CC BY
154. Krasil'nikov S.A. Na izlomah social'noj struktury: Marginaly v poslerevolyucionnom rossijskom obshchestve (1917 - konec 1930-h gg.). Novosibirsk: NGU, 1998. 91 s.
5. Lubyanka: Stalin i VCHK-GPU-OGPU-NKVD. YAnvar' 1922-dekabr' 1936. Sb. dok. / Sost. V.N Haustov, V.P. Naumov, N.S. Plotnikova. M.: MDF, 2003. 912 s.
6. Lubyanka. Organy: VCHK-OGPU-NKVD-NKGB-MGB-MVD-KGB. 1917-1991: Sb. dok./ Sost. A.I. Kokurin, N.V.Petrov. M.: MFD, 2003. 768 s.
7. Postanovlenie VCIK ot 01.06.1922 g. «O vvedenii v dejstvie Ugolovnogo Kodeksa R.S.F.S.R.» (vmeste s Ugolovnym Kodeksom R.S.F.S.R.) // SU RSFSR. 1922. № 15. St. 153.
8. Kamalova G.T. Podrazdeleniya VCHK - GPU - OGPU v sisteme organov gosudarstvennoj vlasti (1921 - 1929 gg.) // Izvestiya Samarskogo nauchnogo centra Rossijskoj akademii nauk. 2009. N° 2 (11). S. 127-132.
9. Dekret VCIK ot 10.08. 1922 g. «Ob administrativnoj vysylke» // SU RSFSR. 1922. № 52. St. 646.
10. Gor'kij A.M. - Rykovu A.I. 1 iyulya 1922 g. Iz perepiski A.M. Gor'kogo // Izvestiya CK KPSS. 1989. № 1. S. 243-244.
11. Berlyavskij L.G. Deportaciya uchenyh iz Sovetskoj Rossii v 1922 g.: uroki istorii // Politicheskaya konceptologiya. 2014. № 1. S. 29-41.
12. Kvakin A.V. Vysylka intelligencii v 1922-1923 gody: mify i real'nost' // Gumanitarnye nauki. Vestnik Finansovogo universiteta. 2013. №2 (10). S. 97-111.
13. Mozohin O.B. Pravo na repressii: Vnesudebnye polnomochiya organov gosudarstvennoj bezopasnosti, 1918-1953. M.: Kuchkovo pole, 2006. 479 s.
14. Dekret VCIK i SNK ot11.08. 1922 g. «Ob izmenenii statej 36, 40, 46, 48 UK RSFSR i vklyuchenie v UK RSFSR novyh statej - 25a, 49a, 55a» // SU RSFSR. 1922. № 70.
15. Postanovlenie VCIK ot 22.11.1926 g. «O vvedenii v dejstvie Ugolovnogo Kodeksa R.S.F.S.R. redakcii 1926 goda» (vmeste s «Ugolovnym Kodeksom R.S.F.S.R.») // SU RSFSR. 1926. № 80. St. 600.
НЕФЕДОВСКИИ ГЕННАДИИ ВИКТОРОВИЧ - кандидат юридических наук, адвокат Адвокатской палаты г. Москвы, член Совета МОО Ассоциации юристов России (uporov@list.ru).
NEFEDOVSKY, GENNADY V. - Ph.D. in Law, Lawyer of the Russian Lawyer Chamber (Moscow), member of the Council of the MOO Association of Russian Lawyers (uporov@list.ru).
УДК 343.1(019)(470)«192» DOI: 10.24412/2411-2275-2022-3-24-28
НИКУЛИН В.В.
СПЕЦИФИКА ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ ЧАСТНОПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В УСЛОВИЯХ НОВОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ: ПРИНЦИПЫ И СУДЕБНАЯ ПРАКТИКА
Ключевые слова: нэп, политика, право, закон, гражданский кодекс, экономика, государство, собственность, кодекс, классы, капитал, суды, предпринимательство.
