CC BY
46
Д. Ораич-Толич (Загреб)
Современный хорватский роман: жанровые вариации и инновации
В статье рассмотрено пять типов современного хорватского романа — военный, автобиографический, виртуальный, общественный и юмористический, большой. Намечены связи и различия между ранним и поздним постмодернизмом. Ключевые слова: постмодернизм, пост-постмодернизм, военный, автобиографический, виртуальный, общественный и юмористический, большой роман.
Поздний постмодернизм, переходный или глобальный период. Как известно, существует несколько способов терминологического обозначения периода современности в культуре и литературе. Упо -требляя термины «постмодерн» (в смысле культуры) и «постмодернизм» (для литературы и искусства в культуре постмодерна) как самые широкие «технические термины» для современной эпохи, в нескольких своих работах я различала две фазы во внутренней диахронии хорватской культуры постмодерна: первая — «ранний», «легкий», «эстетический», «игривый» постмодерн (1970-е и 1980-е годы) и вторая — «поздний», «тяжелый», «политический», «симулякраль-ный» постмодерн (после 1990-х годов). Кроме того, вторую фазу постмодерна в литературе, возникшую в специфических условиях после пост-югославских войн и формирования самостоятельных национальных государств на территории бывшей Югославии, я обозначила как «вызов действительности» и «пост-постмодернизм»1. По временным рамкам это период на рубеже XX и XXI в., точнее говоря, от начала Отечественной войны 1991 года до настоящего времени.
В первом десятилетии этого периода преобладают различные виды автобиографической и мемуарной прозы, патриотическая лирика, эссеистские и публицистические жанры. Разделительную черту, открывающую путь к возрождению романа, образует 2000 год, когда на литературной сцене появилась группа авторов под названием ФАК (Festival alternativne ili A knjizevnosti), многие из которых в настоящее время являются выдающимися писателями. Они провозгласили программу популяризации литературы и установили связи с рынком и маркетинговыми стратегиями. Однако особым сюрпри-
зом не только для отечественной, но и для иностранной общественности стало количественное и жанровое разнообразие романов, появившихся после 2000 г. Это был общий вызов действительности, которая требовала больших форм общественной критики, поворота от элитной к популярной культуре. На современной литературной сцене переплетаются многочисленные типы романов — от политического и общественного до детективного, фантастического, любовного, романа ужасов, триллера, антиутопии, порнографических и гомосексуальных произведений2.
Из огромного материала, который постоянно пополняется новыми названиями, в данной статье я выделю пять типов романа, которые по-разному ответили на вызовы действительности.
Военный роман. Военный роман стал первой романной формой позднего постмодернизма. В процессе возникновения и развития военного романа можно выделить два его основных типа: травматический и посттравматический. Травматические военные романы возникают при непосредственном контакте с войной, независимо от того, писали ли их свидетели, видевшие военные действия своими собственными глазами, или же люди, соприкоснувшиеся с войной через рассказы реальных свидетелей или СМИ. Страх перед большими идеологиями и черно-белой техникой, являвшийся характерной чертой таких произведений, приводил авторов к поиску эстетических стратегий, с помощью которых можно было без внешней идеологизации провести различие между жертвой и агрессором.
Известный писатель Неделько Фабрио, автор первого военного романа «Смерть Вронского: Девятая глава Анны Карениной; Romanzetto alla Russa» (1994), — опосредованный свидетель войны. Автор стремится осудить войну и агрессию против Хорватии, но делает это не открыто, от себя, а посредством заимствованного героя, с помощью приема цитатности и интертекстуальности. Он переносит его из времени сербско-турецкой войны конца XIX в. в конец XX в., в период сербско-хорватской войны во время осады Вуковара. В конце романа Вронский осознает характер этой войны и в знак протеста добровольно совершает самоубийство, подорвавшись на хорватском минном поле. Приемом цитатности воспользовался и Стиепан Томаш в вуковарском романе «Сербский бог Марс» (1995). Изменив название известного сборника военных новелл «Хорватский бог Марс» Мирослава Крлежи, он показал войну с обратной, сербской перспективы.
