CC BY
174. Gerlach C. Failure of Plans for an SS Extermination Camp in Mogilev, Belarussia // Holocaust and Genocide Studies. - 1997. - № 11. - Р. 60-78.
5. Служебное предписание для концлагерей, 1941 г. // Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 7021. Оп.148. Д.92. Л.13.
6. Tötungsverbrechen an Juden, Polen und Ukrainern auf dem Gebiet der Kreishauptmannschaft Hrubieszow / Distrikt Lublin in der Zeit zwischen Oktober 1939 und Juli 1944 // Zentrale Stelle der Landesjustizverwaltungen in Ludwigsburg (ZSL). AR-Z 91/61. Bd. 3. S. 536.
7. Einzel- und Massenverbrechen im Gebietskommissariat Baranowitschi / Generalbezirk Weißruthenien in den Jahren 1941 bis 1943. Ermittlungen StA München I 22 Js 104 ff. /61 gg. Angehörige der dortigen Außenstelle des KdS // ZSL. AR-Z 94/59. Bd. 6.
8. Aufklärung von Tötungsverbrechen im Gebietskommissariat Baranowitschi / Generalbezirk Weißruthenien in den Jahren 1941-1944 // ZSL. AR-Z 16/67. Bd.1. B162-6945.
9. Чуев С. Проклятые солдаты. Предатели на стороне III Рейха. - М.: Яуза, Эксмо, 2004. - С. 285-286.
10. Aufklärung von Tötungsverbrechen im Gebietskommissariat Baranowitschi / Generalbezirk Weißruthenien in den Jahren 1941-1944 // ZSL. AR-Z 16/67. Bd.1. S. 51.
11. Handakten zum Ermittlungskomplex Gebietskommissariat Baranowitschi // ZSL. AR-Z 94/59. Bd.3. S. 1332.
12. Акт о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков // Национальный архив Республики Беларусь (НАРБ). Ф. 845. Оп. 1. Д. 6. Л.30.
13. Выписка из Акта, 1.01.1945 // НАРБ. Ф. 845. Оп. 1. Д. 237. Л. 254.
14. Gerlach C. Kalkulierte Morde: die deutsche Wirtschafts- und Vernichtungspolitik in Weißrußland 1941 bis 1944. Hamburg: Hamburger Ed., 1999. S. 771.
References and Sources
1. Orth K. Die Historiografie der Konzentrationslager und die neuere KZ- Forschung // Archiv für Sozialgeschichte. - 2007. - № 47. -S. 579-598.
2. Aristov S.V. Sistema nacistskih koncentracionnyh lagerei: evropeiskoe izmerenie istoriografii problemy // Dialog so vremenem. -2013. - № 44. - S. 348-366.
3. SHerman B.P. I uzhasnulas' zemlya: Baranovichskoe getto. Koldychevskii lager' smerti. - Baranovichi, 1997. - 100 s.
4. Gerlach C. Failure of Plans for an SS Extermination Camp in Mogilev, Belarussia // Holocaust and Genocide Studies. - 1997. - № 11. - R. 60-78.
5. Sluzhebnoe predpisanie dlya konclagerei, 1941 g. // Gosudarstvennyj arhiv Rossijskoj Federacii (GARF). F. 7021. Op.148. D.92. L.13.
6. Tötungsverbrechen an Juden, Polen und Ukrainern auf dem Gebiet der Kreishauptmannschaft Hrubieszow / Distrikt Lublin in der Zeit zwischen Oktober 1939 und Juli 1944 // Zentrale Stelle der Landesjustizverwaltungen in Ludwigsburg (ZSL). AR-Z 91/61. Bd. 3. S. 536.
7. Einzel- und Massenverbrechen im Gebietskommissariat Baranowitschi / Generalbezirk Weißruthenien in den Jahren 1941 bis 1943. Ermittlungen StA München I 22 Js 104 ff. /61 gg. Angehörige der dortigen Außenstelle des KdS // ZSL. AR-Z 94/59. Bd. 6.
8. Aufklärung von Tötungsverbrechen im Gebietskommissariat Baranowitschi / Generalbezirk Weißruthenien in den Jahren 19411944 // ZSL. AR-Z 16/67. Bd.1. B162-6945.
