CC BY
17мы развития познания. — Кишинев: Штиинца, 1981. — С. 3-27.
10. Павилёнис Р. И. Проблема смысла. — М.: Мысль, 1983. — 286 с.
11. Залевская А. А. Введение в психолингвистику. — М.: РГГУ, 2000. — 382 с.
12. Языковое сознание: формирование и функционирование. — М.: ИЯ РАН. Изд. 2-е. 2000. — 256 с.
И. М. Кыштымова
СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ КОНТЕКСТНЫХ И СВОБОДНЫХ АССОЦИАЦИЙ К СЛОВУ «РОССИЯ» У СТАРШЕКЛАССНИКОВ
Анализ продуктов речевой деятельности человека становится все более актуальным средством его психологической диагностики. Он позволяет исследовать «самого субъекта как своего рода объект и при том как социальную вещь, но не в качестве только средства, а и в качестве также знака как такового и носителя знаков»[7, с. 231]. Большое распространение в психологии получил метод свободных ассоциаций, при котором психологическими маркерами являются синтаксически не связанные между собой языковые единицы, т.е. предметом анализа является языковая семантика. При этом психосемантические методы, активно и продуктивно развивающиеся в современной психологии, не учитывают системную целостность речевого образования, которая влияет на смысловые характеристики языковых единиц.
Семиотический подход к речевой психодиагностике предполагает исследование семантики, синтаксиса и прагматики текста. Знаковая система, каковой является текст, обладает специфическими характеристиками, уникальностью взаимосвязанности элементов и связей между ними. Смысл, которым личность наделяет объект, выраженный в тексте и вне его, неодинаков. Личностный смысл является системообразующим элементом личности (А. Н. Леонтьев), поэтому, в силу системного гомоморфизма, он более адекватно выражается в тексте как целостном продукте творческой деятельности, нежели в наборе свободных, внеконтекстных ассоциаций. Можно предположить поэтому, что психосемиотический анализ текста позволит диагностировать психологические особенности его автора более полно.
В данной работе обосновывается актуальность контекстуальной диагностики и описываются результаты сравнения смыслов, которыми старшеклассники наделяли исследуемый объект в тексте и вне его — в свободных ассоциациях. Гипотетически предполагалось, что они должны значимо различаться в силу системной трансформации значений в тексте.
Основой для предположения о различиях отражаемой в тексте и вне его субъектности послужили научные представления о речи как процессе творческого самовыражения. Поскольку человек «полностью субъективируется в продуктах своего труда и творчества» [7. С. 238], предметом психодиагностического анализа закономерно становится речь — авторский текст, в котором «воплощается и конденсируется единство культурного смыслового и субъективного содержания» [7. С. 245]. Речь является не просто адекватным, но наиболее подходящим предметом исследования для достижения цели постижения внутреннего мира ее автора: «В языке — наиболее полная объективация, наиболее полное выражение. Именно на анализе языковой структуры можно наиболее полно раскрыть все ее члены как объективного, так и субъективного порядка... В других продуктах культурного творчества мы встречаемся с другим взаимоотношением частей в целом, с другою значимость и ролью, но принципиально с тем же составом их» [7. С. 269]. Таким образом, общая структурная основа творчества, проявляемая и в иных актах деятельности, может быть выявлена посредством анализа языкового продукта — вербального текста.
При этом речь идет именно о тексте, а не о слове. Различение их диагностических возможностей обозначено Г. Г. Шпетом достаточно определенно в его понимании интерпретации и экспозиции: «Интерпретация истолковывает слово в его действительном контексте, тогда как экспозиция имеет в виду как бы всякий возможный контекст». Различие контекстов обусловливает и различия выражаемого и понимаемого смысла. Слово вне контекста (активно используемое сегодня в психосемантическом подходе к психодиагностике) менее информативно в смысле строгой содержательной определенности, ибо нагружено совокупностью значений, актуализация отдельных из которых возможна только в соответствующем смысловом контексте.
