Стенограмма парламентских слушаний на тему «Приоритеты поддержки отечественной науки и механизмы стимулирования инновационной
деятельности»* 27 февраля 2008 года
Председательствующий: Х. Д. ЧЕЧЕНОВ,
Председатель Комитета Совета Федерации по образованию и науке
Х. Д. ЧЕЧЕНОВ:
— Добрый день, уважаемые коллеги! После выступления Президента на расширенном заседании Госсовета, после программной речи первого вице-премьера Медведева в Красноярске на площадке Федерального Собрания, это первая встреча, на которой обсуждаются те же темы.
19 марта на заседании Совета Федерации по этим же вопросам будут выступать Сергей Борисович Иванов и министр образования и науки Андрей Александрович Фурсенко.
4 апреля состоится Всероссийская видеоконференция по тем же темам, чтобы регионы, которые сегодня по тем или иным причинам не смогли участвовать, могли бы принять в ней участие, поскольку вы, непосредственно работающие в этой сфере, проблемы, которые мы будем обсуждать, знаете лучше всех.
Впервые совпадают финансовые возможности страны, политическая воля руководства и тот интеллектуальный задел, которым мы пока еще обладаем. Если все эти шансы мы используем, то действительно можно добиться того, чтобы через 12 лет (называлась дата — 2020 год) Россия войдет в первую пятерку развитых стран.
Вряд ли в этой аудитории надо говорить, что этот шанс последний, для того чтобы решить проблемы, которые стоят перед страной.
Надо ли говорить, сколько сегодня экономически развитые, финансово крепкие государства «вливают» в науку и как ускоренно там разрабатываются некоторые прорывные технологии.
Для успешного решения проблем, которые перед нами поставлены, а именно: перевести страну на инновационный путь развития экономики, надо создать инновационную систему. Сегодня ряд структур есть. Могу напомнить коротко: есть Банк развития (институты развития), Инвестиционный фонд, Государственная венчурная компания, соответственно, работающая теперь по созданию венчурных фондов. Есть решение о создании государственных корпораций как структур, которые должны продвинуть на рынок, внутренний и внешний, наукоемкую инновационную продукцию. Есть очень большой набор законов, нормативных актов, но вы, наверное, знаете, там есть противоречия, нестыковки. А программы, которые приняты по разным случаям и поводам, даже хронологически не совпадают: что-то до 2010 года, что-то до 2008 года, что-то до 2015 года... То есть их много, но можно сделать один вывод. Для создания инновационной системы сегодня нет должной законодательной базы, не хватает и нормативных
* Публикуется в сокращенном варианте. Полный текст и рекомендации Слушаний опубликованы на сайте http:// innov.eltech.ru в разделе «Аналитика. Документы».
документов. Мы сегодня не знаем даже точно определенное законом понятие инновационной деятельности.
Более того, почти все ныне действующие законы и нормативные акты были приняты до того, как президент выступил с программой на среднесрочную перспективу, до того, как в Красноярске была высказана программная речь Дмитрия Анатольевича Медведева. Там поставлены задачи, которые превышают возможности действующего законодательства. Даже с этой точки зрения, мы должны сегодня сделать все, чтобы там, где мы должны выработать нормативную законодательную базу, не было бы проблем и препон, которые сегодня все-таки есть.
Говоря о других проблемах, мы примерно уже знаем, чего не хватает. Это подготовка кадров, кадровый голод. Называют разные цифры, но только из научной сферы 800 тысяч человек (округленно) оказались за рубежом. Официальные лица говорят: деньги есть, но даже в конкурсах мы не участвуем, потому что мало заявок. А откуда им взяться, если многие, самые продвинутые, к счастью не все, за рубежом? И, кстати, работают на тех самых прорывных технологиях, о которых мы сегодня говорим. Поэтому когда мы говорим о нехватке кадров, то вот что представляется целесообразным. Научное сообщество знает, кто куда уехал и чем занимается. А если сегодня выделить деньги для того, чтобы им создать те же условия здесь, у нас, купить то же оборудование? Я уверен, очень многие вернулись бы, обогащенные опытом, со знаниями, которые они там приобрели. И если тем, кто здесь остался в тяжких условиях, за два сухаря, так же эффективно работая, тем, которые выдержали и сохранили то, что у нас сегодня есть, создать те же условия, я уверяю вас, мы бы через год-два получили уже результаты.
А как это сделать? Да элементарно можно сделать постановлением правительства. Это будет на порядок меньше денежных затрат, чем если мы будем готовить кадры заново, да еще готовить так, чтобы они давали лучший результат.
Сегодня мы имеем дефицит научно-исследовательского, инструментального оборудования. В некоторых случаях оборудования вообще нет. Должна быть соответствующая научно-техническая и инструментальная база. Оборудование надо закупать, его надо немедленно приобретать.
А если взять еле заметный интерес бизнеса к инновациям? Баррель нефти стоит 100 долларов, металл, который есть, хорошо продается. А задела на будущее... Посмотришь — раз, два и обчелся. Если нет интереса бизнеса, если промышленность задавлена непосильным кредитом — 1720% плюс налоги на имущество и все остальное, то становится понятным, где мы должны искать резервы. Я уж не говорю о том, уважаемые коллеги, как облагаются налогами образовательные, научные учреждения.
ИННОВАЦИИ № 3 (113), 2008
ИННОВАЦИИ № 3 (113), 2008
Я попросил дать мне справку: не нашли ни одну развитой страны, в которой за территорию, за землю, за имущество платят налоги. Это удивительно, что мы облагаем налогом бюджетную организацию, а потом берем оттуда часть денег обратно и через систему частокола чиновников, Минфин, налоговое управление, казначейство опять им же отдаем.
Конечно, есть проблемы, которые объективно потребуют некоторого времени для того, чтобы их решить. И есть одна угроза, которую я не считаю возможным сегодня обойти. Отдавать большие деньги и думать, что все получится, наверное, не нужно. Работают серые схемы, коррупционные механизмы, раздача денег тем, кто ближе.
Вот простой пример: выбор площадки под строительство атомной станции. 2,5 млрд рублей выделяется на это. Собираются 14 организаций. Из них 12 не имеют лицензии, но они получили львиную долю. А ведь мы только что приняли 94-й закон о проведении конкурсов, тендеров. В нем сказано, что в тендерах не могут принимать участие организации, не имеющие соответствующих квалификации, кадров, техники и прочее. Это как называется? Эта угроза должна быть нами предусмотрена.
Говорят о конкурсах, но здесь есть проблема. Как определить критерий отбора того, что нужно финансировать? Как оценивать результаты? Ведь мы же знаем, как можно писать отчеты. Такие отчеты можно опубликовывать, но в итоге результата не получим.
Я не перечисляю конкретно те законы, которые надо менять, те законы, которые надо принимать, в частности, закон об инновационной деятельности. Его надо немедленно готовить. Надо принимать закон о том, что такое государственный сектор науки, из чего он состоит, какие механизмы финансирования, какие к нему требования, каким образом мы должны это оценивать, какова его структура. И, наконец, вернуться к аккредитации научных учреждений.
Спасибо за внимание. Я хотел бы сейчас передать слово Мазуренко Сергею Николаевичу, руководителю Федерального агентства по науке и инновациям. Тема доклада: «Основные направления реализации государственной научно-технической и инновационной политики в современной России».
С. Н. МАЗУРЕНКО:
— Я думаю, в этой аудитории нет нужды говорить о том, что 1990-е годы были годами консервации российской науки. И фактически 2002 год ознаменовался тем, что были приняты основы политики России в области науки и высоких технологий на период до 2010 года и дальнейшую перспективу, которые утверждены Президентом Российской Федерации. В этих основах были сформулированы четкие задачи, которые стояли перед российской наукой, — это переход к построению инновационной экономики.
В своем выступлении я остановлюсь только на ориентированных поисковых прикладных исследованиях, поскольку о фундаментальных исследованиях вице-президент Академии наук, я думаю, расскажет более подробно.
Фактически выпуск постановления № 540 правительства придал новую насыщенность программе «Исследования и разработки по приоритетным направлениям развития науки и технологий России на период 2002-2006 годов». Это самая масштабная национальная программа, в которую были вовлечены практически организации многих ведомств.
В этом году программа, которая продолжает данную программу, — «Исследования и разработки по приоритетным направлениям развития научно-технологического
комплекса России на период 2007-2012 годов». Только в 2007 году в конкурсах по этой программе выиграли лоты 2200 организаций, представляющих 32 министерства и ведомства нашей страны, в том числе частную собственность. Это говорит о масштабах этой программы.
Основной закон философии гласит: практика есть критерий истины. Прежде чем говорить о проблемах, надо показать, что мы умеем сами делать и тогда уже на основе этого формулировать проблемы и те законы, которые нужно дорабатывать. И не все, что делается за рубежом, можно в нашей стране копировать, нужно учитывать наши особенности.
Масштабы финансирования я могу привести. Агентство было создано в 2004 году, объемы финансирования на тот момент были 2 млрд 400 млн рублей. В нынешнем году объемы финансирования, которые проходят через агентство и в том числе через эту программу, составляют почти 11,5 млрд рублей. На следующий год — 20 млрд рублей. Финансирование всей программы «Исследования и разработки на 2007-2012 годы» составляет 130 млрд рублей, причем еще должны быть привлечены практически аналогичные внебюджетные средства.
Для того чтобы сконцентрировать наши усилия на тех задачах, которые необходимо решить для создания инновационной экономики, были сформулированы приоритетные направления развития науки и высоких технологий в Российской Федерации. Вторая итерация была утверждена президентом в 2006 году — это 8 приоритетных направлений. В частности, в рамках программ, где Роснаука является заказчиком, мы финансируем работы по следующим приоритетным направлениям: наноиндустрия; перспективные материалы; живые системы; информационные, телекоммуникационные системы; рациональное природопользование; энергетика и энергосбережение, а также вопросы, связанные с прогнозированием и мониторингом.
Но даже посмотрев на эти программы гражданского сектора науки, я хотел бы подчеркнуть, что остались неохваченными три приоритетных направления, которые связаны с обороной и с борьбой с терроризмом. Видно, что практически мы накрываем многие приоритетные направления и исследования, которые были и где у нас есть хорошие школы со времен с Советского Союза.
Только реализовав инновационную цепочку полностью, мы нашли слабые моменты и слабые места, которые необходимо решить и расшить: начиная с блока генерации знаний, через разработку технологий — к вопросам коммерциализации технологий и выхода на рынок, как на внутренний, так и на внешний.
Один из важнейших моментов, который отрабатывался в рамках программы, — это частно-государственное партнерство, о котором много говорится, но говорится существенно больше, чем делается. Я могу сказать, что в рамках реализации важнейших инновационных проектов государственного значения, в рамках предыдущей программы нами было реализовано 13 таких проектов. При этом государство вложило 2 млрд 860 млн рублей, частный бизнес вложил внебюджетных средств 3 млрд 600 млн рублей. И на сегодняшний день в рамках этих проектов уже реализовано продукции на сумму более 10 млрд рублей. Конечно, если сравнивать с объемами продажи нефти и газа, это кажется не так много. Но не надо забывать, что это высокотехнологичная, наукоемкая продукция, с которой мы успешно выходим в том числе и на мировые рынки.
Сейчас много спекуляций вокруг нанотехнологий, причем в прессе часто пишут о том, что они плохо понимают. Могу сказать, что, например, сканирующие зонды у микроскопа — одни из самых лучших — разработаны в нашей стране, и продаем мы их более чем в 20 стран мира,
причем самых высокоразвитых. Это Соединенные Штаты Америки, Япония, страны Западной Европы.
Теперь о разработках в рамках данной программы. Приведу некоторые примеры. У нас есть научно-исследовательская организация «Прометей». В рамках частно-государственного партнерства с «Северсталью» были разработаны уникальные конструкционные материалы. Сейчас много говорится о работах на шельфе. Необходимо создавать там современные платформы для бурения и добычи углеводородного сырья, современные нефте- и газопроводы, которые работают в сложнейших арктических условиях. Были созданы наноструктурированные материалы, которые позволяют работать в условиях Арктики, при этом они выдерживают сейсмостойкость 8 баллов, их можно сваривать при температуре минус 5 градусов Цельсия, и не требуется предварительного прогрева. Это практически новый шаг в технологии. И при этом не увеличена себестоимость производства этих материалов.
О том, что, в принципе, у нас в стране не все так плохо, говорит и то, что после того, как два года назад Президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин сказал, что не надо обсуждать проблемы России в Лондоне и Давосе, у нас есть Санкт-Петербургский форум, нашему агентству было поручено проведение в рамках этого форума двух выставок (в позапрошлом и прошлом году)
— это «Инновационная Россия, открытая миру». Причем на выставках, помимо президента, который посещал эти выставки в прошлом и в позапрошлом году, присутствовали еще 12 глав государств. И у всех вызвали интерес те работы, которые мы там представили. В выполнении наших программ участвуют институты и научные организации 32 ведомств, а заявки подавали от 44 ведомств.
У нас сейчас абсолютно новый подход к международному сотрудничеству. Если до недавнего времени мы выступали в виде бедных родственников, и фактически все гранты, которые мы получали, были грантами другой стороны и интеллектуальная собственность нам не принадлежала, то сейчас мы имеем возможность финансировать наши международные проекты с двух сторон. Мы сейчас реализуем проекты с Францией, Германией, Китаем и с рядом других стран. Зарубежные страны финансируют своих участников, мы — своих участников. Это дает нам возможность абсолютно жестко ставить условия: нас интересует не только получение научных результатов, но и совместная их коммерциализация, создание совместных инновационных продуктов. И мы имеем на это полное право. Достаточно сказать, что мы представляем интересы страны и участвуем в таких крупнейших проектах, как проект ЦЕРН, проект «ИТЭР». Вы знаете, что это крупнейший международный проект стоимостью более 10 млрд евро по созданию установок термоядерного синтеза. Интересы России представлены сейчас в крупнейших международных партнерствах по водородной энергетике, по секвестру углерода, «Метан — на рынки».
Вместе с тем, хочу сказать, что есть еще и большие проблемы. Не буду говорить о других министерствах, скажу о своем агентстве и о подведомственных организациях. До 2004 года ни в ГКНТ СССР, ни в Миннауки России не было подведомственных организаций. С 31 декабря у нас в подведомственном подчинении находятся такие организации, как РНЦ «Курчатовский институт», тот же «Прометей», о котором я говорил, «Гиредмет» и ряд других организаций. Это крупнейшие наши организации.
В чем заключается проблема? Когда они к нам попали — 51 организация, 9 организаций были в предбанкрот-ном состоянии. Мы вынуждены были просанировать все наши организации и 14 руководителей снять. Причем могу сказать о качественном составе: девять докторов наук, про-
фессоров, один академик Российской академии наук, один член-корреспондент Российской академии наук. У организаций был дефицит — 324 миллиона кредиторской задолженности. Сейчас за счет работы с кадрами объем выручки — 3,6 млрд рублей. Это говорит о том, что нам в первую очередь надо заниматься кадровой политикой. Мы растеряли то, что у нас было в Советском Союзе, — грамотный кадровый резерв. Мы готовили руководителей. Сейчас, к сожалению, не все руководители вписываются в те новые условия, которые есть.
