CC BY
201
О.Н. ШИРОКОВ
СОВРЕМЕННЫЕ ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ И МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ СОВЕТА ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ВЗАИМОПОМОЩИ (СЭВ)
Советская наука уделяла большое внимание теории и методологии исследования социалистической интеграции. Реально действующий механизм функционирования СЭВ был объектом анализа в десятках методологических работ этого времени. Среди последних было много работ общего методологического плана. Хотелось бы выделить в их числе монографические работы В.Г. Гречи-хина, А.Д. Некипелова, Д.М. Фельдмана, К.И. Микульского, статьи А. Филипенко, И. Олейника, Э. Плетнева [1] и др.
В 1970-1980-е годы оформился основной спектр методологических проблем, связанных с процессом социалистической интеграции. Наиболее важными среди них были признаны: определение сущности социалистической интеграции и законов ее развития, разработка проблем хозяйственного механизма СЭВ, международных товарно-денежных отношений социалистических стран, планирования экономических процессов стран-членов СЭВ, развитие мирового социалистического разделения труда, специфика отношений СЭВ со странами Запада и развивающимися странами, проблема соотношения социалистической интеграции и научно-технической революции, а в поздний период развития СЭВ появилась проблема «рыночного социализма» [2] и др.
В решении перечисленных проблем советская методологическая литература основывалось на господстве марксистско-ленинской методологии. Ее важной особенностью был подход к пониманию экономических законов социализма как единой целостной системы. Система СЭВ воспринималась в устойчивой связи между законами ее функционирования, их упорядоченностью и субординацией [3]. Международные социалистические производственные отношения признавались свободными от отношений эксплуатации между государствами, в чем виделось фундаментальное отличие от аналогичных процессов в западном мире. В соответствии с основным экономическим законом социализма между странами-членами СЭВ устанавливаются международные экономические отношения нового типа, основанные на принципах дружбы и сотрудничества между народами, развитии социалистического интернационализма. В соответствии с этим подходом СЭВ определялся в качестве самой динамичной силы мирового хозяйства. В этом принципиальном контексте предпринимались попытки доказать, что социализм выигрывает мирное экономическое соревнование с капитализмом, а социалистическая интеграция развивается по оригинальным общественным законам, имея неоспоримое преимущество перед капиталистической.
После кризиса реального социализма на рубеже 1980-1990-х годов начинают появляться альтернативные теории, объясняющие процесс социалистической интеграции. Ее печальный итог наложил тень на весь период функционирования СЭВ. Историю Совета стало модно интерпретировать как один сплошной поток нарастания кризисных явлений в изначально порочных принципах социалистической интеграции. Современные теории развития реального социализма отличаются мощным влиянием на их формирование идей западного экономического мейнстрима. Под их воздействием оказываются не только экономические теории, но и теория интегрализма, т.е. теория организации экономических и политических систем. Во многом как ответ на вызов западных
классических рыночных теорий в современной российской экономической науке идет становление альтернативной эволюционной теории. В объяснении системы взаимоотношений и взаимосвязей стран СЭВ представляет научный интерес сравнительно новая в России теория «семантической коммуникации». Невозможно обойти стороной и современную теорию экономикоматематических моделей, в основу которой были положены идеи оригинальных советских ученых-практиков В.М. Глушкова и И.Я. Акушского, которые до сих пор не потеряли своей научной и практической актуальности.
