elements enhanced the resembles between the space of the ritual, its locus sacrus and the tomb of the saint in the Cathedral of the Nativity of the Virgin in Vladimir, what suggests the Moscow origin of the sticheron, which was performed in the most solemn atmosphere.
Key words: ancient Russian singing art, Oc-toechos, tradition of worshiping relics, St. Alexander Nevsky, intermediality.
For citation: Egorova M. Sticheron Octoechos for St. Alexander Nevsky: musical form in the context of medieval intermediality // South-Russian musical anthology. 2021. No. 1. Pp. 42-54. DOI: 10.52469/20764766_2021_01_42
» 9 «
На рубеже ХУ!-ХУП вв. в древнерусских нотированных рукописях формируется особый комплекс песнопений в честь русских святых, создание которых тесно связано с локальными традициями почитания новых русских чудотворцев в местах их погребения и соответствующими социосимво-лическими практиками. Рассматриваемые гим-нографические тексты группируются сообразно общей музыкальной форме т. н. «осмогласника», который в традиции древнерусского монодиче-ского пения представляет собой сложную структуру из восьми фрагментов, распетых с использованием формульного словаря восьми гласов
знаменного распева. В комплекс текстов, наделенных одинаковой композицией с последовательностью от первого к восьмому гласу и посвященных прославлению русских святых, входят уникальные стихиры в честь свв. Феодора, Давида и Константина Ярославских «Радуйся и весе-лися, граде Ярославль», св. Александра Невского «Радуйся и веселися, граде Владимире», св. Петра Московского «Радуйся и веселися, преслав-ный граде Москва», свв. Петра и Февронии Муромских «Радуйся и веселися, граде Муром», св. Прокопия Устюжского «Яко течение добре скончаво», св. Василия Блаженного «Преблажен-не Василие, во младенстве желая», св. Зосимы и
Савватия Соловецких «Денесе пресветлая намо наста памяте», на обретение мощей свв. Василия и Константина Ярославских «Радуйся и весели-ся, граде Ярославле, процветошии в себе новая светилника». Особенности музыкальной организации перечисленных текстов обусловлены не только традиционной формой осмогласника, известной древнерусскому певческому искусству с XII в., но и специфической перформативно-стью литургических песнопений в сакральном пространстве храма.
Целью данного исследования является рассмотрение герменевтической функции распева в уникальной стихире-осмогласнике св. Александру Невскому и семантических интеракций между песнопением и другими элементами сакрального пространства в контексте особой богослужебной церемонии - «чина целования», определяемого традицией почитания локальных реликвий.
В настоящее время осмогласник «Радуйся и веселися, граде Владимире» известен по нескольким спискам1. В рукописи РГБ (Ф. 379, № 63) текст осмогласника окружают следующие литургические ремарки: «По отпусте же поем на целовании святому глас 4 "Цари и князи вкупе", писан на литии, та же стихира самогласна на осмь гласов» (л. 615 об.) и «знаменаются братия святым маслом от кандила святаго» (л. 616). Ремарки означают, что «на целовании» по завершении утрени исполнялись два песнопения, одно из которых заимствовалось из литии, второе же представляло собой рассматриваемый осмоглас-ник. О том, что «чин целования» мог быть связан с пространством гробницы святого, свидетельствует, например, запись в Уставе Троице-Сер-гиева монастыря о поклонении раке прп. Никона Радонежского: «Всенощное поют в трапезе, а допевают в Никоне Чюдотворце <...> (в приделе св. Никона Радонежского - М. Е.) пропев "Утверди, Боже", а отпуст сотворив, понесут диакони праздник в стихарех, а диакон со свечею, архима-рит в ризах, и священницы, и братия вся, идут со свечами и, пришед в Никон Чюдотворец, поют стих на целовании "Приидете" иночествующих, и поставят праздник среде церкве, а у раки Чю-дотворца станут диакони со свечами, архимарит целует, и священницы, и братия» [1, с. 380].
1 Это рукописи Государственного исторического музея (Синодальное певческое собрание, № 123, нач. XVII в.), Российской государственной библиотеки (далее - РГБ) (Ф. 304, № 449, 20-е гг. XVII в.; Ф. 379, № 63, середина XVII в.), Российского государственного архива древних актов (Ф. 381, № 319, первая половина XVII в.), Библиотеки Российской академии наук (Вятское собрание, № 9, вторая половина XVII в.).
