Современная языковая политика в Танзании: cui prodest? cui bono? Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

ТЕОРИЯ ДЛЯ ПРАКТИКИ

Научная статья

СОВРЕМЕННАЯ ЯЗЫКОВАЯ ПОЛИТИКА В ТАНЗАНИИ:

CUIPRODEST? CUI BONO?

© 2024 M.B. Никольская

НИКОЛЬСКАЯ Майя Викторовна, старший преподаватель, кафедра индоиранских и африканских языков; исполняющий обязанности директора, Центр африканских исследований, Институт международных исследований, Московский государственный институт международных отношений (университет) Министерства иностранных дел Российской Федерации (МГИМО МИД России), Москва, Российская Федерация. ORCID: 0000-0002-3160-112Х. E-mail: mayyanikolskaya@yandex.ru

Аннотация. Современная Танзания - одна из немногих африканских стран, где население говорит на автохтонном языке суахили, а английский играет важную роль как второй из двух официальных языков. В статье исследуются факторы выбора языковой политики, проводимой с момента обретения независимости. На основе анализа политических функций языка автор приходит к выводу, что английский воспринимается в основном как средство социальной мобильности (статусная ценность) и культурной и экономической дипломатии Танзании за рубежом (внешнеполитическая ценность), в то время как суахили служит инструментом национальной самоидентификации, коммуникации между гражданами, катализатором политического участия и объединения политических структур. В то же время стратегия Танзании в этой области зачастую выглядит непоследовательной, что особенно заметно в сфере образования. Помимо низкой квалификации преподавателей и качества учебных материалов, анализ участников образовательного процесса и их позиций показывает, что значительная часть танзанийской элиты склонна сопротивляться суахилизации или даже саботировать ее, рассматривая английский как ключ к более заманчивым перспективам трудоустройства или возможность эмиграции. Такой подход поддерживают англоязычные страны, в частности Великобритания, заинтересованная в том, чтобы не упустить Танзанию из сферы своего политического и экономического влияния. Однако поскольку танзанийское руководство продолжает продвигать язык суахили на международном уровне, маловероятно, что в среднесрочной перспективе страна вычеркнет его из публичного поля. В связи с этим для России представляется целесообразным участвовать в совместных с Танзанией программах и проектах, подразумевающих развитие суахили и его продвижение в других странах Африки.

Ключевые слова: Танзания, Восточная Африка, языковая политика, политические функции языка, суахили, матрица Менделоу, заинтересованные стороны

DOI: 10.31132/2412-5717-2024-68-3-114-130

Для цитирования: Никольская М.В. Современная языковая политика в Танзании: cui prodest? cui bono? Ученые записки Института Африки РАН. 2024. №3. С. 114-130. https://doi.org/10.31132/2412-5717-2024-68-3-114-130

ВВЕДЕНИЕ

В последние годы вопросы развития африканских языков, выбора официальных и государственных языков вновь обрели актуальность на фоне антинеоколониальной риторики. Так, в странах Сахеля все чаще звучат заявления об отказе от французского как языка эксплуататоров. Высокую степень политизации в контексте угрозы сепаратизма лингвистический фактор сохраняет в Эфиопии, Камеруне, ЮАР. Многоязычие - это данность для всех африканских стран, однако используемые языковые модели носят абсолютно разный характер.

В этом свете большой интерес представляет языковая картина и языковая политика в Танзании, одной из немногих стран, где в постколониальную эпоху большое развитие получил автохтонный язык - суахили. В целом на нем говорит от 150 млн до 230 млн человек, включая L1 и L2 (то есть уровень носителя и близкий к носителю), он широко распространен во всей расширенной Восточной Африке {Eastern Africa), включающей государства бывшей Британской Восточной Африки, страны Африканского Рога и района Великих африканских озер, а также небольшие островные государства восточноафриканского побережья. Танзания однако представляет собой уникальный случай: суахили в этой стране не просто имеет де-юре официальный и национальный (государственный) статус, но и де-факто используется в образовании, государственном и корпоративном управлении и в коммуникациях с отдельными внешними партнерами.

Чем был обусловлен такой нестандартный по сравнению с подавляющим большинством африканских стран выбор после деколонизации, и кто оказывает влияние на формирование языковой политики современного танзанийского государства? Сохранится ли в ближайшем будущем вектор на суахилизацию? Вот исследовательские вопросы, на которые автор постарается дать ответы в настоящей статье.

ОБЗОР ЛИТЕРАТУРЫ И МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ

В литературе о языковой политике в Африке можно выделить три крупных подхода. Первый связан с концепцией языкового лингвистического империализма (language imperialism) Р. Филлипсона, постулирующей факт структурного (материального) и культурного (идеологического) доминирования английского по отношению к другим языкам [Zieng, Ponce, Li 2023]. В академической среде Восточной Африки его идеи получили развитие в трудах Г. Кавонги (Танзания) [Kawonga 2017], выходца из Восточной Африки и гражданина США, активиста афроамериканского единства М. Каренги [Громова 2020], А. Буберва (Танзания) [Buberwa 2022], X. Маршада (Кения) [Marshad 1993] и других.

Второй вырастает из либеральной парадигмы языковых прав. По словам X. Арсоса, многие права человека косвенно связаны с языком: «свобода слова включает свободу выбора языка речи; право на уважение частной и семейной жизни включает в себя право на уважение к культуре и языку, который лицо использует в своей частной жизни. Право на справедливое судебное разбирательство предполагает право обвиняемого понимать суть выдвигаемого против него обвинения и соответственно, право на получение услуг переводчика в случае необходимости» [Маркаров 2014: 188]. В более общем виде российский правовед А. Маркаров предлагает увязывать языковые права с национально-культурной идентичностью, коммуникацией в социуме, культурой, медициной и образованием, получением адекватной и достоверной информации, в том числе через СМИ, наконец, с реализацией их в отношениях с

государственной властью [Джанаева 2021 ]. Рассуждения в этом ключе можно встретить, например, у П. Мусау (Кения) [Musau 2003], С. Макони (США) [Makoni 2012], Д. Мкизе (ЮАР) [Mkhize 2017] и других исследователей.

Третий подход связан с осмыслением функций языка в контексте развития, понимаемого в широком смысле как позитивные социально-экономические изменения и эволюция человеческого потенциала при минимизации ущерба для внешней среды. Здесь уместным представляется выделить обзорные работы А. Бамгбозе (Нигерия) [Bamgbose 1999], К. Кинг'ей (Кения) [King'ei 2000], Ф. Ндлову (Зимбабве/ЮАР) [Ndhlovu 2021], К. Вольфа (ФРГ) [Wolff 2016] и некоторых других.

