CC BY
76УДК 911.5 :903'15
СТЕПНЫЕ ЛАНДШАФТЫ ЕВРАЗИИ В ИСТОРИЧЕСКОЙ РЕТРОСПЕКТИВЕ1
А.А. Чибилёв
Институт степи УрО РАН Россия, 460000, Оренбург, ул. Пионерская, 11, Тел/факс (3532) 77-44-32, [email protected]
Как и на предыдущих четырех симпозиумах и на пятом я посвящу свое выступление феномену степей. Сегодня я хотел бы заострить ваше внимание на таких фундаментальных характеристиках физического и духовного бытия человека, как Пространство и Время, которые заданы степям космическими причинами. Исследователя степей, будь это естествоиспытатель или историк-ар-хеолог, всегда преследуют эта две естественные и органичные координаты Культуры — Пространство и Время. Изучая степи, быстрее и четче, чем в любом другом ландшафте Земли, ощущаешь, осязаешь и понимаешь суть гениального изречения географа I века Клавдия Птолемея:
География глуха без истории, История слепа без географии.
Степная ландшафтная зона, протянувшаяся более чем на 8 тысяч километров с востока на запад, в течение многих веков играла важную роль в истории Евразии, России и, в конечном счете, в истории Старого Света. Этногенез значительной части народов Северной Евразии связан с историко-географическим пространством степей. Начиная с эпохи раннего металла (V — начало II тыс. до н. э.), степные и лесостепные просторы континента становятся колыбелью кочевого скотоводства.
По мнению Г.В. Вернадского, открытые ландшафты степей и пустынь, подобно морю, способствовали развитию торговых и культурных отношений между сравнительно обособленными областями оседлой земледельческой культуры Евразии (Китаем, Хорезмом, Средиземноморьем). Именно кочевники представляли тот подвижный людской элемент, который регулярно вносил изменения в этническое и антропологическое разнообразие населения Внутренней, Центральной, Передней Азии, России и значительной части всей Европы.
В отличие от племен каменного века, кочевые народы воздействовали на степь повсеместно. Сам образ кочевой жизни, в противоположность полуоседлому, подразумевает и большую освоенность территории. В зону хозяйственного использования вовлекается вся кочевая территория. В связи с этим у номадов существовала своеобразная классификация частей пространства на предмет пригодности для поселения и хозяйственного освоения.
Подвижность кочевых племен, постоянные поиски лучших пастбищ приводили к частым военным столкновениям, которые сопровождались выжиганием степи. Кочевнический образ жизни степных народов способствовал расширению их контактов с оседлыми земледельцами Дальнего Востока, Средней Азии, Кавказа, Центральной Европы и образованию полиэтничных «симбиозов» кочевого и оседлого населения. Начиная с эпохи раннего металла, на протяжении пята тысячелетий облик степи формировался под влиянием антропогенных факторов, выразившихся в выжигании растительности в военных, охотничьих и сельскохозяйственных целях; в повсеместном истреблении диких копытных животных; в неустойчивом во времени и пространстве выпасе домашнего скота; в прогрессирующей разработке полезных ископаемых.
Несмотря на то, что круглогодичные кочевники практически ничего не оставили для современной археологии, мы вправе считать, что следы их пребывания могут быть встречены повсеместно. Кроме погребальных комплексов, хорошо заметных на местности и нанесенных на топографические карты, многие тысячи рядовых погребений остаются безвестными. Не распознаны до сих пор многие странные формы нанорельефа, неестественные нагромождения камней — «обо», оградки, кромлехи и мн. др. Множество неопознанных следов жизни кочевников исчезло в результате земледельческого, дорожного и горнопромышленного освоения степей в Новое и Новейшее время.
'Доклад и презентация А. А. Чибилёва на V международном симпозиуме «Степи Северной Евразии» 18.05.2009. Иллюстрации к докладу см. в цветной вклейке стр. 2 -4.
Еще большее воздействие на природную среду степи оказывало кочевание с постоянными зимниками, а в ряде районов — летними стоянками. Зимовища и летники с развитием земледелия и ремесел нередко превращались на определенный срок в постоянные поселения — ставки.
