CC BY
123
11. Latour B. Il n'y a pas de monde commune: il faut le composer // Multitudes. - 2011 / 2. - № 45. - P. 38-41.
12. Latour B. Jolio: l'histoire et la physique mélées // Éléments d'histoire des sciences. - Paris: Bordas, 1991. - P. 493-513.
13. Latour B. Pasteur et Pouchet: hétérogenèse de l'histoire des sciences // Eléments d'histoire des sciences. Paris: Bordas, 1991. - P. 423-445.
14. Latour B. La science en action. Introduction à la sociologie des sciences. -Paris: Gallimard, 1995.
15. Latour B., Woolgar S. La vie de laboratoire. La production des faits scientifiques. -Paris: La Découverte, 1993.
16. Lyotard J.-F. La Condition postmoderne. - Paris: Les éditions de minuit,
1979.
17. Serres M. Éclaircissements. Entretiens avec Bruno Latour. - Paris: Bourin,
1992.
18. Serres M. Préface // Eléments d'histoire des sciences / sous la dir. de Michel Serres. - Paris: Bordas, 1991. - P. 1-15.
19. Serres M. Les sciences // Faire l'histoire. Nouveaux problèmes. - Paris: Gallimard, 1974. - P. 203-228.
УДК 1 (091) (73) : 32 : 008
И. И. Комиссаров
Специфические черты цивилизационной модели в политической философии С. Хантингтона
Обращение к идеям политической философии С. Хантингтона становится особенно актуальным в современных политических реалиях, в частности, в связи с политическим кризисом в Украине. Благодаря методологии М. Вебера, выявляются специфические черты цивилизационной модели С. Хантингтона, которые отличают ее от идеального типа цивилизационной модели вообще.
The appeal to the ideas of S. Huntington's political philosophy is especially relevant in contemporary political realities, in particular with regard to the political crisis in Ukraine. Using M. Weber's methodology, the author identifies specific features of S. Huntington's civilization model, distinguishing it from the ideal type of civilization model per se.
Ключевые слова: Хантингтон, конфликтологические теории, культурная идентичность, цивилизационная модель, Вебер, идеальный тип.
Key words: Huntington, conflict theories, cultural identity, civilization model, Weber, ideal type.
Политические события последних лет позволяют вновь обращаться к цивилизационной модели в политической философии Сэмюеля Хантингтона. Явную актуальность получили прогнозы этого теоретика, сделанные в связи с событиями на постсоветском пространстве [9, с. 255-259], в частности, относительно Украины. Ещё в 90-х гг. XX в. Хантингтон говорил о трех возможных сценариях того, что ждет Украину в будущем как расколотую страну, находящуюся посередине границы, отделяющей восточные рубежи западной цивилизации от цивилизации православной. Первый сценарий - перспектива войны Украины с Россией, по его мнению, маловероятен, поскольку между странами существуют тесные культурные и человеческие связи, которые не позволят двум в большинстве своем православным народам вступить в войну [9, с. 257]. Третий сценарий (о втором скажем чуть позже) для Хантингтона был наиболее вероятным. Он предполагал, что Украина останется целостной в своих границах, но расколотой внутри себя страной, и такое положение дел будет сохраняться достаточно долго [9, с. 258-259]. Надо сказать, что большую часть своего существования, вплоть до недавних событий, связанных с «майданом» и его последствиями, Украина вписывалась
© Комиссаров И. И., 2017
именно в этот сценарий. Ее политические границы не были подвержены изменениям, но в рамках одного государства происходила смена политических элит, ориентировавших свою страну на разную цивилизационную принадлежность. Отношения между этими элитами, отражающими в своем существовании наличие соответствующих противостоящих социальных слоев, иногда достигали таких противоречий, что переход власти от одной элите к другой мог производиться революционным путем.
В настоящей действительности мы становимся очевидцами того, что Украина начинает входить во второй сценарий, предсказанный Хантингтоном [9, с. 257-258]. Украина не смогла сохранить свою политическую целостность и вошла в период распада, о чем свидетельствуют очередная смена власти и последующие за этим отделения Крыма, Донецка и Луганска от политического центра этой страны.
