CC BY
34
СПОКОЙСТВИЕ / ТИШИНА У ПИНДАРА В ПИФИЙСКОЙ 8. 1-12
Резюме. В статье рассматривается мотив спокойствия и семантика лексемы ■рстих^а, передающей его, прежде всего, во Вступлении к 8-ой Пифийской оде Пиндара и в ряде других контекстов. Также рассматривается лингво-поэтический аспект стиля Пиндара. Представляется целесообразным и интересным привлечь внимание к мотиву спокойствия, показать характер связанного с ним поэтического образа и значимость качеств душевно-ментальной сферы для художественного мира Пиндара.
Ключевые слова. Пиндар, мотив спокойствия, поэтика эпиникия, семантический диапазон, душевно-ментальная сфера.
В данной статье рассматривается мотив «спокойствия», обозначаемый словом ^оихш / &ои%ш в 8-ой оде Пиндара из Пифийского цикла, а точнее - во вступлении к ней. Эту оду вместе с Немейской 11 принято считать двумя последними по времени из дошедших эпиникиев.
Отметим сразу же, что идея спокойствия вызвана Пиндаром из душевно-ментальной сферы представлений. Именно принадлежностью к названной сфере идея спокойствия и оказывается привлекательной с позиций темы описания отвлеченной лексики и семантики в ранней греческой лирике. Интересно посмотреть, как у Пиндара осмысляется идея спокойствия и какую поэтическую задачу выполняет этот образ в экспозиции к оде на победу Аристомена с Эгины в борьбе.
Давно известны следующие абсолютно справедливые тезисы.
Кто хочет оценить поэзию Пиндара, должен понять, что в его глазах спортивная победа представляла не меньшую ценность, чем победа военная.
Свобода человека и его достоинство для Пиндара прежде всего заключаются в обладании своим телом. «Прекрасные части тела юношей» - это всегда особая тема похвалы, а одно из главных завоеваний человека - это владение своим телом. Вероятно, можно не упоминать о том, что традиционно принято отмечать, с какой значительностью, торжественностью у
Пиндара воспевается сила, мощь и красота телесная - красота рук, ног, быстроты движения etc. Безусловно, восхваление победителя преимущественно опирается на описание телесных качеств, но для традиции изучения эпиникиев Пиндара непременно важны и сила духа героя, его мужество, его труд - novoq или danava, ведь агонистическая доблесть ориентирована именно на многотрудную победу. Также сюда непременно входят гордость родом и предками победителя - jsvoq, и, естественно, воля богов - его Sai^wv, как принято суммировать, следуя самому Пиндару, слагаемые спортивного успеха (М. Л. Гаспаров).
Однако, при всей справедливости только что сказанного, нельзя не признать, что анализ эпиникиев Пиндара, как правило, происходит в достаточно монохромном семантическом диапазоне и чаще всё же ограничивается описанием сферы телесного. В художественном мире Пиндара, подчеркнем это и постараемся показать дальше, чрезвычайно важны не только физические качества, спортивные умения и волевые факторы победы, но одновременно в поле внимания поэта постоянно находятся эмоции, душевные качества человека и его умонастроение. Для более точного понимания поэтики Пиндара необходимо отметить, что, так сказать, «нетелесный» образный диапазон его эпи-никиев откликается не только на стороны, предполагаемые
/"* Г> I v>
общей этикой лшосш и спортивных состязаний, т. е. преданность родному городу и соотечественникам, благодарность на-ставникам-тренерам, стремление к гармонии физической стороны и добродетели (apcxa). У Пиндара много сказано о счастье, он высоко ценит в человеке ум и, в частности, разумное отношение к богатству. Он с особым вниманием выделяет сильные эмоции, в частности, такие, как гнев и зависть, наконец, значительное место, как известно, у него занимает тема поэтического искусства.