В статье анализируются особенности реализации новой экономической политики в системе законодательства РСФСР и судебной практике на примере отношения к частному капиталу. Выявляются конкретные законодательные изменения, устанавливавшие допустимые пределы деятельности частного капитала, административные и правовые его ограничения. Исследуется судебная практика по гражданским делам, являвшаяся воспроизведением общей доктрины ограничения частнопредпринимательской деятельности. Рассмотрены решения судов, являвшиеся юридическим воспроизведением политической доктрины. Отмечается наличие в советской правовой системе периода нэпа расхождения между формальным правом и реальным функционированием экономической системы. Самым значимым расхождением было законодательное отсутствие гарантий частной собственности. Положение усугублялось административным произволом государственных органов. Все это делало частнопредпринимательскую деятельность в условиях нэпа ненадежной.
NIKULIN, V.V.
SPECIFICITY OF THE STATE - LEGAL REGULATION OF PRIVATE BUSINESS ACTIVITIES IN THE CONDITIONS OF THE NEW ECONOMIC POLICY: PRINCIPLES AND JUDICIAL PRACTICE.
Key words: NEP, politics, law, law, civil code, economy, state, property, code, classes, capital, courts, entrepreneurship.
The article analyzes the features of the implementation of the new economic policy in the system of legislation of the RSFSR and judicial practice in relation to private capital. Specific legislative changes are identified that establish the permissible limits for the activity of private capital, its administrative and legal restrictions. The judicial practice in civil cases, which is a reproduction of the general doctrine of the restriction of private entrepreneurial activity, is investigated. The decisions of the courts, which were the legal reproduction of the political doctrine, are considered. The presence in the Soviet legal system of the NEP period of a discrepancy between formal law and the real functioning of the economic system is noted. The most significant discrepancy was the legislative lack of guarantees for private property. The situation was aggravated by the administrative arbitrariness of state bodies. All this made private entrepreneurial activity unreliable under the NEP.
Интерес научного сообщества к проблемам новой экономической политики не утихает на протяжении многих лет, что вполне объяснимо, учитывая ее значимость в отечественной истории, ее необычность в плане резкого перехода от распределительной экономической системы военной фазы революции к принципиально другому механизму регулирования экономики, многогранность ее проявлений и юридической специфики реализации нэпа. Современные исследования позволяют рассматривать новый экономический курс не только как стандартный набор экономических мероприятий государства, но и как многоплановое явлении, включающее в себя проявления и процедуры различного качественного и функционального назначения, в том числе и правового характера, например, масштабное законодательное обеспечение нового экономического курса. Все базовые параметры нэпа обеспечивались нормативными актами,
гарантировавшие выполнение заданного политического и экономического формата нэпа. Одним из таких форматов, как известно, являлось ограничение частного капитала в рамках общей концепции нэпа, как ограниченного капитализма. В данной статье мы попытаемся проанализировать как отмеченный процесс объективировался посредством законодательства и судебной практики.
Общеизвестно, что переход к нэпу стал вынужденной мерой со стороны большевиков ввиду того, что попытка жесткого и быстрого перехода к социализму, предпринятая в 1918-1920 гг. и проводившаяся в условиях ожесточенной гражданской войны, привела страну к острейшему политико-экономическому кризису, преодолеть который на пути продолжения революционного экспериментирования было невозможно. Единственно возможным вариантом выхода страны из кризиса оставалось использование проверенного многолетней экономической практикой частного хозяйственного интереса. В общем политическом контексте это означало приостановку курса на быстрый переход к социализму, радикальное изменение экономической системы, создание модели, в которой частный капитал признавался в качестве законного субъекта экономической деятельности. Ставка успеха или провала этой трансформации была для большевиков жизненно необходимой - сохранение или утрата власти, а вместе с этим и социалистической перспективы.