Как видим, идеям Хантингтона можно найти применение в современной политической действительности. Но в рамках данной статьи мы бы хотели рассмотреть не столько интерпретацию современных политических процессов с помощью этой модели, сколько саму модель Хантингтона. Анализу политических процессов современности с точки зрения представлений Хантингтона итак уже было посвящено немало работ. Прежде всего, исследователей интересует то, как могут соотноситься между собой глобализационные процессы и герметичная локальность отдельных человеческих цивилизаций [2; 3; 4]. Конечно, цивилизационная модель и представления о глобализации, понимаемые в стиле Ф. Фукуямы [8], который утверждал, что весь мир должен со временем вобрать в себя западные ценности либеральной демократии и стать таким образом глобальным западным миром, несовместимы между собой. Фактически Хантингтон является противником таких идей, утверждая, что эти и другие западные ценности останутся лишь в пределах одной западной цивилизации [9, с. 94-101].
Однако это не означает, что концепту глобализации нет места в цивилизационной модели Хантингтона, просто она будет пониматься не в смысле гомогенизирующего победного наступления западной цивилизации на другие культуры, после чего их культурная идентичность прекратит свое существование. Глобализация для Хантингтона - это интенсивный диалог между разными, не сводимыми друг к другу цивилизациями, который имеет конфликтную форму. Соответственно, в исследованиях, посвященных Хантингтону в контексте вопросов глобализации, ведется речь о глобальных конфликтах между локальными цивилизациями [3, с. 58-59], о возможности новой мировой, даже ядерной, войны между блоками различных цивилизаций [2, с. 40-41], о нарастании напряженности между представителя-
ми разных цивилизаций в свете открытости границ и возможности свободного соприкосновения людей, принадлежащих разным культурам [2, с. 34].
В культурологических и философских исследованиях модель Хантингтона занимает место в ряду других цивилизационных моделей, яркими примерами которых являются модели Данилевского, Шпенглера, Тойнби, Гумилева и многих других. Однако, находясь в кругу своих идейных сторонников, эта модель зачастую упоминается лишь вскользь [5] и тем самым теряет свое исключительное своеобразие, которое присуще только ей. Попробуем выявить уникальные черты цивилизационной модели Хантингтона. Для этого потребуется напомнить о той классической цивилизационной модели, на фоне которой можно было бы выявить специфику интересующей нас модели Хантингтона.
Воспользуемся методологией М. Вебера, который в своих исследованиях предлагал использовать так называемые идеальные типы, которые создаются на основе синтеза основных черт, отобранных исследователем исходя из анализа отличительных черт множества конкретных объектов исследования данной исследовательской области. Полученная в результате модель способна выявить специфику интересующего объекта исследования на основании отличий, выявленных между идеальным типом и данным объектом [1, с. 389-391]. Например, при исследовании любого города периода Средних веков можно сконструировать идеальный тип средневекового города на основании соединения основных отличительных черт, свойственных большинству реальных городов Средних веков. Затем при необходимости выявить специфику конкретного интересуемого города, например, Парижа, нам следует провести сравнение между полученным идеальным типом и средневековым Парижем. Полученные различия между идеальным типом и самим объектом исследования будут являться специфическими чертами, свойственными данному объекту. Заметим также, что мы пытаемся выявить идеальный тип не по отношению к конкретным объектам исторического, социологического или культурологического анализа, а к самим социально-философским теориям, частью которых являются цивилизационные модели.
Конечно, в рамках данной статьи невозможен широкомасштабный сравнительный анализ большинства цивилизационных концепций. Но мы располагаем уже готовыми исследованиями в этом направлении. Поэтому обратимся к исследованию Ю. И. Семенова [6, с. 151-186] для того, чтобы составить как можно более емкое представление о том, что же такое идеальный тип цивилизационной модели.