При описании привлекшей наше внимание лексемы ^auxia и мотива спокойствия в Pyth. 8 речь не идет и, разумеется, не может идти о каких бы то ни было абстракциях, речь идет о том, что было намечено выше, и в нашу непосредственную задачу входит рассмотрение вопросов, в чем заключаются конкретные составляющие содержания мотива спокойствия - ^auxia - в эпиникии Pyth. 8 и каковы особенности стоящего здесь за ним поэтического образа. Также хотелось бы немного сказать здесь об основных характеристиках семантики лексемы ^auxia.
Рассмотрим вступление к оде РуШ. 81:
1. Благосклонное Спокойствие2 (^аи^га), дочь Справедливости,
2. Дающее процветание \ величие городам,
3-4. Которое владеет в вышине ключами от решений и войн,
5. Прими Пифийскую почесть для Аристомена.
6-7. Ты умеешь и творить, и испытывать кротость/мягкость
В нужный момент.
8-9. Но когда кто-то впустит неумолимый гнев
В сердце,
10. Ты, суровое,
11. встав навстречу вражде,
12. Силой низвергаешь гордыню в бездну...
Как можно видеть, спокойствие - ^аи%(а обеспечивает, по Пиндару, достижение весьма важных вещей, и представляется целесообразным описать их подробнее.
Сразу же заявлено, что «благосклонное спокойствие» порождается справедливостью (А(ка^ биуатгр) и, возможно, уже
3
в силу такого происхождения , оно имеет достаточно влияния, чтобы «делать города великими». Эпитет (лоихш) ^гуштоло^ц -это гапакс, и он отмечен только здесь, у Пиндара, фг^офрюу же -«благосклонный как благомыслящий, приветливый, ласковый» подчеркивает принадлежность спокойствия ментальной сфере.
Спокойствие выполняет решающие функции в жизни людей и, что названо, прежде всего, в умственной сфере их деятельности: именно оно, спокойствие, «контролирует» замыслы/решения, в том числе военные. Оно «Держит ключи от замыслов -решений и войн» и способно благотворно воздействовать на эти планы, т. е. отменять их, если они диктуются, например, гордыней или гневом.
Важно, что спокойствие, при всей силе своего воздействия, названо благосклонным - приветливым, оно склонно и способно
1 Рабочий перевод выполнен автором статьи - ОС.
2 М. Л. Гаспаров переводит ^аи%(а в РуШ.8 как Тишина (Гаспаров 1980: 98). Собственно вопросы перевода в статье специально не рассматриваются, но по ходу изложения отмечаются смысловые особенности того или иного слова, словосочетания.
Справедливость, одна из важнейших ценностей греческого мировосприятия, является для Пиндара основой поэтического прославления достойного и благородного. Вернер Йегер (Йегер 2001: 257) отмечает в Кеш. 3.29 такую мысль: ёяетаг. ..1оуф Ыкад аюхо<; ёоХоу агуегу.
к мягкому настроению и обхождению и в нужный момент (это, естественно, кагро^) владеет умением и творить (ср^аг) мягкое/ кроткое (то ^а^бакоу)4, и само испытывать / проявлять его (лабгТу).
Указано и необходимое условие любой победы и удачи -кагрф ош атрсксТ - именно в тот момент, в который следует, в « точный момент», поскольку это время покровительства божества. По традиции повторим, что в художественном мире Пиндара кагро^ обозначает особую категорию времени и жизни человека, это момент, когда возможна удача.
«В древнегреческой системе ценностей, - пишет об этом М. Л. Гаспаров, - было понятие, очень точно выражающее художественный - и не только художественный - идеал Пиндара: кагро^ ‘верный момент’ ... Это та точка, в которой индивидуальные целенаправленные усилия счастливо совпадают с непознаваемой волей судьбы.» (Гаспаров 2000: 32).
Стоит специально отметить следующий лингвопоэтический аспект.
