CC BY
36русских, никакой литературой в мире не предусмотренных. Я видел этого фрица за все годы войны. Я должен отдать ему справедливость: он был не столько обижен, сколько изумлен: позвольте, как же это так — так о чем же нам сто лет подряд писали и говорили, так как же так вышло, так где же эти босые и лишние люди?" (с. 160). Русская литература — это "почти единственное, что Запад знал о России", другие страны Запад знал лучше, и судьбы других стран никто не пытался объяснить поведением их литературных героев. Писатели и герои, по мнению Солоневича, — это одно, а судьба страны и ее народа в реальности — это совершенно иное. И потому нельзя вершить государственное строительство, исходя из утопических идей "Города солнца" или "Утопии". Отвечая на вопрос, как могло случиться, что литература наша не отразила реальной российской жизни, Солоневич обращается к эпохе Петра Первого. Именно тогда образовалась огромная пропасть между простым народом и дворянством. Именно тогда в буквальном и переносном смысле был утерян общий язык со страной. И доказательство тому в русской литературе долго искать не надо. Достаточно вспомнить "Войну и мир" Толстого: целые страницы по-французски — это не прихоть и не манерничание писателя, это язык великосветских салонов Москвы и Петербурга, за которыми тянулась губернская знать, а за ними и все остальные. Русский язык был оставлен в пользование "черни". Однако совестливость как одна из главных черт русского национального характера, осталась в дворянстве. Отсюда и тип "кающегося дворянина" в русской литературе. Ни в какой другой стране кающихся дворян не существовало: не каялся ни польский шляхтич, ни прусский юнкер, ни французский виконт. Русская дворянская литература, возникшая, по словам Солоневича, в эпоху национального раздвоения, свидетельствует о глубочайшей пропасти между "пописывающим барином" и "попахивающим мужиком".
Ю.И.Сохряков
СТЕПУН Федор Августович (1884-1965)
"Жизнь и творчество: Сборник статей" (Берлин: Обелиск, 1923). В книгу вошло предисловие и пять работ: "Немецкий романтизм и русское славянофильство" (РМ. 1910. № 3), "Трагедия творчества (Фридрих Шлегель)" (Логос. 1910. № 1), "Трагедия мистического сознания" (Логос. 1911-12. № 2 и 3), "Жизнь и творчество"
(Логос. 1913. № 3 и 4), "Освальд Шпенглер и закат Европы" (предисл. к сб. М., 1922). На нее сразу же откликнулся в рецензии Б.Каменецкий <Ю.Айхенвальд>, по мнению которого автор в своей книге "не только излагает родственные ему по духу творения романтиков и мистиков, но на основе романтизма строит и собственное философское миросозерцание. Он делает это по своему обыкновению талантливо и глубоко, в словах, часто поражающих своей яркой и неожиданной картинностью, иногда переходящей в вычурность". Говоря об основной авторской установке, критик замечает: "Как и романтики, Ф.А.Степун одушевлен стремлением "перестать говорить о жизни, а сказать ее самое"; и кажется ему, что как раз в наше время сильна тоска по такой жизненной и целостной, конкретной и синтетической философии... В связи с тем что для Степуна безнадежна попытка всецело ввести жизнь в поле зрения логики и конкретная сущность жизни ускользает от нашего "логического жеста". он особенное значение придает мистической интуиции, творчеству, искусству. Именно последнее не только предчувствует абсолютное единство жизни, но даже и осуществляет его. И мысли, и слова, посвященные Ф.А.Степуном искусству, являются наиболее проникновенными и ценными во всей его книжке, которая и сама. похожа на художественное произведение — высокого, торжественного, налета риторизма не чуждого стиля" (Руль. 1923. 14 окт.). П.Прокофьев <Д.Чижевский> в своей рецензии разбирает философскую концепцию автора: по его утверждению, "со страниц "Жизни и творчества" на нас глядят живые облики реальных лиц: лишь в первом очерке перед нами лик славянофильства — портрет коллективный, собирательный; далее следуют Ф.Шлегель, Р.М.Рильке, Шпенглер, сам автор (мы не ошибемся, если будем считать центральную статью Степуна философским автопортретом)" (СЗ. 1926. № 28. С. 496). Д.Чижевский отмечает, что, избрав форму "очерков-портретов", автор "уходит к той глубине, на которой еще жива всеохватывающая целостность, — к религиозности, искусству и "переживанию" (с. 496). Эта целостность достигается в "субъективных глубинах переживаний", сливающих в себе и религиозное, и эстетическое. Только в этом ядре личности дано подлинное всеединство, каким никогда не может быть и стать никакое объективированное, "предметное" единство". По мысли критика, философская концепция Степуна есть не что иное, как "по-новому оформленная, в понятиях и философски проявленная романтика" (там же), однако Д.Чижевский убежден, что "максимализм притязаний и
замыслов подрывает всякую возможность творчески-активного отношения к действительности, — всегда умаляющей и искажающей Абсолютное", и потому отмечает, что "вывести романтику из этого тупика — это (может быть, и не поставленная автором сознательно, но несомненно, основная) тема философской работы Степуна... Степун пытается разрешить эту задачу на двух различных путях — теоретическом и практическом" (с. 497). Д.Чижевский признает, что "Степуну удалось уловить в понятиях много из глубоких и существенных черт романтики, из "вечного" в ней. В этом смысле характеристика Фр.Шлегеля является прямо классической и непревзойденной в литературе. Существенность романтики для специфически "русских" проблем показывает сам автор в очерке, посвященном славянофильству" (с. 499).
М.Г.Павловец
"Основные проблемы театра" (Берлин: Слово, 1923). В состав книги вошли три фрагмента: "Природа актерской души (о мещанстве, мистицизме и артистизме)" — впервые в журнале Российской академии художественных наук в 1923 (Искусство. М., 1923. № 1); "Основные типы актерского творчества (имитаторы, изобразители, воплотители и импровизаторы)"; "Театр будущего (трагедия и современность)" — впервые: Шиповник. Сборники литературы и искусства. № 1 / Под ред. Ф.Степуна. М., 1922. В предисловии Степун указывал, что книга является результатом его практического участия в режиссуре и преподавания философии театра в ряде театральных студий Москвы. Он подчеркивал также, что "Основные проблемы театра" — это "не три статьи, собранные в одну книгу, но книга, написанная в форме трех статей, связанных между собой единством темы и общностью построения" (с. 6). В книге о театре, как и в предшествовавшей ей работе "Жизнь и творчество", Степун выступает приверженцем философии жизни. Исходными для автора являются представления, согласно которым тайна личности — "тайна всегда индивидуального примирения единодушия и многодушия" (с. 19). Он выделяет три основных душевных склада — мещанство, мистицизм, артистизм — и рассматривает их как три разные формы примирения единодушия и многодушия. В отличие от мещанства и мистицизма, где противостояние единодушия и многодушия завершается победой единодушия, "артистизм всецело покоится на равномерном утверждении в душе человека обоих полюсов, на
