CC BY
456
Г. Осипов, Ж. Тощенко,
публицисты
СОВРЕМЕННЫЙ МИР И РЕЛИГИЯ
Религия во всех ее формах и проявлениях - величайшее явление в истории человечества. Она сопровождала человека на всех этапах его существования, начиная с тех пор, когда он мыслил себя в неразрывной связи с природой, и до нынешнего времени. Вопрос о ее роли продолжает, хотя и по-иному, волновать большинство живущих на планете. И это оправданно, так как многие достижения культуры вышли из недр религии или были опосредованы ею. Именно религиозными учениями обобщены мудрость и жизненный опыт людей по проблемам нравственности, и на этой основе сформулированы главные постулаты морали, без которой невозможны существование народов, организация их общественной и повседневной жизни. Все религии возникли и были, по выражению П.А. Сорокина, прежде всего, «моральными социальными движениями». Иначе говоря, все мировые религии (христианство, ислам, буддизм) и все национальные религии (иудаизм, индуизм, даосизм, конфуцианство, синтоизм и др.) сильны своей духовностью, своим созидательным началом. Неоспоримо и то, что многие знаменательные события Древнего мира, Средневековья и Нового времени невозможно представить без участия и/или влияния религий. Их назначение и роль были пронесены через тысячелетия, ибо по своей гуманистической составляющей они были нацелены на достижение гармонии во взаимоотношениях между людьми, между человеком и обществом при ее согласовании с некоторыми «высшими силами», которые, как бы они ни назывались - Христос, Мухаммед, Будда, Моисей и пр., руководствовались одними и теми же принципами при организации жизни людей. К этой идее примыкает и ряд теологических концепций в христианстве, в исламе, в буддизме, которые считают важным признание единого бога, у которого лишь разные посланники на Земле. Именно на этой базе остается популярным экуменическое движение, ратовавшее за объединение христианских конфессий.
Однако изменения, происходящие в мире, в жизни народов и стран, требовали от всех религий и конфессий соответствующей реакции, поиска ответа на вызовы времени, в том числе и на извечный вопрос - как строить свои взаимоотношения с обществом и государством. Поэтому неудивительно, что религии интенсивно
ищут свое место в мире в условиях стремительно изменяющихся обстоятельств. Не чурается, а наоборот, предпринимает серьезные усилия Русская православная церковь с целью не только самой определиться с позицией в современной социально-экономической ситуации, но и помочь обществу правильно сориентироваться в тех сложных перипетиях бытия, с которыми столкнулись все без исключения страны и народы. Идея, которая была вынесена на обсуждение X Всемирного русского народного собора 4-6 апреля 2006 г., звучит весьма оригинально - о соответствии концепции прав человека нормам морали и нравственности. Рассматривая сложившуюся в российском обществе коллизию, митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл в своей речи сказал, что существование прав и свобод человека, став реальностью общественной жизни, не прошло «серьезную рецепцию с точки зрения исторического опыта и духовной традиции наших государств», ибо «отсутствовала какая-либо система нравственного воспитания личности». В том, что такой вопрос поставлен, велика заслуга православной церкви. Эта тревога за будущее человечества вызвана тем, что далеко не все так лучезарно и беспроблемно происходило и происходит на историческом пути взаимодействия общества и различных религий. В этой связи нам бы хотелось обратить внимание не на те зигзаги, которых полным полно в истории как всех народов, так и религий, а лишь на те стороны - и очень важные - ее жизни, которые могут и приводят к ряду проблемных ситуаций, что нередко ведет к отчуждению.
Перед обществом и наукой в настоящее время остро поставлен вопрос: что происходит в современном мире вообще, какую роль в его функционировании играет религия (или религии), какое место они занимают в решении злободневных проблем общества и государства, идет ли секуляризация или клерикализация, есть ли реальная опасность прихода к власти таких политических сил, как этнократия и теократия? Помимо сиюминутных, ангажированных и политизированных объяснений имеются серьезные попытки осмыслить взаимосвязь религий и современных общественных, в первую очередь, политических процессов. Эти современные политико-конфессиональные идеи представлены в двух основных вариантах: 1) в богословских теориях и 2) в научных, околонаучных и квазинаучных попытках объяснения сущности взаимоотношений религии и общества, которые в самых разнообразных комбинациях представлены религиозными и политическими деятелями.
