CC BY
21
РОССИЙСКОЕ ОБЩЕСТВО В ЗЕРКАЛЕ ЭМПИРИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ
Николай ПЕТРОВ
Спираль репрессивности: внутренняя динамика, проблемы входа и выхода
В качестве одного из направлений развития авторитарного российского режима многие исследователи называют нарастание его репрессивности1. Одни, как, например, Л. Гудков, датируют начало серьезных репрессий уже первыми месяцами пребывания В. Путина у власти (2000 г.), другие, к которым автор относит и себя, считают, что политические репрессии как серьезное системное явление берут начало после массовых политических протестов 2011—2012 гг., а до этого они были, что называется, точечными: в отношении В. Гусинского и Б. Березовского, ЮКОСа, мэров и др. В любом случае, с возвращением В. Путина на пост президента в 2012 г. произошел качественный скачок с резким усилением репрессивности, особенно заметный после 2014 г.
Определим репрессии как систематические, демонстративные, политически мотивированные выборочные наказания, служащие целям устрашения и усиления контроля за обществом и элитами. Из этого, в частности, следует, что репрессии совсем не обязательно применяются в отношении политических оппонентов; репрессии призваны демонстрировать произвол, а не неотвратимость наказания; адресатом репрессий являются не индивидуумы, а группы, которые эти индивидуумы олицетворяют.
1 См., напр.: Алексашенко С., Баев П., Кынев А., Петров Н, Рогов К. (под ред. К. Рогова): URL: http://www.liberal.ru/upload/files/krepost.pdf; Политическое развитие России. 2014-2016. Институты и практики авторитарной консолидации. URL: http://www.liberal.ru/upload/files/ Prakticheskoe_razivitie_Rossii.pdf
Главную для себя опасность Кремль видит в расколе элит, и поэтому с мая 2012 г. именно элиты ощутили на себе прессинг больше, чем протестующие. Контрэлитные репрессии представляют собой масштабное системное явление, возможно, ключевое для понимания трансформации политической системы и перспектив ее развития. И, хотя отдельные кейсы могут объясняться своими частными причинами, это явление имеет общую логику, связанную с ужесточением авторитарного режима в условиях прекращения роста экономической базы и усиления персонализма. Ставший в 2014 г. «вождем», а не просто избранным президентом, В. Путин стал меньше зависеть от элит, а они от него, наоборот, получили большую зависимость. Поэтому никакой избирательный цикл не помешал раскручиванию репрессий, в том числе против региональных элит2, и усилению этих репрессий, особенно заметному в начале 2019 г. Несколько лет назад, анализируя возможные сценарии будущего развития страны, мы рассматривали и сценарий «Сталин-Ше», считая, однако, что элита не допустит развертывания репрессий против себя3, но это произошло, причем поразительно легко и быстро.
В настоящее время в российском обществе нет крупных социальных групп, включая не только оппозиционных политических акти-
2 Зато, когда вождистская легитимность ослабела, выборы осени 2018 г. дали абсолютно логичные сбои.
3 Russia 2025: Scenarios for the Future / Ed. by Maria Lipman, Nikolay Petrov. L.: Palgrave Macmillan, 2013.
вистов, но и крупный бизнес, высшую бюрократию, силовиков, которых не коснулись бы репрессии. Репрессии против управленческой элиты, включая региональную и силовую, пока наименее описаны и изучены, в том числе в силу своей относительной новизны. Именно они стоят в центре внимания данной статьи.
Эта проблематика сегодня особенно важна и актуальна. Представление о том, что работа машины встроена в политический календарь и с завершением президентских выборов мы увидим смягчение, а устрашение элиты и игра без правил не могут быть долгими, поскольку ведут к большим издержкам уже в среднесрочной перспективе, оказалось неточным. Как неточными оказались и утверждения того, что переход от задабривания к репрессиям чреват протестами и опасен для власти. Система быстро раскрутила масштабный маховик репрессий и не хочет или не может его остановить.
Масштабы
Наблюдаемые сегодня репрессии не массовые (как показали Трейсман и Гуриев, современным авторитаризмам это не нужно1), но и не точечные. Взять, к примеру, Коми с тремя волнами чисток, начавшихся в 2015 г. и продолжающихся до сих пор, Дагестан 2018—2019 гг.
Таблица 1
СТАТИСТИКА УГОЛОВНЫХ ДЕЛ В ОТНОШЕНИИ ВЫСОКОПОСТАВЛЕННЫХ ЧИНОВНИКОВ
или ГУЭБиПК МВД с 2014 г. В каждом из этих случаев мы видим многолетние раскручиваемые дела с десятками арестованных и осужденных и сотнями следователей. Такого рода репрессии скорее можно назвать локализованными, таргетированными.
Заметим, что в публичном пространстве видна лишь надводная часть айсберга, реальный масштаб работы репрессивной машины обширнее. Во-первых, мы наблюдаем верхушку элиты, но репрессии обычно идут вглубь, как сейсмические волны от землетрясения, затрагивая всю клиентскую сеть. Во-вторых, развертывание репрессий имеет свою логику, и в ходе допросов тех, кто задержан, собирается материал на вышестоящих, который сможет играть важную роль в работе системы, при этом нигде не выходя наружу. В этом смысле многие «тихие» отставки влиятельных чиновников, как и покорность оставшихся на своих постах, являются тоже результатом репрессий.
Статистика, приводимая фондом «Петербургская политика», дает 35 высокопоставленных чиновников, федеральных (13) и региональных (22), против которых были возбуждены уголовные дела в 2018 г. (табл. 1), и 25 вынесенных приговоров, в большинстве случаев жестких. Наши расчеты дают 39 высокопо-
Всего Федеральные чиновники и депутаты Высокопоставленные региональные чиновники Главы крупных муниципалитетов Вынесено приговоров с лишением свободы в том числе сроком свыше 5 лет
1992-1995 1 0 (без учета октября-1993) 1
1996-2000 6 2 2 2 2 2
2001-2005 3 2 1 2 1
2006-2010 8 1 1 6 2 1
2011 6 2 4
2012 16 4 3 9
2013 18 4 4 10 4 3
2014 30 11 5 14 10 7
2015 37 2 17 18 14 11
2016 39 6 15 18 13 10
2017 3 г\э 8 14 10 19 13
2018 35 13 11 11 25 18
Источник: фонд «Петербургская политика». URL: https://fpp.spb.ru/fpp-top250-criminal-cases
1 GurievS, Treisman D. How Modern Dictators Survive: An Informational Theory of the New Authoritarianism. URL: https://www.tse-fr.eu/sites/ default/files/TSE/documents/sem2016/development/guriev.pdf
ставленных чиновников только на региональном уровне, включая 21 высшего представителя региональных администраций и мэров региональных столиц, и 18 федералов (табл. 2). Важно, что с 2015 г. число осужденных растет (при почти неизменном количестве обвиняемых). Репрессии, таким образом, по количеству репрессируемых вышли на некоторую проектную мощность, отражающую нынешнее состояние системы.
Много это или мало? В отношении федеральных элит судить трудно, а в отношении региональных политических элит это примерно 1,5—2% общей их численности ежегодно — цифра, сопоставимая со сталинскими репрессиями.
Президентские выборы 2018 г. лишь на короткое время приостановили репрессии. После выборов репрессии в отношении управленческой элиты, включая силовую, продолжались и даже нарастали, главным образом в отношении регионалов, как коренных, так и назначенцев Центра.
