CC BY
80
М. Н. Цветаева
СТАТУС ИСКУССТВА В КОНТЕКСТЕ ХРИСТИАНСКОЙ ГНОСЕОЛОГИИ
Статус искусства в контексте христианской гносеологии определяется фундаментальным значением духовно-нравственных ценностей в строении культуры. Для отечественной культуры, переживающей как процессы обновления, так и кризисные явления, связанные с ослаблением духовно-нравственного миропонимания, размытостью национальных идей, необходимо раскрытие духовно-нравственных традиций, созидавших и созидающих культуру, консолидирующих многоэтнический и поликонфессиональный состав нации в единое духовно-историческое и культурное целое. Созидательный и трагический опыт русской истории, отраженный в образах русской культуры, дает возможность осознать пути преображения личности, а также процессы, происходящие в современной художественной культуре.
Современные культурология и искусствоведение располагают широким спектром мировоззренческих и научно-теоретических подходов к изучению истории и теории русской художественной культуры. Генезис духовных смыслов русского искусства, читаемый в его образно-тематической, жанровой и формально-эстетической эволюции, может быть рассмотрен с учетом различных культурологических, религиозно-философских, нравственно-психологических и эстетических теорий. Вместе с тем при разработанности проблем культурно-исторического контекста русского искусства, его стилистических особенностей и направлений, творческих биографий и художественных объединений, семантико-семиотической системы изобразительного языка влияние на искусство высших духовных ценностей почти не исследовано. Речь идет о богословии светского искусства как богочеловеческого организма, как о новой фазе развития традиционной и современной культуры.
Анализ взаимодействия религиозного и светского мировосприятия в современной социогуманитарной науке сочетается с неоднозначным толкованием многообразного художественного опыта. Призыв «вдуматься в культуру» (И. А. Ильин), осознать ее национальное своеобразие, глубину и сложность, внутренний и сокровенный смысл не потерял своего значения и сегодня. Взаимодействие религиозного и светского миросозерцания становится все более значимой и актуальной задачей современной культурологической науки.
Генезис культурно-религиозных смыслов русского искусства от иконы до авангарда и современности раскрывает зарождение, развитие и трансформацию ценностей христианства, их влияние на духовно-нравственную эволюцию нации, определяя истоки и русло ее самопознания. При этом особый интерес представляют «узловые», кризисные и переломные эпохи, отражающие смену нравственных приоритетов и мировоззренческих представлений. Такие важнейшие черты русской культуры, как соборность, культ святости, жертвенность, «всемирная отзывчивость», веротерпимость, присущие национальной духовной традиции, противодействуют распаду личности, культуры, общества. Родство народов, населяющих Россию с их культурными традициями, обрядами, формировалось общностью духовно-исторического и культурно-творческого бытия. Осмысление истории и культуры в контексте христианской гносеологии позволяет понять прошлое, осознать драматическое настоящее. В период социально-политических и экономических преобразований, «антропологического кризиса», межнациональных конфликтов, поиска основ меж-культурных коммуникаций и толерантности и в связи с этим диалога христианства с другими мировыми религиями, в частности исламом, исследование наследия отечественной культуры приобретает особое значение.
Русская культура созидалась многими поколениями. Непреходящая роль принадлежит в ней деятелям золотого и серебряного веков, впитавшим огромный потенциал древнерусской культуры, сформировавшей национальные архетипы, нравственные и эстетические идеалы. Историко-генетическое исследование русской художественной культуры в ее противоречивом взаимодействии с религиозными традициями, отражающими духовно-нравственные переломы и трансформации общественного сознания, показывает не только эстетическую эволюцию направлений, стилей и школ русской живописи, но и многогранные аспекты художественного познания, связанного как с традиционными, так и отрицающими их формами мышления, позволяет выявить образы художественно-исторического бытия нации, а также этапы ее духовно-нравственного развития, завершением которого стал русский авангард. Как образ революции и революционного мышления он не только явил новизну, космический масштаб формально-эстетических экспериментов, затронув многие области культуры — философию, науку, психологию, литературу, поэзию, театр, музыку, живопись, архитектуру, декоративно-прикладное искусство, но и воплотился в неукротимой богоборческой свободе, обрел значение символа «новой» религии, «нового» духа, «нового» мышления — символа «красного искусства» (К.С. Малевич).
Духовно-эстетический путь русского искусства, формально-творческую новизну и гениальные прозрения его представителей невозможно понять вне контекста истории, русской и европейской философской мысли (Платон, И. Кант, Г. В. Ф. Гегель, А. Шопенгауэр, Ф. Ницше, М. Хайдеггер, А. Бергсон, В. С. Соловьев, П. А. Флоренский, Н. А. Бердяев, Э. Гуссерль), вне общественно-исторического и нравственного развития России, религиозно-мистических исканий творческой интеллигенции.
