Научная статья на тему 'Средства выражения морфологического рода существительных в истории русского языка (на материале личных имен мужского рода)'

Средства выражения морфологического рода существительных в истории русского языка (на материале личных имен мужского рода) Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
535
60
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Средства выражения морфологического рода существительных в истории русского языка (на материале личных имен мужского рода)»

СРЕДСТВА ВЫРАЖЕНИЯ МОРФОЛОГИЧЕСКОГО РОДА СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ В ИСТОРИИ РУССКОГО ЯЗЫКА (НА МАТЕРИАЛЕ ЛИЧНЫХ ИМЕН МУЖСКОГО РОДА)

М. А. ПИЛЬГУН, кафедра русского языка

Развитие деривационной системы и развитие категории рода находятся в тесной связи и в значительной мере определяют друг друга. Морфологический род выражается в существительном и определяет синтаксический род атрибутивных форм.

Г рамматический род субстантивов характеризует лексему, поэтому особую важность в качестве средства выражения рода приобретает словообразовательный формант, который выступает в каждом члене парадигмы.

В субстантивном словопроизводстве для каждого грамматического значения категории рода существует собственный круг словообразовательных значений.

Уже в древнерусский период прослеживается тенденция к распределению существительных по родам в соответствии со словообразовательным значением. Так, в древнерусском языке существительные со значением отвлеченного качества - это преимущественно имена жен. рода: образования на -ость (-есть) (гьрдость, боуесть); -ота (дългота); -ина (ширина); -изна (бЬлизна); -ыни (гърдыни); -ьда (кривьда); имена нулевой суффиксации (сыть, тишь, высь).

Связь категории рода и словообразования ярко проявляется в именах нулевой суффиксации. Среди отглагольных существительных нулевой суффиксации отсутствуют существительные среднего рода. Причем, если существительное с нулевым суффиксом мотивировано глаголом со значением физического действия, то образуется, как правило, существительное муж. рода, обозначающее действие как активный процесс: дЬлъ «дележ, раздел», ходъ, крикъ. Те образования нулевой суффиксации, которые мотивированы глаголами со значением отвлеченного действия/состояния, проявления со-

стояния, связанного с внутренними, психическими и моральными качествами человека, оформляются по типу имен жен. рода: хвала, победа, утрата. Производные с нулевым суффиксом наиболее продуктивны при образовании существительных муж. рода. У имен нулевой суффиксации аффикс синкретичен: словообразовательные функции слиты со словоизменительными (полет - утрата). Образования нулевой суффиксации со значением лица относятся только к муж. роду: брехъ «лжец, клеветник». Сравним в современном русском языке в некодифициро-ванной речи: доход «слабый, немощный, истощенный человек» (СРС).

В классе личных имен существительных муж. рода в древнем старорусском языке представлены суффиксы: -ик/-ьник (грЬшь-никъ), -тел- (служитель), -ьц- (письць), -ин-(челядинъ), -ал(коваль «кузнец»), -Taj (пра-водатаи), -ач- (ковачь «кузнец»), -анин-/-ан-(корсунянинъ), -ит (подобить «подражатель»), -тух (пастухъ), -тыр- (пастырь), -ун- (вЬдунъ), -ак-/-як- (своякъ), -ок (ходокь «посыльный»), -ьн- (съвязьнь «узник»), -щик/-чик (приказь-чикъ), -лыцик (зажигалыцикъ), -чи] (кърмчии), -ист (евангелисть).

Важным фактором в развитии субстантивной суффиксальной системы явилось расширение словообразовательных связей суффиксов, усложнение их фонемного состава, объединение частных словообразовательных значений в общие (образование личных и неличных имен с помощью одних и тех же суффиксов), омонимизация суффиксов, что увеличило функциональную нагрузку формантов, обеспечило разнообразие их лексической реализации и семантической ориентации, стабилизировало классифицирующую функцию единиц деривации в их системной организации.

1. В субстантивном словопроизводстве в древнем старорусском языке наблюдается сокращение продуктивности однофонемных и материально невыраженных суффиксов. Личные имена с однофонемными суффиксами, в отличие от неличных, отмечены единичными примерами (сынъ, тать). Сравним: -м- (паромъ), -р (даръ), -л (тылъ тыти), -в (клювъ), -к (знакъ), -х (слухъ), -т (рогь).