9. CHuev S. Proklyatye soldaty. Predateli na storone III Reiha. - M.: YAuza, EHksmo, 2004. - S. 285-286.
10. Aufklärung von Tötungsverbrechen im Gebietskommissariat Baranowitschi / Generalbezirk Weißruthenien in den Jahren 19411944 // ZSL. AR-Z 16/67. Bd.1. S. 51.
11. Handakten zum Ermittlungskomplex Gebietskommissariat Baranowitschi // ZSL. AR-Z 94/59. Bd.3. S.1332.
12. Akt o zlodeyaniyah nemecko-fashistskih zahvatchikov // Nacional'nyj arhiv Respubliki Belarus' (NARB). F.845. Op.1. D.6. L.30.
13. Vypiska iz Akta, 1.01.1945 // NARB. F. 845. Op. 1. D. 237. L. 254.
14. Gerlach C. Kalkulierte Morde: die deutsche Wirtschafts- und Vernichtungspolitik in Weißrußland 1941 bis 1944. Hamburg: Hamburger Ed., 1999. S. 771.
АРИСТОВ СТАНИСЛАВ ВАСИЛЬЕВИЧ - кандидат исторических наук, доцент кафедры истории и культурологии Московского энергетического института (aristov_stanislav@hotmail.com)
ARISTOV STANISLAV VASILIEVICH - PhD. in History, Associate Professor of the Department of History and Culturology Moscow Power Engineering Institute.
УДК 94(47).084.9:339.74+94(510).093
ТУРИЦЫН И.В.
СОВЕТСКО-КИТАЙСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ 1956 ГОДА О НЕТОРГОВЫХ ПЛАТЕЖАХ В КОНТЕКСТЕ РЕВИЗИИ ИДЕИ ВАЛЮТНО-ФИНАНСОВОГО БЛОКА СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ЛАГЕРЯ
Ключевые слова: советско-китайское сотрудничество, Министерство финансов СССР, Госбанк СССР, неторговые платежи, валютно-финансовая сфера.
В контексте процесса углубления советско-китайского сотрудничества в конце 1940-х - 1950-х годах, в статье исследуются проблемы, порожденные несовершенством валютно-финансового регулирования экономических
отношений двух стран, в частности, актуализировавшим проблему неэквивалентности обмена. Подробно проанализирован ход переговоров 1956 г. между делегациями во главе с заместителем министра финансов И.Д. Злобиным и заместителем директора по иностранным операциям Народного Банка Китая Цяо Пей-синем. Показано, что переговоры выявили разное понимание сторонами стоящих перед ними задач. Советские переговорщики стремились как можно быстрее закончить диалог и подписать Протокол к Соглашению о неторговых платежах. Китайская сторона, напротив, проявляла повышенный интерес именно к принципиальным вопросам сотрудничества в валютно-финансовой сфере. В итоге, переговоры не только затянулись, но и завершились компромиссом, оставлявшим целый ряд невыясненных вопросов, изложенных в представленной китайской стороной «Памятной записке».
TURITSYN, I.V.
SOVIET-CHINESE NEGOTIATIONS OF 1956 ON THE NON-TRADE PAYMENTS IN THE CONTEXT OF THE AUDIT OF THE IDEA OF THE MONETARY-FINANCIAL BLOCK OF THE SOCIALIST CAMP
Keywords: Soviet-Chinese cooperation, Ministry of Finance of the USSR, State Bank of the USSR, non-trade payments, monetary-financial sphere.
In the context of the process of deepening of Soviet-Chinese cooperation in the late 1940s - 1950s, in the article researched the problems caused by the imperfection of monetary-financial regulation of economic relations between the two countries, in particular, actualized the problem of non-equivalence of exchange. It detailed analyzed the course of the negotiations of 1956 between delegations led by Deputy Minister of Finance I.D. Zlobin and Deputy Director for Foreign Operations of the People's Bank of China Qiao Pei-sinem. It is shown that the negotiations revealed different understandings of the tasks facing them. The Soviet negotiators aspired to complete the dialogue as soon as possible and to sign the Protocol to the Agreement on Non-Commercial Payments. The Chinese side, on the contrary, showed an increased interest precisely in the fundamental issues of cooperation in the monetary-financial sphere. As a result, the negotiations not only dragged on, but ended in a compromise that left a whole range of outstanding issues outlined in the "Memorandum" presented by the Chinese side.
