CC BY
27
© 2009
Е.В. Чернышёва
СОВРЕМЕННЫЕ РОССИЙСКИЕ ИССЛЕДОВАТЕЛИ О СОЦИОКУЛЬТУРНОМ ОБЛИКЕ ЗЕМСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
Вторая половина XIX — начало ХХ века ознаменовались трансформацией условий, уклада, образа жизни, социокультурного облика населения России, в том числе и служащих в земских учреждениях по вольному найму. В последнем случае речь идет о достаточно крупной и влиятельной социальной группе, которая с момента своего возникновения (конец 1860-х годов) и вплоть до 1917 года имела устойчивую тенденцию к увеличению своей численности. Следствием такой положительной динамики стало не только многократное превышение числа служащих общественных учреждений над выборными земскими гласными, но, как отмечает современный историк Б.Н. Миронов, и над штатом коронной администрации всей империи без Польши и Финляндии1. Социальная значимость земской интеллигенции определялась, прежде всего, ее непосредственной работой в среде крестьянства. В условиях модернизации России культурная и общественно-политическая деятельность земских служащих («третьего элемента») становилась важным фактором рационализации экономических, социальных и психологических связей крестьянского мира.
Насколько социокультурный облик земской интеллигенции соответствовал потребностям преобразований аграрной сферы? В какой мере культурный потенциал и жизненные установки земского учителя, врача, агронома, статистка, инженера могли помочь адаптации крестьянства к реалиям «современного» индустриального мира? Как строились и видоизменялись отношения различных профессиональных групп внутри земской интеллигенции? Как представители земской интеллигенции включались в модернизационные процессы, мыслили себе цели и задачи просвещения крестьян?
На наш взгляд, указанные проблемы следует отнести к наименее изученным в отечественной историографии. Причина подобного явления заключается в том, что рассмотрение земской интеллигенции в дореволюционной литературе имело ярко выраженную политическую окраску, и увязывалась авторами с проектами возможного будущего России (консервативным, либеральным, социалистическим). В советское время историками зачастую анализировался не конкретный феномен земской интеллигенции, а мифические схемы, созданные на основе идеологических постулатов. Радикальные изменения в политической системе России в 1990-е годы обусловили новый взгляд и стремление авторов критически пересмотреть устоявшиеся в отечественной исторической науке представления по важнейшим аспектам деятельности земств и их служащих. Наличие целого ряда научных изысканий позволяет нам сконцентрироваться на наиболее важных аспектах данной темы.
Прежде всего, необходимо выяснить параметры самого понятия «земская интеллигенция». Термин «интеллигенция», наполненный в царской России преимущественно идейным содержанием, в советское время подвергся значи-
тельной смысловой трансформации. Однако материализм советских историков в подходе к изучению прошлого, заставляли их игнорировать этот факт. Отправной точкой для исследователей служило ленинское положение о том, что интеллигенция - это общественная прослойка людей, занимающихся умственным трудом. В результате такого «профессионального взгляда» земские служащие, земская интеллигенция и «третий элемент» стали понятиями идентичными. Материалы полемики, имевшей место в дореволюционной историографии, о времени формирования в земстве отряда идейных работников, отличавшихся активной общественной позицией и не отождествлявшихся со всей массой земских служащих, оказались не востребованными. Советские историки признавали, что интеллигенция в России была неоднородна по своему социальному составу, материальному положению и общественно-политической позиции. Служащих земских учреждений авторы относили к представителям разночинской
интеллигенции, часто прибавляя к ней определение «демократическая», чем
2
хотели подчеркнуть ее преимущественно недворянское происхождение .
Диапазон взглядов современных исследователей на понятие «земская интеллигенция» чрезвычайно широк. Объектом изучения стала деятельность земской медицинской интеллигенции, земской педагогической интеллигенции, земской интеллигенции Мордовии, Татарстана, Коми края и т.д.3. Целый ряд авторов относят к земской интеллигенции учащихся специализированных педагогических и медицинских семинарий и училищ, открытых за счет земств, а также земских стипендиатов, обучавшихся в государственных образовательных
4
учреждениях .
