CC BY
166
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2011. № 3
ИСТОРИЯ, ТЕОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКИ
Э.Г. Соловьев
СОВРЕМЕННАЯ ТЕОРИЯ ГЕОПОЛИТИКИ:
МЕЖДУ НЕОКЛАССИЧЕСКИМ РЕНЕССАНСОМ
И РАДИКАЛЬНЫМ РЕВИЗИОНИЗМОМ*
Традиционная геополитика рассматривается в статье с точки зрения ее возрождения в зарубежной и российской политической науке на рубеже ХХ—ХХ1вв., но вместе с тем анализируются и ревизионистские геополитические исследования, геоэкономическая проблематика.
Ключевые слова: геополитика, неоклассическое возрождение, радикальный ревизионизм, геоэкономика.
Конец XX и начало XXI в. стали для геополитики временем упущенных возможностей и глубоких перемен. Упущенных возможностей — в связи с неспособностью предвидеть и предсказать глубину трансформаций международной системы и масштаб геополитических изменений карты мира. А глубоких перемен — в связи с развитием старых и появлением в 1990-е гг. альтернативных исследовательских стратегий.
В последние годы исследователи выделяют несколько структурно обусловленных уровней анализа формирующегося мирового порядка. Первый уровень — межгосударственное или военно-дипломатическое измерение мировой политики, характеризующееся ростом совокупной мощи и эволюцией притязаний на более значимую роль на мировой арене быстро развивающихся государств-гигантов (в первую очередь Китая, Индии, Бразилии). Второй — экономическое измерение, значимость которого на фоне процессов глобализации и усиления роли транснациональных акторов существенно возрастает. Третий — поле тектонических глобальных демографических сдвигов, вес и значение которых явно недооценивались в предшествующие десятилетия и роль которых с учетом выявившихся ограниченных возможностей развитых стран по приему и ассимиляции эмигрантов в ближайшие годы будет только возрастать. Четвертый — специфическое пространство, представляющее собой домен символов, идеалов, поле культурных кодов и
* Статья подготовлена при поддержке РГНФ, проект № 10-03-00264а "Национальные интересы России в многополярном мире: субъекты формирования и тенденции эволюции" .
их деконструкции, преобладание в рамках которого дает дополнительные средства для легитимизации политического курса того или иного государства и придает дополнительный импульс в обеспечении политического лидерства. Пятый — геополитический и геоэкономический уровень, объемлющий трансформирующиеся политико-пространственные и экономико-пространственные характеристики современного мира1. Об игре на "многих досках" ведут речь и политологи, оказывающие ныне непосредственное влияние на формирование внешнеполитического курса ведущей мировой державы — США, утверждающие, что на смену однополярному миру идет мир, в котором наличествует огромное множество различных измерений (военное, экономическое, культурное и т.д.). В рамках каждого из таких измерений есть свои значимые игроки, с которыми необходимо иметь дело для решения тех или иных международных проблем. Таким образом, современный мир, по мнению некоторых аналитиков, эволюционирует к состоянию "бесполярной системы международных отношений" с многочисленными центрами силы и влияния. В рамках такой системы доминировать будут не одно, два или даже несколько государств, а десятки акторов, способных оказывать существенное влияние на положение дел в мире2. Распространенность подобного рода концептуализаций неудивительна на фоне трансформации ситуации на мировой арене и относительной эрозии роли силового фактора.
Тем не менее традиционная геополитика вопреки ожиданиям не выходит из употребления. Классическая геополитическая аргументация оказалась воспроизведена в основном в России (труды Александра Ду-гина и его последователей). Западная политическая мысль и академическая наука пошли несколько иным путем. В ситуации нарастающей динамики мировых процессов предпринимаются все новые попытки их осмысления в рамках новых субдисциплин (за последние полтора-два десятилетия появились и успешно институционализировались новые тесно связанные друг с другом направления теоретизирования — "ми-роведение" (World Studies), "глобалистика" (Global Studies) и др.). Геополитика оставалась явно на периферии научных поисков. Более того, в рамках глобальной экономики, а затем и в рамках революции в военном деле активно проводился тезис о том, что в новых условиях информационно насыщенного мира имеют значение прежде всего скорость принятия решений и время, а не пространство3. "География исчезла"4. И потому традиционые географические и геополитические
1 Dussouy G. Systemic Geopolitics: A Global Interpretation Method of the World // Geopolitics. 2010. Vol. 15, N 1. P. 143-144.
2 Haas R.N. The Age of Nonpolarity // Foreign Affairs. 2008. Vol. 87, N 3.
3 Gray C.H. Postmodern war. The new politics of conflict. L., 1997; Stocker G., Schopf C. InfoWar. N.Y., 1998.
4 O'Brien R. Global Financial Integration: the End of Geography. L., 1992.
факторы понемногу сдавали свои позиции и выпадали из поля зрения исследователей, концентрировавшихся на анализе проблем глобализации, транснациональных процессов и структур. Однако ряд исследователей последовательно проводил в своих работах тезис о том, что "география имеет значение" (geography matters). Эта когорта, связанная с неоконсервативными исследовательскими центрами или военными учебными заведениями, и составила базу для развития так называемых неоклассических интерпретаций геополитики.