Прилагательное атрск^, передающее семантику ‘подлинный, точный’, употребляется в РуШ. 8, и не только здесь, применительно ко времени как уточнение самого точного, удачного, момента - кагро^, также оно может быть сказано и при выражении похвалы физической стороне , например, атрсксТ по§( ‘твердой ногой’, т. е. ‘надежно, прочно’, а может быть отнесено и к истине аАя0сга атрск^д.
Выше шла речь о значении в рассматриваемом пассаже прилагательного ^аА,(0)акод - ‘мягкий, нежный, лёгкий’ как ‘мягкость нрава, кротость’ и о возможности его употребления для характеристики ‘(кожи ) мягких, нежных рук’. В подобных фактах лексической сочетаемости проявляется одна из важных и характерных черт архаического стиля, поэтики ранней лирики, в том числе, и языка пиндарова эпиникия. Один и тот же эпитет может характеризовать тело (нога, рука), качества ряда ‘истина, время, характер’ и, например, песни. «.Пиндар делает всё, -отмечает М. Л. Гаспаров, - чтобы представить изображаемое ощутимым, вещественным.» (Гаспаров 1980: 371).
4 Заметим, что Пиндар любит употреблять слово р,а^9ако<; ‘мягкий’ на ощупь, например, о шерсти или в сочетании «мягкие\нежные руки».
Продолжим описание персонифицированного образа спокойствия. Спокойствие может практически всегда («каждый раз», как следует из обозначения итеративности) оказаться
U / V> V> /—\ v> v>
жесткой/суровой силой. Отметим сильный и яркий, даже парадоксальный для нас сегодня, образ «суровое спокойствие».
Если посмотреть с позиций стилистики, то по линии предсказуемости/непредсказуемости лексических сочетательных связей мы видим чрезвычайно выразительное соединение aau%La с прилагательным изначально «вещественного» значения хра%г(а - «шершавый, колючий, жесткий», откуда идёт метафорическое «грубый, суровый». Можно ещё раз убедиться в справедливости тезиса, что поэтика эпиникия при восхвалении победителя строится на сочетании телесного и возвышенного в их единстве. Свидетельством этому становится рассматриваемый здесь эффект художественной выразительности, который обеспечивается способом семантического соединения слов «отвлеченное значение + вещественное значение», что было иллюстрировано выше. Иными словами, в результате применения средств и приёмов, закономерных, характерных и разработанных в поэтическом языке греческой архаики, эпоса и ранней лирики, у Пиндара реализуется богатый «психологический ресурс» сочетаемости значений, если это обозначить в терминах лексической семантики.
Далее о содержании образа спокойствия: встав суровой силой навстречу неумолимому гневу5, оно способно низвергнуть гордыню, 'иРрц, в бездну, буквально «на дно» - avx^o^/ avx^ov. Вспомним, что в знаменитой аллегории Алкея «AauvveTn^i ...» (Z2 Page ) этим словом названо днище терпящего крушение корабля. Для обозначения «пропасть, яма, гиблое место» существует, к примеру, P&paOpov, и это слово, казалось бы, с достаточной точностью могло бы фигурировать в тексте Пиндара, но стоит обратить внимание, что рассматриваемое пиндаровское xiBevai cv avx^ из Pyth. 8. (11-12) ‘погрузить/утопить на дно, (как) в пропасть’ зафиксировано лексикографически: оно особо помечено в словаре Лиддела-Скотта как метафорическое определение наказания гордыни (LS 1996: 166).
5 В переводе М. Л. Гаспарова здесь: «.круто встанешь ты поперёк вражде».
Что же является наиболее существенным в этом описании для нашей темы? т. е. для понимания особенностей поэтического образа спокойствия и семантики лексемы ^аи%(а .
