CC BY
18ГОАТИ В.
СТАБИЛИЗАЦИЯ ДЕМОКРАТИИ ИЛИ ВОЗВРАЩЕНИЕ К МОНИЗМУ: «ТРЕТЬЯ ЮГОСЛАВИЯ» В СЕРЕДИНЕ 90-Х ГОДОВ1* GOATI V.
Stabilizacija demokratije ili povratak monizmu: «Treca Jugoslavija» sredinom devedesetih. -
Podgorica: Slovo, 1996. - 244 s. (Реферат)
Владимир Гоати - доктор социологии, крупнейший исследователь политических процессов в бывшей и настоящей Югославии, научный сотрудник Института общественных наук в Белграде.
Книга состоит из трех глав и 31 параграфа, в которых рассматриваются роль политической элиты в распаде Югославии, спектр постдейтонской политической сцены, результаты выборов, отношения между партиями и обществом, а также политические демократические модели для «третьей Югославии»2).
После распада «реального социализма», пишет автор, в странах
Центральной и Восточной Европы постепенно формируется новый политический порядок, основанный на институтах представительной демократии (парламент, свободные выборы, многопартийная система, независимые СМИ). Посткоммунистические общества стран Центральной и Восточной Европы характеризуют, кроме всего прочего, отсутствие сильного среднего слоя, который является естественной основой демократии, доминирование патриархальной культуры, низкая степень уважения прав человека, отсутствие демократических традиций (кроме Чехии). Поэтому автор ставит вопрос, идет ли вообще в посткоммунистических обществах речь о демократическом порядке или о некоем новом варианте авторитарного порядка с известными демократическими примесями. Ответом на этот вопрос является предлагаемая читателям книга.
Во введении автор делает несколько уточнений. 1. Когда речь идет о демократии, то под этим он понимает вид политического порядка, а не тип общества, или способ жизни. 2. В событиях в странах Центральной и Восточной Европы обычно различают два этапа: 1)
1 Югославская литература по проблемам демократии и парламентаризма выходила в основном в период до 1998 г., когда начались вооруженные выступления албанских экстремистов и агрессия НАТО на Югославию, что значительно повлияло на изменение тематики исследовательских работ. Смена власти и изменение политического вектора новой политической элиты Югославии в октябре 2000 г. пока не нашли отражения в научных работах, поскольку ситуация в стране достаточно нестабильная, и о перспективах развития государства по демократическому пути говорить еще рано. - Прим. реф.
2) «Третьей Югославией» условно называют Союзную Республику Югославию, созданную в апреле 1992 г. «Первой» считают Королевство СХС (позже - Югославия), возникшее в 1918 г., «второй» - государство (ФНРЮ, СФРЮ), провозглашенное в 1945 г. - Прим. реф.
ликвидацию диктатуры, которую обычно обозначают термином «транзиция к демократии» и которая длится до первых свободных выборов; 2) установление демократии, которое проходит фазы консолидации, стабилизации и упрочения демократии. Если созданный демократический режим бесперебойно функционирует 20 лет, то считается, что создана стабильная демократия.
Процесс стабилизации демократического порядка в СРЮ, пишет автор, с 1990 до начала 1996 г. развивался специфично, если сравнивать с другими странами Центральной и Восточной Европы. Автор выделяет четыре такие особенности.
Первой является удержание у власти с 1990 до начала 1996 г. реформированных коммунистических партий Сербии и Черногории, тех партий, которые управляли республиками еще в период самоуправления. Социалистическая партия Сербии (СПС) и Демократическая партия социалистов (ДПС) победили на всех выборах в республиканские парламенты и Союзную скупщину, несмотря на постоянно падающий жизненный уровень населения и катастрофическое состояние экономики. По мнению В.Гоати, одна из причин состоит в том, что речь идет об очень трудном периоде, когда граждане голосовали, главным образом, за национальное и государственное выживание. Вопросы экономики и жизненного уровня были отодвинуты на второй план, являясь для большинства граждан определенной платой за проводимую национальную политику.