В настоящее время практически всеми признается возрастание религиозного фактора в общественной жизни, хотя многолетняя традиция говорит о том, что мирские и особенно политические заботы могут пагубно повлиять на судьбы как народов, так и самой религии, породить неурядицы, трудности, конфликты. Говоря о ведущих основных тенденциях в развитии современного мира, стоит обратить внимание, прежде всего, на происходящий в мире религиозный ренессанс. Особенно это характерно для стран, возникших после распада СССР и восточноевропейского блока - Совета экономической взаимопомощи и Варшавского договора. В этих странах произошел процесс пробуждения интереса к религиям - в основном христианству и исламу. Большинство людей стало при социологических опросах объявлять себя сторонниками религии. Так, в России, по данным ИСПИ РАН, 80% населения назвали себя сторонниками православия, около 8% - ислама, несколько процентов - буддизма, что коррелирует с национальным составом России. Одновременно происходил процесс рехристианизации и реислами-зации, которые по своей сути означали возрастание роли религий, их канонов и догматов в жизни общества, в решении многих экономических, социальных, политических и духовных проблем. В соответствии с этими тенденциями значительно возросло число церквей, мечетей, пагод и других культовых помещений. Значительно увеличилось число религиозных организаций и учреждений. Правда, эти процессы происходили не без издержек. С одной стороны, значительно выросло число сектантских движений, которые порой принимали причудливые формы вплоть до изуверских, граничащих с нарушением элементарных прав и свобод человека. С другой стороны, увеличившаяся религиозность была во многом поверхностной, показной, ибо многие - до 70% - продолжали годами не посещать церковь, не выполняли никакие религиозные предписания. Стала чрезвычайно актуальной проблема взаимоотношений между религиями, ибо, как отметил один из авторов этой статьи, будущее России зависит от «стабилизации традиционных межконфессиональных отношений». Особо следует остановиться на общественном, политическом лице религий, об их изменившемся статусе в современном мире и в каждой конкретной стране.
В настоящее время есть несколько типов теоретизирования и попыток объяснения сущности происходящего в мире религии и связанных с ней общественных проблем.
При характеристике современного соотношения религии и общества, религии и государства исследователями уделяется большое внимание ряду проблем, которые оказывают реальное влияние на происходящие в мире процессы. Как говорилось выше, мы призваны ответить на вопрос - происходит ли процесс клерикализации или секуляризации, так как само по себе увеличение религиозного влияния еще не характеризует ни уровень, ни степень религиозности. Что касается клерикализма, то в социально-историческом плане он может быть определен как социально-политическое течение, широко использующее религию для усиления ее воздействия на все сферы жизни общества. Идеалом клерикализма является теократия - форма правления, к которой стремятся религиозно ориентированные деятели, специфические, политизированные организации и сообщества с целью захвата власти и построения государства на базе религиозных канонов. Примером клерикализации может служить введение жесткой религиозной регламентации личной и общественной жизни для граждан государства, беспрекословное подчинение Священному Писанию. В мусульманских странах это выражается в требованиях регулирования жизни общества и государства согласно постулатам Корана, Сунны и основанному на них шариату, что в наиболее ярком виде проявляется в современном Иране, а также Пакистане, Саудовской Аравии, Судане. В 1990-е годы под клерикализмом стали понимать активное участие большинства или всего населения в религиозной жизни, включая вмешательство в личную жизнь верующих, священнослужителей, в практику религиозных движений и религиозно ориентированных партий. Одновременно были предприняты попытки трактовать клерикализм не только как негативное, но и как позитивное явление. Такое расширенное его объяснение вряд ли оправдано, ибо оно затмевает сущность клерикализма, который даже в самых облегченных вариантах всегда предполагал вмешательство в решение политических проблем, давление на власть с религиозных позиций и установление регламентирующих норм и правил, имеющих религиозно-политическую направленность.
Вместе с тем, клерикализм имеет много ликов - он может выступать в виде традиционализма, фундаментализма, радикализма, экстремизма и терроризма, между которыми часто ставится почти знак равенства или они слабо различаются между собой. Остановимся на этом подробнее.
1. В течение длительного времени идейная борьба шла между теми, кто возвеличивал прошлое, и теми, кто уповал на будущее. Уместно в той связи напомнить концепцию Жан-Жака Руссо, который видел «золотой век» в прошлом, на заре возникновения человечества, и желал, призывал вернуться к нему. Это классический пример традиционализма. И он вполне пригоден для объяснения и религиозного традиционализма, когда мы слышим призывы вернуться к раннему христианству или к жизни Аллаха и его пророков. Это особенно ярко проявляется в деятельности нынешнего президента Исламской Республики Иран Махмуда Ахмадинежада, который активно ратует за возвращение «исламской справедливости», которая была при 12-м имаме шиитов. Но ограниченность призывов традиционалистов и возможностей возвратиться в прошлое была осознана наиболее полно еще в XIX в. Было очевидно, что уповать только на прошлый опыт, на возобновление прошедшего антиисторично и несбыточно. Но отказаться от ориентации на прошлое сторонники традиций не хотели. И они выдвинули идею фундаментализма, в которой предпринимаются попытки соединить жизнь общества не просто с верой, а с определенной формой традиции, обрядом, в то же время не отказываясь от того, что нужно учитывать новые тенденции и новые веяния времени. Напомним, что фундаменталистские течения возникли и существуют практически в каждой религии.