Лидер большевиков В.И. Ленин, обосновывая необходимость перехода к нэпу, указал на бесспорность и безальтернативность данного шага: «Мы должны экономически удовлетворить среднее крестьянство и пойти на свободу оборота, иначе сохранить власть пролетариата в России, при замедлении международной революции, нельзя, экономически нельзя [1, т.43, с. 70]. Переход означал проведение комплекса организационных и правовых мероприятий, обеспечивающих в своей совокупности жизнеспособность нэповского экономического механизма. Необходимо было ликвидировать неэффективные экономические структуры «военного коммунизма» и создать новые, приспособленные к новым экономическим условиям. Одновременно со структурными преобразованиями, необходимо было сформировать и правовой режим функционирования в новых условиях субъектов экономической деятельности, в том числе и частного капитала, на основе детальной законодательной регламентации.
Переход к новым условиям хозяйствования не означал отказа от базовых политических установок, поэтому новая экономическая система не восстанавливала капиталистические отношения в полном объеме, а локализировала их в форме юридических ограничений и запретов, общее назначение которых состояло в создании законодательно ограниченных пределов функционирования частного капитала. Обеспечение эффективного государственного контроля над ним одновременно не препятствовало его деятельности в разрешительных рамках. Общая концепция нэпа формулировалась как ограниченная по времени и масштабу новая экономическая система, приспособленная к решению первоочередных хозяйственных задач при сохранении социалистической перспективы. Задача законодательства в этих условиях состояла в юридическом закреплении концепции нэпа, в воспрепятствовании правовыми средствами опасному с точки зрения социалистической перспективы росту капиталистических элементов в условиях признания частного предпринимательства легитимным субъектом экономической деятельности. Именно такой подход закладывался в гражданское законодательство советской России.
В первой половине 1920-х годов в советской России была проведена полномасштабная кодификация, в результате которой оформились единая система советского права. Особое положение во всей системе отраслевого законодательства, занимал Гражданский кодекс РСФСР. Основное политическое требование к нему в ходе подготовки заключалось в четком и ясном законодательном установлении объема допущения частного сектора в экономику. Основная юридическая задача формулировалась как «полное обеспечение интересов пролетарского государства с точки зрения возможности контролировать все без изъятия частные предприятия и отменять все договора и частные сделки, противоречащие как букве закона, так и интересам трудящихся рабочей и крестьянской массы. Не рабское подражание буржуазному гражданскому праву, а ряд ограничений его в духе наших законов, без стеснения хозяйственной или торговой работы» [1, т.44, с. 401].
Кодекс, утвержденный ВЦИК 31 октября 1922 года и вступивший в силу с 1 января 1923 г., восстанавливал гражданский оборот и имущественные права, признавал многоукладность экономики нэпа, законность товарно-денежных отношений. В целом, Гражданский кодекс
регламентировал необходимый круг гражданско-правовых отношений, позволявших функционировать экономической системе нэпа. Однако в его основе лежала идея безусловного приоритета государственного интереса над частным [2, с. 71].
Гражданский кодекс 1922 г. был попыткой найти сбалансированный вариант правого регулирования хозяйственной деятельности субъектов гражданско-правовых отношений в условиях модели жесткого «государственного капитализма». При этом разработчики кодекса попытались решить две трудно совместимые задачи: способствовать развитию экономики, используя частную инициативу, и одновременно установить жесткую преграду любым попыткам частного капитала выйти за рамки «государственного капитализма». Но совместить и тем более их решить в рамках классического гражданского права оказалось невозможным. Поэтому кодекс во многом носил неправовой характер с точки зрения классического гражданского права, в основе которого лежит свобода гражданского оборота.
Это признавали и разработчики кодекса. Так, Д.И. Курский отмечал, что «наше обязательное право, его основная особенность и будет состоять, по мнению Наркомюста, в том, что здесь интересы государства должны превалировать над интересами ограждения личных прав отдельных граждан» [3, с. 67]. Нивелировать же негативные последствия для социализма, по его мнению, приходилось ужесточением уголовных норм для частного капитала: «В борьбе против свободы гражданского оборота приходится уголовными нормами регулировать отношения там, где они в буржуазно - развитом праве регулируются в порядке гражданском» [3, с. 70]. Но даже в таком урезанном виде Гражданский кодекс расценивался как буржуазный кодекс: «От советского права в нем только классовость, плановость и т.д.» [4].