Реконструкция социального поведения земской интеллигенции немыслима
без понимания эволюции подлинной социальной структуры объекта исследования. Отсутствие такого понимания, на наш взгляд, стало серьезным препятствием на пути многих историков прошлого и настоящего. Анализ историогра-
фической ситуации по рассматриваемой проблеме позволяет предположить, что наиболее перспективным направлением изучения социокультурного облика земской интеллигенции является нетрадиционный для отечественной исторической науки подход с позиций социальной и культурной истории, получивший значительное распространение в современной западной исторической науке5. Как пишет О.В. Большакова, «культурный поворот», произошедший в американской историографии «привнес серьезные изменения в «классическую» социальную историю, которая была склонна рассматривать формирование классов и политических идентичностей в рамках реального экономического и социального мира»6. Социальные историки обращают больше внимания на язык, культуру, идеи и представления, учитывают не только «материальные»
элементы внешней среды, но и субъективный опыт — дискриминацию, унижение, чувство социальной справедливости. Поддерживая данный подход, заметим, что «земскую интеллигенцию» правомерно рассматривать как сконструированное понятие, а не как реальную социальную общность.
В теоретическом арсенале современных историков субъективно-идеалистические интерпретации земской интеллигенции занимают очень большое место. Служба «третьего элемента» оценивается Л.А. Жуковой, А.Г. Важениным, П.В. Галкиным, Л.Е. Лаптевой, Н.Г. Королевой, М.А. Кривонос и другими ис-
следователями как акт нравственный, подвижнический и во многом жертвенный'. В созданном еще в дореволюционное время либеральными и демократическими авторами историографическом пространстве накопились схожие версии объяснений формирования земской интеллигенции, использующие аргументы из арсенала «комплекса вины» интеллигенции и «службы как миссии». Продолжая эту «традицию», современный историк В.Г. Баданов полагает, что «земская идея в России оказалась выше обычной «муниципальной»: не про-
о
сто «самоуправление», а еще и общественное служение»8.
В существующем на сегодняшний день в историографии проекте земской интеллигенции среди традиционного набора качеств — образованности, бескорыстности, совестливости, духовности, культуртрегерства начисто отсутствуют составляющие успешной жизни: карьера, удачливость, личный успех, материальное благополучие, индивидуализм. Очевидно, что земская интеллигенция в массе своей являлась носительницей традиционного типа сознания.
К устойчивым мировоззренческим характеристикам земской интеллигенции современные авторы также относят ее социалистические симпатии. Из работ Е.М. Петровичевой, М.С. Низамовой, Н.Г. Королевой, Е.Н. Морозовой следует, что большая часть земских служащих вплоть до 1917 года придерживались народнической идейной ориентации, хотя авторы отмечают, что в среде «третьего элемента» с конца 1890-х годов получили распространение воззрения социал-демократов9. Как поясняет Б.Н. Миронов, народничество интеллигенции означало, что она разделяла утопические представления о возможности построения справедливого общества по образцу сельской общины на основе всеобщего согласия, равенства, взаимной поддержки и коллективизма. Тот же автор указывает, что русскую интеллигенцию, вне зависимости от ее политических и идеологических пристрастий, отличал «общий анти-буржуаз-ный менталитет» и враждебное отношение к капитализму10.
В нашем контексте этот вывод подтверждается на материалах личного происхождения (воспоминаниях) земских служащих, авторы которых выражали свое отношение к ценностям буржуазного мира. Все мемуаристы отмечали, что служба в земстве отвечала высоким моральным стандартам, поскольку открывала возможность служить интересам народа, а не искать наград, чинов, материального благополучия или продвижения по службе11. В русской художественной литературе 1870-1890-х гг. писателями был создан яркий образ земского
интеллигента-подвижника — бескорыстного народолюбца, одушевленного
12
идеей народного блага и служащего ей с аскетическим самоограничением12.
Несмотря на такое обилие свидетельств, раскрывающих особенности мировоззрения земской интеллигенции, значительное увеличение ее численности в
1890 - начале 1900-х гг., что зафиксировали и дореволюционные, и современные исследователи, нельзя объяснять исключительно альтруистическим настроем. Консервативные публицисты — противники бесконтрольного и экономически неоправданного, по их мнению, «размножения земской бюрократии» указывали, что интерес «умственного пролетариата» к земству обусловливался хорошими заработками, а также возможностью проводить в народе и даже в среде самих выборных гласных антиправительственные идеи13. При выяснении уровня жизни земских служащих любопытным для нас является сообщение
«летописца» Пермского земства Д.М. Бобылева. Он пишет, что в 1909 году Пермское земство открыло для своих служащих в Крыму санаторий, что обошлось земству в 48 тыс. рублей, а ежегодное его содержание составляет 15 тыс. рублей14.