В цепочке, выстроенной Пиндаром, завершающим и самым важным фактом становится наказание гордыни. С одной стороны, у Пиндара постоянно проводится мотив заслуженной гордости победителя, но не менее важна линия наказания гордыни. В РуШ.8 наказана спесь, гордыня, причем, именно спокойствие карает гордыню - не физическая доблесть, не военная сила, не власть (божество, разумеется, присутствует всегда), а
6 Т"1 /-*■ •<
спокойствие . Таким образом, спокойствие, как определенное душевное состояние, в поэтике Пиндара вводится в круг важных для него этических представлений. Трудно удержаться, чтобы не увидеть в сочетании «кротость и суровость спокойствия как карающей силы» черты агонального начала, как его понимал Я. Буркхардт, а в России глубоко, детально и увлеченно изъяснял А. И. Зайцев, в частности, в его известной книге «Культурный переворот в Древней Греции УШ-У вв. до н. э.».
Известно, что при толковании эпиникиев Пиндара очень часто, почти всегда, усматривается реальная основа для его ассоциаций и мифологических аллюзий. Такую реальную основу можно увидеть и в оде РуШ. 8 - это осуждение гордыни афинян. Согласно принятой традиции комментирования, здесь говорится не только о победе Аристомена в борьбе, но, возможно, отражена военно-политическая ситуация между Афинами и Средней Грецией, и проявилось и личное отношение Пиндара к Афинам.
Эпиникий РуШ.8 датируется 446 годом до н. э., т. е он написан сразу же после победы Беотии в Малой Пелопонесской войне, точнее - после битвы при Коронее в 447 г., когда Афины потерпели тяжелейшее поражение, Беотийский союз вышел победителем и вся Беотия освободилась от 10-летней гегемонии Афин7 и от демократии, которая воспринималась в Беотии как
6 Мифологическая иллюстрация в РуШ. 8 тоже связана с темой наказания за гордость на примерах Порфириона и Тифона, но мы не рассматриваем здесь мифологическую часть и символику сюжетов.
Драматическая ситуация на Пелопоннесе, восстания против Афин (особенно в Мегарах, на Эгине - в этом последнем видят некоторый повод у Пиндара в РуШ.8 для хвалы победителю именно с Эгины), острые разногласия в Афинах при принятии решения в народном
чуждая форма правления. Пиндар очень скоро после Коронеи предлагает свое выразительное и резкое назидание Афинам, и в связи с этим назиданием уместно привести обобщение М. Л. Гаспарова: «Поэзия вообще есть форма социализации, это престижная, уважаемая обществом форма высказывания». Для середины V в до н. э. это тоже абсолютно справедливо.
Однако нельзя не заметить, что поэт выразил свое назидание уже после поражения Афин, а не в течение предшествующих десяти лет, когда длилась гегемония Афин, когда в Беотии и в других областях, в том числе на Эвбее, на Эгине тяжело переносили демократию, установленную Афинами, и шли сильные протесты.
Отношение Пиндара, т. е. его нелюбовь, к Афинам - это отдельная тема, и она всегда была привлекательным предметом толкования, начиная с античности. Можно встретить мнение, что Пиндара не коснулась философия середины V века до н. э. и этим объясняется отсутствие у него любви к Афинам. Хорошо известно, что «Политические симпатии Пиндара ...обращены ...в сторону аристократических государств, где правят «мудрые» (И. М. Тронский).
Однако также есть традиционно приводимые свидетельства того, что ситуация была не столь простой. Источники на эту тему были специально обобщены Э. Д. Фроловым в его докладе 2005г. и позже на этой основе в статье «История и историк в античности». Обращаясь к сведениям, что афиняне почтили Пиндара денежной наградой и даже проксенией (Исократ. Об обмене состоянием. XV. 166) Э. Д. Фролов полагает, что Исократ опирался на надпись - постановление о проксении. За гимн в честь Афин после войн с персами Пиндар, как известно, был удостоен почётной статуи в районе агоры (Павсаний 1.8.4; Рб.-АєбсЬіп.ЕрібіАЗ). Фивы же за это наложили на своего
собрании - всё это подробно описано (Thuc. 1.113; Paus. 1.27.6 etc). Можно напомнить, что Перикл был резко против экспедиции в Беотию (сухопутные войска афинян были слабы перед общими силами полисов Средней Греции), стратеги Толмид и Клиний столь же резко настаивали на военной операции. В итоге Толмид одержал верх, отряд в 1QQQ гоплитов и союзники Афин выступили в Беотию, афиняне были разгромлены, почти все уцелевшие попали в плен, и, чтобы добиться их освобождения, афиняне отказались от претензий на Беотию и от сухопутных военных действий на 1Q лет, после чего был заключен мир, который длился до 431года.
