УДК 2 - 78 (48) : 130.2
Е. Ю. Талалаева
Специфика феномена конфессионального «параллельного общества»
в странах Северной Европы*
В данном исследовании проводится анализ понятия «параллельное общество» в социальном контексте геополитического пространства Северной Европы. Исторически сложившаяся общность социально-политического курса и схожие условия общественного развития в Скандинавских странах позволили сформулировать общие выводы об отношении правительств Норвегии, Дании и Швеции к проблеме сегрегации на территории этих государств этнорелигиозных меньшинств, преимущественно представленных мусульманскими общинами беженцев из стран Северной Африки и Ближнего Востока. В статье представлено обоснование единого определения феномена «параллельного общества» для рассматриваемого геополитического региона Европы и проанализированы возможные социально-политические риски для Скандинавских стран, выраженные угрозой формирования «несостоявшихся государств» внутри их национальных границ. На основе материалов полицейских отчётов рассматриваются «конфессиональные параллельные сообщества» и «уязвимые жилые районы», представляющие угрозу национальной безопасности, в том числе вследствие экстремистской религиозной пропаганды. Особое внимание уделено рассмотрению нюансов противопоставления мусульманских меньшинств мажоритарному обществу на основе концепции «этнического и религиозного Другого». Установлено, что негативное восприятие конфессионального «параллельного общества» в политической и общественной среде в значительной мере спровоцировано несо-
\J \J /---^ \J -r—\
стоятельностью государственной интеграционной политики стран Северной Европы на фоне расширяющегося культурного и этнорелигиозного разнообразия в современных социальных реалиях.
The study analyzes the notion of a "parallel society" in the social context of the Nordic geopolitical space. The Scandinavian countries have a historically established social and political course, similar conditions of social development, that allows to draw common conclusions about the attitude of these states to the problem of segregation of ethnic and religious minorities (mainly represented by Muslim communities of refugees from the North Africa and the Middle East) on their territory. The research substantiates a single definition of the phenomenon of a "parallel society" for this geopolitical region of Europe and analyzes possible social and political risks associated with the threat of the formation of "failed states". Based on the materials of the police reports of the Nordic countries, the author considers the "confessional parallel com-
© Талалаева Е. Ю., 2019
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РНФ в рамках научного проекта «Трансформации глобального конфессионального геопространства: феномен "параллельных" обществ в системе международно-политических отношений», № 19-18-00054.
munities" and "vulnerable areas" that pose a threat to national security due to extremist religious propaganda. The study pays special attention to the peculiarities of the opposition of Muslim minorities to the majority society based on the concept of an "ethnic and religious Other". The negative perception of a confessional "parallel society" in the political and social environment is a result of the failure of the state integration policy of the Nordic countries against the background of expanding cultural, ethnic and religious diversity in contemporary social realities.
Ключевые слова: «параллельное общество», Скандинавия, «несостоявшееся государство», мусульманские общины, уязвимые жилые районы.
Key words: "parallel society", Scandinavia, "failed state", Muslim communities, vulnerable area.
Как актуальный компонент современной социальной реальности, феномен «параллельных обществ» широко рассматривается в различных сферах: в качестве объекта научных исследований, как тема для политических дебатов или как предмет обсуждений в повседневной жизни граждан. Однако повышенный интерес и разнообразие подходов к обсуждению вопросов, связанных с «параллельными обществами», имеют место при отсутствии общепризнанного универсального определения для этого понятия.
В большинстве случаев речь идёт о социальных проблемах интеграции в европейское культурное сообщество многочисленных групп мигрантов из африканских и азиатских стран, преимущественно исповедующих ислам. Таким образом, религиозный фактор не только ложится в основу обособления отдельных групп населения от мажоритарного общества в «параллельные» конфессиональные общины, но и таит в себе дестабилизирующий потенциал в отношении национального единства внутри страны и для международной ситуации в целом.
Опираясь на данные, изложенные в научном докладе «Параллельное общество - часть норвежской действительности?», подготовленном в 2018 г. для Министерства юстиции и общественной безопасности Норвегии, можно привести характеристику обстоятельств возникновения параллельных обществ как «ситуаций, в которых отсутствует национальное общественное единство, а государство не способно и/или не готово регулировать социальное многообразие» [4, р. 7].