В академической науке языковая политика африканских стран является предметом исследований преимущественно в области социолингвистики, филологии, культурологии. Уже классическими в этой области можно считать работы советских и российских исследователей А.Ю. Желтова, Н.Т. Петренко, Н.В. Громовой, A.A. Жукова, С.Б. Белецкого, И.С. Рябовой, А.Д. Луцкова и других. Значительная часть публикаций также издается непосредственно на языке суахили в Танзании в таких журналах, как Kiswahili Mulika, Nur и ya Kiswahili, Jar ida la Afrika Mashariki la Masomo ya Kiswahili и прочих. Танзанийские интеллектуалы (например, И. Лупого и другие) публикуются по этой теме и в кенийском Journal of Ki swahili and Other Afiican Languages, который входит в престижную панафриканскую платформу Afiican Journals Online (AJOL), агрегирующую академические издания африканских ученых.

В литературе о танзанийском подходе к языку в качестве центральных обычно обозначаются две дилеммы. Первая связана с поиском оптимальной пропорции между суахили и английским в публичном пространстве [Kawonga2017, Dzahene-Quarshie 2009]. Вторая - вопрос правомерности превалирования суахили в ущерб остальным 125 языкам Танзании [Isingoma 2016]. В этом смысле данная работа не противоречит существующим изысканиям. Однако в ней автор сочла нужным пойти дальше, обратившись к причинам выбора языковой модели, который был сделан в Танзании на определенном этапе развития.

Таблица 1. Политические функции языка

Экспрессивно-идентификационная Язык выступает символом культуры и коллективной идентичности

Коммуникативная Язык обеспечивает общение с учетом специфики его распространенности и имеет инструментальную ценность для обмена идеями и информацией

Объединительная Язык консолидирует социальные и политические структуры страны

Партиципаторная Язык используется в публичных прениях, дебатах, избирательных кампаниях, а также при принятии политических решений и урегулировании конфликтов

Статусная Владение языком обеспечивает положительный, нейтральный или отрицательный эффект с точки зрения вертикальной социальной мобильности

Внешнеполитическая Язык используется для реализации национальных интересов за пределами государства

Источник: Никольская М.В. Политическое измерение суахили в Восточной Африке: страновой и региональный аспекты. Сравнительная политика. 2022. Т. 13, № 3. С. 74-93. https://doi.org/10.24833/ 2221-3279-2022-3-13-74-93

В качестве основного метода исследования использован контент-анализ нормативно-правовых документов, регулирующих государственную языковую политику Танзании. В частности, речь идет о национальных программах развития, директивах министерства образования и других законодательных и подзаконных актах. Ряд документов, отсутствующих в открытом доступе, рассмотрен на основе вторичных источников, а именно докладов гуманитарных организаций и новостных статей.

Функции языка суахили рассмотрены на основе классификации, предложенной автором настоящей статьи в других публикациях. Согласно ей, язык является инструментом политических процессов, из которых складывается национально-государственное строительство, и в этом смысле может выполнять ряд политических функций (main. 1).

ИСТОРИЧЕСКАЯ РЕТРОСПЕКТИВА

Языковая политика Танзании до независимости регулировалась колониальными администрациями - сначала Германской, а потом и Британской Восточной Африки. Первые школы западного типа появились на территории континентальной части Танзании Танганьики в 1870-х гг. усилиями миссионерских сообществ. В подавляющем большинстве из них языком преподавания был назначен суахили. Сделано это было, во-первых, из соображений удобства (перевод учебных материалов на многочисленные автохтонные языки мог оказаться затруднительным и дорогостоящим), а во-вторых, в связи с представлениями колонизаторов о необходимости ограничивать пропорцию образованного африканского населения [Swilla 2009]. Суахили также использовался как lingua franca колониального полка Королевских африканских стрелков, рекрутируемых из населения подконтрольных Лондону территорий. Английский же был официальным языком, задействованным в колониальном управлении, а также языком общения проживавших в Восточной Африке выходцев из других частей Британской империи, например, из Индии. При этом не были услышаны призывы другой части населения -занзибарцев и потомков арабских поселенцев на мейнленде, которые ратовали за введение в обиход арабского языка [Cameron, Dodd 1970: 75].

В 1930 г. был создан так называемый Межтерриториальный комитет для работы по стандартизации и развитию литературного языка суахили, чьи решения распространялись на всю Британскую Восточную Африку. Именно он и определил в качестве канонического киунгуджа - занзибарский диалект - и запустил «процесс выработки языковых норм, написания унифицированных грамматик и составления словарей» [Петренко 2023: 181].

Первая попытка формулирования последовательной языковой политики была предпринята сразу после обретения Танзанией независимой государственности в 1964 г. - с объединением Танганьики и Занзибара. Почти сразу национальным языком был провозглашен суахили. Несмотря на конвенциональный перевод термина national language как «государственный язык», в данной работе используется слово «национальный», поскольку семантически он больше соответствует суахилийскому lughaya Taifa.

Что скрывалось за этой формулировкой? Во-первых, такое решение отчасти было принято в противовес английскому как языку теперь уже бывшей метрополии. Так, видный кенийский исследователь А. Мазруи еще в 1967 г. говорил об относительно мягком завершении британского колониального правления, сопоставляя его с языковой политикой в Танганьике после независимости. «В то время как в Кении наблюдалось мощное антибританское восстание, а в Уганде проходили демонстрации и бойкоты

против того или иного аспекта британского правления, националистическое движение в Танганьике выглядело почти англофильским. И тем не менее та, прежняя англофильская Танганьика в сфере языковой политики теперь заняла анти-английские позиции» [Harries 1969: 275].

Главным идеологом суахилизации страны стал ее первый президент Дж. Ньерере. Разработанная им идеология уджамаа, основанная на ценностях коллективизма, в качестве экономической опоры предполагала коллективный труд в духе своеобразного восточноафриканского социализма, а в культурном плане опиралась на суахили как краеугольный камень национальной идентичности. Кроме того, в этот период общий африканский язык был важным солидаризирующим компонентом панафриканского движения. Именно суахили использовали как средство общения борцы за свободу в ходе национально-освободительных движений [Williams 2011]. Таким образом, на суахили была возложена важная экспрессивно-идентификационная и объединительная функция. Все это происходило во многом по инициативе самого Дж. Ньерере, регулярно выступавшего на суахили на всех публичных площадках и публиковавшегося в партийной газете Sauti уа TANU.

Почему из всех 126 языков танзанийского мейнленда и островной части выбор пал именно на суахили? Согласно теории лингвистического планирования, выбор официального или государственного языка может диктоваться тремя основными соображениями :

- организационная структура самого языка, способность потенциальных носителей освоить его на уровне, достаточном для коммуникации в социуме;

- адекватность выполняемому функционалу;

- приемлемость и аффективная привязка к нему среди самих носителей [Kassim 1991].

