CC BY
140
положение внутри единого государства. Вот только в Ираке существует крайне мало таких «чистых» областей: хотя шииты и населяют преимущественно Юг, сунниты - Центр, а курды - Север, но 1 млн. курдов проживают за пределами Севера, 1 млн. шиитов проживают в Багдаде, сунниты живут и на Юге, а арабы - в Курдистане. Остается только верить, что принципы самоидентификации по национальному признаку, ростки которой неуклонно развиваются в недрах иракского социума вопреки политике внешних сил по их истреблению, сумеют преодолеть вековую суннитско-шиитскую дихотомию и объединят иракцев на основе внутригосударственной солидарности.
«Всеобщая история: Современные исследования»,
Брянск, 2009 г., с. 26-38.
М. Володина,
востоковед
СОВРЕМЕННАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА И СТАНОВЛЕНИЕ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА В МАРОККО
Исследователи нередко отмечают: одной из черт, определяющих характер современной политической культуры Марокко, является недоверие к власти. Власть чаще воспринимается как инструмент подавления / принуждения, нежели механизм общественного диалога. В связи с этим интерес представляет вывод американского исследователя Магриба Дж. Энтелиса относительно того, что введение в практику социальных отношений современных институтов государственного и административного управления усилило недоверие, прежде всего традиционалистски настроенных слоев населения Марокко, к институтам власти. При этом, подчеркивает ученый, подобное неприятие нарастало по мере распространения современной политики на новые массовые пласты традиционного сознания и культуры. Внедрение институтов и практик политической демократии в неподготовленную социальную среду нередко имеет следствием непосредственное подчинение этих институтов интересам элитарных слоев общества. Подобная ситуация, безусловно, вызывает недоверие к власти среди массовых слоев общества, которое проявляется двояко:
1) в растущем критическом настрое в отношении существующих в стране политических институтов (либо уклонение от
голосования, либо голосование «против всех» путем незаполнения избирательного бюллетеня);
2) в растущем радикализме отдельных групп населения, особенно молодежи, обращающейся подчас к идеям политического ислама.
Марокко трудно сравнивать с лидерами мирового хозяйства по экономическим и политическим параметрам. Однако формирование среднего класса в стране происходит достаточно активно, хотя пока преждевременно говорить о среднем классе как о главной социально-политической силе марокканского общества, потенциально способной противостоять монархии. Тем не менее государство - посредством экономической и социальной политики -пытается стимулировать становление данного социального образования. Согласно официальным статистическим данным (на наш взгляд, сознательно завышенным), средний класс в Марокко составляет 53% самодеятельного населения, тогда как «низший класс» - 13% жителей страны. При этом средневзвешенный месячный доход марокканцев не превышает 5308 дирхамов (около 633 долл. США), а нижняя граница доходов среднего класса, по официальным данным, составляет 3500 дирхамов (418 долл. США) в месяц.
Марокканские экономисты, полемизируя с властью, утверждают: правящие круги значительно расширяют социально-экономическое пространство существования среднего класса, который «медленно, но верно исчезает» как социальная общность. Правда, даже наиболее последовательные критики признают: правительство применяет стимулирующие меры по сохранению среднего класса, включая контроль за ценами на жилье и услуги здравоохранения, регулирование цен на продукты повседневного спроса и т.д. Помимо этого, важное значение для определения общественного пространства среднего класса эксперты придают социальной самооценке марокканцев, около половины которых причисляют себя к среднему классу. Тем не менее фактор социальной самооценки имеет отнюдь не решающее значение при определении социально-пространственных параметров среднего класса в Марокко. Даже если статистически соединить фаси и суси и добавить к ним феодалов, чиновников, армию и полицию, то они составят не более 13-15% самодеятельного населения; тогда как крестьянство, городские «низы», основная часть рабочих и служащих низшего звена, мелкие предприниматели составят сакраментальные 53%, а то и больше. Однако они - далеко не совре-
менный средний класс, в среде которого велико значение интеллектуальных видов деятельности. И все же введение в государственную статистику категории «средний класс», на наш взгляд, указывает на понимание монархией политической значимости данной проблемы, и это отличает Марокко от основной части переходных обществ.