Очевидно, что специфика данного проблемного поля может отличаться в разных регионах европейского пространства, являясь более или менее актуальной для стран в зависимости от уровня их экономического развития, социальной политики государства и его
географического расположения. В этом плане страны Северной Европы (Норвегия, Дания и Швеция) обладают собственной исторически сформированной спецификой, разделяя общие подходы к сложившейся проблемной ситуации и схожее общественное настроение в рядах своих граждан. Исходя из этого положения, анализ ситуации в отдельных Скандинавских странах позволит установить особенности формирования конфессионального «параллельного общества» в данном геополитическом контексте и оценить социальные и политические риски для государств Северной Европы. Кроме того, предполагается рассмотреть перспективы развития «несостоявшихся государств» (failed states) в рамках социально-политических условий на североевропейском пространстве.
Представленная выше характеристика условий возникновения «параллельных обществ» имеет ряд существенных особенностей в сравнении с первоначальным пониманием этого феномена, отвечающим социальным реалиям в Восточной Европе 1980-х гг., когда это рассматривалось как своеобразный «общественный андеграунд» [6, р. 108]. В настоящее время «параллельное общество» преимущественно образуется вследствие появления культурно, религиозно и экономически «чуждых» элементов среди социума с высокоразвитым национальным самосознанием.
Существенную роль в формировании идеологического общественного противостояния играет религиозный фактор. К примеру, в Норвегии, где большинство жителей идентифицируют себя как «норвежцы», интеграция в гражданское сообщество представителей иной религиозной, культурной и этнической принадлежности имеет множественные препятствия. Такие проблемы в скандинавских странах во многом происходят вследствие недостаточной обоснованности идей консолидации разнородных социальных слоёв и отсутствия чётких стимулов для интеграционных процессов, что находит своё отражение на всех уровнях: от общественного до конституционного.
Сегодняшняя ситуация на североевропейском пространстве характеризуется возрастанием остроты социальных проблем, связанных с конфессиональными «параллельными обществами». Однако число научных исследований по данному вопросу сравнительно невелико. Наиболее содержательными представляются работы А. М. Фрейсле-бен [5], П. Вейдена [15] и Г. Брохманн [1; 2].
Датский исследователь Фрайслебен в своей докторской диссертации «Параллельное общество Дании. Сегрегация, гетто и социальное единство: параллельное общество в датском дискурсе 1968-2013 гг. - от утопии к антиутопии» исследует «параллельное общество» в Дании в
историческом ракурсе и в современном политическом контексте. Как отмечает ученый, изначально термин «параллельное общество» был введён в оборот в 1968 г. для обозначения движения хиппи в Копенгагене как определённой группы населения, идейно противостоящей остальному обществу. Однако к концу 1990-х гг. данное понятие популяризировалось и семантически трансформировалось: «параллельное общество» стало определением для религиозных общин мигрантов, претерпевающих затруднения в процессе социальной интеграции. Фрейслебен подчёркивает, что преимущественно этот термин подразумевает собой обособленное мусульманское сообщество, таящее в себе определённые социальные риски:
«Параллельным обществом обозначаются сегрегированные иммигрантские общины, состоящие из представителей мусульманского и не западного происхождения, воспринимаемые как угроза национальному и культурному единству» [5, р. 94].
Так как подобные представления в Дании являются доминирующими, Фрейслебен указывает на антиутопический дискурс, в рамках которого датчане воспринимают представителя такой параллельной общины в качестве «этнического и религиозного Другого», стремящегося подорвать основы «их» общества [5, ibid.]. Данный подход означает, что группы мигрантов добровольно делают выбор в пользу обособления в «параллельном обществе» и осознанно оказывают сопротивление датской культуре. Из описанного датским исследователем состояния рассматриваемой проблемы мы можем сделать вывод, что в датском социуме существует противостояние «датского» и «параллельного» обществ, во многом спровоцированное экономическими и социальными условиями, в которые попадают пребывающие в страну группы мигрантов.
Концепция «этнического и религиозного Другого», введённая Фрейслебен, подводит базу для обоснования феномена «государства в государстве» и появления определённой угрозы безопасности на европейском геополитическом пространстве. Понятие «государства в государстве» в данном контексте обозначает социальные группы, отделившиеся от общественного большинства и объединившиеся на основе собственных ценностно-религиозных установок, правовых и политических принципов [7, р. 7-8].
