CC BY
36Религиозная философия
УДК 1(091)
Свящ. М. В. Уланов, кандидат богословия, ст. преподаватель Нижегородской духовной семинарии
«Спор (богословского и философского) факультетов» И. Канта в исторической ретроспективе
Аннотация: Статья посвящена истории столкновения критической философии и богословия на университетской платформе в Германии XVIII века. Отправной точкой рассмотрения служит трактат И. Канта «Спор факультетов». Отмечается двойственное значение университета: как ученой корпорации и как государственного учреждения, в соответствии с которым участие философа в споре определяется в качестве попытки отстоять право низшего (философского) факультета
на новое место в политической системе. В рассмотрении «идеи университета» Кант предвосхитил перемены в системе высшего образования Германии XIX-XX веков. Ключевые слова: «Спор факультетов», И. Кант, критическая философия, философский факультет.
Kant's «Dispute of Faculties (Theological and Philosophical)» in Historical Retrospective
Abffract: The article is devoted to the hiftory of the clash of critical philosophy and theology on a university platform in Germany of the 18th century. The Parting point for consideration is I. Kant's treatise „The dispute of faculties." The dual significance of the university is noted: as a scientific corporation and as a ftate infti-tution, according to which the participation of a philosopher in a dispute is defined as an attempt to defend the right of a lower (philosophical) faculty to a new place in the political syftem. In considering the „idea of the university," Kant anticipated changes in the higher education syftem of Germany in the 19th and 20th centuries.
Key words: «Dispute of faculties» I. Kant, critical Philosophy, Department of Philosophy.
«Спор факультетов» — не единственное произведение И. ^нта, в котором он затрагивает богословскую сферу, однако именно в нем философ выступает против богословия «с открытым забралом». ^нт, один из самых сдержанных в публичных проявлениях мыслитель, вступает в ожесточенную полемику, для которой, очевидно, должны были наличествовать серьезные причины. Поводом послужил конфликт, вызванный изданием «Религии в пределах только разума». Весной
1793 г. вышла в свет «Религия...» Kанта, за которую уже в октябре
1794 г. в личном письме от короля Пруссии Фридриха-Вильгельма II1 кенигсбергский философ получил выговор2. Выговор, как и вся переписка,
был опубликован самим философом в предисловии к первому изданию «Спора факультетов». Сохранился черновик ответного письма И. Канта прусскому королю, датируемый тем же октябрем 1794 г. Философ оправдывается тем, что он, во-первых, не выходит «<за пределы философского исследования религии»3 и т. д., но постепенно становится понятно, что факультетское столкновение для Канта является наиболее возможным решением проблемы цензуры, равно как и идеологического давления в целом.
В конце письма И. Кант оставляет весьма двусмысленное обещание: «в качестве верноподданного Вашего Величества, дабы отклонить от себя всякое в этом подозрение, нахожу наилучшим заявить, что впредь я полностью отказываюсь от всяких публичных изложений... того, что касается религии, будь это естественная религия или религия откровений, и обязуюсь следовать этому»4. В 1797 г. после смерти Фридриха-Вильгельма II философ заявил, что считает себя свободным от данного обещания, поскольку стал подданным другого короля. Разумеется, со смертью короля Кант снова обращается к «запретной теме», хотя и осмотрительнее — исключительно в пределах проблемы так, как она представлялась на платформе университетского образования.
Издание «Спора факультетов» И. Канта было исторически актуальным событием. Во многом именно потому, что имело непосредственное отношение к политическим ориентирам образовательной системы Германии конца XVIII века. «Немецкие университеты, — пишет Йенс Тиммерман, — особенно с разделения Европы на конфессии в начале Нового времени, стали гражданскими институтами. государь, в Кенигсберге вплоть до зимнего семестра 1712-13 гг. прусский король, был ректором и официальным главой университета, которого в повседневно-практических нуждах представлял, разумеется, ведущий одно из занятий проректор»5. Надо сказать, что огосударствление способствовало тому, что университеты стали собственно учреждениями. Само слово «ипггегзказ» изначально использовалось для обозначения гильдий и цехов6. И первые университеты представляли собой гильдии ученых,
т. е. не столько учреждения, сколько собрания людей, которые жили на средства обучаемых7. Государство, осуществив перевод университетов под свой контроль, прямо назначало и оплачивало возрастающее число профессоров, которые больше не жили преимущественно на средства «колледжа», получаемые от студентов. Поддержка университетов государственной властью во многом определялась политическими процессами, происходившими в стране, и, разумеется, власть преследовала в поддержке университетов свои интересы.
Прекращение конфессиональных войн, установление в Германии феодального абсолютизма значительно повлияло на развитие университета. Петер Морав, автор исследования по истории университетов в Европе, называет первые университеты на территориях немецких земель «маленькими университетами в маленьких мирах»8. «Высшая школа, — пишет он, — оказалась равным образом во владении круга поздне-гуманистических ученых, тесно переплетенных родством — не всегда, но как правило»9. П. Морав полагает, что это могли быть собственно семьи, которые представляли среднее, а в случае с юристами и высшее чиновничество данной местности. На протестантской стороне немецких земель университетская общественность, особенно в богословской среде, порой ориентировалась и на общественные низы. По его мнению, такая обстановка стала «прорывающимся (в жизнь — Лет) основанием для возникновения нового университета, поскольку такие группы выглядели угрожающими для вероучительной (чит. идеологической — Лет.) целостности на территориях княжеских владений по причине конфессионально-политических метаний между лютеранством и кальвинизмом»10. Эта угроза стала первой причиной для того, чтобы власть посчитала необходимым взять университет под свой патронат. Новый университет, очевидно, уже зависел от конфессиональных предпочтений владетеля земли.
С началом процесса «огосударствления» государственная власть стала бороться с пресловутой «семейственностью» в университетах и, таким образом, обеспечила полноценное развитие высшего образования
в Германии. Образцовое учебное заведение эпохи Просвещения — Геттингенский университет (die Gottinger Georgia Augufta) стал первым университетом, начавшим полноценное существование без собственных средств и впоследствии целиком зависящим от государственных дотаций Ганноверского (на тот момент) княжества. Во всяком случае, можно сказать, что характер университета приобрел новый облик сообщества учащих и учащихся — очевидно, не без государственного влияния, так что магистры, доктора и профессора воспринимались как государственные служащие.