В случае суахили совпали все три компонента. Во-первьгх, суахили был и остается языком бантуским, близкородственным многим другим африканским языкам. Учитывая, что население континента примерно на 30% состоит из бантуговорящих народов, а в Танзании они составляют подавляющее большинство, выучить суахили среднестатистическому танзанийцу несложно. Во-вторых, суахилифоны заняли привилегированное положение по отношению к прочим своим собратьям в эпоху европейского проникновения в Африку. Многочисленные торговцы и мелкие служащие колониальной администрации, преподаватели и переводчики обеспечивали прослойку посредников между управленцами и местным населением [Kassim 1991]. В-третьих, для самих жителей Танганьики и Занзибара суахили уже тогда, в колониальный период, обрел максимально нейтральную коннотацию благодаря непривязанности его лишь к одному конкретному народу. По словам профессора университета Дар-эс-Салама X. Рвезаура, «к моменту обретения независимости в 1961 г. суахили котировался как высокостатусный язык <...>. Его использование не провоцировало политических проблем, связанных с доминированием того или иного этноса» [Rwezaura 1993: 111]. В силу его «надэтничности» он сыграл, например, большую роль в восстании Маджи-Маджи против колониального господства в 1905— 1907 гг. [Njogu2023], а позже объединил националистов Танганьики, выступавших за освобождение страны.

Провозглашение суахили официальным языком в 1962 г. было одним из первых решений нового руководства тогда еще Танганьики. В течение 1960-х гг. были полностью суахилизированы парламентские прения. Помимо активной информационной кампании, власти ввели всеобщее начальное образование на языке суахили. Использование других этнических языков в школе было признано

правонарушением. Суахили сплетал общую социальную ткань между учениками разного этнического происхождения в государственных средних школах, между работниками сельскохозяйственных кооперативов и в военной среде [Rugemalira 2013]. Все это делалось для преодоления трайбализма, а также сецессионистских настроений, которые угрожали уничтожить в зародыше молодое танзанийское государство [Malipula 2014].

Конец 1980-х - первая половина 1990-х гг. Танзании дались непросто. Подорванная Кагерской войной с угандийским диктатором Иди Амином (1978-1979 гг.) и социалистическими экспериментами, танзанийская экономика впала в зависимость от донорской помощи. Большую часть этой помощи оказывали западные страны как опосредованно через международные финансовые институты, такие как Международный валютный фонд (МВФ) и Всемирный банк, так и напрямую через программы официальной помощи развитию. С точки зрения языковой политики это имело два последствия. Во-первых, как национальный приоритет она отошла на второй план, уступив место вопросам повседневного экономического значения. Во-вторых, английский потеснил суахили в массовом сознании как язык, который давал возможность более выгодного трудоустройства, а иногда и эмиграции в англоговорящие страны в поисках лучшей жизни. Начался процесс коммодпфпкации -обретения языком денежной стоимости и превращения его в своеобразный товар [Хилханова, Иванов 2023].

Поиски нового оптимума языковой модели и языковой политики возникли еще при третьем президенте Б. Мкапе (годы правления 1995-2005). Стратегия развития Танзании до 2025 г.1 зафиксировала ценностные и культурные основы нового периода в жизни страны. Если раньше чувство сопричастности к своему государству формировалось за счет коллективной работы на благо родины, то теперь это предлагалось сделать через активизацию демократического участия в политике, поощрение предпринимательской инициативы, преодоление безграмотности и повышение уровня образования среди танзанийских граждан. По сути, магистральные ориентиры остались прежними, но независимости и опоры на собственные силы теперь предлагалось добиться, «отпочковавшись» от доноров, заменив инерционное восприятие псевдо-«легкого успеха» концепцией продуктивного труда.

ОБРАЗОВАНИЕ: БАТАЛИИ ЗА ЯЗЫКОВУЮ МОДЕЛЬ

Как следует из национальных программных документов, главный императив современной Танзании - развитие, которое понимается в широком смысле как capacity building, то есть наращивание потенциала, в том числе человеческого. В этом контексте неудивительно, что главные баталии за языковые модели разворачиваются именно в сфере образования. Согласно опросу 2023 г., всего 40% всех школьников в возрасте 1014 лет способны прочесть и по гать простое предложение, написанное на суахили, а больше половины не могут прочесть даже отдельные слова. Однако сами учителя этих проблем не признают: так, преподаватели уверены, что более половины (53%) второклассников умеют читать, хотя на деле этот показатель составляет всего 20% . Каждый год в стране возобновляется бурная общественная полемика на тему языка преподавания в школах и университетах, который имеет не только политическое

1 The Tanzania Development Vision 2025. Planning Commission, https://faolex.fao.org/docs/pdf/tanl54578.pdf (accessed: 20.07.2024)

2 Taylor B. New education policy to start imminently, but gradually. Tanzanian Affairs. 01.01.2024. https://www.tzaffairs.Org/2024/0l/education-34/ (accessed: 20.07.2024)

измерение, но и непосредственно связан с задачами преодоления безграмотности и повышения качества рабочей силы.

Успешную реализацию языковой политики затрудняет ее непоследовательность, причем как в вопросах концептуальных, так и с точки зрения воплощения в жизнь. Так, при президенте Б. Мкапе, в августе 1997 г. правительство Танзании опубликовало так называемую «Культурную политику» (Sera уа IJtamaduni)'\ в которой содержался призыв разработать планы по использованию суахили в качестве языка обучения в начальных и средних школах [Mkwizu 2002]. Однако она была реализована лишь частично. До 15% населения по состоянию на 2007 г. не владели ни суахили, ни английским, и этот процент был еще выше среди детей младшего школьного возраста, проживающих в сельской местности [Rubagumya 2007]. Аналогичная попытка была предпринята при президенте Дж. Магуфули (годы правления 2015-2021): политика в области школьного и профессионального образования, изначально разработанная его предшественником Дж. Киквете (годы правления 2005-2015), была утверждена в 2015 г. Согласно ей, в Танзании вводилось обязательное образование на бесплатной

У Л " 4

основе: 6 лет в начальной и 4 года в средней школе первого звена , а языком школьного преподавания во всей Танзании должен со временем стать суахили.

В январе 2024 г. при президенте С. Хассан была утверждена новая образовательная политика с целью провести очередную реформу школьной системы. Она подразумевает формат «1+6+4+2/3+3+»: 1 год дошкольного образования, 6 лет в начальной школе, 4 года в средней, 2 или 3 года в зависимости от дальнейшего выбора в пользу высшего или среднего технического образования. Высшее образование считается полным начиная с трех лет бакалавриата, следующие ступени - магистратура, аспирантура и так далее.

Фокус в новом документе - на профессиональных навыках, актуальных для XXI в., так называемых 4С\ communication, collaboration, creativity and critical thinking (4K -коммуникация, коллективный труд, креативность и критическое мышление»)5, которые предполагается развивать при помощи практических занятий. Ключевая цель состоит в том, чтобы привести все ступени образования в соответствие с требованиями рынка труда, что нашло свое отражение в новых учебных дисциплинах, включая научно-технические и экономические. При этом история Танзании, гражданская культура и этика будут преподаваться на суахили, чтобы «воспитывать патриотично настроенных и ответственных граждан»6. Такой выбор увязывает суахили с танзанийской культурой, чувством национальной и гражданской идентичности.

Другой важный программный документ в сфере образовательной политики -Национальная стратегия развития Танзании до 2025 г., на основе которого составляются более конкретные пятилетние планы. Здесь также наблюдаются

у

определенные противоречия: так, в национальном плане до 2021 г. предлагалось ввести суахили в качестве второго языка преподавания, но экзамены в средней школе по-прежнему проводились на английском8.