Если мы говорим о доработке законодательной базы, упомянем несовершенство 94-го федерального закона. Я уже говорил о международном сотрудничестве, что мы не можем гармонизировать наши конкурсные условия и конкурсные условия зарубежных стран по одной простой причине: у нас на конкурс дается 10 дней, у них — два-три месяца. Но ведь есть разница: закупка готовых изделий и закупка сложнейшей наукоемкой продукции. Кроме того, доминирующая цена контракта — сложнейшая проблема: выставляют контракты на полмиллиона рублей дешевле, которые якобы должны победить. А когда проходит экспертиза, получается, что этот контракт существенно слабее.
О сжатых сроках экспертизы я сказал. С одной стороны, государство перед нами ставит задачу привлечения внебюджетных средств, я уже могу сказать, что по ВИПам этого года государство вложило 6 миллиардов, бизнес вложил еще 6 миллиардов внебюджетных средств. Так нам теперь ФАС запрещает в соответствии с 94-м федеральным законом привлекать внебюджетные средства. Как мы будем развивать частно-государственное партнерство?
Вы говорили уважаемый председатель, о закупке оборудования. Сейчас мы создали 56 центров коллективного пользования, потому что у государства нет возможности оснастить всех, но 56 современных центров мы сейчас создаем. Так нам ставят следующие условия: вы после того, как контракт закончится, все оборудование заберите себе. Законодательная база не позволяет нам сейчас, не нарушая закона, оставлять его тем, кто по конкурсу выиграл и показал, что с этим оборудованием может работать. Я хочу сказать, что если мы будем деньги получать только на НИОКР, скоро мы эти деньги будем тратить впустую, потому что нужны современная исследовательская база и инновационная инфраструктура.
Затрону вопросы, связанные с интеллектуальной собственностью. У нас практически разрушена вся система подачи заявок. Я сильно сомневаюсь в том, что закон о патентных поверенных решит всю проблему, поскольку для того, чтобы у вас патентный поверенный пропустил заявку, вам надо заплатить 50-60 тыс. рублей. Я уже не говорю о том, что надо поддерживать заявки за рубежом.
Следующий вопрос связан с малым и средним бизнесом. Дело в том, что, несмотря на достаточно впечатляющие цифры, которые я приводил по государственно-частному партнерству, надо признать следующее: у нас основной бизнес сосредоточен в добывающей сфере и сфере низкого передела продукции. Поэтому, если мы хотим, чтобы у нас был наукоемкий, высокотехнологичный бизнес, я хочу напомнить, что в развитых странах 50% ВВП создают малый и средний бизнес. Проанализировав то, что делается у нас в стране, мы поняли: самая большая сила трения — сила трения покоя. Как научный результат толкнуть в сторону коммерции? Нужны центры трансфера технологий. Мы создали эти центры в рамках предыдущей программы. Запускаем новую программу. МЭРТ России не дает разрешения финансировать и поддерживать эти центры. А ведь центры еще служили у нас базой подготов-
ИННОВАЦИИ № 3 (113), 2008
ИННОВАЦИИ № 3 (113), 2008
ки менеджеров и специалистов в области маркетинга. У нас не то чтобы не хватает ученых, у нас не хватает менеджеров в области наукоемкой продукции, не хватает специалистов в области маркетинга. Их нужно готовить.
Я считаю, что если назначен министр, если назначены руководители агентств, то им надо давать возможность самим в русле рамочной программы принимать решение, а не так, что каждый чиновник Минэкономразвития, или МЭРТ, указывает, что надо делать.
Х. Д. ЧЕЧЕНОВ:
— Я прошу выступить Александра Дмитриевича Не-кипелова, вице-президента Российской академии наук. Тема — «Развитие финансирования научных исследований: взгляд со стороны РАН».
А. Д. НЕКИПЕЛОВ:
— Как хорошо известно, научные знания относятся к категории общественных благ. Это означает, что как только они созданы, если не создавать какие-то особые механизмы, а в ряде случаев они создаются, в принципе невозможно никого исключить из их потребления.
Научные исследования классифицируются по-разному. Есть простая классификация. Есть фундаментальные поисковые исследования, которые не имеют непосредственной связи с сегодняшними практическими нуждами и направлены на изучение базовых законов развития материи и общества. Есть фундаментальные ориентированные исследования. Это тоже исследования, решающие важные фундаментальные проблемы, но в то же время в неких границах уже имеющие в качестве ориентира некую конечную цель. И есть прикладные исследования.
Если говорить о субъектах финансирования, то государство в принципе может финансировать и финансирует на деле в той или иной степени все виды исследований. Что касается бизнеса, если отвлечься от филантропической части, то он в некоторой степени финансирует ориентированные фундаментальные исследования и в значительной степени (в идеале) должен финансировать прикладные исследования.
Такой странный вопрос: зачем государству тратить деньги на фундаментальные исследования? Дело в том, что этот вопрос время от времени у нас возникает.
Так как научные знания являются общественным благом, то, как и в отношении любых общественных благ, возникает известная проблема «безбилетника». Потому что, если никого нельзя лишить возможности потребления этого блага, непонятно, зачем тратить деньги на его создание. Пусть кто-то другой создаст, а мы будем пользоваться.
В научной сфере есть, по крайней мере, два серьезных ограничения на пути эффективности такой модели поведения «безбилетника».
Во-первых, в ходе исторического развития возник институт секретности. Это тоже оружие борьбы с проблемой «безбилетника» в научных исследованиях. Я в данном случае говорю о фундаментальных исследованиях.
И, наконец, во-вторых (это на самом деле более важное обстоятельство), если страна не тратит деньги на науку, то в конечном счете оказывается, что она не в состоянии просто понимать того, что в науке происходит, и, соответственно, ограничиваются ее возможности применения соответствующих результатов.
Что касается прикладных исследований, то здесь в ходе исторического процесса выработались механизмы создания искусственной монополии, которая как бы трансформирует общественное благо в частное благо, — это авторское право, патентная система и так далее.
Опять-таки общий философский вопрос: сколько денег государству следует тратить на науку? Однозначного ответа нет. Есть два достаточно простых базовых фактора, которые определяют ответ в каждом конкретном случае. Первый — надо соизмерять с ресурсными возможностями соответствующего государства и второй — это система общественных преференций, которая сложилась в том или ином государстве, или, как здесь сказано, амбиций государства в отношении его перспективных позиций в мире.
Как мне кажется, стратегический выбор России, о котором в том числе недавно говорил президент, однозначно свидетельствует, что стране необходимо наличие мощной фундаментальной науки, причем всесторонне развитой, которая в состоянии обеспечить сосредоточение ресурсов в нужный момент на нужных направлениях.
Как государство тратит деньги на науку? Одно положение не вызывает ни у кого сомнения, а именно: научное сообщество должно играть ключевую роль в распределении денег на фундаментальные исследования.
Но есть две крайние формы финансирования (они названы условно чистыми формами государственного финансирования) — это конкурсное финансирование по проектам мобильных научных коллективов и финансирование крупного академического сообщества, в нашем случае — государственных академий наук, которые самостоятельно определяют направления расходования ресурсов.
Конкурсное финансирование по проектам обладает рядом важных достоинств. Какие достоинства? Гибкость, ориентированность на более или менее определенный результат — закончился срок выполнения проекта, есть возможность оценить его результаты. Результаты хорошие — можно продолжать, неудачные — закончили финансирование, группа распалась, подает новые заявки и так далее.
У этой формы финансирования есть недостатки. Главный недостаток связан и с достоинствами — это временный характер коллектива, который препятствует формированию научных школ и затрудняет интеграцию молодежи в науку, потому что без специальной поддержки молодежь в соответствующие коллективы попадать не будет. Это вполне понятно.
И, наконец, еще один недостаток. Я не буду подробно говорить, только скажу, что это действительно крайне важная проблема. Это в условиях высокого уровня коррупции система откатов.
Финансирование академических сообществ — вторая чистая форма. У нее есть достоинства. Научное сообщество самостоятельно определяет как направление исследований, так и институциональные формы их проведения, при этом оно в целом смотрит на все научное поле: формирование мощных научных школ, систематическая работа, условия, благоприятные для систематической работы с научной молодежью. Есть ли недостатки? Да, есть недостатки. Есть риск оппортунистического поведения членов научного сообщества и сформированных этим научным сообществом институтов. И этот риск может в определенных условиях приводить и приводит время от времени к закостеневанию организации, снижению ее эффективности.
Следующий вопрос, который связан со всем, о чем я говорил, и который является одним из центральных сегодня в дискуссии, — это вопрос об эффективности научного творчества. Мы должны понимать (это очень важно, чтобы все это понимали), что принципиально отсутствует единообразная количественная мера эффективности научной деятельности. Она отсутствует по той простой причине, что результат каждый раз уникален. Затраты мы можем
измерять единообразно в денежной форме. Результат каждый раз уникален.
По какому же пути в мире пошли и не могли не пойти? Это мониторинг косвенных показателей: количество, качество публикаций, цитируемость и так далее. Нужно это делать? Абсолютно необходимо. Спорят о другом: какие выводы из этого делать? Мы в Российской академии наук глубоко убеждены в том, что эти косвенные показатели, мониторинг которых абсолютно необходим, должны использоваться как сырье для экспертных оценок, а не как непосредственная основа для финансирования тех или иных институтов, групп, отдельных исследований. Вроде как посчитал какой-то показатель — и в кассу. Такой подход, с нашей точки зрения, способен нанести и наносит громадный урон науке, поскольку начинается то, что нам очень хорошо известно с советских времен: работа на показатели, выбор выгодных работ, которые дают больше очков, и так далее. Поэтому вопрос не в том, нужны или не нужны показатели, а вопрос в том, как их использовать.
Часто говорят, что в последние годы в науку вкладываются большие средства. Динамика действительно впечатляющая. В номинальном выражении в 1999 году на гражданские исследования тратилось 11,6 млрд рублей, в 2007 году почти на порядок больше — 107 млрд рублей. Но надо иметь в виду, что пока еще мы находимся на крайне низком уровне. В реальном измерении уровень 2007 года почти в три раза меньше по сравнению с уровнем 1991 года. Вы можете спросить: откуда эти показатели? Эти показатели получены на основе расчетов: рассчитывался соответствующий дефлятор и так далее. Вы скажете, это еще надо посмотреть, правильно ли там все считалось. Но посмотрим второй показатель, который приведен ниже и который считается автоматически, а именно: доля расходов гражданской науки к ВВП, которая сейчас составляет примерно 33 сотых процента, а в 1991 году она равнялась 96 сотым процента от ВВП... Как вы знаете, мы вышли на уровень ВВП 1991 года. Значит, это является таким, достаточно серьезным подтверждением того, что первая цифра — это не некие измышления, а более или менее близко к реальной действительности. И это показывает, как далеко мы еще находимся по уровню финансирования науки от 1991 года.
Теперь по поводу российской науки.
Тема эффективности сегодня является ареной борьбы, это орудие даже идейной борьбы. И здесь, надо сказать, часто используются, причем с обеих сторон, не до конца корректные аргументы. Наши оппоненты обычно в поддержку тезиса об архаичности организации академической науки оперируют абсолютными данными о количестве публикаций, цитировании. Причем они не всегда сообщают, откуда эти данные берут. В основном, как мы понимаем, они их берут из западных источников, которые далеко не все учитывают, что публикуется в России.
Мы, со своей стороны, часто для того, чтобы отбить эти наскоки, приводим данные о тех же самых показателях в расчете на единицу затрат. И действительно, если сопоставить с текущими затратами, то выясняется, что наша российская фундаментальная наука, и в частности Академия наук, одна из самых эффективных в мире, потому что затраты-то на науку очень низкие.
Конечно, здесь есть доля лукавства, на самом деле ни те, ни другие участники этой дискуссии не учитывают в своих аргументах серьезной инерционности в развитии научного комплекса. Сегодня наша достаточно высокая отдача является в значительной степени результатом тех инвестиций, которые делались давно, а не сегодняшних текущих затрат. Поэтому, если в силу демографических и
прочих причин наука рухнет, то эти высокие показатели, разумеется, исчезнут тоже.
Вот как мы оцениваем состояние сегодняшней российской науки.
Первое. Крайняя слабость прикладного сектора науки, в значительной степени разрушенного в 1990-х годах. Исключение здесь — сектор ГНЦ. Там есть очень хорошие институты, но, к сожалению, это очень маленькая часть.
Крайне низкая, за единичными исключениями, научная активность российских вузов. В значительной части российских вузов наука уничтожена.
И, наконец, все еще есть достаточно мощный, но изрядно потрепанный и постаревший, что особенно неприятно, потенциал науки в государственных академиях, в том числе, естественно, в Российской академии наук.
Какие в стране задачи долгосрочной экономической политики, с точки зрения инновационного развития? Это, конечно, спрос на научные исследования. Это комплекс мер, направленных на то, чтобы создать условия, толкающие бизнес к инновациям. О невосприимчивости нашего бизнеса к инновациям говорится очень много, я скажу, что ситуация, вообще говоря, естественным путем меняется к лучшему. Мы это чувствуем в Академии наук. Но, конечно, целенаправленная политика государства в этом необходима.
Далее. Нужно государству интегрировать инновационные факторы в свою промышленную политику, то есть формировать ее с учетом инновационных вопросов. Это тоже в значительной степени делается, но здесь есть и резервы.
Что на стороне предложения научных результатов? Перед страной ясно стоит проблема возродить сектор прикладных исследований, который функционировал бы преимущественно на коммерческих условиях, что не исключает, конечно, поддержку со стороны государства. Стоит задача модернизации мощного сектора фундаментальных исследований, что, как мне кажется, вытекает из стратегических установок, которые приняты в стране. Есть опять-таки два подхода к тому, что делать с сектором фундаментальных исследований.
Первый вариант радикального реформирования. Он в крайней форме выглядит следующим образом. Нужно сосредоточить в вузах весь потенциал фундаментальных исследований при финансировании этих исследований исключительно на конкурсной основе. У этого варианта есть очевидные издержки, с нашей точки зрения. Во-первых, научное сообщество теряет влияние на общее развитие исследований. То есть оно оказывает влияние на принятие каждого отдельного решения, но это в отличие от того, как происходит в академиях наук, приобретает фрагментарный, а не целостный характер. Второе — негативное влияние на формирование научных школ.
Наконец, третье. Даже если согласиться с тем, что это является оптимальной формой организации фундаментальных исследований, все равно надо было бы взвесить издержки, связанные с переходом от одной организации к другой. С нашей точки зрения, издержки перехода от одной модели к другой будут гигантскими.
Мы выступали и выступаем за вариант модернизации. А общий подход заключается в следующем: укрепление академического сектора науки, его переоснащение и создание условий для нормального воспроизводства кадрового потенциала. В этом плане уже многое сделано (и пилотный проект), но многое предстоит еще сделать. Пока тенденция недостаточного притока молодежи в науку не преодолена. Замедлено старение, но оно продолжается. По крайней мере, я говорю о Российской академии наук.