Наиболее выдающимся итогом Второй мировой войны, изменившим всю конструкцию международных отношений, стало создание мировой системы социализма. Народно-демократические преобразования в ряде европейских стран, а затем и победа народной революции в Китае привели к возникновению мощного блока государств, проводивших согласованную политику, основанную на идеях социального равенства и справедливости. Ее логическим продолжением в сфере международного экономического сотрудничества стал курс на обеспечение подлинного равноправия различных стран, на исключение любого экономического диктата, в том числе в виде всевозможных санкций, блокад и ограничений. На пути к осуществлению указанных целей, безусловным приоритетом для стран формирующегося социалистического блока стало выстраивание суверенной экономической политики. Наряду с формированием «общего рынка», центральное значение в данном контексте, безусловно, приобрели денежно-финансовая и банковская сферы.
Как известно, несмотря на «заманчивые» предложения союзников, связанные с участием СССР в формировании новых мировых банковско-финансовой, кредитной и торговой систем (формально мультивалютных, но фактически - долларовых), советское руководство, уже в первые послевоенные недели, столкнувшись с целым рядом враждебных акций Запада, отказалось от поддержки модели, намеченной ранее решениями Бреттон-Вудской конференции (1-22.07.1944 г.). Прекрасно понимая, что мировое лидерство США, в первую очередь, основано именно на долларе, оно сделало принципиальный выбор в пользу отказа от возможного статуса третьей по влиянию страны в Международном валютном фонде (МВФ) и Международном банке реконструкции и развития (МБРР) (планировавшиеся советские квоты - 13,6% и 12%, соответственно). Подписанные в Бреттон-Вуде соглашения Советский Союз в декабре 1945 г. не ратифицировал [1].
С этого времени начался его переход к формированию собственного «общего рынка», с одной стороны, и собственной наднациональной валютно-финансовой системы - с другой. Вопреки планам финансового капитала США и в противовес долларовой Бреттон-Вудской системе «свободной конвертации валют», СССР взял диаметрально противоположный курс
на воссоздание модели, основанной на так называемом «золотом стандарте». Первым шагом Советского Союза на данном пути стало проведение денежной реформы 1947 года, несмотря на беспримерные потери периода Второй мировой войны, позволившей ему раньше всех других европейских стран стабилизировать валюту, обуздать инфляцию, реализовать курс на устойчивое повышение жизненного уровня населения страны. Именно на данной базе с 1 марта 1950 года рубль был «отвязан» от доллара и переведен на «золотую основу» (0,222168 гр. чистого золота) [2].
Отмеченные достижения, а далеко не только военно-политическая мощь, позволили Советскому Союзу оказывать растущее влияние на страны народной демократии, в том числе стимулировали их переход к реализации аналогичных денежных реформ. Более того, отказ СССР от привязки рубля к доллару и переход к его золотому стандарту вызвал колоссальный резонанс во всем мире, в том числе завоевал симпатии общественности и финансовых кругов во многих капиталистических государствах. Не случайно, после непродолжительного этапа интеграции в отмеченных сферах, на котором диалог шел лишь между странами СЭВ, КНР и МНР (к примеру, Московское совещание 1951 г.), идея недолларового блока быстро завоевала повсеместную популярность. Об этом, в частности, красноречиво свидетельствовало состоявшееся в апреле 1952 года Московское международное экономическое совещание, в работе которого принимали участие 49 стран. Что касается интеграционных планов СССР и стран народной демократии, то они шли еще дальше и вылились в проект создания единой межгосударственной расчетной валюты, разработка которого Московским совещанием 1951 года была поручена специальной комиссии. В нее, в частности, вошли Чжоу Эньлай (КНР), Гротеволь (ГДР), Ракоши (ВНР), Готвальд (ЧР).