Исполняемые «на целовании» стихиры достаточно редко фиксируются в богослужебных книгах в конце чинопоследований в честь «бден-ных святых», иногда образуя микроциклы из нескольких музыкально-поэтических текстов. З. М. Гусейнова полагает, что важными характеристиками стихир «на целовании» являются особая сложность и масштабность гимнографи-ческих текстов, многораспевность, регулярное использование большого и фитного распевов, самогласность и распространенность формы ос-могласника [2, с. 123]. Таким образом, усложненная художественная форма напрямую связана с литургической функцией песнопения «на целовании», его местом и ролью в завершающем бдение обряде помазания маслом и поклонения праздничному образу / раке с мощами.
Первая редакция службы на 23 ноября была составлена иноком Рождественского Владимирского монастыря Михаилом к канонизации святого Александра Невского на Соборе 1547 г. Создание в 80-90-х гг. того же столетия «бденной» редакции службы, а также наиболее полной версии жития святого, возможно, связано с именем настоятеля Рождество-Богородицкого монастыря Ионы Думина [3, с. 181]. Стихира св. Александру Невскому с инципитом «Радуйся и весе-лися, граде Владимире» в качестве славника на стиховне 1 гласа присутствует в службе святому в рукописях уже второй половины XVI в., тогда как осмогласная версия песнопения начинает фиксироваться в музыкальных кодексах не ранее первой четверти XVII в.
Художественная структура осмогласника с характерным для знаменного распева тесным взаимодействием вербального и музыкального рядов обнаруживает явную зависимость от литургической функции торжественного прославления святого в месте его погребения - в пространстве собора Рождества Богородицы владимирского монастыря. Музыкально-поэтическая композиция, состоящая из восьми фрагментов, распетых интонационными формулами 1-8 гласов, обладает той художественной целостностью, которая обусловливается концептуальным видением семантической структуры песнопения, присущим конкретному распевщику, и обеспечивается собственно музыкальными средствами развертывания текста. Использованные интонационные формулы знаменного распева на всем протяжении стихиры создают тщательно продуманный встречный ритм, в котором важнейшая роль принадлежит пространным вокализирующим оборотам, - они выступают как
ключевое средство герменевтики поэтического текста.
Инициальный фрагмент 1 гласа представляет собой краткое эмоциональное обращение к городу Владимиру и церкви, в которой погребено тело святого (см. Приложение). Этот мотив, характерный для многих песнопений святым (призыв «радоваться и торжествовать»), очевидно, связан с традицией почитания местной реликвии как своеобразного городского палладиума, обладающего охранительными функциями. Три краткие попевочные формулы 1 гласа на лексемах «веселися», «граде Владимире» и «Христова церкви» окружены пространным распевом фит на лексемах одного семантического поля «радуйся», «светло» и «ликуй», которые создают значимый эмоциональный акцент благодаря протяженности первой формулы (фита поводна) и высокому регистру вокализирующего распева на лексеме «ликуй» (фита пятогласна), который становится первой локальной кульминацией. Мелизматическая ткань распева окружает лексемы ликования ореолом торжественности, экспрессии, тогда как формулы locus sacrus («град Владимир», «Христова церковь») звучат с интонациями утверждения за счет кратких гласовых формул. В этом контексте важно отметить, что Богородице-Рождественский монастырь во Владимире с XIII в. стал центром локального почитания св. Александра, погребенного в 1263 г. в юго-западном углу собора под хорами. В 1380 г. мощи благоверного князя были положены «на вскрытии» в том же гробу и на том же месте [4]. Пространство гробницы святого с его особым сакральным статусом, обособленностью в интерьере храма Рождества Богородицы, а затем и пространство всего города в парадигме средневекового мировоззрения освящены драгоценной реликвией, что подчеркивается средствами знаменного распева.
Фрагмент 2 гласа вводит мотив «положения честнаго тела». Краткий лицевой оборот создает мелодическую задержку на местоимении «в ней же» (церкви), маркируя locus sacrus, тогда как лексема «положено» распевается формулой, аналогичной синтагме «граде Владимире» во фрагменте 1 гласа: повтор служит дополнительным средством семиотизации мотива чудотворной реликвии в сакральном пространстве. Более яркими акцентами, безусловно, оказываются фита образна на ключевой лексеме «тело» (которая, создавая встречный ритм поэтическому тексту, подчеркивает идею телесности, вещественности реликвии), а также протяженная фита двоечель-ная с широким диапазоном в объеме септимы и
характерным мелодическим рисунком на именовании святого «Александре», доминирующая в этом фрагменте благодаря длительности, прихотливой ритмической асимметрии, интонационному разнообразию.
