И.В. Семененко-Басин
СОВРЕМЕННАЯ РОССИЙСКАЯ АГИОГРАФИЯ И ПРОБЛЕМЫ КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКОЙ
ПАМЯТИ
Почитание святых - традиционный элемент христианской религиозной культуры. В последней четверти ХХ в. происходили канонизации жертв коммунистического режима в Советской России. В 1981-2000 гг. новомученики были канонизированы Русской православной церковью. Институциализация культов новомучеников выявила ряд проблем исторической памяти современного российского общества. Статья посвящена трем из них: семантике мученичества в актуальном культурном сознании, феномену «секулярной святости», культу императора Николая II.
Ключевые слова: Агиография, святой, культурное сознание.
Сегодня феномен почитания святых - традиционный элемент христианской культуры - изучается в рамках исторических, религиоведческих и культурологических дисциплин. Исследование, выполненное в Центре изучения религии РГГУ, показало, что канонизация святых Русской православной церковью адекватно отражает динамику культурных процессов в российском обществе и в русской диаспоре. Перемены в ментальности общества или отдельных его групп, возникновение новых стереотипов и установок самым непосредственным образом сказывались на функционировании института канонизации святых1. Церковная инситуциа-лизация культов новомучеников выявила ряд проблем исторической памяти современного российского общества. Остановлюсь на трех из них: семантике мученичества в актуальном культурном сознании, феномене «секулярной святости» и культе императора Николая II.
С последней четверти ХХ в. и вплоть до наших дней происходила канонизация новомучеников - жертв коммунистического
© Семененко-Басин И.В., 2009
режима в Советской России. Еще в 1981 г. они были канонизированы епископами Русской православной церкви за границей (РПЦЗ), в 1990-х годах церковные прославления новомучеников начались и в Русской православной церкви Московского патриархата (РПЦ-МП). Ее собором 2000 г. была канонизирована большая группа мучеников ХХ в., список которой теперь продолжает пополняться административными решениями Синода РПЦ-МП. В журнале его заседаний 17-19 июля 2006 г. поименно названы 1701 человек, включенных в «Собор новомучеников и исповедников Российских ХХ века». При этом в 1989 г. был канонизирован 1 человек, в 1992 - 7, в 1994 - 2, в 1997 - 3, а собором 2000 г. - сразу 1097 человек. В период с 27 декабря 2000 г. по 17 июля 2006 г. решениями Синода этот список пополнился 591 именем, а к концу 2007 г. - еще 56-ю; всего упомянуты 1757 имен и «множество безымянных мучеников»2. В 1992 г. Православный Свято-Тихоновский богословский институт (с 2004 г. - Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет) создал постоянно пополняющуюся электронную базу данных под названием «Новомученики и Исповедники Русской Православной Церкви ХХ века»3. Сегодня это наиболее полная и авторитетная сводка информации о жертвах антицерковных репрессий в СССР. Создатели базы считают, что еще есть надежда отыскать имена 100 000 жертв.
Казалось бы, термины «новомученики» и «исповедники» (в церковных документах и литургике) упоминаются не в том порядке. На первый взгляд, в подвиге новых святых прежде всего важно исповед-ничество, апология веры в обстановке страданий и опасности, независимо от того, были ли они убиты своими противниками, а невинные жертвы революции и террора должны быть названы на втором месте. Но в церковных текстах, посвященных канонизации святых, в фокусе внимания оказывается не вера и благодать, а страдание как таковое (тем самым и насилие, и кровопролитие).
Известно, что коммунистический режим редко допускал публичное «раскаяние» для представителей классов, объявленных враждебными. Поэтому в СССР, кроме мучеников в традиционном смысле слова, были и такие жертвы, которым никто не предлагал сохранить жизнь и гражданскую дееспособность ценой отречения от религиозной веры. Впрочем, сказанное относится не только к Советской России, но и к Испании времен республики, к Мексике, коммунистическому Китаю. В частности, в начале 1920-х годов процессы по делам о фальсификации мощей, о сокрытии церковных ценностей формально не касались сути христианства. Такой опыт страдания, при отсутствии у жертвы выбора, значительно корректирует знакомый нам по древнехристианским житиям образ свидетеля веры.