Древнерусскому языку были известны существительные с нулевым суффиксом со значением лица, омонимичные формам кратких прилагательных муж. рода. въ единъ же дьнь приде оубогъв поурь-гие. [СП л. 7, XI в.]; гость откуду же к вамъ придеть или простъ или добръили солъ. [ЛЛ 6604 г., 80, 1377 г.]; простъ «простолюдин», добръ «знатный человек» (солъ «посол» отглагольное образование нулевой суффиксации); приде в манастырь свои, яко храбръсильнъ побЬдивъ злыя доухы. [Усп. сб. ХІІ-ХІІІ в ], 54 в; нищь не могы ходити. [ЛЛ 6504 г., 43 об.], 1377 г. и т.д. Данные образования отмечены преимущественно в книжно-письменных текстах, в народно-разговорном типе языка представлены только имена собственные, омонимичные нечленным формам прилагательных (Кривъ, Лютъ, Малъ, Милъ, Нищь и т.д.): оу мила Огривена: оу михаля гри-вен[а]. [ГрБ I пол. XII в.], Ст. Р. 19; цетвете у мала цетвете у ярыша. [ГрБ, № 348 XIII в.]; криву дати. [ГрБ № 196, 1300-нач. 1310-х гт ].

В словаре Морошкина зафиксированы антропонимы, омонимичные формам кратких прилагательных: Гордъ, Милъ,

Чернъ, Хитръ, Храбръ. Ср.: чьрноризьць Храбръ, автор сказания «О письменнах»; да поиди за князь нашь за Маль. бЬ бо имя ему Малъ. [ЛЛ 6453 г., 15, 1377].

Отадъективные имена нулевой суффиксации известны другим славянским языкам, например, в белорусском языке слеп «слепец», крут «хват, проворный человек», худ «бедняк» и т.д. «Хорваты доселе употребляют слово небогьв значении убогий, бедняк» [Срезн. 2, с. 358].

Формально-структурное сходство и семантическая близость существительных типа храбръ и соответствующих кратких прилагательных указывает на общность их происхождения, восходящую к периоду существования недифференцированного имени. А. А. Потебня неоднократно подчеркивал, что «различие между существительным и прилагательным в языке в историческое время уменьшается по направлению к прошедшему» [Потебня, 1968, с. 37], «чем далее в древность, тем слабее способность представлять качества и действия независимо от субстанций, выражающаяся между прочим в существительных с фиктивною субстанци-ею» [Потебня, 1968, с. 496]. Л.П. Якубин-ский, вслед за А. А. Потебней, отмечает, что между именем существительным и прилагательным первоначально нет никакого грамматического различия. Обе грамматические категории выделяются из недифференцированного имени. Например, в эпоху образования степеней сравнения имена низъ, гадъ были столь же существительными, сколь и прилагательными, иначе от них не могла бы быть образована степень сравнения ниже, гаже. Впоследствии гадъ в значении «гадкий» было оформлено суффиксом -ък, низъ в значении «низкий» тем же суффиксом. Расщепление единой категории сопровождалось специальной суффиксацией [Якубин-ский, 1953, с. 210-211]. Дифференциация имен существительных и прилагательных привела к возникновению словообразовательных связей между ними.

После выделения прилагательного из недифференцированного имени и по мере становления его как части речи в истории языка произошло переосмысление соотнесенности. Имя прилагательное стало выступать как производящая основа для имен существительных (старый старъ). И далее уже независимо от генетической природы и имена старъ и существительные типа хытръста-ли восприниматься как суффиксальнонулевые. Нулевая суффиксация результат установившейся соотнесенности с формами имен прилагательных. Отношения в парах слов типа старый старъ позволяют говорить

о явлении обратной соотнесенности, то есть

о развившейся зависимости производящего слова от производного в пределах соотносительной пары. Сравним замечание А.А. По-тебни: «Если, как я старался показать, прилагательное возникло из существительного, то, конечно, из такого, которое вмещало в себя и свойство прилагательного, т.е. полную атрибутивность, полную качественность, но не отвлеченную, как в прилагательном, а соединенную с субстанциональностью» [Потебня, 1968, с. 81].