3 Ibid.

4 В 2022 г. бесплатный формат распространен на два класса старшей школы.

5 Tracking Africa's progress on AfCFTA. United Nations Economic Commission for Africa. 20.03.2023. http://uneca.org/eca-events/stories/tracking-africas-progress-afcfta (accessed: 20.07.2024)

6 Mosenda J. The changing face of education as new policy implementation kicks off. The Citizen. 03.01.2024. https://www.thecitizen.co.tz/tanzania/news/national/the-clianging-face-of-education-as-new-policy-implementation-kicks-off-4480560 (accessed: 20.07.2024)

7 National Five Year Development Plan 2021/22-2025/26. Ministry of Finance and Planning of Tanzania. 2021. https://smartdatafinance.org/storage/2021-10-19/5tWlz4vFWrcMarJ.pdf (accessed: 20.07.2024)

8 Education Budget Brief 2018 Tanzania. UNICEF. 2018. https://www.unicef.org/tanzania/media/1236/ file/UNICEF-Tanzania-2018-Education-Budget-Brief.pdf (accessed: 20.07.2024)

«НЕПРЕОДОЛИМЫЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ»

Эта универсальная формула, которую принято озвучивать при разводе в Голливуде, когда не хочется говорить об истинных его причинах, как нельзя лучше описывает суть ситуации в сфере языковой политики. Логично было бы предположить, что на реализацию языкового планирования просто не хватает ресурсов. Среди понятных и довольно предсказуемых проблем принято называть дороговизну учебных материалов и школьной инфраструктуры, низкое качество преподавания. Действительно, вопреки планам и целевым показателям, в настоящий момент в танзанийских школах на 2025 детей порой приходится всего один учебник9. Однако в действительности автор предполагает, что языковая политика никогда не бывает спланирована исключительно из технократических соображений. Она затрагивает интересы разных групп лиц, ряд из которых если не открыто саботируют, то в целом не одобряют и сопротивляются суахилизации образования.

А

1С

со

Бенефициары

Учащиеся

Родители

Преподаватели

Школьная и вузовская

администрация

Профильные гуманитарные

организации

Стратегия: сбор мнений, поддержка

Индифферентные

Небольшие этнические и региональные сообщества Вожди и главы сообществ Местные бизнесмены

Стратегия: информирование

Организаторы

Президент

Центральное правительство: Минобразования Офис президента по региональному и местному управлению (РО-РАЮ) Комиссия по госуслугам ВАК1ТА

Стратегия: сотрудничество

Серые кардиналы

Госчиновники Избираемые политики Члены партий Местные власти

Стратегия: вовлечение,

удовлетворение

потребностей

Влияние

Рис.1. Матрица заинтересованных сторон в образовательной политике Танзании

по О. Менделоу.

Источник: составлено автором на основе Yogi M. С. Ki swahili or English: A Policy Analysis of Language Instruction in Tanzania. Capstone Collection 2995. Vennont: SIT Graduate Institute, 2017. https://digitalcollections.sit.edu/capstones/2995 (accessed: 20.07.2024)

Обратимся к статье М. Йоги, в которой обозначено несколько категорий заинтересованных сторон в формировании той или иной языковой модели в танзанийском образовании [Yogi2017]. В зависимости от степени их влияния на процессы и прямой заинтересованности в реализации образовательной политики М. Йоги

9 Educate the children with "Hearts in Unity". Hearts in Unity. 2015. http://www.heartsinunity.org/Educate.htinl (accessed: 20.07.2024)

выделяет четыре их типа: индифферентные (Apathetics), серые кардиналы (Latents), бенефгщиары (.Defenders) и организаторы (.Promoters)10 (рис. 1). Из данной матрицы следует, что двумя наиболее важными группами в этой образовательной политике являются организаторы и бенефгщиары. Внешние организации и доноры могут быть причислены к бенефициарам или организаторам в том смысле, что они поддерживают образовательные инициативы и вносят финансовый вклад в образование.

К числу «организаторов» (рис. 1, верхний правый квадрант) можно отнести органы центральной исполнительной власти и отдельно - специализированные институты, которые занимаются стандартизацией языка и продвижением его за рубежом и считаются законодателями в этой сфере среди всех суахилифонных стран. Так, в 1965 г., всего через год после образования союза между Танганьикой и Занзибаром был создан Институт исследования суахили (Taasisi уа Uchunguzi wa Kiswahili, TUKT). К 1970 г. он был инкорпорирован в Университет Дар-эс-Салама, а позже на первый план вышел Национальный совет по развитию суахили (Baraza la Kiswahili la Taifa; BAKITA), который занимается продвижением этого языка как инструмента национальной интеграции Танзании.

Другие институты по стандартизации и распространению суахили также включают Совет по развитию суахили на Занзибаре (Baraza la Kiswahili la Zanzibar; BAKIZA)', Ассоциацию развития суахили в Восточной Африке (Chama la Kiswahili Afi'ika Mashariki; CHAKAMA), Ассоциацию развития суахили во всем мире (Chama cha Ukuzaji wa Kiswahili Duniani; CHAUKIDU), Ассоциацию студентов суахили в университетах Восточной Африки (Chama cha Wanafunzi wa Kiswahili Vyuo vikuu Afrika Mashariki; CHAWAKAMA), Комиссию по развитию суахили в Восточной Африке (Kamisheni уа Kiswahili у a Afiika Mashariki).

Несмотря на заявленные консультации с широким кругом заинтересованных ведомств при ее формулировании, фактически языковая политика в Танзании отвечает интересам небольшой группы людей [Brock-Utne, Holmarsdottir 2004], которые хотели бы, чтобы их дети получили именно англоязычное образование. Главным образом это часть танзанийского истеблишмента (нижний правый квадрант в матрице и частично верхний левый), представленная потомками националистов времен движения за независимость, многие из которых учились на Западе, и современными профессионалами из богатых семей. На протяжении всего периода независимого развития Танзании платные частные школы вне зависимости от государственной языковой политики предлагали англоязычное обучение [Legere, Rosendal 2015].

Соответственно, способность этой части элиты к самовоспроизводству - в ее представлении - напрямую зависит от ее возможности направлять своих детей в зарубежные школы и ВУЗы. Обучающиеся по такой программе с большей вероятностью выбирают продолжение образования в ВУЗе, у них больше конкурентных преимуществ при устройстве на работу. Поэтому «родители считают, что лишить своих детей знания английского - все равно, что перекрыть им возможности построить карьеру и устроиться на работу» [Telli 2014: 14]. Некоторые даже настаивают на сохранении английского как языка преподавания, поскольку считают суахили «недостаточно развитым» для использования в высшем образовании [Ngonyani 1997] несмотря на наличие обширного пласта суахилийской учебной и художественной литературы.

111 Согласно логике исследования, название «бенефициары» является более удачным для группы, на которую любые изменения в языковой политике в школе и университете будет оказывать непосредственное воздействие.