Импульсы к возрождению классической линии геополитики пришли из США и оказались связаны с попытками нового структурирования евразийского пространства. В 1999 г. M. Оуэнс, профессор из Военно-морского колледжа, написал для "Naval War College Review" статью "В защиту классической геополитики", в которой в качестве основной задачи США после "холодной войны" определил, совсем в духе Х. Мак-индера, предотвращение образования континентального гегемона в Евразии и создания угрозы США в морской сфере любой страной или группой стран5. Это послужило побудительным мотивом к возрождению традиционной геополитики на новой основе, подвигло ряд авторов к поискам релевантных концептуализаций происходящих в мире трансформаций в неоклассическом ключе. Неоклассическая школа исходит из того, что содержание и цели геополитики в современную эпоху претерпели существенные изменения по сравнению с рубежом XIX—XX вв., но само геополитическое знание не потеряло своего значения. Его представители считают, что понятийный аппарат геополитики позволяет анализировать и давать непротиворечивые и последовательные объяснения реалиям современной мировой политики, а также оценивать тенденции и перспективы ее эволюции.
Стремление к контролю пространства интерпретируется в качестве своего рода точки отсчета, перманентного импульса большой политики. В данной интерпретации, несмотря на происходящие глубокие изменения в мировой политике и мировой экономике, география, пространство, территориальные аспекты политического и военного планирования имеют значение. И будут еще более важны в будущем, когда нехватка ресурсов и давление природной среды дестабилизируют ряд стран Азии.
Особенно заметной фигурой неоклассического возрождения и чаще других рецензируемым автором, работающим в сфере геополитики последних лет, стал старший исследователь консервативного Центра за новую американскую безопасность Р. Каплан. В нашумевших статьях, посвященных геополитике XXI в.6, он подчеркнул пре-
5 Owens M. T. In Defense of Classical Geopolitics // Naval War College Rev. 1999. Vol. 52, N 4. URL: http://www.nwc.navy.mil/press/ review/1999/autumn/art3-a99.htm
6 Kaplan R.D. Center Stage for the Twenty-first Century // Foreign Affairs. 2009. March-April. P. 16-32; Idem. The Revenge of Geography // Foreign Policy. 2009. May-June. P. 96-105.
емственность собственного творчества с геополитическим методом, использованным в свое время А. Мэхэном и Х. Макиндером, продемонстрировал понимание роли и значимости морских коммуникаций и свободы мореплавания (т.е. свободы торговли) для процветания развитых стран Запада. Но при этом сформулировал довольно неожиданный тезис о том, что новой конфликтной геополитической осью мира станет не Тихий океан и не "старушка" Атлантика, а далекий южный Индийский океан. Индийский океан становится средоточием проблем и противоречий современного мира. На его побережье расположено "слишком много" нестабильных (Пакистан, Ирак, Мьянма, Сомали и др.) или проблемных (Иран) стран. Здесь вызревают конфликты будущего в рамках опоясывающей все побережье Южной и Юго-Восточной Азии и Восточной Африки "исламской дуги". Здесь напрямую сталкиваются интересы (в борьбе за ресурсы и политическое влияние) между быстрорастущими новыми региональными (с претензией на мировой статус) державами — Китаем и Индией. Другими словами, Индийский океан — это "не просто географическое понятие, это еще и идея", которая соединяет в себе центральное положение ислама с глобальной энергетической политикой, подъем новых великих держав со становлением полицентричного мирового порядка7. Роль США в этом важнейшем регионе должна состоять в обеспечении посредством множественных гибких союзов свободы мореплавания и свободы рыночных сил, что само по себе будет способствовать решению по меньшей мере двух стратегических задач — стабилизации и контроля ситуации на Большом Ближнем Востоке и мягкого ограничения китайской экспансии в регионе.
Угроза китайской экспансии вообще расценивается Р. Капланом очень серьезно. Свою последнюю нашумевшую статью "География китайской мощи" он начинает цитатой из Х. Макиндера, что Китай способен превратиться в "желтую опасность" для мировой свободы именно потому, что в отличие от крупнейших континентальных держав прошлого (прежде всего России), соединяет с ресурсами громадного континента протяженную океанскую границу (козырь, которого была лишена Россия)8. Кроме того, Китай сочетает в себе элементы предельно модернизированной экономики западного образца с унаследованной от древнего Востока "гидравлической цивилизацией" (термин историка К. Виттфогеля, используемый применительно к обществам, практикующим централизованный контроль над сложными ирригационными системами, и как результат, обладающим жестко централизованными политическими системами). Рост его экономики способ-