ИННОВАЦИИ № 3 (113), 2008
ИННОВАЦИИ № 3 (113), 2008
Конечно, нужно развивать науку в вузах. Нынешнее положение совершенно нетерпимо. В отдельных вузах, там, где сохранились серьезные школы, нужно напрямую финансировать эти школы, исключительно на конкурсной основе. Развивать всестороннее взаимодействие академической и вузовской науки и государственных научных центров. Наконец, максимально использовать с учетом того состояния, в котором находится наш сектор прикладной науки, потенциал академической и вузовской науки.
Как мы видим задачи РАН в ходе модернизации? Мы видим проблему и стремимся оптимизировать соотношение того, что обычно называется базовым и программным финансированием. Сейчас в академии (в последние годы) порядка 20% бюджетных средств распределяется в виде различных программ — программ на уровне президиума, на уровне отделения.
Мы видим необходимость активизации механизмов, обеспечивающих конкурсность базового финансирования. Здесь мы никогда не можем согласиться, когда говорят о том, что базовое финансирование, сметное финансирование — это, в принципе, просто раздача денег за то, чтобы человек ходил на работу, а не для того, чтобы он что-то там делал. Мы считаем, что, во-первых, люди, которые так говорят, просто не понимают специфику научного творчества. А во-вторых, они не понимают того, что на самом деле деньги, которые получает академия, вся система их распределения — это и есть взаимодействие на самых разных уровнях между институтами. Это борьба за ресурсы внутри академии. Это борьба, естественно, ведется в цивилизованной форме. Существуют институциональные правила этой борьбы. Но это борьба. И это борьба внутри любого института за то, как распределить деньги, которые получает институт, между различными направлениями исследования.
Наконец, нам нужно действительно обеспечить непрерывность в работе по совершенствованию сети научных организаций. Это важная задача. Но мы принципиально против всяких кампаний в этой области. Мы считаем, что совершенно некорректная постановка вопроса о том, что нужно оставить 100 хороших институтов или 50, а остальные закрыть. Если бы у нас существовало 100 хороших институтов, а 300 плохих, мы бы так и поступили. Проблема заключается в том, что в каждом институте есть и хорошее, есть и не очень и в разных пропорциях. Поэтому никаких кампаний в этой области не должно быть. Должна быть постоянная, планомерная, нормальная работа.
О создании при формировании необходимых правовых предпосылок эффективного инновационного сектора РАН, действующего в коммерческом режиме, я не буду подробно говорить. Скажу только, что целесообразность этого вытекает из того состояния прикладной науки, которое имеет место быть. И нам кажется, что стране нужно использовать тот потенциал, который имеется.
Приближается 2010 год, надо, учитывая стратегические установки развития государства, формировать график финансирования гражданской науки на следующее десятилетие.
Есть целый ряд вопросов. То, что происходит с налогообложением на землю, на имущество, просто не поддается разумному объяснению. Создан какой-то странный, нелепый механизм перекачки — в данном случае через академию — ресурсов из федеральных бюджетов в местные. Но если есть задача помочь местным бюджетам, решайте ее напрямую. Зачем же вы ставите посередине академические и другие организации подобного рода?
Есть вопрос по поводу организационно-правовой формы наших учреждений. Нам кажется, что, с точки зрения
формирования инновационного сектора в академиях наук, надо было бы серьезно подумать о том, чтобы расширить права академий по владению, пользованию и распоряжению имуществом, предоставив им право на трансформацию инновационных структур, которые формируются естественным путем, возникают внутри них, в коммерческие общества с управлением этими обществами со стороны государственных академий и капиталом последних через специально создаваемые холдинговые компании.
Последнее. Часто говорят о необходимости независимой экспертизы. Мы не против независимой экспертизы. Кто будет проводить независимую экспертизу того, что делается в Российской академии наук? Нам говорят — международную... Мы говорим: «Пожалуйста, выделяйте деньги. Только как вы это себе представляете? Вы готовы обеспечить перевод с русского языка всего того, что у нас делается, для того чтобы иностранные эксперты могли это все оценить?» Давайте, пожалуйста, но только не занимайтесь демагогией насчет того, что экспертизы нет. Внутренняя экспертиза есть.
Можно подумать над тем, чтобы рассмотреть вопросы целесообразности разделения конкурсного финансирования фундаментальных исследований учреждений государственных академий наук и высшей школы. Вот в таком случае возникала бы возможность, когда представители академического сообщества экспертировали бы соответствующие проекты для высшей школы, а представители высшей школы — проекты, которые по конкурсу шли бы в академии наук. Спасибо большое за внимание.
Х. Д. ЧЕЧЕНОВ:
— Сейчас я хотел бы, чтобы выступил Леонид Борисович Меламед, генеральный директор корпорации «Роснанотех.
Л. Б. МЕЛАМЕД:
— Уважаемый председатель, уважаемые участники парламентских слушаний! Основная задача государственной корпорации «Российские нанотехнологии», как ее определяет закон, — это коммерциализация разработок. Задачи, которые ставит перед корпорацией правительство, — это резкое масштабирование выпускаемой продукции в области нанотехнологий. Есть проект программы «Развитие наноиндустрии до 2015 года», которая предусматривает производство российскими предприятиями до 2015 года продукции в области наноиндустрии на сумму свыше 4 трлн рублей. Если учесть, что сегодня это измеряется в миллиардах рублей, то, в общем, задача стоит достаточно масштабная.
Я буду говорить о некоторых трудностях, на которые объективно наталкивается выполнение этой задачи. Первое — это отношение бизнеса к нанотехнологиям в частности и к инновациям в общем. Бизнес смотрит на это очень просто — для него на сегодняшний день в инновационной сфере соотношение между теми рисками, которые он видит, и возможной прибылью является абсолютно неприемлемым. Причем оно является неприемлемым и в абсолютном выражении, и в относительном. Что касается абсолютного выражения, это в принципе проблема, которая присутствует во всем мире. Нигде инновационная сфера не живет без поддержки государства, которое стремится соотношение между риском и прибылью изменить на более благоприятное.
Я смотрел материалы, которые подготовлены к сегодняшним парламентским слушаниям. В принципе, там достаточно много конкретных предложений, направленных на то, чтобы это соотношение изменить. На сегодняшний день бизнесу можно очень легко зарабатывать
деньги в ресурсной части — там они просты, там ниже риск. И это означает, что объем экономических стимулов разного рода должен быть еще больше, чтобы перетащить активную часть бизнеса из ресурсной сферы в инновационную.
Вторая проблема — на сегодняшний день бизнес и наука говорят на разных языках.
Эта проблема не нова для России, так происходит во всем мире. Во всем мире есть среда, которая является передаточным звеном, — это малый бизнес. В России на сегодняшний день малый внедренческий бизнес находится в зачаточном состоянии. Мы считаем, что важная задача — создать среду для массового развития малого бизнеса именно научного внедренческого плана. В материалах есть ряд разумных, с моей точки зрения, и назревших предложений, которые надо довести до практики.
И, наконец, третье, о чем бы мне хотелось сказать. Если не брать фундаментальную науку, которая в принципе не связана напрямую с коммерциализацией, а все остальное, что касается фундаментальной ориентированной науки, прикладной, опытно-промышленных и опытно-конструкторских разработок, то на сегодняшний день мы сталкиваемся с проблемой: деньги в науку пошли вне связи с конечным результатом. И это в определенной степени развращает многие коллективы. Мы уже сегодня сталкиваемся с такими случаями, когда приходит некий бизнес, заинтересованный в конечном результате, пытается заказать работу и получает отказ, потому что ученые говорят: «Зачем вы нам нужны, вы будете за свою копейку откручивать нам головы и душить, мы имеем деньги на подобные исследования и без таких сложностей».
Вот, собственно, три проблемы, которые назрели и которые необходимо решить в ближайшее время. Со своей стороны хочу сказать, что госкорпорация с оптимизмом смотрит на возможность добиться результатов в рамках поставленных задач. И, естественно, мы окажем всяческое содействие вам для того, чтобы совместно решить все эти проблемы.
Х. Д. ЧЕЧЕНОВ:
— Я просил бы выступить Алдошина Сергея Михайловича, председателя Научного центра РАН в Черноголовке, председателя Совета директоров институтов РАН. Тема доклада: «Проблемы распоряжения правами на результаты научно-технической деятельности в научных учреждениях, а также использования средств, полученных от реализации этих прав».
С. М. АЛДОШИН:
— Я начну с мысли, которую здесь привел Александр Дмитриевич Некипелов, о том, что фундаментальная наука является общественным благом и результаты фундаментальной науки, так как они получены за счет средств налогоплательщика, должны быть опубликованы и донесены до каждого налогоплательщика. Но есть и другая сторона медали. Если все-таки мы не доведем фундаментальные исследования до такого уровня, чтобы их можно было ввести в хозяйственный оборот, то, к сожалению, это может остаться только общественным благом. И вторая мысль, о которой сказал Александр Дмитриевич, — то, что в этом смысле надо максимально использовать инновационный потенциал государственных академий наук, в том числе и Российской академии наук. Проблема состоит в том, что, как в любом инновационном цикле, здесь есть некая критическая точка, которая называется development gap. Во всем мире она есть. Она обсуждается: каким образом фундаментальную науку превратить в прикладную, которая была бы понятна инвесторам, которые захотели бы
внести деньги и использовать ее для своих коммерческих целей.
И вот здесь, конечно, нужно соблюсти очень деликатную грань. Фундаментальная наука, которая финансируется за счет средств государства, должна финансироваться до такого состояния, чтобы она была законченной, чтобы результаты этой фундаментальной науки были понятны инвестору. Если мы остановимся в фундаментальных исследованиях, не дойдя до этой точки, во-первых, стоимость фундаментальных исследований будет мизерной, во-вторых, это осложнит передачу ее инвестору и вовлечение в хозяйственный оборот. С другой стороны, если государство будет чрезмерно финансировать эти исследования уже в области прикладных работ, то это будет говорить о нецелевом использовании бюджетного финансирования и выходе бюджетной науки в ранг прикладной.
И в этом смысле роль государственных академий наук очень большая, особенно Российской академии наук. Российскую академию наук, так же, как государственные академии наук, нужно обязать заниматься инновационной деятельностью. Академия наук должна отбирать наиболее интересные разработки, с точки зрения вовлечения в хозяйственный оборот, и доводить их до законченного вида.
К сожалению, все наши обращения со стороны Академии наук к государству на этот счет не получили никакой поддержки. И несколько лет назад Академия наук в одностороннем порядке ввела (в 2005 году) программу «Поддержка инноваций и разработок Российской академии наук». Результат оказался чрезвычайно интересным. За эти годы на эту программу было выделено 217 млн рублей, не очень большие деньги. Но на конкурсной основе, причем примерно один к трем, были отобраны и профинансированы 222 проекта из 150 научных учреждений только центральной части Российской академии наук.
Кроме того, было отобрано три крупных пилотных проекта в физике, химии и медицине, которым были выделены существенно бомльшие деньги, чем всем остальным проектам, с тем, чтобы отработать процедуру доведения таких разработок и передачи их в малые компании. Результат оказался таков: за эти два с небольшим (фактически три) года было получено 87 патентов в 47 грантах, которые были профинансированы, и в стадии рассмотрения находится еще 49 патентов. Оформлено документально 17 ноу-хау по 17 проектам и создано 38 малых инновационных компаний.
По результатам выполнения этих грантов те проекты, которые получили поддержку экспертного совета, были направлены в Фонд содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере. Из 43 проектов, которые были туда представлены, получили финансирование 19. Это очень большой (0,44) процент прохождения по сравнению с 0,25 стандартными в программе «Старт» в этом фонде. Кроме того, было опубликовано 347 статей и сделано 375 сообщений.
Все это говорит об очень высокой эффективности в том случае, если мудро построить политику для того, чтобы довести фундаментальные исследования до уровня, когда они становятся понятны коммерции.
Один из трех крупных проектов касался создания протонных средств терапии онкологических заболеваний. Проблема состоит в том, что это очень дорогой метод, и стоимость лечения, например в США, — минимум 220 тыс. долларов. В результате выполнения этой работы удалось создать такое оборудование, которое существенно удешевило эту процедуру, создано малое предприятие, куда была передана эта технология. И на сегодняшний день такая
ИННОВАЦИИ № 3 (113), 2008
ИННОВАЦИИ № 3 (113), 2008
протонная терапия онкологических заболеваний становится общедоступной. Подтверждением того, что это сделано на высоком уровне, может служить факт, что заграница закупает 24 протонно-терапевтических комплекса, которые делаются в этом малом предприятии.
Другая работа в области медицины: разработан костюм для лечения двигательной системы и тоже передан в центр авиационной медицины. Этот центр представляет собой малое предприятие.
В области химии: разработаны новые антисептические препараты. По результатам работы получено три патента, оформлено ноу-хау, и технология фактически уже введена в практику: создано малое предприятие, которое выпускает специальное гигиеническое мыло и уже теперь заказывает институту работы на 5 млн рублей.
Таким образом, эта программа, которую мы предлагаем, частично финансируется совместно с крупным бизнесом.
Несколько слов о тех проблемах, которые существуют. Прежде всего, это вопросы закрепления прав на интеллектуальную собственность. Сергей Николаевич здесь говорил о тех государственных контрактах, которые его агентство подписывает на крупные проекты. Это второе направление — коммерциализация разработок. Одно направление — передача их в малые предприятия, второе — передача для дальнейшего финансирования через такие крупные государственные контракты.
Проблема, которая возникла, заключается в том, что по большинству госконтрактов все-таки права на создаваемую интеллектуальную собственность не закрепляются. С моей точки зрения, это связано с тем, что в типовом гос-контракте, который сейчас разработан и применяется, не прописаны перспективы использования коммерческих результатов, которые должны быть получены по заказу государства в этом госконтракте. Фактически разработчик никак не заинтересован в том, чтобы запатентовать эти результаты, потому что там не прописано, какие взаимные обязательства существуют у заказчика и исполнителя на коммерциализацию этих результатов.
Еще один важный вопрос — это постановка интеллектуальной собственности на балансы институтов. С одной стороны, это очень дискуссионный вопрос, потому что патенты, которые создаются в научных учреждениях, не используются институтами в производстве продукции. И поэтому сама идея постановки на баланс таких патентов вообще противоречит законодательству.
С другой стороны, до сих пор не выработаны способы оценки патентов. Обычно применяют затратный механизм, который на самом деле никакой объективной информации не дает, он просто копеечный. Если применять рыночные механизмы, то они стоят больших денег. И это приводит к дополнительным налогам, которые возникают в этом случае для института, который поставил на баланс такую интеллектуальную собственность.
Кроме того, нематериальные активы невозможно до сих пор поставить на баланс. Здесь существуют противоречия между Налоговым кодексом и правилами бухгалтерского учета.