Помимо этого, в датском обществе широкое распространение получают различные теории «заговора параллельных обществ» [5, р. 244], в которых утверждается, что мусульманское население в Дании централизованно контролируется из арабских стран, потенциально тая в себе национальную угрозу. Данный пример может служить
индикатором увеличения социальной напряжённости в связи с популяризацией и широкой эксплуатацией темы «параллельного общества».
Норвежским социологом П. Вейденом был выбран другой подход к определению «параллельного обществ». Согласно его мнению, это «общество, параллельно с обществом большинства, развившее социальные институты» [15, р. 154]. По сути, это означает открытие собственных школ, религиозных организаций, учреждений правопорядка и развитие внутренней судебной системы. Представители такого «параллельного общества» связаны с остальным социумом только тем фактом, что они сосуществуют в одних и тех же государственных границах. Вейден полагает, что, представляя собой некий идеальный тип, такое общество не существует в европейских реалиях. В этом отношении можно только обсуждать наличие тенденций к его появлению на территории Норвегии и перспективы преодоления сопутствующих этому процессу негативных аспектов. Такой подход согласуется с мнением профессора политологии Дортмундского университета Т. Майера, на примере ситуации в Германии утверждающего, что полная сегрегация, отвечающая всем критериям формирования «государства в государстве», невозможна в современном европейском пространстве [10].
Примером неполного разделения социального пространства Норвегии на «общество большинства» и «параллельное общество» может служить саамское сообщество, которое, несмотря на принудительные меры политики норвегизации, отстояло официальное признание собственной культурной и этнической идентичности и добилось организации в 1989 г. Саамского парламента Норвегии как посреднического государственного органа в налаживании связей между народом саамов и остальными норвежцами. Таким образом, нельзя однозначно определить явление «параллельного общества» как положительный или негативный феномен вне контекста социальной действительности.
В исследованиях норвежского социолога Г. Брохманн рассматривается вопрос о «центральном напряжении» [1, р. 56], присущем западным странам в связи с проблемой самоидентификации граждан. Подобное социальное напряжение обусловлено этнорелигиозным многообразием внутри страны и идеей всеобщего равенства граждан. При этом для определения понятия «гражданство» необходимо учитывать вопросы, связанные с идентичностью, а также этническим и религиозным самоопределением. Брохманн пишет об идентичности и принадлежности как о ключевых аспектах в жизни каждого гражданина как члена общества, но она подчёркивает, что эти понятия со
временем стали «контрастировать» [1, ibid.] с тем фактом, что часть граждан так и не социализировались в культуру большинства. Это во многом повлияло на определение социального статуса, политических прав и обязанностей «новых» граждан в сравнении с остальным населением, актуализировав вопрос о том, может ли иммиграция подорвать базовые ценности уже устоявшейся культуры общества.
В датских и норвежских исследованиях можно отметить общую тенденцию, направленную на поиск путей построения модели единого социального сообщества, учитывающего культурное и религиозное многообразие в современных реалиях. Однако в рамках данного вопроса существует глубинное противоречие между двумя ключевыми точками зрения: (1) должны ли вновь прибывшие иммигрантские группы приспособиться к европейской культуре, отказавшись от собственной культуры, языка и религии, или же (2) основная часть общества должна разделить культурные ценности меньшинств и способствовать созданию для них государственных структур и общественных учреждений.
В рамках развёрнутой дискуссии на эту тему Брохманн вводит концепцию «авторизованного понимания однородности» в Норвегии [1, р. 75]. Под этим подразумевается «норвежская идеология равенства», заявляющая мигрантам о том, что «ты никогда не станешь одним из нас», или о том, что они никогда не станут «равными в достаточной мере» [1, р. 76]. Очевидно, это никак не отражается на официальном норвежском политическом курсе, но является следствием многолетнего опыта внутренних взаимодействий между социальными группами в стране. В результате на основе подобных социальных, культурных, религиозных и этнических предпосылок создаётся устойчивое противопоставление понятий «мы» и «они».
Таким образом, образование и развитие конфессиональных параллельных обществ на скандинавском пространстве представляет собой двусторонний процесс. С одной стороны, речь идёт о возможностях и реальных действиях государственных структур, направленных на содействие интеграционным процессам внутри общества, а с другой стороны, - о возможностях и желании самих меньшинств интегрироваться в единый социум. Именно отказ последней стороны от интеграции приводит к появлению маргинализации в отношении отдельных лиц или к образованию «параллельных обществ» из мусульманских общин мигрантов.