По воспоминаниям члена Президиума ЦК КПСС и тогдашнего Председателя Госплана СССР М.З. Сабурова, в феврале 1953 года И.В. Сталин даже определил точный срок перехода к такой валюте - 1957 год - год 40-летия Октября. Однако реализовать данный план было не суждено. Буквально через две недели И.В. Сталин был отравлен.
В контексте разработки и реализации сталинских проектов создания мировой недолларовой системы и единой валюты социалистического блока, особенно большое значение придавалось народному Китаю. Победа коммунистов, 1 октября 1949 года провозгласивших создание Китайской Народной Республики - крупнейшего по численности и ключевого по экономическому значению государства мира, - принципиально изменила геополитическую ситуацию. В том числе, в валютно-финансовой и кредитно-банковской сферах. Это определялось уже самим статусом этой страны. Не случайно в Бреттон-Вудской финансовой системе гоминдановскому Китаю было отведено четвертое по значению место (квоты 6,25% в МВФ и 6% в МБРР) - т.е. сразу вслед за СССР. Впрочем, несмотря на свой немалый потенциал, в связи со сваливанием гоминдановского режима в 1946-1949 гг. в пике нарастающих финансовых спекуляций и взрывной инфляции, вхождение Китая в МВФ оказалось проблемным. 1 марта 1947 г., когда МВФ приступил к валютным операциям: «Из 39 государств-членов - 8 попросили отсрочку сообщения Фонду данных, необходимых для установления фиксированного паритета своих валют на доллар США». Среди них, наряду с Польшей, Югославией, Грецией и Бразилией и пр., оказался и Китай [3].
Победа народной революции в Китае и вовсе похоронила эти планы. Вместе с тем, она открыла новые перспективы, связанные с развитием сотрудничества с СССР. В этой связи, полагаем далеко не случайным то, что решение советского руководства о переводе рубля на золотой стандарт последовало сразу же вслед за подписанием 14 февраля 1950 года «Договора о дружбе, союзе и взаимной помощи между Союзом Советских Социалистических Республик и Китайской Народной Республикой» [4]. На наш взгляд, эти два события связаны самым тесным образом. Среди прочего, они заложили основу для реализации подписанного 19 апреля 1950 г. межправительственного советско-китайского Торгового соглашения, обеспечившего торговые расчеты СССР и КНР на основе особых рублевых беспроцентных счетов (с сохранением возможности заключения контрактов с
оплатой в золоте, американских долларах и английских фунтах) при стоимостном равенстве взаимных поставок. При этом особо оговаривалось: «Пересчет рублей в американские доллары или фунты стерлингов будет производиться по курсу Государственного Банка СССР на день платежа, а пересчет рублей в золото исходя из золотого содержания рубля»
[5].
Недолларовая «рыночная система», в том числе единая валютно-финансовая модель, обретали все более зримые очертания. Однако неожиданная смерть И.В. Сталина существенно затормозила работу, проводившуюся в указанном направлении. Конечно, экономическое сотрудничество стран блока, в том числе СССР и КНР неуклонно укреплялось и совершенствовалось. В частности, начавшись в сфере торгового взаимодействия с наиболее классических форм (аккредитивы и пр.), к середине 1950-х годов отношения двух стран стали строится на довольно эффективной платформе клиринговой торговли.
Однако собственно валютная сфера при этом по-прежнему осталась предельно зарегулированной, закрытой, довольно плохо приспособленной для активного внешнего взаимодействия. Понимание значения модернизации валютно-финансовой сферы в это время, в принципе, было ограниченным. Максимум того, чего удалось достичь к 1956 году -это переход к самостоятельному валютному планированию во внешнеторговой сфере (отдельно от товарного планирования). Однако по-настоящему масштабного, глобального мышления, которое требовалось для модернизации на интеграционной основе валютно-финансовой сферы всего социалистического лагеря, более того, широкого круга стран капитализма, явно не хватало. Прежде всего, начало ослабевать само понимание значения неотложного создания собственной валютно-финансовой модели, в т.ч. эффективной расчетной системы. Отсутствие политической воли породило, в итоге, застой в указанной сфере, а затем и неизбежное нарастание проблем эквивалентности расчетов.