Показательно, что аналогичные процессы происходили и в истории других языков. Так, синкретичность основ имен существительных и прилагательных в монгольских языках привело к закреплению, например, показателя -эипкак специального маркера основ имен существительных и отграничения их от прилагательных, за которыми осталась маркировка показателем -п, а также и за числительными и существительными, если они используются в атрибутивной функции. Этим объясняется исчезновение впоследствии в монгольских языках конечного -н у существительных в номинативной функции и его восстановление в атрибутивной функции. Сравним, например, древнее монгольское тос1ит «дерево, деревянный» и современное монгольское мод «дерево» и модон «деревянный» [Рассадин, 1995, с. 122].

Уместно вспомнить о переосмыслении прежних и установлении новых отношений между именем и глаголом.

Генетически имена типа ход являлись производящими для соответствующих глаголов (ход ходити). Впоследствии в ходе развития глагольно-именных отношений все «глагольные» значения в имени стали осмысляться как вторичные по отношению к глаголу, независимо от генетических отношений (ходити ход). Как производные от глаголов они выделяют показатель этой производности нулевой суффикс. Эти «корневые», непроизводные имена (ход) встали в один ряд с исконно отглагольными именами нулевой суффиксации типа приход, не пережившими смены соотнесенности (ходить ход, приходить приход).

Приглагольные личные имена нулевой суффиксации были представлены в древнерусском языке более широко, чем отадъективные.

Судьба рассматриваемых имен в языке была предопределена материальной не-выраженностью суффикса, омонимичностью с именами нулевой суффиксации со значением действия (ездъ «сборщик податей» ездъ «поездка»; толкъ «переводчик, толкователь» толкъ «толкование»), конкуренцией с синонимичными суффиксальными образованиями: спасъ спаситель: да спсънашь. [Усп. сб. XII-XHI вв., 210а]; данъ есмь тебЬ спситель. [Усп. сб. XII-XIII вв., 124 в]; за-ступъ заступникъ: досаждают нашему спасу и заступу. Новг. крм. 128. Карт. ДРС; отьць нашь Феодосии многыимь заступьникъ-бысть предъ судиями. Жит. Феод. Карт ДРС. (избавъ избавникъ, посолъ посольникъ, приставь приставникъ, разбои разбоиникъ, про-водъ проводникъ проводитель, проныръ пронырникъ пронырщикъ проныраи т.д.).

2. Наиболее значительные изменения в субстантивном словопроизводстве в древнем старорусском языке связаны в первую очередь с постепенным объединением личных и неличных имен в пределах одних и тех же словообразовательных типов (СТ), с увеличением функциональной нагрузки суффиксов показателей грамматического рода имен существительных.

Так, в древнем старорусском языке имена на -икъ/-ьникъ встречаются в памятниках разного жанрово-стилистического характера. Неличные имена по сравнению с личными составляют незначительную часть. Словообразовательная база личных имен шире, чем неличных. Отглагольные имена обозначают лицо по отношению к отвлеченному действию: да и сдЬ богоугодьно по-живъше и вЬчьныхъ благь наслЬдьницибу-демъ о ХристЬ... нашемъ. Сл. Кир. Тур, XIII в., 11; варязи а перьвии насельницив НовЬго-родЬ. [ЛЛ 6366-6370 гг., 7об„ 1377 г.].

Отглагольные имена на -ьникъ могут обозначать юридические, должностные и др. официальные наименования: складьникъ,

платежьникъ, пособьникъ, приказникъ, тол-

ковьникъи т.д. Например, в живом древнерусском языке можно отметить: клеветьникъ «обвинитель»: а продай клеветьника...;

смьрьди побита клеветьник[а]. [ГрБ № 247 XI в.]; ябетьникъ «судебный исполнитель»: а послоу (н) тя ябьтьникъ. ГрБ N 421 XII в.; складникъ «компаньон»: ходило оу дворо и ко складникоутовоемоу. [ГрБ № 490 сер. XIV в]; в книжном древнерусском языке: оставленоу же от дроугъ на крьстЬ. о мьрьтвБ молю, не имущю ни злата ни сребра. ни слоугъ ни воинъ. ни пособьника [Усп. сб. ХІІ-ХІІІ вв., 240а8-13]; и вьси посельни-ци събирахоу ся въ градъ [Усп сб. XII -XIII вв., 172в1-2]. В книжном языке старорусского периода: искупникъ «выкупленный из плена»: пришьль искоупникь ис полоцька и посадники, и вси псковичи... всЬдше скоро на коня [Пск. 2л. Син. сп. XV в., 213]; пленника с собою на Москву сведе [Пск. 2 лет., Син. сп. XV в., 212 об.] и т.д.

