CC BY
121
ЧЕЛОВЕК
ОБЩЕСТВО
КУЛЬТУРА
0
Вестник Челябинского государственного университета. 2020. № 8 (442).
Философские науки. Вып. 57. С. 21-28.
УДК 141.7 DOI: 10.47475/1994-2796-2020-10804
ББК 71.03
СОВРЕМЕННАЯ КУЛЬТУРА В РИСКАХ СОВРЕМЕННОГО СОЦИАЛЬНОГО СУБЪЕКТА
В. А. Жилина
Магнитогорский государственный технический университет имени Н. И. Носова, Магнитогорск, Россия
Статья посвящена проблеме состояния современной культуры в корреляции с существенными изменениями социального субъекта. В сравнительном анализе основных гуманитарных и социальных исследований по наиболее актуальным социальным проблемам в статье предложено в целях повышения эффективности их решений, предлагаемых в научном анализе, использовать основные инструментарии онтологического подхода. Гипотеза исследования заключается в предположении, что все риски современного состояния культуры детерминированы трансформациями её субъектов, а сама сущность культуры изначально онтологична. В частности, особо показано, что любой срез культуры неизбежно демонстрирует сложность проявления уникального в типизации массового, повторяющегося. Предложена некоторая синтетическая методология, сочетающая преимущества научного и философского исследования. Раскрыты последствия воздействия изменённой социальной среды на процессы инкультурации субъекта и выявлены основные негативные и позитивные моменты в современном культурном поле. В этом контексте предпринята попытка прояснения реальных причин, детерминирующих деструктивные тенденции в развитии отдельных институтов культуры. Особо подчёркивается значимость привлечения онтологического анализа в целях предотвращения неустойчивых состояний культуры.
Ключевые слова: культура, кризис, коммуникативный субъект, бытийное унижение культуры, онтологический подход, временность культуры.
Современное состояние социума сегодня устойчиво характеризуется как кризисное, при этом в анализе теоретической мысли по вопросам кризисного развития культуры отчётливо прослеживается акцент на доминировании двух основных детерминационных сил этого процесса: постоянный рост объёма информации, обращённой к социальному субъекту, и нарастание интегративных связей внутри социальных общностей. Обращает на себя внимание тот факт, что обе тенденции трансформаций общественных связей и социальных отношений существенно проявляют себя в изменённых характеристиках их носителя. Социальный субъект постиндустриального, коммуникативного общества имеет иную степень
социальной активности, что следует из его экзистенциальных свойств [3]. В этих изменениях наиболее наглядны трансформации в следующих сферах: в языковой оболочке культурного облика субъекта субъект становится явно полиязычным; в процессах коммуникации — смена «живого» общения виртуальным; во взаимодействии с миром — мир существенно сужен до определённых технических срезов. Соответственно, экзистенциальное включение в культурную среду начинает демонстрировать иное наполнение свободы как основной бытийной характеристики. В социальной практике это означает неизбежное изменение степени ответственности, сопряжённой со смысловым осознанием свободы, что не может не ска-
заться на процессах общественных взаимосвязей. Применительно к целостности культурного поля такие трансформации представляются более чем существенными. Сама культура как предельное обобщение социальности по сути есть взаимопересечение воль и действий всего множества социальных субъектов. В констатации объективной изменённости форм этих воль становится ясна трансформированная оболочка самого культурного поля. То есть кризис культуры сегодня — это не просто некие негативные процессы в тех или иных социальных институтах, это глубинные процессы в изменениях её развития.