Кроме того, среди чиновников популярно мнение, что английский - это conditio sine qua non11 торговли, инвестиций и международных связей - жизненно важных ориентиров танзанийской экономической дипломатии. Это убеждение сильно в Восточной Африке в целом, распространяясь, например, на языковую политику Руанды [Никольская 2022], и совершенно не подкрепляется международным опытом других стран «Глобального Юга», таких как Китай или государства Персидского залива.

Российский исследователь С.Б. Белецкий придерживается аналогичной точки зрения, согласно которой главным тормозом экономического развития является отнюдь не одновременное присутствие в лингвистическом ландшафте нескольких языков, а некие подспудные факторы, связанные с фрагментированностью общества по иным (этническим, социальным, клановым и так далее) параметрам [Давыдова 2023]. Более того, среди части суахилифонных политиков и интеллектуалов английский язык зачастую увязывается с образом kasumba - «опиума»/«похмелья», под которым подразумевается «опьяненность», гипертрофированная очарованность всем английским и в более широком смысле - западным, иностранным, спровоцированная в первую очередь несовершенной системой образования или культурными институтами. Ее главная опасность - потеря человеком естественной для него связи с корнями [Kawonga 2017].

Частично формирующей силой таких убеждений выступают непосредственно страны англосаксонского лагеря и в первую очередь Великобритания, которая нуждается в поддержании своего влияния в бывших колониях. Танзания в этой парадигме должна оставаться важным источником сырья и рынком сбыта для товаров из англосаксонских государств. Популяризацией английского языка и англоязычного образования в стране вот уже более 70 лет занимается Британский совет12, который остается одной из наиболее влиятельных международных организаций, организующей многочисленные программы по подготовке преподавателей и экзамены на уровень владения языком.

Если же говорить о других бенефициарах проводимой государством языковой политики, то в государственных школах, где языком преподавания в начальной школе остается суахили, картина совершенно иная. Результаты экзаменов, опубликованные в ноябре 2023 г., показали, что только 34% школьников получили оценку С (соответствует низкой «четверке» по шкале CEFR ) или выше на экзамене по английскому языку. Напротив, показатель успешной сдачи экзаменов по итогам года по суахили составил 88%14.

Ряд преподавателей и ученых в Танзании недовольны «беспрецедентной» англизацией образования, утверждая, что она приведет лишь к усугублению классовых противоречий15. Некоторые из них даже называют такие преобразования «неконституционными». Действительно, более 75% частных школ расположено в районах, относящихся к четвертому или пятому квинтилю дохода в стране. Более того, среди руководителей государственных начальных школ наблюдается интерес к их преобразованию в англоязычные, что угрожает обрушить и без того плачевное состояние

11 Обязательное условие (лат.)

12 British Council, Tanzania. 2024. https://www.britishcouncil.or.tz/about (accessed: 20.07.2024)

13 CEFR (Common European Framework of Reference) - система уровней владения иностранным языком, используемая в Европе.

14 Taylor В. New education policy to start imminently, but gradually. Tanzanian Affairs. 01.01.2024. https://www.tzaffairs.Org/2024/0l/education-34/ (accessed: 20.07.2024)

15 Francis L. Stakeholders Rattled As More Govt Primary Schools Transform Into English Mediums. The Chanzo Initiative. 18.01.2024. https://thechanzo.eom/2024/01/18/stakeholders-rattled-as-more-govt-primary-schools-transform-into-english-mediums/ (accessed: 20.07.2024)

государственного образования16. Сторонники суахилиязычного же образования ратуют за то, чтобы не вымарывать английский из школьной программы, но оставить его в качестве дисциплины - как иностранный язык [Tibategeza, Би Р1е881з 2018].

В сфере высшего образования общественное мнение на первый взгляд несколько ближе к консенсусу: поскольку языком гуманитарных и естественных наук во всем мире является преимущественно английский, именно на нем и ведется преподавание в танзанийских ВУЗах. Правда, поскольку уровень владения среди студентов и выпускников оставляет желать лучшего, периодически звучат предложения о более жесткой фильтрации абитуриентов по критерию знания английского, в качестве альтернативы - введении билингвальных программ обучения (где часть лекций и семинаров проводились бы на суахили), создании «центров повышения языковых компетенций», в чьи задачи входило бы в том числе создание цифровых обучающих материалов на суахили [КлщетаНга 2017]. В 2024 г. премьер-министр К. Маджалива поручил министерству образования, науки и технологии подготовить специальную программу обучения экспертов на уровне РИБ и организовать подготовку специалистов, чье знание языка соответствовало бы международным стандартам. Что однако подразумевается под последними, не до конца понятно, поскольку общей системы сертификации языка, которая была бы официально утверждена в качестве таковой на международном уровне, пока не сформировано.

ЯЗЫК ЗАКОНА И УПРАВЛЕНИЯ

Более однозначных успехов в последние годы достиг суахили в сфере юстиции. На суахили часто проходят судебные заседания и общение в зале суда, а также ведутся протоколы. Учитывая высокую распространенность языка среди танзанийского населения, его широкое использование в этой сфере будет способствовать реализации доступа к правосудию для всех.

В 2021 г. танзанийский парламент принял поправки к закону, требующие, чтобы

17

языком судопроизводства, в том числе военного, стал суахили . Начиная с 2022 г. исковые заявления и решения суда должны быть оформлены в двух экземплярах: на английском и на суахили. В последующих комментариях Верховного суда разъяснялось, что судебные разбирательства могут проводиться на английском языке в следующих случаях:

- если стороны или их представители не говорят на суахили;

- если речь идет о международном споре в сфере инвестиций, внешней торговли или бизнеса, финансовых и валютных вопросов, налогообложения, международных, региональных или субрегиональных вопросов, науки и технологий;

- если закон, регулирующий предмет судебного разбирательства, а также правоприменительная практика не переведены на суахили.

Таким образом, использование суахили в суде фактически ограничивается

наличием доступных законов, написанных на этом языке, которых на сегодняшний 18 тт

момент крайне мало . На практике в зависимости от председательствующего состава окружные суды, магистратские суды, Верховный суд, апелляционный суд и административные трибуналы используют в устных заседаниях как суахили, так и

16 Ibid.

17Swahili proposed as Language of Tanzanian Law and Courts. FB Attorneys. 11.02.2021. https://fbattorneys. co.tz/swahili-proposed-as-language-of-tanzanian-law-and-courts/ (accessed: 20.07.2024)

18 Bilingualism in Court proceedings remains confusing. FB Attorneys. 09.09.2022. https://fbattorneys.co.tz/ bilingualism-in-court-proceedings-remains-confusing/ (accessed: 20.07.2024)

английский. Тем не менее, протоколы и решения этих судов должны быть изложены на английском языке19. Следует иметь в виду, что законопроект не предлагает ни разработку проектов инвестиционных соглашений на суахили, ни их перевод. Кроме того, английский остается языком высшего образования в сфере юриспруденции.

