CC BY
86
© 2007 г. В.Е. Лоба
СРАВНИТЕЛЬНО-ПРАВОВОЙ АНАЛИЗ СУБЪЕКТА ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПО «РУССКОЙ ПРАВДЕ» И УК РФ 1996 г.*
Как отмечал блистательный ученый Н.С. Таганцев, жизнь всех народов свидетельствует нам, что всегда и везде совершались и совершаются деяния, по разным основаниям не только признаваемые недозволенными, но и вызывающие известные меры общества или го -сударства, направленные против лиц, их учинивших, деяния, признаваемые преступными; что всегда и везде существовали лица, более или менее упорно не подчиняющиеся требованиям правового порядка, велениям власти, его охраняющей [1]. Лица, совершившие преступление (любопытно, что последний термин как собирательное понятие противоправных деяний в русском языке появился не сразу. Так, под влиянием церкви преступление считалось «грехом». В современных «Русской Правде» памятниках родовым названием для всех правонарушений была «обида» и «сором». Судебники 1497 г. и 1550 г. преступление именовали «лихим делом», а Соборное Уложение 1649 г. - «воровством». Термин «преступление», с которым стали в дальнейшем связывать всякое уголовно наказуемое поведение, появляется лишь в Артикуле Воинском 1715 г.), именуются субъектами. Нами сделан краткий сравнительно-правовой анализ такого института уголовного права, как субъект преступления с точки зрения первого дошедшего до нас памятника законодательства Киевской Руси «Русская Правда» (далее -РП) и современного уголовного законодательства РФ (далее - УК) [2]. Мы не ставим своей задачей осмыслить весь комплекс вопросов, связанный с исследованием данного института в обоих кодексах. Наша цель много скромнее - выявить наличие основных признаков субъекта преступления, предусмотренного УК, в РП.
С точки зрения В.Г. Павлова, вполне обоснованной, из текста РП нельзя выявить необходимые признаки, характеризующие то или иное лицо как субъект преступления (лица, совершившего преступное деяние): его возраст, вменяемость и что его мог совершить только человек, хотя это вытекает само по себе из смысла самого закона [3]. Согласно же ст. 19 УК, «уголовной ответственности подлежит только вменяемое физическое лицо, достигшее возраста, установленного настоящим Кодексом». Из этого определения вытекают следующие признаки: физическое лицо, возраст, вменяемость.
Рассмотрим первый признак - «физическое лицо». Ограничение круга возможных субъектов физическими лицами означает, что субъектами преступления не могут быть юридические лица, т.е. предприятия, уч реждения, организации, партии [4]. Объясняется это, в частности, тем, что от имени или по поручению юри-
* В настоящей статье даются ссылки на две старшие редакции «Русской Правды» - краткая «Правда Роськая» и пространная «Суд Ярославль Володимерич».
дических лиц в преступном направлении действуют или бездействуют вменяемые индивиды, которые осознают или должны осознавать вредоносность подобного поведения и поэтому обязаны нести персональную ответственность за ими лично содеянное. Во-вторых, санкции за такие правонарушения носят административно либо гражданско-правовой, но отнюдь не уголовно-правовой характер, а потому нормам о юридической ответственности разного рода ведомств и организаций нет места в рамках УК [5]. В случае нарушения на каком-либо предприятии правил охраны труда к уголовной ответственности может быть привлечено не само предприятие, а лица, на которых в силу их служебного положения или по специальному распоряжению непосредственно возложена обязанность обеспечивать соблюдение правил и норм охраны труда на определенном участке работ, а также руководители предприятий и организаций, их заместители, главные инженеры, главные специалисты предприятий, если они не приняли мер к устранению заведомо известного им нарушения правил охраны труда либо дали указания, противоречащие этим правилам, или, взяв на себя непосредственное руководство отдельными видами работ, не обеспечили соблюдение этих правил. В иных случаях лица, виновные в ненадлежащем выполнении своих служебных обязанностей по обеспечению безопасных условий труда, могут нести ответственность за преступления (например, за непринятие мер по разработке соответствующих инструкций, по созданию условий для выполнения правил и норм охраны труда, по осуществлению надлежащего контроля за их соблюдением) [6].