Экономический мейнстрим и эволюционная теория: методологический выбор. В современной экономической теории идет широкая полемика между различными научными подходами: в частности, между неоклассикой (мейнстрим) и конкурирующими школами (неокейнсианством, неоинституционализмом и др.). К наиболее влиятельным теориям интеграции относится теория «индустриального общества», основателями которой были У. Ростоу, Дж. Гэлбрейт, функционализм, неофункционализм, плюрализм, федерализм, теория коммуникаций, теория «регулируемого капитализма» Д.М. Кейнса и др. Все эти теории, исключая последнюю относятся к неоклассическим. И в сегодняшней России также большое развитие приобретает мейнстрим, который опирается на несколько принципиальных положений: методологический индивидуализм; стремление экономических субъектов к максимизации полезности; выделяя редкость как фундаментальную черту экономического блага; понимание экономики как науки и практики, направленных на распределение редких благ в конкурентной среде в соответствии с ресурсными вложениями; внутренне присущую экономической системе способность к саморегуляции [4]. Исходя из таких принципиальных установок применять подобную парадигму к анализу социалистической интеграции представляется невозможным в связи с фундаментальными расхождениями. Индивидуализм, выгода и всеобъемлющая конкуренция находятся просто вне базовых координат социализма как общественной системы.
Так, объективно, советская экономика была принципиально неравновесной, поскольку ее лавной силовой линией являлся образ будущего в контексте длительного развертывания экономических процессов. С другой стороны, присущий мейнстриму абстрактный подход, допускающий возможность развертывания процессов от исходной точки к конечной и обратно, может серьезно ухудшить экономическую ситуацию, если данную установку применить к реальности. Так, например, и вышло с посткоммунистическим переходным периодом, когда вместо благ сытого и богатого общества, построенного с учетом обратимости времени на 40 лет для Восточной Европы и на 70 лет для бывшего СССР, во что свято верят представители мейнстрима и их апологеты из стана российского либерализма, мы получили в итоге ослабленную Восточную Европу и экономически разоренный бывший СССР.
Поэтому вполне оправдан с потерей прежнего общества совершаемый переход многих российских экономистов с марксистских позиций на линию противостоящей мейнстриму эволюционной экономической теории, к сторонникам которой на Западе относился Й. Шумпетер, а сегодня Р. Коуз, Д. Норт и др. [5]. В России к этому направлению примкнули В.И. Маевский, Л.И. Абалкин, В.Л. Макаров, В.М. Полтерович, Д.С. Львов и др. В 1995 г. по инициативе ученых Института экономики РАН (ИЭ) и Центрального экономико-математического института РАН (ЦЭМИ) был создан Центр эволюционной экономики (ЦЭЭ) в г. Москве. В переходный период, который переживает Россия наряду с другими странами Восточной Европы, традиционная экономическая теория, показала свою практическую несостоятельность, доведя страну до дефолта в августе 1998 г.
Эволюционная теория в отличие от мейнстрима изучает более широкий круг объектов: неавтономные индивиды, поведение которых обусловлено культурно-исторической средой; связи между экономическими субъектами как некие устойчивые единицы анализа; культурно-исторические, юридические или технологические совокупности (институты). Эволюционисты изучают объект как средоточие разнообразных связей. С точки зрения эволюционной теории нельзя утверждать, что тот или иной процесс, относящийся к исследуемому объекту, важнее другого процесса, потому что «все связано со всем» - любое явление бесчисленными нитями причинно-следственных отношений соединено с окружающим миром [6]. Таким образом, любой экономический феномен должен отражать воздействие множества политических, культурных, природных и других факторов (сверхдетерминация). Целостный («холистический») взгляд на экономическую среду отражает генезис эволюционной теории, вобравшей в себя принципы кибернетики, теории систем, принципиальную восприимчивость к математическому моделированию и других теоретических и философско-методологических концепций послевоенных десятилетий.
Эволюционная теория также подчеркивает качественное изменение самого субъекта в ходе развертывания экономического процесса. Другим проявлением феномена изменения субъекта по мере развертывания процесса является известный тезис о «зависимости от прошлого» (эффект «Qwerty»), подчеркивающий накопление изменений и обретение новых свойств экономической системой по мере ее исторического развития.