Семантика отыменных образований на -ьникъ разнообразнее отглагольных личных имен, так как производящие имена существительные могут обозначать как разнообразные конкретные предметы, так и отвлеченные понятия. В живом древнерусском языке: а вьжникитворятеся. [ГрБ № 550 XII в.] (вежник «кочевник, живущий в шатрах»); на дорофБи на кожевникЬ. ГрБ № 355 XIV в.; сЬлюе[в] крБстни[к]. [ГрБ № 496 XV в.]; в книжном языке: съглядахъ колодникъ... поидемъ искать лапотниковъ. [ЛЛ 6491-6494, 28, 1377 г.]; настольнику Анъдронику. [ЛЛ 6406 г., 9об., 1377 г.] и т.д. В деловой письменности старорусского периода: несет ли что или выносит, или ворот никак таковому делу надобят. Назир. XVI в., 23об. (во-ротникъ «сторож»). Можно привести также мясьникъ, рыбьникъ, трубьникъ, крамоль-никъ, пошлиньникъ, ключьникъ, спальникъ, подвижьникъ, тесьникъ, чюдьникъ, узь-никъ, иконьникъ, калашьникъ, свирельникъ, пирожьникъ, сокольникъи т.д.

Количество наличных имен на -икъ/ьникъ во много раз меньше, чем личных. Так, в Успенском сборнике ХН-Х1ІІ вв. на 136 личных имен приходится 10 неличных. В новгородских берестяных грамотах

Х1-ХУ вв. 21 образование со значением лица и 4 неличных: бумажникъ «ватный тюфяк»: у петряице, бумажнико и корова пороуцьная [ГрБ № 138 ХШ-нач. XIV вв.].

Формирование СТ на -икъ/-ьникъ идет по линии расширения словообразовательной базы и увеличения производства неличных субстантивов, сокращения мотивированных личных имен от глагольных основ за счет взаимодействия с производными синонимических СТ со значением лица.

В древнем старорусском языке суффикс -тель образует только личные имена.

Данный аффикс продуктивен в древнерусском книжно-письменном языке: тебе дЬльма та напасть на ню и зла от томитель. [Усп. сб. Х11-Х1Н вв., 134а]; и инъ оутБши-тель дасть вамъ. [Усп. сб. Х11-ХШ вв., 278 в.]; боритель, видитель, грабитель, гонитель, досадитель, досажатель, зьритель, жа-тель, нудитель, питатель, покланятель, про-дадитель, подобительи т.д. Указанные имена существительные образуются от глаголов сов. и несов. вида, по семантике соотнесены с соответствующими глаголами, сохраняют аналогичное производящим глаголам управление: услышати гласъ услышатель гласа (В. п. прямого объекта при глаголе соответствует Р. п. объекта при именах на -тель). къто того тихааго гласа оуслышатель бысть. [Усп. сб. ХП-Х1П вв., 233 б].

В живом древнерусском языке, в ранних памятниках деловой письменности личные имена на -тель отсутствуют. Например, в новгородских берестяных грамотах XI-XIV вв. не зафиксировано ни одного подобного образования. В берестяных грамотах с церковнославянскими текстами отмечены два слова на -тель: не пороучи мене нъ сама. . творьче зижителюи/з[б]ав[ит](елю)... ГрБ № 652, XII в. В «Назирателе» (XVI в.) представлено 11 личных имен на -тель: но при копанию колодязев подобает таковых вреж-дении копателем беречися. [Назир., 34об ] и т.д.

XVIII в. был периодом наибольшей продуктивности СТ имен лиц на -тель. Со второй половины XIX в. наблюдается снижение их продуктивности [Изменения в сло-

вообразовании..., 1964, с. 36]. Неличные имена на -тель появляются в XVIII в. и впоследствии становятся продуктивными в кругу предметных имен наименований орудий, приборов, механизмов.