2. Фундаментализм - это призыв вернуться к истокам веры, к первоначальной чистоте религии, отвергнуть извращения и наслоения. В большинстве случаев фундаменталисты (старообрядцы, амиши, хасиды, некоторые направления суфизма), сохраняя глубокую историческую преемственность, проявляют себя как течения миролюбивые и достаточно эффективно встроенные в современные реалии. В то же время фундаментализм может быть оборонительным (призванным сохранять и уберечь, очистить веру), но может быть и наступательным, агрессивным.
3. Агрессивный фундаментализм рождает радикализм, который, по справедливому замечанию ростовского исследователя И.П. Добаева, нужно трактовать как идеологическую доктрину и основанную на ней политическую практику (определенные способы, методы, средства воздействия на политику). Он может существовать в различном исполнении: праворадикальном, леворадикальном, сектантском, этническом, региональном. Нередки и другие оттенки религиозного радикализма. Он имеет тенденцию обост-
ряться и выходить на первый план, как это было в период Кавказской войны в XIX в., в периоды революций и гражданских войн, в период таких акций, как «чеченские кампании». Особенно он опасен в своем религиозно-политическом воплощении. Именно в этом виде он сознательно смешивает фундаменталистскую духовную подоплеку с откровенно насильственными призывами, а нередко и действиями. В применении к исламу мусульманский радикализм нередко отождествляется с исламизмом, который определяется как «идеология и практическая деятельность, ориентированные на создание условий, при которых социальные, экономические, этнические и иные проблемы и противоречия любого общества (государства), где наличествуют мусульмане, а также между государствами, будут разрешаться исключительно с использованием норм, предписанных шариатом (система нормативных положений, выделенных из Корана и Сунны)». Соглашаясь в принципе с этим определением, подчеркнем, что оно олицетворяет идеологическую доктрину и основанную на ней религиозно-политическую практику, предусматривающую использование различных средств, вплоть до вооруженного противостояния как по отношению к миру «неверных», так и к миру «неистинной веры» внутри ислама. Радикальный исламизм требует абсолютного социального контроля и мобилизации (служению идее) от своих сторонников. Эта борьба может происходить как в пределах законных для данной страны методов, так и выходить за эти пределы. Стоит отметить и такую особенность. Многие исследователи особо подчеркивают тот факт, что исламский радикализм имеет антизападную, антиевропейскую и даже антихристианскую направленность. При этом приводятся высказывания как современников, так и предшественников. Например, упоминают труд русского исследователя ислама В. Череванского «Мир ислама и его пробуждение», в котором он утверждал, что «пробуждение ислама зреет исключительно на почве воинственности и нетерпимости к европеизму».
4. Но радикализм может порождать не просто правые/левые или иные взгляды и соответствующую политическую практику, но и такие формы, как религиозные экстремизм и терроризм. Оба явления существуют вне правового поля, зачастую в законспирированном виде, и всегда имеют негативный оттенок. Они уповают на откровенное и неприкрытое насилие, опираются на современные технологии пропаганды войны, манипулирование информационными и финансовыми потоками. Но между ними есть и различия.
Если экстремизм четко обозначает своих противников и борется с ними, даже прибегая к методам насильственного воздействия, то терроризм бьет «по всему полю», не щадя никого - ни правых, ни виноватых, ни согласных, ни несогласных, единоверцев или иноверцев, ибо задача стоит одна - нанести максимальный ущерб предполагаемому врагу по всем параметрам, невзирая на лица, не учитывая никаких интересов, кроме своих. Есть еще одно различие религиозного экстремизма и терроризма. Первый все же претендует на определенную идеологию, мировоззренческую концепцию. Например, такая экстремистская международная исламская организация, как «Хизб ут-Тахрир» (запрещенная в России в 2003 г.), в своей программе провозглашает: «Идеологии, отличные от ислама, такие как капитализм и коммунизм (который включает социализм), -это развращающие идеологии, которые противопоставлены природе человека и придуманы людьми. Их развращающее действие стало очевидным, их недостатки зримыми, и они противопоставлены исламу и его законам, так что их принятие запрещается. Поэтому, когда мусульмане учреждают группы, они должны быть созданы только на основе ислама, исламской идеи и ее методов». У терроризма существует основной посыл - устрашить врага, противника, не гнушаясь никакими методами; это определенное социальное сумасшествие, когда не ставится задача найти конкретного противника - врагами становятся все люди, не только занимающие другие позиции и не обязательно враждебные, но просто попавшиеся на этом пути. А для такой стратегии не нужно никакой теории, никакой идеологии. Бей всех и вся, кто попадется на твоем пути. Большинство религиозных террористов - достаточно примитивные и ограниченные люди, которые вроде Джумы Намангани (узбекский религиозный экстремист, признававший только вооруженную борьбу и неоднократно пытавшийся ее применить в своей стране, и закончивший свою жизнь в Афганистане в рядах талибов) знали только одно - надо убивать. Они особо не задумывались над ситуацией для достижения цели - любым способом учредить исламское государство, при котором «все образуется». Это в одинаковой степени можно отнести и к чеченским террористам типа пресловутого С. Радуева или фанатичного Басаева.