Видимо, можно утверждать, что средний класс в Марокко пока не достиг того уровня зрелости, который позволил бы средним слоям общества сформировать действенную оппозицию королевской власти. Подобное положение адекватно отражается в сфере политических отношений и партийной деятельности в Марокко. Сохраняющаяся пассивность большинства населения Марокко есть следствие отсутствия развитого среднего класса, а также сохранения привычки мыслить категориями патриархальной общины, клана, племени, землячества, верности «своему» феодалу или региональному лидеру, имаму мечети, шейху суфийского братства. Современный же средний класс в Марокко формируется на базе традиционных социальных общностей, в частности фаси и суси. Фаси составляют верхний сегмент среднего класса, а суси преимущественно нижний сегмент этого формирующегося социального образования. Тем не менее в Марокко средний класс пока не сформировался как субъект политического действия.
Уже с начала 1960-х годов демографические процессы и растущая политическая напряженность находятся в тесной взаимосвязи. Когда в конце февраля 1961 г. Хасан II короновался на престол, 3/4 населения Марокко были моложе 30 лет. С одной стороны, подобную структуру населения можно было рассматривать как мощный потенциал экономического роста и развития. Но с другой стороны, отсутствие жизненных перспектив у молодежи (занятость, условия труда и его оплата и т.д.) могло стать причиной роста социального недовольства среди молодежных возрастных групп. Особенно активными они были в растущих современных городах Марокко - Касабланке, Рабате, Сале и др.
Внутри политической системы еще не выработаны общепризнанные правила принятия и реализации необходимых обществу решений. Поэтому марокканская политическая жизнь подчас представляется излишне взрывоопасной, грозящей разразиться крупным внутриполитическим конфликтом. Однако открытые конфликты высокой интенсивности в марокканском обществе происходят нечасто. Причина лежит на поверхности: различные представители элиты и политически активных слоев общества из-
бегают осложнений, дабы сохранить свои позиции в уже сложившейся системе политического равновесия. Боязнь политической инициативы, способной ущемить интересы тех или иных социальных групп, а также недостаточно устойчивые модели взаимодействия внутри элитных образований препятствуют возникновению политических объединений на широкой социальной основе и тем самым - достижению национального консенсуса в отношении целей развития марокканского общества.
Положение монархии в современном марокканском обществе определяется набором факторов, пока обеспечивающих устойчивую легитимность института королевской власти. Источниками легитимности марокканской монархии являются:
1. Исламская традиция, сохраняющая устойчивое влияние на широкие слои населения Марокко. Роль короля в жизни марокканского общества зиждется на его восприятии массами населения в качестве духовного лидера (имама) всей мусульманской общины страны. Нынешний монарх, Мухаммед VI, принадлежит к берущей свое начало от Пророка Мухаммеда алауитской династии и рассматривается народом как шериф (потомок Пророка).
2. Несмотря на достаточно критичное отношение к власти, марокканское общество отдает должное той духовно-символической роли, которую монархия сыграла в движении за независимость.
3. Ведущая роль монархии в политической жизни страны определяется социально-экономическим потенциалом государства. Политическая деятельность государства при слабой выраженности альтернативных источников политического влияния (развитой буржуазии, многочисленного и диверсифицированного среднего класса, массовых политических партий с четкой идейно-культурной ориентацией и т.д.) позволяет пока монархии выступать арбитром во взаимоотношениях противостоящих друг другу социальных сил, что, в свою очередь, требует от королевского двора значительной политической гибкости.
4. В Марокко, как и во многих арабских странах, буржуазия зависима от госбюрократии, госсектора и вообще от власти государства, которую часто воплощает бюрократический капитал, эксплуатирующий страну и экономическими, и внеэкономическими методами. А в Марокко к тому же силен феодально-бюрократический капитал (ФБК) - это 500 феодальных семей, из которых в основном набираются и окружение монарха, и высшая бюрократия, и элита бизнеса. ФБК - это крайне устойчивая кон-
сервативная сила, заинтересованная не столько в развитии, сколько в сохранении статус-кво, т.е. своего вечного господства.