соотечественника Пиндара штраф, который был выплачен афинянами, причём, в двойном размере (см.: Фролов 2006).
Возвращаясь к Пифийской 8, отметим, что апелляция Пиндара к спокойствию включает в себя еще один элемент семантики лексемы цоиха элемент, хотя и сопутствующий, но существенный и интересный. Его можно обозначить как «прерывание плохого состояния». Здесь, в Pyth. 8, - это прерывание гнева и низвержение гордыни. Показательно, что в первом зафиксированном употреблении слова ^оихш у Гомера в значении «мир, покой, спокойствие» релевантен именно этот семантический компонент. Одиссей, обращаясь к наглецу Арнею-Иру с гневной отповедью, предупреждает , что изобьёт его и «завтра ..наступит.. спокойствие: ^ои%гп §’ av c^oi.. 81%.. avpiov» (Od. 18.22).
Если принять во внимание широкий контекст рассматриваемой оды Пиндара, то эта семантика может быть связана с концом войны, Афинского владычества и заключением мира.
Для нашей же темы самым существенным оказывается, что для передачи назидания Афинам и порицания их гордыни Пиндаром выбран именно мотив спокойствия, а сама по себе мысль «наказать гордыню через спокойствие» привлекает к себе внимание как мысль глубокая и неординарная.
Суммируем, что в оде Pyth. 8 лексема 'лоихш передает персонифицированный образ спокойствия, образ глубоко положительный уже по своей природе (дочь справедливости), насыщенный многими красками, понимаемый как весьма масштабная и действенная сила (судьба полисов; «ключи от решений и войн»), которой присуща такие качества, как благосклонность, мягкость и одновременно способность к суровости, если нужно пресечь зло (гнев) и покарать гордыню. Семантика лексемы, в свою очередь, может быть охарактеризована как полностью положительная по своим коннотациям, ей присущи признаки силы и активности воздействия; сочетание же противоположных, положительных и отрицательных, семантических компонентов в итоге формирует положительный смысл.
Обратимся ещё раз к тезису, что для Пиндара нераздельно слиты атлетика и этика, физические и душевные качества, и рассмотрим, пусть и кратко, несколько интереснейших соположений и рассуждений. Так, именно в Пифийской 8, в развитие мысли о краткости и ненадёжности человеческого бытия (cna^8poi), дана знаменитая и до сих пор с трудом
интерпретируемая метафора «сон тени человек» - окгад оуар ау0рюлод (95-96). М. Л. Гаспаров (Гаспаров 1980: 430) отмечает, что « и сном, и тенью называется человек и у других греческих поэтов, но такое сочетание уникально».
Контрастом с этой тональностью привлекает Немейская 4, своего рода «Ода к Радости», где в оптимистичном, светлом вступлении через формулу Рпаше1 радость названа лучшим врачом в предназначенных человеку трудах/ тяготах - Арготод с'бфроо'ма поуюу кскрг^суюу гатрод8. Мотив радости стоит в одном ряду с рассуждениями о силе поэтического слова -«песни, мудрые дочери Муз (...оофа! Мооау 0'иуатрсд аогбаг), скрашивают (труд)» и продолжается в рассуждении о значимости похвального слова, что раскрывается через конкретное (вновь «вещественное») сравнение похвалы с тёплой водой: «тёплая вода (0ср^оу йбюр) не столь сильно размягчает (|1а^0ака тс^вг) тело, как похвала (сйХоуга фор^гууг ошаород), сопровождаемая формингой». Эта мысль о силе похвалы, подчеркнём, похвалы поэтической - «в сопровождении форминги» - завершается часто цитируемой сентенцией о долговечности поэтического слова: «слово живёт дольше, чем дела» - р^а ...сру^атюу Хроугютсроу Рютсйсг.