Особенно выразительно подчеркнут мотив чтимой реликвии во фрагменте 3 гласа, где ме-лизматические фитные обороты маркируют три синтагмы, включающие лексему «тело»: «тело драгое» (фита спускна), «тело преславное» (фита громосветлая), «тело, чудеса точащее всем» (фита высокая). Вокализирующий распев устремлен к концу строк, усиливая звучание мотива чудо-творности и драгоценности лежащих в гробнице нетленных мощей святого, насыщая каждую из трех синтагм новыми красками за счет неповторяющегося мелодического рисунка. Второстепенным акцентом здесь оказывается распев лексемы «верою» - он предваряет следующий фрагмент 4 гласа, в котором звучит призыв «при-идите», обращенный к людям, «приходящим с верою». Этот эмоциональный призыв дважды распет фитными формулами, разными по своему интонационному содержанию, но одинаково выразительными. Концентрация внимания на императиве «приидите» вполне закономерна, однако в данном фрагменте эта традиционная поэтическая формула актуализации литургического соучастия распета особенно ярко. Она контрастирует распевом высокой второй фиты следующей за ней пространной формуле - большой кулизме на лексеме «вернии», в которой мелодия «нисходит» в простое согласие, приобретая дополнительную окраску за счет мутации си-бемоль - ля. Таким образом, краткий текстовый фрагмент расширяет пространство своего звучания благодаря протяженным музыкальным формулам, которые почти не имеют гласового попевочного фона. Призывная восходящая интонация звучит особенно эмоционально за счет регистрового скачка на императиве «поклонимся» в конце фрагмента, напоминая его инициальные интонации, а музыкальная рифма, образуемая повтором кадансирующей интонации в первой и последней строках на лексемах «приидите» и «поклонимся», усиливает перформативность музыкально-поэтического текста, звучащего в момент поклонения мощам. В этом контексте - в рамках богослужебной церемонии - оправданным приемом является троекратный призыв к действию «тецыте», «соберитеся» и «восплеще-мо» во фрагменте 5 гласа: динамическая, пер-формативная семантика глаголов предсказуемо подчеркнута вокализирующими оборотами фит (пятогласной и громозельной) с их волнообразным
мелодическим движением и лицевой формулой с мутацией на заключительной глагольной форме.
В следующем фрагменте 6 гласа начальным эмфазисом становится лексема «радующеся», распев которой достаточно длителен для того, чтобы напомнить о той атмосфере ликования и торжества, которая была создана фитными распевами в инициальном фрагменте песнопения, тогда как цепь из трех разных лицевых оборотов, более кратких, но не менее значимых, связана с синтагмой «мощи дивнаго врача нашего». Таким образом, еще один гимнографический топос -исцеляющей силы мощей святого - с помощью музыкальной нюансировки встраивается в широкий контекст, в котором пространство реликвии интерпретировано динамически: в это пространство можно и необходимо войти, реликвии можно поклониться, благодаря ей можно обрести исцеление души и тела. Тактильность, телесность взаимодействия верующего с реликвией в пространстве гробницы святого, реальность коммуникации и реальность трансформации в результате взаимодействия как неотъемлемый элемент культа в ритуале целования актуализируются с полной силой, в том числе, благодаря сопровождающему ритуал звучащему певческому тексту.
Фрагмент, распетый формулами 7 гласа, открывает цепочка традиционных поэтических формул, характеризующих святого как «печальным утеху», «заступника», «похвалу земли Рустей» и т. д., формируя собственно заключительную часть песнопения. Фитный распев сопровождает лексемы «утеха» (фита сложитна) и «Русской (земли)» (фита постоятелна), расширяя тем самым границы чудотворной силы реликвии далеко за пределы городских стен. Заключительные два фрагмента - 8 гласа, а также 1 гласа, образующего интонационное обрамление в композиции осмогласника, - возвращают на первый план мотив охранительной функции чтимой реликвии как источника силы для «православного царя», в его противостоянии врагам, и источника освящения, спасения для верующих. Знаки фит в этих фрагментах отсутствуют, однако лицевые обороты с помощью вокализирующего распева расставляют ожидаемые акценты на лексемах «пособник» и «царю»; заключительная пространная формула служит эмблемой вокативного, молитвенного завершения литургического текста, воспеваемого от лица «нас», молящихся здесь и сейчас в предстоянии перед ракой святого.