Небезгрешно и христианство. В XX в. возникли кровавые разборки между католиками и протестантами в Северной Ирландии, между католиками-хорватами и православными-сербами в Югославии. Возникли трения из-за обвинений в прозелитизме ме-
жду Московским патриархатом и Римским Святым престолом. И это не говоря о более мелких столкновениях и противоречиях между ведущими мировыми и национальными религиями и различными сектами, подвергающих сомнению их основные догматы. Следует сделать еще одно замечание. Нередко в дискуссиях по поводу религиозного экстремизма в современном мире ведется подсчет, у кого больше террористов - у христиан или мусульман. В то же время, как отмечено в Концепции национальной безопасности РФ, у терроризма нет ни национальности, ни конфессии. Правда, это в теории. На практике используется терминология терроризма в сочетании с названием религии.
Во второй половине XX в. при трактовке взаимоотношений современного мира и религий появилась новая терминология. Кроме того, по-новому стали трактоваться «старые» понятия. Они становятся более «дипломатичными», изощренными, претенциозными, чем раньше. При характеристике общественного развития стали употреблять не просто слова «религии», «христианство», «ислам», а с приставкой «политический (-ое, -ая)». Постепенно в политическую лексику стало внедряться представление о «политических религиях», о «политическом исламе», о «политическом православии». Что касается политического ислама, то его предшественником был политизированный исламизм, который долго трактовался как политика и практика, которые связаны с осуществлением определенного насилия по отношению как к единоверцам, так и к иноверцам. Словосочетание «политический ислам» звучит странно для людей, мало знакомых с учением Мухаммеда. Дело в том, что христианское «Богу - Богово, а кесарю - кесарево», высказанное апостолом Павлом, абсолютно неприемлемо для ислама, потому что для любого мусульманина религия неотделима от политики, от государства. Ведь в исламе разделения на светскую и духовную власть нет или оно очень условно. Поэтому для мусульманина политическое лицо ислама - явление естественное. Однако с такой постановкой вопроса согласны не все. Так, бывший университетский профессор из Тегерана Дж. Табатабай (бежал из теократического Ирана, опасаясь за свою жизнь) считает, что «появление политического, идеологизированного ислама является выходом за пределы ислама как такового, как религиозной системы». Политический ислам, считает он, это попытка придать исламу как религии социальную и политическую роль. Он оспаривает утверждение, что ислам в отличие от христианства был глубоко полити-
зированной религией. Однако есть и специфика наших дней. Воздействие ислама на политику стало в современную эпоху одним из важнейших средств овладения властью или доминирования в ней, что и породило необходимость подчеркивания теократических намерений исламских функционеров. Более того, политизация ислама, как считает епископ Нифон, представитель Антиохийской христианской церкви Сирии в Москве, наносит удар по контактам между народами, ведет к дестабилизации и порождает опасные конфликты. Особая полемика идет вокруг политического ислама, исламской теократии как в связи с активизацией экстремистских сил в Иране, Ираке, Саудовской Аравии, Нигерии, Алжире, так и собственно в христианских странах - странах Западной Европы и, конечно, в России и других постсоветских государствах.
В последние годы появились различные точки зрения на феномен ислама как религии и его возможности участвовать в политике. Есть даже такие мнения, что политический ислам принесет пользу, приблизится к цивилизации. Известный американский исследователь П. Фуллер выражает надежду, что «опыт внедрения ислама в политику даже в ограниченных масштабах уменьшит его динамизм и привлекательность». На наш взгляд, это весьма сомнительное утверждение. Во-первых, таких позитивных результатов исламизм еще не дал; во-вторых, исламские претензии на власть никогда не ограничивались «ограниченными масштабами» - им свойственны наступательность, напористость, амбициозность и нежелание считаться с теми, кто находится на их пути.
Большинство специалистов и политиков не разделяют мнения Фуллера о том, что, если допустить исламистов к власти, они «врастут» в демократический процесс либо дискредитируют себя и уйдут с политической сцены. В действительности же все тяготеющие к теократии режимы, даже если они приходят к власти путем выборов (как, например, в Турции или Палестине), не хотят быть смещенными в результате волеизъявления. А в том, что их власть становится тоталитарной, сомнений не возникает. Возражая Фул-леру, его коллега М. Крамер поставил во главу угла вопрос: захотят ли и смогут ли исламисты совместить ислам с демократией. «Я не вижу никаких признаков этого, - считает он. - Принципиальная позиция любого крупного фундаменталистского мыслителя, автора текстов, которые фундаменталисты читают повсюду от Касабланки до Кабула, похоже, заключается в том, что демократия не имеет отношения к исламу и что ислам стоит выше демократии. По мне-
нию фундаменталистов, органический порок демократии состоит в том, что она основывается на суверенитете народа. Ислам признает суверенитет Бога, и его воля выражена в шариате. Ни один исламист не согласится подчиняться воле избирателей, если эта воля оспаривает исламский закон. Как сказал наиболее откровенный из алжирских фундаменталистов - "за Бога не голосуют, Богу подчиняются"».