Значений у слова может быть много (они отражены в словарях), а единственный смысл возникает только в речевом контексте: «Слово кажется многозначным только до тех пор, ... пока мы, встретившись с ним, еще не знаем, для передачи какого значения оно здесь служит. Можно думать, однако, что иногда в намерения входит воспользоваться одним и тем же словом для достижения двух или более сигнификационных целей. Но, очевидно, раскрытие этих целей есть анализ не значения, а намерений автора. Использования значений слов как задачи интерпретации, таким образом, должно иметь в виду не только значение как такое, но должно принимать во внимание и многообразные формы пользования словом, как и психологию пользующихся им» [6. С. 226]. Текст, в отличие от отдельно взятого слова, позволяет, таким образом, исследовать выраженность смысловых категорий в их целостности.
Постулат системности текста предполагает, что свойства компонентов (единиц), включенных в систему, будут отличаться от свойств этих же семантических единиц, рассматриваемых вне системы. Помещение мыслимого объекта в систему меняет его смысл. Творческая деятельность, понимаемая как продуцирование текстовых систем, реализующих личностный смысл автора, является процессом преобразования изолированных значений, образующих в своей совокупности семантическое пространство субъекта, в смысловую систему.
Новые системные семантические свойства объекта задаются «взаимоСОдействием» (П. К. Анохин) всех компонентов, образующих систему и определяются ее синтаксическими и прагматическими свойствами, которыми не обладает компонент (слово) вне системы (текста).
Можно считать, что создание текста как системного продукта творческой деятельности, обладающего свойствами гомоморфизма по отношению к системе личности (в соответствии с принципом единства сознания и деятельности (С. Л. Рубинштейн), деятельности и способностей (В. Д. Шадриков)) задает ее синтактико-прагматические свойства, в которых преобразуется исходная семантика единиц. Специфика процесса порождения текста обусловлена функциональной неравнозначностью синтаксических, семантических и прагматических свойств системы. Единицы, из которых составляется текст (слова) обладают досистемным значением, могут рассматриваться вне системы как обладающие предметностью. Синтаксис не существует в изоляции, вне системы, он выражает системную архитектонику, характер связи между словами, фиксирует специфику взаимодействия семантических единиц. Прагматика порождается взаимодействием синтаксиса и семантики, маркирует коммуникативную специфику текста.
Таким образом, слово как единица семантического пространства не равно слову как единице текста, рассматриваемому в системе. Объекты, подвергающиеся осмыслению и оценке одним и тем же субъектом в процессе ассоциативного эксперимента и в процессе создания текста, должны, следовательно, приобретать существенные семантические различия.
Творческий процесс создания текста актуализирует не только поверхностные семантические связи, но те, за которые «ответственны» глубинные психические структуры. Синтаксический компонент, включающийся в процесс ментальной обработки вербального стимула, порождается в значительной степени бессознательными психическими процессами, которые активизируются при создании текста. Следовательно, помещение вербального стимула (объекта) в контекст должно принципиально менять его свойства, что позволяет реконструировать его смысл (личностный смысл) для человека. Для верификации этих представлений мы использовали метод ассоциативного эксперимента и анализ семантических связей объекта в тексте.
Представление об ассоциациях наиболее полно разработано в структурной лингвистике. Ф.де Соссюр, представляя язык как систему отношений, противополагал синтагматическую и парадигматическую оси, на которых разворачиваются отношения между языковыми элементами. Под синтагмой понимается линейная протяженность слов в речи; с другой стороны, «вне процесса речи элементы, имеющие между собой что-либо общее, ассоциируются в памяти так, что из них образуются группы» [3. С. 73], представляющие ассоциации. Парадигматические отношения не имеют пространственной локализации. Исследование их системных взаимоотношений, если допустить, что они существуют на глубинном психическом уровне, затруднено. Объективно ассоциативный ряд неупорядочен и несистемен.
Ассоциация отражает связь между объектами или явлениями, основанную на субъективном опыте человека. При этом опыт «может совпадать с опытом той культуры, к которой мы принадлежим, но всегда является также и сугубо личным, укорененном в прошлом опыте отдельного человека» [5. С. 189]. Ассоциации отражают значение для человека определенных
предметов или явлений, связанное с интериоризованным их культурным значением: «как феномен ассоциативная связь определена именно культурой во всем ее многообразии — всеми знаниями, опытом, в том числе — чувственным опытом, но при этом таким опытом, в котором мы не отдаем себе отчета.» [5. С.192]. При этом культурозависимость контекстуальных ассоциаций выше, чем свободных, так как в процесс объективирования связей между ассоциируемыми явлениями, кроме семантики, включается синтаксис, имеющий тоже конвенциональную природу.