Принятие Гражданского кодекса логично потребовало принятия Гражданского процессуального кодекса (ГПК), призванного регламентировать деятельность судов при рассмотрении гражданско-правовых споров. В июле 1923 г. такой кодекс был принят. Кодекс достаточно последовательно регламентировал все стадии гражданского процесса, определял права и обязанности всех лиц, участвующих в процессе, закреплял ряд гарантий объективного и всестороннего рассмотрения гражданских дел судами. Проведенная в 1922-1923 гг. кодификация гражданского законодательства имела значительный правовой эффект. Прежде всего, сформировалось единое гражданско-правовое поле деятельности экономических субъектов в новых экономических условиях. Одновременно это поле ограничивалось политическими интересами, что позволяло правовыми средствами обеспечивать идеологические параметры нэпа.
Важная роль в решении вышеназванных задач придавалось судопроизводству. Суды, следуя идеологическим критериям, соразмерно выстраивали практику разрешения гражданских дел. Ее основой стал концептуальный тезис Гражданского кодекса о непризнание права собственности, как неотъемлемого права собственника. Это приводило к тому, что оговорка ГК о том, что принцип расширенного толкования права собственности допускается судами только в отдельных случаях, в условиях доминирования в обществе политической демагогии на практике превратилась в его массовое и повсеместное игнорирование. Широкое применение судами гражданского законодательства началось только с 1923 года с принятием ГК и ГПК. Увеличение элементов свободных гражданских отношений привело к резкому возрастанию интенсивности рассматриваемых судами гражданских дел.
В период военного коммунизма рассмотрение гражданских дел, ввиду отсутствия нормальных экономических отношений, свелось к нулю. С переходом к нэпу число таких дел неизмеримо возросло. В 1924 году (среднестатистический год) в производстве судов РСФСР находилось 14564 гражданских дела, из которых имущественные составили 17,6%, договорные -34,1%, о наследстве - 0,35% [5]. При этом суды столкнулись с серьезными проблемами при разрешении гражданско-правовых споров, прежде всего в аспекте качества судейского рассмотрения, что вело к массовым пересмотрам судебных решений. Так, Гражданская Кассационная Коллегия Верховного Суда в 1924 году отменила 28,9% всех решений губернских и областных судов по гражданским делам (23,5% в полном объеме, 10,5% - в части). Решения народных судов, в основном по причинам нрушения процессуальных норм, были пересмотрены почти по 40% дел [5]. Судьи часто выносили решения, не уяснив всех обстоятельств дела, не имея достаточных доказательств [6, ф. 840, оп. 1, д. 3469, л. 84].
Рассмотрение гражданских дел осложнялось крайне низким профессиональным уровнем судей. Так в 1927 г по стране лишь четверть народных судей имела юридическое образование (причем, только 2% высшее) [7, ф. р-527, оп.2, д. 30, л. 367]. Низкий качественный состав неизбежно порождал многочисленные судейские ошибки [7, ф. р.- 655, оп.1, д.20, л. 119]. Судьи, адаптированные к упрощенным правовым условиям военного коммунизма, не могли уяснить смысл и процессуальную сторону частно-гражданских правоотношений. Ведение гражданских дел для народных судей представляло гораздо большую сложность, чем ведение уголовных дел.
Политически ангажированное гражданское законодательство, предоставлявшее судьям право широкого толкование гражданского кодекса, то есть применения вместо норм закона «революционного правосознания» в тех случаях, когда этого требовала «охрана интересов рабоче-крестьянского государства и трудящихся масс, неизбежно вело к тенденциозности судебных решений, чему способствовала и юридическая неопределённость термина «охрана интересов рабоче-крестьянских масс».