Не отвлекаясь от рассматриваемой темы, стоит напомнить о том, что в теоретическом плане проблема ответственности юридических лиц в отечественном уголовном праве остается дискуссионной [7].
А.А. Пионтковский, говоря, что дореволюционное русское уголовное законодательство частично считало возможным уголовную ответственность юридических лиц, ссылался, в частности, лишь на ст. 530 Уложения о наказаниях 1885 г., устанавливающую уголовную ответственность еврейских обществ за укрывательство военных беглецов-евреев [8]. Между тем, древнерусский законодатель, в отличие от современного, положительно решал вопрос об уголовной ответственности как физического, так и юридического лица (для вящей справедливости добавим, что юридическое лицо было признано субъектом преступления в обоих предварительных проектах УК РФ (1993 и 1994 г.), подготовленных МЮ РФ и ГПУ Президента РФ, которые легли в основу действующего УК РФ 1996 г. Однако при обсуждении и голосовании проекта в Государственной Думе это предложение не прошло даже в первом чтении). Так, в частности, субъектом преступления по РП могла выступать вервь, представлявшая собою, по мне-
нию Б. Д. Грекова, общественно-территориальную единицу тогдашнего общества [9]. Она отвечала за преступление, совершенное в ее пределах, и только за своего члена, совершившего преступление, которого вервь не хочет выдавать княжескому суду. В некоторых случаях вервь платила за виновных членов не только виру, но и продажу [10]. Как отмечает А. А. Зимин, княжеская власть, не имея возможности покончить с общинными институтами, стремилась использовать их в целях борьбы с покушениями на жизнь представителей господствующего класса [11]. Современные исследователи, на наш взгляд, совершенно обоснованно усматривают в обязанности верви, предусмотренной ст. 5 ПП, разыскать лицо, совершившее убийство и выдать его или уплатить штраф князю, начала современной экстра-диционной деятельности [12].
Статья 77 ПП устанавливает пределы ответственности членов соседской общины, подчиненной феодальному государству и осуществляющей власть над определенной территорией, за кражу, которая была совершена неизвестным лицом на ее территории. Так, если члены общины («они») не определили по следу, что вор ушел за пределы их территории («отсочать от собе следа»), не будут выяснять, куда ведет след, или откажутся это делать, они отвечают за кражу (платят и продажу, и возмещение ущерба потерпевшему). Если же след выводит на большую дорогу («на гостинец»), где нет поселений, или к безлюдному месту («на пус-те»), община не должна отвечать за кражу [1, с. 109, 110].
Кроме этого, за убийство в разбое (ст. 7), за кражу коня (ст. 35), поджог гумна и дома (ст. 83) ПП предусматривала такое наказание, как поток и разграбление, первоначально заключавшееся в изгнании и конфискации имущества не только самого преступника, но и членов его семьи, полагаем, многочисленных. В этой связи также трудно говорить о личной виновной ответственности.
Как по РП, так и по УК, вещи, животные, силы природы, причинившие вред, не рассматриваются как субъекты преступления. Иначе этот вопрос решался в более поздний период. Так, в период царствования Федора Иоанновича был отправлен в ссылку в Тобольск колокол церковного собора г. Углич за то, что он зазвонил по поводу смерти малолетнего царевича Дмитрия, зарезанного в 1591 г. неизвестно кем и при каких обстоятельствах [13]. Эта позиция аргументируется учеными следующим образом. Привлечение к уголовной ответственности животных, а иногда и предметов наряду с людьми, и тем самым признание их субъектами того или иного преступления в эпоху средневековья, с одной стороны, объясняется существованием и господством в то время представления о преступлении как о богопротивном деянии, нарушающим установленный и охраняемый богом мир. Отсюда существовало утвердившееся незыблемое правило: всякий, причинивший вред, подлежит ответственности. С другой стороны, признание животных субъектами преступления преследовало цели устрашения и выражало взгляды феодалов на эксплуатируемых как мало отличающих-
ся от животных [8, 14]. В современном российском уголовном законодательстве, отмечает В.Д. Иванов, животные могут рассматриваться лишь в качестве орудия, если их используют в преступных целях. И в этом случае уголовной ответственности подлежат хозяин животного или иное лицо [15].
