CC BY
84
А.Л. Шарандин
УДК 81'22
СОЗНАНИЕ, СЕМИОТИКА, ЯЗЫК, КОММУНИКАЦИЯ И ПРАГМАТИКА КАК ЕДИНОЕ КОНЦЕПТУАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО1
В рамках концептуального пространства как формы объединения разных типов знаний рассматриваются взаимосвязи сознания, семиотики, языка, коммуникации и прагматики. Они образуют единство, которое можно определить как диалектическое единство, поскольку нерасторжимо связаны и способны влиять на отношения друг с другом. С учетом этой позиции дается определение слову как основной единицы знания: это лексический репрезентант концепта, чаще всего понятийного типа, который имеет звуковую оболочку, является синтагматическим членом высказывания и предстает в той или иной морфологической форме, совокупность которых образует его языковую репрезентативную парадигму и прагматическую парадигму. В общем виде интегративное концептуальное пространство слова, составными частями которого являются взаимосвязанные и взаимодействующие когнитивные по своей природе сознание, семиотика, язык, коммуникация и прагматика, можно представить в виде пятиугольника, отражающего структуру их взаимоотношений и связей.
Ключевые слова: сознание, семиотика, язык, коммуникация, прагматика, фигура знания.
Anatoly L. Sharandin
CONSCIOUSNESS, SEMIOTICS, LANGUAGE, COMMUNICATION AND PRAGMATICS AS A COMMON CONCEPTUAL SPACE
Within the limits of conceptual space as a form of combining different types of knowledge the relationships of consciousness, semiotics, language, communication and pragmatics are being considered in the article. They form the unity which can be defined as a dialectical unity as indissolubly linked and can affect relationships with each other. Taking this idea into account it is possible to define a word as a basic unit of knowledge: it is a lexical representative of the concept, more often of the conceptual type, which has a sound shell, it is a syntagmatic utterance member and it appears in a particular morphological form, the combination of which constitutes its linguistic representational paradigm and pragmatic paradigm. Generally the integrative conceptual space of a word the components of which are interrelated and interacting and inherently cognitive consciousness, semiotics, language, communication and pragmatics can be represented in the form of a pentagon reflecting the structure of their relations and connections.
Keywords: consciousness, semiotics, language, communication and pragmatics, figure of knowledge.
1 Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ, проект № 15-04-00448 «Язык как интерпретирующий фактор познания».
Т
X ермин «пространство», употребляясь чаще всего в нестрогом терминологическом значении, в настоящее время оказывается достаточно востребованным в сочетаниях с атрибутами, характеризующими его в отношении определенных сфер или областей научных знаний: когнитивное пространство, семантическое пространство, ономастическое пространство, лексико-грамматическое пространство, лингво-культурологическое пространство и т. д. В этом ряду особо выделяется сочетание «концептуальное пространство», которое, наряду с осмыслением его как одного из типов структурирования концептов (В.А. Ефремов), имеет и трактовку как методологической категории современного языкознания, привлекаемой для постановки и решения теоретических и исследовательских задач (О.В. Николаева). По мнению Н.Н. Болдырева, «в области научного знания четко обозначилось и существует определенное концептуальное пространство, именуемое когнитивной лингвистикой и представляющее собой единую систему научных взглядов и методологических принципов, которые направлены на изучение когнитивной функции языка и на реализацию общенаучной, объяснительной функции о языке» [Болдырев 2004: 35].