К совершенно иным эстетическим стратегиям прибегли непосредственные участники войны. Вуковарская журналистка Аленка
Миркович, пережившая осаду родного города, написала личную хронику об ужасах войны в романе «Голосом против пушек: 91,6 MHZ» (1997). Автор следит за событиями в Вуковаре начиная с первых столкновений весной 1991 г. вплоть до падения города 18 ноября того же года, соединяя в своем повествовании документализм и военное бытописание. В документальном слое произведения появляются реальные люди с именами и фамилиями, военные, руководившие обороной города, и его жители, в «бытовом» слое изображен военный быт с точки зрения слабой женщины: автора интересуют не причины войны, не великие идеи, во имя которых гибнут люди, а как помыть голову, когда нет воды, как ее принести во время обстрелов, как в военных условиях отметить день рождения. Роман заканчивается ощущением этической вины, характерной для жертв, перенесших военные травмы: «Война для меня закончилась, и я ее проиграла»3.
У непосредственного участника войны под Дубровником Ратко Цветнича не было идеологических проблем, поскольку, как он сам говорит, он надел военные сапоги и отправился защищать Дубровник « по личным причинам». Его роман « Короткая прогулка: Записки Отечественной войны» (1997) состоит из трех слоев: из гротескных и абсурдных документальных «анекдотов», из лирических пассажей о красотах далматинского побережья и из эссеистических отрывков с резкой критикой актуальной хорватской власти. Благодаря своей трехслойной структуре роман стал поворотом от травматической военной прозы к посттравматической.
В то время как травматическое искусство, возникшее в период военных ужасов, сохраняет различие между жертвой и агрессором и вызывает катарсис верой в мир и свободу, в посттравматическом искусстве теряется различие между жертвой и агрессором, все стороны конфликта уравниваются и катарсис отсутствует: военная травма не преодолевается или даже усугубляется. Первый моделе-образующий посттравматический роман был опубликован в том же году, когда вышла книга Цветнича «Короткая прогулка». Им стал роман Юрицы Павичича «Гипсовые овцы» (1997). Он имел жанровую форму городского триллера с акцентом на депрессивной общественной атмосфере и утрате всех ценностей как следствия войны. В нем были показаны мрачные моменты Отечественной войны: военные преступления хорватской стороны. Действие романа развертывается в Сплите в 1992 г., а стержнем фабулы является подлинное событие — убийство сербского торговца, свидетелем которого ока-
залась его малолетняя дочь. По этому роману Винко Брешан в 2003 г. снял фильм «Свидетели», получивший несколько отечественных и международных наград. По изображению мрачных сторон военной и переходной действительности, морального кризиса и спирали зла роман Юрицы Павичича считается началом новой стратегии в хорватской прозе, которая отметит первое десятилетие XXI в. Для ее обозначения устоялось название «реальная проза» (термин Миленко Ерговича). Это новый критический миметизм: разоблачение темных сторон военного, переходного и постпереходного времени, психологических проблем и трагических судеб отставных ополченцев и беженцев, преступности, коррумпированных СМИ и моральной деградации общества.
