CC BY
93
Центр изучения творчества Ф.М. Достоевского
Вестн. Ом. ун-та. 2012. № 1. С. 237-244.
УДК 81-112 К. Р. Ваганова
СТАТЕЙНЫЙ СПИСОК Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО: ЖАНРОВЫЕ И ЯЗЫКОВЫЕ ОСОБЕННОСТИ*
Дано лингвистическое описание одного важного рукописного документа XIX в. -статейного списка писателя Ф.М. Достоевского и поэта-петрашевца С.Ф. Дурова. Выделены основные макро- и микрокомпоненты всей системы описания данного объекта портретирования, сделаны выводы о региональной обусловленности данной модели.
Ключевые слова: официально-деловой стиль, розыскные документы XIX в., словесный портрет.
В современной лингвистике интерес учёных-текстологов к рукописным фондам региональных архивов, несомненно, возрастает. Актуальность проводимых ими исследований прежде всего объясняется неразработанностью проблемы функционирования местного делопроизводства ХУШ-Х1Х вв. как органа управления всем документооборотом Сибири, что помогает решению многих кардинальных вопросов развития русского делового общения [1; 3-5; 10-12]. Такой подход предполагает расширение источниковедческой базы за счёт обращения к неизданным текстам деловой письменности, которые позволяют нам декодировать содержащуюся в них ту или иную информацию, «обрисовать» социальный и культурный ареал и впоследствии представить языковую картину мира на анализируемом микроучастке текста. Перспектива нашего исследования проявляется в качественном и количественном диагностировании омских розыскных текстов, которые еще не подлежали полному языковому описанию.
Памятники региональной деловой письменности не только отражают различные общественные отношения (духовно-интеллектуальные, социальные, экономические), но и представляют собой «особый тип текстов, изначально ориентированных на живой русский язык и традиционно противопоставляемых книжно-литературным (книжнославянским, книжным, литературным) памятникам, характеризующимся церковнославянской языковой основой» [10, с. 2]. Направленность на «живой русский язык» свидетельствует о существовании особой речевой рефлексии, которая отражается в тексте: любые изменения в деловом языке (т. е. в языке юридических памятников того или иного периода) непосредственно фиксируются в деловых документах эпохи. Это говорит о прямой зависимости деловой письменности от постоянно меняющихся норм языка эпохи и, наоборот, об отражательной способности юридических текстов (язык - норма - источник).
Расширение сферы употребления деловой письменности при утрате церковно-славянским языком целого ряда функций, на наш взгляд, определило ту важную роль, которую деловой язык сыграл в сложных процессах формирования русского литературного языка нового типа, а именно роль кодификатора норм (письменных и устных). «Живые» разговорные явления различных уровней языка первоначально существовали особой (обособленной) системой, которая рас* Исследование выполнено при финансовой поддержке гранта 11-14-55004а/Т РГНФ.
© К.Р. Ваганова, 2012
полагалась на периферии всего «поля» языка (в центре нее - церковнославянский язык). Постепенно происходило «диффузное» перемещение (перемешивание элементов этой многофункциональной и многоступенчатой системы, которое определило впоследствии смену языковых доминант.
Формирование собственно русского литературного языка в течение всего
XVIII в. предопределило упорядочивание элементов разговорного, делового и высокого стилей. Всё это привело к изменениям в функционировании русского литературного языка. Он стал пригоден для выражения всё более и более широкого круга понятий, в то время как сфера употребления церковнославянского языка постепенно сужалась (в настоящее время церковнославянский язык используется как служебный). Поскольку роль делового языка начинала меняться, в этот период доля разножанровых деловых документов заметно возросла. Разветвлённое делопроизводство допетровской Руси требовало появления единых принципов его оформления и обработки документов. Сама система документооборота становится строго регламентированной, и процесс унификации (точнее, стандартизации) языка документов, начавшийся еще в Киевской Руси, получает, таким образом, своё дальнейшее развитие в XIX в. Следует помнить, что восстановить реальную картину правовых отношений и систему языковых средств выражения письменной речи юридических текстов, особенно на периферии государства, в настоящее время возможно только в результате всестороннего изучения архивных документов судебного делопроизводства [6, с. 237].
