CC BY
22
ЛИНГВИСТИКА И ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
М.Н. Крылова
СОВРЕМЕННАЯ ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ И РЕЛИГИЯ (НА МАТЕРИАЛЕ СРАВНИТЕЛЬНЫХ КОНСТРУКЦИЙ)
Роль культурных факторов в современном русском языке выросла: культурные реалии, культурная ситуация, сложившаяся в обществе, оказывают значительное воздействие на язык. Рассмотрение сквозь призму языка явлений культуры получило название лингвокультурологического подхода, наиболее актуального в современном языкознании. Сложившаяся на стыке лингвистики и культурологии лингвокультурология изучает язык как феномен культуры, рассматривает языковые факты сквозь призму национальной культуры и ментальности; языковая личность становится точкой отсчета при изучении языковых явлений. Язык, по словам Д. С. Лихачева, «выступает неким концентратом культуры нации, воплощенной в различных группах данного культурно-языкового сообщества» [4, с. 28]. В языке отражается, в том числе, духовность современной языковой личности, её отношение ко всему, связанному с верой, религией.
В основе религиозности вообще, безотносительно к какой-либо конкретной религии, - идея о высших ценностях. Религиозность современной личности складывалась под влиянием сложных исторических процессов, среди которых - изначальная духовность русского человека, его тесная связь с христианством, глубокие языческие корни, семьдесят лет советского атеизма, принудительное приучение к религии периода перестройки, влияние на личность разнообразных сект и т. п. Язык способен помочь оценить реальную религиозность современного человека и сложные процессы духовно-нравственного состояния общества.
Нашей целью стало проанализировать сравнительные конструкции современного русского языка как ценный материал для исследования отражения культуры, духовности, религиозности в языке. Анализ семантики сравнения, а именно объектов, привлекаемых сознанием автора для сравнения, позволяет выявить особенности исторического развития языковой личности, её национальной культуры, духовного склада и миросозерцания.
Нами проанализированы разнообразные устные и письменные высказывания и тексты, в том числе: современные литературные произведения; средства массовой
информации; реклама; тексты популярных песен; язык художественных фильмов и телесериалов; стихи детей и подростков и т. п. Из разнообразных источников отобрано более 6100 сравнений. Кроме того, в ряде случаев для выявления динамики функционально-семантической категории (ФСК) сравнения привлекались конструкции, использованные И. А. Буниным и С. А. Есениным в языке поэзии и прозы (более 3500 сравнений).
Первое, что нас заинтересовало, — как часто современная языковая личность выбирает в качестве объекта сравнения (того, с чем сравнивается) образы, связанные с религией, язычеством, мифами и мистикой. Наши наблюдения показали, что образы, свидетельствующие о религиозности носителя языка, употребляются в 3,1 % анализируемых нами сравнительных конструкций. Эти образы отличаются как по характеру реалий, к которым они отсылают, так и по стилистике, целям при их выборе.
Чаще всего, примерно в половине случаев, языковая личность оперирует образами, связанными с христианством. Как образы сравнений используются следующие христианские понятия (с указанием их количества в анализируемом материале): ад (6), ангел (16), ангел-хранитель (1), ангел смерти (2), антихрист (1), бес (1), бог, богиня, боги (16 - далеко не всегда наполнено христианским смыслом), вера (2 - также не обязательно в христианском смысле), глас Божий (1), Господь Бог (2), грешники в аду (1), демон (2), дьявол (4), змий (1), Иуда (1), исчадие ада (1), Лазарь (1), манна небесная (1), Ноев ковчег (1), Ной (2), «Отче наш» (1), рай (1), храм (2), Христос, Иисус Христос (3) и др.
Они реализуются в совершенно разном звучании, смысле. Во-первых, в традиционном христианском смысле, для создания торжественной окраски. Например: У тебя-то какие тайны? Ты чиста, как ангел небесный (М. Котова. Узор судьбы. Вышивальщица). Во-вторых, в сниженном звучании, когда данные образы усиливают описание или повествование, но не несут торжественной окраски. Например: Но бойцы у меня есть, броневые. Я их из Черногорска импортирую, так что они на меня, как на Господа Бога, молятся... (Б. Акунин. Алтын-толобас). При этом авторов привлекает конкретность, детальность данных объектов, их узнаваемость: Может, ты царю Дадону / Продалась, как тот Иуда? / Я-то цацкаться не буду! (В. Попрядухин). В-третьих, христианские образы могут использоваться в юмористическом звучании: Они у тёщи как грешники в аду: ни бежать, ни повеситься (сатирический монолог С. Ещенко). Чаще, примерно в 2/3 конструкций, находим употребление, не несущее торжественного христианского смысла, что, наряду с общей низкой частотностью использования, свидетельствует об ослаблении христианских тенденций в системе русского менталитета, утрате такой черты, как соборность.