С помощью суффикса -ьць образуются личные и неличные имена муж. рода от глаголов, причастий, прилагательных и реже имен существительных: в живом древнерусском языке: проси борца. [ГрБ № 463 XIV в.] (борьць «сборщик податей»); поклон от ловца. [ГрБ № 481 XIII в.]; в книжном языке: придосте с хромьцемъ. [ЛЛ 652-6526 гг.,

48об., 1377 г.] жили черньципреже в печерЬ. [ЛЛ 6559-6561 гг., 53 об., 1377 г.]; имена на -ьць образуют лицо по признаку активного производителя действия. К концу старорусского периода продуктивность имен на -ьцьсо значением лица от глагольных основ, от основ прилагательных снижается. Суб-стантивы на -ьць от основ нарицательных существительных представлены единичными примерами [см. Азарх, 1984, 101-106]. Неличные образования на -ьць в древнерусском языке встречаются редко: в книжном языке: сЬяше на стольци плетенЬ. [СП XI в., 80]; в некнижном: а водале ми еси хамече. [ГрБ № 644 сер.] 10-х 20-е гг. XVIII в. (хамъ «полотно», хамьць «полотнишко, полотенце»); [г](ърнь)ць масла. [ГрБ № 718 XIII в.]; а три бБла оковьцьмЬд[ян]. [ГрБ № 429 XVII в.] (оковьць «ларчик»).

Неличные формы на -ьць от глагольных основ в древнерусской письменности отсутствуют.

Дифференциация личных и неличных имен существительных проявляется и в образовании наименований лиц от личных существительных, в которых значение лица усиливается прибавлением второго «личного» суффикса: слыша же епифанъ великыи риторъ иже и философъ едеьскыи жителинъ. [Усп. сб. ХП-ХШ вв., 148 г.]. Сравним: и сам тот злодеец нашь, сыновень отец, тоже льстит.. [Нов. пов. о Рос. царстве XVII в., стр. 18] и т.д.

Из 19 суффиксов, участвующих в образовании имен со значением лица, в древние старорусские периоды наиболее частот-

ны дериваты на -тель (только личные), -ьникъ, -ьць, -щикъ (-чикъ) (только личные). Например, сравним данные памятников разного жанрово-стилистического характера: в книжном языке: в «Житии Александра Невского» (XV в.) имен на -тель 1, на -ьникъ 9, на -ьць 14; в «Слове о житии великого князя Дмитрия Ивановича» (XVI в.) образований на -тель 20, на -ьникъ 17, на -ьць 12; в «Новой повести о преславном Российском царстве» (нач. XVII в.) субстантивов на -тель 25, на -никъ 22, на -ець 15: в «Повести о начале царствующего града Москвы» (XVII в.) лексем на -тель 2, на -ник 6, на -ец 5, на -щик

1 (перевозчик); в памятниках деловой и бытовой письменности: в «Назирателе» (XVI в.) существительных на -тель 11, на -ьникъ 18, на -ьць 12; в «Отказных книгах» (первая половина XVII в.) имена на -тель отсутствуют, образований на -ник 15, на -ец 21, на -щик (-чик) 11. Причем неличных существительных на -ник уже только в два раза меньше, чем личных. В «Памятниках деловой письменности XVII в. Владимирский край» имен на -тель 5 (только со значением лица), на -ник 62 (личных 43, неличных 19), на -ец 36 (личных 24, неличных 12), на -щик 44 (все со значением лица).

Другие СТ имен со значением лица представлены редкими примерами. Так, единичны в древнерусских текстах отглагольные личные имена с формантами -аль, -тырь, -атаи, -ачь, -унъ, -тухъ, -итъ: в книжном языке: яко пастоухъ добры. [Усп. сб. ХП-ХШ вв.], 506; добрый пастырь рече не плачетеся чада и не рыдайте. [Усп. сб. ХП-ХШ вв.], 7г; врачь бо есть душамъ нашимъ и теломъ. Сл. Кир. Тур. XIII в., 5; страхомъ биимь оградивъ плоть свою. бЬгуныя створи. ПНЧ XIV в., 186а (Срезн ); в некнижном языке: серица сава ведуно ГрБ № 378 XIII в.; поели грамоту оже кунье, на сБть. и наими-ту. [ГрБ № 481 XIII в.]. Сравним также в старорусской книжной письменности: не простъ ходатаи межи вами. [ЛИ 1149 г., 142

об., ок. 1425 г.].

