Специфика понятия «Отвлеченная лексика» в древнерусском языке Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

Лингви стика

Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лоб ачевского, 2010, № 4 (2), с. 448-450

УДК 81.112

СПЕЦИФИКА ПОНЯТИЯ «ОТВЛЕЧЕННАЯ ЛЕКСИКА»

В ДРЕВНЕРУССКОМ ЯЗЫКЕ

© 2010 г. Е.Н. Борюшкина

Московский гуманитарный педагогический институт chernyj _drozd@mail. rn

Поступила в редакцию 23.04.2010

Рассматриваются проблемы выделения и описания абстрактной лексики в древнерусском языке. Определяются особенности древнерусского языкового сознания, связанные с несформированностью грамматической категории абстрактности.

Ключевые слова: отвлеченная лексика, символ, сакральный стиль, Толковая Палея, языковое созна-

ние.

Изучение отвлеченной лексики в древнерусском тексте - задача непростая. Первая и, по-видимому, наиболее серьезная проблема, с которой сталкивается исследователь, - понять специфику данного термина применительно к древнерусскому периоду языка, т.е. выяснить, что мы подразумеваем под «отвлеченной лексикой в древнерусском тексте».

Общим местом в современной русистике является противопоставление конкретной и абстрактной лексики. К первой группе относятся слова, которые выражают понятия, формирующиеся на базе ощущений, ко второй - слова, выражающие понятия, которые формируются на базе понимания [6: 57]. Однако исследователи древнерусских текстов сталкиваются с тем, что зачастую не удается распределить лексику по этим двум группам. Так, Л.А. Шабловская приходит к следующему заключению: «Простая поляризация абстрактной и конкретной лексики в древнем сакральном тексте невозможна из-за несформированности лексико-грамматической категории отвлеченных существительных на ранних этапах истории русского языка» [7: 60]. Мы полагаем, что для разрешения возникшей проблемы необходимо выяснить, что значит «категория не сформирована», как именно она представлена «на ранних этапах истории русского языка», когда семантический и грамматический критерии противоречат друг другу, и почему подобные противоречия явно проявляются в сакральном стиле.

Материалом для изучения послужила Толковая Палея - интереснейший древнерусский памятник сакрального стиля, который дошел до нас в списках, сделанных не ранее XIV века. Сам текст, по предположению исследователей, написан не позднее XII века.

Следует уточнить содержание термина «отвлеченная лексика», который используется в данной статье.

Абстрагирование - мыслительная, логическая операция, заключающаяся в «расчленении» субъекта, «отмысливании», выделения из него отдельного свойства. Вслед за Аристотелем, пользуясь логическими категориями, можно представить все сущее (то 6v) разделенным на оистіа и сти|арпвПКО? - в латинском переводе на субстанцию и акциденцию. Если нам понадобится сделать акциденцию предметом нашей мысли-речи, синтаксически поставить качество в позицию подлежащего или прямого дополнения, тогда нам придется субстантивировать акциденцию, т.е. представить акциденцию как субстанцию. На лингвистическом уровне операция завершится приданием субстантивированной акциденции лексико-грамматического оформления: белая скатерть ^ белизна скатерти. Итак, в языке отражением логической операции абстракции является отвлеченная лексика. Целью данного процесса нужно признать коммуникацию. Разделение же конкретной и абстрактной лексики по принципу отражения чувственно-воспри-нимаемых - умопостигаемых предметов является следствием описанного нами противопоставления субстанции и субстантивированной акциденции. Скатерть - субстанция, выраженная конкретным существительным, за которым в сознании закреплен определенный чувственно-воспринимаемый образ. Белизна -субстантивированная акциденция, качество, которое в речи представлено как предмет. Однако увидеть самостоятельное качество невозможно, мы смотрим все на ту же белую

скатерть, но отвлекаем в уме одно из ее свойств и представляем как предмет, или субстанцию.

