Новый филологический вестник. 2020. №2(53). --
Г.А. Филатова (Москва)
СПЕЦИФИКА ВОССОЗДАНИЯ СУБЪЕКТНОЙ ПЕРСПЕКТИВЫ В ПЕРЕВОДЕ
(на материале романа Р. Желязны «Creatures of Light and Darkness»)
Аннотация. В статье представлены результаты сопоставительного исследования, посвященного организации субъектной перспективы в романе Р. Желязны и его русских переводах с точки зрения фактора адресата. В фокусе исследования - лингвистические средства, формирующие определенное соотношение субъектов диктума и модуса в романе. Особенности выражения позиций разных субъектов имеют большое значение, поскольку могут создать у читателя иллюзию диалога с нарратором и даже с персонажами. Для некоторых текстов характерно соблюдение такой иллюзии диалога с читателем-адресатом на протяжении всего произведения. Кроме того, в ряде случае позиции внетекстового и внутритекстового адресата смешиваются, вплоть до невозможности их различить. В статье определены основные различия между переводческими стратегиями и проанализированы фрагменты, представляющие сложности для перевода. В качестве иллюстративного материала выбран экспериментальный роман Р. Желязны «The Creatures of Light and Darkness» (1969) и три его перевода на русский язык. Сопоставительный семантико-синтаксический анализ переводов и сравнение их с английским оригиналом позволили установить основные принципы построения субъектной перспективы в романе, а также показали возможные различия в восприятии текстов читателем. Результаты исследования дают возможность, с одной стороны, выявить наиболее верный перевод по формальному критерию, а с другой стороны, продемонстрировать разницу между английским и русским языком при передаче структуры субъектной перспективы.
Ключевые слова: субъектная перспектива; субъектная зона; фактор адресата; сопоставительный анализ; перевод.
G.A. Filatova (Moscow)
Specificity of the Reconstruction of the Subject Perspective in Translating (a Case Study of R. Zelazny's Novel "Creatures of Light and Darkness")
Abstract. The article presents the results of a comparative research of the subject perspective organization in the novel by R. Zelazny and its Russian translations from the point of view of the recipient factor. The research focuses on linguistic means that form a certain relation of subjects of dictum and modus in the novel. The features of expressing the positions of different subjects are an important aspect because they can create the illusion of a dialogue between the reader and the narrator, and even the characters. In some texts this illusion of dialogue with the reader is observed throughout the
work. In addition, in some cases the positions of the out-of-text and in-text addressee are mixed, until it is impossible to distinguish them. In the article have been analyzed the main differences between translation strategies and fragments that present difficulties for translation. The experimental novel "The Creatures of Light and Darkness" (1969) and its three translations into Russian were chosen as illustrative material. Comparative semantic and syntactic analysis of translations and their comparison with the English original allowed to establish the basic principles of building a subjective perspective in the novel, and also showed possible differences in the reader's perception of texts. The results of the study make it possible, on the one hand, to identify the most correct translation by a formal criterion, and on the other hand, to demonstrate the difference between English and Russian when transmitting the structure of the subject perspective.
Key words: subjective perspective; subject area; recipient factor; comparative analysis; translation studies.
Довольно часто художественный текст стремится не просто передать читателю некоторую информацию, но и найти способ взаимодействовать с адресатом, вести с ним диалог (или создавать иллюзию такого взаимодействия). Иногда диалог становится многоуровневым - адресатом повествователя может быть и персонаж, и эксплицитный читатель, кроме того, повествователь может смешивать эти категории, скрывая истинного адресата своего сообщения.
Взаимодействие различных типов субъектов, включенных в высказывание, не только позволяет показать глубину и многогранность фикцио-нального мира, но и может быть использовано автором-повествователем для намеренного усложнения текста. Именно такова ситуация в романе Р. Желязны "Creatures of Light and Darkness" (1969), который является материалом данного исследования. Цель работы состоит в том, чтобы рассмотреть особенности использования и комбинирования субъектных зон на примере конкретного романа с учетом фактора адресата [Арутюнова 1981], а также проанализировать сложности, с которыми сталкиваются переводчики. Метод исследования - сопоставительный семантико-син-таксический анализ [Уржа 2016, 55], который позволяет продемонстрировать, какие средства используют переводчики для передачи соотношения субъектных зон и как может измениться интерпретация текста у читателя в зависимости от различных переводческих стратегий.