Второй особенностью процесса стабилизации демократического порядка в СРЮ является то, что этот процесс проходил в момент, когда существование Сербии и СРЮ как законных политических субъектов оспаривалось рядом политических сил внутри страны. С одной стороны, речь идет о партиях, объединенных в «Албанскую альтернативу» в Косове и Метохии, Партии демократических действий в Санджаке, не участвующих в голосовании на выборах. Отсутствие в политической жизни почти пятой части населения страны являлось крупной преградой демократическому развитию страны. С другой стороны, оппозиционные партии в Сербии и Черногории (Демократическая партия, Демократичес-кая партия Сербии, Либеральный союз Черногории) не признавали конституционного строя СРЮ, что автор связывает с недостаточностью их участия в процессе принятия решений.
Третьей особенностью является то, что демократическое развитие проходило в условиях, когда в бывших республиках СФРЮ велись гражданские войны, в частности в Боснии и Герцеговине и Хорватии. Военные события в двух бывших республиках СФРЮ сильно влияли на общественное развитие Югославии, поскольку подогревали национализм.
Четвертую особенность автор определяет как отсутствие перемен в экономической сфере, из-за чего политическо-экономическая система «третьей Югославии» представляла собой весьма редкое сочетание демократических институтов и нерыночной экономики. Это, в свою очередь, поднимало вопрос о глубине, ширине и стабильности осуществленной плюралистической трансформации в СРЮ.
В первой главе автор показывает, какую негативную роль сыграли имевшие глубокие расхождения по вопросу будущего Югославии политические элиты республик СФРЮ. Постепенно раскол между ними спускался по вертикали партийной иерархии от руководства к членству, чтобы затем в гравитационное поле раскола втянуть и обычных граждан. В этих условиях с помощью СМИ произошла травматизация общественного сознания, и общественное мнение повернулось в сторону недовольства «второй Югославией», как политическим сообществом разных народов.
Исследование общественного мнения в середине 1990 г. показало, что мнение граждан Югославии разделилось: 24% опрошенных полагали, что будущее государство останется федерацией, а 20% - конфедерацией (с.46). Перед голосованием на первых многопартийных выборах в 1990 г. большинство избирателей имели возможность на референдумах (кроме Сербии) высказать свое отношение к будущему государству. Четыре из шести республик высказались за самостоятельные государства. За единое с Сербией государство высказались лишь черногорцы.
Во многих республиках партии начали складываться еще в 1989 г. В 1990 г. в Сербии появилось около 50 партий, в Хорватии - около 40, в Черногории - 21, а в конце 1992 г. в РЧ насчитывалось 27 партий. В конце 1995 г. в СРЮ было зарегистрировано около 170 партий, но лишь малая их часть играла активную роль в политической жизни страны. Дальнейшее политическое развитие страны показало, что лишь несколько партий смогли стать влиятельными силами. На парламентских выборах 1993 г. в Сербии лишь 5 партий преодолели 4%-ный барьер и вошли в Скупщину: Социалистическая партия Сербии (СПС), Сербское движение обновления (СДО), Сербская радикальная партия (СРП), Демократическая партия
(ДП), Демократическая партия Сербии (ДПС). СПС была самой сильной партией. В декабре 1994 г. ее членство составляло 450 тыс. человек. СПС выбрала особую модель демократии -демократический социализм. Не делая между этими двумя противоположными понятиями различия, СПС полагала, что социализм представляет собой лишь иное обозначение демократии.
СДО была второй по значению партией в парламенте. При формировании она скорее была социальным движением, поскольку основные ценности черпала в религии и национальных традициях. Постепенно СДО стала все больше походить на партию, к 1993 г. имела уже 50 тыс. членов и в программу записала, что «без демократической Сербии не может быть сильной Сербии», что подразумевало многопартийное парламентское государство.
Третьей по числу членов (40 тыс. человек) была СРП, которую автор называет ультранационалистической, с самого начала противив-шейся воссозданию Югославии и выступавшей за обновление независимой демократической Сербии. Эта Сербия должна включить в себя все сербские земли бывшей СФРЮ.
Около 30 тыс. членов партии в начале 90-х годов имела ДП. Настаивая исключительно на демократических общечеловеческих принципах, демократы часто сталкивались с упреками в том, что они «анациональны», и поэтому включили в свою программу тезис о национальных интересах Сербии. Демократическая партия была гражданской партией и постепенно становились правой.
ДПС появилась в июле 1992 г., отделившись от ДС. Она с самого начала имела четкую национально-демократическую ориентацию.