Кантовский спор низшего факультета с высшими проистекает из двойной роли университета как ученой корпорации и государственного учреждения. Основная причина — различное восприятие представителей высших факультетов и низшего, как государственных служащих. Несмотря на то, что причастность философствованию еще в средневековом университете определяла научный статус высших факультетов11, действительный статус наделялся государством. И. Кант прямо пишет, что «этим делением (на высшие факультеты и низший — Авт.) и наименованием мы обязаны не сословию ученых, а правительству, ибо к высшим факультетам отнесены только те, учения которых интересуют само правительство»12. Разумеется, в отличие от философии, научное состояние в трех высших факультетах — богословия, юриспруденции, медицины — определяется как полноценное, поскольку эти три науки представляют перед лицом государства общественное благо13. И поскольку учение высших факультетов интересует правительство, последнее «сохраняет за собой право, санкционировать учения высших факультетов»14, что выражается прежде всего в том, что три высших факультета утверждают свои учения «печатным словом», т. е. текстом, статутом, уставом, авторитет которого не в последнюю очередь зависит от стоящей за высшими факультетами государственной власти. Причина наличия «печатного слова» — естественная необходимость, определяемая государственной потребностью «влияния на народ». Именно «печатное слово» предполагает доступность каждому гражданину действительной нормы, с которой
последний мог бы сообразовывать свои действия. Итак, богослов, как изображает его Кант, выводит свое учение «не из разума, а из Библии», преподаватель права «не из естественного права, а из земского права» (государственного), преподаватель медицины свой популярный метод лечения «не из физиологии человеческого тела, а из руководства по медицине»15. Насколько необходим для общества богослов, юрист или врач несложно понять, и это, как правило, не оспаривается. Люди хотят знать, «как бы мне, прожившему нечестивую жизнь, все же в последний момент получить позволение войти в Царство Небесное; как бы мне, если даже я неправ, выиграть тяжбу и как бы мне остаться здоровым и долго прожить, если даже я полностью черпал свои телесные силы для наслаждения и даже злоупотреблял ими?»16
Нормативный подход, используемый Кантом в определении «особенностей» высших факультетов, играет важнейшую роль в очерчивании круга их компетенций. Однако этот метод представляет собой, скорее, риторический инструмент, нежели реальное отображение наличествующей на тот момент действительности. В самом деле, к компетенции философского факультета И. Кант относит «разум», и это очень серьезное утверждение, которое без оговорок не может быть признано уравновешенным. Разум (а если быть точным, научный метод работы) в этом утверждении совершенно отрицается за высшими факультетами, что уже само по себе не позволяет представлять их полноценными составляющими университета и совершенно исключает из научной жизни. Философ как бы разводит высшие факультеты как составляющие политической системы государства и как составляющие научного мира и говорит о них преимущественно как о политических явлениях. Норма, которая является критерием государственного признания факультета для Канта, отстаивающего чрезвычайные компетенции философского (низшего, непризнанного) факультета, становится точкой отсчета всей «научной жизни» высших факультетов. Совсем иначе обстоит дело с низшим факультетом. Кант неоднократно отмечает, что последний действует совершенно свободно, «не по приказу какого-нибудь
начальника»17, обладает способностью «судить автономно, т. е. свободно (сообразно с принципами мышления вообще)»18, «он обязан ручаться за истинность учений, которые он принимает или хотя бы допускает»19. Причиной таких особенностей низшего факультета И. Кант видит политическую свободу: «учения же низшего оно (правительство — Авт.) предоставляет собственному разумению ученых»20.
Однако это признание философа является, скорее, риторической уловкой, нежели действительной причиной. В самом деле, нельзя утверждать без противоречий исключительно государственное происхождение норм, к которым Кант относит, например, Библию, или хотя бы «руководство по медицине». Разумеется, ни Священное Писание, ни «руководство по медицине» никогда не были в полном смысле слова нормативными документами. В таком ключе речь может идти только о юридическом факультете. Кроме того, сложно признать чиновничество настолько сведущим в медицинских и богословских вопросах. Весьма важным представляется и то, что, говоря о политической свободе философского факультета, нельзя мыслить эту свободу как политически индифферентную. Свобода исследований как особенность философского факультета была в 1770 г. утверждена указом министра в предписании прусским университетам и была направлена прежде всего против авторитета преподавателей21.
Таким образом, за ширмой рассуждений о политической определенности учений факультетов Кант замыкает научный метод в границах компетенции философского факультета. Последствия этого весьма ощутимы. Так, например, в определении особенностей богословского факультета Кант прямо говорит, что «основывающийся на Библии богослов не может и не смеет доказывать, что в Библии говорит действительно Бог; ибо это факт, который носит исторический характер: это относится к компетенции философского факультета. не правомочен приписывать изречениям Писания моральный смысл, не содержащийся прямо в тексте» и т. д.22 Кант называет такого богослова «чистым богословом», который еще не приобрел дурную славу духом свободы
разума и философии»23. Философ предостерегает от смешения различных занятий, однако здесь он, по меткому замечанию Й. Тиммермана, «не задает вопрос о том, возможна ли такая чистая теология как академическая дисциплина вообще»24.
«Политическая непризнанность» философского факультета имеет обратной стороной то, что возможность свободного исследования, научный подход становятся в «Споре факультетов» его исключительной особенностью. А это значит, что причастность высших факультетов науке, т. е. их существование в качестве сообществ ученых, по мнению И. ^нта, определяется тем, насколько они подконтрольны низшему факультету: «В ученом сообществе, в университете обязательно, должен существовать. факультет, который, будучи в отношении своих учений независимым от правительственных указов, должен иметь свободу не отдавать распоряжения, а обсуждать все распоряжения, касающиеся интересов науки, т. е. истины»25. Далее по тексту философ уже прямо указывает, что философский факультет «служит для того, чтобы контролировать три высших факультета. (и) может, следовательно, претендовать на право проверять истинность всех учений»26. Таким образом, компетенция философского факультета необычайно расширяется.
Подобное расширение создало почву не только для охраны границ компетенции низшего факультета, но и для перехода последним границ высших факультетов. Отстаиваемая академическая свобода в кантианском смысле предполагает не все академические предметы, более того, не собственно учебные планы в высших факультетах. «Она характеризует, — пишет Й. Тиммерман, — (в отношении научной свободы — Лет) только философский факультет, представляет его критическое задание по проверке учения других факультетов с точки зрения истинности»27. Получается, что кантовская модель хорошо сбалансированного компромисса между автономным разумом, гетерономными высшими факультетами и государственной властью не так однозначна. «Двузначна, прежде всего, позиция философского факультета, который, — как пишет Д. Вайднер, — с одной стороны, только факультет, который хочет быть
среди других, с другой — критически оценивать претензии других, что типично для гражданской критики, в которой разум в то же время является прокурором, судьей и партией»28. Двузначен поэтому общий статус модели, который не позволяет выстроить стабильные отношения между факультетами.
Насколько справедливо отождествление научного метода с методом философского факультета? Подобное отождествление нельзя считать просто ошибкой или ложью, в некотором смысле здесь очевиден временной перехлест, который представляет ситуацию, свойственную средневековому университету, действительной и в XVIII веке. Само образование университета, как оно представлено Кантом, поэтому также нуждается в пояснении.
При описании университета Кант уже в самом начале «Спора» ведет речь об официальном акте основания университета и пишет об университете как именно о государственном образовании: «Неплохо поступил тот, кто впервые предложил осуществить пришедшую ему в голову мысль поступить со всей совокупностью науки. как на фабрике, по принципу разделения труда, при котором сколько существует отраслей науки, столько же имеется оплачиваемых казной учителей, профессоров»29. Университет, по Канту, был устроен властным актом по предложению одного человека, которому в голову пришла соответственная мысль. И немецкие высшие школы конца XVIII века действительно были государственными учреждениями, однако первые университеты в Европе — в Болонне и Париже — были, скорее, свободными академическими сообществами и не утверждались властью. Этот факт интересовал Канта так же мало, как и то, что при новом образовании университета просто копировалась структура факультетов парижского университета. «Кант в „Споре факультетов", — пишет Й. Тиммерман, — вообще не соотносится с действительными университетами в Германии или Европе и их историческими корнями. Речь у него скорее идет о том, что государственный университет в его существующей на тот момент форме дополняется мифом об основании, который раскрывает разумное
существование этого института с его четырьмя факультетами; также и о возможных нормативных последствиях этой идеи»30.