Наконец, самая большая проблема — это невозможность в настоящее время использования бюджетных средств институтами академии наук для создания малых предприятий. В результате этого не существует легитимных способов передачи интеллектуальной собственности в малые предприятия. И даже если сделать договор с отсроченным роялти-платежом, то средства, которые как лицензионная плата, как роялти приходят в институт, уже три года не могут институтом использоваться. Если три года тому назад институт платил с них 40—45% налогов,
остальные он использовал для выплаты авторского вознаграждения, то уже три года как Министерство финансов фактически это запрещает. И в конце года все лицензионные платы уходят в доход государства. Поэтому ни один разработчик не заинтересован в коммерциализации своих результатов. Это совершенно вопиющее недоразумение, как мне кажется, или некая осознанная политика, чтобы поставить препятствия на пути развития инновационной деятельности.
И еще существует одна проблема — это проблема налогообложения. Дело здесь не только в том, что через нас прокачиваются громадные деньги, но проблема еще и в том, что существуют косвенные последствия этой процедуры. Потому что на самом деле деньги эти приходят поздно, процедура их согласования чрезвычайно сложная. В лучшем случае деньги приходят в конце года, а пени начисляются уже в течение года.
Поэтому до сих пор, несмотря на то, что за прошлый год Академии наук удалось рассчитаться почти по всем долгам, по налогам на имущество и на землю, пени до сих пор висят над институтами. Идут судебные процессы, опечатываются и арестовываются здания, директорам запрещается выезжать за границу и так далее. В общем, ситуация крайне тяжелая.
Через мой институт проходит 100 миллионов таких налогов, потому что за институтом закреплена вся земля, на которой находится научный центр в Черноголовке. И в результате это приводит к разбалансировке, к тому, что у нас соотношение между бюджетной и внебюджетной частями баланса в институте нарушено, что автоматически приводит к нарушению законодательства и в перспективе — к нецелевому использованию бюджетного финансирования. Поэтому если эту проблему не отрегулировать, она вызовет проблемы второго уровня.
И, наконец, по поводу технопарков. Есть земля и имущество Академии наук, которые можно было бы использовать для инновационной деятельности, но на сегодняшний день это невозможно. В Черноголовке я уже три года пытаюсь освободиться от части земли, которая записана за нашим институтом, с тем, чтобы передать ее для создания технопарка в Черноголовке, который уже два года как декларирован. До сих пор не получается. Это просто хождение по одному и тому же кругу, различные способы запрета.
С одной стороны, говорят, что в Академии наук много нецелевых активов, с другой стороны — отказаться от этих активов, передать их для инновационной деятельности просто невозможно.
Наконец, создание малых предприятий. Это действительно очень важное направление деятельности. Сейчас в Черноголовке в рамках федеральной целевой адресной программы МЭРТом профинансировано создание бизнес-инкубатора, первого в Академии наук. Удивительный проект, который позволил создать оснащенный по последнему слову техники бизнес-инкубатор. Сейчас его использование практически заблокировано законодательством, потому что передать его в доверительное управление управляющей компании невозможно, так как собственность у нас находится в оперативном управлении. Единственный вариант — это опять сдача в аренду. То, от чего уходили, и почему, собственно, возникла идея создания в Академии наук в виде пилотного проекта бизнес-инкубатора, опять привело к тому, что, кроме вот такой пошлой аренды по высоким ценам, которая непосильна малому бизнесу, другого легального пути использования бизнес-инкубатора не существует.
Проблемы надо решать. И если мы их не решим, то на самом деле все разговоры об инновационной деятельности в Академии наук и в России останутся словами, за которыми не будет реального дела.
Х. Д. ЧЕЧЕНОВ:
— Сегодня у нас присутствует Симонов Борис Петрович, руководитель Федеральной службы по интеллектуальной собственности, патентам и товарным знакам. Доклад: «Роль и значение интеллектуальной собственности в формировании «новой» экономики».
Б. П. СИМОНОВ:
— Уважаемые коллеги! Конечно, за 10 минут рассказать о тех проблемах, которые стоят в сфере совершенствования механизма интеллектуальной собственности, их влияния на технологическое становление экономики, экономики, построенной на знаниях, практически невозможно.
Я бы хотел остановиться только на двух принципиальных моментах, которые нам мешают, по большому счету являются барьерами на пути эффективного построения этой новой экономики.
Когда мы говорим об интеллектуальной собственности, я бы отметил все-таки два критерия — инновации плюс интеллектуальная собственность. Вот что, по сути дела, будет являться пропуском, билетом в технологическую экономику. Просто инновации без интеллектуальной собственности — это работа на конкурентов. На партнеров, на конкурентов, но не на себя, поскольку мы практически сливаем ту информацию, которая мешает стать конкурентоспособными. Сама генерация знаний без правовой охраны не делает вашу продукцию и услуги конкурентоспособными. Я бы хотел, чтобы мы все понимали это.
Проиллюстрирую цифрами. Мировой оборот, который сегодня сложился на рынке сырьевых ресурсов, составляет 800 трлн долларов, оборот технологической продукции за 2007 год — 760 трлн долларов.
То есть, по сути дела, эти два рынка сегодня сопоставимы. На первом мы достаточно активно и хорошо присутствуем, но на втором рынке нас нет. Почему? Пропуск мы себе туда не выписали, пока без билета едем.
Что нам мешает? Какие же два барьера? Первое — кадры или, вернее, их отсутствие. Я считаю, что тема подготовки кадров для управления технологическими инновациями плюс обеспечение юридическим правовым сопровождением, в смысле привлечения механизма интеллектуальной собственности, является ключевой проблемой.
Мы провели анализ: сколько же у нас предприятия тратят. Есть такое понятие — структура затрат на научные исследования и разработки. Так вот, на механизмы право-охраны и защиты тратится 0,04%. В основном, это заработная плата тех людей, которые сегодня остались.
Сергей Николаевич говорил об отсутствии патентнолицензионных отделов на предприятиях. Они остались, но в мизерном количестве, в основном, это представители старой школы, когда охрана осуществлялась с помощью авторского права, через авторское свидетельство. И современными навыками управления технологическими инновациями они не обладают.
Но и предприятие сегодня не затрачивает никаких ресурсов... Я не говорю о ресурсах на проведение патентных исследований, поисков, составление патентного ландшафта для того, чтобы определить стратегию своего бизнеса, это самое примитивное! А на правильное оформление и закрепление результатов нет людей, которые могут помочь предприятиям, да и не стимулируется эта работа. И для того чтобы решить эту проблему, сегодня, по минимальной оценке, спрос на управленцев в сфере интеллектуальной собственности — это тысяча человек ежегодно. Если для инноваций как-то еще более или менее идет подготовка кадров и разобрались с этим вопросом, то в сфере узкой специализации, правовых вопросов, экономических, в сфе-
ре интеллектуальной собственности подготавливается сегодня порядка 150 человек в год. Еле-еле мы покрываем основную потребность судов, Счетной палаты, прокуратуры и отчасти Роспатента, поскольку есть только одна подведомственная организация — Российский государственный институт интеллектуальной собственности, который работает как институт. То есть у него лицензия на 480 человек. Мы эту проблему не решим и к 2010 году, если оставим такие темпы подготовки кадров.
Сегодня мы подготовили предложения. Думаю, что Министерство образования и науки поддержит предложения, которые мы пытаемся реализовать в плане ФЦП «Образование». Это создание распределенной системы подготовки кадров с использованием дистанционного обучения, с созданием распределенной системы передачи единой сети. Почему? Потому что еще существует проблема кадров, пять лет ждать долго, надо научиться переподготовке, перепрофилированию кадров, которые сегодня востребованы. И для этого распределенная система, мне кажется, одно из наиболее оптимальных решений этой проблемы. Потому что проблема не только в слушателях, проблема еще в учителях. У нас не хватает учителей, которые могут грамотно, доходчиво подготовить эти кадры. Это первое.
Второе — это мотивация или же отсутствие мотивации. Мы сегодня говорили, и это наглядно показали, что, если возьмем цикл в четыре года, финансирование научных исследований и разработок только в гражданской сфере увеличилось на порядок.
А что же произошло в сфере правовой охраны? В сфере правовой охраны мы сегодня имеем прирост на 70%, это темпы прироста результатов, получающих правовую охрану как объект интеллектуальной собственности. Но если мы выделим из этой составляющей финансирование, которое делается за счет государственного бюджета, и те организации, которые получают это финансирование, то там темпы прироста — 2,5 процента. Эта несоизмеримость говорит о том, что по большому счету здесь что-то не в порядке. Что не в порядке? Опять я хочу сказать — нет мотивации.
Почему нет мотивации? Судите сами. У нас в плане есть такое правомочие — проведение контрольных мероприятий по результатам научно-технической деятельности организаций, которые являются исполнителями конкурса, который проводят все наши госзаказчики. Мы проверили 310 контрактов, сумма которых составила 3 млрд рублей. Можно посчитать, что один контракт — примерно 10 млн рублей. Мы проверили по восьми округам. Это выборка неполная, но она достаточно представительная, чтобы сделать какие-то выводы. Только 28% госконтрактов Роснауки содержат положения, которые обязывают, включают механизм интеллектуальной собственности по закреплению результатов. У Росэнерго — 14 процентов, Рос-пром — 5, Рособразование — 44, Роскосмос — 50 и Мин-сельхоз — 16 процентов.
Госзаказчик закладывает то, что деньги будут в финансировании, а в результатах мы, по сути, никакой заинтересованности не высказываем. По этим контрактам всего было выявлено и зарегистрировано 20% результатов, а 80% мы списали в ноль.
По сути, подписание акта сдачи-приемки у заказчика означает, что мы работу выполнили, а результаты списали в ноль. Поэтому капитализация даже из этих трех миллиардов по сути не произошла.
Мы говорим: коммерциализация, но не сделали самую первейшую, самую простейшую операцию — закрепление. Почему исполнитель не заинтересован в этом закреплении? Потому что дальше на него возлагают обязательства использовать, капитализировать, а он, по большому сче-
ИННОВАЦИИ № 3 (113), 2008
ИННОВАЦИИ № 3 (113), 2008
ту, не знает, как это сделать. Значит, он не получает охраноспособных результатов, не идентифицирует эти результаты. Это первое.
Второе. Механизм финансирования не связан с механизмом правовой охраны. Те критерии публичности, ци-тируемости, которые у нас вводятся, это хорошо для фундаментальных исследований, тех исследований, которые должны быть публичными. Но есть результаты, которые должны охраняться либо в патентном, либо в беспатентном режиме (в виде коммерческой тайны). Обнародовать их — это практически значит раскрыть все секреты производства своему конкуренту или своему будущему сопернику на рынке.
Мы отказали десяткам заявок, поскольку раньше прошли публикации, и они уже перешли на уровень техники, с точки зрения патентного ведомства, и не удовлетворяют ни критериям новизны, ни критериям уровня техники. Мы сами себя обкрадываем. Это первое. И второе. Авторские вознаграждения, лицензионные договоры — это все не прописано сегодня. У предприятия нет заинтересованности использовать эти результаты с целью поощрения своих же сотрудников, с целью извлечения выгоды в дальнейшем виде лицензионных вознаграждений и платежей. По сути, мы на этом этапе уже закладываем то, что тот пропуск, о котором мы уже сказали вначале, выписан не будет.
Сегодня несколько раз я слышал: «толкать бизнес к инновациям», «малые предприятия — в технологическую сферу». Почему мы все время толкаем, почему мы «внедряем»? Мы преодолеваем какое-то сопротивление среды, которая, по сути дела, должна принести благосостояние. Почему мы не стимулируем? Почему мы не создаем условий для стимулирования? Почему мы все время преодолеваем препятствия?
Мне кажется, один из ключевых вопросов — это Федеральный закон № 94, создающий условия, определяющий форму закупок на государственные нужды. Но чего? Вещей. И чем более он становится транспарентным, тем более очевидно, что его нельзя использовать для государственных нужд применительно к научно-прикладным исследованиям. Почему? Да потому, что там вещное право, а здесь право на интеллектуальную собственность.
Это противоречие не может быть решено в одном законе. Да мы и не сформулировали государственную потребность в науке, в научно-прикладных исследованиях. Если мы пользуемся одним и тем же законом, то когда мы объявляем закупку на сапоги, консервы, канцелярские товары, то ищем наиболее выгодные условия для госзаказ-чика, кто нам продаст это по самой меньшей цене, потому что это основной принцип, который есть в этом законе. А когда мы говорим о госнужде на НИОКР, мы ищем исполнителя, которому передаем права, которые получены за счет федерального бюджета, с целью наиболее эффективного их использования. Нельзя это в одном законе сочетать.
Нужен другой закон, где бы мы сформулировали принципы: что такое государственная необходимость в научных исследованиях, что такое инновационная сфера, какая ответственность возлагается на госзаказчика и исполнителя, что будет, если эта ответственность не будет выполнена, и какие будут последствия. И это нужно прописать не в законе о трансферте технологий, потому что это следующая стадия. Давайте сделаем в начале тот закон, о котором я сказал.
И этот закон можно сынициировать, написать и провести, потому что он сегодня может обозначить правильные гражданско-правовые отношения между всеми субъектами этой сферы.
Х. Д. ЧЕЧЕНОВ:
— Выступает Пивнюк Владимир Алексеевич, вицепрезидент ОАО «ГМК «Норильский никель». Тема — «Проблемные вопросы участия бизнеса в научных исследованиях и крупномасштабных инновационных проектах».
В. А. ПИВНЮК:
— Я представляю «Норильский никель» и группу «Онэксим», которые имеют уже достаточный опыт участия в серьезном инновационном бизнесе или в серьезном инновационном проекте. И первое, с чем мы столкнулись, начиная нашу деятельность, — то, что в стране, по существу, нет эффективного национального инновационного механизма, и это нам очень мешает.
В замкнутом инновационном процессе, состоящем из двух циклов, мы вошли в первый цикл — исследовательский, нехарактерный для бизнеса, которым должно серьезно заниматься государство, и сегодня столкнулись с проблемой коммерциализации тех наработок и исследований, которые мы профинансировали, чтобы создать конкурентоспособный рыночный продукт и продвинуть его на рынок. Я имею в виду инновационную продукцию.
Наш опыт на первом этапе выявил несколько проблемных моментов исследовательского этапа инновационного процесса. Прежде всего, большинство академических институтов, с которыми мы работали (около 70 академических институтов работали по нашей программе водородных технологий, топливных элементов из обновляемых источников энергии), сегодня, к сожалению, оснащены устаревшим исследовательским оборудованием, на котором трудно создать серьезную прорывную технологию.
Мы приобрели определенное количество современного оборудования и столкнулись с проблемой: институт поставил на баланс это научное и исследовательское оборудование, нужно заплатить налог на прибыль. Из другого источника академический институт не имеет права приобретать исследовательское оборудование. Мы заплатили налог на прибыль за институт, приобретя им научное оборудование.
Другая проблема, с которой мы столкнулись, — это серьезные накладные расходы для бизнеса. Когда мы заключаем договоры с большими институтами, по существу над проблемой работает небольшая группа исследователей. Накладные расходы размазываются по всему институту, и в результате на целевые исследования инвестиции уменьшаются.