В Черногории тоже пять политических партий на выборах 1992 г. вошли в парламент: Демократическая партия социалистов (ДПС), наследница коммунистов республики; Народная партия Черногории (НПЧ), выступающая за демократическую Черногорию и гражданские права людей; Либеральный союз Черногории (ЛСЧ), отстаивающий независимую либерально-демократическую Черногорию; Сербская либеральная партия Черногории (СЛПЧ).
Результаты выборов, прошедших в обеих республиках с 1990 до начала 1996 г., по мысли автора, говорят о большом политическом превосходстве СПС и ДПС над оппозицией в Сербии. Он объясняет это, с одной стороны, приверженностью голосующего населения социалистическому режиму и правящей коммунистической партии, готовностью отстаивать основные ценности самоуправленческого социализма, особенно социальное равноправие, и вернуться к «командной экономике» вместо приватизации, а с другой — недостроенной инфраструктурой оппозиционных партий, их финансовой слабостью, отсутствием поддержки масс, их стратегической и тактической незрелостью, отсутствием поддержки средств массовой информации, которые находились под патронажем правящей партии. Особенно сильно проявлялись разрозненность оппозиции, невозможность достичь единства по многим вопросам. Оппозиционные партии характеризовали хронические внутренние расколы. В результате оппозиция не могла предложить альтернативную политическую платформу.
Рассматривая процесс эволюции политических партий, В.Гоати подчеркивает, что они не являются монолитными организациями, что продолжается процесс их внутренней трансформации и можно ожидать их дальнейшего разъединения и слияния.
В развитии демократических процессов автор большое значение придает трансформации политических институтов в бывшей Югославии. В 1989-1990 гг. во всех пяти республиках установились модели «демократии большинства», основными характеристиками которой являются следующие параметры: концентрация исполнительной власти в руках одной партии, слияние исполнительной и законодательной власти и доминирование правительства, двухпартийная система, плюралистичес-кая избирательная система, унитарное и централизованное правительство, ненаписанная конституция и суверенитет парламента, исключительно представительная демократия без элементов непосредственной демократии.
Создание институтов «демократии большинства» в сегментарных обществах югославских республик, притом во время, когда национальное и религиозное напряжения достигли своего апогея, неизбежно привело к тому, что демократия преобразилась в «этническую демократию» или «племенную демократию», а политический строй (порядок) — в «конституционный национализм». Последнее означает, что закон устанавливает привилегии для представителей одной этнической группы, нации в ущерб другим жителям данного государства. Этнонациональную концепцию суверенитета следует рассматривать, пишет автор, как «отождествление самой многочисленной национальной группы с политической структурой -государством, когда представители других наций являются "остатком" или гражданами второго
сорта» (с.170). Поэтому государство действует как инструмент титульной нации и исключительно в направлении защиты интересов (имущество, ценности) этой нации. В конституцию были включены такие положения, как «исторические права» титульной нации, утверждение в делопроизводстве только одного языка, закрепление прав только одной религии, доминирование культурных символов одной нации и т.д. Отсюда следует неизменное «снижение стандарта прав меньшинств» (с.176).
Только после начала гражданской войны и распада СФРЮ (1991), пишет автор, появились известные признаки, которые указывали на то, что правящие политические партии в республиках «второй Югославии» перестали использовать «право большинства» как оружие против меньшинства. Изменения между тем явились результатом не самостоятельного определения правящих партий, а давления внешнего фактора. Это выразилось, например, в Декларации Совета министров ЕС от 17 декабря 1991 г., которая требовала гарантии прав этнических групп и меньшинств. Стремясь добиться международного признания, правящие элиты постепенно показывали более толерантное отношение к национальным меньшинствам.
Союзная Республика Югославия, возникшая 27 апреля 1992 г., во многом отличается от СФРЮ (величина территории, численность населения, состав федерации), но имеет и общие черты, среди которых - исключительно гетерогенное общество в этническо-культурном плане.