Однако «параллельность» таких обществ ставится многими исследователя под вопрос, так как необходимым условием данной характеристики должно быть изначальное единое общество, в
отношении которого и проявляются оппозиционные настроения. В противном случае термин «параллельное общество» будет всего лишь формальным инструментом пропаганды определённых политических взглядов по отношению к мигрантским общинам. К примеру, британский социолог К. Джоппке полагает, что монолитного «первого общества» в странах Европы в принципе не существует, а европейская политика мультикультурализма ориентирована только на прибывающее мусульманское население, но не на общество в целом. В то же время существуют примеры Канады или Австралии, признающих мультикультурализм в качестве идентичности для общества в целом [9, р. 247].
Из этого можно сделать вывод, что актуальные проблемы мультикультурализма в Европе в меньшей мере связаны с фактором национального и этнического самоопределения, но в большей степени являются проблемой религиозной самоидентификации мусульманских общин, чьи ценности вступают в противоречие с идеями либеральных государств. Британский политолог К. Хилл обращает внимание на то, что в европейских странах по-прежнему отсутствует конкретная и действенная стратегия регулирования проблем интеграционной политики, связанных с возрастающим этническим разнообразием среди населения [6, р. 130]. Это приводит к усилению негативного восприятия и дискриминации общественными массами сегрегированного меньшинства по культурному и этнорелигиозному принципу. В ответ на это группы мигрантов сильнее обособляются от общественной жизни, предпочитая внутри государства изоляцию с собственными культурно-религиозными нормами жизни, являющимися альтернативой действующему на территории страны законодательству. В этом плане «параллельные общества» понимаются преимущественно как:
«этнически, социально и идеологически однородная группа (меньшинство),
на добровольной основе в той или иной степени обособленная от общества
большинства или попросту "этнические колонии"» [11].
Возможность полноценного возрождения «христианской идентичности» на европейском пространстве в ответ на внутреннюю интеграцию мигрантов на основе исламских ценностей и обычаев ставится исследователями под сомнение [8, р. 612]. Представляя европейские государства прежде всего в качестве либеральных, они полагают, что либеральные ценности в равной мере могут адаптировать под себя как христианские, так и мусульманские идеи в едином социальном пространстве.
Примирение противоречий между мажоритарным обществом и оппозиционно настроенным к нему мусульманским меньшинствам возможно только при содействии государства и принятии им активных действий в направлении интеграционной политики. Однако в настоящее время на территории Скандинавии существует проблема, зачастую характеризуемая как «несостоявшееся государство» (failed states):
«В Швеции и Дании мы видим, что некоторые группы изолируются и решительно выступают против законов общества, государственных и судебных властей. Например, это выражается в проявлении насильственных действий в отношении полиции, когда полиция пересекает границу "территории" группы. Здесь можно провести параллель с так называемыми "несостоявшимися государствами", когда правительства утрачивают контроль над территориями в пределах собственных государственных границ. Ситуация в Дании и Швеции может создать впечатление, что в них образовались так называемые зоны "несостоявшихся государств" внутри страны, особенно в некоторых крупных городах» [4, р. 21].
Для анализа ситуации, связанной с возникновением на территории Скандинавских стран состояния «несостоявшихся государств», необходимо дать определение данному феномену. Исходя из общепризнанной концепции государства, под «государством» в узком смысле данного понятия мы подразумеваем фиксированную на политической карте мира территорию с определённым населением, что на официальном уровне признано остальным мировым сообществом.
тI vy vy vy
Государственное устройство каждой страны обладает своей собственной спецификой и может существенно разниться от других акторов на политической арене по многим критериям.
К примеру, в Норвегии, начиная с середины прошлого столетия, правительство уделяло особое внимание модели государства всеобщего благосостояния, где в основу были заложены ценности равенства и справедливости [14, p. 56]. Государственному сектору при этом отводится существенная роль в распоряжении различными ресурсами, распределении прав и обязанностей в общественной среде. Несмотря на то что правительства периодически сменяют друг друга и норвежский внешний и внутренний политический курс трансформируется в ту или иную сторону, Норвегию можно охарактеризовать как сравнительно эффективное государство с точки зрения подержания контроля над многими аспектами социальной сферы жизни. Поэтому применение к современным норвежским реалиям понятия «несостоявшееся государство» возможно лишь в определённых узких контекстах, учитывая очевидную неоднозначность и условность используемого термина.