Кант, таким образом, предлагает рассмотреть не действительный университет, а более идею университета; само возникновение четырех поименованных факультетов также исторически не представляется однозначным. Исследователи истории университета до сих пор не знают, почему в Париже возникли четыре известных факультета: богословия, права, медицины и свободных искусств. Философия изучалась на последнем, который начал развиваться в полноценный философский факультет тогда, когда с основанием гимназий в XVI столетии31 старый факультет «семи свободных искусств» был дополнен, как пишет об этом Ю. Миттельштраус, «учреждением ренессанс-дисциплин т. н. йи^а Ьишапкаиз, в особенности истории, литературы и языков»32. Уже через два столетия представители теперь уже философского факультета успешно достигли его академического авторитета. «Типичный немецкий университет, — пишет Й. Тиммерман, — с которым Кант ознакомляет нас на примере кенигсбергской Альбертины, обязан своим существованием чрезвычайно сложному историческому развитию. Все могло быть совершенно иначе»33. Однако Кант предполагает, что университет в таком виде основан не случайно: «Можно допустить, что все искусственно созданные людьми учреждения, имеющие в своей основе некую идею разума. которая должна быть практически доказана на каком-нибудь предмете опыта. были подвергнуты испытанию не чисто случайным подбором и произвольным сопоставлением подвернувшихся случаев, а заложенным в разуме, хотя и не ясным, принципом и основанным на нем планом, который делает необходимым определенного рода деление. На этом основании можно признать, что организация университета, если иметь в виду его классы и факультеты, не зависела целиком от случая»34. Кант довольно пространно говорит о довольно простой вещи — разумном основании или, проще говоря, идее университета. Деление на факультеты — на три высших и низший философский — было основано согласно принципу, пусть даже смутно, лежащему в разуме.
Так или иначе, но четырехчастная факультетная структура университета является своего рода классикой раннего университета. Средневековый университет (речь прежде всего о «Mater omnium scientarum» в Париже) делился на четыре факультета: богословия, юриспруденции, медицины и философии. Эта субординация соответствует структуре наук и структуре интеллектуальной жизни в средние века. В этой структуре своеобразное положение занимал философский факультет, который носил название факультета «семи свободных искусств» (septem artes liberales). Занятия семи свободных искусств были условием для вступления в прочие дисциплины. В таком состоянии низший факультет оформил образование схоластики и, таким образом, как сооснователь научного метода, определил себе место в научной жизни высших факультетов. Примечательно пишет об этом Людвиг Хёдль: «В этой системе наук философия не была лишь исходным пунктом, в котором отдельные дисциплины должны были принимать участие, однако могли его и покинуть. Обладание философией для каждой науки было представлено как обладание наукой, потому что то, что всегда в какой-либо дисциплине является наукой и истиной, заслуживает этого имени исключительно в том случае, если оно создано с участием философии»35. Поэтому в новообразованных университетах претензии на научность богословия, юриспруденции и медицины предполагали то, что теологи, юристы и медики также являются философами. «В организации четырех факультетов, — пишет он далее, — живо само первоначальное единство наук, которое принадлежит (подходит) науке как таковой. Единство, которое несет свои последствия в совместной истории и совместной судьбе. Философия и богословие, я ограничусь двумя крайними факультетами, приобрели одну историю и одну судьбу, а именно так, что философия стала судьбой богословия, а богословие — судьбой философии»36. Богословие обязано философии языком и статусом науки, собственно научным методом.
В подобном отношении к философии, очевидно, находились и прочие высшие факультеты, однако к XVIII веку ситуация в корне
изменилась: высшие факультеты оформились как вполне самостоятельные, обладающие веками наработанными принципами работы с материалом, которые вполне укладывались в представления о научном методе. Как резонно заметил Й. Тиммерман, «философский факультет Канта должен обратить внимание на то, что высшие факультеты не ставятся исключительно в услужение склонностям, и что в действии практикующих специалистов заповеди чистого практического разума пользуются лексическим приоритетом перед указаниями эмпирически-практического разума»37. О чем к этому времени мог вестись спор, который должен был уже утратить столь очевидную ранее практическую остроту? Сам Кант в «Споре факультетов» указывает на то, что спор ведется о влиянии на народ. Собственно, это означает только одно: спор имеет политическую подоплеку. Как отмечает Г. У. Рюггер, «Динамические отношения между различными науками каждый день проявляются прежде всего в их политическом положении»38.
Речь здесь идет, в первую очередь, о попытках философского факультета занять новое положение в политической системе. И это должно проявиться в новых правах и свободах низшего факультета. Уже была закончена конфессиональная гражданская война, страна объединилась в абсолютизме, устоялся политический порядок Нового времени. Особенностью нового порядка стал мировоззренческий субъективизм, в контексте которого, по мнению Т. Рендторфа, коренным образом изменились представления об официальной и частной религиозных сферах. Официальные конфессиональные церкви, пользовавшиеся всеобщим авторитетом, приобрели униженный статус «партикулярных учреждений» (partikularen Einrichtungen) и стали восприниматься как «частное дело» (Privatsache)39. В. Панненберг также эти перемены связывает с субъективизмом (антропоцентричностью) философии и богословия Нового времени в целом; впрочем, отмечает он и политическое преломление вопроса, а именно в «социальной истории Нового времени»40. «При этом речь идет, — пишет он, — о процессе приватизации или, по меньшей мере, сегментации религии в обществе Нового времени.
По окончании религиозных войн XVI-XVII столетий христианские конфессии потеряли в большей или меньшей степени свой характер государственной религии. Государство стало религиозно нейтральным, исповедование религиозных убеждений стало частным делом отдельных или свободно объединенных индивидуумов»41.
Следствием политических изменений явилось совершенное нивелирование моральных и особенно религиозных устоев, которые могли стать причиной новых разногласий. Под защитой этого «неморального государства» во внутреннем пространстве пацифизма развилась буржуазия с ее неполитическими внутренними ценностями42. ^залось бы, на такой платформе не может быть места для участия богословия и вообще всего того, что связано с определенной идеологией. Однако в наступившей тишине идеологической аморфности внезапное появление революционной идеологии в значительной мере дестабилизировало политическую обстановку внутри Германии, и прежде всего потому, что немецким народом падение династии Бурбонов было встречено с нескрываемой радостью. В немецких городах возникали революционные клубы, по французскому образцу молодежь сажала «деревья свободы». В Бадене, Пфальце, Силезии, Саксонии прокатилась волна крестьянских выступлений. Государство ощутило насущную потребность в поддержке богословия; началось обоснование государства религиозной и моральной критикой. Государство оказалось перед необходимостью для сохранения собственно власти сохранить и свой религиозный и моральный облик. Для критической философии наступление на богословие было поэтому чрезвычайно важным, и не случайно: в рамках «политического богословия» для нее возникали точки соприкосновения с правительством. На самом деле тесные взаимоотношения богословского факультета и государственной власти предполагали непременным существование политического богословия, которое, по словам Д. Вайднера, «политично не только в своем содержании, (поскольку — Лет.) политично само положение конфликта об идеологической гегемонии, который разрешился между абсолютистским государством и развивающейся
буржуазией»43. Критическая мысль Канта здесь варьирует между двумя идеологами — государством и церковью, при этом церковная среда для философа чрезвычайно важна. Кант нуждается в дальнейшем рассмотрении реализации разумного принципа в гражданском обществе в том, что может уравновесить в рассуждениях вес политической власти. И в этом смысле для Канта моральный человек не одинок, философ говорит о возможности совместной реализации нравственного добра и прямо называет такой вариант объединения людей этически-гражданским обществом или «объединением людей под водительством законов добродетели в их чистом виде»44. Это объединение соответствует гражданской общественности, в которой все обсуждается на основании принципов разума. В каком виде может быть представлено это новое гражданское объединение? Д. Вайднер отмечает, что «в Германии, которая в XVIII столетии не имела парламента, обладала слабо развитой экономикой и рассеянной общественностью, кантовская „общественность" казалась простым постулатом»45.