Возрастной признак. Статья 20 УК устанавливает возраст, по достижении которого лицо может считаться субъектом преступления. При этом в ней представлены два критерия: общий - достижение лицом 16-летнего возраста и особенный, являющийся исключением из общего правила - достижение лицом 14 лет [16]. Как справедливо отмечает О.Д. Ситковская, лицо, не достигшее указанного в законе возраста, не существует для уголовного права, кроме случаев, когда оно является потерпевшим [17]. Различают следующие критерии возраста: хронологический (паспортный); биологический (функциональный); социальный (гражданский); психологический (психический). Отечественный законодатель, устанавливая возраст, с которого возможно привлечение к уголовной ответственности, руководствовался психологическим критерием, который связан со способностью лица понимать характер и социальную значимость своих действий, соотносить свои желания и побуждения с требованиями общественного запрета, с нормами поведения, установленными в обществе, и со способностью правильно воспринимать уголовное наказание [18].
Как отмечает известный исследователь истории русского права М.Ф. Владимирский-Буданов, не только РП молчит о возрасте уголовной ответственности, но памятники законодательства вплоть до второй половины XVII в. (кроме судебника Казимира). Однако было бы наивным полагать, что уголовное наказание одинаково применялось и ко взрослым, и к несовершеннолетним, и к малолетним, ибо последнее обстоятельство с точки зрения здравого смысла и житейской логики абсолютно немыслимо при применении акта мести [19]. А. Богдановским высказано мнение, что преступления, совершенные малолетними и лицами старческого возраста, рассматривались церковным судом и по законам церкви [20]. Вопрос о возрасте как основании привлечения к уголовной ответственности, пишет В.В. Мо-мотов, был тесно связан со средневековыми понятиями о возможности совершения греха. На этой стадии развития общества понятие преступления отождествляется с понятием греха. Для средневекового человека грешить и совершить преступление - одно и то же. А по каноническому праву уже с семи лет появляется способность грешить и, соответственно, отвечать за свои поступки [21]. Представляется, что автор не вполне прав, поскольку в Кормчей книге, представляющей собой перевод византийского Номоканона - свода церковных правил и касающихся церкви законов византийских императоров, встречается предписание, согласно которому не может нести ответственности за убийство семилетний отрок [22]. Но при этом нет никаких указаний на то, как наказывались малолетние свыше семилетнего возраста. В то же время имеющиеся источники XVII в. свидетельствовали о наказании восьми-
летнего [22] (это положение Новоуказными статьями (1671 г.) было введено в Соборное уложение).
Как указывалось выше, субъектом преступления может быть не всякое физическое, а лишь вменяемое лицо. А. А. Пионтковский утверждает, что лишь при установлении вменяемости лица может быть поставлен вопрос о его виновности. Уголовный закон обращается лишь к вменяемым лицам. От них закон может требовать совершения определенных действий или воздержания от тех или иных действий под угрозой применения наказания. Они несут ответственность за свои поступки, так как способны отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими [8, с. 237]. В связи с отсутствием законодательного определения, следует согласиться с достаточно мотивированным мнением Ю.М. Антоняна и С.В. Бородина, что вменяемость -это психическое состояние лица, заключающееся в его способности по уровню социально- психологического развития и социализации, возрасту и состоянию психического здоровья отдавать себе отчет в своих действиях, бездействии (сознавать фактическую сторону и общественную опасность деяния) и руководить ими во время совершения преступления и нести в связи с этим за него уголовную ответственность и наказание [23]. В свою очередь ст. 21 УК определяет медицинский (психиатрический) и юридический (психологический) критерии невменяемости. Первый заключается в том, что лицо в момент совершения им общественно опасного деяния страдало хроническим или временным психическим расстройством, слабоумием либо иным болезненным состоянием психики. «При психическом заболевании болезненное, измененное отражение объективно существующей реальности лишает человека способности правильно понимать и оценивать совершаемые поступки, регулировать свое поведение» [24, с. 122]. Второй состоит в том, что лицо в момент совершения им общественно опасного деяния не могло осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими.