Роман, выбранный в качестве материала, является примером фантастического повествования, поэтому необходимо указать на существенные для нашего анализа особенности фантастики.
Своеобразие фантастической литературы отмечалось многими исследователями (Н.Д. Тамарченко, Ц. Тодоров, Е.Н. Ковтун, Т.А. Чернышева, Ю.В. Манн и др.), среди важных черт указывалось нарушение привычных свойств и пропорций, создание особой реальности, исчезновение границ между возможным и невозможным и т.д. [Тамарченко 2008, 277-278; Лав-линский, Павлов 2008, 278-281; также см. Козьмина 2017]. Ввиду определенной специфики романа также важен особый принцип построения
текста, связанный с типом главного героя: например, говоря об одном из центральных жанров фантастики - фэнтези, М.Ю. Сидорова отмечает, что «жанровый канон фэнтези больше, чем у других видов фантастической литературы, связан с фигурой неискушенного наблюдателя - профана, который, будучи новичком в фикциональном мире, исследует его и служит глазами читателя и автора или только читателя (если автор всеведущ). <...> Этот принцип построения текста с опорой на точку зрения новичка непосредственно связан с выбором языковых средств автором произведения и их интерпретацией внимательным читателем и исследователем» [Сидорова 2014, 11]. В произведении Желязны в роли «профана» выступают все герои по очереди и - сам читатель.
В романе часто возникает необходимость определить, кто воспринимает и интерпретирует события с определенной точки зрения [Успенский 1976]. В зависимости от сюжетной ситуации (а также от вмешательства переводчика) это может быть и один из персонажей, и адресат-читатель, и нарратор как «носитель функции повествования» [Шмид 2003, 65; также см. Тюпа 2002]. При этом любой носитель точки зрения может реализоваться в любой из субъектных сфер - воплощении в конкретном высказывании определенной субъектной зоны: субъекта-говорящего, субъекта-ав-торизатора, субъекта-адресата и т.д. [Золотова, Онипенко, Сидорова 2004, 231].
Таким образом, для демонстрации возможностей использования субъектной перспективы как «отражения системы точек зрения на художественную действительность в соотношении субъектных сфер диктума и модуса в произведении» [Уржа 2016, 13] роман Р. Желязны "Creatures of Light and Darkness" является достаточно репрезентативным материалом. Позиция, с которой оцениваются события, в романе часто предоставляется эксплицитному читателю: ему не дают на выбор несколько вариантов точек зрения, а предлагают сам «образуемый внешними и внутренними факторами узел условий, влияющих на восприятие и передачу событий» [Шмид 2003, 121] - позволяют самому сформировать точку зрения, которая будет определять читательское восприятие.
Нами было обнаружено 4 перевода романа на русский язык: анонимный перевод издательства «Топикал Тонар» «Создания света, создания тьмы.» (1992), перевод В. Лапицкого «Порождения света и тьмы» (1992), перевод М. Денисова и С. Барышевой «Создания света - создания тьмы» (1993) и перевод А. Ганько (псевдоним коллектива переводчиков издательства «Центрполиграф») «Создания Света, Создания Тьмы» (2003). Однако анонимный текст содержит значительное число ошибок, что не позволяет считать его адекватным переводом, поэтому он будет привлекаться только в некоторых случаях.
Текст имеет ярко выраженную коммуникативную направленность: в нем встречается значительное количество фрагментов, адресованных читателю. По специфике подобных апелляций можно понять, что повествователь регулярно приближает эксплицитного читателя к тексту, помещая
его в фикциональную реальность.