Есть проблема не защиты, не оформления охраноспособных идей, их патентования, есть проблема защиты интеллектуальной собственности. Мы столкнулись с такой проблемой, когда одни и те же исследовательские коллективы работают как по нашим договорам, так и на некоторых западных коллег, которые «отсасывают» и очень быстро оформляют эту интеллектуальную собственность, которая, по существу, непонятно, за чьи средства создается. За средства бизнеса?
Есть вопрос работы многих институтов на МНТЦ, который, как вы знаете, тоже представляет, в основном, зарубежных потребителей и через который тоже «отсасывается» значительная часть интеллектуальной собственности.
Главная проблема, с которой мы столкнулись сегодня, когда отобрали довольно приличное количество идей, технологий и приступили к их коммерциализации, состоит в том, что те лабораторные технологические регламенты (а нас интересует в дальнейшем производственный процесс), которые разрабатываются, не могут быть переведены в про-
мышленные технологические регламенты по многим вопросам. Самый главный из них — это не восприимчивая инновационно и не подготовленная технологически наша промышленность (и экономика в целом).
Два проекта, которые мы сегодня реально рассматриваем, для того чтобы осуществлять промышленное производство инновационной продукции, мы проработали. И оказалось, что 100% базовых технологий в этом процессе основаны на импортном оборудовании. Но самое интересное, что практически 90% материалов и реактивов — тоже западные. В стране ничего не производится для того, чтобы организовать нормальный инновационный бизнес, вывести на промышленный уровень инновационные продукты и продвигать их на рынок.
Следующая проблема, с которой мы столкнулись, — это почти полное отсутствие, анархия в вопросах технического регулирования. Многим это хорошо известно, но особенно тяжелый этот вопрос для тех, кто начинает внедрять инновационные продукты и продвигать их на рынок. Это вопросы регламентов, стандартов, норм, кодов, сертификации продукции. Это серьезные вопросы, без которых вообще не решается проблема перехода страны на инновационный путь развития. А ими, по существу, серьезно никто не занимается. Мы убедились в этом.
Мы профинансировали, создали коллектив, который подготовил законодательный акт, регулирующий вопросы водородных технологий и топливных элементов. Он находится сегодня где-то в Госдуме. С Госстандартом мы пытались решить эту проблему: нет, платите, будем думать.
Вопросы гармонизации наших технических регламентов, технического регулирования с международными нормами тоже не решены. Вы знаете, мы вошли в западный бизнес, купили контрольный пакет акций американской компании, которая занимается водородными технологиями. И до сих пор мы занимаемся проблемой сертификации этой продукции на российский рынок, так как в стране сегодня отсутствует всякая нормативная база.
Я не буду задерживать внимание еще на одной проблеме, с которой мы столкнулись. Дело в том, что переход между инновационными исследованиями, разработками и созданием промышленного производства связан с тем, что нужно спроектировать соответствующие производственные мощности, оснастить их. И встает проблема отсутствия в стране квалифицированных проектных организаций, которые могли бы разработать нормальную строймонтаж-ную документацию. Вторая проблема — полное отсутствие инжиниринговых компаний, которые бы способствовали осуществлению строймонтажных, пусконаладочных работ и так далее. То есть это вопросы, с которыми, кроме нас, по всей вероятности, еще никто не сталкивался. Но это главные вопросы, решение которых обеспечит переход страны на инновационный путь развития, и ими надо серьезно заниматься.
Х. Д. ЧЕЧЕНОВ:
— На заседании присутствует статс-секретарь Министерства образования и науки Сентюрин Юрий Петрович, мы ему дадим возможность высказаться, поскольку это одно из ключевых ведомств в сфере той деятельности, которую мы сегодня обсуждаем.
Ю. П. СЕНТЮРИН:
— Во-первых, я считаю, что нам всем следует поблагодарить Комитет Совета Федерации по образованию и науке за инициативу по проведению этих парламентских слушаний. Мне кажется, что результаты этого разговора могут быть использованы в практической работе как коми-
тета, так и тех, кто сегодня приглашен и участвует в парламентских слушаниях.
Мы сформулировали и направили все наши позиции (я имею в виду Министерство образования и науки) по обсуждаемым сегодня темам, поэтому мне хотелось бы акцентировать внимание собравшихся только на нескольких моментах, характеризующих наше понимание проблематики, которой посвящены парламентские слушания.
Во-первых, мы считаем инновационное развитие страны безальтернативным для России. Отталкиваемся здесь от утверждения президента, которое прозвучало буквально недавно, 8 февраля, на расширенном заседании Государственного совета. Он сказал, что стратегия инновационного развития страны, опирающаяся на одно из наших главных конкурентных преимуществ — на реализацию человеческого потенциала, наиболее эффективное применение знаний и умений людей для постоянного улучшения технологий, экономических результатов жизни общества в целом, — единственно возможная стратегия развития современной России.
Думается, что к настоящему моменту система исполнительной власти страны располагает в общих чертах достаточно цельным механизмом, который позволяет достигать этой цели. Что я имею в виду под цельным механизмом? Во-первых, мы располагаем доктринальными концептуальными основами этой деятельности. Под таковыми мы понимаем два принципиальных базовых документа — «Основы политики Российской Федерации в области развития науки и технологий на период до 2010 года и дальнейшую перспективу» и «Основные направления политики России в области развития инновационных систем на период до 2010 года».
На базе этих документов, а также на базе постановочных задач, содержащихся в посланиях Президента Федеральному Собранию, недавно, в начале прошлого года была разработана и утверждена называвшаяся сегодня «Стратегия развития науки и инноваций Российской Федерации на период до 2015 года». Данная стратегия формирует задачи по переходу страны на инновационный путь развития исходя из уже избранных, определенных и формализованных в документах приоритетов. Я напомню, что речь идет о приоритетных направлениях развития науки, технологий и техники Российской Федерации и перечне критических технологий Российской Федерации.
Таким образом, этот фундамент по определению приоритетов, критических технологий, инструментариев прописан достаточно подробно, и задача Министерства образования и науки состоит в том, чтобы, совершенствуя его, внося туда точечные изменения, руководствоваться этим материалом для своей практической деятельности.
Собственно говоря, это понимание легло в основу работы, проделанной нами по подготовке долгосрочного прогноза научно-технологического развития Российской Федерации на период до 2025 года. Впервые в 2007 году такой документ был разработан, сформулирован и внесен, соответственно, в наше правительство. Сегодня мы, по существу, руководствуемся этими взглядами.
Данная основа дополнена практическим инструментом. Я имею в виду систему федеральных целевых программ. Некоторые из них сегодня назывались, но, вообще, когда мы ведем речь о науке, о технологиях, о инноватике, мы оперируем четырьмя базовыми программами. Я их просто перечислю, может быть, не называя полностью.
Во-первых, упоминавшаяся программа, которая пришла на смену программе, действовавшей в предыдущий период до 2006 года. Это «Исследования и разработки по
ИННОВАЦИИ № 3 (113), 2008
ИННОВАЦИИ № 3 (113), 2008
приоритетным направлениям развития научно-технического комплекса России на 2007-2012 годы». Это ФЦП «Развитие инфраструктуры наноиндустрии в Российской Федерации на 2008-2010 годы». Это ФЦП «Развитие электронной компонентной базы радиоэлектроники на 20082015 годы» и Федеральная космическая программа России на 2006-2015 годы. Вот все то, что выведено в раздел федерального бюджета по науке и инновациям, здесь как раз содержатся практические направления, практические проекты, которыми, собственно, мы сегодня и занимаемся.
Я хотел бы здесь упомянуть о наноиндустрии. Сегодня по этому поводу заходила речь в привязке к той работе, которую министерство проделало в прошлом году. Мы активно работали совместно с депутатским корпусом по разработке специального федерального закона о Российской корпорации нанотехнологий. Сегодня она живет, действует. Ее руководитель выступал здесь с этой трибуны.
Я напомню, что, помимо Российской корпорации нанотехнологий, по аналогичной схеме сформирована Российская технологическая корпорация. Так вот, сегодня концентрация ресурсов государством через такие механизмы позволяет по-иному оценить объем средств, выделяемых государством на науку и инноватику. Это в дополнение к тому раскладу, который давал в своем докладе Александр Дмитриевич Некипелов. Я имею в виду абсолютные цифры, относительные цифры и перспективы.
И когда мы суммируем весь набор средств, выделяемых сегодня государством, с выделением приоритетов, на мой взгляд, картина не столь плачевна, как могло бы показаться.
Теперь мне хотелось бы сказать вот еще о какой позиции министерства: мы сегодня считаем принципиальным активно заниматься вопросами не просто сохранения, а развития среды, которая генерирует научные знания. И в этом смысле мы свою деятельность концентрируем по трем направлениям. Речь идет о секторе государственных академий наук, о секторе вузовской науки, и еще мы выделяем один сектор — отраслевой, или корпоративной науки, при всех тех издержках, которые характерны для этого сектора.
Если вести речь о государственных академиях наук, то прошедшие два (2006 и 2007-й) года ознаменовались принципиальными изменениями в этой сфере. Часть из них была отражена в сообщениях предыдущих докладчиков. Просто напомню: в завершение 2006 года были приняты изменения в базовый закон о науке и научно-технической деятельности. В соответствии с этими изменениями по-иному строится деятельность государственных академий наук. Во-первых, уставы академий наук утверждаются сегодня правительством. Во-вторых, программа научных исследований и фундаментальных исследований тоже проходит через правительственные инстанции. Я не буду затрагивать все те нарекания, которые существуют по этому поводу, но это иная система, иной подход.
Кстати, если вести речь о программе фундаментальных исследований, то проект такой программы, рассчитанной на пять лет, претендует на получение 250 млрд рублей. На сегодня он министерством разработан и внесен в установленном порядке в правительство.
Вместе с Российской академией наук мы приступили и активно реализуем пилотный проект, направленный на то, чтобы значительно изменить ситуацию с оплатой труда академических работников с тем, чтобы создать дополнительные стимулы для молодежи, для ее притока в науку.
Этот пилотный проект развивается в целом успешно. Итогом будет выход на Федеральную целевую программу
«Научные и научно-педагогические кадры». Работа над этой программой практически завершена. Мы рассчитываем, что с 2009 года у нас в стране эта программа будет действовать в полном объеме. И, следовательно, вопросы, которые обозначались сегодня по поводу поддержки, сохранения кадров, обеспечения притока кадров в науку, в научные исследования, станут более системными и в силу этого более успешными.
В секторе вузовской науки мы делаем ставку на лидеров. Мы ввели интеграционный показатель объема научных исследований. И этот показатель сегодня используется нами при проведении аккредитации образовательных учреждений. Был проведен конкурс, отобрано 57 образовательных учреждений высшего профессионального образования, которые отличаются инновационным подходом как к образовательному процессу, так и к научным исследованиям.
Весь тот потенциал, который у нас сформировался сегодня в вузах, а их в стране практически 1100, однозначно оценивать нельзя, но ставка на лидеров позволяет найти лучшие примеры тех, кто умеет распоряжаться солидным человеческим и научным потенциалом, сосредоточенным и в вузах. Эти возможности и эти механизмы должны быть перенесены и на все другие вузовские площадки.
Что касается отраслевой, корпоративной науки, то здесь звучали разные оценки. Представитель «Норильского никеля» считает, что не дело крупных корпораций заниматься наукой. Мы в министерстве уверены, что как раз корпоративные, отраслевые структуры в прикладном плане более заинтересованы в научных исследованиях и ближе к своей тематике, чем та же вузовская наука. Я не говорю про академическую науку, это другой разговор.
Потенциал корпоративной, отраслевой науки требует дополнительного развития, и, как нам кажется, через систему упомянутых мной федеральных целевых программ это развитие могло бы последовать.
Следующая позиция связана с созданием эффективной инновационной инфраструктуры.
Система наукоградов, система технопарков расписана в прилагаемых материалах. Я упомяну только об одном направлении — «Национальные исследовательские центры». Такая задача поставлена сегодня президентом. Это должны быть эталонные, высокоэффективные структуры. На базе Курчатовского института планируется отработать механизмы действия таких национальных инновационных центров. Мы вплотную подошли к практической работе.
Хочу упомянуть и о механизме, начало которому было положено в прошлом году, когда был принят специализированный закон об интеграции науки и образования, как об еще одном важном элементе этой инфраструктуры, то есть взаимопроникновение научных учреждений и образовательных и наоборот. У нас есть сегодня в повестке дня около 50 проектов такого рода интеграции. Мы собираемся в ближайшее время их реализовать и активно поддерживать.
И еще один блок хотел бы упомянуть. Сегодня много говорили по поводу того, что мы запаздываем, не всегда эффективны в вопросе коммерциализации результатов научно-технической деятельности, интеллектуальной деятельности.
В настоящий момент в повестке дня нашего министерства как организации, которая занимается законопроектной работой, стоит доводка тех норм и положений, которые содержатся в четвертой части Гражданского кодекса, посвященной правовому регулированию отношений в сфере интеллектуальной собственности. И у нас там напрямую прописана необходимость принятия двух федераль-
ных законов: о передаче технологий и о патентных поверенных.
Эти законопроекты концептуально одобрены правительственной комиссией по законопроектной работе. На сегодняшний день они прошли тестирование в Совете при Президенте по кодификации, поскольку речь идет о законах, прописанных в Гражданском кодексе, и мы находимся на этапе вынесения текстов этих законов на правительственную комиссию по законопроектной работе под руководством Александра Дмитриевича Жукова.
По мнению специалистов, можно, по крайней мере временно, решить проблему с инноватикой, не формируя специализированный закон.
Можно внести изменения в статьи закона о науке и научно-технической деятельности через внесение туда специального определения, а также путем принятия подготовленного нами законопроекта о государственных и негосударственных фондах поддержки инновационной деятельности. Вот вкупе набор этих мер позволит на временной основе компенсировать отсутствие специализированного закона об инновационной деятельности.
В повестке дня и в плане законопроектной работы министерства есть законопроект о малых наукоемких предприятиях.
Вот вкупе набор этих мероприятий по законопроектной деятельности, я за нее отвечаю в министерстве, а также наших позиций по основным направлениям поддержки науки, инновационной деятельности и может дать искомый результат.
С места:
— Какова ваша позиция по 94-му федеральному закону?
Ю. П. СЕНТЮРИН:
— По 94-му закону я могу сказать, что мы свое отношение, и не только свое, но и отношение коллегии министерства высказали. Мы считаем, закон № 94 нуждается в доработке.
Мы приготовили четыре положения, касающиеся четырех основных направлений.
Первое направление связано с требованиями, предъявляемыми к исполнителям по соответствующему направлению. И речь идет не только об уровне цены, которая предлагается исполнителям, участвующим в конкурсе. Мы также настаиваем на том, чтобы к этому исполнителю предъявлялись и другие требования, это главным образом касается его способности справиться с той задачей, которая вменяется в рамках проекта, связанного с таким сложным делом, как НИОКР.
Вторая тема, которую мы собираемся там отразить, связана со временем, которое выделяется на сопоставление результатов, на проведение экспертизы. Считаем, что тот период, который определен сегодня — 10 дней, явно недостаточен. Мы предлагаем его увеличить.