Соборность понимается в толковом словаре С. И. Ожегова как «духовная общность совместно живущих людей» [5, с.740]. В это понятие входит исполнение христианского долга, самопожертвование, а также нивелирование личного, индивидуального, растворение персоналии в коллективе. Христианский смысл соборности лучше всего выражается в лирике, но даже там, к сожалению, немного примеров, в которых явно видно стремление приблизиться к Богу: ...А в душе, как в храме, святость и покой (А. Нижегородцева, 13 лет). Иногда проникнутые христианским смыслом сравнения встречаются в интервью известных людей: Я верю, что мой сын Наум вырастет добрым, хорошим человеком, как библейский Наум (О. Будина). Немногочисленность подобных примеров свидетельствует о том, что соборность перестаёт или даже уже перестала быть определяющим качеством менталитета русского человека. Христианские образы утрачивают свой изначальный высокий смысл, о чём уже говорилось ранее, и служат для создания метких характеристик, остроумных замечаний: ...Вверху, над чёрной сеткой ветвей, серело то же небо, похожее на ветхий, до земли провисший под тяжестью бога матрац (В. Пелевин «Чапаев и пустота»).
Часто христианские образы функционируют в современном русском языке на уровне прецедентов, указывая скорее на общий для говорящего и воспринимающего культурный фонд, чем на глубинные верования. Языковая личность отсылает к образу данного типа не в том случае, когда для неё важна духовность, а если есть необходимость быть убедительным, привести веские аргументы, создать особенно яркую картину: Стоящие рядом в ожидании посадки китайцы застывают в тихом шоке соляными столбами (газета «Моя весёлая семейка»).
Кроме того, обнаруживаем немало образов, апеллирующих к иным религиям и верованиям: Будда (4), вуду (1), священная корова (1) и др. Например: Священными сутрами окутывали меня мысли (песня группы «Баста»). Причём для говорящего неважно, с объектами какой религии он проводит ассоциацию, главное - придать образу убедительность и яркость.
Помимо образов, связанных с христианством, языковая личность часто включает в сравнение образы, восходящие к суевериям, язычеству. Назовём данные объекты: божок (2), вампир (6), ведьма (2), вурдалак (1), домовой (1), дух (1), заворожённый (4), заклинание (3), заговор (1), зачарованный (3), леший (2), призрак, приведение (17), примета (1), русалка (3), упырь (1) и т. п. Например: Он приходил под окна роддома и орал там, и выл, как раненый вурдалак (телепередача «Без комплексов»). Данные образы показывают прочность суеверий во внутреннем мире языковой личности, но отнюдь не свидетельствуют о тесной связи с языческими корнями. Наоборот, мы видим практически полное незнание собственных языческих верований. Сравнения не отличаются
конкретикой, детальностью, что указывает на утрату языческих знаний, неосведомленность современной языковой личности о верованиях их предков. Говорящий использует образы, не осознавая, что они объединяют его с древним миром язычества: ...Она подмигнула и опять засмеялась, как пьяная русалка (П. Дашкова. Золотой песок). Показательно функционирование объектов, опирающихся на древнегреческие легенды; их состав достаточно обширен и разнообразен: Антей, атлант, Атлантида, Афродита, Аякс, греческие боги, Вакх, Геракл и т. д. Говорящий показывает похвальную осведомлённость не только об именах богов и героев Древней Греции, но и об их деяниях: Как видим, это не так: только что на наших глазах Молот расстрелял своего врага камнями, как Давид Голиафа, только разве что без пращи, хе-хе (А. Плеханов. Граница джунглей). То есть чужие языческие символы для современного носителя русского языка более знакомы и более значимы, чем свои.
Чтобы проследить динамику сравнения в русском языке, попытаться увидеть измен6ения в отношении языковой личности к религии, мы сопоставили массив сравнительные конструкций современного русского языка и сравнительные конструкции, использованные И. А. Буниным и С. А. Есениным в языке поэзии и прозы. Во-первых, можно отметить количественные отличия: языковая личность рубежа Х1Х-ХХ веков сравнивала с помощью образов, связанных с религией, примерно в два раза чаще. Это, несомненно, указывает на большую важность образов данной группы для носителя языка прошлых лет. Во-вторых, налицо качественные отличия в составе объектов, которыми оперирует создатель сравнения. Одинаково широко используются в сравнениях языка обоих периодов образы ангел, Христос. Значительно реже употребляются в современном языке образы храм, демон. И вообще набор объектов, наблюдающихся в сравнениях Бунина и Есенина, отличается большим разнообразием, в частности ими используются вообще не встречающиеся в современных сравнениях образы алтарь, дьякон, иерей, ладан, лампада, монах, святыня, схимник, фимиам, церковь, чётки.