Вершины нового миметизма военная тема достигает в романах хорватского и боснийско-герцеговинского писателя Йосипа Млаки-ча. Здесь нельзя говорить о критической форме миметизма, но можно — об универсальном осуждении войны посредством натуралистических средств. В опусе Млакича, состоящем из ряда романов и повестей, выделяются два его первых произведения с военной тематикой: «Когда туманы остановятся» (2000) и «Живые и мертвые» (2002). В первом из них повествование, обрамленное рассказом в третьем лице, соединено с исповедями главного героя от первого лица. Произведение пронизано интертекстуальными ассоциациями, в них герой раскрывается как интеллектуал своего поколения, описывающий собственную судьбу и опыт цитатами и парафразами из «Мастера и Маргариты» Булгакова, романов Иво Андрича, Милана Кундеры, фильма «Полет над гнездом кукушки», стрипов Макса Бункера, детектива Чандлера Филиппа Марлоу и т. п. Герой иронически сравнивает боснийскую цивилизацию с нарративной структурой «мыльной оперы», главная тема которой — «бойня», а эпизоды можно прерывать и добавлять до бесконечности: «ни одна боснийская бойня не дожила до своей развязки, любая просто растворяется в амнезии, она вдруг пропадает в каком-то следующем эпизоде и служит лишь поводом для новой бойни»4. Трагизм войны раскрывается на примере истории дружбы главного героя и его друга детства мусульманина Мирсада. Если накануне войны они не знали, в какое кафе пойти — «их» или «наше», то теперь оказались на противоположных сторонах. Война в романе определяется гротескной метафорой: «она как дождь, ждешь, когда перестанет, и стараешься не промокнуть»5. И наконец, сквозной мотив мистических «туманов» символизирует непроницаемость боснийской
цивилизации, иррациональность и абсурдность войны как универсального зла. Сходная ситуация и в романе «Живые и мертвые», в нем Млакич сополагает домобранский опыт деда 1941 года и опыт внука последней хорватско-боснийской войны. В фантастическом финале произведения герои новой хорватско-боснийской войны встречаются с тенями всех умерших всех противостоящих друг другу армий прошлого и настоящего на мистическом Могильном поле, где находятся памятные знаки трех боснийско-герцеговин-ских религий: католиков, православных и мусульман. Герой современного хорватско-боснийского конфликта приходит к выводу: «Мы все мертвы»6. Роман заканчивается без надежды и катарсиса: война — это универсальное зло и абсурдная константа боснийско-герцеговинской цивилизации.
Военная тема приобретает фантасмагорические размеры в аван-гардистско-инновационном, идейно-протестном и полифонически структурированном романе одного из самых оригинальных драматургов, Иваны Сайко, «Рио бар» (2006). Писательница изучает нанесенные войной травмы в осколках внутренних монологов и потоке сознания восьми женщин в подвенечных платьях. А заключают роман документальные «Записки о войне» с данными из энциклопедий и цитатами из газет, обнажающими подлинную историческую действительность, преломившуюся в сознании героинь. Небольшим радостно-гротескным интермеццо в мрачной посттравматической прозе стал роман молодого кроатиста и писательницы Маши Кола-нович «Слобоштина Барби» (2008). С одной стороны, это инфантильный рассказ, из перспективы ребенка фиксирующий подлинные отголоски войны в Загребе осенью 1991 г., с другой, на фоне военных событий — он о взрослении девочки в игре с популярной куклой Мателло — Барби. Детская игра в соединении с серьезностью войны приводит к гротеску, а война видится как абсурдная неразбериха бессвязных картин, подаваемых СМИ.
В том же году, когда появился в свет детский взгляд на войну Маши Коланович, вышли еще два коротких романа, написанные в духе стратегии мрачного посттравматического критического миметизма, — «Род привидений» (2008) Сладжаны Буковац и «Продаю награды из первых рук» (2008) Роберта Меджуречана. В них обоих речь идет о переходной послевоенной действительности, в которой обесценены все ценности, а на общественной арене доминируют коррупция, аморальность и частые самоубийства бывших солдат. «Война, — резюмирует Меджуречан, — это коллективный
переход границы [...]. Невинных нет, а вина зависит лишь от тонкости души»'.
В корпусе военных романов не могла остаться не затронутой и тема насилия над женщинами. Так возникли два романа со сходной темой насилия: «Меня словно нет» (1999) о массовых насилиях мусульманок во время войны в Боснии Славенки Дракулич и «Голова цела» (2012) Юлии Бушич о насилиях над женщинами во время оккупации Вуковара. Обе писательницы пользуются техникой документальности, обе тематизируют положение сексуальных рабынь, которые не противятся насилию, чтобы сохранить жизнь и перехитрить врага. Но ряд мрачной послевоенной прозы без надежды и катарсиса прерывается романом Иваны Шоят-Кучи «Йом Киппур» (2014). Целью автора было, избегая черно-белой техники, показать возможность преодоления военной травмы посредством памяти и прощения, идея о целебной силе которых заключена в самом названии романа — еврейском празднике покаяния и отпущения грехов. Книга построена как исповедь страдающего психическим заболеванием вуковарского ополченца Йосипа Матиевича о военных ужасах и пытках в сербском лагере Стаичево. Вспоминая тяжелые события, герой признается в своей ненависти и одновременно от нее освобождается:
...Я уже сказал Вам, что десять лет ненавидел всех сербов, всех подряд. Все для меня были виноваты. Все сербы.