Применение основ эволюционной теории может привести к ценным находкам при анализе деятельности СЭВ. Во-первых, в качестве объекта изучения будет целостная система, элементами которой выступают государства, а не автономные индивиды. Во-вторых, в этой теории признается исторический контекст развития стран, их особенность и специфика. В-третьих, использование компьютерных технологий и моделирования экономических процессов может на новых основаниях дать ответ о причинах нарастания кризисных явлений социалистической интеграции, выработать возможные сценарии альтернативного развития СЭВ для того, чтобы использовать наш богатый исторический опыт для современной России.
Теория «интегрализма». Относительно новой в отечественной историографии является теория «интегрализма», которая тесно связана с теорией «экономической коммуникации» и ставит перед собой цель создать методологию исследования процессов современной интеграции. Термин «интегрализм» в значении целостного восприятия единого экономического пространства был введен еще П. Сорокиным [7]. Ю. Яковец пишет, что «суть интегрализма проявляется в диалоге, взаимодействии, сближении и взаимопроникновении различных социальных систем, цивилизаций и наций». Интегрализм - это сближение, взаимопроникновение, объединение при сохранении многообразия и своеобразия различных субъектов [8]. В рамках новой для России теории рассматривается проблема целостной совокупности национальных хозяйств, ее способности к саморазвитию через этапы усложнения и дифференциации. Процесс экономической интеграции предстает как процесс становления органичного экономического целого, когда между исходными компонентами создается система связей, имеющая характер целостной структуры. В качестве примера авторы данного подхода называют западноевропейскую интеграцию - Европейский Союз (ЕС).
Важным теоретическим моментом теории признается проблема организации системы взаимодействий интегрирующихся субъектов в ходе реализации ими своих интересов. Вследствие такой принципиальной установки на изучение от-
ношений взаимодействия субъектов интеграции становится необходимым анализ экономической коммуникации. По мнению сторонника этой теории А. Мирошнико-вой, современный коммуникативный анализ основан на обширном философском, социальном, экономическом и психологическом основании: концепции социальных связей Г.С. Батищева [9], теории неполной рациональности Г. Саймона, а также теории «экономики соглашений» (Л. Тевено, Р. Буайе и др.) [10].
В соответствии с методом коммуникативного анализа выделяются три типа экономических интеграционных взаимодействий: органический, атомистический и гармонический. Органический тип описывает связи, в которые субъекты вступают как части некоего органического целого. Содержание этих связей носят вынужденный, принудительный, несвободный характер, что соответствует в терминологии Г. Батищева «связям сопринадлежности». Взаимодействие приобретает вынужденный характер, когда внешняя среда «объективно превышает уровень развития и совершенства» субъекта или когда целое навязывает себя отдельным частям [11].
Атомистический тип экономической коммуникации отражает связи, которые представляют собой наиболее простой тип экономической интеграции самостоятельных субъектов, стремящихся к внешнему объединению исходя только из национальных интересов. И последний тип экономических взаимоотношений - гармонический - характеризуется синтетической природой совокупности положительных результатов первых двух типов коммуникации, когда, во-первых, нейтрализованы принудительность органического типа взаимоотношений, возникающих вследствие гегемонии одного безусловного центра интеграции, и, во-вторых, преодолевается эгоистический атомизм, характерный для атомистического типа экономической коммуникации.
В каждом из выделяемых типов интеграции сторонники теории интегрализ-ма выделяют четкую структуру взаимодействия: уровень идей, взглядов, представлений, концепций, верований, дефиниций, которые в совокупности образуют «социальное сознание» интеграционного взаимодействия, уровень норм, правил, предписаний, ценностей, ожиданий, «инструкций» поведения, уровень иерархии, представляющий собой подсистему интересов, жизненных шансов и перспектив, возможностей изменения статуса (центр, периферия), уровень взаимосвязанных действий: сотрудничества и соперничества, расширяющих или сужающих круг связей. Последняя подсистема характеризует уровень согласованности, организованности интеграционного взаимодействия.