Вкратце охарактеризовав семантическую структуру текста и герменевтическую функцию музыкальной образности в его художественной организации, обратимся к контексту, в котором данное песнопение могло быть максимально востребованным. В первую очередь, это собственно Богородице-Рождественский монастырь, храм, где в юго-западном компартименте вплоть до XVIII в. находились мощи св. Александра Невского. По мнению Т. П. Тимофеевой, изначально мощи находились в каменной гробнице, которая не сохранилась [4]. Реконструировать внешний облик гробницы в конце XVI - первой половине XVII в., к сожалению, не представляется возможным, однако, по мнению Н. А. Ма-ясовой, с 1613 г. над гробницей висела пелена с лицевым изображением святого, созданная в мастерской Прасковьи Соловой [5, ил. 135], тогда как наиболее ранний из дошедших до нас покровов на гробницу св. Александра Невского был возложен патриархом Иосифом в собор Рождества Богоматери между 1642 и 1652 гг. В день памяти святого 23 ноября у его гроба совершалось наиболее торжественное богослужение, по-видимому, включавшее и «чин целования», для которого предназначался рассматриваемый осмогласник. Не стоит забывать о том, что в 1583-1584 гг. архимандритом Владимирского Богородице-Рождественского монастыря, игравшего значимую роль в церковной, культурной и политической жизни России, был знаменитый распевщик второй половины XVI в. Варлаам Рогов, с чьим именем, вероятно, мог быть связан другой осмогласник - в честь прп. Зосимы и Сав-ватия Соловецких, - фиксируемый в рукописях с конца XVI в.
Помимо этого, чрезвычайно тесными были связи монастыря с Москвой: владимирские архимандриты на рубеже XVI-XVП вв. неоднократно принимали участие в московских Соборах. Позднее, в 1613 г., архим. Исаия подписал утвержденную грамоту на царство царя Михаила Феодоровича, а в 1619 г. участвовал в по-ставлении на Патриарший престол Филарета (Романова) [6, с. 69]. К сожалению, у нас нет возможности установить локализацию происхождения кодексов, содержащих осмогласник, за исключением двух Стихирарей XVII в., создание которых большинство исследователей связывает с Москвой. Определенный контекст для торжественного исполнения осмогласника в столице на протяжении первой половины указанного столетия действительно существовал: речь идет о кремлевском храме св. Александра Невского, впервые упоминаемом в 1625 г. Согласно дати-
ровке Ю. К. Бегунова, храм был возведен между 1610 и 1625 гг. Именно оттуда происходит наиболее древний сохранившийся житийный образ святого с 36 клеймами, сюжеты которых свидетельствуют о том, что иконописец использовал пространную редакцию жития, составленную Ионой Думиным в 1591 г. (последнее было с убедительностью доказано Ю. К. Бегуновым) [7, с. 314-317]. А. С. Преображенский полагает, что эта икона, ныне находящаяся во Входоиеруса-лимском приделе Покровского собора в Москве, относится не к рубежу XVI-XVII вв., а ко времени царствования Михаила Феодоровича, а именно к 1630-м гг. [8, с. 278]. Датировка возведения и обновления кремлевской церкви, пострадавшей от пожара в 1626 г., и создания иконы, предназначенной для этого храма, близка к датировкам рукописей, в которых находятся списки стихи-ры-осмогласника св. Александру.
Особенно примечательными оказываются два обстоятельства. Во-первых, согласно комментарию Ю. К. Бегунова, «двадцать раз повторяющееся в клеймах [иконы] изображение Владимирского Рождественского монастыря с гробницей князя Александра должно, по всей вероятности, подчеркнуть значение этой обители как средоточия культа прославленного святого, и лишь в двух последних клеймах (№№ 3132), изображающих победу русского войска "на Молодех" (1572 г.) над войсками крымского хана Девлет-Гирея <...>, чувствуется попытка придать иконе общерусский характер. В этих клеймах Александр Невский и его славные предки <...> предстают перед нами как защитники всей Русской земли» [7, с. 320], что, заметим, находит непосредственный отклик в поэтическом тексте ос-могласника и его музыкальной интерпретации: акцентуация визуальной формулы гробницы святого актуализирует социокультурный топос locus sacrus. Во-вторых, анализ записей «Книги царских выходов» показывает, что участие царя в богослужении в кремлевском храме св. Александра Невского было ежегодным в период царствования Михаила Феодоровича (с середины XVII в. эта традиция соблюдалась не столь ревностно) [9, с. 5, 23]. Богослужение в храме на 23 ноября в присутствии государя и патриарха должно было отличаться наиболее торжественным характе-
ром. Храмовый образ в подобной ситуации выступал не просто как традиционная икона чтимого святого, покровителя царской династии, но и как своеобразный субститут реликвии, находившейся в Богородице-Рождественском монастыре, - нетленных мощей святого, а сам храм мог осмысляться в парадигме translatio loci, что подразумевало символическую идентичность его пространства сакральному пространству гробницы св. Александра во Владимире. Во-вторых, поклонение праздничной иконе святого в кремлевской церкви на протяжении «чина целования», завершающего утреню, с помазанием маслом от кадила перед иконой, в литургическом контексте приобретало характер поклонения непосредственно реликвии с соответствующим острым переживанием тактильного прикосновения к святыне. Осмогласник, предназначенный для «чина целования», своей художественной формой усиливал этот эффект, всячески подчеркивая материальность святыни, ее чудотворящую, исцеляющую и всеосвящаю-щую силу.