Именно поэтому в настоящей статье своеобразному лингвистико-источнико-
ведческому анализу подвергся ценный для истории, культуры и языка документ, оригинал которого хранится в Центральном государственном военно-историческом архиве в Москве, а копия - в Омском государственном литературном музее им. Ф.М. Достоевского. Это - «Статейный список о государственнъхъ и политиче-скихъ преступникахъ находящихъся в Омской крепости в каторжной работе 2-го разряда отъ 19 іюня 1850 г.». Он был составлен только на двух ссыльных в Сибирь: петрашевца С.Ф. Дурова и писателя Ф.М. Достоевского. Обращение к этому деловому тексту вполне оправдано прежде всего не только некоторыми прагматическими установками (в 2011 г. исполнилось 190 лет со дня рождения писателя
Ф.М. Достоевского), но и вполне объяснимо с точки зрения жанровых и коммуникативных законов построения деловых текстов рассматриваемого периода, что, на наш взгляд, лингвистически существеннее.
Языковые особенности статейных списков в целом в региональном делопроизводстве чаще всего определялись общими синтаксическими и стилистическими нормами рассматриваемого периода: отказ от приказной традиции повлёк за собой постепенный поиск новых средств для обозначения общей модели портретирования всех ссыльнокаторжных в Сибирь. Омское деловое письмо в этот период уже представляло собой композиционно и содержательно сложившуюся, чётко осознаваемую пишущим структуру, которую необходимо было соблюсти. Данное определение, на наш взгляд, обнажает противоречивую природу формуляра омских деловых документов XIX в. Соотнесенность текста с той или иной эпохой не играет доминирующей роли, и потому принцип его временного ориентирования сразу же может быть имплицирован исследователем. Наоборот, наличие определённого шаблона предполагает зависимость пишущего от внутренней и внешней структуры документа. Делопроизводители старались следовать за фиксированной «программой» заполнения лакун языковыми средствами выражения методики портретирования (данная «программа» определялась общими принципами построения делового текста в центральных канцеляриях). Это исключило проявление авторского начала в анализируемом деловом источнике.
Омские розыскные документы рассматриваемого нами периода - это прежде всего памятники эпохи освободительного движения в России в целом. С точки зрения исторического содержания они представляют собой богатый материал для изучения всей политической и социально-экономической ситуации: напри-
мер, истории высылки представителей различных сословий в Сибирь, обусловленной ростом антифеодальной борьбы во второй половине XIX в. В условиях кризиса самодержавно-крепостнического строя в этот период резко усиливается охранительная функция всего государственного аппарата Российской империи и особенно его полицейско-тюремной системы, причём особое место в ней занимает именно ссылка в Сибирь. Интерес исследователей к этой проблеме в последнее время явно возрос [7; 9; 14].
Текстовое сознание всех вышеобозна- письменности XIX в. особого типа доку-
ченных лингвокультурологических пре- ментов - статейных списков на ссыльно-
подсылок, на наш взгляд, и предопреде- каторжных в Сибирь. Далее приведём
лило появление, формирование и актив- текст исследуемого документа:
ное функционирование в омской деловой
Статейный список о государственных и политических преступниках, находящихся в Омской крепости в каторжной работе 2-го разряда от 19 июня 1850 г. [19]
44
*
к
ї
! Ч
К
, "71
1 / \ § „р?Л I
Л
г»*
Ґ*
1
■іу.
і у <*■» Ч гЛг
/л у
С Ці**
Ыс><?4-1' £***>' ] 1
/і ^1
! ///V?' ’
р
**//// х*и>
I
*(А&(С'
/Ш
/** / /\2 _ Уд ,г ^
0* * ^ ЭФг <? ' н л"
Л»
ГГ*** & 64/ — ,
л ... г у г*ен*‘£ъ **'*/'-\
#л^уі -і
І *>14ІН>Ь Г^Л/ЛНй^-,'?ьіі / / 1 " > . 1 \ І^гЬ.іЧ • <*■ ' * '
^Сґ.-иге -|
і1 / . / /
-71 /*
/й*« -.
^ <1 іГ’і'іл бе'іяо^ гі/'С^-ґ<!-\
\І.