7 Kaplan R.D. Center Stage for the Twenty-first Century. P. 17.
8 Kaplan R.D. The Geography of Chinese Power // Foreign Affairs. 2010. Vol. 89, N 3. May-June. P. 22.
ствует росту внешнеполитических амбиций. Каплан подчеркивает, что Пекин объективно должен выстраивать выгодные сетевые отношения с широким кругом стран, способных обеспечить быстро растущий Китай ресурсами. Зона китайского влияния, формирующаяся в Евразии и Африке, постоянно ширится, причем не в том поверхностном, чисто количественном смысле, какой придавали этому понятию в XIX в., а в более глубоком, отвечающем эпохе глобализации. Преследуя простую цель — надежно удовлетворить свои экономические потребности — Китай сдвигает политическое равновесие в сторону Восточного полушария, и это не может не затрагивать самым серьезным образом интересы Соединенных Штатов. Благодаря растущей экономической мощи и демографическим параметрам Китай способен заполнить возможные области силового вакуума вблизи любого участка своих протяженных границ с помощью такого оружия, как демографическое и экономическое давление. Слабой остается позиция Китая в Мировом океане. Сознавая свою неполную защищенность на море, Пекин задействует по отношению к Мировому океану чисто территориальный подход. Рассматривая прилегающие моря в терминах "игры с нулевой суммой", китайские адмиралы выступают наследниками агрессивной философии американского военно-морского стратега начала XX в. А. Мэхэна, который отстаивал концепцию "контроля над морями". Стремительная модернизация китайского ВМФ свидетельствует о серьезности китайских намерений. На Тихом океане реально формируется полицентрич-ный порядок, в рамках которого собственные притязания на лидерство в различных сферах и разных регионах предъявляют не только КНР, но и Индия, Япония. В Азии продолжается гонка вооружений и на нее надвигается кризис "жизненного пространства". Подводя итоги исследования, Р. Каплан констатирует, что в ближайшие годы сам факт укрепления экономической и военной мощи Китая усугубит напряженность в американо-китайских отношениях. Соединенные Штаты приложат все возможные усилия, чтобы помешать Китаю стать гегемоном большей части Восточного полушария. "И не исключено, что это станет самой потрясающей драмой нашей эпохи"9.
Любопытно, что в возникающих новых геополитических раскладах Каплан находит место и для России. Он утверждает, что географический фактор вполне способен стать причиной размолвки Китая и России, "поскольку нынешний их союз носит чисто тактический характер". И это может быть выгодно Соединенным Штатам. "В 1970-х гг. администрация президента Никсона оказалась в выигрыше в результате столкновения между Пекином и Москвой и положила начало новым отношениям с Китаем. В будущем, когда последний станет по-настоящему великой державой, Соединенные Штаты, по-видимому, могли бы заключить стра-
9Р. 41.
тегический союз с Россией, чтобы уравновесить влияние Срединного царства"10.
К числу представителей неоклассического направления принято относить и ряд аналитиков, занимающихся исследованием "новых пространств", ставших доступными человеку по мере развития техники. Например, основателя космической геополитики (астрополитики), Э. Долмана11. Подчеркивая значимость "ближнего космоса" для решения современными державами военно-политических задач, обеспечения бесперебойной связи и управления, он перефразировал известную формулу Х. Макиндера. Геополитическое кредо для космической эры зазвучало следующим образом: "Кто контролирует низкие орбиты — тот контролирует околоземное пространство, кто контролирует околоземное пространство — доминирует на земле, кто доминирует на земле — определяет судьбу человечества"12.
Если вести речь о проблемах неоклассического подхода, то наиболее уязвимым местом геополитического анализа является преобладающий в его рамках государствоцентризм. Государство по-прежнему фигурирует в качестве ключевого и единственного легитимного политического актора на международной арене. На самом деле ситуация представляется куда менее однозначной. Глобализация, урбанизация и модернизация политических сообществ, развитие коммуникаций и контактов с внешним миром способствуют существенному перераспределению влияния от правительств к негосударственным организациям (включая транснациональные криминальные и террористические сети) и даже частным субъектам. Сегодня не менее очевидно, что и процессы демодернизации способны, как ни парадоксально, поддерживать эту тенденцию. Думается, ныне есть все основания для констатации того факта, что по окончании процесса деколонизации и особенно после слабо контролируемого распада СССР и ряда стран Восточного блока, система межгосударственных отношений вступила в пору значительных перемен. Она стала включать в себя слабо структурированные и непрочные образования ("несостоявшиеся" и "новые" независимые государства), чей суверенитет проблематичен, чьи территориальные границы недостаточно четко определены (в целом ряде случаев просто не делимитированы или активно оспариваются соседями) и чья "мощь" фактически раздроблена между конкурирующими кланами или частными субъектами. В результате геополитический анализ пробуксовывает там, где всегда претендовал на свою значимость — при изучении конфликтов современного мира. Действия
10 Ibid. P. 29.
11 Dolman E. C. Geography in the Space Age: An Astropolitical Analysis // The Journal of Strategic Studies. 1999. Vol. 22, N 2-3. P. 83-106; Ibid. Astropolitik: Classical Geopolitics in the Space Age. L., 2002.