Подводя итоги, следует заметить, что из-за отсутствия исторических свидетельств относительно создания осмогласника в честь св. Александра Невского конкретным лицом и ограниченной распространенности списков песнопения чрезвычайно трудно связать происхождение распева с какой-либо локальной певческой школой (владимирской или московской). Однако анализ художественной формы песнопения и его интермедиальных связей подтверждает актуальность изучения осмогласников «новым русским чудотворцам» в контексте особенностей локальной литургической практики, традиции почитания гробниц святых, визуального окружения, религиозной психологии и сакральной топографии, свойственных средневековой традиции. Все элементы указанного контекста в равной степени значимы, так как певческий текст, прагматически ориентируемый на ритуал, включен в сложнейшую - одновременно и статичную, и динамически развивающуюся - систему русского искусства позднего Средневековья с характерным для него интермедиальным художественным языком.
ПРИЛОЖЕНИЕ «
Стихира-осмогласник св. Александру Невскому «на целовании» (по рукописи РГБ, Ф. 379, № 63, середина XVII в., лл. 615 об.-616) Реконструкция распева А. Н. Кручининой
ЛИТЕРАТУРА
1. Горский А. В. Описание славянских рукописей Московской синодальной библиотеки. М.: Синод. тип., 1869. Отд. 3. Ч. 1. 584 с.
2. Гусейнова З. М. Цикличность как прием художественной организации древнерусских песнопений (на примере стихир «на целовании») // Древнерусское песнопение. Пути во времени: материалы Междунар. науч.-творч. симпозиума «Бражниковские чтения» (2011-2016) / сост. и ред. М. С. Егорова, Е. В. Плетнева. СПб.: Скифия-принт, 2017. Вып. 6. С. 121-123.
3. Серегина Н. С. Песнопения русским святым: По материалам рукописей певческих книг XI-XIX вв. «Стихирарь месячный». СПб.: РИИИ, 1994. 468 с.
4. Тимофеева Т. П. К вопросу о так называемой гробнице Александра Невского. URL: http:// www.rusarch.ru/timofeeva8.htm (дата обращения: 30.01.2021).
5. Маясова Н. А. Древнерусское лицевое шитье XVI века: дис. ... канд. иск. М., 1971. 468 с.
6. Маштафаров А. В. Владимирский в честь Рождества Пресвятой Богородицы мужской мо-
настырь // Православная энциклопедия / под общ. ред. Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2005. Т. 9. С. 67—70.
7. Бегунов Ю. К. Житие Александра Невского в станковой живописи начала XVII в. // Труды Отдела древнерусской литературы. М.-Л.: Наука, 1966. Т. 22. С. 311-326.
8. Преображенский А. С. Житийная икона преподобного Сергия Радонежского из собрания Ярославского художественного музея как памятник годуновского времени // Преподобный Сергий Радонежский: история и агиография, иконописный образ и монастырские традиции: материалы Междунар. науч. конф. / сост. и науч. ред. Е. М. Юхименко. М.: Гос. Истор.музей, 2015. С. 272-285.
9. Выходы государей царей и великих князей Михаила Феодоровича, Алексия Михаиловича, Феодора Алексиевича, всея Руси самодержцев: с 1632 по 1682 г. М.: Тип. А. Семена, 1844. 702 с.
REFERENCES
1. Gorskiy A. Opisanie slavyanskikh rukopisei Moskovskoi sinodal'noi biblioteki [Description of the Slavic Manuscripts of the Moscow Synodal Library]. Moscow: Sinodal'naya tipografiya, 1869. Section 3. Part 1. 584 p.