В качестве основных новаций и важных тенденций репрессивной политики первого года нового президентского срока можно выделить:
2) рост числа вынесенных приговоров, в том числе приговоров жестких, с одной стороны, и больших масштабных «сетевых» дел по организованным преступным сообществам — с другой;
3) резкое усиление репрессивного давления на этнорегиональные, в первую очередь северокавказские элитные кланы, включая тотальную зачистку в Дагестане;
4) расширение точечных репрессий против представителей правоохранительных органов, являющихся частями репрессивной машины, включая Следственный комитет, прокуратуру и периферию ФСБ.
Принятие решений о репрессиях
Механизмы принятия решений в любом авторитарном режиме крайне непрозрачны2. По поводу того, кем и как принимаются решения о репрессиях, есть две полярные точки зрения. Согласно одной, силовики вышли из-под контроля, используя репрессии в своих интересах, и В. Путина часто ставят в известность о задержаниях крупных фигурантов постфактум3. Согласно другой, которая выглядит более реалистичной, все происходит в соответствии с неким стратегическим планом Кремля.
Таблица 2
РЕПРЕССИИ В ОТНОШЕНИИ ВЕРХУШКИ РЕГИОНАЛЬНОЙ ЭЛИТЫ
Число задержанных высших представителей рег. полит. элиты*
Число задержанных руководителей фед. правоохранительных структур и контрольно-надзорных ведомств в регионе
Число замен глав регионов
2012 0
2013 4
2014 10
2015 21 7+1
2016 19 4
2017 15 11
2018 21 (+4 вице-мэра Сочи) 18 19
*Учитывались главы регионов, их замы, мэры региональных центров. Источник: подсчеты автора.
1) сохранение самих репрессий на довыборном уровне, а в ряде случаев и их усиление после некоторого затишья (непосредственно перед президентскими выборами) с особенно большим числом прецедентных случаев в начале 2019 г.1;
1 Продолжалось раскручивание старых больших дел (дело Ми-хальченко — ФТС/ФСО-строителей; дело Минкульта; ФСИНа, Ростехнадзора; дело «Суммы»/Магомедовых; дело московско-
го СКР; РОСНАНО, Спецстроя), запускались новые (по Дагестану, Росалкогольрегулированию/И. Чуяну; Росимуществу/Е. Паткиной; «Воентелекому»/МО; ЦСКА). В начале 2019 г. к ним добавилось дело Арашуковых/«Межрегионгаза»/КЧР.
2 См., напр.: Treisman D, ed. The New Autocracy. Information, Politics, and Policy in Putin's Russia, 2018. URL: https://www.brookings.edu/book/ the-new-autocracy/
3 См., напр.: Т. Становая. Политическая дивергенция. Почему опоры путинского режима стали бороться друг с другом. м. 14.05.2019, URL: https://carnegie.ru/commentary/79112
Представляется, что любые серьезные публичные действия в отношении высокопоставленных фигурантов невозможны без предварительной отмашки президента. Другое дело, что инициатива может исходить сверху или снизу, а позиция в отношении того или иного репрессируемого может быть активной, когда отдается прямой приказ, а может быть пассивной, когда В. Путин соглашается с позицией силовиков, если усматривает в ней политическую целесообразность. При этом надо полагать, что предложение со стороны последних существенно шире, чем то, что в результате реализуется. Репрессии, включая инициированные снизу, в том числе и в результате бизнес-конфликтов, политические, поскольку на выходе решение об их применении или неприменении в отношении конкретных лиц является политически мотивированным, и адресаты — не отдельные персоны, но значительные элитные и — по разным основаниям — социальные группы.
Логика в отношении конкретных репрессируемых зависит от персоны (был бы человек, а статья найдется) и расследуемого дела. Вот как выглядят основные механизмы возникновения и развития репрессий на федеральном уровне.
Эхо раскручиваемых старых дел (Олимпиада, Спецстрой, «Восточный», Михальченко — Муров — Бельянинов, дело Захарченко и др.). Часто работает схема: президент «топает ногой» (Олимпстрой, «Восточный» и др.) и начинается серия расследований. Все крупные строительные проекты последних лет сначала осуществляются в авральном порядке, а после проведения мероприятия, будь то саммит АТЭС во Владивостоке в 2012 г., Олимпиада в Сочи в 2014 г., ЧМ-2018 по футболу или строительство космодрома «Восточный», заканчиваются уголовными делами.
Резкая смена руководства корпорации, причем как предстоящая, подготавливаемая репрессиями, так и уже состоявшаяся, когда новая команда зачищает старую. Примерами могут служить ФСО, ФТС, внутренние войска или Ростехнадзор. Сюда же относятся и регионы, которые Кремль считает территориальными подразделениями большой государственной корпорации.
Жесткая модель перераспределения собственности/контролируемых потоков внутри корпорации/элитной группы или между ними. В последнем случае репрессии могут приобретать вид межведомственных разборок: ГУЭ-БиПК МВД, ФТС, СУ СКР по Москве.
Показательные наказания тех, кого Кремль считает «нарушителями конвенции», будь то политики, выигравшие у кандидата власти, как, например, ярославский мэр Е. Урлашов (арестован в 2013 г. менее чем через год после избрания, а в 2016-м приговорен к 12,5 года лишения свободы)1, посмевшие помочь оппозиционному кандидату, как бывший губернатор, полпред и федеральный министр В. Ишаев, арестованный в 2019 г., или бизнесмены, заработавшие состояния в России и самочинно решающие жить за границей (М. Абызов, 2019 г.).
Особое место занимают репрессии в отношении руководителей федеральных структур в регионах — контрольно-надзорных и правоохранительных. Здесь можно говорить и о региональном измерении федеральных конфликтов, когда происходит жесткая смена руководства корпорации, и о конфликтах собственно региональных, как в Дагестане и других северокавказских республиках, когда жесткой атаке на региональную элиту предшествуют чистки в прикрывающей ее от федералов полиции.
Если уголовные дела против действующих руководителей МВД регионов и их задержания начались в 2014 г. (кстати, с Сахалина, где годом позже задержали уже губернатора), то сейчас трудно найти ведомство, избежавшее таких коллизий. Пожалуй, это лишь ФСБ — самая экстерриториальная структура, и прокуратура и суды — там начальники уходят, как и раньше, по-тихому. Для Следственного комитета и Рос-гвардии почином стал 2018 г., как, впрочем, и для прокуратуры.
Из федералов в регионах в одном только 2018 г. под раздачу попали три начальника управления МЧС, три начальника управлений Ростехнадзора, два главы ФНС, один начальник СКР, один бывший глава МВД и два зама, один начальник управления Росгвардии и один замначальника, один начальник УФССП, один начальник и один замначальника СЭБ УФСБ.
Конечно, далеко не всегда речь идет о политических репрессиях per se, налицо и банальная коррупция «не по чину» и пр., политическими их делает механизм отбора жертв.
1 В свое время, еще до раскручивания нынешней спирали репрессий, главной «расстрельной» позицией в политической элите был мэр. М. Тульский в материале «В период оттепели Медведева репрессированы 50 оппозиционных мэров», 02.11.2011 (URL: http://www.echo. msk.ru/blog/tulsky/826429-echo/) приводит данные, согласно которым общее число мэров, репрессированных в оттепель Медведева (2008— 2011 гг.) за то, что они посмели победить официальных кандидатов «Единой России», превышает 50, причем из тех, кто избрался мэром против воли ЕР, посажено и отстранено 90%, а из тех, кто по воле ЕР, только 10%.
Единство времени и места
При анализе репрессий важным измерением, наряду с корпоративным и статусным, является пространственно-временное.