Революционно-новаторский опыт многих поколений запечатлен в художественных образах, и каждый стиль в русском искусстве, обращаясь к внутренним сферам духовной жизни и отражая новые культурно-религиозные смыслы эпохи, был по-своему авангарден и непримирим к предыдущему (романтизм к классицизму, передвижничество к академизму, футуризм к символизму и т. д.). Исследуя фи-
лософско-эстетические проблемы модернизма и творчества ведущих его представителей, М. Ю. Герман отмечает, что «молодые паладины авангарда привлекали своих адептов не столько знанием и логикой, сколько радикализмом и темпераментностью суждений, а чаще — многозначительной невнятицей с вкраплениями гениальных откровений»1. Многие из них мечтали и думали о духовном, пытаясь превратить физическое и тварное бытие в отсвет, знак, символ духовной жизни. От импрессионизма до супрематизма религиозно-мистические и теософские переживания отливались в новые смыслы, грани, цветовые энергии и формы. В тайниках психической жизни, устранить которую не смог ни один «изм», открывалось «черное», «неблаговидное», «недозволенное» пространство. Постулируя «безосновную» основу в человеке, авангардное миропонимание отрицало «образ и подобие». Таинства революционно-мятежного духа, пророчествующего над бездной, познание вулканических и «первооснов бытия» составляло содержание «бессюжетной» сюжетики.
Культурно-религиозные смыслы русского искусства указывают на «архаику» и новаторство художественной практики — «раскрытие бесконечного, полет в бесконечность» (Н.А.Бердяев), «напряжения и прорывы», «экстазы» и «теургию», выраженные в живописной метафизике. В иконописании, как указывает Н. С. Кутей-никова, семантика современных образов определяется как «концепция воплощения»: в иконах святых лица даются на стадии перехода в лик, в попытке «фиксации ступеней воплощения»2. При этом в иконописи изображается сверхреальная целостность, включающая все земное и небесное, а иконописца религиозный канон не сковывает, а направляет к познанию абсолютного и совершенного. Эти ступени воплощения знаменуют последовательное восхождение человека к Первообразу. Для исследования светского искусства данная концепция имеет онтологический смысл — генезис изобразительной культуры раскрывает процесс развития как движение и к «воплощению», и к «развоплощению»: от лика к личине и от личины и мнимостей к духовному преображению. В этом опыте заключено познание «вечных противоречий существенности» (А. С. Пушкин) — символический смысл русской культуры. Вместе с тем опыт раскрывает динамику и концепцию художественной культуры от иконы до авангарда, соответствующей фундаментальным смыслам и этапам творения — грехопадения — спасения.
Осмысление в свете христианских традиций духовных ценностей и антиномий бытия, выраженных в русском искусстве, возвещает его значимость, позволяет представить развитие национальной культуры более объемно и целостно. И, кроме того, такое осмысление оказывается очень важным в современных условиях, когда обострились проблемы этнокультурных и конфессиональных взаимодействий.
Центральное место в древнерусской культуре принадлежит душе, о которой сказано в Евангелии: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? или какой выкуп даст человек за душу свою?» (Мф. 16, 26), поэтому в русской культуре огромная роль принадлежит исповеди как форме национального самопознания, анализу духостроения. На рубеже Х1Х-ХХ вв. многие религиозные философы, например Н. А. Бердяев, осмысляли русскую культуру в контексте религиозного опыта. В работе «Смысл творчества. Опыт оправдания человека»3 Бердяев выдвигает важнейшие культурно-религиозные сферы, охватывающие все стороны художественной антропологии и творческой деятельности: проблемы искупления и аскетизма, бытия и гносеологии, любви и морали, мистики и магии, вопросы сво-
боды, пола, любви, брака, мужского и женского — все объемлется творческим актом как актом жизни и философии.
Для современной культурологии и искусствоведения плодотворно сотрудничество с философией, религией, богословскими науками. Этот междисциплинарный синтез помогает раскрыть национальную психологию, самопознание и социально-ценностные отношения. Суммируя сказанное, обращение к христианской антропологии и онтологии определяет важнейшие направления развития светской культуры. К ним относятся: онтологический, сотериологический, символический, нравственный, психологический, литургический и анагогический планы.
Онтологическое направление, раскрывающее духовную сущность образа, помогает понять религиозность и религиозное чувство художника, познать онтологию человека; увидеть смысл его страданий, призванность и миссию, смысл жизни и смерти как преодоление «порога пространственности» (архимандрит Софроний Сахаров). Св. Отцы призывали к познанию сокровенного и невидимого, не извне, а изнутри, через реально существующий мир, его символы — исходить «из Троицы в себе».