Проблема влияния размера заработной платы земских служащих и установленных во многих земствах социальных льгот (бесплатное жилье, возможность пройти повышение квалификации, дать своим детям образование за счет земства и прочее) на численность земских специалистов и уровень их квалификации — была слабо разработана и в дореволюционной, и в советской историографии. Представители демократического направления, которые являлись главными разработчиками темы земской интеллигенции до 1917 года, традиционно игнорировали материальный аспект в деятельности служащих, неизмеримо выше ставя их идейные принципы. В советской историографии за аксиому было принято положение об обездоленном материальном положении практически всех категорий земских наемных служащих и их нещадной эксплуатации царизмом и буржуазно-помещичьим земством.
Проведенный современными исследователями тщательный анализ материального положения различных категорий земской интеллигенции опровергает многие устоявшиеся стереотипы. Историками была установлена четкая зависимость между материальным статусом земского служащего и его образовательным цензом. Специалисты с высшим образованием — врачи, агрономы, инженеры, техники, статистики — находились в привилегированном положении по отношению к другим служащим и получали самые высокие оклады. Их размеры варьировались по разным земствам, составляя минимум 1200 рублей в год и достигая максимума в 4500—5000 рублей (оклад заведующего статистическим отделением Екатеринославской губернской земской управы в 1916 г.)15. Исследователь земств северо-запада России А.А. Ярцев замечает, что заработная плата земских врачей (1200—1500 рублей в год) была «меньше окладов губернатора или председателя губернской земской управы всего в 2-3 раза, что резко контрастирует с современностью, когда врач с полным семилетним стажем получает в десятки раз меньше руководства местной администрации»16. Историк Т.И. Волкова на материалах Ярославской губернии сопоставила размер заработной платы земских врачей и фельдшеров с жалованьем соответствующих государственных служащих и пришла к выводу, что земские медики получали в 2,
17
а то и в 4 раза больше, чем государственные17.
Разумеется, не все земские служащие находились в таком благополучном положении. Историки едины во мнении, что самой малообеспеченной и в то же время самой многочисленной группой земских служащих были учителя, чей заработок колебался по разным уездам от 150 — до 300 рублей в год. Правда, были земства, которые платили своим учителям более высокие оклады. По сведениям М.С. Низамовой в Чебоксарском уездном земстве в конце 1890-х гг. минимальный оклад учителя достигал 420 рублей. По данным А.А. Ярцева в
«богатом Петербургском уездном земстве жалованье учителей доходило до 600
18
рублей»18.
Законодательство царской России предоставляло земствам как губернским, так и уездным значительные права по самоорганизации и проведению само-
стоятельной финансовой политики. В результате, как показывают исследования, многие, даже уездные земства в рамках одной губернии отличались численностью, профессиональным составом, уровнем подготовки своих служащих. Соответственно имелись существенные различия в оплате труда земской интеллигенции. В этой связи необходимо особо отметить значение региональных исследований для огромной по масштабам, многоуровневой по социально-экономическому развитию районов Российской империи. Попытки обобщения фактов, приведения к единому знаменателю без учета специфики регионов зачастую могут обернуться для исследователя неверным суждением применительно к конкретному земству.
Говоря о материальном положении земских служащих различных специальностей, необходимо помнить, что фонд заработной платы во всех земствах формировался главным образом за счет налогов, собранных с местного населения, и, прежде всего, с крестьян. В этой связи Е.М. Петровичева совершенно справедливо замечает, что земство должно было защищать интересы местных жителей, стремиться к экономии средств и к тому, чтобы платить за работу служащих возможно меньшую плату19. Однако это происходило далеко не всегда. Материалы сенаторской проверки, проведенной в 1903 году в Московском и Тверском земствах, выявили нерациональное использование земских средств; наличие большого штата земских служащих, с плохо определенными обязанностями; ненадлежащее выполнение служащими своих профессиональных
20
обязанностей20. В современной российской историографии восприятие земского опыта во многом ограничивается констатацией материальных достижений земств. Мнения представителей консервативного направления в историографии, к сожалению, игнорируются. Однако комплексное изучение деятельности земств и земской интеллигенции, очевидно, предполагает учет и проверку на достоверность оценок и суждений всех участников политического дискурса начала ХХ века.