Тема ответственности лиц с психическими расстройствами, не исключающими вменяемости (ст. 22 УК), рамками данной статьи не предусмотрена, поскольку до 1996 г. этот институт не был зафиксирован в уголовном законе.
Касаясь вопроса вменяемости как обязательного признака субъекта преступления, Д.Р. Лунц пишет, что «в допетровской Руси взгляд на психически больных и их правовое положение характеризовалось противоречивостью. В одних случаях "бесные", как их тогда называли, рассматривались именно как больные и не подлежали наказанию при совершении преступления, в других же - их подвергали наказанию как колдунов, людей, одержимых нечистой силой» [25]. Все это зависело от представления о психическом расстройстве как следствии внедрения в человека постороннего духовного начала. Оно может быть злым или добрым, сообразно чему помешательство расценивалось либо как одержимость нечистой силой, либо, напротив, как особая милость бога [26]. Стоит напомнить о том, что сколь почитаемым на Руси был юродивый, т. е. психи-
чески больной Василий Блаженный. На наш взгляд, отсутствие института вменяемости-невменяемости в тексте РП нельзя объяснять лишь невежеством древнего законодателя. В Древней Руси не велись никакие статистические подсчеты рождаемости, смертности населения. Но при том низком уровне оказания необходимой медицинской помощи и родовспоможения, естественно, выживал лишь психически и физически здоровый человек. А если это и происходило, то психически больной человек сразу же освобождался от всякой ответственности [20] и попадал под опеку церкви.
Как РП, так и УК положительно решают вопрос об ответственности лица за преступление, совершенное в состоянии опьянении. Так, «лицо, совершившее преступление в состоянии опьянения, вызванного употреблением алкоголя, наркотических средств или других одурманивающих веществ, подлежит уголовной ответственности» (ст. 23 УК). Как совершенно обосновано считает А. В. Наумов, данная норма имеет в виду обычное (не патологическое) опьянение, вызванное употреблением алкоголя, наркотических или других одурманивающих веществ. Такое обычное опьянение даже в том случае, если оно влечет за собой утрату лицом способности осознавать характер своих действий или руководить ими, не может рассматриваться в рамках невменяемости в связи с отсутствием медицинского критерия, т.е. наличия у лица психического расстройства, парализующего или существенно ограничивающего способности его сознания и воли [27]. В свою очередь ст. 6 ПП также упоминает случай смягчения ответственности за убийства «в пиру явлено» (интересно, что пиры были одной из форм общественной жизни в средневековье, сложившейся на более ранних этапах развития общества. Известны княжеские пиры в X - XII вв. с участием бояр, гридей, на которые специально приглашались и деклассированные элементы города, пиры у бояр и богатых горожан в XI в., городские братчины в XII в.; на пиры допускались словесные турниры между представителями разных социальных групп, не принятые в обычной жизни, но право XV в. уже знает запреты участия в пирах и братчинах незваных гостей) [1, с. 86], т.е. в состоянии опьянения. Отсутствие указания современного законодателя на такое состояние как на отягчающее наказание и не включение ссылки на него в перечень обстоятельств, предусмотренных ст. 63 УК, позволило Н.Г. Иванову даже предположить, что состояние опьянения может быть в некоторых случаях - и лишь по усмотрению суда - признано в качестве смягчающего наказание обстоятельства [28]. Как тут не вспомнить ст. 6 ПП.