В частности, анализ современных исследований логики и сути состояния культуры человечества позволяет выявить одну общую черту во всём их разнообразии — так или иначе они проводятся в гранях диалектики общего и единичного. Так, само кризисное состояние невозможно исследовать без конкретизации выбранных острых проблем до уровня этнического развёртывания культурной сферы. Например, в анализе актуального состояния российской культуры наиболее наглядны деструктивные тенденции как некие вызовы её устойчивому существованию в процессах разрушения традиционной системы образования. Другим больным вопросом становится развал прежней идеологической системы и провал моделей «без идеологического» гражданского общества, построенного к тому же в рамках идеализированного правового государства. При этом социальная и гуманитарная мысль, будучи предметно ограниченной, не в состоянии проследить взаимосвязь между обозначенными проблемами. Поэтому в рамках научного анализа культура предстаёт фрагментарно, а проблемы становятся безосновными. Например, широко поднимаемая проблема смены позитивной системы ценностей негативной в некоторые моменты развития социума даже нигилистического характера нередко сводится к описанию и констатации некоторых социальных фактов. В лучшем случае её причины видятся в негативных характеристиках современного социального субъекта. Получается метафизически не очень логичная картина: субъект не может быть вне культуры, но этот субъект «не хочет» быть в культуре. В социальной практике такой ситуации быть не может, лишённая моделирования практика чётко расставляет всё по местам: культура — через субъекта, субъект — через культуру. Отсюда философский анализ в таких условиях оказывается в более выигрышной ситуации в силу собственного целостного характе-
ра. Например, применительно к рассматриваемым проблемам восстановление реальной логики состояния социальной практики предстаёт следующим образом. Деструктивная ситуация в образовании ведёт к нарушениям в процессах социализации. Разрывы в процессах инкультурации усугубляются отсутствием единого смыслосодержащего поля — идеологического идеала и соответствующей матрицы построения системы ценностей. Результатом становится хроническая «болезнь» культурного развития — ослабление культурной памяти. Именно в последнем и обнаруживаются истинные причины негативных трансформаций ценностного среза российского общества.
С точки зрения философских уровней исследования действительности такой подход к анализу социальных проблем можно характеризовать в качестве онтического среза актуальности. В выявлении сути исследуемых явлений онтический подход несколько уступает онтологическому уровню. Но даже на этом уровне отчётливо видна эффективность привлечения философского арсенала в процессы изучения наиболее острых проблем культурного развития. В выбранных в качестве примера проблемах, например, становится понятным «втягивание» российского общества в технологии гламура и креатива, которые иногда агрессивно даже пытаются полностью заменить собой процессы творчества. Деструкция в инкультурации детерминирует доминирование закона отрицания отрицания в естественных связях развития. Лишённый необходимой социальной опоры субъект «благодарно» принимает возможность собственной штамповки, которая в своих формах очень похожа на обезличенную принудительную зависимость человека от общества, провозглашённую эпохой Просвещения. Более того, тогда степень свободы предлагалось коррелировать с осуществлёнными потенциями Разума в отношении принятия этой самой обезличенности. Сам Разум представляется тогда в виде некоторой пустой субстанции, которую можно наполнить любым содержанием. Гламур, вытесняющий моду, в качестве универсального механизма «делания» человека ещё более эффективен, чем полное опустошение Разума. Он полностью пуст, его визуальной формой становится универсальный фотошоп, в процессе которого идёт работа только с формой. Аналогичная работа с формой в реалиях коммуникативных потоков современного социума — это бесконечные ток-шоу, где содержание становится неважным, на первый план выходит сам способ подачи информации,
а семантическое содержание программы очень часто вытесняется манипулятивными образами, по законам мифа направленными напрямую к психике человека. В результате такого анализа становится очевидным, что привлечение онтического анализа позволяет возродить истинное положение дел в культуре: не технологии коммуникаций агрессивно возвышаются над человеком, а сам субъект продуцирует эти технологии в целях удовлетворения собственных потребностей. Тем самым проясняются причины реальных практических следствий этих процессов: субъект действительно сегодня может быть охарактеризован как аполитичный. Последнее в современных условиях означает не маргинальное игнорирование политической сферы, а является одной из форм современного отчуждения. В терминологии экзистенциализма данное состояние субъекта можно определить как доминирование позиции квиетизма. Это, в свою очередь, детерминирует наступление состояния полной социальной апатии, которая с необходимостью устойчиво формирует аксиологически неопределённое отношение к собственным культурным корням. Будучи формой явленности взаимодействий аксиологически неустойчивых субъектов, культура сразу теряет защитные свойства. В современных условиях такая ситуация становится для её состояния угрожающей: глобализация стремится нивелировать вся и всех, что рождает жёсткий прессинг культур друг на друга, следствием становится жёсткая борьба за выживание. Независимо от позиции в этой борьбе фактически все этнические культуры имеют общее положение в аспекте социальности: их состояние можно охарактеризовать сегодня как бытийное унижение. Если экспансия не сдерживается внутренними барьерами (долгое время в таком состоянии находилась российская культура), то деструктивные тенденции становятся весьма заметными.