Репрессии против региональных политических элит сконцентрированы в 14 регионах. Это прежде всего Дагестан, где они идут давно, начиная с ареста всесильного мэра Махачкалы Саида Амирова в 2013 г., но характер тотальных чистки приняли с начала 2018 г. В 2018-м же процесс чистки региональной элиты перекинулся на соседнюю Карачаево-Черкесию. Это Коми, где после ряда задержаний мэров в 2015 г. впервые было арестовано практически все руководство республики, включая главу В. Гайзе-ра, а затем и бывшего главу Ю. Спиридонова по обвинению в создании организованного преступного сообщества, но аресты, уже по третьему кругу, продолжаются и по сей день. Это Сахалин, где в марте 2015 г. произошел первый публичный арест действующего губернатора Александра Хорошавина, а потом и ряда ключевых руководителей из его команды. Это Приморский край, где аресты вице-губернаторов и мэра Владивостока стали нормой. Это Краснодарский край, где в 2015-м прошел ряд арестов вице-губернаторов в преддверии смены главы, а в 2018-м зачистили всю верхушку Сочи. Это Крым, где с 2014-го заменили практически всех глав крупных муниципалитетов, а с 2017-го начались посадки вице-премьеров, отвечающих за ФЦП. Это Ивановская область, где с 2014-го сменилось уже два губернатора (один из них, Павел Коньков, в мае 2019 г. был задержан), и каждый год, кроме 2018-го, задерживают пару вице-губернаторов.
Вот подробный список регионов — объектов наиболее серьезных репрессий против региональных элит (выделены регионы, где власть проиграла губернаторские выборы в сентябре 2018 г.).
2015—2018: Дагестан, Коми, Удмуртия (2017: глава+1), КЧР (2018 — 3), Хакасия (3: 2014, 2015, 2016), Крым (2017, 2018); Алтайский (2016, 2018, 2015 — мэр), Краснодарский (2015 — 3, 2017 — 1, 2018 — Сочи — 4), Приморский (2016 — 2, 2017 — 2, 2017 — мэр), Хабаровский (2015, 2016) края; Ивановская (2015, 2016 — 2, 2017 — 2, 2016 — мэр), Владимирская (2017, 2018), Кемеровская (2016 — 2) области; Сахалин (2015: губ.+3, 2 министра в 2017-м).
2018: Дагестан, КЧР (замглавы правительства, глава администрации, министры финансов и труда), Коми (подчиненные арестованных ранее руководителей), Крым (ряд мэров и
руководителей правительства, включая вице-премьера), Чувашия (вице-премьер и министр экономики), Алтайский край (управделами губернатора и правительства), Брянская (вице-губернатор), Курганская (два вице-губернатора), Магаданская (зампред правительства), Новгородская (вице-губернатор), Нижегородская (мэр), Оренбургская (мэр, министр) области.
2017: главы: Марий Эл и Удмуртии (+1); вице: Калмыкия, Удмуртия, Краснодарский, Приморский (2) края, Владимирская, Ивановская (2), Курская, Мурманская области; мэр: Чебоксары.
2016: глава Кировской области, вице: Коми, Тува, Хакасия, Алтайский, Приморский (2), Хабаровский края, Владимирская, Ивановская
(2), Кемеровская (2), Самарская области, Петербург; мэры: Иваново, Владивосток, Горно-Алтайск, Тамбов.
2015: Сахалин (губ. + 3) и Коми. Дагестан, Хакасия. Челябинская область, Краснодарский
(3), Хабаровский края, Ивановская, Тюменская, Ярославская области. Мэры: Алтайский край, Коми.
Следует ожидать, что в ближайшие пару лет масштабы репрессий в регионах будут возрастать, хотя бы в силу радикального обновления губернаторского корпуса за счет глав-варягов и неизбежных при этом острых конфликтов между старыми и новыми командами.
Из региональных фокусов потрясений среди федералов можно отметить Дагестан с тотальной и многослойной зачисткой региональной элиты, Башкирию со сменой главы и последующими чистками, Москву с разборками в рамках ведомственных конфликтов, Курганскую, Самарскую области.
Почему можно говорить о спирали репрессий?
При том что последние четыре года число подпадающих под маховик репрессий представителей элит, федеральных и региональных, будто бы постоянно, для репрессий характерны расширение, углубление, ужесточение. Спираль репрессий против элит стала активно раскручиваться с 2012 г. (табл. 1) на фоне опасений «цветных» революций и раскола элит, подготовки к жесткой конфронтации с Западом. Это спираль, одновременно расходящаяся в смысле расширения охвата и углубляющаяся в смысле повышения ранга подпадающих под репрессии. Вехи-прецеденты: Сердюков и Реймер (2012), ГУЭБиПК и начальник регионального МВД (2014), гу-
бернаторы и ОПГ в составе всего руководства региона (2015), федеральный министр (2017), тотальная зачистка регэлиты (Дагестан, 2018), сенатор в СФ (2019).
Наряду с ужесточением наказаний происходят сдвиги в их восприятии. Так, если в 2015 г., когда арестовали В. Гайзера, «Общая газета» писала про возможный срок в пять месяцев1, то в 2018 г., когда начался процесс, первый, пошедший на сделку, был осужден на 6 лет, а Гайзеру обвинение требует наказания вплоть до пожизненного. Если когда-то слова В. Путина о «двушечке» для Pussy Riot вызвали гневную реакцию, то сегодня и 20 лет никого не удивляют.
Если несколько лет назад многие приговоры оказывались условными, а в случае реальных речь шла о «двушечках», то в середине 2017 г. офицеры ГУЭБиПК во главе с Д. Су-гробовым получили от 17 до 22 лет (ВС впоследствии приговоры пересмотрел, скостив вдвое), а 8 лет (А. Улюкаев в 2017-м, Н. Белых в 2018-м) стали едва ли не нижней планкой. Так, в 2018 г. Михаил Максименко, экс-начальник Главного управления межведомственного взаимодействия и собственной безопасности СКР, был приговорен к 13 годам колонии строгого режима и штрафу в 165 млн рублей; экс-губернатор Сахалинской области Александр Хорошавин — к 13 годам колонии строгого режима и штрафу в 500 млн рублей; бывший вице-губернатор Владимирской области Дмитрий Хвостов — к 11 годам; бывший руководитель администрации главы Хакасии Владимир Бызов — к 9 годам.
Если в 2018 г. очередной вехой в раскручивающейся спирали репрессий против элиты стала тотальная зачистка в Дагестане, в ходе которой десятки человек, включая высшее руководство республики за небольшими исключениями, мэров городов и глав муниципалитетов, руководителей многих федеральных структур в регионе, были арестованы, а сотни привлечены к ответственности, то в 2019 г. на эту роль претендует дело Арашуковых. Его кульминацией стал арест 30 января прямо во время заседания Совета Федерации сенатора Р. Арашукова. Это произошло при участии главы СКР А. Бастрыкина и генпрокурора Ю. Чайки. Обвинение, предъявленное 32-летнему сенатору от Карачаево-Черкесии, включало два заказных убийства в 2010 г. Одновременно в Санкт-Петербурге по обвинению в хищении свыше 30 млрд рублей был задержан глава кла-
1 URL: https://og.ru/politics/2015/09/22/kto-zakryl-gayzera
на, «газовый король Северного Кавказа» Рауль Арашуков, советник главы «Газпром Межре-гионгаза», и ряд других. В ходе операции, проходившей в 11 городах с участием свыше 200 оперативников ФСБ и СКР, были задержаны еще несколько высокопоставленных менеджеров «Межрегионгаза». Арашуковы — один из наиболее влиятельных кланов в масштабах всего Северного Кавказа, практически контролирующий КЧР. Нельзя сказать, что произошедшее стало неожиданностью, поскольку в 2018 г. уже прошли аресты среди высшего руководства КЧР, которую называют следующим после Дагестана кандидатом на роль региона с «внешним управлением», и в «Межрегионга-зе», в связи с дагестанским делом. Тем не менее прецедентов ареста под камеры действующего сенатора еще не было. Дело Арашуковых имеет большие перспективы для дальнейшего расширения как в сторону Карачаево-Черкесии, где уже отставлены руководители СКР и прочат отставку главе республики, так и в сторону Центра, причем не только «Межрегионгаза», но и всего «большого Газпрома»2, а также СКР и его главы А. Бастрыкина. Вопрос в том, где по ходу дела будут обрублены связи между региональным «крестным отцом» и высшими федеральными чиновниками.