Автор ставит вопрос: какое направление институционального развития могла выбрать Югославия в 1991 г. и какие элементы в ее развитии станут преобладать - демократия большинства или демократия консенсуса? Под «демократией консенсуса» автор понимает политический порядок, сложившийся в Швейцарии, Бельгии, Голландии и Австрии, который предполагает представление «всех сегментов общества в исполнительной власти» (с.172) и почти бездействие права большинства при принятии решений. Эти страны спонтанно разработали особую модель демократии. Ее сущность состоит в том, что политическое принятие решений происходит при участии всех элементов общества соразмерно их численности, а по самым важным вопросам используется консенсус. Кроме того, основными характеристиками этой модели являются: ориентация на создание широких коалиций партий, которые пришли к власти; формальное и неформальное разделение власти на законодательную и исполнительную, облегченные условия представительства меньшинств в парламенте; многопартийная, а не двухпартийная система; представительство партий, объединивших людей на разных основах (экономических, национальных, религиозных); использо-вание пропорциональных моделей избирательных систем; территориаль-ный и нетерриториальный федерализм и децентрализация; гарантирова-ние конституцией права вето для меньшинства.
Отвечая на поставленный выше вопрос, В. Гоати напоминает, что Сербия и Черногория вошли в СРЮ с собственными политическими институтами, созданными в 1990 г. Между тем Конституцией СРЮ (1992) была создана новая институциональная структура федеративного государства. Это, в свою очередь, потребовало и определенных изменений республиканских структур власти в федеральных единицах. Автор показывает, что Конституция СРЮ определяет двухпалатную систему союзного парламента. Скупщина состоит из Веча граждан и Веча республик, куда депутаты избираются республиканскими скупщинами. Казалось, что выбор двухпалатной системы указывает на «демократию консенсуса», однако право Черногории выбирать то же количество посланников, как и Сербия, численность населения которой в 16 раз превышает численность населения Черногории, представляет собой преграду для применения правила принятия решения большинством. Без этого права меньших по объему федеральных единиц могли бы быть ущемлены.
В Югославии применяется избирательная система комбинированного типа: половина посланников избирается по мажоритарной схеме, а половина - по пропорциональному принципу. Принятию такой избирательной системы не предшествовали научные дискуссии и обсуждения. Выбор именно такой избирательной системы, по мнению автора, скорее похож на компромисс между Сербией, для которой на первых свободных выборах был важен принцип большинства, и Черногорией, в которой на выборах в том же году использовали пропорциональный принцип. Это привело к целому ряду трудностей в формировании устойчивого парламента. Определяя тип государственной власти или приоритет между законодательной и исполнительной ветвями власти, Конституция СРЮ недвусмысленно отдает предпочтение законодательной власти. В частности, это хорошо видно на примере права Скупщины выбирать и смещать с должности президента республики. Автор делает вывод, что в СРЮ установилась парламентская система. При этом автор подчеркивает, что функционирование политической системы в Югославии зависит не только от союзных
институтов, но и от функционирования и взаимодействия двух федеративных единиц - Сербии и Черногории. А они обладают исключительно большой автономией. Из этого проистекает много проблем. Одной из таких проблем является согласование республиканских конституций (прежде всего, сербской) с союзной Конституцией. Следовало согласовать и обозначить разграничение по вопросу компетенции союзных и республиканских органов, преодолеть как несоответствие институтов политической системы каждой республики, так и институциональную асимметрию в целом.
Различия и несогласованность структур государственных институтов на союзном и республиканском уровнях влияли на политическую жизнь в стране. Параллельное функционирование президентской системы в Сербии и парламентских систем в Черногории и федерации привело к существенному перераспределению власти в СРЮ. В политической системе Югославии сложилась пирамида власти, вершиной которой стал президент Республики Сербии, что полностью дезавуировало структуру власти, установленную Конституцией СРЮ. Объем власти президента Республики Сербии проистекал не только из анормальных полномочий, которые ему обеспечила республиканская Конституция, но и из уже упомянутой непропорциональности между Сербией и Черногорией по численности населения и по экономическим возможностям. Кроме того, укреплению власти президента Сербии способствовало и то, что Югославия нигде не была международно признанным государством, поэтому все отношения с другими странами и с международными организациями, особенно по вопросам мирного урегулирования в Хорватии и Боснии и Герцеговине, складывались и осуществлялись при активном участии органов власти Сербии.