Общая классовая установка ориентировала суды на проведение в отношении «нэпманов» жесткой судебной практики, выходящей за рамки законной обоснованности. В ноябре 1924 г. НКЮ дал судам указание, в котором подчеркивалось, что «когда мягкость приговора нецелесообразна (по политическим или экономическим мотивам), то в таких случаях губернским судам надлежит в совершенно секретном порядке, не касаясь конкретных дел, дать Нарсудам соответствующие указания о мотивах, вызывающих необходимость по таким делам на определенный период усилить репрессию» [7, ф. р.- 655, оп.1, д.20, л. 117]. Судебная же практика в отношении рабочих и бедняков отличалась мягкостью и снисходительностью, несмотря на объективные юридические основания. Поэтому о должной объективности судебной практики по гражданско-правовым делам говорить не приходится. В условиях политического диктата решения судей в сугубо экономических делах (производство, обмен, торговля, прибыль) мотивировались во многих случаях не категориями пользы, выгоды, экономической целесообразности, а политическими приоритетами.
Частные предприниматели пытались решить проблему защиты своих интересов лоббированием интересов с помощью коммунистов, привлекая их на административные должности на концессионных и частных предприятиях с высокими окладами. Но в августе 1926 года ЦК РКП(б) принял постановление «О порядке занятия коммунистами административных должностей на концессионных и частных предприятиях». Постановление запрещало занятие коммунистами административных должностей на концессионных и частных предприятиях. В исключительных случаях занятие этих должностей было возможно лишь в каждом отдельном случае с особого разрешения партийного органа уровня губкома или окружкома [6, ф. 840, оп. 1, д. 2995. л. 155]. Однако самым распространенным способом «защиты» своих интересов предпринимателями был прямой подкуп государственных чиновников. Период нэпа известен резонансными процессами о взяточничестве над чиновниками налоговых, финансовых и административных государственных структур.
В целом, государственная политика в отношении частных предприятий и классовая судебная практика по гражданским делам, с одной стороны, негативно влияли на деловую активность частных предпринимателей, избегавших каких-либо долгосрочных экономических проектов и не заинтересованных в расширении производства. С другой стороны, ограничения значительно ограничивали возможности правового разрешения гражданско-правовых споров и заставляли частный капитал искать варианты решения своих проблем вне правового поля. Можно констатировать, что в таких правовых условиях мотивационный механизм частных предпринимателей состоял не в расчете строить свою деятельность на долгосрочную перспективу, а в кратковременных действиях по принципу «успеть сорвать куш, а там трава не расти».
Анализ гражданского законодательства и судебной практики по гражданским делам в 1920-е годы позволяет сделать несколько основных выводов. Во-первых, гражданское законодательство и судопроизводство были деформированы политическими факторами, что создавало условия и провоцировало административно-партийный произвол в отношении частного предпринимательства. Классово-идеологические ценности обладали приоритетом, поэтому в случаях, когда юридические и экономические ценности входили в противоречие с ними, то они, либо отрицались, либо запрещались, становясь наказуемыми вне зависимости от их
экономической полезности для общества. Поэтому интересы частного предпринимателя оставались на втором плане.
Эти факторы обусловили наличие в советской правовой системе периода нэпа расхождения между формальным правом и реальным функционированием экономической системы. Самым значимым расхождением было законодательное отсутствие гарантий частной собственности. Положение усугублялось административным произволом государственных органов. Все это делало частнопредпринимательскую деятельность в условиях нэпа ненадежной, временной, хотя частный капитал выполнил свое предназначение, способствовав, в значительной степени, экономическому восстановлению страны.
Литература и источники
1. Ленин В. И. Полн. Собр. Соч. Т.43-44.
2. Новицкая. Т. Е. Гражданский кодекс РСФСР 1922 года. История создания. Общая характеристика. М.: Зерцало-М, 2011.
3. Курский Д.И. На путях развития советского права. М.1927.
4. Стучка П. Избранные произведения по марксистско-ленинской теории права. Рига, 1964.
