CC BY
67
СРЕДСТВА ОБЪЕКТИВАЦИИ ИСТОРИЧЕСКОГО КОНТЕКСТА В ВОЕННОЙ ПРОЗЕ: ФАКТ, ДОКУМЕНТ, ВЫМЫСЕЛ
В статье исследуется один из способов представления действительности в художественном тексте - документализация, а также анализируются средства объективации исторического контекста в военной прозе на конкретном текстовом материале романа В.О. Богомолова «Момент истины». Констатируется, что историческая правда событий, их максимальная достоверность, точность и краткость хронотопа достигается писателем органическим включением в текст романа реальных и вымышленных военных документов. Этот приём позволяет структурировать художественное время и пространство романа, углубить драматизм и напряжённость изображаемых военных событий при минимальной степени адаптации автором реальных документов. Отмечается стилистическая двуплановость военной документации, её значимость для создания содержательной и языковой ёмкости в представлении «философии войны». Военные документы (вымышленные и реальные) являются фактической основой ассоциативного и подтекстового содержания романа. Также в статье определяются художественно-выразительные функции военно-деловой речи в языковой характеристике героев романа.
Ключевые слова: текст, военный дискурс, средства объективации исторического контекста, полифоническое повествование, информативно-аналитические жанры, типы военной документации, военно-профессиональная речь.
Военная проза 60-80-х гг. - явление в русской литературе 20 века значительное и многогранное - представлена талантом таких писателей, как А. Адамович, В. Астафьев, Г Бакланов, В. Богомолов, Ю. Бондарев, В. Быков, Б. Васильев, К. Воробьев, Д. Гранин, В. Гроссман, Э. Казакевич, В. Некрасов. Созданный ими континуум описания Великой Отечественной войны - это многомерность художественных миров, в них осмысляется и раскрывается страшная трагедии народа, который смог выжить и остаться человечным, пронести веру в победу и победить через все тяготы военного ада и смерти. Можно также говорить о том, что открытия и достижения в плане содержательном сопровождались обновлением художественных средств на самых различных уровнях (от лексики до структурно-жанровых сложных форм), с помощью которых авторское понимание человека под властью обстоятельств военного времени получило наиболее точное своё воплощение. Уточним, что эта новая точка видения исторической правды о Великой Отечественной войне, самой природы человека, существующего в экстремальных ситуациях боевых действий или лишений тыловой жизни, предопределила прежде всего новый тип повествования, способного воплотить различные субъективные планы актуализации исторического контекста как на уровне всего художественного текста в целом, так и фрагментарно [1; 2].
В данном плане несомненный интерес для современных исследователей представляет анализ особенностей полифонического повествования в романе «Момент истины» («В августе сорок четвертого...») В. Богомолова, которое, с одной стороны, отличается многообразием форм взаимодействия голосов автора, персонажей и текстов военно-делового дискурса как объективной, фактологической составляющей описания происходящего. С другой - воссоздаёт определённый ракурс мировосприятия войны как тяжелого профессионального труда, требующего от человека неимоверных усилий, сцементированных торжеством ума, мужества, умением воевать и противостоять жестокому и беспощадному врагу.
Объективация исторического контекста, максимальная достоверность, точность и краткость художественного изображения войны как интеллектуально напряженной, эмоционально тяжкой, смертельно опасной работы достигается писателем органическим включением в текст романа реальных и минимально художественно адаптированных вымышленных военно-информационных и военно-деловых документов административно-канцелярского типа.
Подчеркнём, что они, собственно, являются текстовыми и языковыми средствами актуализации исторического контекста в самом повествовании. Их генерализующее начало как исторически конкретного и объективного текста оперативных сводок, служебных записок, записок ВЧ, спецсообщений, шифроте-леграмм, розыскных ориентировок, воинских приказов, докладов военных должностных лиц, служебных писем, протоколов, удостоверений, медицинских заключений, водительских прав, справок, накладных, финансовых счетов, квитанций и т. д. мастерски использовано автором в художественном времени и пространстве романа как композиционный элемент, определяющий содержание 23 глав (из 99) с повторяющимся заголовком «Оперативные документы».