Помимо этого, армия начинает осознавать себя самостоятельной силой. В принципе это неблагоприятная тенденция, однако она дает королю возможность ограничить свободу действий некоторых групп гражданской элиты, представляя себя в качестве единственной возможной альтернативы военному правлению. Общая тактика монархии в отношении элиты сводится к двум простым принципам. Во-первых, всячески противостоять чрезмерному усилению той или иной элитарной группы, ссылаясь на свое право подавлять, в интересах народа, «гегемонистские тенденции» в обществе. Во-вторых, поддерживать на плаву ослабленные партии и группы, обосновывая это необходимостью сохранять, опять-таки в интересах народа, плюралистические основы марокканского общества. Отсюда и представление об элите как о «большой семье» с различными интересами, объединенной, однако, пониманием неизбежности прямой и ведущей роли монархии в сфере политических отношений. Всевластие двора в конечном счете зиждется на исторически сложившемся сосредоточении у монархии «вертикальных» связей, нисходящих к высшим управленческим кадрам, феодалитету, ФБК, армии и спецслужбам. Блоку этих сил под контролем трона не могут противостоять расколотый по политико-идеологическим, этническим и даже - кое-где - земляческим признакам рабочий класс (к тому же различный по квалификации и уровню жизни - на государственных и частных предприятиях, в иностранном и национальном сегментах экономики), не менее многослойная буржуазия и столь же разнородная интеллигенция. А что без них крестьянство, да и городские «низы»? Они - социально гетерогенные и политически слаборазвитые слои общества, пока доверяющие не столько политическим партиям, сколько монарху, «своим» традиционным главам (племен, кланов, суфийских братств) и духовным лидерам.
И все же функцию монархии как арбитра объективно подтачивают социально-демографические процессы (рост населения) в марокканском обществе. В 1960-1970-е годы темпы естественного прироста населения Марокко превышали 3% в среднегодовом исчислении; в указанный период абсолютные и относительные размеры безработицы в стране увеличились. «Развитие современного сектора не могло в достаточной мере компенсировать разорение традиционного сектора, - пишет В.А. Мельянцев. - Поэтому расширение сферы потенциальной занятости не обеспечивало эффек-
тивного использования наличной рабочей силы». Рост социально-имущественных диспропорций, таким образом, провоцировал усиление политической напряженности. Такого рода тенденции вынуждали монарха расширять собственную базу политической поддержки и тем самым постепенно видоизменять свою политическую стратегию и адекватно реагировать на появление новых общественных сил, в частности молодежи.
Исследователи выделяют четыре типа / группы политической элиты в Марокко и в других странах Магриба.
1. «Либеральные ассимиляционисты», выходцы из семей традиционной элиты, рассматривавшие французскую культуру и созданные ею политические институты как наиболее эффективные механизмы государственного управления уже в период суверенитета; они признавали диалог между различными социальными силами важным способом политического воздействия на народ. В настоящее время в Марокко (в отличие от Алжира и Туниса) почти нет «либеральных ассимиляционистов», если не считать немногих либералов, журналистов и научных работников (большинство которых или покинули страну, или собираются это сделать). Помимо этого, в Марокко немало лиц, связанных не с французской, а с испанской культурой.
2. «Традиционалисты», пришедшие в политику из той же социально-исторической среды, но не ставившие в отличие от «либеральных ассимиляционистов» акцент на возрождении традиционной марокканской культуры, национальной идентичности и сохранении унаследованных от предков ценностей в условиях сильного идейного влияния метрополии. «Традиционалисты» в Марокко - это сплошь феодалы, марабуты, служители культа и т.п. В годы протектората они сотрудничали с Францией, а теперь -с троном.
3. Европейски образованные «популисты», делавшие ставку на мобилизацию народа и массовые политические действия. В отличие от «традиционалистов» «популисты» пользовались широкой поддержкой в обществе, обладали более высоким уровнем образования и более «космополитическим» мировоззрением (т.е. они были и секуляристами, и сторонниками эволюционных изменений в обществе). В Марокко, в отличие от Туниса и Алжира, «популистов» в чистом виде практически нет. Их «маску» носят либо «ас-симиляционисты» (и то крайне редко), либо «националисты».