— И больше так не думаете?
— Нет, проще всего загнать людей в вагоны и отправить их в ненависть. Из-за сорняков сжечь поле, засеянное пшеницей8.
Роман Иваны Шоят-Кучи — новая страница в хорватской военной литературе. Это роман идеи прощения и катарсиса памятью: боль невозможно забыть, но ее можно выразить и, таким образом, облегчить.
Автобиографический роман. Автобиографический роман стал ответом на кризис личной и коллективной идентичности, связанной с опытом военного и послевоенного периода.
Автобиографическую повествовательную технику (автобиографизм) в ховатскую литературу еще в период раннего постмодернизма ввела Ирена Врклян своими романами «Шелк, ножницы» (1984) и «Марина или о биографии» (1987). В романе «Марина или о биографии» появляются многочисленные цитаты из произведений
Цветаевой, Рильке и Пастернака, хотя они и не на первом плане. На первом плане — цитирование чужой жизни: представление себя на фоне биографии Марины Цветаевой как собственного двойника в литературе и судьбе. В эпоху позднего постмодернизма И. Врклян продолжает свой автобиографический дискурс: «Наши влюбленности, наши болезни» (2004), «Сестра, словно за стеклом» (2006), «Шелка нет, остались ножницы» (2008), «Дневник забытой молодости» (2007), «Письмо в письме» в соавторстве с Ясной Хорват (2009), «Протокол одного расставания» (2015), и это позволяет говорить о нем как о самом большом и с художественной точки зрения самом престижном автобиографическом опусе в современной хорватской литературе. Писательница выходит за рамки «женской прозы». Широта охвата жизненных ситуаций и галерея действительных образов — от отца, матери и сестер до художника Миленко Станчича и Мирослава и Белы Крлежи — свидетельствует о том, что ее автобиографические произведения обладают чертами написанного от первого лица семейного и общественного романа.
Доминирующей формой автобиографии и автобиографизма в период войны и в первое послевоенное время был не роман, а автобиографическая эссеистская, дневниковая и мемуарная проза (Ж. Чорак «Осколки», 1991; П. Павличич, тритпих о родном Вуковаре: «Невидимое письмо», «Школа письма», «Диксиленд», 1993-1995, потом: «Вуковарские открытки, 1992, Шапудл», 1995, «Туристический справочник Вуковара», 1997; Ю. Матанович «Почему я вам лгала», 1997; Горан Трибусон «Ранние дни», 1997, «Трава и сорняк», 1999, «Натюрморт», 2003).
Особую главу в автобиографической эссеистской прозе первых послевоенных лет представляет Дубравка Угрешич, которая во время войны покинула Хорватию. Ее книги — «Музей безоговорочной капитуляции» (1998), «Министерство боли» (2004) и др. — принесли ей мировую известность. Они представляют собой жанровую смесь эссеистических отрывков, критики действующей власти, воспоминаний о детстве, опыта жизни в изгнании и ностальгии по югославской культуре. Интересно, что в автобиографический дискурс включился даже один ученый. Свои последние годы жизни русист, кроатист и славист Александр Флакер посвятил мемуарным воспоминаниям о детстве в Польше, жизни на избранной им родине — в Хорватии и о «путешествиях» по мировым университетам. Мемуарные воспоминания приобрели форму фрагментарных автобиографических романов на большом временном и пространственном поле: «Авто-
топография I: 1924-1946» и «Автотопография II: Мои университеты; 1946-2010» (2009 и 2010).
Автобиографический дискурс и далее остается в центре внимания современных писателей. Книга Миленко Ерговича «Мама Леоне» (1999) обладает двойной жанровой структурой. Первая ее часть — ностальгическая автобиография детства в Хорватии и Боснии и Герцеговине — написана в светлых тонах («Мы жили от праздника до праздника в радостном и упорядоченном мире»9). Во второй части преобладает стиль черного юмора, с которым описана абсурдная судьба жителей Сараево, разбросанных во время войны по всему миру. В этом романе — как и в дальнейшем творчестве — Ергович в типичной для второго, «политического», постмодерна манере не скрывает свою идеологическую принадлежность. Прибегая к эффектным художественным образам, он, например, подчеркивает, что лицо его деда во время «Хорватской весны» 1971 года было красным «как партийное знамя».