Современными историками было установлено, что помимо заработной платы земские служащие получали от земств разнообразные льготы и поощрения,
которые, по словам Т.И. Волковой, «должны были стимулировать работу слу-
21
жащих и тем самым препятствовать текучести кадров»21. Практически во всех земствах существовала прогрессивная система оплаты труда специалиста, зависевшая от стажа его работы в данном земстве. По сведениям В.Ю. Кузьмина через каждые 3 года земским врачам полагалась прибавка к жалованью, которая через 9 лет работы составляла уже 50%22. Из работ Т.И. Волковой, Ю.А. Арутюнова следует, что в ряде губерний имелся так называемый «фонд наградных денег», из которого земства осуществляли единовременные выплаты своим служащим: учителям за успешную сдачу их учениками выпускных экзаменов в школе; врачам и фельдшерам — за участие в борьбе с эпидемией. П.В. Галкин
отмечает, что социальную защиту земских служащих и их семей была призвана
23
обеспечить система эмеритальных касс23.
Обобщая приведенные в современных изысканиях данные, можно сделать вывод, что на материальное положение земских служащих влияние оказывали три важнейших фактора. Во-первых, финансовые возможности земства, которые в свою очередь зависели от уровня экономического развития региона и раз-
меров собираемых с населения налогов. Во-вторых, политические и культурные воззрения ведущей группы земских гласных, которые и проводили решения в земских собраниях, голосуя за ассигновку земских средств на те или иные цели. В-третьих, от соотношения уровня спроса и предложения на местном рынке труда. Однако современные исследователи не учли еще один фактор, на который обратили внимание ряд дореволюционных авторов. Мы определили бы его как «лоббирование» интересов той или иной профессиональной группы земских служащих через экономические, врачебные и учительские советы, действовавшие как совещательные органы при земских управах. Именно таким путем во многих земствах, как утверждал председатель одной земской управы В.А. Аве-ский на основании своих многолетних наблюдений, приобрели доминирующее влияние земские врачи, которые «вообще склонны к объединению в одну тесную и дружную корпорацию». Одним из последствий такого влияния медиков
24
стало, по словам автора, то, что «земская медицина заела земскую школу» .
Эффективность работы земских учреждений, успешное решение ими хозяйственных и культурных задач во многом определялось социальным качеством земских работников: уровнем квалификации, опытом работы, правосознанием, пониманием принципов самоуправления и осознанием в нем своей роли. В литературе известна оценка результатов деятельности земской интеллигенции данная виднейшими представителями русской либеральной общественности начала ХХ века. По мнению веховца А.С. Изгоева, земский интеллигент являл собой образец человека, пришедшего на службу в земство в силу обстоятельств, который всегда отдавал предпочтение политической деятельности. По определению автора «средний массовый интеллигент в России большей частью не любит своего дела и не знает его. Он — плохой учитель, плохой инженер, непрактичный техник и проч. Его профессия представляет для него нечто случайное, побочное, не заслуживающее уважения». М.О. Гершензон указывал на ничтожность результатов просветительской деятельности интеллигенции, главной
целью которой было распространение в народе революционных идей, а отнюдь
25
не поднятие его культурного и экономического уровня .
Современная российская историография разочаровывает недостатком внимания авторов к интеллектуальному и культурному измерению феномена земской интеллигенции. Тем не менее, в новейших изысканиях достаточно подробное освещение получили вопросы численности и квалификации земских специалистов, прежде всего земских медиков и учителей, а также проблемы подготовки и переподготовки земских служащих, осуществлявшейся самими земствами. На региональном материале историки еще раз подтвердили известный факт, что земские врачи были самой образованной группой земской интеллигенции. Т.В. Лукьянова подчеркивает, что все земские врачи были специалистами с высшим российским образованием и обязательно имели диплом об окончании профильного вуза. На втором месте, очевидно, стояли земские агрономы. Как установила Е.М. Петровичева, в центральных губерниях России
в период Думской монархии все губернские агрономы имели высшее образова-
26
ние, а уездные не всегда26.