4. «Националисты», сформировавшиеся как общность уже в период независимости; они стремились к радикальному переуст-
ройству марокканского общества за счет демонтажа структур зависимого развития, сохранившихся после завоевания суверенитета. «Националисты», однако, были в Марокко задолго до независимости. Собственно они (Алляль аль-Фаси во многом «традиционалист», Ахмед Балафредж в чем-то «ассимиляционист», и др.) и боролись за независимость в 30-50-е годы в рядах партии Истик-ляль.
Данная классификация марокканской элиты не является единственной. Так, Ф. Уалалу считает, что в Марокко в ходе борьбы за суверенитет выкристаллизовались два основных идейно-политических течения, повлиявших впоследствии на общую расстановку социально-политических сил в стране. Одно из них он называет «прогрессивным», стремящимся к реальной «экономической независимости как к продолжению независимости политической и делающим акцент на необходимости демократизировать политический режим»; второе движение Уалалу определяет как «консервативное», сторонники которого, предпочитая «укреплять экономические и политические отношения с Францией», отклоняли «дискуссии по вопросу демократизации политической системы». Очевидно, однако, то, что элита и ее подразделения выполняли пусть важные, но все же вспомогательные функции в обществе и политике, тогда как ведущая роль оставалась за монархией, воплощавшей в себе экономический, социальный и духовно-идеологический потенциал государства.
Становление гражданского общества, как показывает «классический» опыт Западной Европы, процесс длительный. «Гражданское общество, - считает историк-франковед Е.М. Кожокин, -конституируется лишь в связи с возникновением государства определенного типа. Государство предшествует гражданскому обществу. ...Гражданское общество возрождается и становится действенным в эпоху кризисов, когда выясняется, что государство не в состоянии выполнить свои задачи, когда государственный аппарат... нарушает баланс между обслуживанием и эксплуатацией общества». Примечательно, что в своей политике правящие круги Марокко использовали французский опыт государственного строительства, в частности регулирование государством социально-политических процессов.
Важную роль в становлении гражданского общества на Востоке играют города, в том числе традиционного типа, где особое место принадлежит религиозным центрам. «Религиозные центры, -пишут Н.А. Длин и Р.Г. Ланда, - не являются на Востоке... релик-
тами традиционализма и отсталости. Они выполняют важную социальную функцию, связывая не только верующих, но и всех граждан страны, религию и традиционную культуру, историческую память народа и сегодняшние будни, национальное и гражданское самосознание, эстетику и этику формирующейся нации».
О гражданском обществе в Марокко, конкретизирует вышеперечисленное положение Р.Г. Ланда, «надо говорить осторожно. Думаю, что там есть элементы такового (причем разной степени зрелости у различных социальных групп), но еще не сомкнулись они в систему, в действующий по своим законам механизм. В многоукладных обществах этого и не может быть, ибо там многоук-ладность, неоднотипность во всем: в экономике и социальной структуре, в политике и юриспруденции, в общественном быту и менталитете. Все это привести к единому знаменателю еще долго не удастся».
Отсутствие «общей концептуальной карты» гражданского общества на Западе и Востоке не означает, таким образом, что есть несформированность гражданских отношений в переходных обществах, в частности в мусульманском мире. Однако в марокканском обществе достаточно четко проявлены и множественность интересов, и национально-этнический плюрализм, и довольно «продвинутые» для развивающихся стран формы социально-политической активности, включая партийную деятельность. Некоторые авторы подобную структуру общества не без оснований называют «нелиберальным плюрализмом», смысл которого во множественности (в отличие от западной унифицированности) логик поведения при отстаивании своих интересов. В сложившихся условиях ориентиры национализма и развития, декларируемые государственной властью, действуют в сторону формирования целей и интересов общества на современной (т.е. рационалистической) политической основе.