Эта недостаточность была дополнена богословскими аналогиями, такими как «невидимая Церковь». Религиозная форма придала идее Канта не только наглядность, но и восприятие ее в качестве действительности. Поэтому философ излагает свои представления о моральном обществе прямо языком богословия: «Этическая общность на основе божественного морального законодательства есть церковь, которая, поскольку она не является предметом возможного опыта, называется невидимой церковью (в качестве только идеи объединения всех честных людей под властью божественно-непосредственного, но морального ми-роправления...). Видимая же церковь есть действительное объединение людей в единое целое, соответствующее этому идеалу»46.
Философский факультет добивается автономии, свободы мысли и публикации, которая для него могла на тот момент последовать только из постановлений правительства, поэтому столь значительные претензии, особенно ярко выраженные в университетской теории Канта, должны были потерпеть неудачу. В благоустроенном университете, который
описывает Кант, философия принимает на себя роль направляющего интеллектуального (ролика), вопреки богословию, чьей прислужницей она остается теперь, даже если она освещает дорогу милостивой госпоже47. Философский факультет все еще низший, поскольку он не используется как средство власти и не отдает указы и поэтому остается без реальных возможностей действительно свободного существования. С учетом таких исторических сложностей Кант, по мысли Д. Вайднера, ведет в «Споре факультетов» некий вид двойной игры: как с религией (богословием), так и с государственной властью. Для того чтобы выиграть преимущество перед богословием, он использует помощь государственной власти, которой он предлагает службу философии. С другой стороны, чтобы достичь своих политических целей, он вынужден пользоваться религиозной риторикой о невидимой Церкви просвещенной общественности.
Кант в споре движется по двум направлениям. Принципиальным им признается совершенная автономия факультета: «способность судить автономно. — эта свобода не должна быть ограничена для низшего факультета»48 и «право высказывать свои критические суждения перед ученой публикой»49. Философия, о которой говорит Кант, свободна от указов правительства, сама не издает указы и оценивает все с позиции свободы. Но насколько далеко за пределы собственно философского факультета может простираться эта свобода? По мнению С. Дитцша, «речь здесь идет именно о том, что республика ученых должна республикански реорганизоваться»50. Однако философ излагает свою политическую философию крайне осторожно. Осторожность эта объяснима: Кант находится меж двух огней. В «Религии в пределах только разума» он затронул область, считавшуюся до сих пор исключительным владением богословия. Невидимая Церковь и ее политические коннотации упоминались вскользь, поскольку непосредственной целью «Религии» Канта не была политика: философ пытался навести мосты между критической философией и христианством в том виде, в каком он его знал. Политическое вмешательство заставляет Канта изменить аргументационную платформу, на основании которой он заговорит через
три года уже в «Споре факультетов». Он более не говорит о религии и ее предметах, таких как «вера», «закон», «грехопадение», но только о том, о чем можно законно говорить. Новый порядок рассуждения определяется структурой университета. Д. Вайднер по этому поводу поясняет: «Данное название — Спор факультетов — ученое столкновение в границах университетской общественности, вводится при этом как инстанция-средство для того, чтобы избежать прямого столкновения между разумом и авторитетом, особенно государственным. Поскольку Спор направлен не против правительства, он получает право на печать, цензура же внутри университета противоречила бы здравому смыслу; что же касается реальных общественных столкновений, то они контролировались самим канцлером. Так же мало, как государство могло вмешиваться в университет, факультеты могли обращаться к общественности»51.
Каким образом может проходить этот спор? Собственные интересы правительство, как известно, видит в судьбе высших факультетов52, это основная причина для появления «незаконного спора факультетов». Незаконным Кант называет «публичное столкновение мнений», потому что в этом случае способ ведения спора предполагает обязательное участие «субъективных мотивов, определяющих суждение на основе склонностей»53, а значит не могущими стать объективными доводами. В таком споре придется выбирать между склонностями (политическая целесообразность, человеческие интересы) и истиной философского факультета. На практике это означает совместное выступление правительства и трех высших факультетов против философского, что естественным образом приведет к уничтожению последнего54. Разумеется, опыт такого «публичного столкновения мнений» Кант имел уже после публикации своей «Религии»; как пишет Й. Тиммерман, «имел возможность прочувствовать злоупотребление вельнерским эдиктом55 о цензуре»56. Поэтому философ предлагает различать между легитимным и нелегитимным вмешательством государства в дела университета. Кант наделяет правительство правом в том, чтобы определять необходимость и наличие реформ в высших школах, но государственная цензура на труды ученых,
которые без нее могут обращаться только к равноученой публике, — это непригодное средство: «право высказывать свои критические суждения перед ученой публикой»57 не должно быть отнято.
В качестве платформы для законного спора Кантом провозглашается разум, средства которого, как уже говорилось выше, философ считает прерогативой исключительно низшего факультета. И здесь факультеты снова оказываются в неодинаковом положении. «Незаконный спор» отвергается Кантом как действительный потому, что в нем отсутствует единое основание для выяснения отношений. Философский факультет признается не соответствующим интересам высших факультетов и правительства, которые попросту не выслушивают своего оппонента. Однако и тот спор, о котором Кант говорит как о законном, по сути, представляет такое же беззаконие: высшим факультетам, в частности богословскому, запрещено выходить за границы своих статутов и пользоваться средствами разума. Весьма сложно представить себе спор без умозаключений, силлогизмов и т. д. Здесь напрашивается простой вывод: Кант и не собирается спорить, его цель — не выяснение границ компетенций факультетов, а завоевание интеллектуального пространства для критической философии. Философ допускает возможность пользоваться средствами разума для высших факультетов, т. е. собственно спор факультетов, только в одном случае: если принадлежность высших факультетов — их статуты — окажутся равно и во власти низшего факультета: «Вот почему разум, имеющий своей целью истину, стало быть, философия, притязает в случае спора на преимущественное право определять смысл тех или иных мест Писания»58. Такой спор невозможен без перехода границ, а значит законного спора здесь быть не может. Но И. Кант другого мнения. Его ход рассуждений в «Религии» и «Споре» ясно дает понять, что переход границ возможен и легален.