В попытке отделить правоверных сторонников ислама от фундаменталистов и радикалов используется терминология «умеренный», «народный», «традиционный», «советский» ислам. К этим терминам выражается неодинаковое отношение. Словосочетание «народный ислам» как бы оправдывает специфику существования ислама на Кавказе и в Казахстане (и то это, скорее, одно из направлений исламского учения с учетом национальной специфики). Иная ситуация складывается при употреблении слов «умеренный ислам». По мнению М. А. Хермасси, «концепция умеренного ислама практически мертва... Мы прошли путь от исламизма как умеренной политической силы до исламизма как новой формы, прикрывающей суть: попытку террористов захватить власть». Резкую критику ислама продолжает Салман Рушди. Он призывает изучать Коран как документ, как свидетельство грандиозных изменений в арабском мире в VII в. - перехода от кочевого, матриархального уклада к патриархальной, городской системе. «Все идеи, даже священные, должны приспосабливаться к изменившейся реальности. Взгляд на Коран как на непогрешимое слово Божье сводит на нет возможность аналитического ученого подхода», - пишет Рушди. А иной подход рождает «исламофашистов».
Все это позволяет сделать вывод, что современные конфессии - и христианство, и ислам, и буддизм, не говоря о некоторых экстремистских сектах, - ведут наступление с целью большего влияния на власть, прямого или косвенного участия в принятии государственных решений, а иногда и прямого участия в политическом управлении.
Анализ современных религиозных идей позволяет сделать вывод, что они представлены разными концепциями - от полностью апологетических и наступательных до мимикрирующих, претендующих на различные формы взаимодействия между церковью и властью. Прежде всего, обратим внимание на прожективные экстраполяции. Растет количество рассуждений, оформляемых в виде концепций, что мусульмане заполонят мир, что Европа через 20-
25 лет будет иметь мусульманское лицо и установится соответствующая власть, которая присуща многим исламским государствам. Или то, что мы станем свидетелями новой Варфоломеевской ночи -христиане-европейцы будут резать мусульман. Или наоборот? В этом отношении представляют интерес следующие статистические данные (см. табл.).
Изменения удельного веса населения и объема ВВП
Регион Население в 2004 г. Население в 2025 г. Объем ВВП в 2004 г. (в % к мировому) Объем ВВП в 2025 г, (в % к мировому)
США 295 млн. чел. 350 млн. чел. 23 20
Россия 145 млн. чел. 130 млн. чел. 2 1-5
Еврозона 455 млн. чел. 395 млн. чел. 21 18
Китай 1,3 млрд. чел. 15 млрд. чел. 12 18
Страны ислам- 1,5 млрд. чел. 2,2 млрд. чел. 11 8
ского мира
В этой связи особо следует отметить усилия идеологов ислама по созданию имиджа силы и влияния мусульманского мира, в том числе и в немусульманских странах. Этим нагнетается ощущение неодолимости и неизбежности господства ислама или, цо крайней мере, подготавливается общественное мнение к тому, с чем стоит согласиться и против чего не нужно возражать. Примером такого наступления является сравнение между реальным и пропагандируемым числом мусульман в немусульманских странах. Это устанавливается путем сравнения данных официальной статистики и данных различных религиозно-политических объединений и высказываний их лидеров или их идеологов. Они пытаются завысить количество своих приверженцев, придавая себе дополнительный вес и значение. Так, по данным Исламского общества Северной Америки, в США в 2000 г. было 7 млн. мусульман, а по данным Исламского верховного совета Америки - даже 15 млн., в то время как по данным социологических опросов их число колеблется в пределах 2-5 млн. В Великобритании в конце 1990-х годов по объективным данным было 1,5 млн. мусульман, а по заявлениям
некоторых мусульманских организаций - 4-5 млн. человек. Во Франции, согласно социологическим исследованиям, ислам исповедовали в 2000 г. 2,5 млн. человек, по заявлениям некоторых мусульманских деятелей - 6-7 млн. В России, по данным многих социологических центров, мусульманами считают себя 4-9 млн. жителей, тогда как по данным Талгата Таджутдина - 15 млн., Равиля Гайнутдина - 20 млн., Гейдара Джемаля - 30 млн. Чем радикальнее исламский деятель, тем более неадекватную цифру он указывает. Но их влияние не стоит и преуменьшать. По данным французского МВД, в 2004 г. в этой стране работали 5 соборных и более 1600 обычных мечетей, в которых служат 900 имамов. Кроме того, действуют свыше 2 тыс. исламских ассоциаций, религиозных и культурных центров. В 1979 г. в Париже открылось отделение «Мирового исламского единства», финансируемого Саудовской Аравией. В 1981 г. при поддержке этой же страны учреждено Исламское единство (сейчас «Федерация исламских организаций»), которое-объединило около 150 организаций, в основном фундаменталистского толка. В 1985 г. основана «Национальная федерация мусульман Франции», включающая в себя до 150 организаций и финансируемая Марокко. В стране также функционирует отделение «Исламской помощи». Таким образом, не только пропагандистское, но и организационное и финансовое обеспечение налицо, что, конечно, мощно питает приток новых иммигрантов и ощущение своей силы и влияния.