2. Guseynova Z. Tsiklichnost' kak priem khu-dozhestvennoi organizatsii drevnerusskikh pes-nopeniy (na primere stikhir «na tselovanie») [Cyclic recurrence as a method of artistic organization of ancient Russian chants (on the example of sticheron "for kissing")]. Drevnerusskoe pesnopenie. Puti vo vremeni [Old Russian chant. Ways in Time]: Materi-aly Mezhdunarodnogo nauchno-tvorcheskogo sim-poziuma «Brazhnikovskie chteniya» (2011-2016). / sost. i red. M. Egorova, E. Pletneva. St. Petersburg: Skifiya-print, 2017. Issue 6. Pp. 121-123.
3. Seregina N. Pesnopeniya russkim sviatym: Po materialam rukopisei pevcheskikh knig XI-XIX vv. «Stikhirar' mesyachnyi» [Chants to Russian Saints: Based on materials from manuscripts of the 11th -19th centuries singing books «Monthly Sticherari-on»]. St. Petersburg: Russian Institute of Arts History, 1994. 468 p.
4. Timofeeva T. K voprosu o tak nazyvaemoi grobnitse Aleksandra Nevskogo [To the problem of the so-called tomb of Alexander Nevsky]. URL: http://www.rusarch.ru/timofeeva8.htm (date of application: 30.01.2021).
5. Mayasova N. Drevnerusskoe litsevoe shit'e XVI veka [Old Russian pictorial embroidery of the 16th century]: Thesis for the Degree of Ph. D. Moscow, 1971. 468 p.
6. Mashtafarov A. Vladimirskiy v chest' Rozh-destva Presviatoi Bogoroditsy muzhskoi monastyr' [Male monastery in honor of the Blessed Virgin's Nativity in Vladimir]. Pravoslavnaya entsiklopediia [Orthodox Encyclopedia] / pod obshch. red. Patri-arkha Moskovskogo i vseya Rusi Aleksiya II. Moscow: Tserkovno-nauchnyi tsentr «Pravoslavnaya entsiklopediya», 2005. Vol. 9. Pp. 67-70.
7. Begunov Yu. Zhitie Aleksandra Nevskogo v stankovoi zhivopisi nachala XVII v. [Life of Alexander Nevsky in easel painting of the early 17th century]. Trudy Otdela drevnerusskoi literatury [Proceedings of the Department of Old Russian Literature]. Moscow-Leningrad: Nauka, 1966. Vol. 22. Pp.311-326.
8. Preobrazhenskiy A. Zhitiynaya ikona pre-podobnogo Sergiya Radonezhskogo iz sobraniya Yaroslavskogo khudozhestvennogo muzeya kak pamyatnik godunovskogo vremeni [The hagiog-raphical icon of St. Sergiy of Radonezh from the collection of the Yaroslavl Art Museum as a monument of Godunov's time]. Prepodobnyi Sergiy Radone-zhskiy: istoriya i agiografiya, ikonopisnyi obraz i monastyrskie traditsii [St. Sergiy of Radonezh: history and hagiography, icon painting and monastic traditions]: Materialy mezhdunarodnoi nauch. konf.
Sost. i nauch. red. E. Yukhimenko. Moscow: Gosu-darstvennyi istoricheskiy muzey, 2015. Pp. 272-285.
9. Vykhody gosudarei tsarei i velikikh knyazei Mikhaila Feodorovicha, Aleksiya Mikhailovicha, Feodora Aleksievicha, vseya Rusii samoderzhtsev: s 1632 po 1682 g. [Outings of the tsars and grand dukes Mikhail Feodorovich, Alexiy Mikhailovich, Theodor Aleksievich, all Russia autocrats: From 1632 to 1682]. Moscow: Tipografiya A. Semena, 1844. 702 p.
Егорова Марина Сергеевна
кандидат филологических наук, доцент кафедры древнерусского певческого искусства Санкт-Петербургская государственная консерватория имени Н. А. Римского-Корсакова
Россия, 190000, Санкт-Петербург
kibotos@mail.ru ORCID: 0000-0001-8324-3259
Marina S. Egorova
Ph. D. (Philology), Associate Professor at the Department of Old Russian Singing Art N. Rimsky-Korsakov St. Petersburg State Conservatory Russia, 190000, St. Petersburg
kibotos@mail.ru ORCID: 0000-0001-8324-3259