К физическим лицам, которые могут подлежать уголовной ответственности, УК относит как граждан России, обладающих правоспособностью, а также полной или частичной дееспособностью, так и иностранцев, лиц без гражданства либо с двойным гражданством. По РП субъектом преступления также мог быть коренной житель Руси - физическое лицо, обладающее свободной волей и сознанием [19, с. 311], независимо от половой принадлежности (по РП, холоп и
роба - это несвободные мужчина и женщина, люди кому-либо служащие, или, что то же, на кого-либо работающие) [29], и иностранцы. В частности, ст. 11 КП регламентировала ответственность за укрывательство последними сбежавшего от хозяина челядина: «аще ли че-лядин съкрыется любо у варяга, любо у юльбяга...». При этом законодатель, используя термины «варяг» и «кол-бяг», тем самым как бы подчеркивал, что ответственности за обиду подлежал любой иностранец, независимо от его национальной принадлежности.
Большинство санкций РП представляли собой взыскания имущественного характера, для чего, безусловно, требовалось наличие собственности у субъекта преступления. Деяние, совершенное холопами, самих являвшихся разновидностью собственности, не считалось преступлением и не влекло за собой никаких уголовно-правовых мер (несомненно, это результат влияния римского частного права. Так, гражданское общество в Риме делилось в первую очередь на свободных и рабов, которые в свою очередь, были не субъектами, а объектами права. Servi res sunt (рабы -вещи) - такова была правовая идеология Римского государства) [30]. Однако нормы, например, о холопе, ударившем свободного мужа, в редакциях имеют различные санкции. Так, по ст. 17 КП: «или холоп ударить свободна мужа, а бежить в хором, а господин начнеть не дати его, то холопа пояти, да платить господин за нь 12 гривне; а за тым, где его налезуть уда-реныи тои мужь, да бьють его» [21]. Как видим, по закону Ярослава, господин обязан уплатить за него 12 гривен - цену, которой он откупался от мести, грозившей ему со стороны оскорбленного человека в случае не выдачи своего холопа. Что касается последнего, то при первой же встрече оскорбленный мог отомстить ему за обиду нанесением побоев, и поскольку закон не налагает при этом никаких ограничений, фактически вправе убить его [31]. Согласно же ст. 65 ПП: «А се аже холоп ударить. А се аже ударить свободна мужа, а убежить в хором, а господин его не выдасть, то плати-ти за нь господину 12 гривен; а затем аче и кде нале-зеть удареныи тъ своего истьця, кто его ударил, то Ярослав был уставил убити и, но сынове его по отци уставша на куны, любо бити розвязавше, любо ли взятии гривна кун за сором» [32], следует, что в соответствии с постановлением сыновей Ярослава, изложенным в ст. 2 ПП, такого холопа можно публично высечь или взять с его господина гривну кун.
В РП иногда защищаются и лица с ограниченной правоспособностью. Так, «аже господин бьет закупа про дело, то без вины есть; биеть ли не смысля пьян, а без вины, то яко же в свободнемь платежь, тако же и в закупе» (ст. 62 ПП). Таким образом, закуп может быть побуждаем к работе побоями безнаказанно для господина. Если же последний злоупотребляет этим своим правом, то закуп может обратиться в суд, который должен взыскать с господина за самоуправство продажу как за избиение свободного, т.е. 3 гривны. Ко -нечно, это установление имело больше декларативный характер, ибо злоупотребление господином своими правами было очень трудно доказать. РП ничего не
говорит об уголовном штрафе за убийство закупа [39]. Хотя по справедливому предположению А.А. Зимина, он должен был защищаться вирой в 40 гривен [11]. Таким образом, рабы и закупы подвергались личным наказаниям [10, с. 43].