Однако поэт точно представляет, что слово может «отозваться» по-разному. В Немейской 8.20 он говорит, что ло^а... ло^а ^с^сктаг - «многое сказанное по-многому сказано» (пер. М. Л. Гаспарова ) и «я вдыхаю воздух , прежде чем сказать что-нибудь» - а^лусюу...лр(у тг фа^ву (19). Дальше говорится о результате речей - возникновении зависти (оуоу 5с ^оуог ф0оусроТгу - «речи же - лакомый кусок для завистников»); зависть «всегда касается достойных, а с дурными людьми она не
ел 5 Л 9 Л Г 5
вступает во вражду» - алтстаг ... солю асг, хсгроусоог ... оик срг^вг (22). Зависть стала темой восклицания в 01.8.55: «пусть не поразит меня зависть тяжелым камнем» ( РаАссю МВф
тра^еТ ф0оуод), из которого ясно, что поэт ощущает себя в ряду тех соАюу, которых задевает зависть. Воздавая хвалу спортив-
S
S В весьма подробной диссертации W. B. Henry о Немейском цикле присутствует необходимый комментарий к тексту Nem. 4 (например, для слова iaxpo^ указано сближение Пиндара и Алкмана) (Henry 2QQ5: 2S). Приведённое же в данной статье описание образа радости в ряду других персонификаций можно рассматривать как семантико-стилис-тическое обобщение в языке Пиндара.
ным победам и победителям, Пиндар высоко ценит разумность, осторожность как предусмотрительность, и одной из часто возникающих у него тем является отношение к богатству.
В ранней оде Пифийской 6 (490г.) высказан оценочный подход - разумность богатого человека. Пиндар, тогда молодой поэт, прославляя семью Ксенократа из Акраганта, победителя в колесничном беге, уделяет особую похвалу его сыну, своему другу Фрасибулу, который молод, но умеет управлять своим богатством: уоф 8с nAowov аугг (47) - «он ведёт богатство разумом». Илзе Румниеце (Румниеце 1999: 201) справедливо отмечает, что для поэтического взгляда Пиндара важна «. высокая оценка умеренности в действиях и решениях, позволяющая достойно переносить как счастье, так и невзгоды, то и дело звучащая в дидактических частях эпиникиев», т. е. речь идёт о важной для греков идее ^sxpov.
Даже из этих немногочисленных примеров можно судить о богатстве образного строя пиндаровых эпиникиев. Поэт постоянно внимателен к темам эмоций (неумолимый гнев, зависть, радость) и их влиянию на состояние души человека, в числе его любимых тем - различение гордости и гордыни; ум, разумность как обязательно присущие достойному человеку; сила слова и его воздействия.
Образ спокойствия принадлежит богатой панораме персонификаций и обобщений, органичных художественной семантике поэзии Пиндара.
В круг этих персонифицированных образов входят «врачующая радость», «владычица юность», «спасительный случай (удача)», вода (она лучше всего)», наконец, «песни-гимны, ведущие лиру» etc. Язык и смысл обращений к ним вносят свою весомую ноту в общий пиндаровский стиль великолепия и торжественности.
Мы видим, что поэтическое описание тонко дифференцировано уже самим поэтом, что Пиндар отличается глубиной и философичностью и что Вольтер был абсолютно не прав.