Наличие уничижительной системы ценностей в качестве основания российской культуры обнаруживается при сравнительном анализе теоретических исследований по её проблемам. Условно можно определить, что сегодня поиск устойчивого основания в развитии российской культуры определён двумя условными границами. Обе вырваны из целостности её реального существования и обе могут быть констатированы в качестве устойчивых традиционных маркеров отечественной культуры. Представляется, что теоретические исследования либо в ностальгических настроениях возрождают мысли о мессианстве русского народа в сущност-
ных особенностях противостояния Добра злу, либо занимаются констатацией множества манипуля-тивных практик в процессе эксплуатации образа русской идеи, чаще всего сведённых к построениям уникальной отечественной модели социального общежития в повседневной «диалектике» свободы каждого и некоторой сильной руки [6]. И первое, и второе отвечает потребностям социального развития. Мессианство сегодня уже мало ассоциировано с богоизбранностью, оно скорее выступает образом нерушимой целостности во всех сферах социального развития — от сферы выживания в среде до особой силы Духа. Акцентирование на политико-социальном аспекте пресловутой русской идеи отвечает на запрос о необходимости поиска основания собственной и социальной безопасности. Питает данные тенденции и политическая конъюнктура, от которой никогда не были свободны гуманитарные науки. Ситуация в социальной практике становится особо серьёзной, если конъюнктурные моменты затрагивают смежные области теории и практических проблем. В поле российской культуры такой опасной сферой следует считать эксплуатацию не просто особенностей моделей социального развития, а механизмов её развития, в частности, использование теории русского бунта в качестве основания разрешения современных социальных проблем. Спекуляция народной памятью в псевдонациональных построениях привлекательности и притягательности русского бунта способна привести к самым разным социальным последствиям в виде реакций социального субъекта, аполитичное состояние которого раскрывает онтический срез актуального состояния социальности. В качестве крайностей следует констатировать попытки оправдания любого негатива в социальной жизни или, напротив, провокации к деструктивному поведению в отношении любых социальных проблем. Примеры и того, и другого заметны сегодня в социальной практике. Существенным является тот факт, что такие теоретические выводы не просто угрожают стабильности общества, они деструктивны в отношении самого субъекта. Экзистенциальная составляющая становится нигилистически окрашенной. В этом случае субъект становится наиболее идеологически обработанным. Идеологию здесь следует понимать не в качестве некоторой политической доктрины. Некоторые политические программы действия следует рассматривать в качестве частного случая явленности идеологии в культуре. Идеология находится в пересечении
объективных закономерностей социального развития, её, скорее, следует определить как некий универсальный механизм преломления некоторого общего содержания культуры в конкретных единичных носителях. Если главная позиция этого носителя нигилистична, то общее в культуре его поглощает, он растворён в информационных и социальных потоках. Он ведом.
Научный анализ в силу предметной ограниченности не «видит» этих сущностных оснований. Более того, за его пределами лежит и ответ на вопрос: чем обусловлен выбор проблем, исследуемых в настоящее время в гуманитарных и социальных науках? Отсылка к практике социального развития является односторонней, построенной по принципу «зеркального» отражения. Углубление в онтиче-ский срез культуры способно прояснить этот вопрос: определённым детерминационным фактором является особая форма символизма российской культуры. Именно эта характеристика объясняет взаимосвязь складывающегося менталитета современных субъектов, их реальных действий и специфики сложившихся объективных закономерностей движения культуры и её институтов. Однако символизм как одна из форм культуры в силу многозначности символа не может не продуцировать сомнение. Это будет не сомнение в значимости или бесполезности, в истинности или заблуждении проводимых исследований. Это онтологически укоренённое сомнение как один из детерминационных факторов существования культуры. Таким образом, в анализе кризисных явлений состояний российской культуры следует не односторонне отсылать к практике или следовать логике теории, а учитывать их взаимосвязь. Данная взаимосвязь детерминирована и объективной закономерностью развития самого научного знания: проникнув во все социальные сферы, наука сегодня — это реальный фактор инкультурации социального субъекта. Косвенно это подтверждает и философская мысль: констатируемая «смерть» субъекта есть опредмеченность рефлексии относительно состояния культуры [4].