В настоящее время Скандинавские страны соответствуют пониманию государства как органа власти, способного обеспечить целостность своих границ и безопасность внутри них различными методами, включая насильственные. Что же касается интерпретации государства в качестве «общественного договора» и регулятора распределения общественных благ и услуг, то здесь наблюдается ряд кризисных состояний.
Если рассматривать «общественный договор» с точки зрения взаимосвязи между государством и его гражданами, основанной на взаимных правах и обязанностях, то в странах Северной Европы можно констатировать довольно высокий уровень доверия между сторонами. Тем не менее, периодически возникают разногласия между отдельными социальными группами, физическими лицами и государственными структурами по поводу распределения прав и обязанностей, а также применения средств регулирования общественного порядка. Активизировавшийся миграционный фактор и, как одно из его следствий, образование не полностью подконтрольных для государственных органов автономных зон рождают симптомы «несостоявшегося государства».
В отличие от Норвегии, где «параллельные общества» воспринимаются государственными властями как неоднозначный феномен, Национальный оперативный отдел Швеции характеризует их как «уязвимые районы» (Шяаиа omraden) и рассматривает в качестве неотъемлемой реалии современного шведского общества [13]. Уязвимые районы классифицируются в соответствии со степенью их негативного воздействия на окружающий социум: от общих проявлений социального неблагополучия вследствие низкого социально-экономического статуса района до наличия «параллельных» общественных структур, религиозного экстремизма [13, р. 10]. В этих районах наблюдается отток жителей для принятия участия в военных действиях на территории других государств (к примеру в Сирию). По итогам доклада шведской полиции, в стране по состоянию на 2017 г. насчитывалось 32 уязвимых района, 23 особо уязвимых района и 6 зон риска, которые впоследствии могут представлять серьёзную угрозу для безопасности государства [13, р. 41].
Далеко не все из рассматриваемых районов можно отнести к конфессиональным «параллельным обществам», возникшим в связи с невозможностью мигрантов интегрироваться в мажоритарное общество. Однако исламскому экстремизму уделяется существенное внимание как фактору, не только подрывающему шведские демократические ценности в ходе религиозной пропаганды, но и порождающему ответные правые радикальные движения, враждебно относящиеся к иммигрантам [13, р. 33].
В Дании для обозначения «параллельного общества» принято определение «особо уязвимые жилые районы» [12, р. 36]. По сути, такие районы являются гетто, в противодействие которым с 2010 г. специально разрабатываются ежегодные «Национальные планы действий полиции в районах гетто» [3, р. 10]. Однако меры, предпринимаемые полицией для пресечения преступных действий в неблагополучных районах, преимущественно сводятся к сбору информации, беседам с жителями гетто и присутствием на данных территориях представителей датской полиции для своевременного вмешательства в конфликтные ситуации.
Таким образом, конфессиональное «параллельное общество» в Скандинавских странах является следствием целого спектра проблем в социальном взаимодействии между государством, обществом большинства и группами этнорелигиозных меньшинств. При этом ответственность за разлад в данной структуре отношений во многом лежит на государстве, по тем или иным причинам не способном на должном уровне регулировать религиозное, культурное и этническое многообразие на своей территории. В частности, основой большинства проблем служит отсутствие понимания между заинтересованными сторонами в интеграционных процессах, что зачастую приводит к дискриминации мусульманских меньшинств с их последующей самоизоляцией от остального общества в своей относительно однородной культурной и религиозной среде.
Отсутствие эффективной интеграционной политики при постоянном расширении культурного многообразия провоцирует появление всё новых проблем, непосредственно связанных с развитием конфессионального «параллельного общества» как потенциальной угрозы национальной безопасности Скандинавских стран. При этом основные причины негативного восприятия «параллельного общества» в социальной среде и политическом сознании вызваны отсутствием соответствующих общественных структур и институтов, обеспечивающих полноценную интеграцию граждан в единый социум.
Список литературы
1. Brochmann G., Borchgrevink T., Rogstad J. Maskineriet: Makt og demokrati i det flerkulturelle Norge. - Oslo: Gyldendal Akademisk, 2002.