Проблематику светского искусства, его строй, тематический диапазон, пространственно-временную и светоцветовую семантику неизбежно определяет познание богочеловеческого двуединства и антиномичности бытия. Сотериологический план исследования помогает понять смысл жизни и поиск идеала. Высмеивая призывы современных художников изображать действительность, «как она есть», Ф. М.Достоевский писал в статье «По поводу выставки» (1873), что «такой действительности нет совсем, да никогда на земле не бывало, потому что сущность вещей человеку недоступна, а воспринимает он природу так, как отражается она в его идее, пройдя через призму его чувств; стало быть, надо дать более ходу идее и не бояться идеального. Портретист усаживает, например, субъекта, чтобы снять с него портрет, приготовляется, вглядывается. Почему он это делает? А потому, что он знает на практике, что человек не всегда на себя похож, а потому и отыскивает “главную идею его физиономии”, тот момент, когда субъект наиболее на себя похож. В умении приискать и захватить этот момент и состоит дар портретиста. А стало быть, что же делает тут художник, как не доверяется скорее своей идее (идеалу), чем предстоящей действительности? Идеал ведь тоже действительность.. ,»4.
Проблемы идеала и высшей правды — ключевые для русской культуры. В искусстве светском, оторванном от полноты религиозного мироощущения, мы видим светотеневые понятия, противоречивые образы и идеи, связанные со страданиями земного существования. Испытывая мощное воздействие душевных, эмоционально-психических энергий художника, мы вправе спросить: благотворны ли они, всегда ли преображены светом истины? Но, как писал святитель Игнатий Брянчанинов, большая часть талантов стремилась изобразить в роскоши страсти человеческие. Зло изображено во всевозможном разнообразии. Талант человеческий развился в изображении зла; в изображении добра он слаб, бледен, натянут.
Картина — всегда символ, взаимодействующий с символизируемым. В древнерусском искусстве все направлено ко Христу: святые, сакральное пространство, цвет, предметность — все устремляет к высшей, по сравнению с земной, реальности. В искусстве светском от барокко до авангарда существовал свой «канон», свои аллегории и метафоры, свой «выход» к божественному — библейская тема, образы классической и вечной красоты, канон пропорций, бесконечность природы, чело-
веческих индивидуальностей. Религиозный символизм помогает прозреть зло как «тайну беззакония» — антиикону бытия. Так, используя религиозную символику, «серебряный век» дал образ революции — вселенской апостасии. В творчестве многих русских романтиков, символистов и футуристов — А. Блока, А. Белого, Д. Мережковского, С. Есенина и В. Маяковского раскрылось трагическое мироощущение.
По религиозным заветам нравственный план и подлинный смысл культуры — свидетельствовать о победе духа над плотью, грехом и смертью, ибо «дух животворит, плоть не пользует ни мало» (Ин. 6, 63). Особая роль в русском искусстве принадлежит психологической проблематике, панморализму. Психоанализ и методы психологического реализма помогают выявить исповедальный и проповеднический взгляд на мир, близость автора и зрителя, отразить психологическую проблематику времени, всемирную и всечеловеческую отзывчивость души.
Древнерусская культура взывала к красоте, радости, анагогическому (возвышающему), праздничному мировосприятию. Как книга, написанная не буквами, а красками, икона раскрывает праздник вечной жизни, преодолевшей все тленное. В православной культуре велика роль эстетического воплощения, принципа калока-гатии — красоты добра, сияющей лучезарности, яркой и звучной чистоты, свето-носности цвета в сакральном. В секуляризованном мировосприятии, где ангельское и дьявольское противоречиво перемешано, переплетено, эстетическая красота — антиномична и двойственна, поэтому необходим анализ духовной природы эстетизма. В начале XIX в. многие писатели, художники, например Н. В.Гоголь, К. П. Брюллов, П. А. Федотов, почувствовали разлад действительности, этического и эстетического. Под видом красоты в ее образах и символах представала падшая вселенная, мир надорванный и сломанный. В беспредельном эстетизме и мистицизме серебряного века, в изысканных формах модерна открылся культ смерти и сладострастия; игра с «некто».
В религиозном искусстве литургический план указывает на присутствие Небесной Церкви в сакральном пространстве храма, знаменуя единство и неразрывную соединенность божественного и человеческого5. Эта мечта о духовно-историческом единстве, о соборно всечеловеческом братстве и всеединстве антиномично претворялась в русской культуре, рожденной в недрах православного храма, объясняя ее вечную устремленность к синтезу — религиозному, культурному, психологическому, художественному (например, творчество М. А. Врубеля, художников «Мира искусства», «Голубой розы»); ее мечтание о небесном.