Нас в данной теории особенно интересует органический тип интеграционного взаимодействия между государствами, поскольку именно он, по мнению сторонников теории интегрализма, в большей степени был присущ СЭВ. Приспособив для своих нужд мир-системный подход И. Валлерстайна, представители данной теории определяют СССР в качестве «ядра» социалистической интеграции, развитые страны Восточной Европы превращаются в «полупериферию», а наиболее отсталые страны-члены СЭВ, типа Албании или Монголии низводятся до «периферии» СЭВ. Развитие единого экономического пространства при такой структуре отношений, заключается в подчинении «ядром» всех элементов для создания целого, т.е. интеграции. Для стран «периферии» и «полупериферии» характерен принцип формирования «дополняющей экономики», поэтому с экономикой СССР эти страны могли быть генетически и не связанными. «Периферии» остается ориентироваться на сырьевые отрасли и производство низкотехнологичной продукции. Органическому типу взаимодействий внутри интеграционной группировки соответствует моноцентристская, экономико-властная структура. Между центром и периферией складываются иерархические отношения
управления и подчинения. Тем не менее эти отношения с «ядром», центром позволяют достаточно быстро повысить уровень жизни населения, добиться роста производства, однако не позволяют совершенствовать структуру хозяйства, что является «врожденным» минусом органического типа интеграции, кроме того, здесь могут иметь место различные формы «принудительного» обмена, выгодного «ядру». Интеграционное взаимодействие, основанное на органическом типе связей, отсутствие доверия со стороны его участников, со временем может развиться в кризис. Именно это и привело впоследствии к снижению эффективности экономического развития сЭв и завершилось его распадом. Возникла, выражаясь термином Г. Батищева, «стихийно-кризисная атомизация», в ходе которой «обиженные» участники прежнего несправедливого для них взаимодействия начали искать новые экономические связи.
Выходом из тупика органического типа интеграции теоретики (П. Сорокин, Ю. Яковец, Я. Тинберген и др.) этого направления видят в поступательном движении к гармоническому типу, комбинирующему лучшие стороны современных интеграционных стремлений. Гармонический тип взаимодействий в рамках интеграционного сообщества призван продемонстрировать альтернативный «новому мировому порядку» вариант развития мировой цивилизации. Сегодня есть некоторые признаки этого уровня интеграции в странах ЕС. Сторонники теории интегрализма предлагают перестройку всех межгосударственных отношений по принципу ЕС, где нет стремления одной державы к доминированию над остальными, где существует наднациональная природа отношений, противостоящая атомизации интересов отдельных ее участников.
Несмотря на универсалистское объяснение экономических процессов в современном мире, внешне логичный анализ социалистической интеграции, следует указать и на ряд недостатков теории интегрализма. Во-первых, бросается в глаза высокий уровень абстрактности этой теории. Во-вторых, по мнению автора, характеризовать в универсалистских терминах социалистическую интеграцию не вполне корректно, поскольку пропадают ее качественные отличительные признаки. Даже если условно принять во внимание существование двух разновидностей одного органического типа интеграции: СЭВ и НАФТА, то между ними существовало очень существенное отличие: в первом случае не действовали, или были очень слабо выражены, законы капиталистического рынка. Ставить эти две интеграции на одну плоскость сравнения только по признакам экономической коммуникации значит не только упрощать анализ, но и забывать о содержании интеграционных процессов. В-третьих, структурный анализ социалистической интеграции органического типа, проводимый интегралистами, вступает в противоречие с исторической реальностью. СССР не может считаться более развитым государством по сравнению с «полупереферией»: ГДР или ЧССР по целым направлениям экономического развития: относительному промышленному потенциалу, уровню жизни, обеспеченности населения необходимыми высококачественными продуктами, техническому вооружению народного хозяйства, степени развития сельского хозяйства и др. Поэтому считать Советский Союз полноценным «ядром» исторически неверно. Что касается так называемой «периферии», то и здесь нас ждет разочарование в применимости интегрализма к исследованию СЭВ: в МНР, на Кубе и во Вьетнаме строились промышленные объекты, которые никак нельзя отнести к технически отсталым. Многие отрасли производства были созданы с «чистого листа» и до сих пор конкурентоспособны. Техническое решение добычи труднодоступной шельфовой нефти на побережье Вьетнама до сих пор не имеет мировых аналогов. Уровень развития медицинских услуг на Кубе и сегодня признается одним из лучших в Латинской Америке. Все это создавалось благодаря
помощи СССР и «старых» стран СЭВ. Степень сближения уровней развития старых и новых членов СЭВ была высока в 1970-1980-е годы даже в сравнении с западноевропейской интеграцией. Преобладание сырьевого сектора, скорее всего, можно было зафиксировать в пресловутом «ядре» объединения, а не в «периферии». Приведенные выше факты позволяют усомниться в полноценной применимости теории интегрализма в исследовании социалистической интеграции.