В рассуждениях о религии единственной действительной платформой для столкновения он признает разум. При этом следует сразу пояснить, что «разум», о котором говорит Кант, не представляет собой простое понятие, которое можно определить исключительно как нормы
и формы правильного мышления, представляющие предмет изучения логики или же мыслительную способность человека. Философ мыслит весьма последовательно, и его разум следует понимать как именно метод «критического разума». Так, в «Споре факультетов» Кант отрицает за разумом возможность обоснования собственной позиции на платформе статутов. Разум сам призван рассмотреть и обосновать разумное в статутах, что предполагает его критическую направленность, а не догматическое (в значении философской метафизики) основание59. Разум, средства которого используются по назначению (независимо от влияния склонностей), не может не стоять на позициях трансцендентальной философии60. Это означает, что для богословия как совершенно самостоятельной научной дисциплины не остается собственного места. Оно может исходить либо из сугубо Откровения с потерей возможности его разумного осмысления, либо из критической философии со всеми вытекающими отсюда последствиями. Кант здесь исходит из положения, которое хорошо охарактеризовал Л. Хёдль, необходимо связав богословие и философию61; богословие уже не мыслится без философской составляющей, а потому и возможность представления богословского знания на понятийной платформе критического разума философом не отвергается.
По словам Д. Вайднера, «В качестве спора факультетов особенно хорошо узнается динамика кантианской критики. Снова и снова Кант проводит границу, которую сам немного позднее переступает: различение между философией и богословием извлекает богословски-метафизические претензии свободного критического философствования, затем философское богословие рядом с нормальным богословием. переходит к тому, что предписывает этому богословию предмет и метод, для того чтобы, наконец, потребовать, чтобы также задачи этого суженного богословия могли получить самостоятельное разрешение»62. Так, в приложении «Спора факультетов» Кант приступает к насильственному истолкованию основных истин богословия63. Разумеется, в случае доктринального восприятия критического наследия Канта за всеми определенными отличиями и кажущимися компромиссами прорисовывается угроза
исчезновения аутентичного богословия. Уже в предисловии к «Религии в пределах только разума» Кант констатирует: «... религия, которая, не задумываясь, объявляет войну разуму, не сможет долго устоять против него»64. Эта война осуществляется в «Споре факультетов». Весьма при этом иронично звучат строки «Религии»: «В самом деле, науки лишь выигрывают, отделяясь друг от друга»65. Здесь Кант несколько даже догматичен, поскольку безапелляционно полагает истину прерогативой философии.
Однако эта претензия должна быть воспринята вполне только в случае формального представления истины, т. е. сообразного предмету первой «Критики», поскольку на большее разум претендовать не вправе66. Но в такой перспективе уже не усматривается прямого противостояния богословию в его религиозной составляющей. В «Предисловии ко второму изданию» первой «Критики» Кант пишет: «Только такой критикой можно подрезать корни материализма, фатализма, атеизма, неверия свободомыслия, фанатизма и суеверия, которые могут приносить всеобщий вред, и, наконец, идеализма и скептицизма»61. В приведенных словах в качестве врагов трансцендентальной философии выступают и враги аутентичного богословия: атеизм и неверие свободомыслия, фатализм и материализм, фанатизм и суеверие, а также скептицизм и доктринально представленный идеализм. В такой парадигме очевидно единство направления в борьбе как критической философии, так и богословия. В. Панненберг полагает, что в противостоянии атеизму и в целом скептическим тенденциям Нового времени богословие встало перед необходимостью отыскать доказательства своей общепринятости, даже объективности (Allgemeingйltigkeit) на антропологической платформе68. Речь здесь может идти о Людвиге Фейербахе, Ф. Ницше, З. Фрейде и марксизме; перебирая оппонентов общепризнанности религиозной веры, В. Панненберг замечает: «без обоснованной претензии на всеобщее значение христианская вера. не могла защитить свою истину», а потому и вынуждена была искать свое основание «на почве всеобщих (философских) антропологических исследований»69. Кант же выступает,
в целом, как критик философского наследия, сформировавший свой собственный подход, что определило очень раннее восприятие его взглядов отдельными богословами (де Ветте, Аммон, Шварц), которые нашли в «Критиках» философа убежище и от спекуляций материализма и атеизма, и от практики утилитаризма70. К. Форлендер поэтому рассматривает философию Канта как «попытку примирения между верой и знанием, библейским христианством и разумом»71. Примечательно, что здесь критика богословия И. Кантом расходится с критикой религии мыслителей Просвещения (несмотря на популярность сопоставления), сама установка которых, по словам Н. С. Дорониной, «зиждилась на догматических предпосылках и оказывалась, в конечном счете, очередным предрассудком»72. Кант присоединяется к критике религии, но его работу определяют иные мотивы — мотивы «рефлектирующего философствующего разума, который хочет разобраться в своих основаниях»73. Описав в «Критике» пределы разумного познания, Кант вполне основательно утверждает метод трансцендентальной философии как единственно последовательный с позиции разума, поскольку в отличие от основных философских направлений — материализма и идеализма, трансцендентализм не позволяет философский метод трактовать доктринально74. Поэтому выступление с платформы критического разума против богословия равнозначно выступлению против философского в богословии, воспринимаемого как доктринально (выходя за пределы допустимого для разумного познания), так и методологически (как ошибочного метода, допускающего злоупотребления рассудочного дискурса).
Интересен и итог исторического спора. Последующий рост философского факультета, приобретение им новых возможностей в продолжение XIX и XX веков привели к тому, что философский факультет стал по факту таким же, как и прочие. По словам Ю. Миттельштрасса, «Из идеи истинности появилась не только образовательная идея, но и (идея — Авт.) профессионального образования»75. Развитие философского факультета в частности и университета в целом осуществлялось практически по кантовскому сценарию76.
Этот прогресс, однако, привел к общему упадку философии в частности и гуманитарного знания в целом. По мнению Ю. Миттельштрасса, причина состояла в том, что в процессе развития гуманитарного образования последнее оформилось как именно профессиональное, а в таком контексте не могло осуществиться кантово единство гуманитарных дисциплин. В результате, философия как таковая была поглощена историей, филологией, методологией и т. д. Философия. перенимает методическое ориентирование, т. е. исторические, филологические и герменевтические методические идеалы и, таким образом, теряет свою первоначальную идентичность77. Место философии заняла история философии и, в целом, обилие филологических и исторических дисциплин, что так «раздражало Канта»78.
Следует отметить, что подобный сценарий развития факультета не предполагает необходимо кантову идею университета в качестве единственной причины. Действительной причиной стала утрата пресловутой свободы. Й. Тиммерману принадлежит замечательный вывод по итогам развития университета и его соответствия кантовской идее: «.сегодня становится понятно, почему подъем философского факультета в видении Канта выглядит сомнительно. Историческое различение между низшим — пропедевтическим факультетом и тремя высшими было хотя и устаревшим, однако подъем первого произошел не от того, что дух либерализма коснулся трех высших, и не от того, что университет, в котором собственно наука задавала тон, мог погибнуть, но от того, что в университете наследники философского факультета сравнялись с тремя высшими. Они также теперь основываются на «указах высшей власти», как теология, юриспруденция и медицина, и угрожают стать регулярными профессиональными учебными заведениями, направленными, главным образом, на производство научных «специалистов-дельцов» — в значении Канта. При этом они утрачивают ту самую свободу, которую философский факультет сделал столь важной для университета и общества»79.