Представления о возможности реконструкции личностного смысла посредством анализа ассоциативного ряда различны. Р. М. Фрумкина, например, считает, что в наборе свободных ассоциаций отражается личностный смысл [5]. Другая точка зрения связана с представлением о том, что вне контекста слово обладает лишь значением, но не смыслом. Так, Ю. Н. Караулов убежден, что только в системе текста смысл может получить адекватное выражение. Исходя из логики трехуровневой (лексикон, тезаурус, прагматикон) модели «языковой личности», он аргументирует тезис о принципиальной невозможности диагностики — выявления особенностей автора путем анализа его лексики, полученной «бесконтекстным» способом — вне текста. Автор считает, что более целесообразным является рассмотрение лексикона в тексте, в связи с дискурсом языковой личности. В тексте ассоциативно-семантическая сеть помогает понять взаимосвязь понятий в тезарусе автора, его цели и мотивы: «.конденсация смыслов в пределах ассоциативно-семантической цепи как раз и очерчивает определенные узловые точки системы, актуализированные в данном тезарусе и прагматиконе» [4. С. 96].
Анализируя способы реконструкции лексикона: прямого (на основе ассоциативных экспериментов) и непрямого (на основе анализа произведенных личностью текстов), — Ю. Н. Караулов делает вывод о том, что отсутствие архитектонического компонента, позволяющего исследовать характер связанности компонентов в системе, существенно ограничивает диагностические возможности ассоциативного метода: «.надеяться на то, что в прямом эксперименте удастся адекватным образом реконструировать идиосеть и вывести на уровень наблюдения ту вербальную часть ассоциативно-семантической сети, которая совпадает с индивидуальным лексиконом, едва ли возможно. Остается второй путь — выявление лексикона на материале текстов» [4. С. 103]. При этом подчеркивается важность изучения лексикона личности, при котором «мы с неизбежностью вторгаемся в ее картину мира, и в то же время устанавливаем прагматические векторы, характеризующие ее позицию в мире» [4. С. 137].
Представление о продуктах творческой деятельности человека как знаковых системах, обладающих свойствами новизны, в которых выражается новый смысл, не складывающийся из исходных значений единиц (слов), т.е. как системах неаддитивных, обосновано, в частности, маркированием роли контекста. Сам процесс креативности понимается как контекстный: «Чтобы изобретать, надо думать «около» (Сурье. Цит. по [1]), включать в ментальный процесс большое число заданных исходными системами (языковой и личностной) степеней свободы. Контекст понимается как система внутренних и внешних факторов и условий поведения и деятельности человека, влияющих на особенности восприятия, понимания и преобразования конкретной ситуации, определяющих ее смысл как целого (А. А. Вербицкий. Цит. по [2]). Доказательство тезиса о различиях связей исследуемого понятия, устанавливаемых субъектом в тексте и вне его, получено в процессе эксперимента.
Проведено сравнительное исследование субъективной семантики понятия «Россия» вне контекста (в свободном ассоциативном эксперименте) и в контексте (в сочинениях на тему «Россия»). В эксперименте участвовали 69 учащихся одиннадцатых классов школы № 62 г. Иркутска. На первом этапе эксперимента испытуемым предъявляется стимульное слово и предлагается записать любые пришедшие в голову слова, возникшие как ответ на стимул. Количество слов не ограничено. На втором этапе (через 10 дней) школьникам предложено написать сочинение на заданную тему. Полученные свободные и текстовые ассоциации систематизировались по семантическим группам и подвергались сравнению.