Функционально-стилевая маркированность данных текстов (лексико-фра-зеологическая, словообразовательная, грамматическая, правописная и графическая) по типу военного дискурса суммарно отражает особенности языковых форм легимитации аксиологических установок, обусловленных временными и историческими рамками существующей идеологии; репрезентации жёсткой модели статусно-ролевых отношений субординационного характера; психологического контроля; императивности нормы и т. п. [3]. Уточним, что В. Богомолов стремится к минимальной адаптации военных документов в художественном тексте. Сохраняя их содержание, структуру и стилистику, он опускает лишь некоторые элементы графического оформления: степень секретности, резолюции должностных лиц, служебные пометки, номера документов, даты, в некоторых случаях заменяет имена конкретных субъектов и объектов военной дискурса вымышленными [4].
Функционально-стилевая маркированность представленных в этих главах текстов (лексико-фразеологическая, словообразовательная, грамматическая, правописная и графическая) по типу военного дискурса суммарно отражает особенности языковых форм легимитации аксиологических установок, обусловленных временными и историческими рамками существующей идеологии; репрезентации жесткой модели статусно-ролевых отношений субординационного ха-
рактера; психологического контроля; императивности нормы и т. п. Их «типовая», социально детерминированная речевая организация, объективируя мировоззренческие, интеллектуальные и эмоциональные интенции военных профессионалов, не только определяет степень точности воссоздания исторического контекста, но и становится той своеобразной когнитивно-целостной призмой, сквозь которую преломляются восприятие и оценка образов героев романа, пафос и драматизм их поступков и действий [3].
Эксплицитно в главах «Оперативные документы» нет авторского комментария, но имплицитность оценок создаёт ассоциативное историческое и морально-этическое поле, глубокий подтекст, что непосредственно отражается на судьбах героев, влияет на характер их поступков, составляет ежедневную суть жизни на войне, определяет образ мыслей, рассуждений, формирует мировоззрение, создаёт достоверное понятие «философии войны».
Стилистическая двуплановость военного текста в этом художественном произведении создаётся, с одной стороны, воспроизведением исторически фоновых реалий времени, и военный документ информирует о сложившейся оперативной обстановке в районе боевых действий, определяет перспективы последующих событий. При этом за его содержанием угадывается трагизм истории войны, нелицеприятный анализ, жесткий и трезвый, неудачи военного управления, стратегия и тактика тех военных действий и операций. С другой стороны, военный документ является отражением и результатом неимоверно тяжёлой, опасной, подчас грязной, профессиональной работы, военной жизни с её повседневными и ежечасными заботами каждого, объясняет напряжённое взаимодействие героев романа, их поступки и действия. Все это вместе взятое подчёркивает общую героическую тональность, драматизм повествования о лич-ностно воспринимаемом чувстве ответственности героев романа перед временем, историей, Отечеством: «Военная контрразведка - это огромная тяжелая работа ... четвертый год по пятнадцать-восемнадцать часов в сутки - от передовой и на всем протяжении оперативных тылов ... Огромная соленая работа и кровь..» [5, с. 206].
Сдержанность, предельная достоверность, убедительность, лаконизм военного документа в тексте романа наполняет содержанием и объясняет авторскую позицию и позицию его героев: «Никто за нас это не сделает ...» Отсюда и целесообразность использования военных документов с их резкой категоричностью и приказной императивностью, объективностью и внутренней напряженностью передачи информации, выверенной чёткостью и экономностью использования языковых средств, присущих военной деловой речи [4]. Отметим, например, концентрацию императивных форм глагола и отглагольных имен существительных в шифротелеграммах:
ШИФРОТЕЛЕГРАММА
«Срочно!»
Быстрову
На № ... от 15.08.44 г.