В свою очередь, необходимость синтеза определения границ непосредственных социальных проблем и анализа логики развития теоретической мысли в целях повышения эффективности предлагаемых решений требует привлечения онтологического анализа. Тем более, что сама культура насквозь онтологична, что демонстрирует, например, исследование целостности культурного поля. Любой анализ в этой сфере нагляден в плане обна-
ружения сложностей типизации в массовом срезе наличного уникального и неповторимого. Недаром «вечной» проблемой в состоянии культуры выступает противостояние её элитарных и массовых форм. Такая «вечность» прослеживается не только в практике социальной жизни, где способна провоцировать многие конфликтные состояния социума, но в культурологической и гуманитарной мысли, которые так и не могут окончательно демаркировать данные формы существования культуры. До сих пор в исследованиях больше возникает вопросов, чем предлагается решений, например, по вопросам живучести или качества массовой культуры. Условно можно констатировать умножение сущностей. Аналогичные ситуации прослеживаются и в других областях исследования культурных феноменов. Разрешение такого своеобразного теоретического кризиса возможно только при чётком определении онтологических граней в постановке проблем и предлагаемых решениях.
Уже простое обращение к инструментарию онтологического анализа позволяет увидеть и разрешить фундаментальную проблему, сопровождающую почти все современные научные исследования социальных проблем. Снижение эффективности поиска и обнаружения решения социальных вопросов зачастую детерминировано изначальной онтологической подменой — отождествлением сущности рассматриваемого феномена и его непосредственных бытийственных форм. Несмотря на то, что само философское знание уже преодолело данное фундаментальное заблуждение греков, сведение сущностных качеств к формам наличного существования до сих пор предстаёт удобным в теоретическом анализе. Так, например, в определении причин деструктивных тенденций в системе образования наглядны обобщения недостатков предлагаемых моделей реформирования. Возникает желание их улучшения, что, в принципе, может превратить данный процесс в «дурную» бесконечность. Однако изменение форм не приводит к желаемой коррекции содержания. Сущностный срез проблемы в ином — в субъекте, который страдает «разрывами» в основном навыке, формируемом образовательным процессом, в способности критически мыслить [2]. В свете этого сразу становится понятной бесперспективность бесконечного выстраивания моделей образования. Выходом представляется возвращение субъекту его реальной сущности — формирование у него возможности и стремления к «поступкам без ожидания успеха». Применительно к проблемам идеологического или
без идеологического существования российской культуры подмена сущности условиями существования выглядит ещё более фундаментально. В обществе, где идеология находится под конституционным запретом, не только разгул идеологических смешений, но и налицо нарушение политического регулирования политических доктрин и корректности их социальных позиций. Тем не менее обращение к реальной сути происходящего убедительно показывает, что действительные причины кроются не в политических манипуляциях или их запретах, а в господстве идеологии потребления над идеологиями созидания. Следовательно, выход видится в минимизации действия первых и в повороте общества к действию вторых.
Привлечение онтологического анализа в исследование состояния культуры способно решить ещё одну фундаментальную проблему социальной практики: определение оптимального баланса между глобализированной общей формой существования культуры и сохранением самобытности отдельных этнических культур. В применении к состоянию российской культуры это позволяет выработать эффективную стратегию возрождения подлинно творческого начала с элиминированием гламурно креативного компонента. Обращение к сущностным характеристикам раскрывает глубинную ориентированность отечественной культуры на жизнь, а не на смерть, следовательно, в культивации ценности традиции гламурные технологии будут обречены на неуспех. В исследовании общего состояния культур человечества онтологический анализ позволит определить подлинное качество виртуальности форм культуры или преодолеть, наконец, семиотические редукции постмодернистских концепций. Применительно к состоянию социального поля культуры немаловажен тот факт, что обнаружение действительных онтологических оснований культурологических исследований позволяет определять тенденции развития культуры в реальном измерении — в характеристиках самих социальных субъектов.
Последнее является наиболее значимым в логике развития современного теоретического знания, позволяя избежать спекулятивных рассуждений, которые, вольно или невольно, формируют заблуждения не только на уровне теории, но и в практике повседневной жизни.