12 Dolman E. C. Astropolitik: Classical Geopolitics in the Space Age. L., 2002. P. 8.
акторов без суверенитета, всевозможных национальных и международных организаций, ассоциаций, фирм, трансграничных группировок и т.п. просто невозможно адекватно оценить в рамках классической парадигмы. За спиной этих акторов всегда ведется поиск некоего "центра силы" или государственного образования, заинтересованного в таком, а не ином ходе и исходе конфликта. И дело здесь не в идеологизиро-ванности авторов, а в общих методологических изъянах, присущих геополитическому анализу ситуации.
Наряду с довольно умеренным ренессансом неоклассики в 1990-е гг. геополитическая мысль пережила и период своего рода "смены парадигм". Получило широкое распространение зародившееся еще во второй половине 80-х гг. XX в. ревизионистское направление современной западной геополитической мысли (так называемая критическая, или новая постструктуралистская геополитика)13. В фокусе его внимания оказалось новое толкование географии власти и центров силы. И главное — география была репрезентирована как форма социально обусловленного знания14. Соответственно геополитику, по мнению приверженцев подобных подходов, не следует рассматривать в качестве дисциплины, занимающейся изучением неких извечно заданных, объективных по самой своей сути географических факторов, позволяющих нациям артикулировать их "вечные" и опять же "объективные" национальные интересы в мировой политике. Концепции пространства в традиционном, привычном понимании наступил конец под воздействием работ М. Фуко, Ж.-Ф. Лиотара, Ж. Дерриды. Суть методологического переворота в геополитике: пространство перестало быть объективной данностью и стало восприниматься как социально конструируемое. Если для классической геополитики пространство и территория играли каузальную роль: выступали в качестве одной из основных причин, если не детерминанта человеческих деяний, то критическая постмодернистская тенденция исследовала то, как пространство можно инструментализи-ровать, а также фокусировала внимание на способах его интерпретации
13 Agnew J.A. The territorial trap: The geographical assumptions of international relations theory // Rev. of Intern. Political Economy. 1994. N 1. P. 53-80; Idem. Geopolitics: Re-vision-ing world politics. L., 2003; O'Tuathail G. Critical Geopolitics: The Politics ofWriting Global Space. Minneapolis, 1996; Idem. Understanding Critical Geopolitics: Geopolitics and Risk Security // Journal of Strategic Studies. 1999. Vol. 22, N 2-3. P. 107-125; Rethinking geopolitics / Ed. by G. O'Tuathail, S. Dalby. L., 1998; O'Tuathail G.. Geopolitical structures and cultures: towards conceptual clarity in the critical study of geopolitics // Geopolitics: Global problems and regional concerns / Ed. by L. Tchantouridze. Winnipeg, 2004. P. 75-102; Geopolitics in a Changing World. N.Y., 2000; O'Tuathail G.. Borderless worlds? Problematizing discourses of deterritorialization // Geopolitics. 2000. N 4; Dalby S. Imperialism, domination, culture: the continued relevance of critical geopolitics // Geopolitics. 2008. N 13(3). P. 413-436; Dittmer J., Dodds K. Popular geopolitics past and future: fandom, identities and audiences // Geopolitics. 2008. N 13(3). P. 437-457; Dodds K.J. Global geopolitics: A critical introduction. L., 2005; h gp.
14 O'Tuathail G.. Critical Geopolitics... P. 57.
и деконструкции. Политический дискурс, т.е. язык, тексты, речи и их интерпретация, стал играть главенствующую роль.
Ревизионистская тенденция акцентировала внимание на способах актуализации и использования ландшафта и пространства для достижения политических целей. Познавательный интерес в результате оказался смещен в направлении исследования политического дискурса и коммуникации. Не просто объективно существующие естественные границы, горные цепи и русла рек, но то, что приписывает им соответствующий политический дискурс, задает стратегическое значение этих объектов и тем самым определяет их особую функцию, историческую и политическую значимость. Таким образом, огромное количество естественных особенностей географической среды коммуникативно активируется лишь в особых обстоятельствах. Критическая геополитика не порывала окончательно с аргументами, согласно которым географическая (геополитическая) мотивация приводила в действие определенные политические процессы, но попыталась описать условия и рамки функционирования классической геополитической аргументации, возможности ее воздействия на политические реалии. Новый подход концентрировался на том, чтобы вскрыть легитимирующую основу действий и событий мировой политики, установить их связь с определенными интересами15.
С переходом к критической роли геополитика потеряла профети-ческий статус. Геополитические построения из подобия философских пророчеств трансформировались в столь же субъективные интерпретации реальности и вероятностные оценки, как и предлагаемые всеми прочими социальными дисциплинами. Вместе с тем подобная трансформация позволяла приблизиться к пониманию того, как сложился нынешний, якобы естественный, политико-пространственный порядок вещей и как он воспроизводится или изменяется в определенных политических обстоятельствах и посредством конкретных коммуникативных и дискурсивных практик.