В огромном корпусе современной хорватской автобиографической прозы выделяется роман «Симург» Станко Андрича (2005), лирическая автобиография о детстве и юности в Славонии, связанных с растительным и животным миром, временами года, людьми и книгами. Картины родного края предстают словно «затонувшая цивили-зация»10, но с таким количеством отпечатков ног на земле, что никто на нее не может уже ступить впервые. Представляя автобиографический дискурс, книга Андрича в то же время является контрастом мрачной части литературной «славоники» в романах «Дрене» (2011) и «Вилево» (2013) Луко Бекаваца.
Виртуальный роман. Виртуальный роман стал ответом на вызовы новой виртуальной действительности. Этот термин относится к такому типу произведений, в котором доминирующей темой являются виртуальные миры: телевизионные передачи, видеозаписи, компьютерные и мобильные технологии, а также новые генные технологии наподобие клонирования. Наиболее частая техника таких романов — виртуальный реализм, мимесис виртуальных миров11.
В хорватской литературе появились две очень ранних формы виртуального романа. Первой стало произведение Томислава Заеца «Вход в черный ящик» (2001). Оно представляло собой литературный симу-лякр нового электронного жанра — реалити-шоу, в котором вместо описаний реального мира преобладают написанные методом потока сознания гиперреалистические описания фиктивного мира фильма, телепередач, видеоклипов, страничек интернета. Главный персонаж,
первокурсник Философского факультета в Загребе Филипп, делая все по заранее разработанному сценарию, приходит к критическому выводу, что телевизионный жанр, который должен был бы показывать
чистую правду, полностью срежиссирован и сманипулирован: в нем
" 12
«ложь выглядит как совершеннейшая правда»12.
Второй виртуальный роман — первенец Елены Чарлия «Клонированная» (2003). Его главная героиня, шестилетняя девочка, — клон Мерилин Монро, которую по заказу голливудского магната для его педофилических оргий создали из волос мертвой кинозвезды. Книга Е. Чарлия невольно вызывает ассоциацию с «Лолитой» Набокова. Но в то время как у Набокова действует реальная девочка-подросток, которая соблазняет своего отчима, в романе Чарлия повествуется о виртуальной девочке, произведенной для педофилии с помощью генных технологий. И если в первом случае речь идет о грехе и искуплении, о выборе между добром и злом, то во втором — о насилии по ту сторону добра и зла, о новой онтологии тела и злоупотреблении им в виртуальную ультракапиталистическую эпоху.
Общественный и юмористический роман. Главной формой нового миметизма начала 2000-х годов стали различные варианты общественного и юмористического романа. Они были первым популярным ответом на вызовы послевоенной переходной действительности. Такие романы характерны для сплитского литературного круга (Ренато Баретич, Юрица Павичич, Анте Томич, Роберт Пери-шич и др.). В качестве примеров приведу самый популярный роман и роман, получивший наибольшее число наград.
Самым популярным романом в хорватской литературе переходного периода стал юмористический роман Анте Томича «Что за мужчина без усов» (2000). Он завоевал огромную популярность благодаря искрометному юмору на всех уровнях повествования, а также потребности в трудное время в смехе и катарсисе. Книга имела десять изданий, ее адаптировали для сцены, а в 2005 г. режиссер Х. Хрибар снял по ней одноименный фильм, имевший огромное число просмотров. Действие романа происходит в воображаемой деревне Смилево в Далматинской Загоре. Главные герои — отнюдь не традиционные крестьяне, а люди переходного периода: влюбленная в священника вдова, получившая в наследство миллион марок, священник, который свою склонность к вдове лечит алкоголем, брат священника — генерал, в конце концов женившийся на вдове, бывший эмигрант, вернувшийся в родные места с дочерью, не говорящей по-хорватски, местный интеллигент, сочиняющий стихи в
стиле хайку и ставший мужем дочери эмигранта, а также ряд эпизодических персонажей — они способствуют живости повествования и возникновению юмористических эффектов. Например, комизм на языковом уровне создают народные песни «ганги» (двустишия из десятисложных строк) на эротические и политические темы, ломаный хорватский язык дочери эмигранта, а также изысканная форма хайку стихов ее кавалера в сочетании с приземленным содержанием. Критики подчеркивали, что юмор Томича принадлежит к типу добродушного чешского юмора, как, например, у Б. Грабала, а также опирается на юмористическую традицию С. Матавуля и И. Раоса с его романом «Нищие и сыновья» (1971).