Спираль, с одной стороны, расширяется, а с другой — сжимается вокруг высшей элиты: репрессии все чаще затрагивают тех, кто считался «неприкасаемыми», «своих». Выплыть удалось единицам: сначала снятому с поста министру обороны А. Сердюкову (2012), потом главе Таможенной службы А. Бельянинову (2016), впрочем, неизвестно, на каких условиях. И тот, и другой получили теплые места, не сопоставимые, правда, с первоначальными. Стоит вспомнить и казус с замминистра финансов С. Сторчаком, отсидевшим год (в 2007— 2008 гг.) и вернувшегося благодаря активному заступничеству А. Кудрина на свой пост, где он пребывает и поныне. В большинстве случаев спасение с потерей власти и богатства, но с сохранением свободы, возможно лишь в начале действий репрессивной машины до задержания, что является еще одним доводом в пользу того, что решения принимаются на самом высоком уровне.
2 За несколько недель, последовавших после ареста Арашуковых, «Газпром» пережил «кадровую революцию» — наиболее радикальную за последние 20 лет смену высшего руководства. Компанию покинули три из пяти зампредов правления и семь из 15 членов правления, включая К. Селезнева, главу «Газпром Межрегионгаза», близкого к Алексею Миллеру.
Функционал
Обычно в репрессиях видят кнут, который активнее используется при нехватке пряников. Причем этому кнуту часто приписывают либо самостийное применение силовиками в корпоративных интересах, либо использование приватизированного силового ресурса в узкогрупповых интересах. Но логика развертывания репрессий не просто экономическая (рост конкуренции за сокращающийся пирог), но полит-экономическая и чисто политическая.
Политическая потребность в репрессиях появилась в 2012 г., когда Кремль испугался перспективы предательства части элит, возможность — после 2014-го, когда с переходом режима на новую, вождистскую, легитимность элиты стали гораздо более зависимы от лидера. Логика репрессий в силовом блоке своя: это отделение бизнес-элит от силовых, лишение последних бизнес-ресурса (как политического перед переходом к тандему1). Функции репрессий: устрашение с целью обеспечения полной лояльности элит и предотвращения раскола в них; поддержание на относительно приемлемом для системы уровне управленческой дисциплины и эффективности; радикальное обновление руководства корпораций (чистка штабов), обеспечивающее как централизацию в форме декорпоративизации, так и запуск лифтов вертикальной мобильности; перераспределение активов от уходящих элит к приходящим; обеспечение своеобразной конкуренции в закрытой системе с целью обеспечения некоторой управленческой эффективности.
Старение элит поставило в полный рост проблему сохранения в системе влияния и активов, де-факто приватизированных главами крупных корпораций, десятилетиями сидящих на своих постах, будь то, например, ФТС, ФСО или РЖД. Репрессии в отношении людей в руководстве этих корпораций выступают как механизм более мягкого (когда из спокойно уходящих в «добровольную» отставку вытряхивают значительную часть нажитых капиталов) или жесткого (с посадками и изъятиями капиталов) раскулачивания. Где-то, как в ФТС, скандальному уходу главы предшествовали уголовные дела против статус-
1 Напомним, что в мае 2008 г. были произведены радикальные перестановки в руководстве силового и правоохранительного блоков, в результате которых силовики, обладавшие политическим весом и амбициями, такие, как глава ФСБ Н. Патрушев, глава ФСКН В. Черкесов, отчасти министр юстиции В. Устинов, оказались лишены силового ресурса, а им на смену пришли силовики-технократы, не имевшие и так и не нарастившие политический ресурс. Тогда же «серый кардинал», помощник президента В. Иванов, наоборот, получил силовой ресурс (ФСКН), но лишился ресурса политического.
ных подчиненных, где-то, как в ФСО, наоборот, уход главы развязал руки репрессивным органам.
Не менее важно для системы и предотвращать появление сильных и самодостаточных, потенциально самостоятельных игроков. Чтобы не допустить этого, в последние годы проводится отделение бизнес-ресурса от силового и политического с разрушением складывавшихся годами связок (многочисленные дела контракторов Минобороны, дело Михальченко-2016, дело «Суммы»-2018).
Заметим, что репрессии в неправовом государстве — это главный механизм реализации системы квазисдержек и противовесов2. При этом срабатывает эффект масштабного переноса, и введенные в норму репрессии неизбежно начинают использоваться на всех уровнях не только в интересах системы, но и для решения различных задач в корпоративных и даже частных интересах.
В зависимости от функционала репрессии могут быть спорадическими, профилактическими и полного профиля. Последние, как, например, дело ГУЭБиПК или Михальчен-ко — ФТС — ФСО, имеют общенациональный масштаб и идут годами, в них вовлечены сотни следователей и оперативников, а результатом является перераспределение полномочий и контролируемых ресурсов между большими корпорациями. Судя по всему, таким же крупномасштабным будет дело Арашуковых — «Газпрома» — СКР.
Репрессии: штучные, групповые, сетевые
Одним из признаков того, что мы имеем дело именно с целенаправленными репрессиями, является не случайный штучный, а групповой или даже сетевой их характер, когда в соответствии с неким сценарием при участии многих десятков исполнителей из ФСБ и СКР, часто во многих городах одновременно, развертывается большое дело.
Объектом репрессий становится уже не отдельный человек, а целая патрональная сеть. И коль скоро репрессиям подвергаются руководители, им в вину часто ставится создание организованных преступных сообществ (ОПС), федеральных и региональных, от Сугробова/ ГУЭБиПК МВД (2014) и Гайзера/Коми (2015)
2 По В. Суркову, западная «система сдержек и противовесов — динамическое равновесие низости, баланс жадности, гармония плутовства», а у нас «самые брутальные конструкции его силового каркаса идут прямо по фасаду, не прикрытые какими-либо архитектурными излишествами» (Сурков В. Долгое государство Путина. О том, что здесь вообще происходит // «Независимая газета». 2019. 11 фев. С. 5).
до Р. Арашукова (2019) и М. Абызова (2019). Обвинение в создании ОПС повышает планку возможного приговора практически до предельного, 25-летнего, срока. Заметим, что в настоящее время Думой рассматривается президентский законопроект об ужесточении наказаний создателям ОПС.
Начиная с 2012 г. из силовых и околосиловых и правоохранительных органов под ударом оказались МО, ФСИН, МВД, ФТС, ФСО, СКР. До сих пор ни на федеральном, ни на высшем региональном уровнях публично под ударом не оказывались представители ФСБ, прокуратуры и судов — реальных звеньев репрессивной машины.
Не случайно применительно к масштабным делам по МВД или Республике Коми не указана дата завершения, хотя основные фигуранты уже получили приговоры или вот-вот их получат. Дело в том, что задержания и процессы над фигурантами второго-третьего круга продолжаются, давая власти в целом или действующим от ее имени ФСБ и СКР рычаги прямого давления и контроля над многими корпорациями, руководство которых должно постоянно чувствовать подвешенный над головой меч.