Имеются концепции, оформленные в виде идеологических теорий или, по крайней мере, мировоззренческих установлений. Весьма эффективными оказались акции, направленные на оправдание «священной войны» в Чечне и которые на самом высоком уровне исполнял идеолог ичкерийских сепаратистов Удугов. Совместно со своим аппаратом он достаточно успешно развивал и пропагандировал идею о «законном» требовании независимости для Чечни, исходя из сконструированных им псевдоисторических схем, религиозных догм, специфически интерпретируемых традиций и «воли» чеченского народа. Как ни прискорбно признавать, своими акциями он намного опережал российскую пропаганду, которая долгое время терпела одно поражение за другим. Интересны если не концепции, то взгляды на соотношение религии и политики, религии и власти у людей, которые олицетворяют ту или иную конфессию, то или иное религиозно-политическое направление. Тем более что, по образному выражению католического богослова
Меца, религия и теология после Второй мировой войны, после Освенцима не могли быть прежними.
Это особенно наглядно проявилось в деятельности папы Иоанна Павла II, в выступлениях которого содержались постоянные рассуждения о роли католицизма в современной общественной и политической жизни. Папа признавал участие верующих в политике от собственного имени, но не отрицал, что это участие может быть «сообща», совместно со священнослужителями. Понимая эту условность разделения на «лично» и «сообща», папа отмечал, что «церковь высоко ценит демократию», но отмечал, что «лишенная содержания, превращенная в фикцию демократия легко перерождается в открытый или закамуфлированный тоталитаризм». Именно под влиянием папы католическая церковь активно вмешивалась в мирские политические дела, не считая зазорным открыто высказывать свою позицию по тем или иным акциям суверенных государств во всем мире. Его преемник, папа Бенедикт XVI, слывет консерватором, традиционалистом. Он был главным идеологом Ватикана при папе Иоанне Павле II и отвечал за все основные акции, в том числе и во время политических событий. Но он стоит перед нелегким выбором: католическая церковь требует учета новых реалий - роста секуляризации, уменьшения авторитета церкви, огромных социальных проблем, особенно в странах Азии и Африки.
Что касается православия, то ряд религиозных деятелей не уступают в доказательстве своих ориентаций и установок. Например, митрополит Кирилл, выступая перед студентами Ростовского университета, прямо заявил, что лучшей формой правления для России была бы теократия. Более того, Русская православная церковь на состоявшемся в марте 2006 г. Русском соборе выдвинула свою идеологическую концепцию, суть которой заключается в том, что западная ориентация на свободы и права человека должна быть дополнена идеями нравственности. Претендуя на новое слово в теории и практике построения и функционирования мира, церковь претендует на то, что только она может олицетворять требования морали и отвечать за реализацию этого мировоззрения.
Говоря о мировоззрении и идеологии ислама, можно сказать, что их суть выражена крупнейшим религиозным деятелем аятоллой Хомейни, для которого характерна более откровенная постановка вопроса о соотношении религии и власти. Будучи сам одновременно олицетворением единства духовной и светской власти (с главенством первой), он сосредоточил свои усилия на двух направ-
лениях: сохранять и укреплять исламское государство у себя и бороться за установление шиитского господства во всем мире. Но после того как эта политика в 1980-е годы потерпела поражение и не получила поддержки со стороны других мусульманских стран, он переключился на призывы бороться со сверхдержавами. Эту пропаганду всемирного торжества ислама при помощи насилия проповедуют в наиболее откровенном виде Бен Ладен и его последователи. В интервью корреспонденту газеты «Таймс» на вопрос о том, как быть с теми мусульманами, которые с ним не согласны, он ответил: «Борьба за торжество Ислама во всем мире - это часть нашей религии и часть законов шариата. Эта борьба обязательна для всех правоверных!».