к і
ч
Ґ'Л іч * і І. <
г { ІУїП* ?і-> Л
' /* !««-»'і *-*«"»-«- ^ГГ-Г
'УР Ы уиг^г , .^е, ^/> ^
у 4я ЛІ
иг*^г М,1.*С*м- \ \/<<и і< 4ХИ ' ГУП’
н>**% **■**•
А
У*’н> гр+ї'**,
V .V
/і+г^> //*» р уґ?4 і *4^7
N
Л
,ІІСі , уио ггкуг- п
щЛИ $!ІКІЧЧ> ' І
5и<л '
іЛ^.и.ЛіО# %Г*-КЯ"^» ; в
і *£■*+>*<' НА
І
&£{•>'*<*&+** **
/
?/г^/и*Є*Гг '‘ &Ч*Г* С**ІРЬ І г**»- Сі^^іи ■ л*у.‘0<+*г^ -
?14ШГГГ/£0Л~ /7*Ґ<Яи ЇЦ**4Лс/&Я/
/ ^ У ^., ^ І
І #, *//' <*£ре
- /? і'ї (^Н-ре-ГІ >1 /? ! г*/ П *<ї я * ь
^А<
Подобные деловые документы имели широкое применение в функционировании региональных канцелярий в XIX в.: в этот период частыми были ссылки в Сибирь различных категорий заключённых. Обязательным условием их «перемещения» было составление на каждого из них особых сопроводительных документов - статейных списков, всегда составляемых по определённому трафарету. Для диагностирования общей методики описания
«оных государственных и политических преступников» и выявления самой модели портретирования приведём иные тексты, хранящиеся в Государственном архиве Омской области (это позволит нам сделать выводы о пропорциональной зависимости модели описания ссыльнокаторжных в определённых типах деловых документов XIX в.) [8]:
Статейный списокъ, составленный въ Омской Градской Полицш, марта 22 дня 1841 года,
о бЭгломъ ИванЭ МоколовЭ
22 марта 1841 г.
1. Имя, прозваніе.
2. Изъ какого званія.
3. ЛЭтъ.
4. ПримЭты.
5. ГдЭ судился.
6. Родъ приговора и наказанія.
7. Чемъ при правленіи снабженъ.
8. Какого вероисповеданія.
9. Семейство преступника.
1. Иванъ Моколовъ.
2. Роста 2 арш., 4 верш., лицемъ смуглъ, волосы на голов!, усахъ русые, бороду бре-етъ, глаза каріе, направомъ боку напоясницЭ бородавка въ голуб! яйцо, имеетъ грыжу.
3. 35.
4. Изъ бродягъ.
5. Въ Тобольскомъ Губернскомъ Суд!.
6. По приговору Тобольскаго Губернскаго Суда за бродяжничество наказанъ при полиции через служителя оной плетьми двадцатью ударами и вывезенъ къ ссылк! далЭе Въ Сибирь на поименіе.
7. Снабженъ при отправлении Въ Омскъ казенною нужною одеждою.
8. ВЭры ГрЭкороссийской.
9. Не имЭетъ.
(ГУ «ГА в г. Омске», Ф. 14. Оп. 1. Д. 56. Л.29)
(2)
Статейный списокъ, составленный въ Омской Градской Полиціи, марта 22 дня 1841 г., о бЭгломъ Василе! Игнатов!
22 марта 1841 г.
1. Имя, прозваше.
2. Изъ какого звашя.
3. ЛЭтъ.
4. ПримЭты.
5. ГдЭ судился.
6. Родъ приговора и наказашя.
7. Чемъ при правленш снабженъ.
8. Какого вероисповедашя.
9. Семейство преступника.
1. Василий Игнатовъ.
2. Ростомъ 2 арш., 4 верш., лицемъ чисть, волосы на головЭ, бородЭ и усахъ темнорусые съ проседью малою, носъ продолговатъ, налЭвои рукЭ малый палецъ не разгиба-етца, глаза серокари.
3. 55.
4. Изъ бродягъ.
5. Въ Тобольскомъ Губернскомъ СудЭ.
6. По приговору Тобольскаго Губернскаго Суда за бродяжничество и ложное о про-шломъ своемъ показаше наказанъ при полиций чрезъ служилыхъ Ея плетьми двадцатью ударами и следуетъ къ ссылкЭ далЭе Въ Сибирь на посЭлеше.
7. Снабженъ при отправлении Въ Омскъ казенною нужною одеждою.
8. ВЭры ГрЭкороссийской.
9. Не имЭетъ.
(ГУ «ГА в г. Омске», Ф. 14. Оп. 1. Д. 56. Л. 44-45)
Сопоставление документов показало, что в основе омских статейных списков XIX в. лежал единый трафарет оформления. Как отмечает О.В. Трофимова, «лексико-грамматическая структура текста «родилась» в стенах комендантской канцелярии» [18]. К таковым, скорее всего, относятся Московский судный приказ и Приказ сыскных дел, которые через распорядительные (в этом значении - эталонные) документы представляли общий шаблон не только портретирования беглых ссыльнокаторжных, но и весь принцип документооборота в Сибири. Описание по «статьям» в документах имело классифицирующий характер, было достаточно формализовано и привело к минимизации языкового разнообразия в анализируемых нами деловых текстах. Речевая ситуация была предопределена функциональной направленностью омских статейных списков XIX в.: кратко, подробно и точно охарактеризовать ссыльнокаторжных (отправляемых в места ссылки, или только что прибывших в ссылку, или по тем или иным причинам покинувших ее).