Объекты
Что ни месяц, мы узнаем о новом задержанном — губернаторе, министре, бизнесмене, генерале. И, поскольку официально выдвигаемые обвинения сильно расходятся с реальными причинами задержания, а иногда и со здравым смыслом, возникает множество версий, объясняющих случившееся, указывающих на заказчиков, и т.д. Представляется, что сама суть политических репрессий часто противоречит адресному подходу к выбору жертв. Репрессии — во многом случайная стрельба, когда жертвой становится тот, кто менее защищен и находится ближе всех к точке попадания снаряда, а не обязательно тот, в кого целились.
Кто подпадает под репрессии? Наиболее заметны четыре группы риска: не до конца лояльные или не во всем согласные с «линией партии» представители власти, проявляющие самостоятельность (это прежде всего бывший хабаровский губернатор В. Ишаев, мэр Ярославля Е. Урлашов и другие мэры, победившие кандидата от власти); «безопасники», мешающие контролю за той или иной корпорацией, структурой со стороны ФСБ (не случайно наезд на губернатора А. Хорошавина в 2015 г. предварял арест главы регионального УВД В. Белоцер-ковского в 2014-м, причем тогда и обвинение звучало, как «организация незаконной слежки
за сотрудниками СКР и ФСБ»), это проявилось и в связи с делом СКР, где с самого начала одной из главных мишеней стал М. Максименко, руководитель Главного управления собственной безопасности СКР (арестован в 2016 г., осужден в 2018-м по обвинению в получении взятки к 13 годам колонии строгого режима и штрафу в размере 165 млн рублей, вину не признал); хозяйственники, занимающие хлебные места: бывший руководитель ФГУП «РСУ МВД России» А. Смык (задержан в декабре 2018-го за злоупотребление полномочиями), замкоманду-ющего ВВ В. Варчук (арестован в марте 2017-го за получение взятки в особо крупном размере, приговорен в июле 2018-го к шести годам колонии строгого режима), замглавы ФСИН О. Коршунов (арестован в сентябре 2017-го за взятки), замминистра культуры Г. Пирумов (арестован в 2016-м, в 2017-м получивший срок полтора года и выпущенный в зале суда, а в 2018-м снова задержанный, уже по другому делу), руководители ФТС, Спецстроя и пр.; устраняемые конкуренты и непонятливые или несговорчивые обладатели привлекательных позиций (губернатор Сахалина А. Хорошавин, руководитель ФСО на Кавказе Г. Лопырёв (задержан в ноябре 2016-го, приговорен в ноябре 2017-го по обвинению в получении взяток к 10 годам колонии и штрафу 150 млн рублей, в июне 2018-го решением суда конфисковано имущество генерала и его родственников на 200 млн рублей), замминистра энергетики В. Кравченко (задержан в январе 2019-го и отпущен под подписку о невыезде), В. Ишутин — несостоявшийся глава Российского экологического оператора).
Риски многократно возрастают при жесткой смене главы корпорации, будь то ФСО (2016), Росгвардия (2016), МЧС (2018), которая обычно предваряется и сопровождается репрессиями. Формирование нового правительство в 2018 г. послужило дополнительным катализатором чисток на уровне федеральных агентств: Ростехнадзора, Росимущества, Росалкогольре-гулирования со сменой руководства.
В случае репрессий мы имеем не просто наказания наиболее провинившихся, а сигнал определенной группе элиты, т.е. это механизм коммуникации и обеспечения лояльности в авторитарной системе. Кто может послать такой сигнал? Государство — Кремль или какая-то его башня, а также тот, кто смог приватизировать силовой ресурс. Репрессируемый в этой ситуации не человек, а функция — носитель информации и расходный материал. Свежий пример — борьба за позицию главы публично-пра-
вовой компании «Российский экологический оператор», по ходу которой бизнес-партнера кандидата, поддерживаемого вице-премьером А. Гордеевым, арестовали, а кандидат покинул Россию; другого успешного кандидата лоббировал работающий в «мусорном бизнесе» И. Чайка, сын генпрокурора1. При том что репрессируемые имеют Ф.И.О., адресат репрессий — не персона, а определенная группа элиты.
Если адресатами репрессий являются не конкретные персоны, а слои и группы, то как происходит персональный отбор жертв? Самый простой вариант, когда за персоной уже есть какие-то грешки, на которые до поры закрывают глаза. Но в неономенклатурной системе (ННС) можно наказать практически каждого, кто является частью системы и пользуется ее благами. Вне ННС те, кто получает бюджетные деньги, подпадают под жесткий контроль и всегда могут быть наказаны за нарушения при расходовании выделенных средств. Это демонстрирует, например, дело К. Серебренникова, задержанного в августе 2017 г. по делу о хищениях в «Седьмой студии»2.
С региональными элитами проще, материалы на них собираются ФСБ в постоянном режиме. С федеральными сложнее — проверка, оперативная разработка, взять чиновника среднего звена с какими-то прегрешениями, попугать сроком и предложить сделку со следствием в обмен на показания на вышестоящих начальников и т.д.3 Особенно часто по этой модели осуществляются репрессии в силовых и полусиловых структурах: ФТС, СКР, МВД. В случае региональных элит соответствующие технологии были отработаны на мэрах, репрессии против которых, начиная с середины нулевых, носили систематический характер, а массово стали возможны с окончательным введением системы горизонтальной ротации федералов в регионе с середины 2010-х годов.
1 См.: Отходная спецоперация. В назначение руководства «Российского экологического оператора» вмешались силовики // «Коммерсантъ». 2019. 13 фев. URL: https://www.kommersant.ru/doc/3882121
2 Процесс по делу «Седьмой студии» начался в октябре 2018 г. и на момент подготовки статьи 1 марта 2019 г. не был завершен.
3 Вот что, например, заявил на суде В. Бызов, глава администрации и правая рука руководителя Хакасии, в недавнем прошлом замначальника регионального УФСБ, задержанный в декабре 2016 г., а в феврале
2018-го осужденный за взятку на девять лет: «Со мной неоднократно беседовал заместитель начальника ФСБ, полковник Шавронский, который предлагал мне оклеветать главу Хакасии Зимина, а 17 февраля предъявил ежедневник, сказал: "Вот здесь указаны фамилии. Ты получишь 20 лет. С учетом твоего здоровья на свободу ты не выйдешь. Торгуйся", — сказали мне». URL: http://abakan.bezformata.com/listnews/ bizov-mne-predlagali-dat/57406874/, дата обращения 01.03.2019.
Репрессивная машина
Одним из главных результатов репрессий является мощная репрессивная машина, включающая сотни и тысячи оперативников и следователей из ФСБ, СКР, МВД — по две-три сотни на каждое крупное дело. На самом деле в работу машины вовлечены многие тысячи, речь же здесь только о головке, а не о тех, кто выполняет более технические функции. Их, эту головку, трудно назвать опричниной, это опричнина по функциям, но не по постоянному статусу, своего рода «вахтовая опричнина», которую Кремль постоянно перетасовывает и время от времени меняет. Впрочем, и в отсутствие стабильности и постоянных бенефициаров в репрессивной системе репрессии задают соответствующую корпоративную мораль повсеместно, а не только среди тех, кто непосредственно в них вовлечен.
Важную роль в работе репрессивной машины играет судебная система, деградация которой в результате репрессий не позволяет рассчитывать на радикальное улучшение ситуации даже при полном прекращении самих репрессий. Кстати, не случайно именно судейские являются чемпионами-долгожителями. Так В. Лебедев возглавляет Верховный суд России с 1989 г., а председатель Мосгорсуда О. Егорова, близкая в свое время к всесильному мэру Москвы Ю. Лужкову, находится на посту с 2000 г.