На наш взгляд, понятие концептуального пространства как формы структурированного знания, содержание которого определяют объекты этого пространства, близко к пониманию концептуальной системы. В частности, Р. Джекендофф утверждал, что «существует такой уровень, на котором вся информация, приходящая по разным каналам и принадлежащая разным модальностям, была бы сопоставимой» (цит. по: [Кубрякова и др. 1996: 94]). Однако в данном случае нам представляется, что понятие концептуального пространства более удачно, поскольку позволяет включить в него достаточно разные по своей природе и назначению объекты, тогда как понятие системы в большей степени сориентировано на рядо-положенные единицы (ср.: фонетическое пространство, лексико-семантическое пространство и т. д.). Понятие пространства в силу таких его характеристик, как протяженность и объемность, оказывается более удобной и логически обоснованной формой включения в него объектов, которые, в принципе, имеют свое пространство, представленное системами их единиц. Другими словами, концептуальное пространство оказывается в нашем случае полисистемным и объемным, но при этом целостным образованием, имеющим свои границы. Структурированное знание, определяемое этим единым концептуальным пространством, формируется на основе взаимосвязи и взаимодействия разных по природе и назначению (функции) онтологически существующих объектов, которыми являются сознание, семиотика, язык, коммуникация и прагматика. Их познание позволяет увидеть и осмыслить, выражаясь словами Ю.Н. Караулова, ту «элементарную фигуру знания», или «ког-нему», представленную пентаграммой, включающей пять составляющих единицу знания компонентов: смысл, способ, слово (знак), область, функция (см. [Караулов, Филиппович 2009: 259]). Речь, конечно, не идет о прямом отражении этой фигуры знания, представленной пентаграммой рассматриваемых нами объектов исследования, а скорее всего - об изоморфности отношений в этих пентаграммах, о связях и взаимодействии данных объектов, что и позволяет видеть как и в фигуре знания, выделяемой на основе пяти компонентов Ю.Н. Карауловым, фигуру знания, для выделения и осмысления которой также необходимо единство пяти компонентов, представленных разными областями.
Как известно, современный этап развития лингвистики характеризуется понятием антропоцентризма. Отмечается, что антропоцентрический подход сменил системоцентрический подход, в основе которого основное внимание уделялось изучению системы языка, исходя из описания ее единиц в структурном аспекте, т. е. внимание было сосредоточено на языковых характеристиках этих единиц безотносительно к процессу коммуникации и человеку как основному субъекту речевой деятельности. При антропоцентрическом подходе произошло перемещение внимания исследователей с системно-структурных единиц как таковых на их функционирование в том или ином тексте или дискурсе, в результате чего речемыслительная деятельность человека предстает не в виде механического сложения простых в более сложные структурные единицы, а в виде нелинейного процесса речетворчества. Другими словами, теоретическим фактором, во многом определяющим лицо современных исследований языка, стало обращение исследователей к действительности языка с позиций антропоцентрического подхода. Если раньше язык рассматривался просто как средство коммуникации и выражения мыслей, то теперь сами коммуникация и сознание (мышление) погружаются в структуры языка, становятся концептуальным пространством, в котором развертываются те или иные языковые формы, имеющие ментальную и дискурсивную основу. В этом плане уместно вспомнить слова Е.С. Кубряковой о том, что «сегодня <...> в неменьшей степени акт номинации зависим и от коммуникативных факторов, т. е. от того, в какой роли мыслится его результат как единица дискурса» [Кубрякова 2004: 63].
Произошедшая смена научных парадигм логично приводит к рассмотрению взаимосвязи сознания, семиотики, языка, речевой деятельности (коммуникации) и прагматики в аспекте этой новой научной парадигмы, реализация которой наиболее ярко представлена в когнитивной, коммуникативной и прагматической лингвисти-ках. Обращение к этим направлениям вполне закономерно для современного этапа развития лингвистики, когда осознание языка в качестве специфического объекта действительности приводит исследователей к методам и приемам его описания как системы знаний о языке, а языковое знание, как и любое знание, получаемое человеком, есть результат взаимодействия, прежде всего, сознания, языка и коммуникации (речевой деятельности). Эти три составляющие, несомненно, имеют различную природу и свои самостоятельные уровни представления в жизнедеятельности человека, однако при этом они образуют единство, которое можно определить как диалектическое единство, поскольку способны влиять на отношения друг с другом.
Закономерным оказывается включение в эту триаду семиотики и прагматики, поскольку семиотический (знаковый) статус языковой системы определяет коммуникативную специфику людей в отличие от коммуникации животных, а прагматика определяет целеполагание коммуникации с точки зрения эффективности общения в целях социального взаимодействия людей, обеспечивая тем самым социально-культурные отношения между адресатом (адресатами) и адресантом (адресантами), что позволяет многим исследователям рассматривать прагматику как одну из составляющих семиотики, изучающей в данном случае отношения знаков к интерпретаторам.