Следующее направление связано с так называемым зонтичным принципом. То есть речь идет о том, что некоторые проектные работы не могут быть выполнены одним исполнителем. И, следовательно, необходимо предусмотреть возможность коллективного решения этой проблемы.
Это вкратце. Я хочу сказать, что в целом мы предлагаем целую отдельную главу в 94-й закон, которая бы касалась специфики научно-исследовательской работы.
Подводя итог сказанному, считаем что 94-й закон нуждается в существенном изменении, модернизации, учитывая особенности научно-технической и научно-исследовательской деятельности...
Х. Д. ЧЕЧЕНОВ:
— Предлагаю предоставить слово депутату Государственной Думы Кашину Борису Сергеевичу, член-корреспонденту Российской академии наук.
Б. С. КАШИН:
— Я представляю фракцию компартии Российской Федерации и движение «За возрождение отечественной науки», которое довольно давно занимается проблемой необходимых преобразований в научной сфере.
Перед нами стоит задача выйти из тяжелейшего кризиса, в котором находится российская наука. И первое, о чем надо сказать, этот тот факт, что российская наука продолжает умирать. У нас уходят важнейшие направления, нет замены кадров, и, я думаю, всем совершенно понятно, что необходимо принять срочные меры.
Если суть моего выступления свести к одной фразе, то цель сегодняшних слушаний — приоритеты поддержки российской науки. Главным приоритетом должен быть ученый. Мы должны все преобразования начать с рассмотрения вопроса, что эти преобразования реально дают конкретному ученому, аспиранту и студенту, потому что иначе результата не будет: распилят бюджет, и все останется, по сути, тем же.
Важнейшую роль играют государственные органы, ответственные за реформы науки. Я совершенно не согласен с Сергеем Николаевичем Мазуренко в том, что 1990-е годы были годами консервации науки, а сейчас — развития. Если бы те предложения, которые Министерство образования и науки вносило в 2004 году и позднее, были бы реализованы, то у нас бы уже все, как говорится, развалилось.
Прежний статс-секретарь министерства предлагал оценивать результаты труда ученого по последним трем годам его активности. Любой, кто работал в науке, понимает, что это полный абсурд. Могут быть очень серьезные потери.
Этот вопрос имеет и политический аспект. Никуда не деться от того факта, что если наука не востребована, то какие бы мы законы ни принимали, толку не будет. И пока очевидно, что главным заказчиком должно быть государство. Компартия сформулировала свою позицию о проблемах науки еще к декабрьским выборам. Мы готовы взять на себя ответственность за реализацию этого направления. Я совсем кратко хочу сформулировать наши предложения.
Первое. Необходимо провести совещание политических партий по этой проблеме, чтобы люди во всей стране гласно узнали, что предлагают те или иные политические силы.
Второе. Необходимо обеспечить открытость и гласность при выработке планов преобразования в научной сфере. Государственным органам необходимо в обязательном порядке учитывать мнение профильных профсоюзов. Нужно ввести общественный контроль за расходованием средств по крупным научным проектам, в частности провести независимую экспертизу проекта нанотехнологий.
Я прокомментирую один пример. Говорилось о пилотном проекте. Там есть позитивные моменты, но вы послушайте, что говорят профсоюзы об этом проекте. Половина сотрудников Академии наук сейчас находится в тяжелейшем положении, им не индексируют зарплату даже на 14%, как всем бюджетникам. Инженерно-техническим сотрудникам вообще не добавили ничего. И во многих коллективах прикладной науки это резко обострило ситуацию.
Третье. Правительству при участии Российской академии наук после широкого обсуждения необходимо ут-
ИННОВАЦИИ № 3 (113), 2008
ИННОВАЦИИ № 3 (113), 2008
вердить реестр проблем государственной важности, в решение которых основной вклад должна внести наука, сформировав тем самым основу плана инновационного развития страны.
Есть сферы, где инновации можно осуществить без затрат. Должна быть политическая воля, и должен быть утвержденный план действий.
Четвертое — создать в структуре правительства орган с широкими полномочиями, ответственный за реализацию плана инновационного развития страны.
Пятый пункт. Необходимо увеличить в два раза долю на науку в бюджете, сначала до 4%, как раньше было в законе, который, к сожалению, не выполнялся, а потом еще раз в два раза, до 8%. Принять меры по пресечению коррупции при использовании выделенных средств, о чем здесь уже говорилось.
И последний тезис, на который я хочу обратить внимание. Надо существенно поднять статус и престиж профессии ученого, опираясь при этом на опыт развитых стран. Здесь мы согласны взять на вооружение любой пример — английский, французский, американский. Нигде нет такого положения, чтобы крупный ученый зависел в такой степени от администрации.
У нас сейчас спорят о реформах академий наук руководство академий наук, руководство министерства, а ученые в стороне от этой проблемы. Каких независимых экспертов вы будете иметь, если любой сотрудник, которому дали какой-то вопрос на экспертизу, полностью зависит от своего начальника. Вот где поле для коррупции. А ведь это во всем мире урегулировано.
Что для этого надо сделать? Для этого надо сделать очень простую вещь — гарантировать крупным ученым постоянную занятость до 70 лет, заработную плату, соответствующую мировому уровню, и пенсию не менее 70% от зарплаты. У нас сейчас люди вынуждены работать из последних сил, потому что они не могут жить на пенсию.
И последнее о молодых ученых. Должны быть конкретные предложения по преобразованиям на уровне уче-ного-аспиранта. Если мы этого не проведем в ближайшее время, все остальные разговоры об инновациях будут пустым словом.
Х. Д. ЧЕЧЕНОВ:
— Я просил бы сейчас выступить Гусакова Александра Александровича, заместителя начальника управления экономики администрации города Северодвинска. Тема доклада: «Проблемы государственной поддержки индустриальных центров с высоким научным потенциалом».
А. А. ГУСАКОВ:
— Дело в том, что предложение выступить, конечно, было адресовано не мне, а мэру Северодвинска Беляеву Александру Николаевичу.
И то сообщение, которое я сейчас делаю, отражает позицию администрации, позицию мэра Северодвинска.
Северодвинск находится в Архангельской области, недалеко от Архангельска — 35 километров на берегу Белого моря. Северодвинск не является городом науки в классическом понимании этого слова.
Здесь очень много говорилось о поддержке науки. Без науки, инноваций, безусловно, невозможно. Но инновации — это не только научная деятельность. И новая экономика, сейчас модно говорить «экономика знаний», не устраняет промышленность как таковую. Она только делает новую продукцию и технологии, технологические процессы более наукоемкими. Поэтому, говоря о поддержке науки и инноваций, нельзя забывать и о промышленности.
Северодвинск в этом плане является некоторым показателем, и, может быть, показателем здесь будет наша попытка выйти с предложением присвоить Северодвинску статус наукограда.
Северодвинск создавался изначально как город корабелов. И комплекс судостроительных предприятий, которые действуют в Северодвинске, — это крупнейшие в России верфи, представляет собой опытно-экспериментальную и производственную базу по созданию и освоению технологий производства новейших видов вооружений и в первую очередь — атомных подводных лодок.
Кроме того, в муниципальное образование Северодвинск входит еще село Нёнокса. Рядом с этим селом находится центральный морской полигон Министерства обороны, где проводятся испытания продукции, в частности вооружений, запуски баллистических ракет и так далее.
Постройка головного заказа — подводной лодки и модернизация, связанная с заменой систем вооружения, электроники, представляют собой сложную научно-техническую и инженерную задачу. Он представляет собой не просто опытный образец, а принципиально новый корабль, который должен быть готов к выполнению боевых задач.
Атомная подводная лодка является сложнейшим инженерным сооружением и сосредотачивает в себе научнотехнические достижения многих отраслей. Ее создание и строительство головных заказов финансируются, как и опытно-конструкторская работа, из бюджета.
В силу конструктивно-технологических особенностей (большой массы, габаритов, сложности технологических процессов изготовления и так далее) строительство первого и головного корабля занимает, как правило, несколько лет: 5 лет, 7 лет. В течение этого времени на заводе-стро-ителе идет непрерывный процесс научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ, создания и отработки новых технологий. В этот процесс вовлечены многие научные центры страны.
Кроме того, на наших предприятиях есть инженерные подразделения, которые занимаются разработкой документации.
В Северодвинске фактически реализуется полный цикл работ по постройке судов, их ремонту, модернизации и последующей утилизации. Это особенно важно для кораблей с ядерной энергетической установкой. В связи с этим в прошлом году у нас появилась первая организация фундаментальной науки, представляющая Академию наук, — филиал Института безопасности развития атомной энергетики в Северодвинске.
Кроме того, высокие технологии, отработанные в процессе постройки атомных подводных лодок, сегодня востребованы и при создании плавучих атомных электростанций, и при создании морских платформ.
Когда мы свою программу разрабатывали, мы понимали, что наша задача состоит не в том, чтобы, как в большинстве наукоградов, разрабатывать вопросы коммерциализации науки, наша задача в другом — как привлечь науку.
Поэтому стратегией развития муниципального образования Северодвинска как наукограда является создание инновационного индустриального кластера. Надо сказать, что сейчас это слово модное, популярное. И, как здесь уже упоминалось, есть концептуальный документ «Стратегия развития науки и инноваций Российской Федерации до 2015 года», где, в частности, говорится о развитии региональных инновационных кластеров. Но фактически механизмов их поддержки, в том числе финансовых, нет. То есть нет системного подхода.
Почему Северодвинск может быть здесь показательным? Потому что у нас есть определенные проблемы с при-
влечением зарубежных инвестиций, есть определенные ограничения по посещению иностранцами Северодвинска, и мы надеемся на господдержку.
Проблемы. Когда документы были направлены и получили положительное заключение экспертизы, их долго не хотели выносить на рассмотрение Межведомственной комиссии по научной инновационной политике. В нашу поддержку направил письмо Председатель Совета Федерации Сергей Михайлович Миронов. И после больших проволочек вопрос был рассмотрен на межведомственной комиссии. Что в основном обсуждали? Что доля научных исследований в общем объеме производимой продукции в Северодвинске невелика, но значительная часть производимой продукции является наукоемкой и научно-технической.
Нам было сказано, что существует 127-й закон, относящий к научно-технической продукции только научнотехнический продукт, который зафиксирован на информационном носителе. То есть получается, что проект подводной лодки — это научный результат, а головной образец — не научно-техническая продукция.
В то же время начинается противоречие главе 38 Гражданского кодекса Российской Федерации, регулирующей отношения в области подготовки и заключения договоров на научно-техническую продукцию.
Поэтому наше предложение — сформировать нормативную базу и механизмы финансовой поддержки для развития территориально-производственных инновационных кластеров и привести нормативно-правовую базу и подзаконные акты по развитию и поддержке инновационной деятельности в соответствие с позицией Президента Российской Федерации, изложенной в Послании. Это касается и законодательства о присвоении статуса наукограда.
Х. Д. ЧЕЧЕНОВ:
— Лопатин Владимир Николаевич, директор Республиканского НИИ интеллектуальной собственности. Тема — «Правовые условия и проблемы формирования рынка интеллектуальной собственности в России».
В. Н. ЛОПАТИН:
— Я представляю Республиканский НИИ интеллектуальной собственности, уникальность которого состоит в том, что он создан совместным решением как частно-государственное партнерство в решении сложнейшей задачи — проблемы интеллектуальной собственности в нашей стране. Это совместное решение Счетной палаты, Торгово-промышленной палаты России и Российской академии наук. Наблюдательный и ученый советы института возглавляет вице-президент Российской академии наук Лаверов Николай Павлович.
За два года мы столкнулись с реальными проблемами и создали шесть региональных центров на базе крупнейших университетов страны — от Владивостока до Санкт-Петербурга, имея в штате высококвалифицированных, лучших в стране специалистов по вопросам интеллектуальной собственности. И я хотел бы донести до нашего высокого собрания те выводы и проблемы, которые необходимо решать на пути к инновационной экономике.
Во-первых, безусловно, говоря о путях перехода к инновационной экономике, сегодня необходимо вносить коррективы в формирование и реализацию государственной политики. И здесь надо обращать внимание Минобрнауки как главного министерства, отвечающего пока за это направление в органах исполнительной власти Российской Федерации, что путь к инновационной технологии лежит только через рынок интеллектуальной собственности...
В этой связи возникает вопрос: а что же происходит, если головное ведомство, которое находится в подчинении Минобрнауки, не исполняет своих функций, подписывает госконтракты, не понимая государственных нужд? Неслучайно сегодня включена решением коллегии Счетной палаты проверка по итогам 2007 года деятельности этого агентства в план работы Счетной палаты. Надеюсь, что Совет Федерации будет проинформирован об итогах этой работы. Но сам факт заставляет задуматься: а какие выводы делает министерство, осуществляющее надзор за деятельностью данного агентства?
Роспатент — уважаемая служба, осуществляющая надзор в этой сфере, «кричит» в полный голос, что более 80% всех госконтрактов не содержат норм, закрепляющих права на получаемые результаты интеллектуальной деятельности, а это первоначальное условие формирования будущего рынка интеллектуальной собственности...
Я хотел бы обратить внимание еще на один пример. Сегодня в Роспроме, головном ведомстве страны, отвечающем за российскую промышленность, только 5% получаемых результатов содержит обязанность закреплять права. А если проверки Роспатента показали, что ни один гос-контракт не соответствует требованиям постановления № 685 о распределении прав на полученные результаты при бюджетном финансировании, то надо бить тревогу. Потому что деньги осваиваются, а результата нет, и конечного продукта нет. Есть один результат — освоение денег, и этим самым подменяются интересы государственные интересами ведомственными.
Надо при очередном утверждении или при корректировке очередного годового бюджета вносить поправки в распределение бюджетных денег, чтобы ограничить деятельность сегодняшних госзаказчиков, а их более 80, распределяющих эти 200 миллиардов, и обязать их направлять через предприятие, через то самое звено, которое знает, что нужно реальному сектору экономики. У нас сегодня до 90% всех исследований проходит через НИИ, а потом эти многостраничные отчеты приходят в Роснауку и лежат там мертвым грузом. Сегодня нет достаточного штата специалистов, разбирающихся в этих вопросах, чтобы понять, куда можно применять данные отчеты, куда их направлять? В этой связи корректировка бюджетополуче-ния, безусловно, необходима.
Проблема распределения прав является главнейшей и важнейшей проблемой, не решенной до настоящего времени. Закреплять права необходимо перед каким-либо внедрением в инновационную экономику. Но перед закреплением прав нужно решить проблему распределения прав. Она не решена. Шесть лет принималось постановление № 685 (2005 года). Шесть лет его готовили, приняли, два года оно действует. И практика показала, что ни в одном случае оно не применяется.
Госконтракты, заключенные Роспромом, требованиям этого постановления не соответствуют. Только 5% из них предусматривают закрепление прав. Постановление хорошее, оно предполагает заинтересованное участие исполнителей в реализации положений госконтракта, закрепление прав и включение в инновационный оборот полученной продукции. Но что в результате? Почему не исполняется данное постановление?...