Критики идеи «незападного» (коллективистского) гражданского общества нередко ссылаются на слабую выраженность как горизонтальных связей в экономике, так и на недостаточность децентрализации политических отношений, мешающих переходу развивающихся обществ в гражданское состояние. Здесь можно возразить: основная часть переходных обществ развивается в направлении становления индустриальных форм и институтов деятельности гораздо быстрее, чем это делал развитый мир на этапе становления современных институтов. (Разумеется, само наличие Запада, т.е. мира развитых обществ, стимулирует данные процес-
сы.) Наконец, в Марокко политические партии, постепенно формируя устойчивые «современные» институты, уже выполняют важные «посреднические» функции между властью / государством и обществом.
В контексте нашей темы важно подчеркнуть: развитие гражданских отношений, особенно в таких политически «продвинутых» переходных обществах, как марокканское, происходит под влиянием сложного взаимодействия различных факторов. С одной стороны, государство в лице монархической власти пока сохраняет твердый контроль над экономическими процессами, политикой, социальными отношениями, оставляя тем самым ограниченное пространство для самостоятельной от «верхов» общественной деятельности. Слабость и неспособность национальной буржуазии осуществить собственными средствами форсированное развитие современной системы производительных сил, считает В.А. Мель-янцев, «вызвали усиление государственного (прямого и косвенного) вмешательства в экономику Марокко...».
Одновременно существующая политическая система опирается на поддержку элитарных слоев марокканского общества, заинтересованных в ее сохранении или поэтапном, эволюционном, ограниченном преобразовании: представителей административно-управленческих органов, профессиональных политиков, традиционной аристократии (пока способной мобилизовать значительные силы сельского населения на отвечающие ее интересам политические действия) и т.д. Эти силы, порой жестко критикующие монархическую власть и конкурирующие между собой, ясно понимают: неконтролируемое социальное напряжение и в обществе, и в политической системе Марокко способно бесповоротно подорвать их позиции. Логика действий марокканской элиты поэтому сводится к стремлению ограничить «всесилие» королевской власти и одновременно сохранить управляемость политической системой.
Однако политические противоречия, являющиеся прямым следствием неравномерности социально-экономического развития, побуждают королевскую власть и элиту к согласованной тактике действий, частью которой являются уступки национальной буржуазии, преподносимые государством как уступки народу: в форме как политической «либерализации», так и пропагандировавшейся властями «демократизации» социально-экономических отношений («марокканизация» экономики). На самом деле, по мнению Ф. Уалалу, «процесс марокканизации способствовал углублению диспропорций между различными районами страны и
секторами экономики, поскольку он затронул главным образом предприятия, расположенные вокруг оси Касабланка-Мохамме-дия, а также часть непроизводственных отраслей; он повлек за собой рост спекуляции и инфляции».
В ходе этого сложного и противоречивого процесса, как считают некоторые авторы (например, египетский исследователь Саад ад-Дин Ибрахим), отличающегося «волевым» (в отличие от западного «консенсусного»), организованным и коллективным участием на публичном пространстве между индивидуумами и государством, формируется специфическое (восточное) гражданское общество. В пространстве гражданского общества Марокко, таким образом, оказываются политические партии, профессиональные союзы, всевозможные группы интересов (включая этнокультурные), а также традиционалистские организации: религиозные братства, племенные (по преимуществу берберские) образования и т.д. Все это происходит потому, что объединения уже включены в политический процесс и именно через участие в политике реализуют свои тактические и стратегические интересы.
Переходный характер марокканского общества проявился, в частности, в организации и деятельности политических партий. «Политическая партия, группа сопротивления (очевидно, речь идет о «группах давления») или союз - это не более чем увеличенные (до масштабов общества) системы альянсов, ...членство в которых не предполагает лояльности определенной программе, идеологии или целям развития; напротив, эти организации соединяют влиятельных личностей с союзниками силой взаимных обязательств. При этом участники соглашения рассматривают созданную организацию как средство защиты своих частных интересов и поддержания социального престижа, а также как возможный источник патронажа со стороны центрального правительства, - писал в начале 1970-х годов Дж. Уотербери. - Если же данная организационная структура не в состоянии соответствовать ожиданиям ее членов, последние попросту теряют к ней интерес».