Итак, рассмотрим взаимосвязь и взаимодействие между выделенными компонентами интегративного знания на материале слова как базовой единицы в осмыслении концептуального пространства данного интегрированного единства.
Большинством лингвистов центральными понятиями когнитивной лингвистики признаются концептуализация и категоризация. Их роль и функции определяются как важнейшие в человеческом сознании, поскольку они являются основой всей познавательной деятельности человека и связаны с приобретением, переработкой и использованием информации. Концептуализация и категоризация как виды мыслительной деятельности связаны с работой мозга, которая приводит к формированию концептов - единиц сознания. В целом же концептуализация и категоризация представляют собой классификационную деятельность, но при этом различаются по своему конечному результату и/или цели: «процесс концептуализации направлен на выделение минимальных содержательных единиц человеческого опыта, структур знания, а процесс категоризации - на объединение сходных или тождественных единиц в более крупные разряды, категории» [Болдырев 2000: 22]. При этом не следует думать, что процессы концептуализации и категоризации оказываются своего рода параллельными мыслительными процессами, которые на выходе таксономической деятельности человека дают нам разные результаты, указанные выше. Эти процессы и их результаты оказываются в отношениях включения одного в другое. И это включение выглядит, на наш взгляд, следующим образом.
Всякому объединению единиц должно предшествовать их выявление. А это означает, что концептуализация первична по отношению к категоризации. Однако категоризация при этом оказывается более значимым, маркированным членом в оппозиции «концептуализация - категоризация», поскольку всякая категоризация предполагает наличие концептов как единиц концептуализации, тогда как вполне возможно, что выделенные посредством концептуализации объекты или события на каком-то этапе могут оказаться не охваченными категоризацией, т. е. подведение их под какую-либо категорию окажется затруднительным в силу их специфичности. Другими словами, не всякая концептуализация однозначно предполагает наличие соответствующей категории, не всякий концепт может быть охвачен имеющейся категоризацией. Ср., например, виды животных вне той или иной категориальной классификации или наличие языков вне генеалогической классификации. Но наличие такого рода концептов (представлений и понятий о предметах и явлениях действительности) не опровергает мнения о том, что «все знания о мире хранятся в нашем сознании в категориальной форме» [Болдырев 2006: 5]. Наоборот, именно категориальная форма позволяет в единичном, не охваченным категоризацией концепте увидеть его противопоставление классам объектов и тем самым выделить его в оперативном сознании как возможную когнитивную точку, которая окажется основой для формирования новой самостоятельной категории.
Однако, чтобы оказаться предметами восприятия и изучения, концепты должны быть осознаны в общении и тем самым стать коммуникативно востребованными. Для этого требуется их осознание в материально выраженной форме. В качестве такой формы выступает звуковая вербализация, которая чаще всего ассоциируется с языком, хотя это не совсем точно, поскольку звуковая (графическая) субстанция может оформлять знак как таковой, безотносительно к коммуникации, т. е. как семиотическую единицу. В этом случае язык понимается как чистая форма. Материальная сторона языка, представленная звуковой субстанцией, достаточно однозначно выражена в известном высказывании К. Маркса и Ф. Энгельса: «На "духе" с самого начала лежит проклятие - быть "отягощенным" материей, которая
выступает здесь в виде движущихся слоев воздуха, звуков - словом, в виде языка» [Маркс, Энгельс 1966: 39].
Таким образом, концепт как оперативная единица сознания находит свою реализацию в слове как семиотической единице, т. е. знаке как условном представителе предмета или явления действительности, имеющем план содержания в виде предметно-понятийного содержания и план выражения в виде звуковой оболочки. Отношения между этими планами условные и определяются как конвенциональные (договорные). Другими словами, в своей первичной роли номинация связана с семиотическим аспектом, позволяющим рассматривать слово как семиотическую единицу, т. е. как знак. Причем в своем первичном обозначении слово как семиотическая единица является однозначным, поскольку знак не может быть многозначным согласно постулату о «законе знака», который предполагает идеально одно-однозначное соответствие выражения и содержания (см. [Литвин 1984: 4]).