Уже самое начало романа задает сложную субъектную перспективу. Первое предложение говорит читателю о том, что это текст, представленный как третьеличное повествование без указания на личность повествователя (в качестве иллюстрации выбран перевод В. Лапицкого):
1. The man walks through his Thousandyear Eve in the House of the Dead.
В Канун своего Тысячелетия в Доме Мертвых проходит по нему человек.
Читатель ожидает, что повествователь не будет вмешиваться в ход сюжета, а если какие-то отступления и появятся, они будут принадлежать голосу автора, стоящего вне персонажной системы. Адресат подсознательно считает, что он останется только сторонним наблюдателем, а перед ним будет разворачиваться некая история, которую безотносительно лично к нему расскажет автор-повествователь. Однако уже в следующих предложениях становится понятно, что это скорее экзегетический повествователь [Падучева 2010, 203], способный прямо обращаться к читателю, что создает иллюзию диалога:
2. If you could look about the enormous room through which he walks, you couldn t see a thing. It is far too dark for eyes to be of value.
Если бы вы могли окинуть взглядом громадное помещение, через которое он проходит, то не увидели бы ничего.
Во-первых, появляется указание на адресата - самого читателя. При этом он не просто упоминается, а как бы помещается сразу в центр повествования, в то самое пространство, о котором идет речь. В следующем предложении появляется и автор-повествователь, выражающий себя через эксплицитное мы, включающее и самого говорящего, и адресата-читателя:
3. For this dark time, we'll simply refer to him as "the man."
И мы в этой тьме станем называть идущего просто «человеком».
Поскольку формулировка «если бы вы могли...» (с вариантами «если бы у вас были глаза / уши.» и т.д.) повторяется в романе довольно часто, а также появляется ряд других апелляций к читателю, можно с уверенностью выделить основообразующие субъектные сферы - говорящий (автор-повествователь) и адресат (читатель), при этом в целом повествование ведется в третьеличной форме.
Стоит отметить, что все события в романе в основном выражены через формы настоящего времени. Таким образом, автор-повествователь контролирует темпоральную локализацию читателя-адресата, а через нее - в том числе и его пространственное положение: автор как бы переносит читателей к месту действия, где они наблюдают за развитием сюжета прямо из той же точки, в которой находятся и персонажи, приближает читателей
Новый филологический вестник. 2020. №2(53). --
к происходящему.
Здесь можно отметить первое небольшое различие между переводами: Лапицкий чаще использует инклюзивные местоимения, намеренно обращаясь к адресату. Это формирует у читателя ощущение, что персонаж ему уже известен, при этом в оригинальном тексте такие указания отсутствуют:
4. Only the man hears it, though.
Но слышен звук этот лишь нашему человеку. (В. Лапицкий, далее Л.)
Но лишь человек слышит его. (М. Денисов - С. Барышева, далее Д. - Б.)
Но только один человек способен услышать его. (А. Ганько, далее Г.)
5. Many others look like the man, unmodified.
Многие же выглядят как наш человек - без модификаций. (Л.)
Многие выглядят так же, как человек. (Д. - Б.)
Многие выглядят как самые обычные люди. (Г.)
Основная часть фрагментов с апелляциями к читателю сосредоточена в тех главах, где вводится новая локация или старое описание дополняется новыми сведениями. Предполагается, что читатель, который перемещается вслед за героями и нарратором по мирам, не знаком с ними так хорошо, как фикциональные персонажи и сам нарратор (та самая позиция «новичка»), поэтому его необходимо познакомить с некоторыми особенностями очередного мира.
Главный способ апелляции к читателю в подобных фрагментах - употребление глаголов в форме императива, преимущественно глаголов перцептивного восприятия (требование куда-либо посмотреть, что-то послушать, вдохнуть, почувствовать и т.д.), однако иногда с ними в пределах одного фрагмента появляются указания на необходимое ментальное действие (подумать, вспомнить, забыть и т.д.) или вопросы к адресату. Таким образом, говорящий (автор-повествователь) чаще всего выступает в роли каузатора, а иногда совмещает это и с субъектной сферой авторизатора (для наглядности расхождения в переводах отмечаются подчеркиванием):
6. Smell the world. Taste it, swallow it and hold it in your belly. Burst with it.
Обоняй этот мир. Пробуй его, глотай, переваривай. Лопни от него. (Л.)