По сведениям Л.А. Жуковой, С.В. Бандуры, О.С. Киценко, А.Г. Важенина, П.В. Галкина в земствах с целью повышения квалификации земских врачей с
конца 1880-х годов было установлено правило, по которому раз в 3-5 лет они направлялись на научную стажировку на медицинские факультеты университетов27. Тем не менее, ключевой фигурой земской медицины на селе, как признают историки, оставался фельдшер.
Основываясь на статистических данных по земским губерниям, Л.А. Жукова констатирует преобладание фельдшерских пунктов над врачебными в 1890 году в 1,96 раза. А.Г. Важенин, П.В. Галкин отмечают, что фельдшера и акушерки имели в большинстве начальное, домашнее, неполное среднее образование; реже — гимназическое, кроме того, были и окончившие фельдшерские курсы. В целом авторы отмечают повышение образовательного ценза младшего медицинского персонала к началу ХХ века, и связывают это главным образом с работой фельдшерских и повивальных школ, открытых за счет земства. В то же время исследователи признают, что действовавших к началу ХХ века 27 земских медицинских школ, где обучалось около 2,5 тыс. человек было явно недостаточно, и поэтому, по словам Л.А. Жуковой, «в ряде губерний еще встреча-
28
лись ротные фельдшера»28.
Уровень профессиональной подготовки земских учителей, по единодушному мнению исследователей, в начале работы земств был крайне низким. Т.И. Волкова сообщает, что учителями в сельских начальных школах, как правило, работали бывшие семинаристы, причетники, дьяконы, зачастую те же крестьяне, «завершенное среднее образование имели единицы, а о специальной педагогической подготовке речь не шла вообще»29. Как и в отношении младшего медицинского персонала, повышение образовательного уровня земских учителей историки связывают с деятельностью самих земских учреждений. Из публикаций А.А. Борисова, С.А. Севастьянова, О.А. Салова, Т.А. Ростовой и других авторов следует, что земство выступало активным субъектом социальной политики и своей целенаправленной хозяйственно-культурной деятельностью и финансовыми мерами способствовало формированию новых интеллигентных
30
кадров в русской провинции, и, прежде всего, учителей30. В представлении земских деятелей того времени просвещение было главным инструментом создания сознательных граждан.
По оценке современных историков, земские учительские семинарии и школы делали акцент (в отличие от правительственных) на общеобразовательной подготовке будущих специалистов и отличались более демократическим духом, отсутствием чинопочитания. П.В. Галкин, сравнив статистические данные по образовательному цензу учителей, делает вывод, что в губерниях, где существовали земские учительские семинарии, процент педагогов, имевших среднее и специальное образование, был в среднем в 1,5—2 раза выше и составлял к концу
XIX века около 60%. Всего за полвека своего существования земства сумели
31
подготовить, по данным Г.А. Герасименко, более 45 тыс. учителей31.
Сословная структура российского общества к рубежу XIX—XX веков находилась на стадии непрерывной трансформации, обусловленной складыванием гражданского общества. Как показывают новейшие исследования, состав земской интеллигенции формировался на основе нескольких сословных категорий, причем в каждой профессиональной группе преобладали представители из того или другого сословия. Врачи преимущественно были выходцами из дво-
рянского сословия. По данным В.Ю. Кузьмина, в губерниях они составляли 71%, а в уездах — 55%. Вспомогательный медицинский персонал, как отмечают А.Г. Важенин, П.В. Галкин, пополнялся главным образом из среды мещан и крестьян. Среди земских учителей преобладали выходцы из крестьян и духовенства. Земские статистики, по наблюдению А.А. Ярцева, являли собой неоднородную в социальном отношении группу. Автор указывает, что среди статистиков Новгородской и Псковской губерний к началу ХХ века все сословия
были представлены почти одинаково, а в Петербургском земстве 57% статисти-
32
ков имели дворянское происхождение .
Интересное наблюдение сделала М.С. Низамова в отношении возрастных характеристик земских служащих. По ее данным в Казанской губернии в конце 1890-х гг. возраст служащих колебался в пределах от 20 до 60 лет с небольшими отклонениями (1,2 % до 20 лет и 3,8 % свыше 60 лет). Основная масса служащих, по заключению историка, составляла самую трудоспособную возрастную категорию — от 20 до 40 лет, что составляло 64,6 %33.