5. Сводный отчет о деятельности губернских, областных и краевых судов и подведомственных им судебно-следственных учреждений за 1924 год. М.: Издательство НКЮ РСФСР, 1925.
6. Государственный архив социально - политической истории Тамбовской области(ГАСПИТО)
7. Государственный архив Тамбовской области (ГАТО).
References and Sources
1. Lenin V. I. Poln. Sobr. Soch. T.43-44.
2. Novickaya. T. E. Grazhdanskij kodeks RSFSR 1922 goda. Istoriya sozdaniya. Obshchaya harakteristika. M.: Zercalo-M, 2011.
3. Kurskij D.I. Na putyah razvitiya sovetskogo prava. M.1927.
4. Stuchka P. Izbrannye proizvedeniya po marksistsko-leninskoj teorii prava. Riga, 1964.
5. Svodnyj otchet o deyatel'nosti gubernskih, oblastnyh i kraevyh sudov i podvedomstvennyh im sudebno-sledstvennyh uchrezhdenij za 1924 god. M.: Izdatel'stvo NKYU RSFSR, 1925.
6. Gosudarstvennyj arhiv social'no - politicheskoj istorii Tambovskoj oblasti(GASPITO)
7. Gosudarstvennyj arhiv Tambovskoj oblasti (GATO).
НИКУЛИН ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ - доктор исторических наук, профессор, кафедра конституционного и административного права Тамбовского государственного технического университета (viktor.nikulin@mail.ru). NIKULIN, VICTOR V. - Doctor of History, Professor, Department of Constitutional and Administrative Law, Tambov State Technical University (viktor.nikulin@mail.ru).
УДК 34.1 DOI: 10.24412/2411-2275-2022-3-28-35
ГОРБУНОВ М.Д.
ПРОБЛЕМА ПРИНУДИТЕЛЬНОСТИ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВЛАСТИ В ОТЕЧЕСТВЕННОМ ПРАВОВОМ ПОЗИТИВИЗМЕ
Ключевые слова: правовой позитивизм, власть, государство, право, аналитическая юриспруденция, общество.
Статья теоретико-правового характера направлена на анализ состояния и перспектив развития отечественной позитивистской доктрины. Автор исследует вопрос особенностей легисткого правопонимания в контексте описания государственной власти и свойства принудительности в праве. Показано, что в мировой правовой науке произошла трансформация самого вопроса, в котором государство стало рассматриваться в рамках более широкой категории власти, как сложившегося общественного института власти. При этом понятию государственно-правовая система более предпочтительна категория нормативная система, в связи с чем государство воспринимается как часть нормативного механизма. Делается вывод о необходимости нового осмысления социальных и политических оснований описания права в отечественной догме, в том числе с обращением к достижениям мировой правовой позитивистской науки.
GORBUNOV, M.D.
THE PROBLEM OF STATE AUTHORITY POWER IN RUSSIAN LEGAL POSITIVISM Key words: legal positivism, power, state, law, analytical jurisprudence, society.
The article of theoretical legal nature is aimed at analyzing the state and prospects for the development of Russian positivist doctrine. The author raises the issue of peculiarities of legist legal understanding in the context of the description of state power and the properties of coercion in law. It is shown that in world legal science a transformation of the issue itself took place, in which the state began to be considered within the framework of a wider category of power, as the current public institution of power. Moreover, the concept of the state-legal system is more preferable to the category of the normative system, and therefore the state is perceived as part of the normative mechanism. The conclusion is made about the need for a new understanding of the social and political foundations for the description of law in domestic dogma, including references to the achievements of world legal positivist science.
Властные отношения, лежащие в основе нормативной системы в доминирующей позитивистской доктрине отечественной юриспруденции, рассматриваются через призму обеспеченности права принудительной властью государства. Подчеркнутая концептуальная обусловленность самого существования права государственным принуждением влечет за собой целый ряд значимых для всей государственно-правовой системы последствий. Важнейшим из них