Объединяющим началом «современных» и «традиционных» связей и институтов выступает проводимая королевским двором марокканская политика, в которой различные общественные силы участвуют более 50 лет. Даже наиболее стойкие противники современных форм социальных отношений, включая исламистов, вынуждены приобщаться к политике, поскольку только она предоставляет реальные возможности завоевания власти. Так, приверженцы радикальных исламистских движений вынуждены уча-
ствовать в политической жизни и обращаться к идеям (но не ценностям) демократии с целью защиты своих позиций в обществе и своих социальных интересов. Призыв к солидарным действиям гражданских ассоциаций и институтов, как исламистских, так и светских, пишет работающий в Великобритании Сами Зубейда, ориентирован на укрепление гражданского общества перед лицом давления власти на его структуры, стремление подчинить последние своему влиянию либо их коррумпировать. «Цель гражданского общества... в ограничении (произвола) власти; и этот призыв не учитывает наличия социальных конфликтов как центрального признака гражданского общества, а равно и сил, связывающих различные общественные группы с государством и его институтами».
Партийно-политическая система современного Марокко выполняет функцию передаточного механизма - от формирующегося гражданского общества к политической власти. Эффективность данного механизма в конечном счете зависит от степени зрелости гражданского общества и от организованности составляющих его сил. При этом на протяжении периода независимого развития сама политическая система претерпевала сложную эволюцию и тем самым влияла и на общественное поведение королевской власти, и на постепенную самоорганизацию марокканского общества. Монархия остается главным распорядителем системы государственного патронажа в Марокко, а король неизменно рассматривает марокканскую элиту в целом как зависимое от него клиентельное образование.
Некоторые исследователи рассматривают период от завоевания суверенитета (1956) до конца 80-х годов XX в. своеобразной «предысторией» большой политики в Марокко. Их логика рассуждений выглядит примерно так. С одной стороны, по всем формальным признакам Марокко можно считать «многопартийной демократией», правда, контролируемой «сверху» королевской властью. С другой стороны, марокканский парламент представлял собой площадку для взаимодействия власти и оппозиции, тогда как влияние широких слоев населения в главном законодательном органе страны ощущалось слабо (ввиду слабости самих политических партий в Марокко, которая, в свою очередь, была непосредственным отражением недостаточной социальной самоорганизации марокканского народа в первые десятилетия суверенитета). Поэтому и большинство реформ в стране имели незавершенный, половинчатый характер.
Защите идеи гражданского общества для Марокко противостоят аргументы Р.Г. Ланды: «Ни критика монарха, ни конкуренция различных социально-политических сил никак не ограничили за последние полвека всевластия короля, который на деле может все: уволить правительство, распустить (и вообще отменить "на время") парламент, кого угодно казнить и т.п. По ст. 19 Конституции, он может любого обвинить в "нарушении предписаний ислама" и сделать с ним все, что заблагорассудится. Поэтому Марокко только еще идет к гражданскому обществу, во многом оглядываясь назад и руководствуясь традициями прошлого. И, к сожалению, очень часто институты гражданского общества не только в Марокко, но и вообще на Востоке выглядят как современные декорации драмы многовековой давности».
Таким образом, развитие элементов гражданственности и гражданских отношений в Марокко можно рассматривать как длительный и сложный, диалектически противоречивый процесс, в котором движение вперед (к гражданскому обществу) постоянно «корректируется боковыми и даже попятными движениями», что придает марокканскому обществу характер сложного симбиоза традиционных общественных форм сознания и поведения, с одной стороны, и современных моделей политической социализации и мотивации - с другой. Этот синтез-симбиоз, как в капле воды, проявляется, в частности, в партийно-политической деятельности.
В эволюции партийно-политической системы Марокко можно выделить несколько этапов, каждый из которых имеет характерные особенности.
1. Первый этап демократизации политической системы относится к началу 90-х годов XX в., когда была предпринята попытка расширить права законодательной власти, увеличить влияние парламентских институтов на ход развития страны. Смысл политических преобразований состоял в основном в усилении представительного характера марокканского парламента и, одновременно, в повышении эффективности самой королевской власти, ее способности действенно выполнять роль верховного арбитра во взаимоотношениях различных социально-политических сил страны. Монархия, таким образом, возлагала на себя функцию гаранта поступательного развития политического процесса в стране. Исполнение данной функции определенно облегчалось тем обстоятельством, что в стране образовалась «избыточная масса» профессиональных политиков, чем умело пользовалась королевская власть. Монарх хорошо понимал, что наличие многочисленных
соискателей, желающих приобщиться к политической власти, существенно облегчало его диалог с наиболее стойкими противниками махзена. Усвоение этой простой истины потребовало от марокканских оппозиционеров определенного времени.