Выявлено, что общее количество ассоциаций в обеих группах значимо не различается. При этом ассоциации разных семантических групп, полученные в ходе свободного ассоциативного эксперимента и отраженные в созданном тексте, имеют существенные различия. Системная семантика текста обусловила приоритетность позитивно окрашенных ассоциативных связей со словом «Россия». Общее процентное соотношение контекстных и свободных ассоциа-
ций, содержащих позитивную оценку, составило: 29,7% — 18,1%. Позитивно оценочные ассоциации распределились по группам: 1) эпитеты (великая, вечная, красивая, матушка, могучая, сильная и пр.); 2) ментальные (ум, простота, талант и пр.); 3) обобщенные характеристики (Бог, душа, любовь, чистота и пр.). По первому и третьему дифференциальным признакам процентная представленность контекстных ассоциаций значительно выше: 1) 18,1 — 7,9; 3) 8,5 — 6,2. По второму — количественные различия несущественны.
Для объяснения значительно большей частотности образных ассоциаций (эпитетов) в тексте можно использовать суждение Ю. Н. Караулова о том, что ассоциативно — вербальный, т.е. собственно семантический, внеконтекстный уровень языковой личности «в минимальной степени чреват образностью (а значит, в минимальной степени включает или отражает знания о мире)» [4. С. 177].
Свободные ассоциации имеют в большей степени негативно оценочный характер, чем контекстные. Так, негативные ассоциации характерны для 11,4% всех свободных ассоциаций и 6,6% — контекстных. При этом негативные ассоциации были дифференцированы по доминантному признаку: 1) бытовые (грязь, плохие дороги, развалины и пр.); 2) социальные (бедность, безработица, беспредел, коррупция, преступность и пр.); 3) ментальные (глупость, дураки, лень, пассивность и пр.); 4) обобщенные характеристики (гром, болезнь, зло, мать ваша, трагикомедия, чернота и пр.). Соотношение их процентной представленности в группе контекстных и свободных ассоциаций составила соответственно: 1) 0 — 1,7%; 2) 2,4% — 3,9%; 3) 0,6% — 5,1%; 4) 3,6% — 4,5%.
Третья семантическая группа ассоциаций получила общее название «история и культура» (традиции, поэзия, православие, Пушкин; СССР, крепостное право, Петр 1 и пр.). Такого рода ассоциативные связи представлены преимущественно в текстах (24,3% от общего числа ассоциаций); свободных ассоциаций, связанных с историей и культурой, значительно меньше — 15,9%.
В группе «власть» (выборы, депутаты, Ельцин, президент и пр.) количественный приоритет выявлен у свободных ассоциаций: 4,5% по сравнению с 1,2% контекстуальных оценок.
Свободные ассоциации доминируют в группах 1) символы (формальные: герб, гимн, двуглавый орел и пр; мифологические: гуси-лебеди, Иванушка и пр., животные: медведь, кони; растения: береза, пшеница и пр.); 2) образы (небо, осень, молчание и пр.); 3) личное (друзья, дом. мама, семья). Причем в первой соотношение контекстных и свободных ассоциаций: 6,6 — 15,9, во второй — 3,0 — 6,2; в третьей — 1,8 — 2,3. В других семантических группах различие ассоциаций невелико.
В целом различия ассоциативно-оценочных значений понятия «Россия» в тексте и вне его статистически достоверны (х2 = 26.625, ё = 14, р = 0.000).
Как показало исследование, реконструирование субъективной семантики объекта приводит к различающимся результатам в зависимости от того, рассматривается исследуемый объект изолированно или помещен испытуемым в контекст. Системность вербального текста задает дополнительный семантический вес исследуемому понятию, редуцируя при этом случайные, системно незначимые ассоциативные связи.
Показательно, что текст «нагружает» объект культурно значимыми смыслами, которые в нашем случае были связаны с позитивной оценкой такого важного для системы культурных координат понятия, как «Россия». В процессе составления текста о России актуализировалась образная, национально-культурная, историческая семантика. С другой стороны, внеконтекст-ность увеличила число случайных, ситуативных ассоциаций (вода, книга, человек и пр.), а также маркировала негативную оценочность по отношению к стимулу.