Теория «семантических систем». Большой оригинальностью отличается еще одна современная теория, которая использует язык ее основателя - известного философа Р. Карнапа. Один из приверженцев этой теории В.Р. Евстигнеев предпринял попытку приложить теорию «семантических систем» к анализу интеграционных процессов в Европе [12]. В основе его подхода лежит поиск своеобразной логики социалистической интеграции, т.е. испытание последней на предмет семантической корректности и адекватности. Различные по основным признакам экономические эпистемологические системы Запада и Востока должны по определению использовать и разную семантику для выражения особенностей своего развития.
Начиная с 1960-х годов, по мнению В.Р. Евстигнеева, в СССР стали переходить к использованию западноевропейских дефиниций, начав с некорректного использования термина «интеграция» применительно к реальности развития экономических отношений в рамках СЭВ. К этому времени в Западной Европе уже сформировался общепризнанный стандартный язык международной интеграции. В понимании западных европейцев, к примеру, четко были определены место и роль государства в интеграционном процессе. Роль государства в системе экономических отношений в рамках ЕЭС сводится к роли публичного регулятора, а не носителя непосредственно экономических функций, как это было в случае СЭВ. Такое отличие не позволяет сделать вывод о существовании на Востоке Европы интеграции в понимании Запада. Так, один из известных западных экономистов Б. Балашша в выделении типов международной экономической интеграции по выстроенной им шкале степени влияния государства поместил так называемую «социалистическую интеграцию» на крайний фланг шкалы, определив ее как «квазиинтеграцию советского типа» [13]. Принципиально другая природа государства, как единственного субъекта интеграционных отношений в рамках СЭВ, «закрытость» экономики Восточной Европы и СССР должны были порождать особую семантику, иначе могла возникнуть опасная ситуация в общественных науках, влияющих на управление экономикой стран Восточной Европы.
К тому же ряду примеров относится некорректное использование в СССР и странами СЭВ терминов «торговля», «валютно-финансовая система». «Международная валютно-финансовая система» централизованно управляемой экономики СЭВ имела иную природу - не финансовую и не валютную, а административную и политическо-идеологическую. Так, по мнению известной французской исследовательницы интеграционных процессов в Восточной Европе М. Лавинь, «международная валютная система» сЭв была в принципе не способна стимулировать «торговлю» и переход от координации административных функций к реальному экономическому сотрудничеству был тождествен отказу от «валютной системы» СЭВ и переходу к двусторонним платежным отношениям в национальных валютах по специальным обменным курсам, к торговле по мировым ценам и расчетам в твердой валюте [14].
Вывод В.Р. Евстигнеева заключается в том, что до начала радикальной экономической трансформации экономика советского типа просто не знала реального объекта «международная интеграция» и, очевидно, не имела собственного адекватного языка, т.е. не была способна конструировать корректные
высказывания и не имела системы оценки их корректности. Экономика советского типа выработала традицию оперирования фиктивными денотатами, т.е. разработала такую семантическую систему, которая делала в принципе невозможной ее верную интерпретацию в соответствующей синтаксической системе - в системе норм построения корректных высказываний [15].