Что входит в идеальный тип цивилизационной модели? В самом общем плане можно сказать, что данная модель представляет все че-
ловеческое общество разделенным в течение исторического времени между несколькими отдельными, уникальными в культурном отношениями цивилизациями, т. е. крупными культурно-историческими общностями. Границы между этими цивилизациями достаточно герметичны и прочны, чтобы сохранять у представителей каждой цивилизации собственную культурную идентичность и не подвергаться разного рода влияниям со стороны других культур [6, с. 183].
Стержнем любой цивилизации выступает уникальная, присущая только ей одной культурная идентичность, которая подразумевает наличие определенных религиозных и моральных представлений, психологических установок, философского мировоззрения, собственной истории - всего того, что находит неповторимое выражение в языке и в культурных формах материальных предметов, в том числе в предметах искусства. Данная модель ставит акцент на том, что делает данное конкретное общество уникальным по отношению к другим обществам, и нивелирует значение тех факторов, которые говорят нам в пользу того, что между представителями разных народов не существует никаких принципиальных отличий. В последнем случае имеется в виду прежде всего экономика, для которой нет «ни эллина, ни иудея», которая игнорирует культурное своеобразие представителей разных цивилизаций в пользу удовлетворении человеческих потребностей, которые присущи всем человеческим существам независимо от их вероисповедания или исторического прошлого. Такие идеи находят воплощение в формационной модели, которая является главным идейным антагонистом модели цивилизационной.
Все цивилизации проходят в своей исторической жизни одни и те же этапы зарождения, зрелости и гибели, что означает, что человеческому обществу в целом присуще циклическое развитие. Последнее обстоятельство, в свою очередь, наводит на мысль об отсутствии прогрессивного общественного развития или, по крайней мере, о его наличии в ослабленной форме. Что бы ни случилось, каким бы ни был технический прогресс, он не обладает властью устранить или хотя бы замедлить старение отдельной цивилизационной единицы, и любую цивилизацию рано или поздно ждет схождение с исторической сцены [6, с. 160, 171, 180].
Не будем забывать, что одной из особенностей, равно как и достижением цивилизационной модели, является ее отход от идей европоцентризма, доминировавших ранее в западных социоисторических исследованиях. С ее помощью мир перестал восприниматься исключительно как развитие якобы одного-единственного прогрессивного западного общества, по сравнению с которым другие цивилизации отходят на задний план, находясь в тени его экономического и военного превосходства. Модель мира, которая подразумевала постепен-
ное прогрессивное восхождение от Античности через Средневековье в Новое время капиталистических отношений, была несколько поколеблена в ее интеллектуальных позициях, отчего ей пришлось уступить часть этих позиций более демократичной и менее эгоцентричной цивилизационной модели [6, с. 159-160, 174, 183].
Любая классическая, идеально-типическая цивилизационная модель состоит из постулирования отдельных, уникальных в культурном отношении цивилизаций, которые подвержены циклизму, проходя последовательные стадии рождения, зрелости и смерти. В ее основе лежат культурные факторы, а экономические аспекты человеческой жизни отходят на задний план. Заметим, что цивилизационная модель отходит от идей прогресса и европоцентризма. Теперь необходимо выяснить, насколько цивилизационная модель Хантингтона вписывается или не вписывается в цивилизационный идеальный тип.
Во-первых, обратим внимание на то, что цивилизационная модель Хантингтона предполагает, что цивилизации не всегда были главными действующими субъектами исторического процесса. Если модели Данилевского, Шпенглера, Тойнби и других представляли человечество полностью поделенным во времени и в пространстве между определенным числом цивилизаций, то модель Хантингтона предполагает, что как минимум во временной промежуток между Великой Октябрьской социалистической революцией и падением социалистического лагеря мир состоял из нескольких идеологических блоков, и конфликты происходили в таком мире не между отдельными цивилизациями как культурными общностями с определенной религией и нравами, а между представителями той или иной идеологии [10, с. 33-34].