Обратимся вновь к лексеме ^auxia и для аргументации её семантики именно как «спокойствие» привлечем ещё один пример - из оды Немейской 9 , пример простой, но, на наш взгляд, приятный и достаточно убедительный. Слово ^auxia употребляется при описании пира в следующем наблюдении: ^auxia 8с фйс ^cv au^noaiov ‘спокойствие любит пиршество...’ (Nem. 9. 48). Ясно, что здесь не имеется в виду тишина как
безмолвие, отсутствие звуков и т. п., тем более, что в следующей строке говорится о ‘нежных/лёгких (N3: ^а^0акод) песнях’ в честь победы: ... аи^стаг ^аА0ака угкафорга ош аогба ‘...возрастает победа с нежной песнью’ и 0ароаА,са ...пара кратера фюуа угустаг ‘голос близ чаш с вином звучит уверенно’.
В описании пира ^ои%Га явно связывается не с тишиной и безмолвием, а именно со спокойствием как уравновешенностью, что входит в дискурс греческого симпосия, здесь же дан и призыв смешать вино с водой. Такое понимание уравновешенности совершенно точно в смысловом отношении передано у М. Л. Гаспарова как «Безмятежность мила застолице» (Гаспаров 1980: 150).
В выбранной нами для основного рассмотрения оде РуШ. 8 поэт, завершив экспозицию, больше не возвращается к мотиву спокойствия, как это часто, даже обычно, бывает у него, и дальше идёт поток новых ассоциаций, именно так происходит, например, и с персонифицированной темой радости в Немей-ской 4. В такой смене мотивов справедливо видят одну из «загадочностей» Пиндара. Если кто-то скажет, что в Пифийской
8 вместо «спокойствия» вполне могло стоять другое слово (т. е. идея, качество, сила), то это утверждение будет трудно оспорить, но ведь задача оспорить выбор поэта вообще не ставится. Наша задача, вероятно, заключается в том, чтобы попытаться расшифровать смыслы выбранных им ассоциаций. Правда, при любом результате таких попыток может остаться чувство, которое было бесстрашно сформулировано М. Л. Гаспаровым (Гаспаров 1980: 355): «. общее чувство непредсказуемости его лирических путей не покидает читателя - как современного, так
9
и античного» .
Литература
Гаспаров 1980 - Гаспаров М. Л. Поэзия Пиндара // Пиндар. Вакхи-лид. Оды. Фрагменты. М., 1980.
Гаспаров 2000 - Гаспаров М. Л. Древнегреческая хоровая лирика // Об античной поэзии. Поэты. Поэтика. Риторика. СПб., 2000.
9 Как отдельный вопрос исторической семантики и лексикологии может рассматриваться развитие терминологического значения у слов ряда ^аихш в связи с окончательным формированием в 14 в. в Византии мистически-религиозной традиции исихазма, предполагающего в своей аскетической практике покой, отрешённость, безмолвие.
Йегер 2001 - Йегер В. Пайдейя. М.: ГЛК., 2001.
Румниеце 1999 - Румниеце И. Я. Принцип антитезы в художественном осмыслении и поэтическом выражении Пиндара // греческая лирика. СПб., 1999.
Фролов 2006 - Фролов Э. Д. История и историк в античности // Античный мир и археология. Вып. 12. Саратов, 2006.
(http://ancientrome.ru/publik/frolov/frol05.htm)
Pindari Carmina cum fragmentis. Epinicia. Pars I. Post Brunonem Snell ed.
Hervicvs Maehler. Leipzig: TeubnerVGS, 1971.
Pindar's Nemeans. A Sel ection. Edition and commentary by W. B. Hehry. K. G. Saur. Muenchen; Leipzig, 2005.
O. M. Savelyeva. Quietness/ Stillness in the Pindar's Pyth.8. 1-12.
This article is dedicated to the semantic analysis of the quietness-motif in the Introduction to Pindar’s Ode Pyth.8 and the lexeme па^а. The article considers poetic features of Pindar's language. The aim of this paper is to demonstrate that the mental aspect represented in the semantics of personified description of quietness and lexeme па^а is crucial for Pindar’s style.