В ХХ в. в России верующий человек свидетельствовал о Христе не только словом, но и своей человеческой природой и присутствием в истории4. Мне близок подход А.И. Шмаиной-Великано-вой, которая пишет:
Святой ХХ века - это живой человек, которого власти не удалось расчеловечить, и она его насмерть замучила. Безбожная власть хочет развоплотить этот мир, а страдалец выражает предельную воплощен-ность - терзаемую плоть; поэтому святой и человек в данном понимании - одно5.
Филипп Бубаер обратил внимание на феномен «секулярной святости»: любимые народные герои, мудрецы, поэты, «харизматические личности» в России нередко обретают высочайший моральный статус, ореол безусловной нравственной правоты, воплощения совести. Более того, их судьба может быть избрана образцом для подражания. По мнению Бубаера, в ХХ в. «секулярная святость» лишила моральной легитимности советскую власть с ее антигуманной революционной этикой6.
В годы перестройки воплощением совести и правды являлись академик А.Д. Сахаров, писатель А.И. Солженицын, актер и поэт В.С. Высоцкий, некоторые другие. В 1990 г. Иосиф Бродский, которому еще предстояло пополнить пантеон «секулярных святых» России, давал интервью корреспонденту газеты «Неделя»:
Вопрос: Вы сказали, что судьба и жизнь Андрея Дмитриевича Сахарова таковы, что на месте Русской Православной Церкви Вы бы попытались канонизировать великого ученого и мыслителя. Но, по-моему, мы только и делаем, что канонизируем наших мертвых - Высоцкого, Тарковского...
Ответ И. Бродского: Я говорю не о нас, а о Русской Церкви. Я думаю, что она могла бы это сделать, хотя, возможно, и существуют формально какие-то препятствия. Я повторяю: смерть Сахарова - колоссальная утрата для страны...7
Архетипы святости формируются в России под сильным влиянием литературы, и здесь сказывается роль языка, транслирующего базовые религиозно-философские категории. На рубеже 19801990-х годов возник вопрос об отношении традиционного, церковного христианства к феномену «секулярных святых». Однако за годы, прошедшие после крушения советской идеологии, внятного отклика официальной Церкви на эту проблему не появилось. Можно, конечно, предположить, что прославление мучеников и было актом «воцерковления» человеческой внутренней правды, противостоявшей в ХХ в. революционной этике. И все-таки хранительницей целого ряда специфических черт русской «секулярной святости»
по-прежнему остается литература XIX в., зачастую знакомая нашим современникам только по телевизионным экранизациям.
В массовом сознании российского общества ореолом святости окружены фигуры последнего российского императора Николая II, его супруги, наследника, четырех дочерей. Учитывая традиционный сакральный статус православного царя, в этом случае приходится говорить о преломлении идеи священного сана в неких культурных проекциях, не полностью артикулированных.
В 2000 г. царь и августейшее семейство были канонизированы как страстотерпцы - с отсылкой к старинному восточнославянскому культу Бориса и Глеба. Как известно, сыновья великого князя Владимира пали в 1015 г. жертвой политического заговора, отказавшись от вооруженного выступления против родного брата. Вероятно, при подготовке документов собора 2000 г. было учтено наличие в русской традиции особого чина святости - страстотерп-чества, отличающегося от мученичества: страстотерпец принимает смерть не в связи с исповеданием веры (об этом феномене писал Г.П. Федотов8). Между тем Б.А. Успенский отмечает9, что понятия «мученичество» и «страстотерпчество» в старинной Греко-славянской православной лексике (в частности, в памятниках Борисоглебского цикла) являются синонимами. Жесткое разделение между мучениками и страстотерпцами произошло в Новое время в результате трансформации христианской ментальности в пользу рациональных интеллектуальных моделей. Таким образом, утверждение культа святого царя-страстотерпца представляется продуктом современного культурного сознания.
Локальное почитание последнего российского императора и его семейства практиковалось на протяжении ХХ в. в кругах, сохранивших верность монархической идее. Еще в 1950 г. в память о Николае II и всех жертвах революции в Брюсселе была построена и освящена мемориальная церковь10. В 1970 г. Синод РПЦЗ в своем послании президенту США выразил протест по поводу празднования столетия со дня рождения В.И. Ленина, отмечавшегося тогда коммунистическими партиями в различных странах мира. Кроме того, Синод издал указ духовенству РПЦЗ, согласно которому в третье воскресенье великого поста во всех храмах священники должны прочитать послание патриарха Тихона (от 1 фев-раял 1918 г.) об отлучении от Церкви повинных в кровавых расправах. В тот же день духовенство РПЦЗ должно было провозгласить анафему Ленину и другим гонителям Церкви, «вечную память» - царю-мученику и убиенным вместе с ним, а также патриарху Тихону, казненным священнослужителям и мирянам11. В 1981 г. собор РПЦЗ канонизировал в лике новомучеников все
царское семейство, вместе с помощниками и слугами, расстрелянными в Екатеринбурге.