Показателен для этого утверждения пример, который сопоставляет два конфликта, один из которых имел место в Испании в 1930-е гг., а другой - в Югославии в 1990-е. Во время гражданской войны в Испании на территории этой страны участвовали три действующие силы, которые определялись друг по отношению к другу с идеологических позиций. Это были либеральные демократы, коммунисты и националисты. В конфликте в Югославии участвовали также три стороны, но это были уже не носители разных идеологий, а сторонники тех или иных религиозных вероучений. В этой стране сражались между собой католики, православные и мусульмане. Как видим, первый случай говорит нам о конфликте идеологий, тогда как второй предполагает наличие конфликта между представителями различных цивилизаций [10, с. 42].
По представлениям Хантингтона до окончания Второй мировой войны мир разделялся между указанными тремя идеологиями либеральной демократии, коммунизма и национализма, тогда как после
разгрома последних мир был поделен между двумя оставшимися идеологическими блоками, а те страны, которые не смогли принять ту или иную идеологию, находились в числе так называемого третьего мира. И только после падения железного занавеса для Хантингтона стало иметь смысл говорить о существовании нескольких цивилизаций, конфликты между которыми станут основными конфликтами ближайшего будущего [10, с. 33-34].
Во-вторых, в исследованиях Хантингтона представление о прогрессивном развитии обществ никоим образом не устранено. Прогресс Хантингтон понимает в качестве улучшенного положения технической, военной, экономической сфер общественной жизни в рамках одной цивилизации по сравнению с другой. Так, для него западная цивилизация является не только западной в смысле специфической идеологии, культурных ценностей, но и передовой, модернизированной и в этом смысле прогрессивной. Другие же цивилизации не обязаны перенимать западные ценности, например, либеральную демократию, однако они имеют возможность, по мнению Хантингтона, модернизировать свою экономическую сферу в отношении технологий, и не в последнюю очередь в отношении военных технологий, для того чтобы иметь основанную на реальной силе возможность сохранить свою культурную идентичность. Иными словами, незападные цивилизации имеют возможность модернизироваться, но не вестернизироваться [9, с. 94-97, 112; 10, с. 44, 48].
Конечно, любые цивилизации, взятые сами по себе, не являются более или менее прогрессивными, поскольку в культурном плане они обладают определенным набором ценностей, которые несравнимы друг с другом, и поэтому о них нельзя сказать, что эти ценности лучше или хуже других. Однако, по идеям Хантингтона, велика вероятность того, что эти цивилизации могут вступить в глобальные конфликтные отношения, исход которых главным образом зависит от более прогрессивного военно-технического арсенала, а не от специфики религиозных убеждений. В этой связи можно напомнить слова министра обороны Индии: «Не связывайтесь с Соединенными Штатами, если у вас нет ядерного оружия» [10, с. 46]. Итак, любая цивилизация не сводима к другой в культурном отношении, однако без реализации военно-технического прогресса велика вероятность того, что любой уникальной, но технически не модернизированной цивилизации суждено сойти с геополитической карты мира еще задолго до того, как она исчезнет естественным путем.
В-третьих, особенность цивилизационной модели Хантингтона проявляется еще и в определенной доле западоцентризма (говорить о европоцентризме в нашем случае было бы уже неактуально). Цивилизации интересуют Хантингтона, естественно, не сами по себе, не ради
выяснения логики всего общемирового исторического процесса начиная со времен шумерской цивилизации. Его интерес диктуется выяснением ближайшего будущего общемировых политических отношений, прежде всего, его интересует форма конфликта будущего. А в этом случае надо считаться с тем, что на протяжении последних столетий западная цивилизация находилась у руля политических отношений и диктовала большинству других цивилизаций свою политическую волю, превозмогая эти цивилизации в военно-технической и экономической сферах [9, с. 115-117; 10, с. 42-43]. Именно поэтому можно сказать, что рассмотрение современных цивилизаций у Хантингтона проходит под углом зрения политического превосходства западной цивилизации как в отношении прошлых лет до распада СССР, так и в отношении современности.