3, Активность, степень регулярности, частотности мотивированных образований со значением лица связана в значительной

степени, наряду с другими факторами, со структурой их семантики. Информативная емкость личных имен неодинакова. Наиболее функционально значимы образования, содержащие не только указание на лицо, но и на объект, средство осуществления действия/процесса. Сравним: семный набор слова мясьникъ «тот, кто занимается убоем скота или торгует мясом» включает: 1) предметность (классема); 2) одушевленность (лексо-граммема), 3) лицо-деятель (гиперсема), 4) род занятий и объект, на который направлено действие убой и продажа мяса (гипосе-ма). Потенциальные семы реализуются в значении мясник «жестокий человек» (семный анализ дается по работе Е.И. Дибровой, 1997, 116-118): продано... мясникомъ Петрушке Коновалову да Ивашку Соловьеву тринатцет бычков. [Пам. Влад. XVII в. 7 об.]; уже де нам от тех мясников, от московских стрельцов, жития не стало. [Разин, восст. II, 30, 1670].

Актуальным для личных имен является наличие семы, указывающей на объект, на который направлено действие: в книжном древнерусском языке: не ходи вьсяцЬмь по-утьмьмь. съ грЬшь никъмь. Изб. 1076, 135 об.; в слове грЬшьникъ «тот, кто нарушает религиозные предписания» семой конкретного характера, которая обозначает дифференциальные признаки деятеля, выступает гипосема «совершение греха»; и се приде вЬстьникъ къ немоу. [Усп. сб. ХП-ХШ в., 9а]; в слове вЬстьникъ «гонец» гипосема «приносящий весть»; в живом древнерусском языке: коупи своими кунами ко-

лушк[ю] шапоцникоу [ГрБ № 478]. 40-е-нач. 50-х гг. XIV в. (шапочникъ «тот, кто делает шапки»).

Специфика значения потта agentis сформулирована А.А. Потебней: «Понятие действия, как и понятие субъекта и объекта, неотделимо от понятия причины (русск. причина есть причиняющее (пот. а§еп1л5), причинение (совершение действия), причиненное (причиненное, сделанное): отражение действия на предмете имеет причиною действие субъекта. Причинность слагается из действия субъекта и одновременности

или последовательности этого действия с состоянием объекта» [Потебня, 1968, с. 7].

В структуре значения продуктивных личных имен существительных совмещаются семы: лицо деятель (активный/неактивный, способный/неспособный к целенаправленному действию), действие и объект, на который направлено действие.

Глаголы, как наиболее перспективные в роли мотивирующих основ для производства личных имен, входят в семантический класс слов со значением «посредством воздействия со стороны субъекта вызывать в объекте разного рода состояние или оценку поведения/состояния субъекта» [Гр.-79, с. 689].

Сравним: новый уровень изучения семантики предложения, основной грамматической категории синтаксиса, противопоставленной в его системе слову (и словоформе) по формам, значениям и функциям [Шведова, 1997, с. 371], выражается в терминах «субъект предикат объект» [Лазуткина, 1997, с. 545]. Например: «Субъектом называем вещь как познающую и действующую, то есть прежде всего себя, наше я, потом всякую вещь, уподобляемую в этом отношении нашему я... Объектом, предметом называем вещь, противоположную субъекту...» [Потебня, 1968, с. 7]. Понятие «субъект и «агенс, потта асйошв» не равноценны, первое шире второго. Триада «субъект действие объект» отражается в личных именах, в семантике глаголов и на уровне предложения.

Так, отглагольные личные имена на -тель, требующие уточнителей, то есть контекстно-зависимые (крьс двьствоу оучитель и цЬломоудрию хранитель. [Усп. сб. ХП-ХШ в., 89 а], с течением времени

утрачивают продуктивность. Исследователи современного русского литературного языка отмечают почти полное отсутствие новообразований со значением лица в общелитературном языке, аффикс -тель проявляет некоторую активность в словопроизводстве профессиональных обозначений лиц.