Данная теория позволяет по-новому оценить смысловые и семантические категории «интеграции социалистического типа». Вопрос корректности использования терминов, безусловно, является вопросом сущностного характера. Использование смыслового ряда чуждых советской экономике отношений, действительно, порождало сумятицу в умах наших экономистов и управленцев. Не случайно возникали дискуссии относительно понимания экономики социализма, носит ли она товарный характер, существуют ли деньги при социализме, возможен ли рынок в таких условиях, финансовые отношения, банковская деятельность, или же мы используем терминологию «буржуазной» политэкономии. К наиболее опасной форме понятийных заблуждений относится восприятие экономической системы социализма как части мировой экономики. В реальности никакого «мирового рынка», единой «мировой экономики» в период сосуществования двух мировых систем не было. Миров было несколько, а представления о «едином мировом рынке» способствовали появлению одной из мощных сил подрывного характера - принятию советской и восточноевропейской элитами понятия «мировых цен», к которым стали практически привязывать расчеты между социалистическими странами СЭВ. Банкротство социалистической экономической семантики в 1960-е годы обернулось практическим отступлением в два последующих десятилетия. Советское обществознание и экономическая наука несут свою долю ответственности за неадекватное восприятие социалистической действительности, незнание того общества, в котором мы жили.
Теория экономико-математических моделей. Анализируемая теория возникла в нашей стране еще в начале 1960-х годов и до сих пор не утратила своей новизны и жизненной силы. Наиболее широкое применение в СССР нашли экономико-математические модели в творчестве Л.В. Канторовича, В.С. Немчинова, В.В. Новожилова, А.Г. Аганбегяна, В.М. Глушкова, И.Я. Акушского и др. К сожалению, в свое время этим теоретическим экономическим моделям уделялось недостаточное внимание.
В 1962 г. советскими учеными во главе с отцом советской кибернетики В.М. Глушковым был предложена теоретическая и практическая концепция кибернетической системы управления советской экономикой как стратегической линии развития СССР. В 1970-е годы на основе этой новой теории развития советского социализма родилась концепция создания государственной сети вычислительных центров и иерархической сети автоматизированных систем управления народным хозяйством СССР. Применение передовых методов могло на десятилетия вперед обеспечить превосходство советской модели управления (государственного менеджмента) народным хозяйством, стимулировать начавшуюся в это время информационную революцию. Грандиозную и революционную идею В.М. Глушкова относительно Общегосударственной автоматизированной системы (ОГАС) поддерживали не только «технари». Незадолго до своей кончины ее полностью поддержал влиятельный ученый-экономист «старой школы», академик В.С. Немчинов [16]. Журнал «Марксизм и современность» опубликовал в №1 за 2004 г. ценную подборку материалов о судьбе ОГАС [17]. Именно тогда, в 1960-х годах стали происходить столкновения советских «рыночников» против сторонников «антирыночного» (радикаль-
но-социалистического) хозяйствования, которые продолжили прежний экономический спор 1960-х годов «товарников» и «антитоварников».
Совершенствование планирования в 1960-е годы могло принципиально изменить набор основных параметров развития советской экономики. Кроме управленческой революции «антирыночники» предложили уникальную по тем временам денежную модель - внедрение электронных денег и электронных безденежных расчетов. Над этим вопросом работала группа ученых, возглавляемая одним из основоположников программирования в СССР - И.Я. Акуш-ским. Введение электронных денег в СССР к концу 1970-х годов становилось реальностью только при условии внедрения ОГАС. В Зеленограде прошло первое успешное апробирование системы электронных денег [18]. Следует отметить, что в СССР систему электронных денег реально могли внедрить на десятилетие раньше, чем в западных странах. Она должна была существенно сузить возможности использования рыночных отношений в социалистическом обществе, а в перспективе сломать вездесущий «черный рынок». Создание трудовых вкладов и отсутствие возможностей пополнить счет «левыми» деньгами становились самым мощным шагом в сторону коммунистического общества.