Так, одной из наиболее острых ситуаций в отношении реального развёртывания культурного поля видится тенденция превращения всей сферы культуры в потенциальный товар. Культура
не только втянута непосредственно в маркетинговые технологии, но подчиняется законам получения прибыли. В результате в системе общественных отношений культура кардинально трансформирует собственную нишу. Она видимо расширяет собственные формы, заставляя формы иных социальных институтов мимикрировать. Сегодня сам «хлеб» — это «зрелище»; театрализация или игра претендуют на статус универсально успешной культурной оболочки. В глубинных процессах воспроизводства культуры меценатство уступает место спонсорству. Как следствие, корпоративный капитал претендует на чёткое определение вектора развития культурных институтов. Немаловажным фактором видится тенденция вытеснить качественный показатель в развитии культуры и искусственно заменить его неким «чистым» количеством. Сегодня посещаемость (реальная или виртуальная в «лайках») позиционируется в качестве критерия качества культурного продукта. Творец культуры сводится к ремесленнику (даже в сфере искусства), так как он всего лишь потенциальный источник привлечения интереса потребителя, за которым стоит конкретный денежный эквивалент. Не только вся культурная сфера начинает оцениваться в критериях финансовой сферы. Теоретическое осмысление также втянуто в простую формулу «товар—деньги—товар»: даже в фундаментальных исследованиях академические проекты проигрывают коммерческим.
В логике научного анализа из этого следует, что кризис культуры может быть преодолён только при помощи финансовых механизмов. Однако культура остаётся уникальным культурным институтом. Её проблемы детерминированы не закономерностями финансовых рынков, а сами экономические отношения могут быть констатированы исключительно в качестве условий действия её реальных причин. Их действительным основанием является состояние современного социального субъекта. В частности, экономическая составляющая современного состояния культуры — это практическое отражение изменённого статуса производительных сил и своеобразная опредмеченная форма их экономических свойств. В основаниях кризиса культуры, соответственно, лежит обобщённая экзистенциальная установка социального субъекта: из активного носителя культурных отношений он превращён в пассивного потребителя зрелищ. Это корни последующего дерева наиболее острых проблем состояния культуры. В частности, сама фактура зрелища требует новизны
по принципу инноватики и креативности. Как результат — прошлое окончательно теряет ценность. Преемственность культуры оказывается под угрозой [5]. Более того, сама современность становится неопределённой: лишённая корней в прошлом, она воспринимается либо как застой, либо как прямое крушение прошлого. В онтологическом срезе и то, и другое можно представить как искусственное расширение настоящего в его собственном отрицании. Это является действительной причиной позиционирования социального субъекта в исключительной удовлетворённости текущей ситуацией. В социальной практике такая позиция разрушительна, так как не предполагает ни сохранности прошедшего, ни устремлённости в конструктив будущего.
Наиболее наглядны деструкции данных тенденций в том сегменте культуры, где социальная память является доминирующим фактором — в современных формах музейной деятельности. В самом обобщённом анализе видно, что постоянные композиции в музеях уверенно уступают место временным коммерческим проектам, диапазон показываемого искусства постоянно сужается, целостность коллекций сошла на нет, музеи часто превращены в аттракционы. Налицо манипуляции с содержанием культурной памяти. Например, столь модная сегодня модульная форма экспозиции рождает фундаментальные вопросы: трансисторические и трансгеографические блоки позволяют тасовать содержимое культуры в произвольном порядке? Как формируется реальная память социального субъекта, если она лишена пространственной и временной привязанности? Или другая общая тенденция музея — создавать экспозиции под интересы конкретного потребителя заставляет поставить не менее значимый вопрос: а целостно ли общее поле культуры? Косвенно, конечно, данные тенденции в развитии музейной деятельности детерминированы общим состоянием общественных отношений, в системе которых экономическая сфера не может не сохранять доминанты. Но ситуация в отношении культурных институтов усугубляется стремлением подвести всё под влияние волюнтивных решений. Якобы, экономическая экспансия в культуре — это следствие решения того или иного субъекта получить прибыль. В этом случае создаётся ложная иллюзия возможности вывести институты культуры из системы коммерческих взаимодействий. В условиях коммуникативного общества иллюзии наиболее опасны, так как могут мимикрировать под
виртуальные феномены, а в отличие от последних самостоятельной реальностью не обладают. В действительности в основаниях всех процессов, в том числе и в основаниях трансформаций музейной деятельности лежат тенденции преодоления экономических рисков. В последнем процессе следует учитывать, что общая закономерность превращения информационных продуктов в товар существенно трансформирует коммуникационные потоки, в которых и реализует себя современный субъект. Соответственно, теоретическая мысль должна предлагать модели, которые минимизируют риски экономического детерминизма в культуре, а не разрабатывать утопические проекты по элиминации экономического интереса из культуры в целом.