Наибольшее число наград в современной хорватской литературе получил многожанровый роман Рената Баретича «Восьмой уполномоченный» (2003). Его действие происходит на несуществующем хорватском острове Третич, который находится за фиктивным островом Вторич и реальным островом Первич вблизи Шибеника. На острове коротают свои дни вернувшиеся в родные края пенсионеры — переселенцы из Австралии. Они живут как полные аути-сты, не имея контактов с внешним миром, не имея администрации и основных благ цивилизации — электричества, воды, сигналов сотовых телефонов связи. Единственная их связь с миром — итальянская мафия, которая раз в неделю доставляет им продукты. Островитяне не говорят ни на литературном языке, ни на диалекте — они общаются на вымышленном языке, составленном из далматинских итальянизмов и австралийских англицизмов с хорватской морфологией и синтаксисом. Хорватское правительство прислало на экзотический остров восьмого по счету поверенного, подающего надежды политика Синишу Месняка, для проведния выборов и установления легальной власти, что до сих пор не удавалось его предшественникам. Роман читается одновременно на нескольких жанрово-стилевых уровнях: как сатира на современное переходное общество с якобы демократическими выборами, как антиутопия глобальной эпохи, в которой теряются национальные языки, так что люди общаются на оруэлловском поликультурном новоязе, как пародия на культ личности (у островитян на стене висит портрет их благодетеля, бывшего работодателя в Австралии), как юмористический роман с необычными топонимами и языком и как нетронутая идиллия средиземноморского живописного пейзажа.
Большой роман. Термин «большой роман» относится к произведениям, имеющим количественно большой объем, охватывающим
большой временной период, включающим большую галерею образов, объединяющим различные жанровые характеристики и использующим классическую линейную наррацию или технику коллажа и лабиринтного переплетения фрагментов и эпизодов. Разница между монументальными романами классического реализма XIX в. и большими романами начала XXI в. состоит в том, что предшественники верили в подлинность глобального мимесиса, в то время как поздние постмодернисты осознают сконструированность своих нарраций и миметических представлений мира. Современные большие романы отличаются и от модернистских романов, таких как, например, «Буд-денброки» и «Волшебная гора» Т. Манна, «Человек без свойств» Р. Музиля или «Знамена» М. Крлежи. Модернисты, ставя эпистемологические вопросы об индивидууме и мире, часто встают перед неразрешимой амбивалентностью, а поздние постмодернисты ставят онтологические вопросы о судьбах людей в период конца больших идеологий и расшатанной идентичности в глобальную эпоху.
Остановимся на некоторых произведениях. Роман Ерговича «Ореховый дворик» (2003, 687 стр.) охватывает огромный временной период в целое столетие, множество удаленных мест и включает около пятидесяти персонажей. Центральный жанровый слой романа представляет собой разветвленный семейный рассказ об отдельных судьбах на фоне крупных исторических событий и идеологий, войн, эмиграции и других исторических трагедий XX века. Другой большой роман Ерговича «Gloria in excelsis» (2006, 538 стр.) включает три рассказа и три судьбы: боснийского францисканца XVIII в., пилота английской армии, который после бомбежек Сараево в 1945 году четыре месяца провел в Загребе, и ключника бомбоубежища во время обстрелов Сараево во время Второй мировой войны. Мегароман Ерговича «Род» (2013, 1008 стр.) — жанровый гибрид, состоящий из различных типов текста — документов и прозаических фрагментов, фикции и фактографии, повествования от первого и третьего лица. Это одновременно семейная сага о прадеде автора Карле Штубле-ре, автобиографический роман, роман идентичности и роман эпохи. Прослеживая историю жизни прадеда родом из румынского Баната, но жившего в Боснии, Ергович ищет свои собственные корни, описывает судьбы людей в контексте различных государств (Австро-Венгерской монархии, королевской и социалистической Югославии), войн и идеологий и в итоге создает картину XX в. на широком пространстве Балкан и Центральной Европы. Благодаря своим крупным романам Ергович вслед за И. Андричем заслужил признание как
эпический повествователь13 и по объему опубликованных текстов примыкает к М. Крлеже14.