2. Brochmann G., Grodem, A. S. Den norske modellens mote med innvandring -et regime i endring // Velferdsstaten i endring: Om norsk helse- og sosialpolitikk / red. M. A. Stamso. - Oslo: Gyldendal Akademisk, 2017. - Kapittel 14. - S. 362-381.
3. Danske Regeringen. Ghettoen tilbage til samfundet. Et opgor med parallelsamfund i Danmark. - Socialministeriet, 2010. [Электронный ресурс]. - URL:
http://www.stm.dk/multimedia/Ghettoen_tilbage_til_samfundet.pdf (access date: 06.04.2019).
4. Egge M., Solhjell R. Parallellsamfunn: En del av den norske virkeligheten? Technical Report. - Oslo: Politihogskolen. 2018. [Электронный ресурс]. - URL: https://brage.bibsys.no/xmlui/handle/11250/2498197 (access date: 05.04.2019).
5. Freiesleben A. M. Et Danmark af parallelsamfund: Segregering, ghettoisering og social sammenhsngskraft: Parallelsamfundet i dansk diskurs 1968-2013 - fra utopi til dystopi. Doktorgradsavhandling. - Kobenhavns Universitet: Det Humanistiske Fakultet, 2016. [Электронный ресурс]. - URL: https://static-curis.ku.dk/portal/files/160573902/Ph.d._2016_Freiesleben.pdf (access date: 01.04.2019).
6. Hill C. Parallel Societies // The National Interest in Question: Foreign Policy in Multicultural Societies. - Oxford: Oxford University Press, 2013. - P. 96-132.
7. Hiscott W. "Parallel Societies" - A Neologism gone Bad. - Prague: Multicultural Center, 2015. [Электронный ресурс]. - URL: http://aa.ecn.cz/img_upload/3bfc4ddc48d13ae0415c78ceae108bf5/WHiscott_Parallel_ Societies.pdf (access date: 03.04.2019).
8. Joppke C. A Christian Identity for the Liberal State? // The British Journal of Sociology. - 2013. - Vol. 64. - Issue 4. - P. 597-616.
9. Joppke C. The Retreat of Multiculturalism in the Liberal State // The British Journal of Sociology. - 2004. - Vol. 55. - Issue 2. - P. 237-257.
10. Meyer T. Parallelgesellschaft und Demokratie // Der Demokratische Nationalstaat in den Zeiten der Globalisierung: Politische Leitideen Für Das 21. Jahrhundertfestschrift Zum 80. Geburtstag von Iring Fetscher. - Berlin: Akademie Verlag, 2002. - P. 193-230.
11. Micus M., Walter F. Mangelt es an 'Parallelgesellschaften'? // Der Bürger Im Staat. Zuwanderung und Integration, 2006. [Электронный ресурс]. - URL: http://www.buergerimstaat.de/4_06/parallel.htm (access date: 06.04.2019).
12. National Strategisk Analyse. Kriminalitet, Trafiksikkerhed, Beredskab. -Dansk politi, 2017. [Электронный ресурс]. - URL: https://www.politi.dk/NR/rdonlyres/60D84675-DFA7-46FE-BDEC-6FE6545FC8AF/0/Rapport_NSA17_ enkeltsider.pdf (access date: 03.04.2019).
13. Nationella operativa avdeling. Utsatta omráden - Social ordning, kriminell struktur och utmaningar för polisen. - Underrättelsesenheten Sverige, 2017. [Электронный ресурс]. - URL: https://polisen.se/siteassets/dokument/ovriga_rapporter/utsatta-omraden-social-ordning-kriminell-struktur-och-utmaningar-for-polisen-2017.pdf (access date: 01.04.2019).
14. Rommetvedt H. Resources Count But Votes Decide? From Neocorporatist Representation to Neopluralist Parliamentarism // Norway in Transition: Transforming a Stable Democracy / Ed. by Oyvind Osterud. - London; New York: Routledge, 2013. -Р. 36-59.
15. Veiden P. Parallellsamfunn // Tanker om Samfunn / red. K. Dahlgren, H. R. Nsss. - Oslo: Universitetsforlaget, 2012. - P. 154-170.
Статья поступила: 27.06.2019. Принята к печати: 19.08.2019