Противоположная ситуация наблюдается в СТ на -ист, сформировавшемся к кон-

цу старорусского периода. Образования на -ист имеют только агентивное значение. В семный набор дериватов на -ист входят субъектно-объектные компоненты. Имена на -ист, как правило, не требуют уточнителей. Не случайно, по количеству новообразований в современном русском языке они далеко опережают другие форманты, образующие личные имена муж. рода. В «Банке русских неологизмов «зафиксировано около 100 образований на -ист, обозначающих лиц по их отношению к какому-либо предмету, понятию, учреждению, а также к действиям, определяющим их занятия, профессию, социальное положение: атлантист «представитель Организации Североатлатического договора». Да, причин для тревожных раздумий у активных анлантистов сегодня более чем достаточно: [Правда 20 ноября 1974 г.] баггист «спортсмен, участвующий в соревнованиях по багги», барьерист, дренажист, копиист, кросвордист, лоббист и т.д. (БРН).

В древнерусском языке сложные слова на -ьникъ являются только личными именами, неличные композиты отсутствуют: видЬвъ же се оубо сотона искони ненавидяи добра, и члвконенависть никъ. [Усп. сб. XII-XIII вв., 297 в.] и т.д.

В название сложного личного имени наряду с другими также включается актуальная для выполнения действия сема «объект», представленная и в наиболее частотных несложных наименованиях лиц. Следует отметить, что в древне и старорусском языке сложные существительные муж. рода в подавляющем большинстве случаев являются обозначениями лиц и функционируют преимущественно в книжном языке. Как правило, они содержат аффиксы -тель, -ьникъ, -ьць. Так, в «Успенском сборнике ХН-ХШ вв.» употреблено 43 композита муж. рода, среди них нет ни одного неличного: и закона вьрьхъ възьмъша. оба прЬдъ блгодательмь стаста. 202в30; ибо на ся прежде зъло повЬдая помышление бжиемь отъ-кръвениемь богоносьць отъбЬгывааше. 7610-13; и инЬхъ многыихъ дрЬвьниихъ гонитель и оубоиникъ. и братоненавидьникъ приводя. 58в9-12; о вънЬшьниихъ потрЬбахъ

дълъжьници бЬгаютъ. заимодавьць яко же не отдълъжити ся. 181а27-30 и т.д.

4. В живом древнерусском языке (древненовгородском диалекте) обращает на себя внимание неустойчивость морфологического рода, широко представленная в сфере антропонимов.

Производные имена, у которых перед -ък-/-ьк имеется -ш, как правило, относятся к жен. морфологическому роду: Гришька, До-брошька, Жирошька, Мятешька, Мирошька, Митрошька, Негошька, Селишька, Тимошь-ка, Юришька. Как отмечает А.А. Зализняк, имена с суффиксом -ьк-/-ьк первоначально строго сохраняли морфологический род исходного слова [1995, с. 192] [подробнее см. Шульга, 1996].

«Наличие в ПН суффикса -ов- достаточно надежно указывает на муж. морфологический род исходного имени, суффикса -ин на жен. морфологический род» [Янин, Зализняк, 1986, с. 146]. У имен собственных (а также прозвищ, в ряде случаев их трудно разграничивать на материале берестяных грамот) уже в древнерусский период Х1-Х1V вв. наблюдается определенная зависимость суффикса и родовой принадлежности антропонима. Так, суффикс -ил первоначально был ограничен муж. морфологическим родом: от гостилакъ домажиру заплати три гривьнЬ. № 726; у терпиа в четверти. № 348 (у Терпила); от хрьстила къ вышкови. се оу насила есмь възялъ. № 525; а также Гостилъ, Г ородилъ, Кюрилъ, Русилъ, Братилъ, МЬсилъ, Путилъ, Рагуилъ, Мануилъ, Пан-филъ, Тешилъи т.д. По мнению А.А. Зализняка эволюция данных образований происходила от модели Путилъ (Путиль, Путило) к модели Путала (жен. морфологический род) [1995, с. 193].

Итак, для производных муж. рода ведущим является общее словообразовательное значение «носитель признака». Наиболее типично для слов муж. рода частное значение «лицо носитель процессуального признака», «лицо носитель предметного признака», «лицо носитель признака». Очевидно, что понятие о лице ассоциируется именно с муж. родом.