Допросом военнопленных остаточной группы установите, выходила ли рация группы в эфир до 13 августа. Если выходила, то где, когда и при каких обстоятельствах. Особый интерес для нас представляют любые сведения о шифре или коде и о режиме радиопередачи.
Также выясните, занималась ли группа во время передвижения сбором разведывательных данных, велось ли ими наблюдение за железными и шоссейными дорогами.
Военнопленных Найна и Штоббе незамедлительно этапируйте в Лиду, отдел контрразведки авиакорпуса, для проведения следственного эксперимента с целью установления точного места выхода рации в эфир и воспроизведения обстановки и обстоятельств передачи.
Егоров [5, с. 66 - 67].
Лаконизм шифротелеграмм, в которых актуализируются важные условия и обстоятельства военных операций и действий, их конкретика переданы различными языковыми средствами, но обращает на себя внимание особенность употребления синтаксических конструкций, почти всегда с обратным порядком слов и частотностью простых предложений с обстоятельствами условия, причины, цели, следствия, сложноподчиненных предложений с придаточными частями с тем же значением. Например:
ШИФРОТЕЛЕГРАММА
«Весьма срочно!»
Егорову
Из Москвы 16.08.44 г.
Сообщая дешифровку перехвата по делу «Неман», предлагаю принять активные меры/ к розыску и задержанию агентов и незамедлительному пресечению работы передатчика.
Судя по тексту, вы имеете дело с крупной квалифицированной резиден-турой, действующей с заданием оперативной разведки в тылах вашего и сопредельных фронтов. Очевидно наблюдение за железной дорогой на линии Гродно - Белосток (через Гродно) и Вильнюс - Брест (через Лиду - Мосты -Волковыск)...
... О ходе розыска и всех проводимых Вами мероприятиях докладывайте ежедневно.
Приложение - упомянутое.
Колыбанов [5, с. 75].
СПЕЦСООБЩЕНИЕ
«Срочно!»
Егорову
Сегодня, 15.08.44 г. На рассвете оперативно-войсковой группой отдела контрразведки армии был скрытно окружен хутор Залески (18 км северо-запад-неее города Лиды) с целью изъятия подпольной радиостанции АК и ареста содержателей передатчика Святковских Витольда и Янины, выявленных нами по связям с отрядом «Рагнера» [5, с. 77].
В. Богомолов использует информативно-констатирующий и анализирующий характер содержания оперативных сводок и спецсообщений, служебных записок, чтобы акцентировать внимание читателя на первостепенности и важности информации, активного её освоения в обратной связи, как руководства к действию: адресант (1) ®адресат (2)« адресант (1, 2) - адресат (1,2). Среди языковых средств, которые служат созданию данной тональности произведения, доминируют наречия, предложно-падежные формы имен существительных, их клишированные словосочетания: беспрекословно, немедленно, срочно, без малейшего промедления, неукоснительно, достоверно, все возможное, все без исключения, с соблюдением всех мер предосторожности, согласно отданных распоряжений, категорически, ни на минуту, ответственно, незамедлительно, с крайней осторожностью, незамедлительное пресечение, под личный контроль, полностью, экстренно, концентрированно, оперативно, особенно тщательно, под вашу личную ответственность, чрезвычайно срочно, особой важности, недопустимо, в наикратчайший срок, неотлучно, подробно, впредь до особого указания, самые активные меры. В качестве примера приведем следующий военный документ:
СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКА
«Весьма срочно! Особой важности!»
Ковалеву, Ткаченко
Под вашу личную ответственность находящиеся под погрузкой в Челябинске, Горьком и Свердловске, подлежащие особому контролю отдела оперативных перевозок литерные эшелоны серии «К» №№ 2762, 1374 и 1781 (танковая техника россыпью) впредь до особого указания должныI быть задержаны на станциях отправления.
Исполнение проконтролируйте лично и немедленно доложите.
Основание: Распоряжение Ставки ВГК.
Карпоносов [5, с. 371, 372].