Вдохните этот мир. Попробуйте на вкус, пейте его и объедайтесь им. (Д. -
Б.)
7. See how they mill about, asking one another the question they cannot answer?
Видишь, как они толкутся, задавая друг другу вопрос, на который не могут
ответить? (Л.)
Видите, как они бродят, задавая друг другу вопрос, на который не могут ответить? (Д. - Б.)
Следует указать на стратегическое различие переводов, связанное с вариативностью перевода английского местоимения «you» и связанных с ним глагольных форм. В русском языке, как и в ряде других, есть противопоставление местоимений «ты» - «вы» относительно категории числа и категории вежливости, а в английском в форме «you» объединяются все возможные обращения к собеседнику и нивелируется разница между фамильярной и официальной ситуацией при его использовании. Перевод Ла-пицкого, в отличие от других, дает исключительно единственное число 2-го лица, что влияет на степень приближенности текста к читателю и на степень доверительности отношений между читателем и нарратором.
Рассмотренные нами примеры представляют собой интересную модель повествования. Автор-повествователь регулярно переключается между третьеличной формой и прямым обращением к внетекстовому читателю, решая тем самым сразу несколько задач: сохранение контроля над вниманием читателя, удержание интриги и максимальное погружение читателя в фикциональную действительность для усиления производимого эффекта.
Однако иногда такая усложненная структура оборачивается трудностью восприятия и интерпретации - как у читателя, так и у самих переводчиков. Резкое переключение между внутритекстовым адресатом говорящего (когда он обращается к персонажу) и внетекстовым читателем показательнее всего демонстрирует глава "The Waking of the Red Witch" («Пробуждение красной ведьмы»), в которой Желязны через абстрактные понятия описывает характер и действия богини Исиды. По композиции глава повторяет самое начало романа: третьеличное повествование (Ведьма Лоджии ворочается во сне и дважды вскрикивает) сменяется сложным соотношением субъектов:
8. Let there be ten cannon crashes and remove them from the air and the ear, preserving the nine crowded silences that lie between. Let these be heartbeats, then, and felt throughout the body mystical. In this still center, place a dry skin which has sloughed its snake. Now, let there be no moaning at the bar should a sunken ship return to port.
Да будет десять артиллерийских залпов - закрой для них ухо, сотри их из слуха, сохрани лишь девять зияющих между ними безмолвий. Да будут теперь это удары сердца - мистически ощущаемые во всем теле. В покойный этот центр помести сухую кожу, исторгшую из себя змею. И да не разнесутся стоны над побережьем, коли вернется в порт затонувший корабль. Отступи взамен от того темного, как сновидение, что, словно четки греха, падает шквалистым ливнем, холодным и несказанным, тебе на живот. (Л.)
Пусть будут десять пушечных залпов и пусть растворятся они в воздухе, не потревожив слуха, и да будут услышаны девять молчаний, что лежат между ними. И станут они сердцебиениями, сотрясающими основы мира. И в этом сре-доточье тишины да положат опустевшую кожу, избавившуюся от своей змеи. И стихнут стоны у отмели, призывающие затонувший корабль вернуться в гавань. Заберите лишь кошмарное нечто с его слезами, - ледяными каплями вины, кото-
рые подобны огню, прожигающему твое лоно. (Д. - Б.)
Дадим десять пушечных залпов и сотрем их из воздуха и слуха, оставив лишь девять напряженных моментов тишины между ними. И обратятся они в сердцебиение некоего сверхъестественного существа. В это средоточие покоя поместим сухую шкурку, что избавилась от своей змеи. И да не будет больше стонов на отмели, призывающих вернуться затонувший корабль. Лишь бы убрать из глубин сна это нечто с его причитаниями о вине, холодными и неизреченными, но огнем сжигающими твое лоно. (Г.)