Во многих событиях первой половины 90-х годов федеральные органы власти не принимали активного участия. Полная пассивность союзного парламента и союзного правительства влияла на то, как граждане оценивали создание СРЮ. Это хорошо видно по результатам эмпирического исследования в мае 1993 г. и ноябре 1995 г. в обеих республиках. 62-64% опрошенных и в том, и в другом году полагали, что СРЮ является самым лучшим решением для двух федеральных единиц (с.190). Автор считает, что это очень небольшая поддержка осуществленной идее «третьей Югославии» как политическом содружестве двух республик. Он сравнивает эти результаты с результатами референдума, прошедшего 1 марта 1992 г., когда 95,5% граждан Черногории выразили желание жить в едином государстве Югославии.
Политическая власть, которой вообще не наделены федеральные органы, не сконцентрировалась и в парламентах двух союзных республик, но проявила себя в их исполнительно-политических органах. В Сербии - в президенте республики, а в Черногории - в правительстве, которому Конституция этой республики предоставила право утверждать и проводить внутреннюю и внешнюю политику. Вместо выразителей политики равновесия республиканские парламенты стали органами господства большинства. Именно оно определяло повестку дня, принимало законы и постановления. Говоря о парламенте Сербии, автор подчеркивает его основную слабость - полное превосходство правящей партии над оппозицией, снова отмечает чрезмерность прав президента республики. Но самую большую опасность для парламентаризма Сербии автор видит вне стен парламента - в возможности принимать многие решения на референдуме. Референдум фактически стал альтернативным и потенциально конкурентным институтом парламенту, даже определен-ным видом «надпарламента», ибо Скупщина должна исполнять любое решение, принятое на референдуме. Стремление социалистов «еще больше» расширить демократию посредством референдума неизбежно приводило к обратным результатам, так как делало возможным при принятии решения обойти политические партии и парламент и проложить путь «плебисцитной демократии», при которой политический вождь коммуницирует со «своим» народом непосредственно, без парламента и других демократических институтов.
В парламенте Черногории автор также выделяет ряд недостатков, среди которых - слабая организованность. Так, например, в период между 1990 и 1994 гг. Скупщина Черногории заседала ежегодно не более месяца, что являлось выражением очень низкой активности законодательного органа, особенно если учесть, что это время начальной фазы парламентаризма, когда идет становление нормативной базы рес-публики. Кроме того, в Черногории в работе органов власти доминирую-щую роль играло правительство, в то время как оппозиция и посланники были отодвинуты на второй план. Это подтверждают данные, что из 253 законов, принятых в 1990-1994 гг., правительством был предложен 251 закон ( с. 193).
«Демократия консенсуса» предлагает если не единственную, то хотя бы самую лучшую, по мысли автора, возможность для создания стабильного демократического порядка в сравнении с моделью «демокра-тии большинства». Успешное строительство «демократии консенсуса» во многом зависит от толерантного поведения политических элит, причем не только элит титульной нации, но и национальных меньшинств, религиозных и других групп. Это очень важно иметь в виду, так как привилегиям и надменности большинства национальные меньшинства часто противопоставляют экстремистские требования сецессии, тем самым отвергая территориальную целостность государства. В таких усло-виях невозможна никакая модель демократии, ибо государство вынуж-дено прибегать к авторитаризму при решении политических споров. От позиции политических элит в обществе всегда зависит, будет ли в обществе осуществлен базисный консенсус или же общественные силы будут постепенно таять в спорах по основам политического порядка. То, что судьба демократических институтов зависит от политических элит, которые держат в своих руках стратегические вожжи принятия решений, увеличивают шансы выживания этих институтов, поскольку элиты в большей степени, чем другие слои общества, склонны к гибкости, компромиссам, к восприятию мира во всей его сложности. Выживание институтов «демократии консенсуса», созданных в трудных общест-венных условиях, требует особых усилий элиты, в отличие от случая с институтами «демократии большинства», которые в длительных времен-ных интервалах функционируют по инерции, «сами по себе» (с.199).