Устанавливавшиеся «в плановом порядке», на основе особых соглашений, раз определенные соотношения валют, в принципе, длительное время оставались неизменными, и лишь изредка корректировались очередными административными решениями. Это с неизбежностью рождало проблему эквивалентности обмена. Особенно наглядно и быстро она обнаружилась в неторговой сфере, где к середине 50-х годов стало понятным, что сложившиеся курсы валют, во многом не соответствуют изменившимся экономическим реалиям. Соответственно, требовалось искать механизмы более оперативного регулирования валютно-финансовой сферы, в том числе валютных курсов.
В 1956 году выход из непростой ситуации было решено обеспечить за счет подписания с партнерами из стран народной демократии дополнительных Протоколов к Соглашениям о неторговых платежах. Они предусматривали введение специальных «переводных коэффициентов», компенсирующих изменения в реальном соотношении валют.
Весной 1956 г. этим странам были разосланы два документа - «Памятная записка» с концептуальным обоснованием проекта и сам проект Протокола, а с апреля-мая и вплоть до зимы 1956/57 гг. в Москве была проведена серия соответствующих консультаций и переговоров по согласованию данных Протоколов. Суть плана, предложенного Минфином СССР, состояла в переходе со странами народной демократии (кроме МНР и ДРВ) на новый порядок неторговых расчетов, основанный на пересчете внутренних цен, существующих в отдельных странах (именно на их основе строилась и внешняя торговля этих стран между собой), в цены торгового соглашения. При этом итоговые сальдо, остававшиеся после этого пересчета на конец года, переносились на клиринговые счета по товарообороту. С этой целью советские эксперты обсчитали для каждой страны условный набор актуальных товаров, определили его отклонение от некой условной средней величины, и на этой основе вывели коэффициенты перевода внутренних цен отдельно взятой страны в цены торгового соглашения. Таким образом, планировалось преодолеть неэквивалентность в расчетах без изменения существующих курсовых соотношений валют.
В принципе, понимая явное несовершенство такого порядка регулирования, Минфин СССР сразу оговорил, что он рассчитан на оптимизацию сферы неторговых расчетов только в 1956 году. В последующем, для нового уточнения курсов, предполагалось заключение дополнительных соглашений. Фактически этот порядок чем-то напоминал сложившуюся практику ежегодной перерегистрации базовых счетов по торговым платежам (счет №5), как бы подытоживавшей взаиморасчеты за год, обеспечивавшей сведение годовых балансов и с чистого листа открывавшей новый годичный торговый период. Однако он был гораздо более сложным, требовавшим проведения огромного объема работы по пересчету таких коэффициентов.
Проект советского Минфина был встречен партнерами по-разному. В большинстве европейских стран, где денежные реформы в основном завершены были до 1953 года, а диспропорции в обменных курсах с рублем ощущались сильнее, проект в основном получил быстрое одобрение (Венгрия, Румыния и пр.). Незначительные расхождения здесь обнаруживались в основном при определении цифр переводных коэффициентов (Польша, ГДР и пр.). Сложнее дело обстояло там, где денежные реформы и корректировки валютных курсов прошли позднее. К примеру, весьма негативно предложения советских финансистов восприняли в Албании, лишь в 1955 г. обеспечившей приемлемый для себя положительный внешнеторговый баланс [6, л.л. 107-108].
В КНР, где последняя полоса преобразований в сфере финансов, связанная с обменом денег на новые («женьминьби») завершились только в 1955 г. [7] и где еще не почувствовали всей остроты проблемы эквивалентности расчетов, в отношении перехода на новый порядок неторговых расчетов также отмечалась определенная осторожность.