Нельзя обойти вниманием и такой важный институт, существующий в доктрине уголовного права, как специальный субъект преступления, который помимо общих (вменяемость и достижение установленного законом возраста) в силу специфики вида преступления обладает еще и дополнительными признаками [14, с. 120; 33]. Р. Орымбаев, раскрывая природу специального субъекта преступления, группирует их на:
1) признаки, характеризующие правовое положение лица;
2) демографические, определяющие физические свойства личности преступника; 3) указывающие на должностное положение, характер выполняемой работы и какую либо профессию лица; 4) характеризующие лицо, занимавшееся в прошлом антисоциальной деятельностью, а также наличие повторности преступлений [34]. По мнению С.В. Бородина, анализ УК РФ позволяет выделить характеристики специальных признаков субъектов преступлений по: 1) гражданству; 2) возрасту;
3) полу субъекта; 4) семейному положению или родственным отношениям; 5) должностному (служебному) положению; 6) профессиональной принадлежности; 7) выполнению гражданского долга; 8) принадлежности к военной службе [22, с. 246-247]. В.П. Ре-вин делит их на четыре большие группы по признакам гражданства, демографическому, семейных, т.е. родственных отношений, должностному положению [35]. Эти точки зрения приведены не для того, чтобы потом рассмотреть достоинства одних и недостатки других, в рамках настоящей работы в этом нет необходимости, а затем, чтобы показать сложность и неоднозначность рассматриваемого уголовно-правового института.
В РП также усматривается попытка законодателя, помимо общих, выделить дополнительные признаки субъекта преступления, и, например, по социально-правовому положению: ст. 78 ПП предусматривает уголовную ответственность за истязание смерда смердом, т.е. ответственность представителя того же класса, к которому относился и сам потерпевший. Одновременно потерпевшему возмещается причиненный ущерб. В то же время предусматривается более высокая санкции для смерда за насилие над боярином (ог-нищаниным), но сумма, полагающаяся за возмещение ущерба, все же остается прежней. «Аже смерд мучить смерда без княжа слова, то 3 гривны продажи, а за муку гривна кун; аже огнищанина мучить, то 12 гривен продажи, а за муку гривна». Как уже отмечалось выше, ст. 62 ПП предусматривает ответственность господина за самоуправные действия в отношении закупа в виде продажи в 3 гривны [1].
Мир все время меняется, изменяются люди, взаимоотношения между ними, образ мысли, изменились язык, традиции, нравы, культура. Однако вследствие консервативности природы уголовного права испокон веку все его проблемы крутятся вокруг преступления, круга преступных деяний и наказания, его видов и
размеров [36]. Вот почему, несмотря на разный подход в различные времена к субъекту преступления, проведенный нами краткий анализ РП и УК позволяет говорить о просматривающейся связи между такими признаками субъекта преступления, как физическое лицо, возраст, вменяемость юного и современного общества, а также дополнительными признаками, характеризующими социально-правовое положение субъекта.
Литература
1. Таганцев Н.С. Русское уголовное право: В 2 т. Т. 1. Тула, 2001. С. 19.
2. Правда Русьская // Российское законодательство X - XX вв.: В 9 т. Т. 1 / Законодательство Древней Руси. М., 1984. С. 47-49, 64-73.
3. Павлов В.Г. Субъект преступления. СПб., 2001. С. 28.
4. Наумов А.В. Российское уголовное право. Общая часть. М., 1996. С. 179.
5. Тенчов Э. Рецензия на книгу С.Ф. Милюкова. Российское уголовное законодательство: Опыт критического анализа. СПб., 2000 // Уголовное право. 2000. № 4. С. 117.
6. Постановление Пленума Верховного суда РФ «О судебной практике по делам о нарушениях правил охраны труда и безопасности горных, строительных и иных работ» от 23.04.1991 г. № 1 п. 3.
7. См.: Виноградова Е. Юридические лица должны нести ответственность за экологические преступления // Российская юстиция. 2001. № 8. С. 62; Додонов В. Ответственность юридических лиц в современном уголовном праве // Законность. 2006. № 4. С. 56-59; Егорова Н. Уголовная ответственность юридических лиц за коррупционные преступления // Уголовное право. 2003. № 4. С. 25-26; Кравец Ю.П. Об уголовной ответственности юридических лиц за преступления в сфере предпринимательской деятельности // Журнал российского права. 2004. № 6. С. 7077; Никифоров А.С. Юридическое лицо как субъект преступления // Государство и право. 2000. № 8. С. 18-27; и др.