В оппозиции муж./жен. род маркированным является жен. род. Имена муж. рода широко используются применительно к женщине (декан, директор, инженер), потому что главную роль играет социальная профессиональная характеристика лица, но не пол. Производные муж. и жен. родов со значением лица принадлежат к разным типам словообразовательных значений: муж. род к предметно-характеризующему (мутационному), личные имена жен. рода в большинстве к модификационному.

В сфере деривации личных имен существительных производные муж. рода противопоставлены производным жен. и средн. родов.

Рассмотренный материал подтверждает, что основным средством выражения грамматического рода имен существительных в русском языке наряду с парадигмой является словообразовательный формант, характеризующий лексему.

Взаимозависимость деривационной системы и категории рода выражается в укреплении связи между словообразовательным типом и грамматическим родом, которая четко проявляется в истории русского языка.

Источники и условные сокращения

БРН Котелова Н.Э. Банк русских неологизмов // Новые слова и словари новых слов. - Л.: Наука. 1983.

ГрБ Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. - М.: Школа «Языки русской культуры», 1995.

ДРС Словарь русского языка XI-XV11 вв. (картотека). Хран. в Институте русского языка АН СССР. Житие Александра Невского // Памятники литературы Древней Руси. - М.: 1981. Изб. 1076 Изборник 1076 г. - М.: Наука, 1965.

ЛИ Летопись Ипатьевская. ПСРЛ, т. 2. СПб.,

1908.

ЛЛ Лаврентьевская летопись. ПСРЛ, т. 1. -М.. Языки русской культуры, 1997.

Назир. Назиратель. - М.: Наука, 1973.

Пск. 2 лет. Син. сп. Псковская 2-а летопись по Синодальному списку // Псковские летописи. Вып.

2.-М.: Изд-во АН СССР, 1955.

Пам. Влад. Памятники деловой письменности XVII века. Владимирский край. Под ред. С И. Коткова. - М.. 1984.

Разин, восст. Крестьянская война под предводительством Степана Разина. Сборник документов. т.2 (август 1670 январь 1671). - М., 1957.

Сл. Кир. Тур. Слово на праздник богоявления, предписаваемое Кириллу, епископу Туровскому // Сб. ОРЯС, т. 82, № 4, XII в. Сп. 1522 г’ Спб.. 1907.,’ СП Синайский патерик. - М.: Наука, 1967. Срезн. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по памятникам.!'. 1-

3.СПб., 1893, 1895, 1903 гг. (в примерах сокращения источников, принятые в Словаре).

Усп. сб. Успенский сборник ХП-ХШ вв. - М.: Наука, 1971.

Южн. отк. Памятники южновеликорусского наречия. Отказные книги. - М.: Наука, 1977.

Литература

1. Азарх Ю С. Словообразование и формообразование существительных в истории русского языка. -М.: Наука, 1984.

2. Диброва Е.И. Современный русский язык. Теория. Анализ языковых единиц. - Ростов-на-Дону: Феникс, 1997. - Ч. 1.

3. Изменения в словообразовании и формах существительного и прилагательного // Очерки по исторической грамматике русского литературного языка XIX в. - М.: Наука, 1964.

4. Лазуткина Е.М. Субъект // Русский язык. Энцикло-

педия. - М.: БРЭ, Дрофа, 1997.

5. Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. -

М.: Просвещение, 1968.

6. Рассадин В.И. Проблемы исторического словообразования монгольских языков // Историкосравнительное изучение монгольских языков. Улан-Удэ: РАН, Сиб. отд-ние, 1995.

7. Русская грамматика. - Ч. 1-2. - Прага, 1979.

8. Шульта М.В. Грамматические проявления квалитативного значения в истории русского языка // Семантика языковых единиц. - Ч. 1. - М.: МГОПУ, 1996.

9. Якубинский Л.П. История древнерусского языка. -

М.: Учпедгиз, 1953.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

10. Шведова Н.Ю. Предложение // Русский язык. Энциклопедия. - М.: БРЭ, Дрофа, 1997.

11. Янин В.Л., Зализняк А.А. Новгородские грамоты на бересте. - М.: Наука, 1986.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.