С 1965 г. язык суахили используется в дебатах и на заседаниях однопалатной Национальной ассамблеи. За исключением Конституции 1977 г., законопроекты и акты парламента публиковались на английском языке со времени британского колониального правления. Подзаконные акты составляются либо на суахили, либо на английском, либо на обоих языках. Избирательные кампании и выборы проводятся только на суахили, при необходимости общение осуществляется через переводчика. С момента обретения независимости и по настоящее время закон не поддерживает использование этнических языков в СМИ: в противном случае властям будет трудно отслеживать появление потенциально крамольных материалов [Rugemalira 2013]. Программы партий, их сайты и общение с избирателями полностью суахилизированы. На английском дублируется значительная часть онлайн-порталов и прочих ресурсов государственных органов.

Вывески и надписи в публичных местах по закону оформляются только на английском и суахили, хотя в 2024 г. в международном аэропорту имени Дж. Ньерере в Дар-эс-Саламе уже появились баннеры, дублированные на китайском. В крупнейших национальных больницах в пояснительных знаках и вывесках также используется суахили, чтобы довести информацию до сведения большинства пациентов [Maganda 2024]. В то же время необходимость англоязычных выставок обусловливается большим притоком туристов и экспатов.

Правила Управления по регулированию связи Танзании (Tanzania Communication Regulatory Authority, TCRA) запрещают использование в вещании других автохтонных языков. В разделе 15а говорится: «Лицензиат вещания должен: (а) обеспечить во всех передачах использование только официальных языков, а именно суахили и английского, за исключением случаев, когда было дано специальное разрешение на использование других языков» [Maganda 2024].

ВНЕШНЯЯ СРЕДА

Суахили - единственный африканский язык, утвержденный в качестве официального крупными интеграционными группировками - Восточноафриканским сообществом (ВАС), Сообществом развития юга Африки (САДК) и Африканским союзом (АС). Наибольшие достижения у него в рамках ВАС: в пяти из восьми стран он имеет статус официального и/или национального. Во многом это заслуга танзанийской дипломатии под руководством Дж. Магуфули и позже - С. Хассан, ратующих за общую восточноафриканскую идентичность {East Africanness) и продвижение суахили, который танзанийцы считают своим проектом.

В Руанде и Уганде суахили получил «повышение» до статуса официального вслед за присоединением к ВАС новых членов и углублением интеграционных процессов. Для формирования общего рынка, где в норму входит свободное перемещение товаров и услуг, миграционных и финансовых потоков между государствами, общий язык должен способствовать налаживанию трансграничных бизнес-связей. В других странах ВАС за суахили исторически закрепилась ниша макропосредника (lingua franca) на национальном (Кения) или региональном уровне (Демократическая Республика Конго),

19 Ibid.

либо языка коммуникации для одной из этнических и/или социально-классовых групп (Бурунди, Сомали). Из суахилийского ареала, как видно из рис. 2, полностью выпадает только Южный Судан в силу максимально инородной для региона культуры.

Таким образом, наибольший ареал распространения в ВАС - у английского и суахили, следом идет французский. Понимание этого отражено на нормативно-правовом уровне, где именно эти три языка провозглашены в качестве официальных. На практике саммиты Сообщества, на которых принимаются фундаментальные для организации решения, проводятся на английском, а в кулуарах, как правило, лидеры и делегаты общаются на суахили, английском и французском. Сможет ли суахили стать универсальным языком коммуникации между странами Сообщества, будет зависеть от политической воли в первую очередь танзанийцев, но и их соседей по региону, и внешних акторов, которые также в данном случае являются заинтересованными сторонами танзанийского проекта суахилизации.

--суахили

----------------------------английский

------------------французский

_______________арабский

Рис. 2. Ареалы распространения крупнейших языков в Восточноафриканском сообществе.

Источник: составлено автором.

Экспансию африканского языка за национальные границы подпитывает концепция ubidhaishaji («маркетинга») языка суахили, которая предполагает использование его в качестве инструмента экономической и культурной дипломатии, продвижения позитивного образа страны в африканском и международном пространстве. Соответствующий фундаментальный документ - национальную стратегию по маркетингу суахили (Mpango Mkakati wa Taifa wa Ubidhaishaji wa Kiswahili) -подготовила BAKITA в 2022 г.20 В частности, для реализации поставленных целей он подразумевает подготовку более 600 переводчиков на базе Додомского университета,

211 Baraza la Kiswahili laita wakalimani wa Kireno, Kihispaniola. Mwananchi. 15.08.2022. https://mwananchi. co.tz/mw/habari/kitaifa^araza-la-kiswaliili-laita-wakalimani-wa-kireno-kispamola-3915594 (accessed:

01.08.2024)

которые обеспечивали бы сопровождение мероприятий в двустороннем и многостороннем форматах.

Еще в 2021 г. для В AKITA были закуплены учебные материалы в рамках этого проекта на сумму 187,5 млн танзанийских шиллингов (более $80 тыс.). Предполагается также открыть новые центры преподавания суахили в посольствах Танзании за рубежом. В числе таких стран - Нидерланды, ОАЭ, ФРГ, Италия, Зимбабве, Нигерия, Коморские Острова, Франция, Республика Корея и Турция. Сегодня при таких крупнейших ВУЗах страны, как Открытый университет Танзании и Университет Дар-эс-Салама, функционируют центры преподавания суахили для иностранцев. Они ориентированы на экспатов, исследователей и студентов, заинтересованных в дальнейшем обучении и работе на территории Танзании и других стран Восточной Африки.

В 2021 г. суахили по предложению властей страны одержал еще одну победу, на сей раз на международном уровне: ЮНЕСКО назначила 7 июля Всемирным днем суахили. Это решение было принято «в знак признания глобальной значимости суахили как языка международного общения, встроенного в повседневную жизнь африканцев и способствующего непрерывному обогащению его многокультурной составляющей»21. По замыслу инициаторов, суахили должен стать проводником ценностей мультикультурализма и мирного сосуществования. В частности, предполагается наращивать знание о языке и культуре суахили на международном уровне, поощрять

тематические исследования и поддерживать интерес к нему среди молодежи при

«22

помощи социальных сетей, музыки и культурных мероприятии .

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Нынешняя языковая политика в Танзании стоит на двух столпах: суахили и английском. На протяжении многих десятилетий варьировались лишь пропорции этих двух компонентов. Языки отдельных этнических групп занимают подчиненное положение и если фигурируют в законодательстве, то в основном в запретительных формулировках.

Такое положение во многом является продуктом колониальной эпохи. За прошедшие десятилетия независимого развития суахили стал языком государственного управления, образования и политического процесса, символом национального единства. В свою очередь английский обеспечивает связь с внешним, глобализированным миром, но в силу своего экзогенного по отношению к национальному государству происхождения и своего колониального прошлого воспринимается как чужеродный. Однако эти позиции не стопроцентно закреплены за каждым из них, само соотношение не является раз и навсегда установленным и изменяется каждые 5-10 лет в зависимости от внутренней и внешней конъюнктуры.