Органично включенные автором типы военных документов при анализе их стилевых и стилистических функций требуют корректности в оценке таких характеристик как «безличность», «субъективная нейтральность». Общее мнение о том, что в текстах военных документов отсутствует экспрессивная оценка, нам представляется неточным. Анализ речевой организации военных документов в романе «Момент истины» показывает, что здесь присутствует особый ценностный аспект значения языковых выражений, который может быть интерпретирован в отношениях: субъект оценки считает, что объект оценки не нейтрален:
1) присутствует конкретная личностно-предметная соотнесенность оценки;
2) присутствует обобщенно-предметная соотнесенность оценки. В военном документе сообщение о предмете речи (объективно-модальное значение) может быть связано и с субъектной, экспрессивной оценкой (субъектно-модальное значение). Это не рефлекторная, мгновенная реакция говорящего\пишущего о предмете военного документа, а результат целенаправленно продуманной реакции и контактного действия, побуждающего адресата к оценке, подчеркивающего интенсивность проявления действия, важную для адресанта, часто в сочетании с семантическим конкретизатором - наречием, предложно-падежной формой с квалифицирующей экспрессивной оценкой интенсивности. Сравним, например, употребление: воздух! (особой важности, вне всякой очередности):
«Воздух!»... Чрезвычайное сообщение... Передано вам вслед из Управления.»; «Есть свежее разъяснение, что не следует злоупотреблять литерами «Срочно!» и «Весьма срочно!». Применять их надлежит лишь в экстренных случаях»; «По имеющимся у нас данным в тылах фронта действуют следующие подпольные организации польского эмигрантского «правительства» в Лондоне ...»; «Как установлено лондонским центром польскому подполью дана директива о проведении активной подрывной деятельности
...»; «Согласно показаниям арестованным участникам «ЛЛА», кроме осуществления жестокого террора . литовское подполье имеет задание . незамедлительно передавать добытые сведения ...»; «Представляется вероятным, что передачи ведутся агентами, оставленными противником при отступлении или же переброшенными в тылы фронта»; «Не исключено, однако, что рация с позывными КАО используется одной из подпольных групп Армии Крайовой»; «Также не исключено, что передачи ведутся одной из остаточных групп немцев».
Представляется, что такой тип экспрессивной оценки можно квалифицировать как оценку контактного действия.
Особым композиционным приемом в романе «Момент истины» является персонифицированность глав: 1. Алехин, Таманцев, Блинов; 3. Чистильщик*, старший лейтенант Таманцев по прозвищу Скорохват; 5. Чистильщик-стажер, гвардии лейтенант Андрей Блинов; 6. Старший группы капитан Алехин Павел Васильевич; 7. Гвардии лейтенант Блинов; 38. Подполковник Поляков; 46. Начальник управления генерал Егоров; 63. Поляков и Никольский; 68. Помощник коменданта; 71. Алехин, Егоров и др.; 94. Ориентировка 1943 по розыску Мищенко; 95. Бабушка приехала! Но в этих главах так много общего, герои романа предстают как профессиональные военные, которых «официально в документах именовали оперативно-розыскной группой», поэтому их речь, с одной стороны, отражает особенности речевого общения в данной профессиональной среде, с другой - сугубо индивидуальна, но дискурсивно обусловлена и описательно значима в плане раскрытия доминантных личностных качеств героя.
В изображении военных дней и ночей, забот, повседневной жизни на войне, когда человек 15-18 часов в сутки находился при исполнении служебных обязанностей и воинского долга, во многих эпизодах логически и с художественных позиций В. Богомоловым предопределено использование лексических, словообразовательных, грамматических, стилистических ресурсов военного делового стиля в речи героев «Момента истины», то есть воспроизводится стилистика различных форм военных документов, но чаще всего используются приказ, донесение, ориентировка. Например:
«Историческое место! - фыркнул Таманцев.