Идеи экстремизма и фанатизма в современных теориях исламских идеологов, теоретиков, религиозных деятелей звучат громче и убедительней, чем тех, кто доказывает (и доказывает справедливо), что ислам не синоним этим кровожадным насильственным действиям. Но у защитников «мирного» ислама очень слаба аргументация и порой существует забвение того, что оказывает на людей огромное воздействие. Так, М. Маммаев, депутат Госдумы, решил внести свою лепту в объяснение причин экстремизма и терроризма у мусульман. Он назвал их несколько: бедность и нищета во многих мусульманских районах; огромная безработица («из-за этого их жизнь лишена тех самых благ и - что важнее - тех перспектив, которые доступны обитателям богатого Запада»); унижение мусульман и высокомерие к ним («каждый мусульманин, оказавшись в "цивилизованном обществе", вынужден оправдываться, что он, мол, не террорист»); ошибка в стратегии стран Запада, применяющих к мусульманам только вооруженные силы («самое современное армейское вооружение проигрывает не только "поясу шахида", но и обычному ножу для бумаги в руках террориста-смертника») и не умеющих найти компромисс (быть готовым к искреннему диалогу). Но в этих рассуждениях нет еще одной важнейшей, а может, решающей составляющей - вопиющей коррупции, гигантского расхищения средств, которое порождает глобальное недоверие к власти и поразительно кичащиеся богатством криминальные слои и чиновничество. Это, на наш взгляд, главное, на чем зреют «гроздья гнева», т.е. то, что затрагивает непосредственно повседневную жизнь людей. Иногда идеи господства панисламизма аргументируются, исходя из некоторых «научных» обоснований. Так, муфтий Нафигулла Аширов, глава Духовного управле-
ния мусульман азиатской части России, говорит о роли мусульманского мира и о его противостоянии с США. «Почти 70% населения земного шара не являются европейцами, но вот эти 30% диктуют миру свои условия. Устанавливают правила поведения, навязывают свою культуру. Боюсь, что американская политика в отношении третьего мира действительно может привести мир к всеобщей катастрофе, когда униженные народы не захотят больше терпеть американо-европейский диктат». Это повторяет, только в иной интерпретации, Гейдар Джемаль. «Опыт зарубежных политических исламских организаций (в частности, в Египте и Алжире) показал, что безоглядное использование парламентских технологий и вера в демократические государственные институты являются губительными для исламской политики. Надо понять, что мир стоит на пороге ... новой политики, предполагающей постепенный переход к главенству общественных систем, инспирированных религиозно-политическими доктринами, над системой бюрократических государств».
Среди современных дискуссий о взаимоотношениях современных государств с религиями как в христианском, так и в мусульманском мире важное место занимает обсуждение вопроса о том, почему исламский мир, который долгое время опережал мир христианский, отстал от него и это отставание возрастает. И в самом деле, почему? Первые три-четыре века с начала исламского летоисчисления (с 622 г. н.э.) ислам нес творческое начало, превратился не только в развитую систему религиозных догматов, но и в систему права, государственности, этики, эстетики, бытовой и семейной регламентации, философии, культуры, искусства. Но прошло еще несколько веков, и ситуация кардинальным образом изменилась. Вместо того чтобы повелевать миром и демонстрировать высочайшие достижения, исламский мир отстал в развитии от других стран Европы и Азии, которые превзошли его в богатстве, в техническом прогрессе, военной технике, искусстве. К примеру, в 1949 г. Япония и Египет имели равный национальный доход на душу населения - 100 долларов. Теперь в Японии валовой внутренний продукт на душу населения в 20-25 раз выше, чем в Египте. Что касается европейской научно-технической мысли, то ее превосходство уже 200 лет назад было настолько очевидным, что думающие мусульманские деятели смогли сделать только один вывод - надо учиться у Европы. Это признали даже богословы. Но возник вопрос: существуют ли научные и технические достижения
сами по себе и можно ли их брать изолированно, не нарушая чистоты своей веры и основ своей цивилизации, или они - плоть от плоти, кровь от крови западной цивилизации в самом широком смысле? Не подточит ли копирование столпы веры и прежние социальные порядки? По этому вопросу мнения в мусульманском мире разделились. На споры наложила отпечаток и сама реальная жизнь. Дело в том, что капиталистическое развитие, которое проходило в мусульманских государствах в 20-40-е годы XX в., было деформированным, болезненным и антинациональным. Такая ситуация привела к антизападным революциям в ряде мусульманских стран на основе новой идеологии национализма, иногда с социалистической окраской. Но в 1970-е годы эта идеология перестала работать. На смену пришли мощные религиозно-политические движения, которые проповедовали и нацеливали людей на возвращение «золотого века» ислама. В этих условиях все громче раздаются призывы приверженцев традиций, фундаменталистов, радикалов, для которых Коран и Сунна - начало всех начал и завершение всего наилучшего. По их мнению, мусульманский мир пришел в упадок не потому, что опоздал вступить на западный путь развития, а потому, что забыл «истинную веру», учение Пророка и праведных халифов, впал в грехи и морально деградировал. Это дополнялось реальной ситуацией в положении большинства мусульман - экономическими бедами, коррупцией, безработицей, ростом социального неравенства, отсутствием видимой альтернативы, неспособностью правящих режимов защитить национальную самобытность. Одновременно американизация, навязываемая массовому сознанию средствами информации и в первую очередь телевидением, открыла мир, настолько недоступный и чуждый большинству мусульман, что вызвала протест, отталкивание, заставляя людей искать что-то свое, устойчивое, постоянное. Поэтому возвращение «золотого века» должно принести не «обезьянье копирование» Запада, а обращение к первоисточнику. В этих условиях религия вкупе с «истинной» властью, мол, сумеют преодолеть все преграды и добиться успеха. То есть и массовое сознание было склонено к идее теократического государства, которое все решит. Стоит отметить и тот факт, что в современном мире появились четко выраженные идеологические и политические предпочтения: попытки оправдания или полного отвержения роли религии и ее значения в жизни обществ и государств. Итальянская исследовательница Ориана Фал-лачи, немало поездившая по мусульманскому миру, сделала вывод,
который она пытается обосновать на основе анализа реальной практики: ислам - это война, что является прямой ненавистью к исламу. Есть такие настроения и у идеологов православия, которые в той или иной мере носят скрытый, закамуфлированный характер.