8. Курс советского уголовного права: В 6 т. Т. 2 / Ред. коллегия А.А. Пионтковский, П.С. Ромашкин, В.М. Чхиквадзе. М., 1970. С. 215.
9. Греков Б.Д. Киевская Русь. М., 2004. С. 132.
10. Чебышев-Дмитриев А. О преступном действии по русскому до-петровскому праву. Казань, 1862. С. 43.
11. Зимин А.А. Правда русская. М., 1999. С. 114.
12. Волженкина В.М. Выдача в российском уголовном процессе. М., 2002. С. 34.
13. Гумилев Л.Н. От Руси до России / Сост. и общ. ред. А.И. Куркчи. М., 1997. С. 229, 231.
14. Советское уголовное право. Общая часть / Под ред. В.Д. Меньшагина, Н.Д. Дурманова, Г.А. Кригера, В.Н. Кудрявцева. М., 1974. С. 109.
15. Иванов В.Д. Уголовное законодательство Российской Федерации. Т. 1. Ч. Общая. Ростов н/Д, 1996. С. 37.
16. Иванов Н.Г. Уголовное право России. Общая и Особенная части. М., 2003. С. 163.
17. Ситковская О.Д. Психология уголовной ответственности. М., 1998. С. 49.
18. Уголовное право. Общая часть / Отв. ред. И.Я. Козаченко и З.А. Незнамова. М., 1997. С. 169.
19. Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Ростов н/Д, 1995. С. 312.
20. Богдановский А. Развитие понятий о преступлении и наказании в русском праве до Петра Великого. М., 1857. С. 134.
21. Момотов В. В. Формирование русского средневекового права в вв. М., 2003. С. 323.
22. См.: Курс российского уголовного права. Общая часть / Под ред. В.Н. Кудрявцева, А.В. Наумова. М., 2001. С. 222.
23. Антонян Ю.М., Бородин С.В. Преступное поведение и психические аномалии / Под ред. В.Н. Кудрявцева. М., 1998. С. 135.
24. Жариков Н.М, Морозов Г.В. Хритинин Д. Ф. Судебная психиатрия / Под общ. ред. Г.В. Морозова. М., 2004. С. 41.
25. Лунц Д.Р. Советская судебная психиатрия. М., 1970. С. 5.
26. Судебная психиатрия / Под ред. А. С. Дмитриева, Т.В. Клименко. М., 1998. С. 16.
27. Уголовное право России. Части Общая и Особенная / Под ред. А.И. Рарога. М., 2004. С. 122.
28. Российское уголовное право. Общая часть / Под ред. В.С. Комисарова. СПб., 2005. С. 216.
29. Сергеевич В.И. Древности русского права (текст): В 3 т. / Под ред. и с предисловием
B.А. Томсинова. М., 2006. С. 78.
30. Медведев С.Н. Римское частное право. Ставрополь, 2004. С. 40.
31. Эверс И.Ф.Г. Древнейшее русское право в историческом его раскрытии / Пер. с нем. И. Платонова. СПб., 1835. С. 335-336.
32. Тихомиров М.Н. Пособие для изучения Русской Правды. М., 1953. С. 79, 101; Свердлов М.Б. От Закона Русского к Русской Правде. М., 1988. С. 122-123; Ключевский В.О. Соч.: В 9 т. Т. 1. Курс русской истории. Ч. 1 / Под ред. В .Л. Янина. М., 1987. С. 236.
33. Козлов А.П. Понятие преступления. СПб., 2004.
C. 500.
34. Орымбаев Р. Специальный субъект преступления. Алма-Ата, 1977. С. 49-59. Цит. по: Павлов В.Г. Субъект преступления. СПб., 2001. С. 200.
35. Миньковский Г.М., Магомедов А.А., Ревин В.П. Уголовное право России. Общая и Особенная части / Под общ. ред. В.П. Ревина. М., 1998. С. 39-40.
Ставропольский государственный университет
36. Голик Ю., Елисеев С. Понятие и происхождение названия «Уголовное право» // Уголовное право. 2002. № 3. С. 14.
15 сентября 2006 г.