- Помолчи! - строго сказал Алехин и лицо его стало официальным. - Слушайте приказ!... Будем осматривать лес, - повысив голос, твердо повторил Алехин. - Смотрите, запоминайте свои участки . Начинаем от этого квадрата - здесь смотреть особенно тщательно! - и двигаемся к периферии. Поиски вести до девятнадцати ноль-ноль. Оставаться в лесу позже -запрещаю! . Погоны, пилотки снять, документы оставить, оружие на виду не держать . Приступайте!» [5, с. 317].
В. Богомолов и далее будет использовать стилистику приказа - формы общей (при употреблении инфинитива и императивной формы) категоричности:
«Накатайте протектор и сфотографируйте, - поворачиваясь к старшему лейтенанту, приказал Поляков. - Необходимо не менее шести снимков восемнадцать на двадцать четыре.
- У нас нет фотографа, - спокойно и вроде бы даже с облегчением доложил старший лейтенант.
- Это меня не интересует, - жестким, неожиданным для его добродуш-но-интеллегентской внешности отрезал Поляков, - организуйте! Снимки должны быть готовы к восемнадцати часам . Второе: возьмите десяток толковых бойцов и вместе со старшиной немедля отправляйтесь в Забо-лотье» [5, с. 126].
Лаконизм текста приказа подчеркивает эксплицитно и имплицитно уместный контраст поведения и человеческих эмоций. Только что шел непринужденный разговор и мог «фыркнуть» Таманцев, но ситуация приказа меняет форму не только речевых отношений, но и придает всей окружающей обстановке тональность официальности, напряженности, понимания сугубой серьезности момента: «лицо его (Алехина) стало официальным», «повысив голос, твердо повторил Алехин», Таманцев уже не «спросил», а «осведомился»; Поляков «отрезал».
Также можно констатировать, что все военные документы являются фактической основой ассоциативного и подтекстового содержания романа [6]. В этом плане показательна «жизненная правда» эмоциональной и профессиональной реакции героев романа Богомолова в отношении содержательной информации военных документов. Ср., например:
«.Москве не укажешь, они сами себе начальники. А из нас душу вынут. Это уже как пить дать. Старая песенка - умри, но сделай!..» [5, с. 16];
«. Поляков посмотрел в текст. - «.предлагаю принять активные меры.Обращаю Ваше внимание... Обеспечьте докладывайте.». - Да, из этого шубу не сошьешь, - возвращая листок с текстом, сказал Таманцев» [5, с. 79];
«...Давай я сам позвоню - хоть генералу, хоть в Москву, хоть куда... Плевал я на субординацию!» [5, с. 73].
Значимо в этом плане и использование в романе текстов протоколов: «В протоколах значились весьма стереотипные вопросы и почти одними и теми же словами фиксировались ответы подследственных . Но стереотипность вопросов отражала страшную ситуацию предательства и преступления» [5, с. 38]. На жесткую протокольную форму накладываются глубокие социально-общественные ассоциации и подтекст, в редких случаях в них прорывается
поток авторских оценок «каратели, убийцы, мародеры», «... арестован за измену Родине». Война рождала не только героев, но и порождала предателей.
Второй план изображения также характерен и для описания ситуаций хранения и ведения военного делопроизводства: «Дело Павловского-старшего выглядело точно так же как другие: сероватая папка, постановление об аресте, протоколы допросов и далее неподшитые военные документы» [5, с. 38].