Однако ОГАС требовала больших капиталовложений в течение трех пятилеток, что создавало дополнительные трудности в реализации проекта века. Сторонники «информационной социалистической революции» столкнулись с мощной реакцией со стороны значительной части советской академической экономической школы и партноменклатурой во главе с автором реформ в духе «рыночного социализма» А.Н. Косыгиным. ОГАС, по мнению рыночников, стоила слишком дорого, а следствия ее эффективности могли стать эфемерными, в то время как рыночные элементы дадут «в результате больше, чем очень дорогой и требующий невероятного напряжения усилий всей страны и полной реконструкции старой системы управления народным хозяйством проект ОГАС» [19]. Также был отвергнут проект Глушкова-Акушского по внедрению безденежных электронных расчетов, все подготовительные материалы по этому вопросу заставили уничтожить. Свою негативную роль сыграла контрреволюционно настроенная АН СССР, отвергшая великий проект под предлогом якобы разочарованности даже американцев - пионеров кибернетики в ее потенциальных возможностях. Это было либо непонимание сути происходивших процессов в мировой науке и технике, либо ничего не стоящая дезинформация. Поучительно звучат и сегодня предостерегающие слова Глушкова, произнесенные на Политбюро ЦК КПСС во время обсуждения вопроса ОГАС в адрес председательствующего на ПБ Суслова: «Михаил Андреевич, я могу Вам только одно сказать, что, если мы сегодня этого не сделаем, то во второй половине 1970-х годов советская экономика столкнется с такими трудностями, что все равно к этому вопросу придется вернуться» [20]. Проект был загублен. А тем временем, 1970-е годы стали рубежом, определившим для Запада границы нового информационного общества. Электронные деньги, предложенные отечественными «антирыночниками» для СССР, стали реальностью в самых развитых странах Запада, а Советский Союз стал безнадежно отставать и отступать от элементов системы социализма в сторону «социалистического рынка».
Еще один важный момент хотелось бы отметить в этом контексте - принципиальную восприимчивость советского социализма к НТР, вопреки утвердившимся представлениям о том, что прогресс науки и техники - это удел рыночного капитализма. СССР в начале 1960-х годов выступил с идеей, которая и сегодня только частично реализована рядом западных стран в сфере менеджмента. Используя модель ОГАС, в случае ее принятия, можно было бы перестроить к началу 1980-х годов модель управления и планирования СЭВ, сократить разросшуюся «сэвовскую бюрократию», создать условия для формирования новой электрон-
ной системы валютно-финансовых отношений стран социалистического содружества, отойти от несовершенной системы «переводных рублей», параллельно изменяя критерии измерения новой валюты социалистической интеграции.
Таким образом, современные исследования социалистической интеграции значительно изменились по своим идеологическим и методологическим принципам в сравнении с 1980-ми годами. Плюрализм из политики проник в научную деятельность. С начала 1990-х годов возникла атмосфера свободы в принятии тех или иных теорий и методологий. Сегодня становится все более очевидно, что эта свобода обернулась принятием неадекватных нашей истории и реальности принципов. Копирование западных теорий без их глубокого анализа превратилось в модное занятие. Тем не менее можно констатировать становление в России новой теоретической и методологической основы для более адекватного исследования событий нашего прошлого. Использование эволюционной теории, наиболее проверенных методов системного анализа экономических и политических структур, элементов «теории семантических систем», а также новаторских методов советской науки способно ответить на волнующие нас вопросы нашего прошлого и будущего, подвергнуть объективной переоценке события советской истории.