Методика портретирования ссыльнокаторжных С.Ф. Дурова и Ф.М. Достоевского полностью соблюдается с той лишь разницей, что коммуникативные интенции этих документов скорее смежные и сонаправленные, нежели идентичные. Ранее уже было отмечено, что «Статейный список <...> от 19 июня 1850 г.»> был составлен на ссыльных, только пересылаемых в Сибирь по политическим причинам: «За принятіе участія въ преступ-нъхъ замыслахъ, распространеніе письма литератора БЭлинскаго наполненаго дерзкимъ выражетемъ противъ православной церкви и верховной власти и покушеніе вмісті съ прочими къ распро-страненію сочиненій противъ правитель-
ства посредствомъ домашней литографии». Привлечённый по делу петрашевцев Ф.М. Достоевский в 1849 г. был приговорён к смертной казни, которую перед самым расстрелом заменили четырёхлетней каторгой с последующим определением в рядовые [2]. Таким образом, обращает на себя внимание локализация в документе их особого статуса - «политические
ссыльнокаторжные». В «Статейных списках <...> от 1841 г.»> обнаруживаем несколько иную картину: речь идёт о беглых ссыльнокаторжных, по тем или иным причинам покинувших места своего заключения (чаще всего - социокультурным и географическим).
Такая культурная ситуация говорит об эффективности исполнения поручений вышестоящих организаций нижестоящими сибирскими делопроизводителями и в то же время о лингвистических особенностях функционирования документооборота в Сибири. В отличие от центральных приказов, быстро перестраивающихся на новый принцип составления документа, сибирским канцеляриям требовалось около 50 лет (а в некоторых случаях и более 100 лет) для реорганизации своей доку-ментоведческой работы. Постепенные качественные изменения, проходившие с периодичностью один-два раза за одно столетие в конечном счёте предопредели функционирование деловых документов разной жанровой и временной направленности в пределах парадигмальной установки, т. е. в XIX в. мы можем говорить уже о появлении такого параметра характеризации языка деловой письменности, как его шаблонность. В анализируемом юридическом документе XIX в. это проявилось в особом стандартизированном оформлении его начальных реквизитов:
- наличие реквизита «даты»: «статейный список <...> от 19 июня 1850 г.»;
- номинация адресата в перифразном значении: «статейный список о государственных и политических преступниках, находящихся в Омской крепости в каторжной работе 2-го разряда»;
- номинация адресанта в прямом значении: «подлинный подписалъ Ом.скій Ком.ендантъ Покрепости Ом.ской Плацъ-Маюръ Капитанъ Григоревъ».
Исследуемый нами документ содержит описание двух арестантов, заданное в форме таблицы. При этом параметры характеризации строго определены и эксплицированы в связи с активными коммуникативными установками того времени в канцелярском делопроизводстве: чётко, лаконично описать каждого ссыльнокаторжного в Сибирь. «Статейный списокъ <...> от 19 июня 1850 г.» фиксирует имя и прозвание «съ показани-емъ летъ от роду», наружные приметы и недостатки, описывается фигура арестанта, указывается «изъ какой губернии родомъ и кому прина.длежали», «когда поступили в работу» и «за что осуждены въ работу». Данные параметры портретиро-вания носят обобщённый характер. Это было связано с тем, что формирование и активное функционирование языка статейных списков было сонаправленным от документа к документу и частично исключало проявление авторского начала. Следует обратить внимание на факт смежности параметров характеризации с особенностями моделирования внешности в «Статейны^ъ спискахъ <...> от 1841 г.»:
1. Имя, прозваніе.
2. Изъ какого званія.
3. ЛЭтъ.
4. ПримАты.
5. ГдЭ судился.
6. Родъ приговора и наказанія
7. Чемъ при правленіи снабженъ.
8. Какого вероисповеданія.
9. Семейство преступника.