Для Бунина и Есенина объекты сравнения, связанные с религией, были очень важны, действительно основополагающи. Искренняя вера, христианское вероисповедание были для них необходимы и естественны, как бы сложно ни складывались отношения с религией в течение жизни. Образы, построенные с помощью религиозных ассоциаций, как правило, имеют высокую стилистическую окраску, служат эстетизации, вносят в описание оттенок торжественности, строгости, даже если повествуется о вещах прозаических. Например: Лазурь сквозь яркий жёлтый сад / Горит так дивно и лилово, / Как будто ангелы глядят (Бунин); ...Дремлет ряд плакучих ив, / И, как шёлковые чётки, / Веток бисерный извив (Есенин). Авторы часто используют собственные имена из сферы религии:
Иисус, Библия, Саваоф, Эдем и др., употребление которых служит ещё одним признаком внимания к вопросам веры: Это ты, о сын мой, смотришь Иисусом! (Есенин).
В современном языке арсенал религиозных образов более беден, при этом чаще используются образы, которые языковая личность прошлого столетия оценила бы как «богохульные»: ад, дьявол, чёрт, бог, боги в нерелигиозном смысле и др. Например: Кот был огромный, абсолютно чёрный и умный, как дьявол (В. Белоусова «Второй выстрел»); А там же Высоцкий плясал, как бог, с этими прыжками на стену... (док. фильм «Актёры и судьбы»). И образы, одинаково популярные в языке разных периодов, в современном языке часто приобретают нерелигиозное звучание: Я вербую их, как парень по кличке Христос вербовал своих апостолов (В. Платова «Эшафот забвения»). У современной языковой личности отсутствует с детства впитанное понимание религии, веры как неотъемлемой составляющей бытия, поэтому обращение при сравнении к религиозным образам более редко, а набор объектов сравнения не отличается разнообразием и детализованностью.
Итак, возможности выявления посредством рассмотрения ФСК сравнения человека в языке и динамики изменений духовности, культуры и ментальности поистине уникальны. За каждой сравнительной конструкцией стоит культурный фон, благодаря чему мы имеем возможность соотносить поверхностные структуры языка (семантику и форму сравнительных конструкций) с глубинной сущностью народной культуры, с состоянием и динамикой такой важной составляющей российского менталитета, как духовность.
Современная языковая личность, при растущей популярности всего связанного с религией, черпает в ней вдохновение для ассоциаций намного реже, чем языковая личность прошлого. Употребление в современном языке образов, связанных с религией, носит поверхностный характер, говорящий апеллирует не к сути образа, не к его внутреннему значению, не к духовной составляющей, а к его внешним атрибутам, стремясь подчас популяризировать создаваемый текст за счёт «модных» словечек. Кроме того, современная религиозность характеризуется особой ситуацией, когда в одном и том же человеке одновременно уживаются противоположные и просто взаимоисключающие друг друга религиозные оценки, установки, ориентиры и намерения. При этом наблюдаемый нами интерес современной языковой личности к объектам сравнения, связанным с религией, свидетельствует о важности религиозности для внутреннего мира нашего современника, о его стремлении приобщиться к культурным ценностям предков, разобраться в собственных духовных метаниях и определить свои религиозные приоритеты.
Список литературы и источников
1. Воробьёв В. В. К понятию русской языковой личности / В. В. Воробьёв // Язык и культура: Учебное пособие / Под ред. Л. Г. Саяховой / Башкирский ун-т. — Уфа: Изд-во БашГУ, 1995. — С. 86—96.
2. Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность / Ю. Н. Караулов. — М.: ЛКИ, 2007. — 264 с.
3. Клобукова Л. П. Структура языковой личности на разных этапах её формирования / Л. П. Клобукова // Язык, сознание, коммуникация: Сб. статей. — М.: Изд-во МГУ, 1997. — С. 70—77.
4. Лихачев Д. С. Очерки по философии художественного творчества / Д. С. Лихачёв. — СПб.: БЛИЦ, 1996. — 158 с.
5. Ожегов С. И. Толковый словарь русского языка / С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова. — М.: Азбуковник, 1999. — 944 с.
6. Шахнарович А. М. Языковая личность и языковая способность / А. М. Шахнарович // Язык — система. Язык — текст. Язык — способность. Сб. статей / Институт русского языка РАН. — М., 1995. — С 213—223.
Художественные тексты
1. Бунин И. А. Собрание сочинений в 6-ти томах. — М.: Худож. лит., 1987.
2. Есенин С. А. Собрание сочинений в 6-ти томах. — М.: Худож. лит., 1979.