В целом современные российские историки сформулировали важные в методологическом и фактологическом отношении выводы о неоднородности культурно-бытового уклада жизни земских служащих, который зависел от образования, квалификации, заработка, срока службы в земстве, сословной принадлежности, хозяйственно-экономических возможностей конкретного земства. Отсюда логичным был вывод о существовании серьезных различий в социальном облике земской интеллигенции из разных профессиональных групп. На наш взгляд, данный вывод не получил заслуженно высокой оценки в новейшей отечественной историографии.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. По данным Б.Н. Миронова в 1880 г. в земствах 34 губерний и городских думах 50 губерний Европейской России было занято около 140 тыс. человек. См: Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII — начало ХХ века). Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. Изд. 2-е. СПб., 2000. Т. 2. С. 202.
2. См.: Корнилов Е.Г. Земская демократическая интеллигенция и ее участие в революционном движении 70-х гг. XIX в.: автореф. дис... к.и.н. М., 1973; Пирумова Н.М. Земская интеллигенция и ее роль в общественной борьбе до начала XX в. М., 1986; Лейкина-Свирская В.Р. Интеллигенция в России во второй половине XIX в. М., 1971; Ушаков А.В. Революционное движение демократической интеллигенции в России (1895—1904 гг.). М., 1976; Львова Т.Н. Земская демократическая интеллигенция Московской губернии и ее участие в революционном движении 1870 — начала 1890-хгг. //Ученые записки МГПИ. М., 1965. Т. 229. С. 355-369.
3. См.: Бандура С.В. Интеллигенция в Коми крае в XIX — начале ХХ века: автореф. дис. ... к.и.н. Сыктывкар, 2007; Вайровская С.В. Земство Коми края (1869—1918). Сыктывкар, 2001; Гуркина Н.К. Интеллигенция Европейского Севера России в конце XIX — начале ХХ веков. СПб., 1998; Лукьянова Т.В. Здравоохранение и медицинская интеллигенция Мордовии. Саранск, 2006; Поляков П.В. Медицинская интеллигенция Тульской губернии (1864—1900): автореф. дис.... к.и.н. Тула, 2005; Самарцева Е.И. Интеллигенция Тульской губернии на рубеже XIX—ХХ вв: автореф. дис. ... к.и.н. М., 1991; Вепренцева Т.А. Общественно-политическая деятель-
ность интеллигенции Тульской губернии в 60-е гг. XIX — начале XX вв. Тула, 2003.
4. См.: Севастьянов С.А. Земское самоуправление в Уфимской губернии 1874—1917 гг.: автореф. дис. ... к.и.н. Уфа, 2005; Киценко О.С. Социально-культурная деятельность земских учреждений Саратовской губернии (1866—1917): автореф. дис. ... к.и.н. Волгоград, 2005; Ростова Т.А. Земство Симбирской губернии в 1905 — начале 1918 гг.: автореф. дис. ... к.и.н. Саранск, 2005; Афанасьев А.Д. Общественно-политическая деятельность провинциального учительства с 90-х гг. XIX в. по 1917 г. (на примере Курской губернии): автореф. дис. ... к.и.н. Курск. 1999; Борисов А.А. Подготовка земских учителей в учебных заведениях России (по материалам Курской губернии) // Из истории культуры Курского края: сб. ста-тей.Курск, 1995. Ч.1. С. 164-170.
5. См. например: Frame M. School for citizen: Theatre and civil society in imperial Russia. New Haven, 2006; Kingston-Mann E. In search of the true west: Culture, Economics, and problems of Russian development. Princeton. 1999.
6. Большакова О.В. Власть и политика в России XIX — начала XX века: американская историография. М., 2008. С. 219.
7. Важенин А.Г., Галкин П.В. Московское земство в начале XX века: из опыта регионального самоуправления. М., 2004; Лаптева Л.Е. Земские учреждения в России. М., 1993; Жукова Л.А. Земское самоуправление и бюрократия в России: конфликты и сотрудничество: 1964-1917 гг. М., 1998; Королева Н.Г. Введение // Земское самоуправление в России. 1864-1918. М., 2005. Кн. 1. С. 5-19; Кривонос М.А. Мятежное земство. Тверь, 2001.
8. Баданов В.Г. Земство на Европейском Севере России (1867-1920 гг.): автореф. дис.... к.и.н. Петрозаводск, 1996. С. 3.