В качестве дополнительных в модели портретирования ссыльнокаторжных выступают нулевые функциональные параметры, под которыми мы понимаем характеристики разыскиваемого объекта с точки зрения определения его политического статуса (это пункты с №5 по №7): гдЭ судился, родъ приговора и наказанія, чемъ при правленіи снабж:енъ. Также вводятся параметры, которые носят скорее статистический характер (пункты № 8 и № 9). Указание на «вероисповеданіе» и на «семейство преступника» в портрете беглых ссыльнокаторжных хотя и выступало как основной компонент, но было
нацелено только на уточнение словесного портрета беглых ссыльнокаторжных, и основная функциональная направленность всего делового документа была сведена в них к минимуму.
Моделирование внешности Ф.М. Достоевского и С.Ф. Дурова качественно не отличалось от уже существующей методики портретирования, носило частично-индивидуализированный характер и было регламентировано законами речевой экономии языковых средств при оформлении статейных списков XIX в.: «Сергей Ду-ровъ, 35 лЭтъ - лицо чистое, волосы черные, глаза темнокар{е, носъ и ротъ обыкновенные, телосложетя крЭпкого» и «Федоръ Достоевский, 30 лЭтъ - лицо чистое, бЭлое, глаза сЭрые, носъ обыкновенный, волосы свЭтлорусые, на лбу надъ бровью небольшой рубецъ». При описании цвета волос и глаз, формы лица и телосложения составителем анализируемого нами статейного списка использовались только полные формы прилагательных, что говорит о качественной синтаксической перестройке форм делового языка, начавшейся еще в середине XVIII в. (сравним, лицомъ чистъ и лицо чистое, волосомъ черенъ и волосы черные).
Доминантная роль в «Статейном списке <...> от 19 июня 1850 г.»> отводилась именно ‘особым приметам’ в портрете ссыльнокаторжных в Сибирь как «помощника» индивидуализации внешности человека. ‘Примета’ (или ‘особые приметы’) в исторических словарях определяется как ‘отличительный признак, по которому могли узнать кого-л., что-л.’ [17]. Оно отсутствует в «Материалах для словаря древнерусского языка» И.И. Срезневского, отличается довольно поздним появлением в русском литературном языке. В деловых документах прежде всего данный параметр выступает в составе формулы, определяющей установки проведения осмотра внешности человека: «И про таких в хо-лопьемъ приказе сыскивати и осматри-вати спорных людей в рожеи и в приметы» [13], но постепенно начинает выполнять роль обобщающего слова при описании внешности человека. Функция компиляции всех индивидуализирующих примет внешности ссыльнокаторжного указывает на большую степень объективации и успешной идентификации человека.
Подтвердим наши рассуждения единственным примером из текста: на лбу надъ бровью небольшой рубецъ. Прагматическая нагруженность ‘особых примет’ в деловом тексте определялась коммуни-
кативными интенциями составителя словесного портрета в целом и особенностями идентифицирующих систем в розыскных деловых текстах, поскольку возникали случаи неверной и нулевой идентификаций (второй случай идентификации был более частотным), а результатом общения должно было выступить уже не само описание, а эксплицированный ответ на вопрос: доставлен ли до места назначения ссыльнокаторжный в Сибирь («Статейный списокъ <...> от 19 июня 1850 г.») и пойман ли беглый ссыльнокаторжный («Статейные списки <...> от 1841 г.»).
Данные коммуникативные интенции находятся в тесном взаимодействии друг с другом и носят сонаправленный характер, предопределяя соответствующую коммуникативную рефлексию. В возникающей ситуации опознавания человека происходит переход от «познания» к очному знакомству с разыскиваемым беглым ссыльнокаторжным (т. е. к его поимке). Несмотря на то что словесный портрет в омских статейных списках чаще всего представляет данные о разыскиваемом субъекте только частично, на основании имеющейся информации мы так или иначе должны «распознать» искомый объект. Но, к сожалению, идентификация в рамках лингвистического моделирования словесного портрета ссыльнокаторжных в Сибирь не всегда оказывается прагматически оправданной. Как результат - довольно низкий процент региональных деловых текстов уже с более структурно-осложнёнными интенциями -«поиска» по имеющемуся шаблону описания внешности.
Таким образом, теоретическая и практическая значимость изучения проанализированных омских статейных списков XIX в. (главным образом Статейного списка Ф.М. Достоевского) определяется прежде всего их актуальностью в региональном историческом контексте (обращает на себя внимание факт их содержательной и языковой погружённости в ситуацию политической ссылки в Сибирь в
XIX в.), новизной вводимого в научный оборот материала, позволяющего ставить и решать культурологические и лингвистические проблемы описательного и сопоставительного характера. Наблюдения над коммуникативно-прагматическими особенностями омских рукописных документов XIX в. позволяют сделать выводы о соотношении шаблона портретирования и составляемого по нему словесного образа разыскиваемого субъекта.