В I V-II вв. до н. э. скифское культурное наследие было трансформировано сармато-савромата-ми в Заволжье и юго-восточной Евразии, кушанами в Центральной Азии, гуннами во Внутренней Азии и Южной Сибири [3]. Именно в это время на востоке евразийских степей в противостоянии с китайской державой династии Цинь (230-221 гг. до н. э.) началось формирование кочевнического политического союза хунну, который ЕВ. Вернадский, Олов Йанзе и Рене Еруссе обозначили понятием Степная империя, вкладывая в него представления о своеобразных государственных образованиях номадов, занимавших географическое пространство «Великой степи». Ответной реакцией китайской державы на появление степной империи хунну явилось строительство Великой Китайской стены (214 г. до н. э.). На протяжении почти двух тысячелетий оседлые цивилизации Евразии не прекращали попыток отгородиться от неспокойных соседей «противостепными» защитными линиями: валы и укрепления князя Владимира X в., Тульские засеки, Белгородская черта, казачьи оборонительные линии, «вал Перовского» в Зауралье и т. д.
Империя хунну просуществовала около двух веков, но в постоянных военных столкновениях, как с Китаем, так и с другими кочевыми народами, пришла в упадок в начале первого столетия до н. э. В результате миграции тюркских племен в Восточный Казахстан и Семиречье, а также в Урал о-Каспийские степи возникли военно-политические союзы гуннских, сарматских и угорских племен. В 70-е гг. IV в. новая европейская кочевническая Гуннская империя была создана Аттилой непосредственно на восточных границах Римской империи.
Следующая эпоха степных империй связана с созданием Тюркских каганатов. Первый Тюркский каганат был основан в 552 г. Затем сформировались Западный и Восточный Тюркские каганаты, после распада которых в 682 году возникает Второй Тюркский каганат. Эти кочевнические государственные образования охватили полосу горных и равнинных степей от бассейна Сунгари и Великой Китайской стены на востоке до Приазовья и Северного Крыма на западе.
Основной отраслью хозяйства тюрков и соседних с ними народов было кочевое скотоводство. Важное место в жизни древних тюрков занимала охота на диких лошадей, дзеренов, маралов, горных козлов, косуль, соболей, белок, сурков. Во многих районах Южной Сибири существовали центры добычи и обработки железа. Между такими поселениями и ставками кочевников формируется развитая дорожная сеть. Поэтому можно заключить, что Великая степь во времена Тюркских каганатов испытывала воздействие человека в более значительных масштабах, чем в предшествующее время.
После распада Тюркских каганатов (Второй Тюркский каганат прекратил свое существование в 744 году) в IX — начале XII вв. в степях Евразии продолжает господствовать кочевничество в условиях повышенного увлажнения степей. В это же время возникают очаги с комплексной зем-ледельческо-скотоводческой экономикой и развитыми ремеслами: Кыргызский каганат в верховьях Енисея, Уйгурский каганат, Волжская Болгария, Алания и Хазарский каганат, Венгрия.
Следующая по времени Степная империя связана с экспансией монголо-татарского суперэтноса, начавшейся в 1206 году Чингисханом, которому удалось создать громадное государство, охватившее практически всё степное и лесостепное пространство Северной Евразии, а также прилежащие страны. Подвижные поселения монголов свободно перемещались по огромному степному пространству, оказывая колоссальное воздействие на местный растительный, животный мир, способствуя концентрации синантропных видов, а также переносу растений-интервен-тов из одних регионов в другие.
Вместе с тем, правила поселения в традиции монгольских народов подразумевали, что место покинутой стоянки не должно быть отмечено следами человеческой деятельности. При смене стойбищ элементы хозяйственного пространства перевозились с жилищем на новую стоянку. Земля в верованиях монгольских народов в прошлом представлялась богиней «хозяйкой земли «вселенной»», а ее тело отожествлялось с земной поверхностью, по отношению к которой соблюдался ряд запретов — запрещалось «царапать лик земли, т. е. копать землю, рвать цвет и траву, двигать камни»; даже тропинки и дороги прокладывались так, чтобы ущерб земле был минимальным. Поэтому мы вправе рассматривать воздействие монголов на природную среду как достаточно позитивное культурное преобразование пространства.
Империя монголо-татарского суперэтноса просуществовала около столетия, а затем вновь, как и ее предшественники, стала распадаться на отдельные орды-улусы (Золотая Орда, Белая Орда, улус Чагатая и др.). К концу XVI в. под ударами казаков заканчивает свое существование последняя кочевническая империя Великой Степи - Ногайская Орда.
Воздействие номадов на природу степей в золотоордынское время также остае тся недооцененным. Практически не изучены мног очисленные поселения (в г. ч. средневековые города и укрепления), которые свидетельствуют об оседло-кочевническом образе жизни народов этой эпохи. Стенные поселения городского и сельского типа эпохи средневековья в настоящее время представлены либо малозаметными руинами, либо заняты современными населенными пунктами (в т. ч. крупными городами, например, Саратов, Волгоград, Оренбург, Уральск, Уфа, Челябинск и др.), дата основания которых отсчитывается с момента появления русских или казачьих крепостей.