В России 1990-х годов в церковной среде возникли жаркие споры между сторонниками и противниками такой канонизации12. В 2000 г. на соборе РПЦ-МП царь Николай II и члены его семьи были прославлены в лике новомучеников, но погибшие вместе с ними помощники и слуги не были канонизированы; возможно, из-за того, что лакей Алоиз Трупп был католиком, а гофлектрисса Екатерина Шнейдер - лютеранкой. А. Трупп был расстрелян вместе с царской семьей, Е. Шнейдер перевезли в Пермь, где она также была расстреляна.
На мой взгляд, удачная оценка спорных моментов, связанных с культом Николая II, содержится в работе А. Десницкого13. Вслед за этим автором назовем проблемы, требующие самого тщательного осмысления. Чем принципиально отличается семья последнего императора от всех прочих жертв коммунистического режима? Как оценить отречение Николая от престола, повлекшее за собой упразднение монархии в России? Значит ли это отречение, что после изменения статуса императорской семьи речь идет о канонизации простых мирян? Какова была роль императора Николая II в Церкви? Чем была революция 1917 г. - результатом внешнего влияния, измены народа своему государю или недальновидной политики Николая II? Вероятно, дискуссии по этим вопросам закончатся еще не скоро.
Проблематичность новейших канонизаций святых в Русской православной церкви отражает внутренние конфликты культурного сознания общества, недостаточно ясную артикуляцию образов прошлого, «недодуманность» многих вопросов. Поэтому в проблемном поле современной российской агиографии на наших глазах появляются самые причудливые, экзотические феномены, привлекающие внимание религиоведов14. Сегодня, как и 20 лет назад, Русская православная церковь не обладает более актуальными символами, чем образы новомучеников, и эта тема по-прежнему значима для очищения нашей исторической памяти.
Примечания
Семененко-Басин И.В. Канонизация святых в Русской православной церкви в контексте эволюции советской и постсоветской культуры (1917-2000 гг.). Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М.: РГГУ, 2002. 20 с.
Официальный портал Московской Патриархии: URL: http://www.patn-archia.ru (дата обращения: 22.01.2008).
2
7
3 Новомученики и Исповедники Русской Православной Церкви ХХ века: URL: http://kuzl.pstbi.ccas.ru (дата обращения: 29.03.2009).
4 См.: Шмаина-Великанова А. О новых мучениках // Страницы: Богословие. Культура. Образование. 1998. Т. 3. Вып. 4. С. 504-509; Семененко-Басин И. Свидетельство российских новомучеников // Там же. 2000. Т. 5. Вып. 1. С. 66-76.
5 Шмаина-Великанова А. Указ. соч. С. 508-509.
6 Bobbyer Ph. Conscience, Dissent and Reform in Soviet Russia (The Library of peasant studies). L.; N. Y.: Routledge, 2005. 237 p.
Бродский И. Большая книга интервью 2-е изд. М.: Захаров, 2000. С. 470.
8 Федотов Г. Святые Древней Руси. М.: Московский рабочий, 1990. С. 50-51.
9 Успенский Б.А. Борис и Глеб: восприятие истории в Древней Руси. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 12-13, 63-64.
10 Храм-памятник в Брюсселе / Сост. А.М. Хитров, О.Л. Соломина. М.: Паломник, 2005. 464 с.
11 Указ Архиерейского стнода Русской Православной Церкви За границей // Православная Русь. 1970. № 4 (933). С. 4-5.
12 См.: Канонизация царской семьи: за и против // Церковь и время. 1998. № 4 (7). С. 192-219.
13 Десницкий А. Священство и Царство в российском общественном сознании (из истории одного архетипа) // Континент. 2000. № 2 (104). С. 248-278.
14 Фирсов СЛ. Псевдоправославная мифология в России (к постановке проблемы) // XVII ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. М., 2007. Т. 1. С. 313-320.