2. Второй этап демократизации (середина 1990-х годов) наступил, когда историческая роль монархии в модернизации марокканского общества была осознана политической элитой страны. В свою очередь, король Хасан II предложил комплекс мер, нацеленных на повышение роли партий в жизни страны: совершенствование законодательной власти, оказание финансовой помощи со стороны государства партиям, определение возможностей для их свободного взаимодействия и участия в работе парламента (включая критику монархической власти) и т.п. Все это имело следствием рост значимости парламентских дебатов при обсуждении жизненных проблем страны и в конечном счете делало жизнеспособной, по меркам переходных обществ, многопартийную систему страны. Сущностным содержанием этого этапа политических преобразований стало понимание взаимозависимости власти и оппозиции, с одной стороны, и необходимости поступательного и эволюционного проведения социально-экономических и других реформ в стране - с другой. При этом заключенная во взаимосогласованные рамки сложная политическая «игра-борьба» между монархической властью и оппозицией определяла динамику самого этого процесса и уже самим фактом своего существования способствовала совершенствованию партийно-политической системы Марокко, делая ее способной в исторической перспективе отражать и выражать интересы практически всех общественных сил страны. Наконец, логика и инерция политической борьбы вольно или невольно стимулировали модернизацию института монархии, объективно повышали способность основного историко-политиче-ского субъекта возглавлять необходимый стране процесс глубокой трансформации общества и его институтов, их адаптации к тенденциям быстроразвивающегося внешнего мира.
Важным показателем модернизации можно считать «смену вех» в поведенческой ориентации марокканской элиты. Если до 1960-х годов безусловным «законодателем мод» в культуре, духовно-интеллектуальном развитии, социальных ценностях был Фес, то в конце 60-х - начале 70-х годов прошлого века эта роль переходит к Касабланке и - в меньшей степени - к Рабату. Образ жизни марокканской элиты унифицируется на современной, буржуазной основе, тогда как внутри самих элитарных слоев форми-
руется общее отношение к власти и политике. Консолидация элиты тем самым все более противопоставляет ее остальной части общества, что объективно повышает риски протестных выступлений, особенно в крупных городах, где социальные противоречия приобретают «кричащий» характер.
Как показано, отношения между арабами и берберами не оказывают дестабилизирующего влияния на политический процесс в Марокко. Более того, «берберские» партии едва ли рассматриваются в качестве серьезной политической перспективы для реализации прав берберов на свою этнокультурную идентичность. Эти партии (точнее, протопартии) выполняют в политической системе Марокко триединую функцию:
- служат для монархии «группами давления» на крупные политические силы (включая Истикляль) с целью снижения радикализма требований последних к махзену;
- объективно способствуют фрагментации политических сил в марокканском обществе и сохранению за королевской властью роли главного субъекта политического и экономического процесса в стране;
- создают среди определенной части берберской общности впечатление о значительном представительстве «берберских интересов» в партийно-политической системе Марокко.
Вместе с тем относительное спокойствие марокканской политической жизни может оказаться обманчивым. Нынешняя слабость «берберских» партий - величина переменчивая. Эти партии, особенно с учетом продолжающегося подъема международного «берберизма», в недалеком будущем способны играть более серьезную и потенциально опасную для монархии роль. Видимо, при оценке соотношения факторов «покоя» и «турбулентности» стоит, помимо прочего, учитывать возможное стремление внешних сил сохранить свое влияние в стратегически важной стране посредством «дистанционного» управления внутримарокканскими противоречиями и конфликтами. В таком случае наличие «берберских» партий как готовых институтов социального действия может оказаться весьма кстати.