Осмысливая полученные результаты, выскажем предположение, что процесс составления текста актуализирует системные закономерности порождающей — личностной системы в сложной взаимосвязанности ее компонентов. В свою очередь, личностная система характеризуется подобием по отношению к системе культуры, интериоризация и последующая актуализация свойств которой осуществлялась в процессе онтогенеза. Кроме того, языковая система как средство культурно обусловленной связи, требует соблюдения своих синтаксических, семантических, прагматических закономерностей. Таким образом, в процессе порождения текста происходит сложное взаимодействие систем, актуализация системных функций которых приводит к множественной полисистемной обусловленности характеристик порождаемого текста. Смыс-
лы, которыми наделяется объект в тексте, таким образом, более полно отражают его оценку и отношение к нему субъекта. Поэтому адекватным методом реконструкции личностных смыслов человека представляется анализ созданного им текста.
ССЫЛКИ НА ЛИТЕРАТУРУ
1. Адамар Ж. Исследование психологии процесса изобретения в математике. — М.: Сов. Радио,
1970. — 152 с.
2. Дубовицкая Т. Д. Методика диагностики ситуативной самоактуализации личности: контекстный
подход // Психологический журнал. Т. 26. — М.: ИП РАН, 2005. — № 5. — С. 70-78.
3. Засорина Л. Н. Введение в структурную лингвистику. — М.: Высш. шк., 1974. — 319 с.
4. Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. — М.: КомКнига, 2006. — 261 с.
5. Фрумкина Р. М. Психолингвистика. — М.: Академия, 2001. — 320 с.
6. Шпет Г. Г. Герменевтика и ее проблемы // Контекст. — М., 1990. — 241-265 с.
7. Шпет Г. Г. Введение в этническую психологию // Шпет Г.Г. Психология социального бытия. —
М.: Изд-во «Институт практической психологии, Воронеж: НПО «МОДЭК», 1996. — 496 с.
Н. А. Логинова
О НЕКОТОРЫХ АСПЕКТАХ ВЗАИМООТНОШЕНИЯ ВЕРБАЛЬНОЙ СУГГЕСТИИ И ЯЗЫКА
Гипотетически предполагаем, что основу текстового воздействия можно обнаружить в суггестивных возможностях языка. «Возможности суггестивного воздействия заложены в языке (тенденция экономии усилий, наличие неядерных средств выражения) и специфике организации текста как единицы коммуникации (оптимальное воздействие эксплицированного и имплицированного содержания, способность к модификации типичной формальной структуры)» [1. С. 13]. В связи с этим возникает вопрос, можно ли считать суггестию явлением языковым или она имеет какую-то иную онтологическую природу, и что такое «суггестивные возможности языка».
Л. Н. Мурзин [2], например, считал, что язык обладает особым «фатическим» полем. Он отмечал, что язык обладает двумя функциями: сообщать о чем-то объективном и передавать информацию не о мире вообще, а о человеке, информацию сопровождающую сообщение. Эту сопровождающую сообщение информацию Л. Н. Мурзин называет аурой, которая, будучи «неоднородной», выполняет эстетические, энергетические и суггестивные функции.
Определяя сущность взаимоотношения вербальной суггестии и языка, язык рассматриваем как смыслопорождающую систему, как «операциональный компонент речевой деятельности» [3. С. 153], в процессе которой и осуществляется смыслопорождение.
Еще В. фон Гумбольдт [4] отмечал, что главной в языке является его внутренняя, чисто интеллектуальная сторона, которая и составляет собственно язык. Только ради нее языковое творчество пользуется звуковой формой. Об этом же говорят те исследователи, которые считают языковые значения репрезентантами когнитивных структур, той основой, на которой базируется вся интеллектуальная деятельность человека. На наш взгляд основу языковой суггестии и следует искать в структуре языковых значений, в закономерностях их функционирования и их связях.
Мы будем понимать значение как «устойчивую, но внутренне принципиально динамическую структуру, реализующую определенный способ познания действительности, дискрети-рованную определенным звуковым образом, который поэтому и входит в значение, и символизирует его» [3. С. 35]. Когнитивные структуры (значения) являются основой любой деятельности индивида, в том числе и речевой. Они бессознательно внушаются языком, но вполне способны поддаваться рефлексии.
Значение как определенная система стоящих за словом связей формируется в процессе исторического развития. Эта система устойчива и одинакова для всех людей. Различаются лишь некоторые параметры связей (глубина, степень обобщенности, охват обозначаемых предметов). Но определенное ядро всегда остается неизменным и конвенциональным для всех носителей языка.