Ключевую роль в осуществлении репрессий играет ФСБ, часто в подспорье с СКР или со Следственным комитетом МВД, прокуратура и суды — важную, но служебную. Заметим, что все эти ведомства не попали и в первую волну чисток руководства силового блока в 2016 г. ФСБ в лице центральных или региональных структур выступает в роли застрельщика, СКР и прокуратура — реализаторы. ФСБ и особенно персоны, непосредственно осуществляющие руководство репрессиями, обычно остаются за кадром. Лишь потом, часто после их перемещения или отставки, мы узнаем какие-то детали, вроде пресловутого «сечинского спецназа» — 6-й службе УСБ ФСБ во главе с генералом О. Феоктистовым, а затем его преемником И. Ткачевым, стоявшим за всеми резонансными делами последних лет4... Не стоит, однако, демонизировать конкретных персонажей, они
4 О. Феоктистов, вышедший из тени на свет в связи с делом Улюкае-ва, был отправлен в отставку, а И. Ткачев, который, по его собственным словам, «работал по всем губернаторам, по всем главам, по всем краям», возглавляет в настоящее время управление «К» Службы экономической безопасности ФСБ.
лишь винтики, пусть и важные, большой репрессивной машины.
Суды в подавляющем большинстве случаев соглашаются с позицией гособвинения. Репрессивная машина практически всегда работает с жесткой механической предопределенностью, без сбоев. Уж если процесс запущен, то результативность гарантирована, вопрос лишь в жесткости наказания1. Единственная возможность результативного вмешательства — в самом начале, скажем, между задержанием оперативниками и решением суда о заключении под стражу. Впрочем, если жертва не самоценна, а лишь способ подобраться к более важной фигуре, возможны варианты.
Как управляется и насколько вообще управляем процесс? В каждом конкретном случае можно найти конфликтующих представителей элиты и т.д. Это было, есть и будет. Это как «деревья и лес» с искушением определить того, кто сделал политический заказ на конкретного репрессируемого, найти ситуативно-рациональное объяснение происходящему. Другое дело, что отмашку на использование карательной дубины — своего рода лицензию на репрессии — можно получить только с самого верха. Компромат на представителей элиты собирается следственными структурами и подается наверх. Там сходятся, и запросы конкурирующих элит поверяются соображениями политической целесообразности...
Предыдущими репрессиями создана ситуация, когда предложений со стороны, например бизнеса и силовиков, много. Нужно, однако, чтобы это предложение встретило политический спрос, и тогда репрессии реализуется. Так, за бизнес-конфликтом с менеджерами инвест-фонда Baring Vostok стоит не столько использование силового ресурса для решения бизнес-спора, сколько спрос со стороны политической власти на демонстрацию американцам, что если они могут прессовать российский бизнес, превращая его представителей в разменную монету в политических играх, то и Россия может им ответить тем же, и что обращаясь в случае бизнес-конфликта в международные суды, делу не поможешь.
Показательным примером общей картины репрессий и того, как их механика выглядит изнутри, могут служить чистки курганских силовиков в 2015—2017 гг. В Курганской области кроме Игоря Решетникова, возглавлявшего областное УМВД с 2011 по 2015 г., отправленного
1 Здесь уместно напомнить пресловутое путинское «Посадки где?», адресованное им силовикам в середине 2009 г.
в отставку и потом получившего срок три года условно, были арестованы два его зама — Андрей Алешкин и Максим Шевелев (начальник УЭБиПК по области), которые в итоге получили сроки в 10 и 9 лет лишения свободы. В 2016-м арестован и впоследствии осужден на три года глава УФНС Юрий Касьяненко. В 2017 г. на основании информации из ФСБ уволен начальник УФСИН Ильгиз Ильясов, заявивший в интервью: «Начальнику ФСБ надо уехать из Кургана, а начальнику СУ СК — получить генерала. Поэтому они "срубят палку" на еще одном руководителе по территориальному органу и получат свои награды». И. Решетников же, обвиняемый в злоупотреблении должностными полномочиями, в своем последнем слове на суде заявил, что разочаровался в государстве, и обвинил ФСБ в крышевании преступных группировок на территории Зауралья2. Что касается эпизодов обвинения, Игорь Решетников отметил, что если его действия являются преступными, то силовики обязаны организовать уголовное преследование большинства руководителей и региональных, и федеральных ведомств, а возможно, речь идет и о государственном уровне.
Репрессии или борьба с коррупцией?
Обвинение в коррупции — наиболее удобное, хотя и не единственное, обвинение, которое можно инкриминировать любому управленцу. Из других распространенных обвинений можно отметить создание организованных преступных сообществ с целью обогащения, нанесение ущерба государству путем незаконной передачи средств, собственности, участков и пр., превышение должностных полномочий. Генералам-силовикам часто инкриминируется также незаконное хранение боеприпасов, обнаруженных при обыске.
Говорить о контрэлитных репрессиях, лишь закамуфлированных под «борьбу с коррупцией», можно по ряду причин. Во-первых, в силу избирательности обвинений. Во-вторых, в силу их демонстративного и часто жестокого характера обращения с фигурантами. В-третьих, в силу особенностей самих су-
2 «Столкнувшись с таким отношением к себе со стороны псевдоборцов с коррупцией в лице прокурора (Алексея) Киселева, руководства прокуратуры области, следователя Кондратьева, его руководителя (Петра) Крупени, начальника ФСБ (Дмитрия) Сивака, я заявляю о глубочайшем разочаровании родным мне государством. О разочаровании применения этими лицами самой возможности использования закона в своих интересах», — подчеркнул Игорь Решетников. URL: https://ura. news/news/1052282454
дебных процессов, характеризующихся заранее заданным результатом, слабостью доказательной базы, произвольным толкованием законодательных норм и существом рассматриваемых обстоятельств. Наконец, обращает на себя внимание как давность инкриминируемого преступления, так и несоразмерность его статусу обвиняемых.
Напомним, что в действиях главы ГУЭ-БиПК генерала Д. Сугробова, приговоренного в апреле 2017 г. к 22 годам колонии1, следствие не нашло корыстных мотивов, в предъявленном ему обвинении значилось создание преступного сообщества исключительно с целью завышения статистических показателей раскрываемости преступлений коррупционной направленности, а также получения правительственных наград и благодарственных грамот2. Бывший заместитель министра, статс-секретарь МЧС генерал-полковник В. Артамонов и глава НИИ МЧС генерал-майор В. Акимов были осуждены в июне 2017 г. на три года условно за фиктивное трудоустройство супруги первого в НИИ с незаконным получением ею 1,3 млн рублей. Бывший командир спецгруппы «Вымпел» генерал-майор ФСБ В. Подольский и экс-полковник службы экономической безопасности ФСБ С. Горбунов получили в декабре 2017-го по четыре года колонии за фиктивное устройство их человека во ФГУП «Ведомственная охрана объектов промышленности Российской Федерации», благодаря чему им досталось 3,3 млн рублей. Замминистра энергетики В. Кравченко ушел в конце 2018-го в отставку и был обвинен в хищении 9 млн рублей путем фиктивного трудоустройства своей знакомой.
Заметим, что неономенклатурная система, с одной стороны, позволяет покупать лояльность элит, обеспечивая их благами по внутренним ценам, нормам и порядкам, расходящимся с внешними, в том числе и с нормами закона, а с другой — дает возможность в любой момент наказать любого представителя системы.
Работа с общественным мнением
Репрессии носят во многом демонстративный, показательный характер, поэтому большое значение имеют их освещение и восприятие общественным мнением.
Подача: осторожное подыгрывание антиэлитным настроениям и запросу на обновление, но не нагнетание; дистанцирование В. Путина; никаких пламенных борцов с коррупцией вроде
1 В декабре 2017 г. Верховный суд снизил ему наказание до 12 лет.