Несмотря на то, что речь персонажей В. Богомолова насыщена языковыми средствами военной деловой речи, она стилистически контрастна и собственно является полуофициальной, разговорной с элементами военных клише, терминологии и профессиональных жаргонизмов, а также экспрессивного грубого просторечия. В силу этого, такая речь воспринимается как воплощение настоящего, не искусственного, а действительно существующего русского военного дискурса повседневности военных действий и потому вызывает чувство реальности происходящего. Ср., например:
«. - Вот смотрите. - Майор, достав из сейфа, разложил на столе план Лиды с обозначением частей и соединений, дислоцированных в районе города. - Сложность города в том, что окраиныI города закреплены за частями. Это их районы расквартирования ... В Северном городке и в Южном, - он показал пальцем на карте, - свои комендатуры. А мы осуществляем только общий надзор. Учеты у них аховые, и проверить по-настоящему - дьявольски трудно!» [5, с. 345];
«Я знал, что к розыску и проверке привлечены тысячи людей, задействованы многие сотни оперативных групп, и хорошо представлял, что сейчас творится в полосе двух фронтов от передовой и на всю глубину оперативных тылов. Предельный режим...» [5, с. 356];
«Проверяя и оценивая документы, он должен был мысленно прокачать установочные данные всех троих и признаки их словесных портретов по тысячам розыскных ориентировок», «Елатомцев Алексей. Качай его, качай!» [5, с. 341];
«Так... Фиксируй лицо! Документов у них достаточно... И никаких вазомоторов, никакой вегетатики!» [5, с. 368];
«Выскочив в первое мгновение из кустов, я сразу же метнулся влево, чтобы расширить сектор охвата, положить амбалу и «лейтенанту» подсветку на глаза, а также деблокировать директрису» [5, с. 407];
«Не проинструктировал!» - ничего себе справедливость. Да я язык об-мозолил, растолковывал все, как приготовишкам!.. Но не стану же я капать на Фомченко и Лужнова!» [5, с. 248];
«Кому разъяснить, кому?!! - оглушающе загремел в трубке грубоватый голос генерал-полковника. - Заткните им глотку!!! Выбейте хотя бы ядро группы, возьмите рацию! Сегодня же! «Все концы:»!.. Не до жиру... Это личное приказание, понимаете, личное! И категорическое!.. Никакие отсрочки невозможны...» [5, с. 213];
«Тут могло быть два реальных решения: сбить его подсечкой или же оглушить ударом в голову. Имея в виду оперативную обстановку здесь, на поляне, и то, что нам предстояло, я выбрал второе: наддав, сократил дистанцию и, как только пальцы его оказались в кобуре, взлетел над ним в прыжке и
Библиографический список
свержу ударил его рукояткой нагана правее макушки, вполсилы, с расчетом кратковременного рауша» [5, с. 411].
Как уже было сказано выше, средством объективации исторического контекста в романе также являются военные документы административно-канцелярского типа. Уточним, что кроме данной функции, они участвуют в раскрытии характера персонажа. Так, в главе 80. «Алехин» проверка документов представлена в напряженной, логически выверенной внутренней речи героев. В. Богомолов в особо синтаксически организованном тексте (90 % текста составляют номинативные предложения) передает всю гамму мыслей и чувств, реакций, оценок, тонкость и сложность профессионального анализа военных документов, что дополнительно подчеркивается мастерским использованием лексического повтора:
«Удостоверение личности . Фактура обложки . Конфигурация . Наименование . Шрифт тиснения . Звездочка . Реквизит содержания . Особые знаки . удостоверительные . Шрифты текста . серия . номер . Фотокарточка . Голова . губы . подбородок . соответствуют . Печать гербовая . Оттиски . совмещаются . Подпись командира части . натуральна .Гвардии майор . Карпенко . Дата . Чернила . Мастика штемпельная . Фактура бумаги . Подпись .
Предъявитель сего . Чубаров . Николай Петрович . состоит на действительной военной службе . Недобрый у него взгляд, очень даже недобрый . Присвоение воинских званий . старший лейтенант . Приказ . номер . ноль тридцать девять ... от двадцать седьмого января ... сорок четвертого года . Печать гербовая . Подпись командира части . натуральна . Чернила . Мастика . Служебное положение . Штатная должность . командир стрелковой роты . Назначен . Приказ . Номер . ноль четыреста двадцать семь . от . пятого ноября сорок третьего года . Печать гербовая . Подпись командира части . натуральна . Печать . Мастика . Скрепка . Награды и особые права . Орден Красная Звезда . Медаль «За отвагу» . Родился . девятьсот тринадцатого года . Уроженец . Калуги . Состав семьи . Близких родственников нет . Призван . Иманским райвоенкоматом . Приморского края . в июне сорок первого года .. Разрешено ношение оружия . Личная подпись . натуральна . Печать гербовая . Подпись командира части . Гвардии майор . Карпенко . Натуральна . Предыдущей . соответствует . Чернила . Мастика . Ажур!