Вычленение отвлеченной лексики в древнерусских текстах сакрального стиля вызывает затруднение. Причина, по нашему мнению, опять же коммуникативная. Сакральный стиль, генетически восходящий к старославянскому языку - языку Св. Писания, был стилем тех жанров письменности, в которых говорилось о взаимоотношении человека и Бога [3: 64]. Сфера его использования: богословие, молитвосло-вие, славословие. Язык сакрального стиля был создан как язык Богообщения [3: 63]. Соответственно, сакральный стиль служил коммуникации особого рода, так как предметом речи был Бог. Следуя православному богословию, Божественная сущность непостижима, превосходит всякое познание - не поддается ни чувственному восприятию, ни логическому пониманию: вся си дтла неизглаголема, и недомыслима, и недовтдома1 (л. 3а-б). Ее невозможно выразить языком образов, при помощи конкретной лексики, т.к. она безобразна, бесплотна и бестелесна (ср. л. 29в). Но ее также невозможно выразить и посредством понятий, при помощи отвлеченной лексики, поскольку сие есть страшная тайна (л. 2а). Природа божественного принципиально иная, она непостижима для человеческого ума.

Итак, предметом речи в сакральном стиле является сущность, неподвластная человеческому сознанию. Однако она открывает себя миру в своих действиях, проявлениях. Только в своих энергиях (др.-греч. ‘действие’)

сущность и познаваема [4 : 695]. Такое действие, проявление сущности А.Ф. Лосев назвал символом. В символе открывается элементарность, которая «заряжена» всей смысловой потенцией сущности, отражает всю полноту смысла [2: 39]. В единичном проявлении запечатлен сам закон становления сущности [5: 35].

В сакральном стиле слово функционирует не как понятие или образ, но всегда как символ. Необходимость обращения к символу объясняет Дионисий Ареопагит. Первая тому причина -несовершенство нашей природы. Мы не можем непосредственно возноситься к созерцанию духовных сущностей. Поэтому они, будучи безобразными, представляются нам в образах и, не имея вида, - в видах (ср. гсровевА^та1 т^ атипыт^ 01 тйпо1 ка1 та охвата т^ астхпматют^), чтобы мы, сообразно нашей природе (ауаЛоуыд аито!д, букв. сооб-

разно нам самим), от священнейших изображе-

ний (апо т^ ієрштат^ пЛастє^) восходили к простому и безобразному (епі тад апЛад хаі атипытоид). Ум человеческий может восходить к близости и созерцанию небесного лишь посредством свойственного ему вещественного руководства (иЛаї^ х£1РаТыТ^). Существует также иная причина использования символического языка в текстах сакрального стиля: іаисттіхоїд Лоуюїд естті пQєпы5єсттатоv то 5і’ апорф^т^ хаі ату|аат^

апохриптестбаї, т.е. Св. Писанию подобает скрывать (от непосвященных) запретное и тайное [1: 2-3].

Такое понимание значения символов встречаем и в Палее. Так, во время Крещения Господня Духъ съ небесе сходящь на нь въ голубина образт и видт (л. 28в) (ср. у Ареопа-гита тйпод и стх^^а). И далее следует толкование: Смотри же, оканне, яко вамъ покрыта бт таина, откровенна же бысть намъ (там же).

В процессе исследования мы пришли к следующему заключению. Мир в сознании древнерусского автора раздваивается: одна его сторона видима (воплощена), другая невидима (безобразна). Невидимый мир также двуипостасен. На первом уровне находится то, что можно «отвлечь» и «схватить» при помощи мысли и выразить в понятии. Ко второму, высочайшему, относятся сущности потаенные. Ими наш ум не в силах овладеть. Смысл их не созерцается, а про-зревается, угадывается [2: 39] в символах. Значит, в древнерусском тексте представлено трехчленное противопоставление: конкретное (образное) - отвлеченное (понятийное) - символическое.

Рассмотрим лингвистические средства выражения отвлеченности, учитывая вышеназванную трихотомию. За группой собственно отвлеченной лексики в Толковой Палее закреплен репертуар словообразовательных средств, выражающих абстрактное значение. Не менее 15 различных суффиксов служат для оформления слов этого класса. Наиболее продуктивны образования на -ие (пустомыслие, безбожие, беззлобие и т.д.), -ние/-(е)ние (искушение, обттование, наставление и т.д.), -ство (естество, собьство, невтрьство, пьрвьньство и т.д.), -ота (мракота, сухота, мокрота и т.д.), -ость (мудрость, пакость, лютость, сланость) и другие.