2 См.: https://www.gazeta.ru/social/2016/12/13/10424009.shtml
перестроечных Гдляна и Иванова. Одновременно власть выдавливает с политического поля неуправляемые антикоррупционные структуры вроде ФБК и Transparency International и раскручивает ГОНГО.
Опросы «Левада-Центра» показывают спокойное восприятие общественным мнением репрессий как против элиты, так и против ГО. Перечисляя главные события года, люди вспомнили: в 2012 г. — ноябрьскую отставку министра обороны А. Сердюкова и коррупционные скандалы в МО и Минсельхозе (23% + 18%), в 2013-м — расследование уголовных дел, касающихся Оборонсервиса и А. Сердюкова (25%), в 2016-м — ноябрьский же арест А. Улю-каева и поразившую воображение сумму, обнаруженную в связи с делом Д. Захарченко (18% + 13%), в 2018-м — массовые аресты коррумпированных чиновников и чистки в Дагестане (12%). Остальные события оказываются в пределах статистической погрешности; заметно, что контрэлитные репрессии привлекают большее внимание, чем репрессии против политической оппозиции и ГО. Можно говорить, что, с одной стороны, у людей притупилось восприятие репрессий, а с другой — репрессии не особенно присутствуют в официальном медийном пространстве.
2012 — 23% — отставка А. Сердюкова с поста министра обороны России, 18% — коррупционные скандалы вокруг Министерства обороны и Министерства сельского хозяйства.
2013 — 25% — расследование уголовных дел, касающихся Оборонсервиса/А.Сердюко-ва, 15% — принятие законов, запрещающих чиновникам иметь счета, собственность и иные ценности за рубежом, 5% — прокурорские проверки в некоммерческих организациях, 5% — суды по «Болотному делу».
2014 — 3% заметили репрессии против оппозиции (Навальный, Удальцов, НКО-иноагенты).
2015 — 5% — публикация расследования Фонда борьбы с коррупцией о связи семьи генерального прокурора России Ю. Чайки с организованной преступностью, 4% — освобождение по УДО Е. Васильевой, осужденной по делу «Оборонсервиса».
2016 — 18% — арест министра экономического развития А. Улюкаева по обвинению в получении взятки, 13% — арест заместителя начальника антикоррупционного комитета МВД Д. Захарченко / изъятие 9 млрд рублей, 3% — усиление давления власти на общественные и некоммерческие организации.
2017 — 1% — борьба с коррупцией / арест А. Улюкаева / смена руководителей регионов.
2018 — 12% — коррупционные скандалы в космической отрасли, аварии при запуске ракеты-носителя «Союз», 12% — массовые аресты коррумпированных чиновников и чистки в Дагестане, 2% — процесс над К. Серебренниковым.
И элиты, и общественное мнение оказались не готовы организованно противостоять репрессиям. Попытки были в начале развертывания репрессий, когда в 2014 г. группа генералов МВД подписала письмо в поддержку арестованных коллег из ГУЭБиПК (один из них в следующем году был арестован и осужден за финансовые нарушения при ремонте здания управления МВД), и в 2015-м, когда были общественные протесты по поводу ареста сахалинского губернатора А. Хорошавина. Больше публичных протестов, элитных или общественных, не было. Если, конечно, не считать выступления театральной и — шире — интеллектуальной элиты в защиту К. Серебренникова, находившегося под домашним арестом с августа 2017 г. по апрель 2019 г.1
Судебные дела как окно в систему
В закрытой политической системе, каковой во все большей степени является российская, инкриминирование тому или иному чиновнику как преступного деяния того, что в повседневной жизни совершает любой управленец, и вынесение на всеобщее рассмотрение обстоятельств дела позволяют лучше понять особенности внутреннего устройства системы и ее функционирования. Демонстративно наказывая не наиболее проштрафившихся, а наименее защищенных, система фактически занимается политическим эксгибиционизмом.
«Обычные» руководители госкомпаний и бюджетных учреждений, включая и силовиков, имеют свой собственный или дружественно-партнерский бизнес, в случае силовиков часто полукриминальный. Используя свой административный ресурс, они помогают ему как напрямую, выделяя на привилегированных условиях землю, здания и пр., обеспечивая контракты, квоты и госсубсидии и пр., так и оказывая давление на конкурентов.
«Честные» начальники устраивают своих близких родственников на фиктивную работу; то же практикуют любые руководители для получения наличных, используемых на доплаты подчиненным, оплату услуг и пр., без чего
1 Суд по делу «Седьмой студии» идет в настоящее время.
нормальная работа учреждений практически невозможна. Соответственно на этом можно поймать практически каждого управленца, а военных еще и на хранении патронов или не-задокументированного оружия.
Система сначала вынуждает нарушать закон для обеспечения нормальной хозяйственной деятельности, а потом он уже с легкостью нарушается, в том числе и для личного обогащения. Одновременно сотрудники правоохранительных и контрольных органов провоцируются на взимание мзды за укрывание этих нарушений. Все это дает возможность вполне законно наказывать практически любого чиновника. Они же по команде сверху обеспечивают силовое прикрытие «правильного» бизнеса и давление на «неправильный» и уже в своих интересах оповещают дружественный бизнес о предстоящих проверках и всячески прикрывают его.
В регионах де-факто восстановлена советская система двух основных вертикалей: административной и чекистской, причем последняя действует без какого бы то ни было контроля, не только общественного, но и «партийного», как в советское время. Руководство управлений ФСБ играют ключевую роль, собирая компромат на всех высокопоставленных федералов и регионалов, используя массовую прослушку, вербовку совершивших правонарушения сотрудников силовых и правоохранительных органов среднего звена, угрожая им жесткими наказаниями и предлагая сделки со следствием в случае дачи показаний на начальников. Делают они это в интересах системы, не забывая и о себе.
На Северном Кавказе, как это показали недавние скандальные дела в Дагестане и Карачаево-Черкесии, силовой и административный ресурсы и вовсе приватизированы крупными бизнес-кланами криминальной и полукриминальной природы.
Силовики часто разобщены между собой, обычно воспроизводится, тоже советского еще времени, конфликт между ФСБ (тогда КГБ) и МВД. Движущими мотивами в конфликтах, которые могут выливаться в низового уровня репрессии, является, с одной стороны, конкуренция за контроль над бизнесом, а с другой — соображения карьеры и желание заработать «палку». Кроме того, сами силовики тоже разные — условно «хозяйственники» и «строевики». Последние, часто не имея теневых доходов, идут на ухищрения и подтасовки, чтобы, скажем, на 10—20 тысяч рублей повысить свою
пенсию, как это, например, вскрылось в уже упоминавшейся Курганской области.
Губернаторы и их замы по внутренней политике собирают с бизнеса деньги на финансирование политических кампаний и разного рода партийные и прочие проекты власти, способствуют включению в разного рода государственные программы и кредитование со стороны госбанков близкого им бизнеса. Свою роль «смотрящих» от федерального центра они обычно совмещают с ролью «смотрящих» от крупных бизнес-групп и корпораций. С некоторых пор в большинстве региональных администраций введена еще и должность замглавы по взаимодействию с силовыми и правоохранительными структурами, которую, как правило, занимают авторитетные отставные силовики.
Эффект
Прямым результатом репрессий является запугивание элит, «натаскивание их на кровь», раскулачивание, чтобы было чем кормиться новым, выбраковка «не-борзых», как в свое время с прокурорами во времена «приведения регионального законодательства в соответствие федеральному», сбор и накопление компромата, чтобы обеспечить лояльность больших начальников, того же всесильного главы ФСО Е. Му-рова, в том числе и после ухода с постов.