К числу основных направлений ревизионистских геополитических исследований принято относить "формальную геополитику" (объектом исследования которой является развитие геополитической мысли и геополитической традиции, иными словами, речь о критической саморефлексии представителей дисциплины), "практическую геополитику" (объемлющую широкий круг массовых географических и собственно геополитических символов, образов, представлений, а также преобладающие в искусстве государственного управления геополитические концептуализации международных проблем современности),
15 Наиболее ярко эта тенденция проявилась в рамках так называемой радикальной геополитики (Mercille J. The radical geopolitics of US foreign policy: Geopolitical and geoeco-nomic logics of power // Political Geography. 2008. Vol. 27. P. 570-586).
"популярную геополитику" (геополитические представления, распространяемые посредством массмедиа и иных каналов коммуникации и оказывающие существенное влияние на формирование национальной, цивилизационной и иной идентичности и на конструирование имиджей "иных" народов и соответствующих географических локусов) и "структурную геополитику" (концентрирующуюся прежде всего на глобальных процессах, тенденциях и противоречиях, на проблемах воздействия глобализации и информатизации, реалий общества риска, трансформирующих геополитические практики). Кроме того, критическая геополитика включила в себя широкое поле совсем уж постмодернистских и феминистских исследований16.
В рамках критической геополитики была предпринята попытка осмыслить социально обусловленный характер географических данностей, рамки их функционирования, возможности воздействия на политические реалии и зависимость суждений конкретных практикующих политиков (и геополитически мыслящих аналитиков) от существующего идейно-политического контекста. Приверженцы "критической геополитики", по их собственным утверждениям, раздвигают границы геополитического анализа, утверждая необходимость исследования не только действий государств на международной арене, но и лежащие в ее основе культурно обусловленные мифы (такие, как миф о возникновении той или иной нации и формировании контролируемого ею пространства). В результате новая геополитика акцентирует внимание на "картах смыслов и значений не в меньшей степени, чем на картах государств"17. Наконец, исследователи, работающие в рамках критической геополитики, убеждены в неустранимом разнообразии географического пространства, многообразии методов адаптации различных социальных сообществ к этому разнообразию и значимости политического воображения в практическом политическом оформлении тех или иных социальных конструктов. С их точки зрения, содержание концепций безопасности, представлений об угрозе и ответственности, интерпретации идентичности не могут быть политически и культурно нейтральными (и исключительно, "объективно" географически детерминируемыми) и неизбежно отражают пристрастия тех, кто оперирует ими в рамках анализа проблем современности.
16 Debrix F. Tabloid terror: War, culture and geopolitics. N.Y., 2008; Dalby S. Warrior geopolitics: Gladiator, Black Hawk Down and The Kingdom Of Heaven // Political Geography. 2008. Vol. 27. P. 439-455; Hyndman J. Mind the gap: bridging feminist and political geography through geopolitics // Political Geography. 2004. Vol. 23. P. 307-322; Kofman E. Feminism, gender relations and geopolitics: problematic closures and opening strategies // Globalization: Theory and practice / Ed. by E. Kofman, G. Youngs. L.; N.Y., 1996. P. 209-224; EnglandK. Towards a feminist political geography? // Political Geography. 2003. Vol. 22. P. 611-616; h gp.
17 O'Tuathail G., Dalby S. Introduction: Rethinking geopolitics: Towards a critical geopolitics // Rethinking geopolitics. P. 4.
2 ВМУ, политические науки, № 3
С момента возникновения критической геополитики она не переставала подвергаться критике. И было за что. Прежде всего на пути ревизии традиционных геополитических схем и методологических подходов очень скоро выявились серьезные проблемы и ограничения. "Повышение комплексности" исследований объективно имеет свои пределы. Любой исследователь становится перед выбором: либо резко упростить ситуацию и принимать в расчет только некоторые сопоставимые факторы и величины (прекрасно отдавая себе при этом отчет в редукции всей сложности реальных феноменов международных отношений и известной ограниченности "горизонта" видения проблем), либо наращивать комплексность в ущерб определенности дисциплинарных границ и убедительности, а то и просто обоснованности выво-дов18. В этой связи погоня за комплексностью и "постструктурализа-цией" предмета геополитики, постмодернистские обертоны в работах сторонников геополитического ревизионизма выглядят далеко не однозначно. Избыточная комплексность оказывается способной размыть и без того недостаточно четко очерченные дисциплинарные рамки. Ну а увлечение постмодернизмом и постструктурализмом с их перманентной деконструкцией, интерпретацией и реинтерпретацией символов, текстов, пространств лишает критическую геополитику способности к выработке адекватных практических рекомендаций.