В данном случае значительную роль сыграло использование разных стратегий перевода местоимения you. Перевод Лапицкого сохраняет все императивы, при этом они могут прочитываться двояко: и как обращение к самой Исиде, и как философский диалог с читателем, поскольку до этого все встречающиеся формы также использовали форму единственного числа.
Перевод Ганько активно оперирует инклюзивными формами, снова приближающими читателя к тексту, но не со стороны персонажей, а со стороны самого повествователя. Относительно точным маркером того, что адресат этого высказывания всё же персонаж текста, может служить только последнее предложение этого абзаца, где используется притяжательное местоимение твой.
Наконец, анонимный перевод и перевод Денисова - Барышевой в этом абзаце максимально далеко удалены и от самой ведьмы, и от читателя, почти все формы - императив 3-го лица и формы будущего времени. Это порождает странное совмещение субъектов, потому что в последнем предложении есть одновременно и обращение к читателю - заберите, и обращение к персонажу с помощью притяжательного местоимения твой.
Далее в тексте переводы Лапицкого и Денисова - Барышевой переводят Think как Подумай /Думай и тем самым расходятся по своему возможному прочтению: для Лапицкого это возможность продолжать запутывать читателя неясностью, к кому обращен глагол в форме единственного числа - к читателю или к персонажу. Для перевода Денисова - Барышевой, напротив, эта часть главы однозначно прочитывается как обращенная к ведьме, поскольку до этого для апелляции к читателю использовались только формы множественного числа. В переводе Ганько адресатность высказывания нивелируется полностью и формулирует высказывание в информативном регистре, обращенное ко всем сразу и ни к кому в частности - Лучше думать.
Наконец, два последних абзаца главы наглядно показывают, что происходит с субъектной перспективой в этом сложном фрагменте:
9. If you ever loved anything in your life, try to remember it. If you ever betrayed anything, pretend for a moment that you have been forgiven. If you ever feared anything, pretend for an instant that those days are gone and will never return. Buy the lie and hold to it for as long as you can. Press your familiar, whatever its name, to your
breast and stroke it till it purrs.
Если случилось тебе хоть раз в жизни любить кого-либо, постарайся припомнить это. Если случалось предавать, сделай вид, что тебя простили. Случалось чего-то бояться - поверь хотя б на миг, что те дни ушли и никогда не вернутся. Купи себе ложь и держись за нее, покуда сможешь. Прижми к своей груди наперсника, как бы его ни звали, и ласкай, ласкай его, пока он не замурлычет. (Л.)
Если ты любила когда-нибудь - постарайся вспомнить это. Если ты предавала когда-нибудь - обмани себя, что было даровано тебе прощение. Если ты боялась когда-нибудь - солги на мгновение, что дни те ушли и нет им возврата. Ценою себя купи себе ложь и держись за нее, пока есть для этого силы. Обними своего фамильяра, кем бы он ни был, прижми к груди и гладь его, пусть мурлычет. (Д. - Б.)
Если вы когда-нибудь хоть что-то в жизни любили, попытайтесь это запомнить. Если вы кого-нибудь предали, сделайте на мгновение вид, будто вас простили. Если вы чего-то боялись, представьте на минуту, что эти дни ушли и уже никогда не вернутся. Покупайте ложь и держитесь за нее так долго, как только сумеете. Прижмите своего фамильяра, как бы его ни звали, к груди и ласкайте до тех пор, пока он не замурлычет. (Г.)
10. Trade life and death for oblivion, but light or dark will reach your bones or your flesh. Morning will come, and with it remembrance.
Обменяй жизнь и смерть на забвение, но все равно свет и тьма доберутся до твоей плоти, до мозга костей. Придет утро, а с ним - память. (Л.)
Обменяй жизнь и смерть на забвение, но свет или тьма настигнут прах твой или твою плоть. Придет утро, а с ним - память... (Д. - Б.)