Высокая степень обработанности (шаблонности) делового языка в омских статейных списках XIX в. ограничивала проникновение в него синтаксических структур разговорного стиля, проявление индивидуально-авторского начала составителей деловых документов в региональных канцеляриях (это объяснялось тем, что в анализируемых нами памятниках не всегда предполагалась запись самой ситуации устной речи).
ЛИТЕРАТУРА
[1] Баракова О. В. Деловая письменность XVIII в.: концептосфера, субтекстовый состав: (на материале таможенных книг Московского государства) : автореф. дис. ... д-ра филол. наук. СПб., 2004. 40 с.
[2] Вибе П. П., Михеев А. П., Пугачёва Н. М. Омский историко-краеведческий словарь. М. : Отечество, 1994. С. 75.
[3] Волков С. С. Лексика русских челобитных XVII века. Формуляр, традиционные этикетные и стилевые средства : монография. Л. : Изд-во Ленингр. ун-та, 1974. 164 с.
[4] Волков С. С. Стилевые лексико-фразеологические средства деловой письменности XVII века: (На материале челобитных) : автореф. дис. ... д-ра филол. наук. М., 1981. 36 с.
[5] Волков С. С. Стилевые средства деловой письменности XVII века: на материале челобитных : монография. СПб. : Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2006. 341 с.
[6] Голованова О. И. Лингвоисточниковедческий анализ жанра «освидетельствование» в судебном производстве 2-й половины XVIII в. // Русский язык как фактор стабильности государства и нравственного здоровья нации (30 сентября - 2 октября 2010 года) : труды и материалы второй Всероссийской научнопрактической конференции : в 2 ч. / РОПРЯЛ ; ТюмГУ ; Союз журналистов Тюменской области ; под ред. О.В. Трофимовой. Тюмень : Мандр и Ка, 2010. Часть 1 : разделы I—VII. С. 241—263.
[7] Ерошкин Н. П. Крепостническое самодержавие и его политические институты (первая половина XIX.). М., 1981.
[8] История русского литературного языка: региональный аспект : хрестоматия / под ред. проф. Т. П. Рогожниковой. Омск : Изд-во Ом. гос. унта, 2010. 186 с.
[9] Кодан С. В. Политическая ссылка и система карательных мер самодержавия первой половины XIX в. Иркутск, 1980.
[10] Копосов Л. Ф. Севернорусская деловая письменность XVII—XVIII вв. (орфография, фонетика, морфология). М. : МПУ, 2000. 287 с.
[11] Кортава Т. В. Московский приказный язык XVII века как особый тип письменного языка : авто-реф. дис. ... д-ра филол. наук. М., 1999. 49 с.
[12] Осипов Б. И., Гейгер Р. М., Рогожникова Т. П. Язык русских деловых памятников XV—
XVIII вв.: Фонетический, орфографический и стилистический аспекты. Омск : Изд-во ОмГУ, 1993. 95 с.
[13] Отечественное законодательство XI—XX вв. : пособие для семинаров в 2-х частях. Ч. 1. XI—
XIX вв.; Ч. 2. XX в. / под ред. О. И. Чистякова. М. : Юристъ, 1999. 352 с.
[14] Подосенов О. П. Расправа самодержавия со ссыльными декабристами // Советское государство и право. 1975. № 12.
[15] Романенко А. П. Проблемы нормализации русского канцелярского стиля первой половины XIX века : автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1980. 20 с.
[16] Рудозуб Е. Н. Стилеобразующие средства жанров делового и бытового общения в русском языке XVII века : автореф. дис. ... канд. филол. наук. Барнаул, 1999. 21 с.
[17] Словарь русского языка XVIII в. : проект. Л. : Наука, 1977. Вып. 19. С. 217-218.
[18] Трофимова О. В. Тюменская деловая письменность 1762-1796 гг. в контексте этнолингвистической ситуации региона // Вестник Воронежского государственного университета. Серия «Гуманитарные науки». Воронеж, 2004. № 2. С. 96-105.
[19] «Статейный список о государственныхъ и по-литическихъ преступникахъ находящихъся в Омской крепости в каторжной работе 2-го разряда» отъ 19 іюня 1850 г. // ЦГВИА. Ф. 312. Оп. 2. Д. 1597. Л. 3; Д. 1815. Л. 2.