Наиболее наглядно семиотический характер слова представлен в тематической группе. Исследователи отмечают экстралингвистическую направленность ее содержания и считают, что слова в ней оказываются своего рода «слепками», «фотографиями» тех или иных фрагментов действительности. Например, лексический состав тематической группы «Части человеческого тела» обусловлен физиологической организацией человека, строением его тела. И собственно языковых закономерностей, позволяющих описать связи между словами в тематической группе, по существу, нет (см. [Котцова 2002]).
С этой точки зрения лексические значения, отражающие предметы и явления окружающего мира, оказываются его репрезентантами, имеющими аналоговую, логическую форму, содержание которой связано с отражением представлений и понятий об этих предметах и явлениях действительности. Другими словами, лексические значения, будучи аналогами естественных объектов, находятся как бы за пределами языка, за пределами слова как языковой единицы. В связи с этим примечательна позиция В.В. Виноградова, который писал: «Слова, взятые вне системы языка в целом, лишь в их отношении к вещам и явлениям действительности, служат различными знаками, названиями этих явлений действительности, отраженных в общественном сознании. Рассматриваемые только под этим углом зрения слова, в сущности, еще лишены соотносительности языковых форм и значений. Они сближаются друг с другом фонетически, но не связаны ни грамматически, ни семантически» [Виноградов 1972: 16]. В этом случае сознание человека направлено на фонетическое (звуковое) оформление называний, обозначений.
Однако в настоящее время такое понимание языка как формы претерпело значительные изменения. «Первичное представление о языке как форме исключительно мыслительного содержания постепенно сменилось представлением о языке как форме, имеющей собственно языковое содержание» [Зубкова 1999: 7]. И это осознание получает подтверждение тогда, когда язык стал рассматриваться не только как средство отражения действительности, но и как самостоятельный объект этой действительности, познание которого позволяет выделять языковые концепты, репрезентированные теми или иными формами, которые активно воздействуют на восприятие человеком реальной действительности. Именно его способность перекодировать концепты универсального предметного кода в языковые концепты определяет специфику человеческого мышления. Именно вербализация концептов
не столько посредством звуковой оболочки, сколько посредством слов как языковых знаков обеспечивает существенное различие в концептуализации действительности человеком и животным.
Это значит, что слово, с одной стороны, выступает как орудие познания, а с другой, - оказывается результатом познания, в котором концентрируются определенные знания о мире. Эти знания, в свою очередь, сформировались на основе сжатия текстовой информации о том или ином предмете, явлении или событии. В результате слово предстает как своего рода текст, в котором познаваемый объект действительности описывается с позиций его существенных признаков, позволяющих его отличать от другого предмета, т. е. осмысливается в предметно-понятийном аспекте.
Что же касается знания, то оно включает в себя ту информацию, которая коммуникативно значима. Вот почему знания присущи и животным. Как отмечается в ФЭС, «элементарные знания, обусловленные биологическими закономерностями, свойственны и животным, у которых они служат необходимым условием их жизнедеятельности, реализации поведенческих актов» [ФЭС 1983: 192]. Ср.: Птицы очень много знаний получают по наследству без специального обучения. И все же предусмотреть всего природа не смогла. Как узнать, например, птенцу, кто из соседей друг, а кто враг? Этому нужно учиться (Б. Сергеев). В данном случае знания обусловлены биологической жизнедеятельностью животных, имеющей своей целью передачу животным информации, связанной с опытом существования той или иной популяции, с их общением. И лексема, например, учить демонстрирует прекрасный образец различия в получении знания животным и человеком. Если для человека его активность в акте передачи информации выступает как «деятельность», т. е. как осознанная мотивированная активность, то для животного его активность в акте обучения выступает как «поведение», т. е. как неосознанная (малоосознанная) активность (см. [Дридзе 1980: 25]).