Совокупность соответствующих в целом духу времени качественных трансформаций геополитики шла на рубеже веков еще по нескольким направлениям. Под воздействием С. Хантингтона19 современная геополитика отводит значимое место в своих построениях культурно-цивилизационным и конфессиональным факторам. Концепция С. Хантингтона о столкновении цивилизаций неоднозначно оценивается большей частью отечественных и зарубежных авторов, пишущих в геополитическом ключе, прежде всего в силу того простого обстоятельства, что большинство современных конфликтов протекают внутри отдельных цивилизаций, а всевозможные "дуги нестабильности" выстраиваются не столько на спорной, "лимитрофной" по отношении к нескольким цивилизациям территории, сколько внутри соответствующих цивилизаций и социокультурных ареалов. Кроме того, неясны критерии отнесения тех или иных регионов к различным цивилизациям, туманно представление о субъектности цивилизаций.
Наконец, все более существенное внимание уделяется влиянию на эволюцию геополитической ситуации экономических процессов. Данное обстоятельство очевидно связано с повышением роли экономики в жизни как отдельных стран, так и мирового сообщества в целом, с растущим воздействием экономических процессов на неэкономические сферы, на
18 Политическая наука: новые направления. М., 1999. С. 30-31.
19 Huntington S. The Clash of Civilizations. Remaking the World Order. N.Y., 1996.
распределение сил в международном масштабе. Кроме того, целый ряд авторов, работающих на геополитическом поле, под влиянием событий рубежа 80-90-х гг. прошлого века — падения Берлинской стены, распада СССР и коммунистического блока в целом — все чаще стали акцентировать внимание на том, что центральной задачей геополитики "является разработка вопроса об обеспечении мирного мирового порядка посредством соглашений и согласия, а не силы и господства"20. В этом смысле геоэкономика начинала восприниматься чуть ли не в качестве антипода геополитики — если последняя фокусирует внимание прежде всего на конфликтах, то первая якобы сосредоточивает внимание на аспектах кооперации и сотрудничества в международных отношениях.
На самом деле экономические конфликты в новых условиях выдвигаются на первое место среди групп потенциальных международных противоречий. Кое-кто даже прогнозирует в этой связи наступление эры "реалэкономики", т.е. периода истории, суть и основное содержание которого составят жесткие (возможно конфронтационные) экономические действия, направленные на достижение государствами и иными центрами силы собственных, в том числе политических, интересов21. В этой связи нередки голоса сторонников постепенного отказа от теоретизирования в геополитических терминах и перехода, если угодно, в новую эпоху — когда в условиях "закрытия ойкумены" и прекращения биполярной конфронтации префикс гео- и первенствующее положение в анализе текущих международных явлений и процессов перейдет к экономике, а собственно геополитика окончательно станет достоянием истории.
Разумеется, геоэкономику никак нельзя рассматривать в качестве антипода и альтернативы геополитике. Собственно говоря, геоэкономика лишь концентрирует внимание на тех формах конфликтов, которые, по мнению ее активных сторонников, являются на сегодняшний день доминирующими и определяют содержание политических процессов на международной арене. Сама международная арена при этом остается ристалищем конкурирующих стратегий, обеспечивающих тем
20 Паркер Дж. Преемственность и изменения в геополитической мысли Запада // Международный журнал социальных наук. 1993. № 3. С. 33.
21 Agnew J.A. Geopolitics and Discourse : Practical Geopolitical reasoning in American Foreign Policy // Political Geography. 1992. Vol. 11, N2. P. 190-204; LuttwakE. From Geopolitics to Geo-Economics // National interest. 1990. N 20. P. 1-24; Idem. The Coming Global War for Economic Power // The Intern. Economy. 1993. N 5. P. 28-69; Idem. The Endangered American Dream: How To Stop the United States from Being a Third World Country and How To Win the Geo-Economic Struggle for Industrial Supremacy. N.Y., 1993; Idem. Turbo-Capitalism: Winners and Losers in the Global Economy. N.Y., 1999; Lorot P. La Géopolitique (with François Thual). Montchretien, 2002; Sparke M. Geopolitical fears, geoeconomic hopes, and the responsibilities of geography // Annals of the Association of American Geographers. 2007. N 97(2). P. 338-349; Lorot P. Introduction à la Géoéconomie. P., 1999; Idem. Guerre et économie (co-direction of the work with Jean-François Daguzan). P., 2003; и др.