Эту утрату творческой свободы нельзя считать следствием влияния прокантианских настроений. Описанный у И. Канта сценарий развития факультетов имел другие цели, и, в свою очередь, был идеей, как и весь университет «Спора факультетов». Отстаивая права и свободы низшего факультета, философ не создал в своем труде образ философа-дельца, ограничившись рассуждениями о судьбе самого факультета. Поэтому появление таких «дельцов» в стенах Альбертины определялось совершенно иными процессами, коренным образом изменившими положение гуманитарных дисциплин в структуре университета. Впрочем, в своих рассуждениях И. Кант предвосхитил те перемены, которые происходили в XIX-XX веках в системе европейского гуманитарного образования.
Примечания и библиографические ссылки
1. Ср.: О взаимоотношениях И. Канта с правительством Фридриха-Вильгельма II комментарий А. В. Гулыги — Гулыга А. В. Немецкая классическая философия. М., 2001. С. 107; см. подробнее об этом: Гулыга А. В. Кант. М., 1977. Также см. иное мнение: Калинников Л. А. О «Споре факультетов» // Иммануил Кант. Спор факультетов. Калининград, 2002. С. 4; и Кассирер Э. Жизнь и учение Канта. СПб., 1997. С. 340.
2. См. письмо Фридриха-Вильгельма II: Иммануил Кант. Спор факультетов. Указ. изд. С. 28-29.
3. Кант И. Письмо 31 (642). «Кант — королю Фридриху-Вильгельму II» // Кант И. Собр. соч. В 8-ми т. Т. 8. М., 1994. С. 560.
4. Там же. С. 563.
5. Timmerman Jens. КаМБ «Streit» und die Universität von morgen // Каш: im Streit der Fakultäten. Berlin, 2005. S. 73.
6. «Сам термин „университет" первоначально не указывал на центр обучения; скорее, на корпоративную ассоциацию, или, говоря современным языком, это был некий „синдикат", охраняющий интересы определенной категории лиц». — Антисери Д., Реале Дж. Западная философия от истоков до наших дней. Т. 2. Электронный ресурс: http://www.mylib2004.netfirms. com/IIPensieroOccidentalei/
7. Timmerman Jens. Кат^ «Streit» und die Universität von morgen // Кат im Streit der Fakultäten. Berlin, 2005. S. 73.
8. Moraw Peter. Gesammelte Beiträge zur deutschen und europäischen Universitätsgeschichte: Strukturen — Personen — Entwicklungen. Vol. 31. Leiden & Bofton, 2008. S. 73.
9. Ibid.
10. Ibid.
11. См.: Hödl Ludwig, Privatdozent. Der Anspruch der Philosophie und der Einspruch der Theologie im Streit der Fakultäten. H. 4. München, i960. S. 8-9.
12. Кант И. Спор факультетов // Кант И. Собр. соч. В 8-ми т. Т. 7. М., 1994. С. 60.
13. Там же. С. 63: «При помощи публичных наставлений относительно вечного благополучия правительство может приобрести огромнейшее влияние на сокровенные мысли и скрытые желания подданных, угадывая первые и направляя вторые. Посредством гласных наставлений относительно гражданского благополучия правительство может держать внешнее поведение подданных в узде публичных законов. Физическим благополучием правительство может обеспечить для себя существование сильного и многочисленного народа, годного для осуществления его намерений».
14. Кант И. Спор факультетов // Кант И. Собр. соч. В 8-ми т. Т. 7. М., 1994. С. 60.
15. Там же. С. 64.
16. Там же. С. 73.
17. Там же. С. 69.
18. Там же. С. 70.
19. Там же.
20. Там же. С. 60.
21. См.: Bosse H. Der geschärfte Befehl zum Selbftdenken. Ein Erlass des Minifters v. Fürft an die preussischen Universitäten im Mai 1770 // F. A. Kittler / M. Schneider / S. Weber (Hrsg.). Diskursanalysen 2. Inftitution Universität. Opladen, 1990. S. 31-62; S. 41: Во исполнение указа с 1770 г. каждый студент при зачислении на философский факультет получал методические указания, в которых говорилось: «Кто в университетах изучает философию, должен прежде всего приобрести намерение возжелать всяческую готовность мыслить, поскольку она (такая готовность — Авт.) соответствует природе истинной философии; истинная философия и есть готовность мыслить самостоятельно, без предубеждений и предрасположенности к сектантскому образу мысли (aneine Secte), и исследовать природу вещей. При этом он не должен рабски привязываться к системе своего учителя, но читать лучших философов всех народов и, наконец, быть способным к изучению иностранных языков, в особенности латинского, греческого, французского и английского, по меньшей мере одного из них».
22. Кант И. Спор факультетов // Кант И. Собр. соч. В 8-ми т. Указ. изд. Т. 7. С. 65.
23. Там же. С. 66.
24. Timmerman Jens. Kants «Streit» und die Universität von morgen // Kant im Streit der Fakultäten. Berlin, 2005. S. 77.
25. Кант И. Спор факультетов. Указ. изд. Т. 7. С. 61.
26. Там же. С. 70-71.
27. Timmerman Jens. Kants «Streit» und die Universität von morgen... S. 76.
28. Weidner Daniel. Kants Säkularisierung der Philosophie, die politische Theologie der bürgerlischen Gesellschaft und die Kritik der Bibel. Zeitschrift für Religions und Gei^esgeschichte 59. 2 (2007). S. 111-112.
29. ^нт И. Спор факультетов. Указ. изд. Т. 7. С. 58.
30. Timmerman Jens. Kants «Streit» und die Universität von morgen. S. 63-64.
31. По происхождению устав философского факультета кенигсбергской Альбертины может считаться старше уставов трех остальных факультетов: так, по мнению С. Дитцша, «он происходит из устава (статутов) факультета 1546 г., или точнее, 1554 г., и они (статуты) остались действительными — вплоть до XIX столетия». — Dietzsch Steffen. Kants Streit der Fakultäten und die Philosophische Fakultät der Albertus-Universität zu Königsberg // Berliner Debatte Initial 15 (2004) I. S. 93.
32. Mittel^rass Jürgen. Der Streit der Fakultäten und die Philosophie // Kant im Streit der Fakultäten. Berlin, 2005. S. 55; ср. Höflechner W. Bemerkungen zur Differenzierung des Fächerkanons und zur Stellung der philosophischen Fakultäten im Übergang vom 18. auf das 19. Jahrhundert // R. Chr. Schwinges (Hrsg.), Artigen und Philosophen. Wissenschafts- und Wirkunsgeschichte einer Fakultät vom 13. bis zum 19. Jahrhundert. Basel, 1999. S. 300.
33. Timmerman Jens. Kants «Streit» und die Universität von morgen. S. 64.
34. ^нт И. Спор факультетов. Указ. изд. Т. 7. С. 62.
35. Hödl Ludwig, Privatdozent. Der Anspruch der Philosophie und der Einspruch der Theologie im Streit der Fakultäten. H. 4. München, i960. S. 3.