На первоначальном этапе ввод суахили «в эксплуатацию» был обусловлен соображениями создания надэтнической идентичности и противостояния колониализму. Язык воспринимался как инструмент сложения, хранения и передачи национальной ментальности [Васильев, Васильева 2021]. В этом смысле кампания за то, чтобы оттеснить местные, более мелкие этнические языки выглядит закономерным шагом. Суахили стал фактически опорой танзанийской национальной стратегии, помогая формировать национальную идентичность и выполняя важную экспрессивно-

21 2024 Edition of World Kiswahili Language Day. UNESCO. 05.07.2024. https://www.unesco.org/en/articles/ 2024-edition-world-kiswahili-language-day (accessed: 20.07.2024)

22 Ibid.

идентификационную функцию. Однако уже в 1990-х гг. основным трендом стала коммодификация языка. В 2010-2020-х гг. происходит переосмысление языковой политики с учетом императивов развития в широком смысле этого слова.

Главная коллизия на сегодняшний день заключается в том, что с точки зрения статусной и внешнеполитической ценности суахили проигрывает английскому [Kamwangamalu 2013]. Наиболее очевиден этот перекос на примере системы образования. Поскольку большинство родителей считают английский язык бонусом на рынке труда, способствующим вертикальной социальной мобильности, многие из них выбирают англоязычные школы. Одновременно английский остается основным языком преподавания в высших учебных заведениях. С другой стороны, большинство танзанийцев не используют английский в повседневной жизни, в то время как на суахили говорят повсюду, особенно за пределами традиционно туристических ареалов. Таким образом, африканский язык выполняет коммуникативную, а также партиципаторную и объединительную функцию, вовлекая суахилиговорящее население в политический процесс как на уровне электората, так и на уровне политических структур.

В то же время языковая политика в Танзании не может считаться подлинно «массовой» с субъектной точки зрения. Перевес в сторону английского зачастую обеспечивается за счет узкой группы лиц, сохраняющих инерционное мышление и уповающих на него как на важный карьерный портал. Определенное влияние оказывают и внешнеполитические факторы, представления Танзании о своем месте в региональной и глобальной системе международных отношений, плюс авторитет ее иностранных партнеров. Выбор в пользу той или иной языковой модели зачастую осложняется дефицитом ресурсов, который, однако, не может восприниматься как основная причина такой непоследовательности.

Тем не менее, танзанийское руководство намерено и дальше масштабировать свой суахилийский проект вовне, а значит, актуальность изучения этого африканского языка в среднесрочной перспективе будет сохраняться. Будущее суахили и его шансы устоять перед тотальной англизацией, захлестнувшей Африку, будет зависеть в том числе и от того, насколько удастся удержать и расширить его позиции в публичном пространстве, сделать языком науки и технологий. В этой связи поддержка как государственных, так и частных суахилиязычных программ в России, а также совместных с Танзанией проектов в этой сфере, в том числе с цифровым компонентом, представляется перспективной с точки зрения развития отношений с дружественными африканскими странами в пределах медленно, но верно растущего суахилийского ареала.

БИБЛИОГРАФИЯ

Васильев А.Д., Васильева С.П. Освоение языка автохтонного и языка экзогенного: потребности естественные и искусственные. Вестник Красноярского государственного педагогического университета им. В.П. Астафьева. 2021. Т. 55. № 1. С. 113-120. https://doi.org/10.25146/1995-0861-2021-55-1-263

Громова Н.В. Язык суахили в афроамериканской культуре. Немчинова Т.С. (ред.). Актуальные проблемы

мировой политики: ежегодный альманах. Т. 10. СПб: Издательство СПбГУ, 2020. С. 144-153. Давыдова К.А. Двадцатое заседание Дискуссионно-аналитического клуба по языковой политике.

Социолингвистика. 2023. Т. 4. № 16. С. 150-161. https://doi.org/10.37892/2713-2951-4-16-150-161 Джанаева А.Н. Понятие и виды языковых прав. Теория права и межгосударственных отношений. 2021. Т. 1.№ 2 (14). С. 112-119.

Маркаров А.М. К вопросу о понятии и содержании языковых прав в конституционном праве. Вестник

Российского университета дружбы народов. Серия: Юридические науки. 2014. № 2. С. 187-196. Никольская М.В. Языковая политика как инструмент трансформации этнополитического конфликта в Руанде. Южно-российский журнал социальных наш. 2022. Т. 23. № 2. С. 86-105. https://doi.org/ 10.31429/26190567-23-2-86-105

Петренко Н.Т. О вкладе языка суахили в африканское единение. Гладкова E.J1. (ред.). Языковая политика в странах Южной Азии, Среднего Востока и Африки. Москва: МГИМО-Университет, 2023. С. 176-200.

Хилханова Э.В., Иванов В.В. Коммодификация языков и языковой ландшафт столицы Монголии.

Социолингвистика. 2023. Т. 2. № 14. С. 129-152. https://doi.org/10.37892/2713-2951-2-14-129-153 Bamgbose A. African language development and language planning. Social Dynamics. 1999. Vol. 25. № 1.

Pp. 13-30. https://doi.org/10.1080/02533959908458659 Brock-Utne В., Holmarsdottir H. Language policies and practices in Tanzania and South Africa: problems and challenges. International Journal of Educational Development. 2004. Vol. 24. № 1. Pp. 67-83. https://doi.Org/10.1016/j.ijedudev.2003.10.002 Buberwa A. Changamoto katika matumizi ya majina ya lugha za kigeni ncliini Tanzania: Mtazamo wa Nadharia

ya Ubeberu wa Kiisimu. Kioo cha Lugha. 2022. Vol. 20. № 1. Pp. 115-129. Cameron J., Dodd W. Society, schools and progress in Tanzania. Oxford: Pergamon Press Limited, 1970. Dzahene-Quarshie J. Swahili Versus English in Tanzania: The Win-Win Situation. In: Moslii L., Ojo A. (Eds.).

Language Pedagogy and Language use in Africa. London: Adonis and Abbey Publishers, 2009. Pp. 61-81. Harries L. Language Policy in Tanzania. Africa. 1969. Vol. 39. № 3. Pp. 275-280. https://doi.org/10.2307/ 1157997

IsingomaB. Languages in East Africa: Policies, practices and perspectives. Sociolinguistic Studies. 2016.

Vol. 10. № 3. Pp. 433-154. https://doi.org/10.1558/sols.vl0i3.27401 Kamwangamalu N. Effects of policy on English-medium instruction in Africa. World Englishes. 2013. Vol. 32.

№ 3. Pp. 325-337. https://doi.org/10.llll/weng.12034 KassimM. National Language Policy: The Tanzanian Experience. The Asia Pacific Journal of Educators and

Education. 1991. Vol. 11. № 1. Pp. 70-84. Kawonga G. Ubeberu wa Kiisimu na Mustakabali wa Lugha za Kiafrika: Mapitio ya Sera ya Lugha Tanzania.

Mulika Journal. 2017. Vol. 1. № 1. Pp. 83-97. King'ei K. Language in Development Research in 21st Century Africa. African Studies Ouarterlv. 2000. Vol. 3. №3. Pp. 25-29.