Дозированные репрессии могут выполнять и функцию строгого ошейника, обеспечивающего текущий внешний контроль над какой-то корпорацией или патрональной сетью, когда стоит задача не радикально изменить ситуацию, а обеспечить над ней дистанционный контроль. Это видно в делах ГУЭБиПК/МВД, Рочдель-ской/СКР, Минкульта, РОСНАНО.
Системных бенефициаров репрессий среди элит нет, кроме, возможно, узкого круга приближенных к лидеру и молодых-голодных, которым репрессии расширяют пространство возможностей.
Результатами репрессий в отношении элиты являются подрыв доверия к ней как институту со стороны общества, падение социального капитала и рост разобщенности элит, исключающие не только возможность организованного сопротивления, но любую мобилизацию, в том числе для реализации задач, которые ставит власть. О том, что это реальный фактор политической трансформации, а не умозрительные соображения, говорят проигрыши кандидатов власти на региональных выборах сентября 2018 г. в тех регионах, где осуществлялись мас-
штабные контрэлитные репрессии: в Приморском и Хабаровском краях, в Хакасии, во Владимирской области.
Виды на будущее
Нарастание репрессивности в управлении — это, с одной стороны, естественный результат, а с другой — механизм перехода к более жесткому авторитарному режиму. Активно работающая репрессивная машина не только масштабна, но и работает на все увеличивающихся оборотах. Она не просто сама себя поддерживает и воспроизводит, но и привела к таким органическим изменениям правоохранительной системы, которые обусловливают большую инерционность и неснижение репрессивности в ближайшие годы. Вопрос только в том, насколько это может сочетаться с обеспечением в системе необходимого уровня управляемости.
Для понимания природы репрессий, механизма их развития и перспектив на будущее важно видеть их в более широком политическом контексте, понимать, что, как и в 1930— 1940-е гг., репрессии — не эксцесс, а ключевой элемент неономенклатурной системы. Не утомляя читателя ее подробным описанием1, замечу только, что именно установление режима репрессий можно считать завершением построения ННС, состоявшимся после 2014 г. ННС без репрессий, с «человеческим лицом» быть не может. После Крыма произошло окончательное превращение претендующей на некоторую самостоятельную политическую роль «элиты» в жестко управляемую «номенклатуру», причем «номенклатурные блага» стали тем крючком, который позволяет обеспечить полную персональную зависимость и безусловную лояльность, превращая систему в гигантскую организованную преступную группировку. А репрессии в этой номенклатурной системе призваны не только заместить публичную политическую конкуренцию, но и обеспечить необходимую прочность путем создания внутренних напряжений.
К сожалению, нет оснований полагать, что в скором будущем — до завершения текущего президентского срока в 2024 г. или ухода В. Путина с политической сцены — репрессии сойдут на нет. Во-первых, репрессии — это не девиации и не результат чьей-то злой воли, а системный механизм. Система на них подсела, и при
1 См.: Petrov N. Putin's neo-nomenklatura system and its evolution, in: Stubborn Structures: Study in Reconceptualizing Post-Communist Regimes. NY, Budapest: Central European University Press, 2018. Ch. 5. P. 179-215.
отсутствии улучшения социально-экономической ситуации репрессии не будут сокращаться. Маловероятно их ослабление и при улучшении ситуации, если только одновременно не будет происходить выход из конфронтации и улучшение отношений с Западом.
Репрессии — это политический институт, важный для поддержания режима ужесточающегося авторитаризма, и демонтировать его без создания других институтов и изменения характера режима невозможно. Последнее же — процесс и длительный, и сложный.
Во-вторых, репрессии обладают большой инерцией. И дело не только в том, что, даже если прекратить запуск новых репрессий, тех репрессий, что уже идут, хватит еще как минимум на пару лет. Дело в том, что репрессивная машина, с одной стороны, и репрессивная культура, с другой, — важные факторы сохранения репрессий. Репрессии — это власть, механизм ее осуществления, и те звенья системы, что ее приобрели, вряд ли с легкостью с ней расстанутся.
Наконец, уровень репрессий зависит и от легитимности. 2014 г., как мы уже писали, стал поворотным пунктом в силу новой путинской легитимности, сделавшей лидера менее зависимым от элиты. Сегодня эта легитимность вернулась к докрымскому уровню. Если ее удастся подлатать — уровень репрессий останется прежним, если нет — система будет их наращивать.
Отсюда на перспективу просматриваются два главных варианта. В качестве своего рода эволюционного пути при изменении конструкции режима можно видеть приостановление раскручивания спирали и начало ее движения в обратную сторону. Второй вариант — спираль, как в воронку, все больше и больше втягивает всю систему, ведя к ее деградации и в конечном счете кризису и ломке.
Список литературы
1. Алексашенко С., Баев П., Кынев А., Петров Н, Рогов К. (под ред. К. Рогова): крепость врастает в землю год после выборов: стратегии, вызовы, тренды // URL: http:// www.liberal.ru/upload/files/krepost.pdf
2. Бояркина А. Экс-начальник полиции Зауралья обвинил ФСБ в «крышевании» нелегального бизнеса. «Есть факты» // «Ura.ru». 23 марта 2017 г. URL: https://ura. news/news/1052282454
3. Ващенко В. «Создал преступную группу, чтобы повысить раскрываемость». // «Газетами». 13 декабря 2016 г. URL: https:// www.gazeta.ru/social/2016/12/13/10424009. shtml
4. Владимир Бызов: «Мне предлагали дать показания на главу Хакасии» // «Без формата». 17 мая 2017 г. URL: http://abakan. bezformata.com/listnews/bizov-mne-predlagali-dat/57406874/, дата обращения 01.03.2019.
5. Нелюбин С. Кто «закрыл» Гайзера? // «Общая газета». 22 сентября 2018 г. URL: https://og.ru/politics/2015/09/22/kto-zakryl-gayzera
6. Отходная спецоперация. В назначение руководства «Российского экологического оператора» вмешались силовики // «Коммерсантъ». 13 февраля 2019 г. URL: https://www.kommersant.ru/doc/3882121
7. Политическое развитие России. 2014— 2016: Институты и практики авторитарной консолидации / под ред. К. Рогова. М.: Фонд «Либеральная Миссия», 2016 г. 216 с. URL: http://www.liberal.ru/upload/ iiles/Prakticheskoe_razivitie_Rossii.pdf
8. Становая Т. Политическая дивергенция. Почему опоры путинского режима стали бороться друг с другом. 14 мая 2019 г. URL: https://carnegie.ru/commentary/79112
9. Сурков В. Долгое государство Путина. О том, что здесь вообще происходит // «Независимая газета». 11 февраля 2019 г.
10. Тульский М. В период оттепели Медведева репрессированы 50 оппозиционных мэров // «Эхо Москвы». 2 ноября 2011 г. URL: http://www.echo.msk.ru/blog/ tulsky/826429-echo/
11. Guriev S., Treisman D. How Modern Dictators Survive: An Informational Theory of the New Authoritarianism. URL: https://www.tse-fr.eu/sites/default/files/TSE/documents/ sem2016/development/guriev.pdf
12. Petrov N. Putin's neo-nomenklatura system and its evolution, in: Stubborn Structures: Study in Reconceptualizing Post-Communist Regimes. NY, Budapest: Central European University Press, 2018 г. Ch. 5. P. 179-215.
13. Russia 2025: Scenarios for the Future / Ed. by Maria Lipman, Nikolay Petrov. L.: Palgrave Macmillan, 2013.
14. Treisman D., ed. The New Autocracy. Information, Politics, and Policy in Putin's Russia, 2018. URL: https://www.brookings. edu/book/the-new-autocracy/