36. Ibid.
37. Timmerman Jens. Kants «Streit» und die Universität von morgen. S. 79.
38. Rügger Hans-Ulrich. Universitas — was eint die Vielfalt // Quo vadisuniversitas. Zürich, 20i0. S. 4.
39. См.: Rendtorff T. Kirche und Theologie. Gütersloh, 1966. S. 36 ff.
40. См.: Pannenberg W. Anthropologie in theologischer Perspektive. Göttingen, 20ii. S. i2-i3.
41. Ibid. S. i3.
42. См.: Weidner Daniel. Kants Säkularisierung der Philosophie, die politische Theologie der bürgerlischen Gesellschaft und die Kritik der Bibel. Zeitschrift für Religions und Gei^esgeschichte 59. 2 (2007). S. 108.
43. Ibid.
44. Кант И. Религия в пределах только разума // Кант И. Собр. соч. В 8-ми т. Т. 6. М., 1994. С. 98.
45. Weidner Daniel. Kants Säkularisierung der Philosophie, die politische Theologie der bürgerlischen Gesellschaft und die Kritik der Bibel. ... S. 110.
46. ^нт И. Религия в пределах только разума. Указ. изд. Т. 6. С. 106.
47. ^нт И. Спор факультетов // ^нт И. Собр. соч. В 8-ми т. Т. 7. М., 1994. С. 70.
48. Там же. С. 70, 72.
49. Там же С. 79.
50. Dietzsch Steffen. Kants Streit der Fakultäten und die Philosophische Fakultät der Albertus-Universität zu Königsberg // Berliner Debatte Initial 15 (2004) I. S. 92-93. Ср.: Kант И. Спор факультетов. Указ. изд. Т. 7. С. 102: «Революция духовно богатого народа, происходящая в эти дни на наших глазах, победит ли она или потерпит поражение, будет ли она полна горем и зверствами до такой степени, что благоразумный человек, даже если бы он мог надеяться на ее счастливый исход во второй раз, все же никогда бы не решился на повторение подобного эксперимента такой ценой, — эта революция, говорю я, находит в сердцах всех зрителей (не вовлеченных в эту игру) равный их сокровенному желанию отклик, граничащий с энтузиазмом, уже одно выражение которого связано с опасностью и который не может иметь никакой другой причины, кроме морального начала в человечестве». Здесь мы видим прямое одобрение И. ^нтом современных ему революционных событий во Франции, которое А. В. Гулыга прямо называет «панегириком французской революции». — Гулыга А. В. Немецкая классическая философия. М., 2001. С. 111. Примечательно об этом пишет и Эрнст ^ссирер: «Он ^ант — Авт.) видит во Французской революции обещание осуществления чистого права разума». — Kассирер Э. Жизнь и учение ^нта. СПб., 1997. С. 335.
51. Weidner Daniel. Kants Säkularisierung der Philosophie, die politische Theologie der bürgerlischen Gesellschaft und die Kritik der Bibel.... S. 111.
52. ^нт И. Спор факультетов. Указ. изд. Т. 7. С. 60.
53. Там же. С. 72.
54. Там же. С. 75.
55. Эдикт о цензуре был издан в 1788 г. — см. Иммануил ^нт. Спор факультетов. ^лининград, 2002. С. 4. ^ссирер Э. Жизнь и учение ^нта. СПб., 1997. С. 337: «Религиозный эдикт объявлял о терпимости по отношению
к религиозным убеждениям подданных, „пока каждый из них в качестве доброго гражданина государства выполняет свой долг, держит при себе свое особое мнение и тщательно остерегается распространять его, уговаривать других и привносить заблуждения или колебания в их веру". Два года спустя, 9 декабря 1790 г., эдикт был дополнен рескриптом, направленным консисториям и подвергавшим кандидатов теологии точной проверке по предписанной схеме. Вероисповедание каждого кандидата должно было быть установлено посредством строгих вопросов, и в конце проверки каждый из них обязан был скрепить рукопожатием обязательство не преступать в своей должности преподавателя или проповедника границы этого исповедания».
56. Timmerman Jens. Kants «Streit» und die Universität von morgen. ... S. 75.
57. Кант И. Спор факультетов. Указ. изд. Т. 7. С. 79.
58. Там же. С. 82.
59. Там же. С. 60-72; см. также: Кант. И. Письмо 31 (642). «Кант — королю Фридриху-Вильгельму II» // Кант И. Собр. соч. В 8-ми т. Т. 8. М., 1994. С. 560-561.
60. См.: Предисловие ко второму изданию «Критики чистого разума» // Кант. И. Критика чистого разума. М., 1994. С. 14-27.
61. Hödl Ludwig, Privatdozent. Der Anspruch der Philosophie und der Einspruch der Theologie im Streit der Fakultäten. H. 4. München, i960. S. 3: «Философия и богословие. приобрели одну историю и одну судьбу, а именно так, что философия стала судьбой богословия, а богословие — судьбой философии».
62. Weidner Daniel. ^nts Säkularisierung der Philosophie, die politische Theologie der bürgerlischen Gesellschaft und die Кппк der Bibel.... S. 118.
63. См.: Кант И. Спор факультетов. Указ. изд. Т. 7. С. 83-90.
64. Кант И. Религия в пределах только разума. Указ. изд. Т. 6. С. 13.
65. Там же.
66. Кант И. Критика чистого разума. М., 1994. С. 359: «безусловная необходимость суждений не есть абсолютная необходимость вещей.».
67. Там же. С. 26.
68. См.: Pannenberg W. Anthropologie in theologischer Perspektive. Göttingen, 2011. — S. 15.
69. Ibid..
70. Ср. Бурлака Д. К. Мышление и Откровение. СПб., 2007. С. 64: «Немецкая классическая философия — это дело умного слуги, который взял на себя обязанности своего малоспособного господина. Гегель так и писал, что философия вынуждена защищать богопознание от некоторых видов теологии».
71. Форлендер К. История происхождения и общая характеристика книги Канта: «Религия в пределах только разума» // Кант И. Религия в пределах только разума. СПб., 1908. С. XXVI.
72. Доронина Н. С. Проблема веры. Этический аспект. (И. Кант и русская философия всеединства): Автореф. дис. ... канд. филос. наук. СПб., 2000.
С. 3i-32.
73. Там же. С. 31.
74. Ойзерман Т. И. Иммануил Кант — родоначальник классической немецкой философии // Кант И. Сочинения. В 6-ти т. Т. i. М., 1963. С. 37: «без сомнения (.) с позиций кантовского агностицизма была принципиально невозможна разработка положительного философского учения о природе, обществе и познании».
75. См. Подробно об этом: Mittelftrass Jürgen. Der Streit der Fakultäten und die Philosophie // ^nt im Streit der Fakultäten. Berlin, 2005. S. 57: «Уже в процессе трансформации этой теории в образовательную университетскую реформу изменился характер философского факультета. Он потерял с растущим дисциплинарным и предметным многообразием не только свою наглядность и систематичность, к которым пришел Кант (...) понятие исследования философии, которое Кант в собранном философском факультете хотел видеть эффективным, оказывается бледным. Оно оказывается слишком узко связанным рядом с понятием истины, не с понятием необходимости других факультетов. Гуманитарные науки, все, предшествовавшие историческим и филологическим наукам, теряют его из виду.». Ср.: Lundgreen P. Examina und Tätigkeitsfelder für Absolventen der Philosophischen Fakultät. Berufskonftruktion und Professionalisierung im 19. Jahrhundert // R. Chr. Schwinges (Hrsg.), Artiften und Philosophen. Wissenschafts- und Wirkunsgeschichte einer Fakultät vom 13. bis zum 19. Jahrhundert. Basel, 1999. S. 319-334. Также: Timmerman Jens. ^nts «Streit» und die Universität von morgen // ^nt im Streit der Fakultäten. Berlin, 2005. S. 79-82 и далее.