Торгуйте жизнью и смертью в обмен на забвение, но свет или тьма проберут вас до костей или хотя бы до мягкой плоти. Придет утро, а вместе с ним -воспоминания. (Г.)
В переводе Лапицкого формы единственного числа 2-го лица по содержанию (Прижми к своей груди наперсника...) интерпретируются как обращенные к ведьме, то есть внетекстовый адресат сменяется внутритекстовым, но грамматически нет точного указания на то, что эти действия делает именно ведьма, использованы формы глагола в среднем роде прошедшего времени (если случалось) что позволяет говорить о возможном генеритивном прочтении (изменив контекст, их можно применить и к адресату-читателю). Перевод Денисова - Барышевой однозначно интерпретирует эту часть главы как обращение к персонажу: множественное число в апелляциях меняется на единственное, использованы формы женского рода в прошедшем времени (если ты любила и т.д.), что указывает на того, кто это совершал и к кому адресованы эти слова.
Анонимный перевод и перевод Ганько совпадают в последнем абзаце в использовании форм множественного числа в апелляциях и тем самым окончательно запутывают структуру субъектной перспективы. Вначале это было инклюзивное употребление местоимений и форм глаголов 1-го
лица множественного числа, затем использование предложений информативного регистра без указания на конкретного адресата, а ближе к концу фрагмента появляется обращение в форме 2-го лица множественного числа, адресованное, вероятнее всего, к читателю-адресату, при этом основания для такого перехода в самом тексте не указаны.
Итак, нами была рассмотрена усложненная структура субъектной перспективы на примере романа Р. Желязны "Creatures of Light and Darkness". Нарратор регулярно появляется как субъект-говорящий, кроме того, он часто совмещает в себе функции каузатора и авторизатора, обращаясь к внетекстовому читателю с какими-либо пояснениями или приказами. Субъ-ект-слушающий в романе представлен различными способами: в основном это адресат-читатель, обращение к которому выражено местоимениями и формами глагола 2-го лица. Однако в ряде случаев, как это показано на примере одной главы, роль адресата может быть занята как читателем, так и персонажем. При этом из-за вариативности перевода местоимения «you» возможны сложности с правильным пониманием текста, - в итоге переводы Денисова - Барышевой, Ганько и анонимного автора весьма запутывают читателя. Нельзя сказать, что перевод Лапицкого максимально точен и является исключительно верным, однако это единственный перевод, четко следующий своей стратегии (а в тех случаях, когда нельзя быть уверенным - использующий формы, способные отсылать и к персонажу, и к читателю).
ИСТОЧНИКИ
1. Желязны Р. Порождения Света и тьмы / Пер. с англ. В. Лапицкого. М., 2017.
2. Желязны Р. Создания света - создания тьмы / Пер. с англ. М. Денисова, С. Барышевой. М., 1993. С. 15-173.
3. Желязны Р. Создания Света, Создания Тьмы / Пер. с англ. А.И. Ганько. М., 2003.
4. Zelazny R. Creatures of Light and Darkness. URL: https://bookscafe.net/read/ zelazny_roger-creatures_of_light_and_darkness-156503.html#p 1 (дата обращения 11.01.2020).
ЛИТЕРАТУРА
1. Арутюнова Н.Д. Фактор адресата // Серия литературы и языка, 1981. Т. 40. Вып. 4. С. 356-367.
2. Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 2004.
3. Козьмина Е.Ю. Фантастический авантюрно-исторический роман: поэтика жанра. М.; Екатеринбург, 2017.
4. Лавлинский С.П., Павлов А.М. Фантастическое // Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий / гл. науч. ред. Н.Д. Тамарченко М., 2008. С. 278-281.
5. Падучева Е.В. Семантические исследования. Семантика времени и вида в
русском языке. Семантика нарратива. М., 2010.
6. Сидорова М.Ю. К развитию четырехступенчатой модели анализа текста // Gramatyka a tekst / red. Henryk Fontanski, Jоlanta Lubocha-Kruglik. Katowice, 2014. T. 4. S. 6-29.