А ножны с финкой на левом бедре . Левша? Не факт .
Командировочное предписание . Точка вместо запятой . Особые знаки . удостоверительные .» [5, с. 342, 343].
Таким образом, военная документация и военная деловая речь в романе «Момент истины» выступают как средства объективации исторического контекста и представлены семантически емким и выразительным пластом русской речи, а информативное содержание ее актуализировано В. Богомоловым в многообразных художественных целях: структурирования художественного времени и пространства романа, углубления драматизма и напряженности изображаемых военных событий и представления «философии войны», повышения ассоциативности художественной детали, реализации художественно-выразительного потенциала военной речи для характеристики героев романа.
1. Палиевский В.П. Документ в современной литературе. Литература и теория. Москва, 1978: 150 - 173.
2. Колобаев П.А. Формы повествования в военной прозе В.О. Богомолова: Язык художественной литературы. Русская речь. 2010; 6.
3. Шаталова Н.С. Функционально-системное описание военной речи. Москва, ВА МО РФ, 2006.
4. Шаталова Л.С. Русский язык: Информационно-аналитические жанры военной речи. Москва, 2006.
5. Богомолов В. Момент истины (В августе сорок четвертого ...). Роман. Ташкент, Узбекистан, 1986.
6. Гальперин И.Р Текст как объект лингвистического исследования. Москва, 1981.
References
1. Palievskij V.P. Dokument v sovremennoj literature. Literatura i teoriya. Moskva, 1978: 150 - 173.
2. Kolobaev P.A. Formy povestvovaniya v voennoj proze V.O. Bogomolova: Yazyk hudozhestvennoj literatury. Russkaya rech'. 2010; 6.
3. Shatalova N.S. Funkcional'no-sistemnoe opisanie voennojrechi. Moskva, VA MO RF, 2006.
4. Shatalova L.S. Russkij yazyk: Informacionno-analiticheskie zhanry voennoj rechi. Moskva, 2006.
5. Bogomolov V. Moment istiny (V avguste sorokchetvertogo ...). Roman. Tashkent, Uzbekistan, 1986.
6. Gal'perin I.R. Tekstkakob'ekt lingvisticheskogo issledovaniya. Moskva, 1981.
Статья поступила в редакцию 10.12.18
УДК 82
Sukhikh O.S., Doctor of Sciences (Philology), senior lecturer, senior lecturer, Department of Russian Literature, Institute of Philology and Journalism,
N.I. Lobachevsky State University of Nizhny Novgorod (Nizhny Novgorod, Russia), E-mail: [email protected]
"NEKRASOV'S QUESTION" BY SASHA CHERNY. Sasha Cherny's poem "Who Lives Well in Emigration" is considered as an artistic rethinking of the poem by N.A. Nekrasov "Who Lives Well in Russia?". The purpose of the study is to identify the similarities and differences of the concept of happiness in both works. The similarity of the plot-compositional structure of the works is noted, the role of the motives of the path and the search in their construction is comprehended. At the same time, the difference in the very formulation of the question in two works is considered: if Nekrasov's characters look for a person who would enjoy life, then the characters of Sasha Cherny want to find a person who hasn't dropped his hand, trying to "cling" to life and not lose heart. There is a difference in the search results: Nekrasov's characters are on the way to realizing the basics of happiness, everything is still ahead, the characters of Sasha Cherny, on the contrary, feel hopeless, their happiness has already been lost along with their homeland.
Key words: N.A. Nekrasov, Sasha Cherny, emigration, homeland, happiness, way, motive.