Чтобы рассмотреть вопрос более предметно, обратимся к материалам переговоров, проходивших в Москве в мае-октябре 1956 г. между заместителем министра финансов И.Д. Злобиным и заместителем директора по иностранным операциям Народного Банка Китая Цяо Пей-синем. В этом советско-китайском финансовом «марафоне» в разное время принимали участие весьма представительные делегации. В частности, с советской стороны в них участвовали помощник министра финансов Б. Ерофеев, от Валютного управления Минфина - начальник А. Шатов, начальник отдела этого управления Н. Милов, старший экономист В. Виганд; от Управления иностранных операций (УИНО) Правления Госбанка -начальник В. Трубенков, начальник одного из отделов А. Дубоносов. Активное участие в переговорах от Главного управления экономического сотрудничества со странами народной демократии (ГУЭС) принимал старший эксперт А. Прокунин и переводчик З. Сафронова. Китайскую сторону в разное время представляли член Финансово-Экономического Комитета 5-й Канцелярии Госсовета Ян Чже-шен, начальник канцелярии Управления по определению цен Министерства торговли КНР Ма Эр-чи, начальник Валютного отдела Управления Минвнешторга Чжан Чжи-жень, техработник Чжан Цзин-ень и переводчик Тан Гэн-яо [6].
Судя по имеющимся документам, вручив прибывшей в Москву китайской делегации уточненный проект Протокола с учетом замечаний, уже внесенных в него в ходе переговоров с делегациями других стран народной демократии, руководство Минфина СССР, в целом, рассчитывало на быстрое и успешное развитие переговорного процесса. Тем более, что проект Протокола был предоставлен китайской стороне заранее - еще до приезда делегации в Москву, а сразу после приезда его сразу же дополнили списком изменений и дополнений, которые в него внесли другие страны. К тому же, переговоры с европейскими партнерами пока что в основном проходили вполне успешно.
Однако довольно неожиданно переговоры с китайской делегацией стали затягиваться. Начавший проявлять нетерпение, заместитель министра финансов И.Д. Злобин на встрече с Цяо Пей-синем 2 июня 1956 г. попытался даже довольно откровенно намекнуть своему визави, что вопрос является весьма простым и аналогичные Протоколы к Соглашениям уже парафированы с 4 странами народной демократии. Однако его собеседник, проявляя невозмутимость, сделал акцент на уточнении отдельных деталей Протокола, прежде всего, связанных с тем перечнем неторговых платежей, которые оговаривались в статье 2 этого
документа (кстати, данный вопрос вызвал наиболее оживленные обсуждения и с делегациями других стран). Наряду с этим, Цяо высказал просьбу о посещении делегацией министра А.Г. Зверева и, что представлялось ему самому еще более важным, о том, «чтобы Вы предоставили нам возможность посетить Госбанк СССР, где мы могли бы ознакомиться с организацией валютной работы» [6, л.л.148-149].
На наш взгляд, стороны в данном случае изначально по-разному понимали свои задачи. Советские переговорщики, возможно под давлением сверху, стремились как можно быстрее закончить диалог и подписать Протокол к Соглашению, тогда как китайская сторона, напротив, действовала основательно, не торопясь, проявляя повышенный интерес именно к принципиальным вопросам сотрудничества в валютно-финансовой сфере. Причем она пыталась как можно глубже вникнуть в мельчайшие детали, в самые различные вопросы организации данной работы.
Внимательное знакомство с протоколами бесед советских и китайских финансистов создает ощущение, что советская сторона искренне не понимала партнеров и по-прежнему стремилась форсировать переговорный процесс. Так, во время одной из очередных встреч, проходившей 14 июля более приватно - с участием лишь И. Злобина, Б. Ерофеева и Цяо (с переводчиком), советский заместитель министра вновь акцентировал внимание на сроках: «Сегодня ровно 1,5 месяца началу наших переговоров». Несколько приукрасив общую картину заявлением о том, что с другими делегациями переговоры уже закончены, он полушутливо констатировал: «Таким образом, в переговорах с Вами мы попали в число «отстающих»». Обращая внимание на то, что один из самых сложных вопросов переговоров - о коэффициентах пересчета внутренних цен в цены торгового соглашения уже согласован, он вновь завел речь о «перспективе завершения переговоров». Однако в ответ Цяо, признав, что проект Протокола и коэффициенты в принципе «являются приемлемым методом решения вопроса о справедливых расчетах», указал на то, что в настоящее время министерством железных дорог КНР все еще не завершено изучение пункта о транзитных пассажирских перевозках. Более того, он заявил: «Нам также непонятно действующее соглашение о транзитных перевозках, заключенное между 12 странами народной демократии». Удивленный И. Злобин, обративший внимание на то, что КНР уже является участником этого соглашения, тем не менее, выразил готовность дать всю информацию по интересующим китайскую сторону вопросам. В итоге, было решено, что эксперты встретятся 16 июня, а тем временем придет и заключение на Протокол от Министерства железных дорог Китая («3-4 дня») [6, л.л.121-122].