9. Петровичева Е.М. Земства Центральной России в период Думской монархии (1906 — первая половина 1914 гг.). М., 2001. С. 70-89; Низамова М.С. Казанское земство в конце XIX — начале XX вв.: местное самоуправление и земское общественное движение. Казань, 2003. С. 18-32; Морозова Е.Н. Саратовское земство: 1866-1890 гг. Саратов, 1991. С. 103-113; Королева Н.Г. Основные направления хозяйственно-экономической деятельности земств в XIX — начале XX века // Земское самоуправление в России. 1864-1918. М., 2005. Кн. 1. С. 294-363.
10. Миронов. Социальная история России периода империи... С. 320-322.
11. Анненский Н.Ф. Сорок лет назад. Страничка из недавнего прошлого // На славном посту (1860-1900): литературный сборник, посвященный Н.К. Михайловскому. СПб., 1900. С. 431-450; Белый Я.М. Из недавней старины. Воспоминания земского врача 70-х гг. Новгород, 1907; Блеклов С.М. За фактами и цифрами. Записки земского статистика. М., 1894; Мицкевич С.И. Записки врача-общественника (1888-1918). Изд. 2-е. М., 1969; Филатова А.В. Воспоминания учительницы: 1874-1907. М., 1929.
12. Успенский Г.И. «Выпрямила» (Отрывок из записок Тяпушкина) // Нравы Расте-ряевой улицы. Рассказы. М., 1984. С. 273-299; он же. Учительница. Собр. соч.: в 9 т. М., 1956. Т. 3. С. 41-67; Эртель А.И. Серафим Ежиков // Записки степняка. Очерки и рассказы. М., 1958. С. 212-249; Златовратский Н.Н. Надо торопиться // Деревенский Король Лир. Повести, рассказы, очерки. М., 1988. С. 496-521; Вересаев В.В. Без дороги // Повести и рассказы. Челябинск, 1985. С. 5-82; он же. На повороте. Там же. С. 83-191.
13. Земская бюрократия // Московские Ведомости. 18 окт. 1897. № 287; Земские служащие // Московские Ведомости. 21 июня 1901. № 168; Кн. П. Цертелев. Оправдание зла // Московские Ведомости. 5 мая 1903. № 122; Организация «работаю-
щих в земстве по найму» // Московские Ведомости. 31 авг. 1904. № 240.
14. Бобылев Д.М. Что сделали земства Пермской губернии в интересах местного края. Пермь, 1914. С. 20.
15. Абрамов В.Ф. Российское земство: экономика, финансы и культура. М., 1996. С. 58.
16. Ярцев А.А. Земские служащие Северо-Запада России // Северо-Запад в аграрной истории России: межвуз. сб. науч. тр. Калининград, 2000. С. 31.
17. Волкова Т.И. Ярославское земство и развитие народного здравоохранения и образования в губернии (1865-1918 гг.). Ярославль, 1998. С. 31-32, 37.
18. Низамова. Казанское земство в конце XIX — начале XX вв... С. 48; Ярцев. Земские служащие Северо-Запада России... С. 30.
19. Петровичева. Земства Центральной России в период Думской монархии... С. 70.
20. Зиновьев Н.А. Всеподданнейший раппорт товарища министра внутренних дел, сенатора, тайного советника. СПб., 1904.
21. Волкова. Ярославское земство... С. 32.
22. Кузьмин В.Ю. Власть, общество и земская медицина (1864-1917 гг.). Самара, 2003. С. 174.
23. Волкова Т.И. Ярославское земство.. С. 37, 67; Арутюнов Ю.А. Земская медицина в Московской губернии во второй половине XIX — начале ХХ века: автореф. дис. ... к.и.н. М., 2000. С.12; Галкин П.В. Земство и народное образование во второй половине XIX века // Земское самоуправление в России. 1864—1918. М., 2005. Кн.
1. С. 380.
24. Авеский В.А. Земство и жизнь. (Записки председателя земской управы) // Исторический вестник. 1912. №1 (январь). С. 172.
25. Изгоев А.С. Об интеллигентной молодежи / Вехи. М., 1991. С. 119; Гершензон М.О. Творческое самосознание. Там же. С. 86—87.
26. Лукьянова Т.В. Здравоохранение и медицинская интеллигенция Мордовии. Саранск, 2006. С.13; Петровичева. Земства Центральной России.. С. 122.