Французский ученый Ж. Кепель, наоборот, полон оптимизма: «Исламизму все труднее привлекать под свои знамена население, а созданная исламистами коалиция социальных групп, соблазненных перспективой скорого захвата власти, начала распадаться. Поэтому в последующие годы мы услышим голоса исламских руководителей, идеологов и интеллектуалов, которые отныне будут выступать за решительный отказ от вооруженной борьбы, искать точки соприкосновения между мусульманским культурным наследием и демократическими ценностями». Правда, с этим выводом трудно согласиться, кроме того что представители ислама - разные по мировоззренческим, идеологическим и политическим ориентациям. Тем более реальность показывает, что вооруженная борьба не столько ослабевает, сколько приобретает новые черты - черты экстремального поведения, а порой и терроризма. И стремление к власти тоже не убывает. А становится единственным ориентиром для множащихся религиозно-политических движений, организаций, сект и просто авантюрных групп.
Еще одна концепция, которая претендует не только на теоретическое обоснование, но и реальную практику, состоит в том, что этническая идентичность вытесняется религиозной, которая является наднациональной и объединяет людей по другим основаниям. Это обязательно стоит подчеркнуть, так как в первые годы так называемого «этапа обретения самостоятельности и политической независимости» главным фактором была этническая принадлежность участвующего в политической борьбе. Но постепенно этнический фактор стал замещаться, уступать религиозной идентичности, которая, по утверждению многих клерикалов, более устойчива, чем классовая, социальная, культурная и прочие. Изменение этих ориентаций наблюдается и в практической деятельности, ибо под флагом защиты мусульманских интересов объединяются весьма разношерстные силы из представителей большого круга наций, будь то война в Афганистане, Чечне или гражданская война в Таджикистане в начале 1990-х годов. Теракты во многих странах также осуществлены представителями не одного народа - их объединила принадлежность к крайне реакционным радикальным религиозно-политическим организациям.
И наконец, некоторой популярностью пользуются псевдотеории, которые опираются на ложную или ограниченную аргументацию и рядятся в одежды науки, используя современную научную терминологию. Появляются и апологетические теории, которые можно отнести к квазирелигиозным. Так, Бино Шамиль, представитель созданного Общества друзей США, стремясь доказать, что устойчивость государства базируется на религии, утверждает, что «США как единственная супердержава на протяжении многих (?!) столетий конфронтационных движений (?!), как страна, созданная на основе веры в Бога» не знала, что «американская свобода исходит от Бога». Сколько раз, восторгается он, упоминается слово «Бог» в Конституции и Декларации! (Вероятно, данный автор не знает первую поправку к Конституции США, которая звучит так: «Конгресс не имеет права принимать законы, поощряющие отправление религии»). Образцом такой теории, как считает профессор Джавад Табатабай, является широко используемая исламистами концепция: ислам дает пример построения общества. По его мнению, это глубочайшее заблуждение. Такое прочтение ислама является механическим наложением на прошлое современных идеологических схем.
Таким образом, анализ взаимоотношений современного мира и религии позволяет утверждать, что их состояние и формирующиеся тенденции представляют серьезную проблему, которая не только не отступает, но и обостряется, увеличивается. Сейчас анализ сложившейся реальности показывает, что как только религии отходят, отклоняются от участия в духовности, в сохранении нравственности и ставят на первый план политические задачи, они не только ослабляют себя, но и ослабляют мир, сеют вражду и недоверие, потакая амбициозным и неконструктивным планам некоторых политических деятелей. Иначе говоря, подчинение общества и государства конфессиональным догматам и канонам может нести как позитивный, так и негативный заряд, в зависимости от тех целей, на которые ориентируются как религиозные, так и политические деятели. В реализации позитивных начал велика заслуга Русской православной церкви, которая на только что состоявшемся X Всемирном русском народном соборе на первый план выдвинула проблемы нравственного воспитания как средства, которое поможет духовному возрождению народа.
«Вопросы философии», М., 2007, № 6, с. 3-15.