В логике исследований сущности культуры значимым представляется и тот факт, что сам онтологический подход, формируемый философским знанием, зависим от содержания эпохи и может быть рассмотрен как опредмечивание самосознания исторического субъекта [8]. Данная особенность онтологических инструментов теоретического анализа позволяет прояснить сущностные особенности современного состояния культуры. В частности, возможно вскрыть истинные причины «временности» как формы существования сегодняшних институтов культуры. В попытках обнаружения некоторой общей черты современных онтологий можно констатировать, что так или иначе концепции бытия построены именно на временности. Но сама временность в человеческом измерении неотделима от его конечности. Осознание последнего субъектом продуцирует у него чувство страха. В результате все условно выделяемые уровни культуры — смысложизненный, интеракционистский, социализационный, витальный — оказываются несвободными от привнесения в них субъектом собственного чувства страха [7]. Понимание того факта, что сам онтологический подход выражает обобщённый механизм формирования самосознания исторического субъекта, позволяет прояснить причины лингвистического сдвига в современной культуре. Коммуникативная форма информационных потоков детерминирует доминанту позиции языковых игр в закреплении опыта культуры, в механизмах её существования. Как следствие, социальный субъект лишается традиционной поддержки в культуре — поддержки языка. В слиянии двух тенденций — среды, где главной характеристикой становится временность, и неуверенности, исходящей от субъекта,
формируется новый культурный мир социального субъекта — мир, продуцирующий страхи. Сам страх меняет собственное онтологическое основание: он больше не является гарантией того, что явление, в отношении которого страх и сформирован, действительно опасно. Онтологический анализ раскрывает глубинную суть происходящего в культуре — культура становится одержимой воображаемыми рисками. Отсюда неведение как нарушение контакта с собой и с миром становится главной бытийственной характеристикой субъекта культуры. Культура отрицает внутри себя значимость собственных сберегающих человека технологий. Взамен она моделирует образ мира-предупреждения, объявляя прежний образ мира как мира-пребывания анахронизмом. В объективных социальных закономерностях субъект боится, пребывая в безопасности. Пожалуй, это самая сущностная черта виртуализации современного социального мира. Обращает на себя внимание, что страх по-разному проявлен у субъектов с разной степенью сохранённости активности. Если субъект полностью пассивен и живёт только потреблением, то социально он нейтрален, если навык активного обращения с собственной экзистенцией
сохранён, то субъект способен намеренно создавать опасность другому. Но в любом случае риски начинают вытеснять традиционные экзистенциалы. Наглядным практическим примером выступает эстетизация насилия [1].
Таким образом, проведённый теоретический анализ актуальных проблем социальной практики и основных предлагаемых научной мыслью способов их урегулирования убедительно показывает, что в целях повышения эффективности социальных исследований необходимо обращение к опыту онтологического анализа. Синтетическая форма культуры, обусловленная глобализационными процессами, вместе с тем наглядно демонстрирует некоторое обратное влияние онтологических концепций философии на состояние культуры в целом. Лингвистические формы современного социального субъекта также убеждают в необходимости единства культурологической и философской проблематики. Помимо этого привлечение онтологических способов рассмотрения феноменов культуры подчёркивает степень ответственности исследований в гуманитарной сфере, так как полученные выводы напрямую касаются свойств и состояния человека.
Список литературы
1. Ахметзянова М. П. Проблема экзистенциальной безопасности в «обществе риска» // Актуальные проблемы современной науки, техники и образования. 2016. Т. 2. С. 94-96.
2. Жилина В. А. Критическая рефлексия как ключевая составляющая современного образования // Вопросы философии. 2018. № 6. С. 59-65.
3. Карнаух М. П. Экзистенциальный кризис как основа самопознания // Вестник Магнитогорского государственного технического университета им. Г. И. Носова. 2005. № 2 (10). С. 55-57.
4. Липовецки Ж. Эра пустоты. Эссе о современном индивидуализме. М. : Владимир Даль, 2001.