Неслучайно Хантингтон говорит о том, что международные отношения между странами являлись до 1991 г. «игрой в рамках западной цивилизации» [10, с. 47], в связи с чем возникают предположения, что как будто бы до этого времени существование цивилизаций не представляло для всемирной истории важного значения. Американский теоретик также приводит классификацию конфликтных отношений, которые складывались между политическими субъектами в разные периоды времени. По его мнению, Вестфальский мир в 1648 г. оформил современную на тот момент международную систему отношений, в которой конфликты разворачивались между отдельными правителями. После Великой французской буржуазной революции 1789 г. конфликты происходили уже не между государями, а между нациями, которые продолжали вести активную колониальную политику. После Великого Октября 1917 г. мир был поделен по идеологическому признаку, причем эти идеологии были продуктом западной цивилизации: либерализм, коммунизм и национал-социализм, фашизм все были рождены мыслителями Западной Европы [10, с. 33-34]. Наконец, после падения «железного занавеса» незападным цивилизациям еще предстоит побороться с экономической, политической и военной силой Запада, который не будет даром сдавать свои позиции, продолжая использовать международные организации ООН и МВФ для того, чтобы проталкивать свои интересы на мировой арене, выдавая их за интересы всего мира [10, с. 42-43]. Как видим, цивилизациям Хантингтона приходится считаться с тем, что они живут в далеко не западном мире.
В-четвертых, мы бы хотели заметить, что Хантингтон делает акцент в своих исследованиях на современных геополитических событиях, и поэтому его в меньшей степени интересует то, что происходило с цивилизациями, о которых мы знаем в настоящем вре-
мени лишь по историческим исследованиям. Конечно, Хантингтон признает, что в человеческой истории были и другие, уже не существующие цивилизации, однако его интересуют в первую очередь события современности, отчего он выделяет в своих исследованиях только те цивилизации, которые существуют в настоящее время: западная, конфуцианская, японская, исламская, индуистская, православная, латиноамериканская и вероятностная африканская [10, с. 35]. В этом перечне нет ни одной уже отжившей цивилизации, тогда как если мы обратимся к другим цивилизационным моделям, то заметим, что во многих моделях отображены и такие исторические цивилизации, как египетская, ассиро-вавилонская, греко-римская и др.
Заметим также, что Хантингтон признает, что цивилизациям присуще циклическое развитие, последовательное прохождение через стадии рождения, зрелости и смерти [9, с. 530-532; 10, с. 34], однако эти стадии опять-таки интересуют его в незначительной степени, поскольку он делает акцент на временном промежутке, начинающемся с 1991 г. За этот незначительный исторический период ни одна цивилизация, естественно, не способна ни пройти весь цикл, ни зародиться, ни умереть. Возможно даже, что именно из-за акцентирования внимания на узком временном промежутке, а не на глобальной человеческой истории некоторые исследователи отмечают, что Хантингтону присущ низкий уровень анализа по сравнению с другими, более крупными представителями цивилизационного подхода [3, с. 59].
Итак, мы отметили четыре специфические черты, которые свойственны цивилизационной модели Хантингтона. Установлено, во-первых, что цивилизации, согласно данной модели, не всегда были главными историческими субъектами человеческой истории, поскольку Хантингтон считает, что, по крайней мере, период между двумя мировыми войнами и последующий за ним период холодной войны не являлись цивилизационными периодами, это было время общемировой идентификации по отношению к идеологии. Во-вторых, Хантингтон не отступает от идеи прогрессивного развития человеческих обществ, поскольку в его модели придается большое значение модернизации в экономическом и военно-техническом отношении. В-третьих, данной модели присущ и западоцентризм, выражающийся в том, что мировому сообществу нескольких цивилизаций приходится считаться с последствиями и проявлениями того, что мир долгое время являлся и продолжает в какой-то степени быть ареной господства западной цивилизации. Наконец, в-четвертых, обратим внимание на тот факт, что Хантингтон делает акцент на современных глобальных политических событиях, цивилизации прошлого его интересуют лишь в незначительной степени.