Литература и примечания
1. Гречихин В.Г. Методологические проблемы международной социалистической интеграции. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1985. 161 с.; Некипелов А.Д. Методологические проблемы анализа мирового социалистического хозяйства. М.: Наука 1979. 167 с.; Фельдман Д.М. Социалистические международные отношения. Очерк системного исследования. М.: Наука, 1981. 184 с.; Филипенко А. Мировое социалистическое хозяйство: генезис и структура // Экономические науки. 1981. № 8; Олейник И. Развитие мировой социалистической системы: некоторые вопросы теории и методологии // Экономические науки. 1982. № 8; Плетнев Э. За политико-экономический подход к категории всемирного хозяйства // МЭиМО. 1985. № 7.
2. Мировое социалистическое хозяйство: вопросы политической экономии / О.Т. Богомолов, Л.И. Абалкин и др.; Редкол.: Л.И. Абалкин и др.; Под ред. О.Т. Богомолова. 2-е изд., доп. М., 1987. 640 с.; Богомолов О. Развитие стран СЭВ по пути экономической интеграции // Коммунист. 1971. № 16; Планируемая рыночная экономика / Под ред. С.Ю. Глазьева. М.: Экономическая газета, 2000; Клоцвог Ф.Н. Социализм: теория, опыт, перспективы. М.: КомКнига, 2005. 200 с; Бутенко А. В поисках новой идеологии // Observer. 2002. №10-12.; Малиновский Л. В защиту социалистического рынка // Экономическая газета. 2001. №29. 25 июля; Орлов А.И. Рыночного социализма нет // Правда. 2004. №79. 20-21 июля; Орлов А.И. Химера рыночного социализма // Эконометрика. 2004. Вып. 201. 29 ноября, и др.
3. Мировое социалистическое хозяйство: вопросы политической экономии. С.112.
4. Экономика: Учебник. 2-е изд, пераб. и доп. / Под ред. А.И. Архипова, А.Н. Нестеренко, А.К. Большакова. М.: Прогресс, 2001.
5. Коуз Р. Фирма, рынок и право. М.: Дело, 1993. 192 с.; Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Фонд экономической книги «Начала»,1997. 180 с.
6. Эволюционная теория экономических изменений. М.: ЗАО «Финастатинформ», 2000. С. 76.
7. См.: Сорокин П. Главные тенденции нашего времени. М.: Наука, 1997. 351 с.; Его же: Социальная и культурная динамика. СПб.: Алетейя, 2000. 203 с.
8. Яковец Ю.В. Интегрализм - ядро парадигмы обществоведения // Актуальное обществовИ-дение. М., 2001. Т.1. С.31-39.
9. Батищев Г.С. Введение в диалектику творчества. СПб.: Изд-во РХГИ, 1997. 464 с.
10. Мирошникова А.В. Интегрализм как essentia интеграции // Вестник Финансовой академии. 2003. № 3. С. 7.
11. Батищев Г.С. Указ соч. С.303-305.
12. Евстигнеев В.Р. Природа экономического знания // Общественные науки и современность. 1997. № 5. С.90-102.
13. Bulcissa В. The Theory of Economic Integration. London, 1962. Р.32.
14. Luvigne М. Les relations intra-CAEM dans les annees 1990s - un marche unique, est-il concevable? // Reformes et echanges exterieurs dans les pays de 1'Est. Paris, 1990. P. 135-137.
15. Евстигнеев В.Р. Указ. соч. С. 90-102.
16. Академик В.М. Глушков - пионер кибернетики. Киев, 2003. С. 323-324.
17. Марксизм и современность. 2004. № 1. С. 111-123.
18. Малиновский Б.Н. История вычислительной техники в лицах. Киев, 1995. С. 298.
19. Марксизм и современность. №1. 2004. С. 111-123.
20. Там же.
ШИРОКОВ ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ родился в 1970 г. Окончил Чувашский государственный университет. Кандидат исторических наук, докторант кафедры документоведения и документационного обеспечения управления Чувашского университета. Область научных интересов - исследование внешнеэкономических связей республик ВВЭР со странами СЭВ. Автор более 30 научных работ, в том числе 2 монографий.