Что касается символических значений, то здесь однозначно указать на специфические средства выражения оказывается затруднительно. Очевидно, что потребности в каких-либо

грамматических, словообразовательных маркерах символ не испытывает. Наоборот, это бы противоречило тем его задачам, на которые указывал Дионисий Ареопагит.

Для выражения предметных и символических значений используются одни и те же слова. Видимый и невидимый миры различны по существу, но они соотносятся в сознании автора Палеи. Так, огнь горнии сужичьствуеть огню земному, но горний бо бесътелесенъ, земныи же телесемъ обложенъ [ТП : 29в]. Небесный мир населяют ангелы, бесплотны и бестелесны,

ы

в земном мире человеческие души скрыт под плотью и телесемъ [там же]. Соотносятся и способы постижения двух миров в тексте Палеи они выражаются в противопоставлении физического (глазами) и духовного зрения. Так ї пер-вии философии око душевное оумъ прозваша [ТП : 31а].

С другой стороны (и мы могли заметить это в приведенных примерах) символ узнается контекстуально, через сочетаемость, или посредством синтаксических параллелей описания конкретного - символического (ср. фрагмент про огнь земнои и небесныи, см. выше). Приведем еще один пример. В Толковой Палее сълньчьныи свттъ освещает физический мир, свттъ Господень, свттъ правды, истиньныи свттъ освещает людские души. В первом из предложенных контекстов (сълньчьныи свттъ) слово свттъ является конкретным существительным и управляет привычным для него относительным прилагательным. Сочетаемость лексемы в остальных примерах раскрывает символическую природу ее значений: свттъ как ‘благодать, духовная энергия, божественная сила’.

Нужно заметить, что и контекстуальная маркированность символических значений не регулярно присутствует в тексте. Так, за каждым

упомянутым в Палее событием человеческой истории или явлением природы автор угадывает «Знак» и дает толкование, в котором объясняется его истинный, то есть символический смысл. В таком случае сама природа текста, его принадлежность к сакральному стилю требует особого, символического взгляда на слово.

Итак, в древнерусском языке представлена трихотомия: конкретное - отвлеченное - символическое. Категория отвлеченности является семантической, а не лексико-грамматической, как в современном русском языке. В текстах сакрального стиля организующим началом становится лексика третьего члена иерархии (символическая), поэтому здесь и возникают затруднения с классификацией. Изменение точки зрения на понятие «отвлеченная лексика» применительно к древнерусскому периоду устраняет подобные затруднения.

Примечания

1. Цитаты из Толковой Палеи приводятся по изданию: Толковая Палея. М., 2002.

Список литературы

1. ААреопау[тп^ ПЕР1 ТНЕ ОГРАМАЕ 1ЕРАРХ1АЕ. Афины, 2004.

2. Камчатнов А.М. Лингвистическая герменевтика. М., 1995.

3. Камчатнов А.М. История русского литературного языка: XI - первая половина XIX века. М., 2005.

4. Лосев А.Ф. Бытие. Имя. Космос. М., 1993.

5. Лосев А.Ф. Проблема символа в реалистическом искусстве. М., 1976.

6. Чернейко Л.О. Лингвофилософский анализ абстрактного имени. М., 2010.

7. Шабловская Л.А. Функционирование отвлеченных существительных в Тетраевангелии: словообразовательный, семантический и концептуальный аспекты. Дис. канд. филол. н. Н. Новгород, 2005.

SPECIFIC FEATURES OF THE CONCEPT «ABSTRACT LEXIS»

IN THE OLD RUSSIAN LANGUAGE

E.N. Boryushkina

The article deals with the problems of isolation and description of the abstract lexicon in the Old Russian language. Some features of the Old Russian language consciousness and their relation to the absence of the grammatical category of the abstract are analyzed.

Keywords: abstract lexicon, symbol, sacred style, Explanatory Paleia, language consciousness.