Слово как единица знания не присуща животным. И в этом принципиальное отличие коммуникативной системы человека от коммуникативной системы животных. Данные системы, будучи связанными с отражением и передачей коммуникативно значимой информации, т. е. со знаниями, различаются основным способом накопления и передачи этих знаний. У животных мы имеем ситуативные знания, передаваемые нерасчлененными коммуникативными сигналами, а у человека основным способом передачи информации оказываются расчлененные (членимые) коммуникативные сигналы (предложения-высказывания), элементом которых является слово, хотя есть и нерасчлененные (нечленимые) высказывания, представленные, например, междометиями типа Ах!, которые отражают знания-реакции в тех или иных ситуациях. Однако по основному способу передачи информации человек получает событийные знания, отражающие предметно-признаковое познание действительности в форме, прежде всего, понятий, являющихся концептуальным содержанием слова.
В свою очередь, пребывание слов как семиотических единиц только в состоянии номинации (называния) объектов действительности не является конечной целью коммуникативного акта и коммуникативного действия человека. В этом случае слово, в принципе, оказывается коммуникативно не востребованным; оно, скорее всего, обслуживает ментальный лексикон индивида или индивидов. Тем не
менее, без наличия слов в их номинативной (семиотической, знаковой) функции невозможен дальнейший процесс включения номинативных знаков в коммуникацию как процесс передачи информации (значений), поскольку знание определенной (основополагающей) части этой информации, представленной словами, оказывается основой для социально-культурного взаимодействия адресата и адресанта и их взаимопонимания.
Более того, именно усвоение знаковой информации в слове (лексического значения) позволяет в дальнейшем использовать слова в той или иной языковой (речевой) форме в зависимости от коммуникативных целей. Как отмечал Г.В. Кол-шанский, номинация и коммуникация «составляют истинно диалектическое и нерасторжимое единство, в котором органически объединяются познавательная и коммуникативная функции человеческого сознания. Нельзя сообщать посредством языка что-то, что не относилось бы к миру обозначаемых вещей и, наоборот, нельзя обозначать нечто, что не может быть превращено в достояние общественного сознания» [Колшанский 1990: 69-70].
Именно включение в коммуникацию, представленную уже речемыслитель-ными единицами (разного типами высказываний), позволяет слову в качестве номинативного знака реализовать свои функциональные речевые возможности, изменить статус знака вообще (семиотический статус) на статус языкового знака как единицы общения. И это изменение статуса слова сопровождается соотносительностью языковой формы и значения, т. е. слово становится единицей языка как коммуникативной знаковой системы, где оно предстает в виде определенного дискурсивного (морфолого-синтаксического) образования. Понятия материи и формы в этом случае не оказываются, как при семиотическом оформлении, полностью тождественными, поскольку понятие формы включает не только звуковое, но и собственно языковое оформление - грамматическое (см. [Шарандин 2007]).
При этом важно отметить, что включение слова в состав высказывания на правах того или иного его члена не делает слово коммуникативной единицей. Оно остается номинативной единицей, а не единицей сообщения. Однако его участие в сообщении позволяет отразить динамический характер человеческого сознания, которое в этом случае способно представить объективную действительность в виде взаимосвязанных и взаимодействующих денотатов тех или иных предметов и явлений действительности, отраженных в лексическом содержании слов, что, в конечном счете, позволяет успешно решать те или иные коммуникативные задачи, добиваться определенных коммуникативных целей и выполнять языку присущие ему функции.
Более того, изменение статуса слова как семиотической единицы на статус языковой единицы приводит к нарушению «закона о знаке», в результате чего слово в его языковом понимании оказывается не только однозначным, но и многозначным. Такое нарушение, казалось бы, тормозит процесс коммуникации, а на самом деле (при глубоком проникновении в ее сущность) намного упрощает процессы накопления и передачи информации, позволяет увидеть экономные пути познания действительности. По мнению Г.В. Колшанского, «многозначность, как в сфере лексики, так и в сфере грамматики является необходимым качеством языка, обусловливаемым самой сущностью его материального устройства, а также биологическими предпосылками мышления человека» [Колшанский 1980: 13]. Многозначность
оказывается результатом взаимодействия слов как единиц знания в высказывании, вследствие чего происходят процессы, приводящие к расширению или сужению концептуального пространства слова как семиотической единицы.