Legere K, Rosendal T. National languages, English and social cohesion in East Africa. In: Coleman H. (Ed.).

Language and social cohesion in the de\>eloping world. Colombo: ВС and GIZ, 2015. Pp. 75-91. MalipulaM. Depoliticised ethnicity in Tanzania: a structural and historical narrative. Afrika Focus. 2014.

Vol. 27. № 2. Pp. 49-70. https://doi.org/10.1163/2031356X-02702004 MagandaD.M. Language Policy in Tanzania Mainland. In: LisanzaE.M., MuakaL. (Eds.). The Palgrave Handbook of Language Policies in Africa. London: Palgrave Macmillan 2024. Pp. 37-70. http://doi.org/ 10.1007/978-3-031-57308-8_3 Makoni S. Language and human rights discourses in Africa: lessons from the African experience. Journal of

Multicultural Discourses. 2012. Vol. 7. № 1. Pp. 1-20. https://doi.org/10.1080/17447143.2011.595493 Marshad H.A. Kiswahili Au Kiingereza? (Ncliini Kenya) (English or Swahili in Kenya?). Nairobi: Jomo Kenyatta Foundation, 1993.

MkhizeD., Balfour R. Language rights in education in South Africa. South African Journal of Higher

Education. 2017. Vol. 31. № 6. Pp. 133-150. Mkwizu A. The pedagogical implications of using English in teaching civics in Tanzanian secondary schools.

Master's Thesis. Oslo: Institute for Educational Research, 2002. Musau P.M. Linguistic Human Rights in Africa: Challenges and Prospects for Indigenous Languages in Kenya. Language, Culture and Curriculum. 2003. Vol. 16. № 2. Pp. 155-164. https://doi.org/10.1080/079083i03 08666664

Ndhlovu F., Makalela L. Decolonising multilingualism in Africa: Recentering silenced voices from the global

South. Bristol: Multilingual Matters, 2021. https://doi.org/10.21832/9781788923361 NgonyaniD. The failure of language policy in Tanzanian education. Social Education. 1997. Vol. 61. № 7. Pp. 412-418.

Njogu K. Swahili and the Maji Maji Resistance Against German Rule. In: Mazrai A., NjoguK. (Eds.). Swahili in Spaces of War. Palgrave Studies in Languages at War. Cham: Palgrave Macmillan 2023. Pp. 29-56. https://doi.org/10.1007/978-3-031-27338-4_2 Rubagumya C.M. A three-tier citizenship: can the state in Tanzania guarantee linguistic human rights? Dar es

Salaam: University of Dar es Salaam, 2007. Rugemalira J. Language Policy and Planning - the Tanzania Experience. In: AkumbuP., ChiatohB. (Eds.).

Language Policy in Africa: Perspectives for Cameroon. Kansas City: Miraclaire Publishing, 2013. Rugemalira J. Language Skills for Higher Education in Tanzania. JULACE: Journal of University of Namibia

Language Centre. 2017. Vol. 2. № 2. Pp. 2-25. Rwezaura B. Constraining factors to the adoption of Kiswahili as a language of the law in Tanzania. Adoption of Kiswahili as a Language of the Law. Journal of African Law. 1993. Vol. 37. № 1. Pp. 30-45. https://doi.Org/10.1017/S0021855300011098

Swilla I. Languages of Instruction in Tanzania: Contradictions between ideology, policy and implementation.

African Study Monographs. 2009. Vol. 30. № 1. Pp. 1-14. https://doi.org/10.i4989/7ill2 Telli G. The language of instruction issue in Tanzania: Pertinent determining factors and perceptions of education stakeholders. Journal of Languages and Culture. 2014. Vol. 5. № 1. Pp. 9-16. https://doi.org/ 10.5897/JLC 12.039

Tibategeza E.R., Du Plessis L.T. The Prospects of Kiswahili as a Medium of Instruction in the Tanzanian Education and Training Policy. Journal of Language and Education. 2018. Vol. 4. № 3. Pp. 88-98. https://doi.org/10.17323/2411-7390-2018-4-3-88-98 Williams C.A. Living in exile: daily life and international relations at SWAPO's Kongwa Camp. Kronos. 2011. Vol. 37. № 1. Pp. 60-86.

WolffH.E. Language and Development in Africa. Cambridge: Cambridge University Press, 2016.

https://doi.org/10.1017/CB09781316105023 YogiM.C. Kiswahili or English: A Policy Analysis of Language Instruction in Tanzania. Capstone Collection.

2995. Vermont: SIT Graduate Institute, 2017. ZiengJ., Ponce A.R., LiY. English linguistic neo-imperialism in the era of globalization: A conceptual viewpoint. Frontiers in Psychology. 2023. Vol. 14. 1149471. https://doi.org/10.3389/Iipsyg.2023.1149471

CONTEMPORARY LANGUAGE POLICY IN TANZANIA: CUIPRODEST? CUI BONO?

© 2024 M.V. Nikolskaya

NIKOLSKAYA Mayya Viktorovna, Senior Lecturer, Department of Indo-Iranian and African Languages; Acting Director, Center for African Studies, Institute of International Studies, MGIMO-University, MF A of Russia, Moscow, Russian Federation. ORCID: 0000-0002-3160-112X. E-mail: mayyanikolskaya@yandex.ru

Abstract. Contemporary Tanzania is one of the few African countries where the population speaks the indigenous language of Kiswahili, with English playing a major role as one of the two official languages. The article explores the reasons for the language policy the country has employed since independence and the key factors that determine it. Analyzing the political functions of the two languages, the author comes to the conclusion that English is perceived mostly as a means of social mobility (status value) and promotion of Tanzania's cultural and economic diplomacy abroad (foreign policy value), while Kiswahili serves as a tool for national self-identification, communication, political participation, and unification. At the same time, the country's policy in this field sometimes appears inconsistent as far as the proportion of language choices is concerned, which is especially evident in education. In addition to the insufficient teaching qualifications and learning resources, a stakeholder analysis reveals that a significant part of the Tanzanian elite tends to resist or even sabotage Kiswahilization, viewing English as a gateway to better employment prospects and even a way to emigrate. This viewpoint is supported by the Anglophone countries, in particular the UK, which is interested in maintaining Tanzania within the sphere of its political and economic influence. However, as the Tanzanian government's resolve to promote Kiswahili internationally seems to be gaining ground, it is unlikely to abandon the language in the public space over the medium term. In this regard, it would be appropriate for Russia to participate in joint programs and projects with Tanzania that involve the development of Kiswahili and its promotion in other African countries.

Keywords: Tanzania, East Africa, language policy, political functions of language, Kiswahili, Mendelow's matrix, stakeholders

DOI: 10.31132/2412-5717-2024-68-3-114-130

For citation: Nikolskaya M.V. Contemporary language policy in Tanzania: Cui prodest? Cui bono? Journal of the Institute for African Studies. 2024. №3. C. 114-130. https://doi.org/10. 31132/2412-5717-2024-68-3-114-130