Роман Даши Дрндич «Sonnenschein» (2007, 478 стр.) определен автором как «документальный роман». Это особый тип большого романа, в котором в соединении с подлинной исторической реальностью и фикцией в повествовании участвуют и документы. Например, в него с помощью техники коллажа включена особая документальная глава под названием «За каждым именем скрывается рассказ», содержащая список из 9000 имен итальянских евреев, депортированных из Италии и оккупированных ею стран.
Тематически и стилистически совершенно иной является деревенская сага Ивана Аралицы «Жизнь, населенная тенями» (2009, 990 стр.), книга с автобиографическими и мемуарными воспоминаниями о людях, обычаях, событиях и культуре родного края автора в Далматинской Загоре. В том же году, когда был опубликован роман классика постмодернизма Ивана Аралицы, вышел и роман молодой писательницы Иваны Шоят-Кучи «Unterstadt» (2009, 399 стр.). В нем описываются судьбы четырех поколений женщин из семьи немецкого происхождения в Осиеке — прабабки, бабки, матери и внучки на протяжении всего XX века. В центре книги — комплекс замалчиваемых исторических проблем и собственной идентичности. Так, главная героиня узнает о своих немецких корнях лишь в школе, когда дети начинают ее дразнить «швабка» (уничижительное название немцев в Славонии и Придунайской области). Этот роман был отмечен литературными премиями, поставлен в театре и заслужил название классического произведения постмодернизма эпохи глобализма, когда вопрос идентичности становится одним из главных. Большие темы истории и немецкого комплекса идентичности в хорватской культуре второй половины XX в. интересуют и Людвига Бауэра. В романе «Родной край, забвение» (2010, 430 стр.) автор, балансируя на грани между автобиографией и фикцией, ностальгически вспоминает об опыте взросления и скитаний вдали от родных мест, проверки германофобии, приверженности левым убеждениям.
Зоран Ферич, известный шокирующей поэтикой эроса и тана-тоса, в большом романе «Календарь майя» (2011, 603 стр.) развернул все свои темы и приемы. Он отслеживает судьбы двенадцати оставшихся в живых выпускников школы на пороге седьмого десятка лет. Они повторяют на катере свое школьное путешествие по северным далматинским островам. Фабульные рамки позволили писателю включить в центральный любовный рассказ о гинекологе Тихоми-
ре свои излюбленные темы о болезни и смерти, любви, эротических приключениях и извращенном сексе, воплощенные в поэтику гротеска и абсурда, соединить высокое и низкое, семантическое и языковое остранение (к примеру, неологизм «сыномертвые» о женщинах, потерявших на войне сыновей). «Календарь майя» — также роман о детстве и юности золотой молодежи пятидесятых и шестидесятых годов прошлого века, о политической и бытовой атмосфере времени, одновременно это и эротический роман, и семейная сага, роман о Загребе и роман об эпохе перехода от социализма к постсоциалистическому обществу.
И, наконец, самый обширный роман периода позднего постмодернизма — «Искусственные слезы» Милко Валента» (2013, 1401 стр.). Своим выходом в многочисленных журналах, в виде книги и в интернет-облике роман Валента мог бы составить конкуренцию романам с продолжением популярной писательницы эпохи модерна Марии Юрчич-Загорки. Но тогда как Загорка в своих произведениях конструирует ценности современной национальной культуры, Ва-лент деконструирует современную глобальную цивилизацию. В предисловии к своему мегароману автор определяет собственный роман как «психологический реализм»15, а в послесловии характеризует его как «экзистенциальный диагноз начала двадцать первого века»16. Это антиглобалистский номадистский роман, в котором рассказчик с группой журналистов передвигается по европейским пространствам и пишет репортажи для передачи хорватской радиостанции «Европа на ладони». В поисках несуществующего Грааля объединения Европы он исследует царство повседневных банальностей, тайны сексуальности, переходный период по-хорватски, новый кодекс ценностей постмодерна наподобие «политической корректности» и мрачные стороны только что воцарившейся глобальной цивилизации.