или иным государствам (и/или интеграционным объединениям) место под солнцем. Собственно говоря, приверженцы геоэкономического анализа отталкивались в своих рассуждениях от вполне очевидной констатации того факта, что ряд геополитических концептов и теоретических конструкций явно устарел. Понятие "жизненное пространство", например, утратило смысл в силу развертывания процессов глобализации. И поскольку статическая защита границ и борьба за контроль пространства в ее классическом виде лишаются в этих обстоятельствах смысла, особую роль начинает играть поиск релевантной адаптивной стратегии, стержнем которой становится экономическая политика, призванная максимизировать объем финансовых, информационных и иных типов ресурсов, находящихся в распоряжении того или иного сообщества. Геоэкономическое соперничество — это по существу состязание, цель которого улучшить "турнирное положение" на мировом рынке своей страны, создавая условия для непрерывного и достаточно динамичного экономического роста. Геоэкономическая стратегия, как правило, сопряжена с попытками "завоевания экономической территории будущего", стимулирования исследовательской деятельности и перспективных наукоемких производств, развития торговли, усиления финансовой мощи государства. Модульность отношений, взаимозаменяемость стран-партнеров в условиях коммуникационной революции порождает ситуацию относительной нестабильности, ситуативности любых союзов и коалиций. Перманентная борьба за максимизацию ресурсов и возможностей в условиях глобализации (когда невозможно просто на некоторое время выйти из игры, из нее можно только "выпасть") ставит каждую страну перед выбором: либо динамичное опережающее развитие, в геометрической прогрессии расширяющее возможности влияния (в том числе политического), либо маргинализация.
Надо сказать, что геоэкономические сценарии получили наибольшее распространение в странах, либо "зазевавшихся" на старте глоба-лизационной гонки, либо обладающих относительно слабыми конкурентными позициями (Россия, Италия и др.)22. При этом, правда, авторы фокусировали внимание не столько на проблемах аналитического теоретизирования в рамках концепции, сколько на выявлении "общих стратегических национальных интересов"23 и формировании некой научно обоснованной стратегии поведения государства в условиях глобализации (осложненной еще и "догоняющим" типом развития).
В геополитические схемы довольно сложно вписать деятельность транснациональных акторов, совокупные возможности которых растут.
22 См.: Жан К., Савона П. Геоэкономика. М., 1997; Кочетов Э.Г. Геоэкономика и стратегия России. Истоки и принципы построения внешнеполитической доктрины. М., 1997; Он же. Геоэкономика. М., 1999.
23 Кочетов Э.Г. Геоэкономика и стратегия России... С. 15.
Кроме того, рассмотрение процессов мирового развития в геополитических терминах приводит к очевидному упрощению общей картины. Ведь формула власти, обусловленная развитием глобальной транснациональной экономики, фактически обратна общепринятой. Не доминирование, т.е. активное участие, а неучастие, целенаправленное бездействие является основным средством принуждения и формой ее проявления. Государства, политические партии, профсоюзы жестко и последовательно склоняются к безусловному конформизму и неолиберальной адаптации посредством власти, основанной на "возможности выхода" (exit-option, термин введен в обиход Хиршманом и Беком). Главной угрозой становится не "завоевание" или "вторжение", а уход или исключение — "умышленное не-завоевание", "не-инвестирова-ние". Подобная власть нелегитимна, нетранспарентна, но она обладает способностью реально трансформировать доминирующие правила игры на государственном уровне и в международном пространстве. Государственная власть достигает господства и укрепляет его с помощью контроля над территорией, ее населением и ресурсами. Базирующаяся на контроле глобализированной мировой экономики власть формируется противоположным образом, становясь независимой от места, таким путем максимизируя экстерриториальное господство. Геоэкономические подходы предоставляли для анализа означенных процессов и явлений более адекватный аналитический инструментарий.
Своеобразным ответвлением геоэкономической проблематики можно считать вопросы "энергетической геополитики" и столь широко распространенной ныне на самых разных политических и аналитических уровнях энергетической безопасности.
Доминирование Соединенных Штатов на мировых нефтяных рынках было одним из ключевых факторов, содействовавших становлению сверхдержавности США после окончания Второй мировой войны. Демонстрируемый ныне пристальный интерес администрации США к добыче и транспортировке зарубежного углеводородного сырья продолжает оставаться одним из приоритетов американской внешней политики. Он объясняется не только заинтересованностью Соединенных Штатов в получении стратегического сырья для собственных внутренних потребностей, но и геополитическими соображениями. Претендующая на единоличное глобальное лидерство администрация США, по определению, не может оставить вне собственного контроля обширные энергетические ресурсы стран Ближнего Востока и Каспийского региона. Главная цель, конечно, Ближний Восток, где добывается более 60% мировой нефти и 40% газа24.
Так что тема примата ресурсной политики сама по себе не нова. И новая интерпретация основного направления геополитики — переход от
24 Энергетическая безопасность глобализирующегося мира. М., 2008.
пространственного к ресурсному императиву — пришла из США. Зримым символом, знаком подобного перехода в практической политике стала "доктрина Картера": в речи о положении нации в январе 1980 г. американский президент заявил, что попытка любой внешней силы установить контроль над Персидским заливом будет рассматриваться как покушение на жизненные интересы страны. Фактически это означало распространение "доктрины Монро" на удаленные регионы мира и акцент на "геополитике минеральных ресурсов". В 2006 г. эта тема получила новое развитие в майском выступлении в Вильнюсе вице-президента Д. Чейни, обвинившего Москву в "энергетическом империализме" и использовании энергетических ресурсов в геополитических целях — для давления на соседние постсоветские государства.