В Югославии не приходится говорить, подчеркивает В.Гоати, о толерантных политических элитах. Элитам титульной нации присуще убеждение, что можно управлять без согласия части населения, а политические элиты национальных меньшинств, особенно албанской, уверены, что единственным возможным путем мирного сосуществования народов является создание новых государств на части территории СРЮ и Сербии. Однако автор не склонен видеть политические элиты Югославии статичными. Он полагает, что распад СФРЮ и гражданские войны уско-рили среди политических элит процесс «социальной учебы» и усилили готовность к принятию компромиссных решений. Автор надеется, что непосредственный «травматический опыт» недалекого прошлого научил элиту задумываться над тем, что цена упрямства слишком высока, что следует ставить перед собой оптимальные и досягаемые цели.
В «демократиях консенсуса» важны не только гибкость и компромисс элит, но и умение вести за собой все остальные слои общества. А для этого, в свою очередь, элитам различных (религиозных, культурных и др.) групп необходима максимальная поддержка членов «своих» групп. Только в таких условиях возможны успешные межэлитные переговоры. Автор сокрушается, что такое сознание не преобладает в правящей элите Югославии, которая часто в переговорах с представителями меньшинств использовала тактику ослабления положения их лидеров. Одновременно поощрялись альтернативные лидеры, у которых не было поддержки своих меньшинств. Все это вело к раздорам среди групп, что парализовывало их способность к коллективным действиям.
Существование и развитие общества «демократического консенсуса» зависит, как подчеркивает автор, также от числа политических партий у национальных меньшинств и от взаимных отношений между этими партиями. Когда таких партий несколько, то сами национальные меньшинства выбирают лидера или организацию, которых наделяют полномочиями представлять их права. Так, например, многочисленные албанские партии в Косове создали «Албанскую альтернативу», а мусульмане в Санджаке - «Мусульманское национальное вече». Труднее, если многочисленные партии не могут договориться между собой и каждая станет претендовать на роль лидера без поддержки большинства. Так произошло с венгерскими партиями Воеводины после 1994 г.
Преодолению недоверчивости, нетерпения и чувства превосход-ства, вовлечению в политическую жизнь пятой части населения Югославии могло бы способствовать введение в стране «демократии консенсуса», полагает автор книги. По мнению В.Гоати, главным моментом «демократии консенсуса», который должен привлекать политическую элиту Югославии, является максимальная представленность в парламенте всех этнических групп и слоев населения. Именно это может создать парламентские условия для межэлитного сотрудничества.
При этом автор предупреждает, что указанная система демократии не лишена недостатков: 1) медленное принятие решений; 2) снижение инновационных способностей политической системы; 3) затруднение массового участия народа в политической жизни из-за опоры исключительно на элиту; 4) увеличение расходов на функционирование политической системы; 5) возможность укрепления элементов конфедерализма (с.205). Рассматривая
указанные недостатки, автор приходит к выводу, что некоторые из них могут стать серьезными аргументами в дискуссии о будущей модели демократии в Югославии. «Все это показывает, насколько тяжело демократически преодолеть глубокие социальные разногласия в гетерогенном обществе СРЮ». Конечно, полагает автор, модель «демократии консенсуса» не является идеальной, но все-таки она несколько лучше (или менее плоха), чем «демократия большинства» (с.206).
Некоторое внимание автор уделяет вопросу возможного введения модели «демократии консенсуса» в СРЮ. По его мнению, лучше бы было это осуществлять постепенно. В постепенной институциональной реконструкции СРЮ важно бы было структуры республиканских парламентов приспособить к мультиэтническим обществам обеих республик. Для этого в первой палате двухпалатного парламента должны быть представлены граждане, а во второй - регионы (округа). Национальные меньшинства должны быть представлены соразмерно своей доле в общем населении. Чтобы парламент начал функционировать, надо снизить избирательный ценз или разработать меры «позитивной дискриминации», которые бы облегчили политическое представительство национальных меньшинств. Кроме того, автор выступает за снижение полномочий президента Республики Сербии в пользу Скупщины и правительства. Избирать президента Сербии он предлагает в парламенте 2/э голосов, а не на всеобщих выборах. Эти изменения позволят привести политическую систему Сербии в соответствие с Конституцией СФРЮ. В Черногории, подмечает автор, тоже было бы хорошо избирать президента в парламенте, а не на прямых выборах. Общим положительным результатом изменений такого рода должно стать увеличение значения парламента не только как центра законодательной власти, но и как органа контроля над исполнительной властью. Это бы приблизило политический строй СРЮ к образцам политической системы стран Центральной Европы.
Е.Ю. Гуськова