Постепенно Китай, Россия и Османская империя приступают к переделу земель мобильных скотоводов. Экстенсивное и подвижное скотоводство в своем традиционном виде уже не могло способствовать сохранению кочевнических государственных образований. По мере становления Российского государства через всю степную зону, чаще всего вдоль рек по границам империи, формируются казачьи укрепленные линии, которые к концу XIX в. протянулись от Приднестровья до Амура и Уссурийского края. Подобно империи Цинь, воздвигшей Великую Китайскую стену, Россия на своих южных рубежах создает укрепленные пограничные линии не столько для защиты от набегов воинственных кочевников, сколько для их «умирения». Правители России, понимая, что кочевническое скотоводство является не только способом производства, но также и образом жизни, организуют инвазию носителей земледельческих традиций в ареалы обитания номадов и последовательно проводят антикочевническую колониальную политику
Продолжением этой политики являются переселенческие инициативы Российской империи в XIX — начале XX вв. и принуждение кочевых народов к оседлости (принудительная седентариза-ция) в период коллективизации (30-е годы XX в.). Завершающий этап стирания следов кочевничества в евразийской степи был осуществлен во время советской целинной кампании 50-60 гг. XX в.
Степь на протяжении многих веков была плацдармом для завоевательных походов и ареной малых и крупных сражений. Ровная степь - великолепная площадка для «выяснения отношений» между войсками. Сколько их в нашей истории?: Битва при степной речке Калке, Куликово Поле, Косово Поле, битва Тимура с Тохтамышем на Кондурче, даже Бородинское и Прохорове -кое — тоже Поле (!). По иронии судьбы и в XX в. Великая Степь продолжала выполнять важнейшие военно-технические функции: именно в степи находятся Капустин Яр в Нижнем Поволжье, «Шиханы» и Энгельсский полигоны под Саратовом, Донгузский и Тоцкий полигон под Оренбургом, Эмбинский и Семипалатинский полигоны в Казахстане, где проводились ядерные испытания. И это только крупнейшие степные и пустынно-степные полигоны, представляют собой т. н. беллигеративные ландшафты современности: с окопами, капонирами, многокилометровыми траншеями, полями бомбометательных воронок, — степь, расстрелянная ракетами и снарядами, степь, пирогенная от почти ежегодных пожаров.
Таким образом, на протяжении почти двадцати веков - от государственных образований гуннов до Ногайской Орды - Великая степь испытала на себе мощное воздействие сменявших друг друга степных империй, которые определили тот облик евразийской степи, который застали естествоиспытатели Х\ТП-Х1Х вв. и первые переселенцы из европейских губерний России.
К этому облику степи в нашей художественной, да и научной, литературе чаще всего применяют эпитеты: былинная, девственная, первозданная, первобытная степь. «Былинная» — да, а вот в отношении «девственной», «первозданной» - можно и нужно спорить. Безусловно, ни в ХУШ, ни тем более в XIX веке наши предшественники не могли застать девственную степь. Результатом совместной эволюции природы и человека Северной Евразии во второй половине голоцена явилась степь, сильно измененная многовековым воздействием кочевых и оседло-кочевых народов, входивших в состав степных империй:
Это была степь:
- многократно выжженная как в военных целях, так и для обновления травостоя;
- покрытая трассами трансконтинентальных и местных торных дорог и караванных путей;
- с многочисленными следами летовок, зимовий, ставок номадов;
- с огромным количеством сакральных и погребальных памятников: все заметные вершины, ориентиры, выдающиеся придолинные яры неоднократно использовались как для царских,
так и для рядовых захоронений в виде курганов (их в Великой Степи более сотни тысяч), каменных нагромождений («обо», оградки, кромлехи, менгиры), мазаров и мавзолеев, а также антропоморфных изваяний («каменные бабы») и стел-кулпытасов;
- с сильно измененным животным миром: без огромных табунов диких лошадей, куланов, сайгаков и других четвероногих кочевников. В мирные годы и десятилетия на степных просторах множились стада домашних животных: лошадей, овец и коз, крупного рогатого скота.
По ориентировочным подсчетам при колебании численности населения Великой Степи от 5 до 12 млн. человек на этих пространствах выпасалось не менее 25-30 млн. лошадей, более 10 млн. голов крупного рогатого скота, до 80 млн. голов овец и коз. Нетрудно представить, какое механическое воздействие оказывали на стенные ландшафты эти многомиллионные стада домашних копытных, характер выпаса которых существенно отличается от диких копытных (сайгаков, куланов, тарпанов и др.).