76. Rügger Hans-Ulrich. Universitas — was eint die Vielfalt // Quo vadisuniversitas. Zürich, 2010. S. 10-13: «в понимании идеи университета заключены интеллектуальные убеждения, которые мотивируют устроение университета в Берлине в 1810 г. (...) философский факультет (как он описан у Канта, даже прямо идея факультета — Авт.) для идеи и судьбы университета заключает в себе фундаментальное значение. обязательство истиной и претензии на свободу, согласно берлинской программе, были перенесены на весь университет».
77. Mittelftrass Jürgen. Der Streit der Fakultäten und die Philosophie // ^nt im Streit der Fakultäten. Berlin, 2005. S. 59-60: «Подъем гуманитарных наук в ходе университетских реформ Гумбольдта и сопровождающая их идеалистическая образовательная философия есть, как это ни парадоксально,
начало их упадка. Внутренняя конкуренция в философском факультете с естественными науками плохо отразилась на них. Вместе с естественными науками выделилось и (новое) понятие исследования. Не было того единства естественных и гуманитарных наук, которое Кант хотел бы удержать в одном понятии и в одной голове, как это было ранее. Царство гуманитарных наук (по причине постоянно растущих предметов и тем) не окупалось, цена, которую платили гуманитарные науки с их неясным пониманием науки, — была чересчур высока. (...) Но самой несчастной здесь предстает философия. Исчислив те же дисциплины, которые Кант думал положить в основание ведущей роли не только ими названному — философскому факультету, но и всему университету, мы попадаем на край университетского развития. (...) Теперь здесь господствует понятие. описания истории философии; университет становится формой обучения и исследования совершенно без, или с маргинализированной философией».
78. Timmerman Jens. ^nts «Streit» und die Universität von morgen // ^nt im Streit der Fakultäten. Berlin, 2005. S. 7i.
79. Ibid. S. 80.
Библиография
1. Антисери Д., Реале Дж. Западная философия от истоков до наших дней. Т. 2. Электронный ресурс: http://www.mylib2004.netfirms.com/IIPensieroOccidentale1/
2. Бурлака Д. К. Мышление и Откровение. СПб., 2007. 448 с.
3. Гулыга А. В. Кант. М., 1977. 304 с.
4. Гулыга А. В. Немецкая классическая философия. М., 2001. 336 с.
5. Доронина Н. С. Проблема веры. Этический аспект. (И. Кант и русская философия всеединства): Автореф. дис. . канд. филос. наук. СПб., 2000. i70 с.
6. Иммануил Кант. Спор факультетов. Калининград, 2002. 286 с.
7. Калинников Л. А. О «Споре факультетов» // Иммануил Кант. Спор факультетов. Калининград, 2002. С. 3-24.
8. Кант И. Критика чистого разума. М., i994. 59i с.
9. Кант И. Письмо 31 (642). «Кант — королю Фридриху-Вильгельму II» // Собр. соч. В 8-и т. Т. 8. М., 1994. С. 560-563.
10. Кант И. Религия в пределах только разума // Собр. соч. В 8-ми т. Т. 6. М., i994. С. 5-222.
11. Кант И. Спор факультетов // Собр. соч. В 8-ми т. Т. 7. М., 1994. С. 57-156.
12. Кассирер Э. Жизнь и учение Канта. СПб., i997. 446 с.
13. Ойзерман Т. И. Иммануил Кант — родоначальник классической немецкой философии // Кант Иммануил. Сочинения. В 6-ти т. Т. i. М., 1963. С. 7-49.
14. Письмо Фридриха-Вильгельма II: Иммануил Кант. Спор факультетов. Калининград, 2002. С. 28-31.
15. Предисловие ко второму изданию «Критики чистого разума»: Кант И. Критика чистого разума. М., 1994. С. 13-30.
16. Форлендер К. История происхождения и общая характеристика книги Канта «Религия в пределах только разума» // Кант И. Религия в пределах только разума. СПб., 1908. С. I-LXII.
17. Bosse H. Der geschärfte Befehl zum Selb^denken. Ein Erlass des Mini^ers v. Für& an die preussischen Universitäten im Mai 1770 // F. A. ^ttler/M. Schneider / S. Weber (Hrsg.). Diskursanalysen 2. In^itution Universität. Opladen, 1990. S. 31-62.
18. Dietzsch S. ^nts Streit der Fakultäten und die Philosophische Fakultät der Albertus-Universität zu ^nigsberg // Berliner Debatte Initial 15 (2004) I. S. 91-98.
19. Hödl L., Privatdozent. Der Anspruch der Philosophie und der Einspruch der Theologie im Streit der Fakultäten. H. 4. München, i960. S. 22.
20. Höflechner W. Bemerkungen zur Differenzierung des Fächerkanons und zur Stellung der philosophischen Fakultäten im Übergang vom 18. auf das 19. Jahrhundert // R. Chr. Schwinges (Hrsg.), Artisten und Philosophen. Wissenschafts- und Wirkunsgeschichte einer Fakultät vom 13. bis zum 19. Jahrhundert. Basel, 1999. S. 297-318.
21. Lundgreen P. Examina und Tätigkeitsfelder für Absolventen der Philosophischen Fakultät. Berufskon^ruktion und Professionalisierung im 19. Jahrhundert // R. Chr. Schwinges (Hrsg.), Artigen und Philosophen. Wissenschafts- und Wirkunsgeschichte einer Fakultät vom 13. bis zum 19. Jahrhundert. Basel, 1999. S. 319-334.
22. Mittel^rass J. Der Streit der Fakultäten und die Philosophie / ^nt im Streit der Fakultäten. Berlin, 2005. S. 39-60.
23. Moraw P. Gesammelte Beiträge zur deutschen und europäischen Universitätsgeschichte: Strukturen — Personen — Entwicklungen. Volume 31. Leiden & Bo&on, 2008. 636 s.
24. Pannenberg W. Anthropologie in theologischer Perspektive. Göttingen, 2011. 540 s.
25. Rendtorff T. ^rche und Theologie. Gütersloh, 1966. 223 s.
26. Rügger Hans — Ulrich. Universitas — was eint die Vielfalt / Quo vadisuniversitas. Zürich, 2010. 24 s.
27. Timmerman J. ^nts «Streit» und die Universität von morgen / ^nt im Streit der Fakultäten. Berlin, 2005. S. 6i-83.
28. Weidner D. ^nts Säkularisierung der Philosophie, die politische Theologie der bürgerlischen Gesellschaft und die foritik der Bibel // Zeitschrift für Religions- und Gei^esgeschichte 59. 2 (2007). S. 97-120.