Основные политические партии Марокко
1. Партия Истикляль (I'lstiqlal) создана в 1943 г. Придерживается идеологии популизма развития (экономический и социальный эгалитаризм, равномерное распределение национального до-
хода, аграрная реформа с ориентацией на интересы массовых слоев населения, государственный интервенционизм и «марокканиза-ция» экономики).
2. Национальный союз народных сил (НСНС) (Union nationaie des forces populates - UNFP) создан в 1959 г. после раскола в партии Истикляль, когда представители левого крыла Истик-ляль вышли из партии и создали НСНС. В период создания данной партии ее члены выступали за защиту независимости страны, против нахождения иностранных военных контингентов на территории Марокко, за индустриализацию и проведение аграрных реформ в стране.
3. Социалистический союз народных сил (ССНС) (Union socialiste des forces populaires - USFP). Создан в 1975 г. после раскола в партии НСНС. В настоящее время ориентируется на интеллигенцию как на «движущую силу» марокканского общества. ССНС трансформировался от левого радикализма к более умеренным позициям. В партийных документах сохранено положение о сильной роли государства в экономике. ССНС рассматривается в качестве лидера блока социал-демократических и модернистских партий.
4. Народное движение (НД) (Mouvement populaire - МР), созданное в 1957 г., ставит своей целью защиту культуры и марокканской идентичности, в том числе культуры и языков берберов, выступает в поддержку общенациональных идей Марокко.
5. Национальное народное движение (ННД) (Mouvement national populaire - MNP) было сформировано в 1991 г. Члены данной партии выступают за «марокканскую демократию», считают необходимым возвратиться к традиционной системе управления, основанной на отношениях между союзами племен. Партия выражает интересы берберов. В 2006 г., объединившись с Народным движением и Демократическим блоком, «берберские» партии вошли в обновленную партию «Народное движение».
6. Партия прогресса и социализма (ППС) (Parti du progrès et du socialisme - PPS) была создана и легализована в 1974 г. Является преемницей марокканской компартии; выступает за национализацию ключевых отраслей промышленности, радикальную аграрную реформу, государственную помощь традиционным отраслям хозяйства, планирование социально-экономического развития.
7. Национальное объединение независимых (НОН) (Rassemblement national des indépendents - RNI) создано в 1978 г.; выражает интересы марокканского крестьянства; выступает за реформы в
сфере инфраструктуры (строительство дорог, электрификация, медицинское обслуживание, образование и т.п.).
8. Фронт демократических сил (Front des forces démocratiques - FFD) создан в 1997 г. в результате раскола в Партии прогресса и социализма.
9. Партия справедливости и развития (ПСР) (Parti de la justice et du développement - PJD) ориентируется на ценности ислама и одновременно привержена принципам «свободы, демократии, прав человека и верховенства закона»; выступает за проведение конституционной реформы.
10. Социал-демократическая партия (СДП) (Parti socialiste démocratique - PSD) выступает за демократизацию государства и общества, социальную справедливость, эффективную рыночную экономику при действенном контроле государства.
11. Конституционный союз (КС) (Union constitutionnelle -UC) создан в 1983 г. Эта партия постоянно поддерживает монархию.
12. Демократическое и социальное движение (ДСД) (Mouvement démocratique et social - MDS) было создано в 1996 г. в результате раскола в Национальном народном движении.
«Берберы Северной Африки: Культурная и политическая эволюция (на примере Марокко)»,
М., 2011 г., с. 66-78.
Е. Деминцева,
востоковед
МУСУЛЬМАНЕ ВО ФРАНЦИИ
(дискурс в трудах французских ученых
второй половины XX - начала XXI в.)
В середине XX в. еще не было так называемого мусульманского вопроса во Франции и ислам воспринимался учеными как религия, существующая вне страны, а мусульмане представлялись выходцами из Средиземноморья, приехавшими на ее территорию лишь на время. В 1980-е годы этот вопрос становится одним из объектов исследований французских социологов, историков, политологов, антропологов и исламоведов, рассказывающих о жизни иммигрантов и их детей в стране, неотъемлемой частью которой они уже являются. В 1990-е годы после «дела о платке», взрывов в парижском метро в 1995 г., а также появившихся трудностей, свя-