27. Жукова Л.А. Земская медицина // Земское самоуправление в России. 1864—1918. М., 2005. Кн. 2. С. 221; Важенин, Галкин. Московское земство в начале XX века.. С. 41-42; Бандура С.В. Интеллигенция в Коми крае в XIX — начале ХХ века: автореф. дис. ... к.и.н. Сыктывкар, 2007. С. 15; Киценко О.С. Социально-культурная деятельность земских учреждений Саратовской губернии (1866—1917 гг.): автореф. дис. ... к.и.н. Волгоград, 2005. С. 22.
28. Жукова. Земская медицина //Земское самоуправление в России. С. 222.
29. Волкова Т.И. Ярославское земство. С. 65.
30. Борисов А.А. Сельский земский учитель русской провинции в конце XIX — начале ХХ века (По материалам Курской губернии) // Российская интеллигенция в отечественной и зарубежной историографии: тез. докл. межгосудар. науч.-теор. конф. Иваново, 1995. Т. I. С. 203—205; Севастьянов С.А. Земское самоуправление в Уфимской губернии 1874—1917 гг.: автореф. дис. ... к.и.н. Уфа, 2005; Ростова Т.А. Земство Симбирской губернии в 1905 — начале 1918 гг.: автореф. дис. ... к.и.н. Саранск, 2005; Салов О.А. Земство: Первый реальный институт местного самоуправления в России. М., 2004.
31. Галкин П.В. Земство и народное образование во второй половине XIX века // Земское самоуправление в России. Кн. 1. С. 376; Герасименко Г.А. Земское самоуправление в России. М., 1990. С. 45.
32. Ярцев А.А. Земские служащие Северо-Запада России // Северо-Запад в аграрной истории России: межвуз сб. науч. тр. Калининград, 2000. С. 32.
33. Низамова. Казанское земство в конце XIX — начале XX вв... С. 17.
MODERN RUSSIAN SCHOLARS ABOUT SOCIAL AND CULTURAL CHARACTER OF BEHAVIOUR OF THE ZEMSTVO INTELLIGENTSIA
E.V. Tchernysheva
The author offers his review of recent historical books and articles published in Russia, which are devoted to the peculiarities of the social and cultural character of behaviour at zemstvo intelligentsia in the second half of the 19th — beginning of the 20th centuries. There have been revealed some achievements, a general level of the elaboration upon the problem and poorly explored plots. The author has planned prospects of the further study.
© 2009
А.В. Кайль
«ГРАЖДАНИН» И «ВЕСТНИК ЕВРОПЫ» О ПОЛИТИКЕ ПРАВИТЕЛЬСТВА АЛЕКСАНДРА III В ОБЛАСТИ ПРОСВЕЩЕНИЯ
В 80-90-е годы XIX века самодержавием проводится ряд мер, которые ставили своей целью ограничить действие реформ 60-70-годов, именуемые в исторической литературе контрреформами. Первыми жертвами реакционного курса стали печать и школа. Первоочередность мер против печати и просвещения объясняется активной ролью революционной интеллигенции в 70-х годах XIX века. В 1882 году были изданы новые «Временные правила о печати», которые устанавливали строгий административный контроль за газетами и журналами. В связи с этим публицист К.К. Арсеньев писал в либеральном журнале «Вестник Европы», что «Временные правила» «... останавливают мысль в самом ее зародыше, искажают, обрезают или совершенно подавляют ее выражение, понижают общий уровень печати. усиливают влияние мнений, процветающих во мраке, опирающихся на молчание»1.
Несмотря на то, что периодическая печать находилась в этот период в «ежовых рукавицах» цензуры, она не только продолжила свое существование, но и имела огромное значение в общественной жизни страны. Многие правительственные начинания, так или иначе, отражались на страницах газет и журналов. Пресса рассуждала по поводу внутренней и внешней политики государства, объектами ее обсуждения становились местные органы самоуправления (земства), новые судебные органы, политика правительства в области просвещения и т.п.
Газета-журнал консервативного направления «Гражданин»2, издававшаяся с 1872 по 1914 год и длительное время редактировавшаяся князем Владимиром Петровичем Мещерским, поддерживала все реакционные преобразования правительства Александра III. 1882-1894 годы — это период, когда периодическое издание имело наибольшее общественное звучание. В 1882 году издание журнала «Гражданин» было возобновлено при непосредственном участии императора Александра III3.