Таким образом, отношения семиотики и языка - это отношения развития информационной базы слова за счет подключения грамматической структуры, которая также по своей природе концептуальна. В свою очередь, традиционное определение языка как важнейшего средства человеческого общения нацеливает и на рассмотрение отношений между языком и коммуникацией.
Как известно, реальная коммуникация всегда в той или иной степени связана с функционированием слова, которое предстает в определенной форме. Поэтому понятие формы слова оказывается следствием наших знаний по освоению языка как знаковой коммуникативной системы, который выступает в качестве естественного объекта, коррелирующего с действительностью. Ее познание находит отражение в языковом сознании. В результате слово как языковой знак отразило реализацию и сознания как такового, связанного с освоением действительности (концептуальное сознание), и языкового сознания, связанного с различными формами вербализации этой действительности. Формы слова, будучи его представителями в высказывании (предложении), оказываются в этом случае языковыми единицами, совмещающими выполнение языком двух его основных функций - коммуникативной и когнитивной. При этом коммуникативная функция определяет функционирование слова как языкового знака в его дискурсивной форме, т. е. как морфолого-синтаксического образования, а когнитивная функция проявляется в объективации и репрезентации как предметно-понятийного содержания посредством слова (лексемы), так и дискурсивного содержания посредством языковой формы. Поэтому в целом у формы слова мы наблюдаем своего рода двойную референцию, которую по отношению к производному знаку Е.С. Кубрякова определила так: «...отсылать и к действительности, и к языку» [Кубрякова 2004: 407].
На наш взгляд, человек делает достоянием своей памяти и сознания не только конкретные выражения (высказывания), но и результаты абстрагирующей функции языка - формы. Если человек знает, что это форма 1-го лица единственного числа настоящего времени, то эта форма является значимой для него, поскольку она объективирует ряд типичных конкретных высказываний, описывающих ситуацию действия говорящего в данный момент речи как реальный факт. Он овладевает знанием лексического значения слова, но не затрачивает при этом усилий на реализацию формы данного слова в определенном контексте. Следовательно, важно определиться в разграничении понятий «слово» и «форма слова», поскольку их функции принципиально различны: «слово» как языковой знак объективирует окружающий нас мир, а «форма слова» как языковая единица - отношения между различными сторонами этого мира. Это не означает, что формы слов не объективируют действительности. Они объективируют, но их объективация вторичная, результат преломления в сознании человека той первичной объективации, которая осуществлена знаковым (лексическим) способом. Поэтому важно, после выявления первичной объективации, установить механизм и формы реализации вторичной объективации, той категоризации, которая функциональна в узком смысле слова, поскольку сориентирована на высказывание, на функционирование языкового знака (слова) в высказывании, в тексте.
Вот почему в системе специальных лингвистических знаний оказалось востребованным собственно языковое научное понятие, соотнесенное с понятием слова и с понятием формы слова. В качестве такого термина, который включил в свое содержание и понятие «слово», и понятие «формы слова», был использован термин «лексема»: «слово, рассматриваемое в контексте языка, т. е. взятое во всей совокупности своих форм и значений» [Виноградов 1972: 17]. В наших работах, в отличие от позиции В.В. Виноградова, лексема рассматривается как модель номинации, реализующая одно свое лексическое значение в разных условиях коммуникации. Другими словами, лексема - это языковой знак, планом содержания которого является только один какой-то лексико-семантический вариант, а планом выражения - совокупность форм, реализующих его в речи. Но в ней лексема реализует лишь одну форму, лексически, грамматически и стилистически гармонирующую с другими лексемами в структуре высказывания.
Таким образом, термины «слово-знак», «слово-лексема» и «словоформа» (форма слова-лексемы) в аспекте типов знаний отражают различную концептуализацию, будучи репрезентантом разных концептуальных пространств - когнитивно-семиотического, когнитивно-языкового и когнитивно-коммуникативного.