В рамках академического сообщества данная проблематика оказалась востребована еще в 1990-е гг. и не сходила со страниц научных и научно-популярных журналов на протяжении последних полутора-двух десятилетий. Геополитический оттенок она приобретала в силу нескольких причин. Прежде всего — способа транспортировки. Значительная часть нефти и львиная доля природного газа поставлялась и поставляется на рынок посредством трубопроводов. Выбор маршрутов, контроль трубопроводов и споры по поводу условий транзита, по определению, весьма политизированные решения. Вместе с тем энергопоставки жизненно важны для нормального функционирования экономики любой современной страны. Поэтому проблема надежности поставок и в связи с этим — диверсификации поставщиков стала чуть ли не основной в современных дебатах и на геоэкономические, и на собственно геополитические темы25.
Таким образом, геополитическое знание проделало довольно значительный путь эволюции на рубеже ХХ—ХХ1 вв. Вероятно, сегодня в рамках геополитического теоретизирования настала пора оглянуться на пройденный путь и в поисках новых методологических решений сместить акценты — с глобальной картины (исследований миропорядка) на, если
25 Armitage R. The new geopolitics, introduction // Global Markets and National Interests, the new geopolitics of energy, Capital, and Information, Significant Issues Series. 2002. Vol. 24(3); Energy and Security: Toward a New Foreign Policy Strategy / Ed. by J.H. Kalicki, D.L. Gold-wyn. Washington, 2005; Klare M.T. Rising Powers, Shrinking Planet: The New Geopolitics of Energy. N.Y., 2008; Energy Security and Global Politics: The Militarization of Resource Management / Ed. by D. Moran, J.A. Russell. N.Y., 2009; ManningR.A. The Asian Energy Factor. N.Y., 2000; Goldman M.I. Petrostate: Putin, Power and the NewRussia. Oxford, 2008; Chester L. Conceptualising energy security and making explicit its polysemic nature // Energy Policy. 2009. October. Vol. 37.; MertB. Geopolitics of European natural gas demand: Supplies from Russia, Caspian and the Middle East // Energy Policy. 2009. Vol. 37. P. 4482-4492; Morse E.L., Richard J. The battle for energy dominance // Foreign Affairs. 2002. Vol. 81, N 2; Stulberg A.N. Moving beyond the great game: the geoeconomics of Russia's influence in the Caspian energy bonanza // Geopolitics. 2005. N 10 (1). P. 1-25; Mayers J. A. Geopolitics of Energy // Encyclopedia of Energy. 2004. Vol. 2. P. 843-851.
так можно выразиться, подобие теорий "среднего уровня". Оптимальной единицей комплексного "иконографического" анализа в данной ситуации мог бы стать геополитический регион как некая геополитическая, геокультурная и геоэкономическая целостность, демонстрирующая динамический момент в развитии геополитики (трансграничный характер, изменчивость контуров, смена доминантных региональных держав, культурные, этнические и демографические трансформации, в отдельных случаях — фактически полное исчезновение, что наглядно демонстрирует пример с таким общепризнанным геополитическим регионом начала-середины XX в. как, скажем, Mitteleuropa).
Нового геополитического мейнстрима взамен классической геополитики не возникло. Это и понятно, поскольку методологически универсальное и системное видение современных глобальных процессов остается в рамках ревизионистских концептуализаций недостижимым. Поиски эффективных аналитических инструментов продолжаются26. Исследователи пытаются выделить несколько структурно обусловленных уровней анализа формирующегося мирового порядка. Однако вопрос о том, являются ли подобного рода исследования геополитическими или же тяготеют к неореалистской традиции теории международных отношений, остается открытым. Как остается открытым на сегодняшний день вопрос о соответствии концептуальных построений геополитического ревизионизма или неоклассического подхода сложным практическим задачам политического анализа и прогнозирования.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Жан К., Савона П. Геоэкономика. М., 1997.
2. Кочетов Э.Г. Геоэкономика. М., 1999.
3. Кочетов Э.Г. Геоэкономика и стратегия России. Истоки и принципы построения внешнеполитической доктрины. М., 1997.
4. Энергетическая безопасность глобализирующегося мира. М., 2008.
5. Agnew J. Geopolitics: Re-visioning world politics. L., 2003.
6. Agnew J.A. The territorial trap: The geographical assumptions of international relations theory // Rev. of Intern. Political Economy. 1994. N 1. P. 53—80.
7. Debrix F. Tabloid terror: War, culture and geopolitics. N.Y., 2008.
8. Dodds K. J. Global geopolitics: A critical introduction. L., 2005.
9. Geopolitics in a Changing World. N.Y., 2000.
10. Huntington S. The Clash of Civilizations. Remaking the World Order. N.Y., 1996.
11. O'Brien R. Global Financial Integration: the End of Geography. L., 1992.
12. O'Tuathail G. Critical Geopolitics: The Politics of Writing Global Space. Minneapolis, 1996.
26 Dussouy G. Systemic Geopolitics: A Global Interpretation Method of the World // Geopolitics. 2010. Vol. 15, N 1.