Генетически связанный с духовно-психологическими и метафизическими основами религиозного и реалистического искусства, русский авангард обратился от анализа к синтезу, от дольнего к горнему. В контексте анализа реалистического и символического по особому открывается роль передвижников, реалистической школы — «академии В.Маковского и И.Репина», мастерства В. А. Серова, М.А.Вру-беля, воспитавших многих мастеров «Голубой розы», «Бубнового валета», художников аналитического метода. Их антитезное родство, их «да» и «нет» составляет не только неотъемлемую часть и принципиальное свойство художественного мышления, но и качество национального характера, его объемную модель. Запечатлевая боль и раны, человеческие страдания и грехопадения, светская культура неизбежно подводит нас к поиску целостности, осмыслению духа времени через историю искусства, через духовно-нравственный символизм, запечатленный в древнерусской культуре, который поражает нас не столько красотой и богатством формальных
приемов, эстетическим совершенством, сколько своей устремленностью к духовному преображению личности. Вне духовных ценностей в душе может воцариться «пустыня», жизнь — обратиться в ад. Образы и символы этих процессов представлены в русской художественной культуры, в динамике ее духовно-нравственного и историко-эстетического развития, отражающего взаимодействие светского и религиозного мировоззрения. Подводя итог сказанному, анализ искусства в контексте христианской гносеологии как фундаментальной основы развития русской культуры раскрывает историю русской художественной культуры как истории духовной жизни нации. Идеи религиозного символизма, семантически значимые для понимания христианских истоков русской культуры, обнажают важнейшие модели личного и общественного сознания — боготворчество и богоборчество. Системный и историко-типологический анализ религиозной и светской культуры, основанный на принципе духовно-телесной целостности и христианской трихотомии, раскрывает духовно-эстетическую и метафизическую сущность образа, понятий «целостность» и «развоплощение», центростремительные и центробежные процессы в искусстве. Историко-генетический анализ выявляет духовное своеобразие русской культуры, основы национальной психологии, а также взаимодействие христианских традиций с новыми философско-эстетическими течениями русского и западноевропейского искусства, диалог культур и религиозных конфессий. Христианские основания показывают ведущую роль духовности в образной драматургии искусства, ее значение в сюжетно-тематическом развитии и формально-творческих экспериментах; со-подчиненность стиля, жанровой, сюжетно-тематической эволюции, символики пространственно-временных и светоцветовых характеристик духовно-нравственным смыслам развития русской культуры. При этом художественная культура древнерусского, классического и авангардного периодов выявляет важнейшие формально-эстетические категории, обусловленные принципами «целостности» и «развоплощения», «иконичности» и «антииконы», отвечающими духовно-историческим смыслам. В этом ракурсе по-новому освещается архитектоника художественного образа, иерархия творчества, роль театра, формирующего не только гражданские идеалы, но и ритуально-этикетную психологию, мистифицирующую бытие; проблемы образа и Первообраза, аксиологии возраста и восприятия в моделях изобразительной культуры.
При изучении русского искусства необходимо учитывать эволюцию духовноэстетических категорий изобразительной культуры в контексте формообразующей роли слова и сюжета, архетипов и типологии портрета, исторической картины, жанровой живописи, натюрморта. Анализ пространственно-временных и цветосветовых символов в их культурно-религиозном развитии раскрывается на примерах эволюции портрета, исторической картины, бытописательской живописи, пейзажа и натюрморта как образов миросозерцания, отражающих философию человека, его духовно-телесные ипостаси, выраженные через сакральное, повседневное, историческое и природное бытие. Например, искусство 1920-1930-х годов выявляет новое миросозерцание — «пятое измерение», ставшее образом вещно-предметной вселенной, символом экономии и материализма, целесообразности и утилитарности — идолами новой культуры. Таким образом, духовно-телесная целостность становится фундаментальным принципом философско-эстетического толкования русского искусства, его художественного антропогенеза, отражающего антиномии светской культуры в ее глубинном взаимодействии с религиозным опытом.
1 Герман М. Василий Кандинский. Англия, 1999. С. 22.
Кутейникова Н. С. Иконописание России второй половины XX века. СПб., 2005. С. 19.
См. об этом: Бердяев Н. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. Т. 1. М., 1994.
4 Достоевский Ф. М. Об искусстве. М., 1973. С. 219.
5 Архимандрит Рафаил. О языке православной иконы. СПб., 1997. С. 11.