5. Листвина Е. В. Социокультурная ситуация и культурные ориентиры современности // Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия: Философия. Психология. Педагогика. 2015. Т. 15, № 1. С. 30-34.
6. Теплых М. С. Религиозные ценности в системе русской культуры // Мир науки. Социология, филология, культурология. 2017. Т. 8, № 4. С. 10.
7. Устьянцев В. Б. Жизненное пространство личности в обществе риска // Вестник Российского философского общества. 2002. № 4. С. 32-41.
8. Teplykh M. S., Akhmetzyanova M. P., Zhilina V. A., Nazaricheva A. I., Slobozhankina L. R. Self-knowledge as a criterion for classifying philosophical doctrines // XLinguae. 2018. Т. 11, № 2. P. 437-444.
Сведения об авторе
Жилина Вера Анатольевна — доктор философских наук, доцент, заведующая кафедрой философии, Магнитогорский государственный технический университет имени Г. И. Носова. Магнитогорск, Россия. vera-zhilina@yandex.ru
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2020. No. 8 (442). Philosophy Sciences. Iss. 57. Pp. 21-28.
MODERN CULTURE IN THE RISKS OF A MODERN SOCIAL SUBJECT
V.A. Zhilina
Nosov Magnitogorsk State Technical University, Magnitogorsk, Russia. vera-zhilina@yandex.ru
Article is devoted to the problem of the state of modern culture in correlation with significant changes in the social subject. In the comparative analysis of the main humanitarian and social studies on the most urgent social problems in the article it is proposed to use the basic tools of the ontological approach in order to increase the efficiency of the proposed solutions in the scientific analysis. The hypothesis of the study is the assumption that all the risks of the current state of culture are determined by the transformations of its subjects, and the very essence of culture is initially ontological. In particular, it is especially shown that any cross-section of culture inevitably demonstrates the complexity of the manifestation of the unique in the typification of the mass, repetitive. Some synthetic methodology combining the advantages of scientific and philosophical research is proposed. The consequences of the impact of the changed social environment on the processes of inculturation of the subject are revealed and the main negative and positive moments in the modern cultural field are revealed. In this context, an attempt is made to clarify the real causes that determine the destructive tendencies in the development of individual cultural institutions. The importance of involving ontological analysis in order to prevent unstable States of culture is emphasized.
Keywords: culture, crisis, communicative subject, existential humiliation of culture, ontological approach, temporality of culture.
References
1. Akhmetzyanova M.P. (2016) Aktual'nyyeproblemy sovremennoy nauki, tekhniki i obrazovaniya [Actual problems of modern science, technology and education], vol. 2, pp. 94-96. [in Russ.].
2. Zhilina V.A. (2018) Voprosy filosofii [Questions of philosophy], no. 6, Pp. 59-65. [in Russ.].
3. Karnauh M.P. (2005) Vestnik Magnitogorskogo gosudarstvennogo tekhnicheskogo universiteta imeni G.I. Nosova [Vestnik Magnitogorskogo gosudarstvennogo texnicheskogo universiteta named by G.I. Nosov], no. 2 (10), pp. 55-57. [in Russ.].
4. Lipowiecki W. (2001) The age of emptiness. Essays on modern individualism. Moscow: Vladimir Dal publishing house. [in Russ.].
5. Lystvyna E.V. (2015) Izvestiya Saratovskogo universiteta. Novaya seriya. Seriya: Filosofiya. Psihologiya. Pedagogika [Izvestiya of Saratov University. New series. Series: Philosophy. Psychology. Pedagogy], vol. 15, no. 1, pp. 30-34. [in Russ.].
6. Teplykh M.S. (2017)Mir nauki. Sotsiologiya, filologiya, kul'turologiya [Science world. Sociology, Philology, cultural studies], vol. 8, no. 4, p. 10. [in Russ.].
7. Ustjyantsev V.B. (2002) VestnikRossiyskogofilosofskogo obshchestva [Bulletin of the Russian philosophical society], no. 4, pp. 32-41. [in Russ.].
8. Teplykh M.S., Akhmetzyanova M.P., Zhilina V.A., Nazaricheva A.I., Slobozhankina L.R. (2018) XLin-guae, vol. 11, no. 2, pp. 437-444.