В этой связи предложение. В соответствующих рекомендациях со стороны парламентских слушаний Совета Федерации Федерального Собрания в адрес Правительства Российской Федерации необходимо обратить внимание Правительства на крайне неудовлетворительную работу как минимум трех ведомств, работающих в этой части.
Первое — это Министерство образования и науки, которое со своей головной задачей как координатора госу-
ИННОВАЦИИ № 3 (113), 2008
ИННОВАЦИИ № 3 (113), 2008
дарственной политики по вопросам научно-технической, инновационной деятельности и в сфере интеллектуальной собственности не справилось. За семь прошедших лет с момента возложения этой функции на это министерство мероприятие с треском провалилось. Об этом говорят конкретные показатели, когда деньги осваиваются, а результата нет.
Второе — неудовлетворительная работа Роснауки как главного заказчика в сфере научных исследований гражданского сектора и третье — Роспром как главный заказчик в сфере российской промышленности. Безусловно, необходимы коррективы, потому что без этого, к сожалению, трудно рассчитывать на успех.
Х. Д. ЧЕЧЕНОВ:
— Я объявил Раца Александра Алексеевича, руководителя территориального управления Федерального агентства по управлению особыми экономическими зонами по Московской области.
А. А. РАЦ:
— Особые экономические зоны технико-внедренческого типа — это одна из попыток государства, создать условия, толкающие бизнес в инновации. Насколько успешна будет попытка, зависит от многих причин. На самом деле эти попытки первым успешно делал Советский Союз, создавая территориальные научно-технические поселения, решая в то время приоритетные задачи не для бизнеса, а для государственных приоритетов, для обеспечения национальной конкурентоспособности, прежде всего в оборонной сфере.
После Советского Союза эти попытки успешно повторили государства и в Америке, и в Европе, и в Юго-Восточной Азии.
В Дубне за два года с момента присвоения статуса особой экономической зоны (вы знаете, что была принята государственная концепция начинать с чистого листа, с чистого поля, концепция «Гринфилд») мы сделали проекты планировки по территории 580 гектаров, из которых 190 гектаров — это непосредственно территория особой экономической зоны, 330 гектаров (очень важно) — это городок программистов, это территория для вселения приглашаемых ученых и специалистов, потому что без концентрации ресурсов именно научно-технического потенциала мы, безусловно, не сможем добиться успеха, и бизнес не выполнит своей задачи (перераспределение ресурса внутри Дубны невозможно, у нас все заняты, нет безработных, и вы знаете, что наука и технологии в Дубне развиваются весьма успешно), 60 гектаров — это участок серийных высокотехнологичных производств.
В настоящее время завершается строительство первых 42 тыс. кв. метров инновационно-технологического центра, это пять зданий. Наверное, впервые в постсоветское время такие площади вводятся за счет государственных средств для размещения предприятия, работающего в сфере науки и технологий.
Примерно 1 июля мы собираемся ввести эти площади в эксплуатацию. Из тех нескольких сотен, которые, как мы планируем, будут работать как резиденты особой экономической зоны в Дубне, сегодня 22 компании уже получили статус резидента. Из получивших статус резидента 12 компаний сегодня подписали с Федеральным агентством по управлению особыми экономическими зонами соглашения о строительстве своих научно-производственных комплексов. Это уже за частные деньги, не за деньги бюджета, а это научно-производственные комплексы, в которые будет инвестировать бизнес, в среднем от 5 до 30 тыс. кв. метров каждый.
Решаются проблемы в сфере образования, создана ассоциация одиннадцати российских университетов, которые вместе будут готовить кадры для особой экономической зоны. И мы надеемся, что это сообщество будет расширяться.
Мы передали письменно наши предложения по тем проблемам в законодательстве, которые есть сегодня для развития технико-внедренческих особых экономических зон. Кратко скажу, что, на наш взгляд, для корпораций условия хорошо прописаны. Для малого бизнеса отсутствие возможности вести наукоемкие производства в экономической зоне фактически является препятствием для развития.
Я вкратце хотел бы упомянуть проблему, которой нет в нашем законодательстве, проблему протекционизма государства по отношению к научно-техническим предприятиям. Мы проанализировали проблему рынка программных продуктов для разработки и мониторинга нефтегазовых месторождений. Мы — крупнейшая нефтегазовая держава. Мы известны как страна, в которой очень опытные и талантливые коллективы программистов. Мы известны как страна со своими достижениями в области геологии и геофизики. И мы сегодня на свой рынок для нефтегазового отечественного сектора поставляем 1,5% программных продуктов, остальные 98,5% закупаем за рубежом. Причем корпорации, которые закупают, контролируются государством, и мы не имеем никаких законодательных возможностей привлекать наши фирмы.
Я думаю, что без государственного протекционизма проблему развития высокотехнологичного бизнеса нам не решить.
Х. Д. ЧЕЧЕНОВ:
— Шеховцов Максим Васильевич, директор Венчурного фонда «Альянс РОСНО — управление активами». Доклад интересный — «Венчурные фонды и развитие малого инновационного бизнеса в России».
М. В. ШЕХОВЦОВ:
— Я представляю первые в истории России частно-государственные венчурные фонды. Мы создали первый фонд полтора года назад в Москве, второй — чуть-чуть попозже в Перми и совершенно недавно сформировали венчурный фонд в Мордовии. Поэтому мы, как никто, столкнулись с проблемами малого инновационного бизнеса, и у нас уже есть некоторый опыт, которым мы готовы поделиться.
В России в настоящий момент наблюдается бум венчурного инвестирования. Капитализация венчурных фондов выросла приблизительно в десять раз.
Наконец, в России появляется история успеха, появляются компании, которые за сравнительно небольшой срок с небольшими стартовыми инвестициями превратились в компании, стоящие десятки, сотни миллионов, а иногда миллиарды долларов. Это говорит о том, что появился рынок для венчурных проектов, и серьезные инвесторы обращают свое внимание на сферу венчурных инвестиций.
Тому есть несколько причин. На наш взгляд, все-таки сохранился научный потенциал, еще есть и рождаются высокотехнологичные идеи, инновации. Подтверждением тому является и то, что практически все известные высокотехнологичные корпорации имеют исследовательские центры в России — это и «Ксерокс», и «Интел». И надо подчеркнуть, они решают именно самые сложные научнотехнические проблемы этих корпораций.
Я бы хотел остановиться на нескольких основных проблемах. В России очень много проектов с хорошим ноу-
хау, но эти проекты, к несчастью, ориентированы на очень узкий и сегментированный рынок. Очень низка культура оформления интеллектуальной собственности. Таким образом, мы можем выделить, что больше всего у нас встречается проектов, в основе которых лежат либо устаревшие НИОКР со слабыми управленческими командами (то есть эти проекты невозможно инвестировать профессиональному инвестору), либо проекты, в основе которых лежат НИОКР мирового уровня, но управляются эти компании и проекты очень непрофессиональными управленческими командами.
И тот редкий вариант, когда есть и то, и другое, то есть сильная управленческая команда и серьезное ноу-хау, встречается очень редко, к сожалению. Этим и можно объяснить сравнительно невысокий интерес частного бизнеса к сфере венчурного инвестирования.
Теперь я перейду к проблемам малого инновационного бизнеса. Малый инновационный бизнес находится в кризисном состоянии, год от года количество малых инновационных компаний падает, и качество НИОКР, которые они производят, тоже падает.
На наш взгляд, основная причина — это, прежде всего, к сожалению, очень низкая предпринимательская активность в сфере генерации инноваций. В настоящий момент не то что невыгодно, даже не престижно быть предпринимателем. Для малого бизнеса существуют очень высокие барьеры для входа на рынок. Для предпринимателя, который решил основать малую высокотехнологичную компанию, нет свободных площадей на рынке. Ведь что такое венчурный бизнес? Это, прежде всего, идея, небольшое ноу-хау и небольшие деньги, которые приходят со стороны инвестора. В первый год существования этому инноватору надо где-то сидеть. Несмотря на большое количество технопарков и бизнес-инкубаторов, к сожалению, надо констатировать, что отсутствие дешевых и льготных площадей для размещения малого высокотехнологичного бизнеса является одной из основных причин, почему этот бизнес не развивается.
Крупный и средний бизнес, который является основным заказчиком инноваций, венчурные фонды (вообще, профессиональные венчурные фонды являются всего лишь посредниками) не предъявляют пока большого спроса на технологические решения. И это является другой главной причиной, почему не развивается малый бизнес. Мы можем сколько угодно инвестировать в start up, в малые компании, но если их потом никто не купит, то, собственно, для чего мы их инвестировали?
Бизнес и наука пока очень слабо связаны. Большим корпорациям тоже невыгодно заниматься высокими технологиями. И самая главная причина — наши высокотехнологичные кластеры, то есть компании, которые все же получили свое развитие на основе высоких технологий, очень плохо связаны с мировыми информационными сетями и информационными сообществами. Зачастую высокотехнологичная компания, которая считает, что она развивает ноу-хау, даже не знает, что оно давным-давно не является ноу-хау и давным-давно устарело.
Предложение первое — популяризация и повышение престижа предпринимательства в сфере исследований и разработок. Второе — планомерное увеличение льготных площадей для высокотехнологичных компаний. В качестве предложений: до одного года компания платит арендную плату существенно ниже рыночной ставки; налоговые каникулы для малых высокотехнологичных компаний — от одного до трех лет; ведение бизнес-дисциплин в технических вузах или оплата бизнес-образований для стартующих предпринимателей; дальнейшее стимулирование прихода
профессиональных инвесторов с хорошей репутацией в сферу инвестиций, в малый высокотехнологичный бизнес. Наконец, создание удобных для инвесторов инструментов инвестирования, усовершенствование правовых форм коллективного инвестирования и так далее.
Хотел сказать, что есть хорошего. В России, наконец, появилось много денег, постепенно появляется очень хорошее, качественное предложение со стороны исследовательского сектора. Появляются хорошие компании, в которые можно инвестировать. Пока хороших проектов не так много, но их становится все больше и больше. Есть прекрасная возможность заимствовать успешные стратегии, которые работают во всем мире. Лучшие профессионалы со всего мира переезжают в Россию, им можно доверять управление этим высокотехнологичным бизнесом. И некоторое затишье на рынках США, Израиля, Индии также стимулирует, дает России шанс, с точки зрения развития высокотехнологичных кластеров.
Х. Д. ЧЕЧЕНОВ:
— Я прошу выступить профессора Садкова Виктора Георгиевича, заведующего кафедрой Орловского государственного технического университета. Тема — «Региональные инвестиционные системы и ключевые направления их модернизации».
В. Г. САДКОВ:
— Я хотел бы несколько слов сказать о нашем опыте по поводу создания региональных инновационных систем.
Хочу сказать, что, несмотря на наличие многих документов общероссийского масштаба (это и «Стратегия развития Российской Федерации в области развития науки и инноваций на период до 2010 года и до 2015 года», и многие другие), тем не менее, все-таки нет понимания того, что такое целостная национальная инновационная система, с точки зрения системного подхода. То есть нет формулировки генеральной функции системы и ее структуры, которую требует системное проектирование любой системы. Я хочу кратко сформулировать ту генеральную функцию, которую мы определяем для национальной инновационной системы, в том числе и для региональных систем. Генеральной функцией национальной инновационной системы является обеспечение развития экономики и общества в направлении повышения качества жизни населения и окружающей среды, я подчеркиваю, на основе интенсификации экономики, при уменьшении доли ресурсного сырьевого сектора и ресурсоемкости производства товаров и услуг. Это — главное направление.
Мы ввели так называемый интегральный критерий гармоничного развития общества и экономики. Мы назвали его «индекс гармоничного развития общества и экономики» как для страны в целом, так и для любого из регионов. Он расширяет известный и широко сегодня используемый индекс «развитие человеческого потенциала», поскольку включает в себя ряд других компонентов. Известно, что индекс РЧП включает долю ВВП на человека, уровень образования через количество лет обучения и уровень здоровья человека через продолжительность жизни. Этого мало, и нет возможности оценить, куда движется страна.
Мы предложили структуру национальной инновационной системы.
Я хотел бы остановиться только на двух моментах, связанных с определением прорывных, приоритетных нужд инновационного развития. Это второй блок, вторая подсистема этой системы.
В стране, как известно, приоритеты определяются сейчас, как правило, в форме технологий. Есть перечень кри-
ИННОВАЦИИ № 3 (113), 2008
ИННОВАЦИИ № 3 (113), 2008
тических технологий, в свое время был опубликован и действует перечень приоритетов Академии наук, но тоже больше в смысле технологий. Мы считаем, что теперь настало время эти приоритеты определять в форме продуктов — на примере широко известной нанотехнологии. Мы говорим о нанотехнологиях, а надо думать, говорить и определять приоритеты в смысле нанопродукции, которая должна формироваться, разрабатываться, внедряться на этих нанотехнологиях. Мы называем это «система радар», то есть система, которая должна постоянно смотреть вперед и отслеживать будущие приоритеты.
Мировым приоритетом, с нашей точки зрения, является производство медицинских препаратов на естественной природной основе, на экологически безопасных технологиях. Это тоже новая продукция, в том числе, может быть, и нанопродукция. Эти медпрепараты должны обладать профилактическими и лечащими свойствами. Такого рода система приоритетов должна формироваться в виде продукции и на общенациональном, и, конечно же, на региональном уровне. У себя мы это сделали и делаем, утверждая далее это соответствующими постановлениями областных органов.
Сейчас много говорится о соответствующей нормативно-правовой базе, характеризующей науку и инновационную деятельность. Известно, что тот самый пресловутый закон об инновационной деятельности уже выносился на обсуждение, но до сих пор не был принят. Сегодня много говорили уже о других предложениях, по другим законопроектам. Пора поставить вопрос о кодификации. Подумать о кодексе, о новом в технической и инновационной деятельности, причем на системной основе. То есть должна быть подготовлена общая часть этого кодекса и, соответствующим образом, специальная часть.
Несколько лет назад мы подготовили в порядке инициативы законопроект об управлении коммерциализацией в научно-технической деятельности, то есть закон о расценках, регистрации и дальнейшей коммерциализации разработок. Закон этот был направлен сразу в несколько адресов, в том числе в соответствующие комитеты Государственной Думы. Это было еще в позапрошлый созыв. И эти документы благополучно там валяются.
Все работы должны реализовываться на системной основе.
Х. Д. ЧЕЧЕНОВ:
— Липанов Алексей Матвеевич, академик, Уральское отделение РАН. Тема — «Новые разработки в учреждениях Удмуртского научного центра Уральского отделения РАН».
А. М. ЛИПАНОВ:
— Ученые Удмуртского научного центра Уральского отделения Российской академии наук вносят свой вклад в развитие научно-инновационного сектора экономики и республики, и России. По инициативе центра только за прошедший год в Ижевске были проведены три научноинновационные сессии, на которых ученые представили более 30 новых разработок, готовых к реализации...