Взаимосвязь сознания, семиотики, языка и коммуникации оказывается очевидной в отношениях друг с другом. Семиотика по отношению к сознанию выступает как его ознаковление, означивание. Язык, в союзе с семиотикой, по отношению к сознанию выступает в качестве его репрезентанта, как средство материализации мыслительных структур, а по отношению к коммуникации - как средство общения, передачи информации и тех знаний, которые составляют сущность передаваемого концептуального содержания. Коммуникацию в аспекте взаимосвязи с сознанием и языком можно определить как сферу реализации сознания посредством языка. А сознание можно рассматривать как свойство высокоорганизованной материи -мозга, позволяющее осуществлять номинацию предметов и явлений действительности знаковым способом и реализовывать ее в коммуникации в целях социального взаимодействия людей, обеспечивая тем самым социально-культурные отношения между адресатом (адресатами) и адресантом (адресантами). Другими словами, сознание - это деятельность мозга, приводящая к номинации, язык - это номинативное средство, используемое в общении, а коммуникация - это непосредственная речевая деятельность человека, реализующая языковые средства в той или иной форме.
Каждая из этих составляющих имеет свои основные единицы: сознание представлено концептом, семиотика - словом-знаком, язык - словом-лексемой, а коммуникация - предложением-высказыванием, в составе которого основную смысловую нагрузку несет словоформа. В соответствии с этим сознание представляет собой деятельность мозга по формированию концептов; семиотика позволяет объективировать наиболее существенную информацию в содержании концепта -понятийную; язык, используя знаковое содержание, оформляет его концептуальной структурой (грамматикой); а коммуникация может рассматриваться как способ передачи концептов, обозначенных словом-лексемой, для использования в общении людей посредством предложений-высказываний, в которых слово, сохраняя свою номинативную ценность и самостоятельность, претерпевает различного рода видоизменения, связанные с его взаимодействием с другими словами. Слово как
языковая единица предполагает связь с абстрагирующей функций сознания, а слово как речевая (коммуникативная) единица реализует конкретизирующую функцию сознания.
Таким образом, слово оказывается единством сознания, семиотики, языка и коммуникации (речевой деятельности) (см. [Шарандин 2012]). Аспектное же его описание с указанных позиций возможно лишь в исследовательских целях. На наш взгляд, данные аспектные определения слова могут быть следующими.
С точки зрения сознания: слово - лексический репрезентант концепта. С точки зрения семиотики: слово - это номинативный знак предметов и явлений действительности. С точки зрения языка: слово - это знак, лексическое содержание которого грамматически оформлено, что позволяет ему предстать в виде парадигматической единицы в словаре. С точки зрения коммуникации: слово - это синтагматическая единица, функционирующая в линейной речевой цепи высказывания в той или иной грамматической форме.
В онтологическом плане эти аспектные определения слова предстают в своем единстве, с позиций которого слово можно определить следующим образом. Слово (лексема) как языковой знак - это лексический репрезентант концепта, чаще всего понятийного типа, который имеет звуковую оболочку, является синтагматическим членом высказывания и предстает в той или иной морфологической форме, совокупность которых образует его языковую репрезентативную парадигму.
Это определение может быть дополнено прагматической характеристикой слова, участие которого в речевом акте реализует аспект «отношения знаков к их пользователям» (Ч. Моррис). Как отмечает Е.В. Милосердова, «можно, очевидно, с определенной долей уверенности говорить о том, что в каждом языке для выражения определенного коммуникативного намерения существует своя собственная «прагматическая парадигма». И так же, как, например, морфологическая парадигма (ср. систему падежей), она редко полностью совпадает с прагматической парадигмой другого языка <.> В результате воспитания, под влиянием социальной среды, образования и других факторов у каждого из носителей языка сложилась своя собственная «прагматическая парадигма» [Милосердова 2001: 18]. Значимость прагматической составляющей в структуре языковой личности отмечает Ю.Н. Караулов, выделяя особый уровень - прагматический, который в иерархии выделяемых им уровней оказывается наиболее ярким для характеристики языковой личности (см. [Караулов 1987]).