7. Уржа А.В. Русский переводной художественный текст с позиций коммуникативной грамматики. М., 2016.
8. Успенский Б.А. Поэтика композиции. М., 1970.
9. Тамарченко Н.Д. Фантастика авантюрно-философская // Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий / гл. науч. ред. Н.Д. Тамарченко М., 2008. С. 277278.
10. Тюпа В.И. Очерк современной нарратологии // Критика и семиотика. 2002. № 5. С 5-31.
11. Шмид В. Нарратология. М., 2003.
REFERENCES (Articles from Scientific Journals)
1. Arutyunova N.D. Faktor adresata [The Recipient Factor]. Izvestiya Akademii naukSSSR. Seriya literatury iyazyka, 1981, vol. 40, no. 4, pp. 356-367. (In Russian).
2. Tyupa VI. Ocherk sovremennoy narratologii [Essay on modern narratology]. Kritika i semiotika, 2002, no. 5, рр. 5-31. (In Russian).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
3. Lavlinskiy S.P., Pavlov A.M. Fantasticheskoye [Fantastic]. Tamarchen-ko N.D. (ed.). Poetika: slovar'aktual'nykh terminov iponyatiy [Poetics: The Dictionary of Current Terms and Concepts]. Moscow, 2008, pp. 278-281. (In Russian).
4. Sidorova M.Ju. K razvitiyu chetyrekhstupenchatoy modeli analiza teksta [Towards the Development of a Four-Stage Text Analysis Model]. Fontanski H., Lubo-cha-Kruglik J. (eds.). Gramatyka a tekst [Grammar and Text]. Katowice, 2014, vol. 4, pp. 6-29. (In Russian).
5. Tamarchenko N.D. Fantastika avantyurno-filosofskaya [Fantastic Fiction Adventurous and Philosophical]. Tamarchenko N.D. (ed.). Poetika: slovar' aktual'nykh terminov iponyatiy [Poetics: The Dictionary of Current Terms and Concepts]. Moscow, 2008, pp. 277-278. (In Russian).
(Monographs)
6. Koz'mina E.Yu. Fantasticheskiy avantyurno-istoricheskiy roman: poetika zhan-ra [Fantastic Adventurous and Historical Novel: Genre Poetics]. Moscow; Ekaterinburg, 2017. (In Russian).
7. Paducheva E.V. Semanticheskiye issledovaniya. Semantika vremeni i vida v russ-kom yazyke. Semantika narrativa [Semantic Research. The Semantics of Time and Type of Verb in the Russian Language. The Semantics of Narrative]. Moscow, 2010. (In Russian).
Новый филологический вестник. 2020. №2(53). --
8. Schmid W. Narratologiya [Narratology]. Moscow, 2003. (In Russian).
9. Urzha A.V Russkiy perevodnoy khudozhestvennyy tekst s pozitsiy kommunika-tivnoy grammatiki [Russian Literary Translation in the View of Communicative Grammar]. Moscow, 2009. (In Russian).
10. Uspenskiy B.A. Poetika kompozitsii [Poetics of Composition]. Moscow, 1970. (In Russian).
11. Zolotova G.A., Onipenko N.K., Sidorova M.Ju. Kommunikativnaya gramma-tika russkogoyazyka [Communicative Grammar of Russian Language]. Moscow, 2004. (In Russian).
Филатова Ганна Алексеевна, Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова.
Аспирант кафедры русского языка, специалист по учебно-методической работе кафедры русского языка. Научные интересы: коммуникативная грамматика, переводоведение, лингвистика текста.
E-mail: gphilatova@gmail.com
ORCID ID: 0000-0001-8911-0350
Ganna A. Filatova, Lomonosov Moscow State University.
Post-graduate student at the Department of Russian Language, specialist in teaching methods at the Department of Russian Language, Faculty of Philology of the MSU. Research interests: communicative grammar, translation studies, linguistics of text.
E-mail: gphilatova@gmail.com
ORCID ID: 0000-0001-8911-0350