В целях развития инновационной деятельности в республике осуществляется государственная поддержка научных исследований, в том числе грантовая поддержка совместных проектов, имеющих научно-инновационную направленность. Получило поддержку предложение ученых центра о создании республиканского центра наноиндустрии, который в настоящее время уже действует.
Академические работники привлекаются к созданию в республике законодательной базы по стимулированию инвестиционной и инновационной деятельности. Инвес-
торам при реализации приоритетных инвестиционных проектов предоставляются в республике такие формы государственной поддержки, как льгота по налогу на прибыль, льгота по налогу на имущество. Созданы и действуют механизмы предоставления бюджетных кредитов и государственных гарантий предприятиям при реализации социально значимых инвестиционных и инновационных проектов.
В этой связи хотелось бы отметить положение академических институтов, которые ведут активную научноинвестиционную деятельность, но обременены до сих пор непосильным налогом на имущество, который необходимо или отменить, или установить соответствующие льготы.
Плохо и с капитальным строительством в пределах институтов Российской академии наук.
В заключение хочу подчеркнуть, что государственная поддержка науки выходит сегодня на качественно новый уровень.
Х. Д. ЧЕЧЕНОВ:
— Щеглов Александр Владимирович, председатель совета Российского союза молодых ученых. Тема — «Решение задачи эффективного воспроизводства кадров сферы науки и образования, как один из стратегических приоритетов государства».
А. В. ЩЕГЛОВ:
— Тема, связанная с молодыми учеными, с воспроизводством кадров этой сферы, крайне актуальна.
Хотел бы остановиться на результатах одного опроса, который мы провели с помощью сайта Российского союза молодых ученых. Также мы провели анкетирование среди членов нашей организации. Было опрошено около 300 человек, задавался один вопрос: какой, на ваш взгляд, самый важный фактор, решение которого позволит сохранить молодежь в сфере науки?
На первом месте, естественно, был ответ — «увеличение зарплаты», 49% опрошенных считают, что главным является увеличение зарплаты. Каким образом, по мнению молодых ученых, предполагается увеличить зарплату? Прежде всего, предполагается увеличить число независимых государственных фондов поддержки фундаментальных исследований. То есть, безусловно, возможности РФФИ, других фондов существуют, но их недостаточно. Нужно увеличить количество фондов, количество направлений, по которым они работают. Данное решение приветствовалось бы молодыми учеными, и было бы очень востребованным.
Второе, более общее решение: увеличение доли конкурсного финансирования фундаментальной науки в общем бюджете страны.
И третье предложение, которое очень часто высказывается нашими коллегами, — необходимость формирования экспертного сообщества и развития неких новых принципов в проведении независимой экспертизы в нашей стране. Но нам кажется, что необходимо более широкое привлечение тех российских ученых, которые уехали за рубеж и там работают, для проведения независимой экспертизы в России.
Второй ответ, который молодые ученые дали на поставленный вопрос: необходимо решение жилищного вопроса. Так ответили 22%.
Какие здесь возможны решения? На первом этапе крайне важно обеспечить молодых ученых хотя бы служебным жильем. Оно не передается в собственность, не передается по наследству, но, решив проблему служебного жилья, отчасти может решить вопрос закрепления молодежи в сфере науки.
В этой связи я хочу вспомнить Федеральную целевую программу «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России». В ней предусмотрен целый блок, связанный со строительством гостевых домов при ряде вузов и крупных научных центров.
Но я бы хотел тоже высказать некоторые пожелания со стороны представителя нашей организации. Во-первых, хорошо, что эта программа с 2009 года все-таки будет реализовываться, потому что сначала ее реализация предполагалась с 2008 года, но по техническим причинам она сдвинулась. Во-вторых, мы хотели бы высказать пожелание более открытой политики написания этой программы, более открытой политики в ее разработке, особенно в области взаимодействия с молодежью. Следует также уделить особое внимание вопросам конкурсного финансирования различных составляющих в рамках этой ФЦП.
Конечно, служебное жилье не является панацеей, способной решить проблему закрепления молодежи в сфере науки. В будущем все должны иметь возможность иметь собственное жилье. Очень многие возможности недостижимы для молодых ученых: это и низкий уровень зарплаты, и, как следствие, невозможность взять ипотечные кредиты. Поэтому нам представляется необходимой разработка каких-то особых механизмов, позволяющих взять ипотечный кредит, например, под гарантии предприятия и работодателя.
Еще одним способом решения жилищной проблемы нам представляется возрождение практики молодежных жилищных кооперативов, которая очень активно использовалась в советские времена. Тут главная проблема возникает даже не в их создании, не в организации, а в наделении их землей. Потому что земля в России является очень дорогим ресурсом, особенно в крупных городах. И поэтому необходимо какое-то законодательное решение в интересах молодых ученых.
Далее 11% опрошенных ответили, что необходимо общее повышение престижа профессии в обществе. Очень много говорилось на этот счет: предлагается издавать специальную литературу, вести работу среди молодежи по популяризации занятий наукой, получения образования. Но здесь, мне кажется, важно обратить внимание на одно нововведение. Прошлой осенью в структуре правительства был создан Государственный комитет по делам молодежи. Мне кажется, заинтересованным ведомствам необходимо поставить задачу перед данным комитетом о том, чтобы они содействовали решению вопроса вовлечения молодежи в сферу науки и образования и уделяли данному вопросу особое внимание.
И последний пункт: 8% респондентов ответили, что крайне важно обеспечить доступ к современному оборудованию и литературе или обеспечить наличие перспектив кадрового роста.
Если останавливаться на необходимости доступа к современному оборудованию, то в качестве одного из решений возможно использование зарубежного опыта: создание в России бюро академических обменов. Например, бюро привязать к Министерству образования и науки. Потому что не секрет, что, например, Дальневосточное научное образовательное сообщество очень сильно оторвано от коллег из центральной части России. И зачастую оно ориентировано на Китай, на Японию, но никак не на Москву, не на Санкт-Петербург, даже не на Новосибирск. Поэтому создание такого бюро, которое смогло бы оплачивать, координировать и разрабатывать систему стажировок, практик представителей одного образовательного учреждения России в другом научном учреждении, могло бы отчасти решать эти проблемы.
Х. Д. ЧЕЧЕНОВ:
— Просил бы выступить Валентина Петровича Афанасьева, проректора по научной работе Санкт-Петербургского государственного электротехнического университета «ЛЭТИ» с докладом «Единство образовательного и научного процессов в области нанотехнологий в вузах России».
В. П. АФАНАСЬЕВ:
— На мой взгляд, вопросы развития науки в высшей школе были недостаточно освещены. В частности, когда Александр Дмитриевич Некипелов говорил о недостаточной активности науки в высшей школе, это действительно так. То есть с 1990 года после развала мы практически потеряли научных сотрудников в высшей школе и с тех пор пытаемся планомерно восстановить ситуацию. Но смотрите, что получается. В 1991 году очень активно развивался малый бизнес непосредственно при вузах, были созданы технопарки, создан целый ряд структур, которые активизировали научную деятельность в высшей школе, обеспечивали использование интеллектуального потенциала. Но на сегодняшний день технопарки для вузов невыгодны, потому что мы не можем войти туда соучредителями. Мы переходим к форме арендных отношений.
Следующий, уже совсем современный этап — федеральный закон № 94. Да, за 10 лет существенно выросли объемы хоздоговорных работ в вузах, но попробуйте сегодня провести в рамках закона большую объемную работу на миллион, два миллиона в течение трех месяцев — у вас ничего не получится. К чему это ведет? Это ведет к тому, что либо мы будем вынуждены опять искать какие-то кривые схемы выполнения таких работ, либо же мы вынуждены будем просто работать по относительно небольшим по объему договорам.
И третье. Сегодня определенным вариантом выхода из создавшегося положения, для вузов во всяком случае, является переход автономных учреждений в иной статус. Познакомившись с законом по автономным учреждениям, я хотел обратить внимание наших законодателей на то, что там очень мало прописаны особенности тех или иных структур, которые туда переходят.
Вузовское сообщество — это достаточно демократичное, сформировавшееся, имеющее свою историю сообщество. И те положения по налогообложению, которые там есть, по роли учредителя, наблюдательного совета, мягко скажем, нас пугают, хотя мы отдаем себе отчет в том, что в рамках автономного учреждения, конечно, существенно больше возможностей для проведения активной инновационной деятельности, расширения объемов научных работ и создания различного рода дочерних и прочих предприятий.
Мне хотелось бы обратить внимание на тот факт, что законодательство не только не способствует, а иногда тормозит. Законодательство немножечко должно опережать развитие вузов. И в этом случае результаты, наверное, будут более позитивные.
И теперь я буквально в двух словах расскажу по теме моего выступления. Сегодняшнее отношение к нанотехнологиям — это прорыв. Существенная часть вузов вовлечена в эту работу. То есть мы можем говорить о том, что на сегодняшний день благодаря государственной программе мы можем улучшить свой технологический парк. Мы, соответственно, получаем достаточно большие объемы финансирования под данную задачу, вузы готовы выполнять целый набор функций. Но я хочу отметить, что в любом варианте, когда мы говорим о единстве образовательного и научного процессов в области нанотехнологий, кроме того, что мы создаем базу, проводим соответствующие исследования в этой области, вузу, как известно, необходи-
ИННОВАЦИИ № 3 (113), 2008
ИННОВАЦИИ № 3 (113), 2008
мо иметь право готовить специалистов по тому или иному направлению.
И мне кажется, что здесь очень важно обратить внимание на то, как собственно планируются и распределяются средства по развитию инфраструктуры, где необходимо обеспечить гармонизацию, соответственно, образовательной и научной деятельности. На сегодняшний день у нас 32 вуза получили существенные средства, порядка 130 млн рублей, в рамках федеральной целевой программы и ориентированы на создание научно-образовательных центров по нанотехнологиям. Но интересно то, что треть этих вузов не имеют права проводить подготовку специалистов по этим направлениям. Вот эту ситуацию нужно каким-то образом заранее отрегулировать, и вопросы требуется решать более комплексно.
Еще один момент, который имеет принципиальное значение. Для того чтобы процесс подготовки кадров в области нанотехнологий соответствовал современным требованиям, необходимо создание специальных, как мы их называем, малобюджетных унифицированных учебно-научных лабораторий. Если нам эту идею удастся реализовать, то мы действительно обеспечим не на бумаге, а на деле возможность проводить подготовку наших студентов на самом современном уровне.
Вот пример таких нанотехнологических центров в электротехническом университете. В рамках инновационного проекта были подготовлены программы по подготовке маги-стров-аспирантов, переподготовке преподавателей и, соответственно, по подготовке специалистов в области нанотехнологий. Третья задача в первую очередь связана с комплексным решением по подготовке кадров по данному направлению. И вузы России на сегодняшний день в этом направлении, мне кажется, работают достаточно успешно.
Но опять встает проблема с кадрами. Ясно, что мы можем удержать на самом современном оборудовании квалифицированные кадры только в том случае, если обеспечим достойную заработную плату и интересную работу. И в этом направлении проекты различного уровня, финансируемые через РФФИ, целевые программы, по приоритетным направлениям развития науки и техники являются для нас весьма и весьма существенным подспорьем для того, чтобы мы смогли удержать молодежь именно в этой области знаний, которая не сегодняшний день, бесспорно, чрезвычайно перспективна.
И я еще раз хочу подчеркнуть, что нет науки без образования, а уж тем более нет образования без науки. И попытки искусственно разделить эти два направления, особенно в области технического образования, неуместны, по меньшей мере. И с Академией наук, и с нашими отраслевыми институтами вузы должны идти в одной связке...
Х. Д. ЧЕЧЕНОВ:
— Мы сегодня всего лишь обозначаем острые проблемы, которые доведем до сведения тех, кто принимает решения.
И в заключение буквально несколько фраз, которые должны быть в стенограмме, поскольку мы для этого и собирались.
Удивляет, что у Академии наук есть сомнение, что первично: фундаментальная наука или другое. Нужно быть совершенно невежественным, чтобы говорить подобное. Поэтому я думаю, что Академия наук здесь правильно расставляет акценты. Фундаментальная наука — база всего. Сомнений не должно быть ни у кого.
Мы сегодня не говорили о том, что, возможно (такая идея прозвучала), должен быть единый координационный центр для того, чтобы туда направлялись все научные дела. Мы не говорим сегодня, что это правильно, но мы и не говорим, что это неправильно. Помните Госкомитет по науке и технике? Может быть, к этому надо будет тоже вернуться.
Мы сегодня не говорили о том, что интеллектуальная собственность — это не только авторские свидетельства, патенты и ноу-хау. А деловая репутация организации? А многочисленные связи с зарубежными научными центрами? А квалификация того или иного учреждения, где
20 докторов наук, а в другом — один? То есть все это — интеллектуальная деятельность, и она должна быть оценена, особенно в инновационных фирмах. Выходим на ІРО в Лондоне и располагаем только информацией, сколько там стоят станки, здания, сооружения. А вот самое ценное, на сотни миллиардов долларов, интеллектуальная собственность — ее нет.
По поводу проблем, связанных с разговорами об интеграции науки и образования. Последние лет 30 это перемалывается, пережевывается, забалтывается. Кое-какие законы приняты. Например, научным организациям разрешено проведение обучения, преподавания. Наоборот, вузовским разрешено работать в сфере науки вместе с Академией наук, но, видимо, мало, коль скоро до сих пор идут разговоры.
Говорилось о коррупции, но, может быть, иногда пе-ребарщивалось. Вряд ли в науке ее 30%, но то, что это существует, мы, наверное, знаем.
Президент отметил, когда говорил о национальных проектах, кто вздумает взять здесь что-то себе, будет нести жесткую ответственность. Но тем не менее, даже в небольшом субъекте Федерации 46 уголовных дел только по национальным проектам.
О закупке и доступе к технологиям. Правильная идея была высказана президентом, здесь я хотел бы похвалить публично руководителей «Газпрома», «ЛУКОЙЛа», «Онэксима», «БазЭла», «Северстали», покупающих предприятия за рубежом.
Это допуск к новым технологиям, как минимум. Думаю, что они повернутся лицом к науке, и к фундаментальной, и к прикладной.
Если мы сдадим все выступления, мы все это издадим. Заместитель главы нашего аппарата говорит, что через месяца два.
И третье. Я бы очень хотел, чтобы наш разговор сегодня был результативным, чтобы вы приняли активнейшее участие, вплоть до написания концепции того или иного закона.
Поэтому я призвал бы вас не ограничиваться теми или иными мыслями, в наш адрес можно обращаться не только в рамках парламентских слушаний, а прислать свое видение проблемы и за их пределами. Мы всё будем перерабатывать.
Почему? Комитет переформатирован. Раньше он назывался Комитетом по науке, культуре, образованию, здравоохранению и экологии (от и до). И это мешало, когда девять человек занимаются всем, значит — ничем. Сегодня это сугубо профессиональный, научный комитет, который к тому же находится в очень тесных деловых контактах: это и Комитет Госдумы по науке и наукоемким технологиям, и Комитет по образованию, где сидят коллеги, знающие все, что делается и в науке, и в образовании.