Находясь в постоянных перемещениях в пределах своего жизненного пространства, кочевые народы выработали уникальные способы освоения пастбищно-степных угодий, сочетая два основных принципа: линейно-динамического и концентрического.
Принципы концентрического оформления пространства в традициях тюрко-монгольских кочевых народов проявлялись в обозначении кочевого маршрута в виде круга. Круг ом назывался маршрут традиционного кочевания. Орбитальное распределение пастбищных угодий для разных видов скота вокруг стойбища остается актуальным и для современных районов пастбищного скотоводства в России, Казахстане и Монголии. Именно концентрический принцип организации территории - своеобразного ландшафтного землеустройства пастбищно-степных угодий — отражал их стремление жить в согласии и гармонии с природой.
На основании вышеизложенного можно сделать выводы:
1. После распада культурно-исторических континуумов эпохи раннего металла и раннего железного века, начиная от создания державы гуннов до падения Ногайской Орды в степном поясе Евразии, возникают своеобразные кочевнические государственные образования: степные империи.
2. На протяжении многих веков, особенно в период относительно мирного развития степных империй, их народы (преимущественно тюрко-монгольского происхождения) осуществляли культурное преобразование пространства на основе сакрализации, динамического и концентрического освоения своих земель.
3. В течение почти двух тысячелетий вдоль северных и южных пределов степной зоны проходили границы кочевых империй и оседлых цивилизаций. На всем протяжении степной зоны в разные периоды противостояния оседлых и кочевнических государственных образований возникали многочисленные «противостепные» защитные линии (от Великой Китайской сгены до казачьих укрепленных линий Российской империи), которые представляют собой уникальные фортификационные природно-антроггогенные ландшафты.
4. Завоевательные походы и миграции номадов, с закономерной периодичностью радикально изменявшие политические границы на всем евразийском континенте, связаны со способом производства (кочевое и полукочевое скотоводство) и образом жизни народов степных империй.
5. Ландшафты степного пояса Северной Евразии до начала их земледельческого освоения в XIX— XX вв. представляли собой природно-антропогенные комплексы, образовавшиеся в результате многогранного воздействия на них кочевых и полукочевых народов на протяжении предшествующих веков.
Перед современной наукой стоят задачи распознания последствий многовекового воздействия кочевничества на формирование открытых (степных, горно-степных, лесостепных, пустынно-степных) ландшафтов Евразии, которые могут быть решены в рамках такой области знания — как историческое степеведение.
Таким образом, если мы попытаемся взглянуть на события, происходящие в Великой Степи сегодня, с высоты Времени, то увидим, что и целинная экспансия и постцелинные реформы — это всего лишь миг, в крайнем случае эпизод в истории степного пространства. Но только познав уроки прошлого можно попытаться избежать тех экологических неприятностей, которые постоянно поджидают нас, если мы будем завоевывать, покорять, насиловать степь в угоду сиюминутным выгодам современного общества потребления.
В связи с этим я предлагаю посвятить следующий VI Симпозиум «Степи Северной Евразии» рассмотрению исторических аспектов степного природопользования. Прошедший XX век уже
стал историей; для степного ландшафта и всего степного исторического пространства этот век стал настоящей трагедией. Остается только сожалеть, что ни отраслевая, ни фундаментальная наука не только не защитили эталоны уникальной черноземной степи, но и были причастны к разрушению экологического баланса в степной зоне.
На протяжении последних десятилетий мировое сообщество через международные организации и экологические фонды неоднократно пыталось решить проблемы сохранения и устойчивого управления степными экосистемами.
Большинство из этих проектов оказались безуспешными. В настоящее время в степных регионах России, Казахстана, Украины, Молдавии и других стран стартует очередной степной проект Глобального Экологического Фонда и Программы Развития ООН. Несмотря на неудачный опыт подобных проектов, сотрудничать с ними надо, но надеяться мы должны только на свои силы и на многовековую мудрость степных народов. Об этом очень прозорливо почти 120 лет назад сказал Василий Докучаев: «Никакое естествознание, никакое самое детальнейшее исследование России, никакая агрономия (никакие экологические фонды) не улучшат нашей сельскохозяйственной промышленности, не пособят нашим хозяйствам, если сами земледельцы не пожелают того или, правильнее, будут понимать свои выгоды, а равно права и обязанности к земле без учета требований науки и здравого смысла».