Связи и различия между ранним и поздним постмодернизмом и пост-постмодернизмом. Связующими звеньями между ранним и поздним постмодернизмом были приемы интертекстуальности и ци-татности, лудизм, чувство жанра, склонность к фантастике, устранение и переформатирование границы между элитной и популярной культурой, а также ориентация на публику, которая в позднем постмодернизме стремилась к узнаванию, катарсису или развлечению. Возник своеобразный парадокс: в период потери литературой своего привилегированного места в обществе роман стал популярнее, чем когда бы то ни было. Возникли новые вопросы в соприкосновении с
военной, переходной и глобальной действительностью, а также эстетические стратегии, которыми литература на рубеже XX и XXI в. отвечала на ее вызовы. Среди них можно выделить:
1. автобиографизм (ностальгические воспоминания, реконструкции и конструкции коллективной и личной идентичности);
2. документализм (действительность, увиденная собственными глазами или ожившая в исторических документах);
3. виртуальный реализм (мимесис в виртуальных мирах новых массмедиа и технологий);
4. новый миметизм (так называемая реальная проза, критическое описание послевоенной и переходной действительности, общественные и семейные саги, экзистенциальные проблемы и проблемы идентичности на больших временных отрезках);
5. «психологический реализм» (номадистское блуждание по глобальной цивилизации).
Ответ на вопрос, в чем состоит секрет богатства и успешности современного хорватского романа и литературы на рубеже XX и XXI веков, — невероятно простой: чем хуже была действительность, тем лучше становилась литература.
Перевод Наталии Видмарович
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Oraic-Tolic D. Knjiñevnost i sudbina. Zagreb, 1995; Suvremena hrvatska proza // Republika. Zagreb, 2001. № 5-6. S. 39-51; Virtualni real-izam — hrvatski postmodernizam // Muska moderna i ñenska postmoderna. Zagreb, 2005.
2 Pogacnik Ja. Novi hrvatski roman (Jedno moguce skeniranje stanja. Sarajevske sveske 13. 2006. S. 75-96.
3 Mirkovic A. Glasom protiv topova: 91,6 MHz. Zagreb, 1997. S. 326.
4 Mlakic J. Kad magle stanu. Zagreb, 2000. S. 64.
5 Ibid. S. 93.
6 Mlakic J. Zivi i mrtvi. Zagreb, 2002. S. 208.
7 Mepurenan R. Prodajem odlicja, prvi vlasnik. Zagreb, 2008. S. 134-135.
8 Sojat-Kuci I. Jom Kipur. Zagreb, 2014. S. 229.
9 Jergovic M. Mama Leone. Zagreb, 1999. S. 57.
10 Andric S. Simurg. Zagreb, 2005. S. 85.
11 Oraic-Tolic D. Virtualni realizam — hrvatski postmodernizam // Muska moderna I zenskа postmoderna. Zagreb, 2005.
12 Zajec T. Ulaz u crnu kutiju. Zagreb, 2001. S. 310.
13 Nemec K. Rückkehr zur Erzählung und zum Erzählen: Die kroatische Prosa vom Zerfall Jugoslawiens bis heute. Die Horen. 2008. LIII. B.1, N 229. S. 53-66.
14 Pogacnik Ja. Novi hrvatski roman...
15 ValentM. Umjetne suze. Zagreb, 2013. S. 7.
16 Ibid. S. 1399.
D. Oraic-Tolic Modern Croatian novel: genre variations and innovations
The article considers five types of modern Croatian novel: military, autobiographical, virtual, social and humorous, and grand. The author envisages connections and differences between early and late postmodernism.
Key words: postmodernism, post-postmodernism, military, autobiographical, virtual, social and humorous, and grand novel.