Таким образом, включение прагматики в интегративное концептуальное пространство слова как языковой единицы позволяет дать дополненное определение. Слово - это лексический репрезентант концепта, чаще всего понятийного типа, который имеет звуковую оболочку, является синтагматическим членом высказывания и предстает в той или иной морфологической форме, совокупность которых образует его языковую репрезентативную парадигму и прагматическую парадигму.
В общем виде интегративное концептуальное пространство слова, составными частями которого являются взаимосвязанные и взаимодействующие когнитивные по своей природе сознание, семиотика, язык, коммуникация и прагматика, можно представить в виде пятиугольника, который отражает структуру их взаимоотношений и связей. Как и в случае с представлением Ю.Н. Карауловым «фигуры знания», мы имеем возможность в дальнейшем сосредоточиться на более деталь-
ном рассмотрении и интерпретации отношении друг с другом выделенных нами составляющих параметров, которые обнаруживают десять типов связеИ: 1 - 2 2 - 3 3 - 4 4 - 5
1 - 3 2 - 4 3 - 5
1 - 4 2 - 5
1 - 5
где 1 - сознание, 2 - семиотика, 3 - язык, 4 - коммуникация, 5 - прагматика.
Литература
Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика. - Тамбов: Изд-во Тамб. ун-та,
2000. - 123 с.
Болдырев Н.Н. Концептуальное пространство когнитивной лингвистики // Вопросы когнитивноИ лингвистики. - 2004. - № 1. - С. 18-36.
Болдырев Н.Н. Языковые категории как формат знания // Вопросы когнитивноИ лингвистики. - 2006. - № 2. - С. 5-22.
Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. 2-е изд-е. - М.: Высш. шк., 1972. - 614 с.
Дридзе Т.М. Язык и социальная психология. - М.: Высш. шк., 1980. - 244 с.
Зубкова Л.Г. Язык как форма. Теория и история языкознания. - М.: Изд-во Рос. ун-та дружбы народов, 1999. - 237 с.
Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. - М.: Наука, 1987. - 263 с.
Караулов Ю.Н., Филиппович Ю.Н. Лингвокультурное сознание русской языковой личности. Моделирование состояния и функционирования. - М.: Азбуковник, 2009. - 288 с.
Колшанский Г.В. Контекстная семантика. - М.: Наука, 1980. - 152 с.
Колшанский Г.В. Объективная картина мира в познании и языке. - М.: Наука, 1990. - 108 с.
Котцова Е.Е. Лексическая семантика в системно-тематическом аспекте. - Архангельск: Поморский ун-т, 2002. - 220 с.
Кубрякова Е.С. Язык и знание. - М.: Языки славянской культуры, 2004. - 556 с.
Кубрякова Е.С. и др. Краткий словарь когнитивных терминов. - М.: Филол. ф-т МГУ им. М.В. Ломоносова, 1996. - 245 с.
Литвин Ф.А. Многозначность слова в языке и речи. - М.: Высш. шк., 1984. - 136 с.
Маркс К., Энгельс Ф. Фейербах. Противоположность материалистического и идеалистического воззрении. - М.: Политиздат, 1966. - 152 с.
Милосердова Е.В. Прагматика речевого общения. Тамбов: Изд-во Тамб. ун-та,
2001. - 122 с.
ФЭС: Философский энциклопедический словарь / Гл. ред. Ильичев Л.Ф., Федосеев П.Н. и др. М.: Сов. энциклопедия, 1983. - 836 с.
Шарандин А.Л. Слово в аспекте знаковой теории языка // Слово и предложение: исследования по русскому языку и методике преподавания. СПб.: СПбГУ 2007. - С. 9-19.
Шарандин А.Л. Сознание, язык и коммуникация как диалектическое единство // Когнитивные исследования языка. Вып. 12: Теоретические аспекты языковой репрезентации. - М.-Тамбов: ИЯ РАН, ТГУ 2012. - С. 144-155.