На наш взгляд, китайская сторона в данном случае несколько лукавила. Похоже, что гораздо больше ее интересовали не столько частные вопросы Протокола к Соглашению о неторговых платежах, сколько цели, общее содержание, принципы, перспективы валютно-финансовой стратегии и практики в СССР. Причем Цяо прямо выразил соответствующее пожелание: «мы просим Вас дать нам консультацию по некоторым вопросам, связанным с деятельностью Валютного управления, как то: основные функции Валютного управления, политика и валютный контроль, финансирование внешнеторговых организаций, структура Валютного управления. Кроме того мы хотели бы ознакомиться с работой сберегательных касс и сельхозбанка». В свою очередь, И. Злобин, выразив готовность дать все необходимые консультации, вновь вернулся к вопросу о сроках подписания Протокола: «хочу заметить лишь о том, чтобы мы не забыли при этом и не отвлеклись от основной обязанности наших делегаций» [6, л.123].
И опять мы видим, что стороны по-разному понимали свои задачи. Советские руководители финансов более всего были озабочены текущим вопросом подписания Протокола и считали, что все остальное только «отвлекает» от достижения этой цели. Между тем, китайские финансисты, напротив, проявляли повышенный интерес к принципиальным вопросам постановки валютно-финансовой работы. Степень искреннего недопонимания советскими финансистами приоритетов китайской делегации, признаться, удивляет и нас. На наш взгляд, такая позиция советской стороны показывает очевидное снижение внимания к
вопросам стратегии развития валютно-финансовой сферы, более того, определенную недооценку этого направления сотрудничества социалистических стран. И это при том, что именно данная проблематика в первую очередь интересовала китайских коллег, стремившихся максимально глубоко разобраться в наиболее знаковых проблемах, определявших общие перспективы возможного дальнейшего сотрудничества.
Несколько отступая от основной темы статьи, заметим, что пожелание китайской стороны, действительно, было удовлетворено. В соответствии с распоряжением №58 по УИНО Правления Госбанка от 6 июля 1956 г. «По вопросу ознакомления работников Народного Банка Китая, прибывающих в Советский Союз, с работой УИНО Госбанка», был даже разработан развернутый «план ознакомления с работой Управления иностранных операций Правления Госбанка работников Народного Банка Китая». К занятиям с китайской делегацией был привлечен целый ряд ведущих работников УИНО, причем «ответственным за проведение ознакомления сотрудников Народного Банка Китая с работой Управления иностранных операций», предлагалось «своевременно подготовить материалы по соответствующим темам и обеспечить хорошее качество проведения мероприятий, предусмотренных в прилагаемом плане» [8, л.120].
Заметим, что это был первый подобный масштабный проект межбанковского сотрудничества СССР со странами народной демократии.
Объявленный сотрудникам УИНО «для руководства» «План ознакомления» был рассчитан на пребывание китайских специалистов в Госбанке СССР на протяжении 2 месяцев. При этом, после вводной лекции начальника УИНО В.И. Трубенкова «Роль Госбанка в международных расчетах СССР. Структура Управления иностранных операций», львиная доля времени пребывания (16 дней) отводилась для изучения темы «Организация расчетов по внешней торговле СССР». Здесь китайские финансисты под руководством заместителя начальника УИНО Н.А. Алексеева, а также советских специалистов - Л.А. Смирнова, Э.И. Тастевен, З.А. Хромова изучали: «Принципы организации расчетов по экспорту и импорту со странами народной демократии и с капиталистическими странами. Роль Госбанка в обеспечении своевременности платежей по экспорту и импорту. Выбор банков-корреспондентов. Формы расчетов по экспорту и импорту. Товарные аккредитивы (покрытые и непокрытые), инкассо обычные и инкассо с немедленной оплатой, переводные операции. Расчеты с клиентами и корреспондентами, оперативно-бухгалтерский учет, бланки документации и учета» [8, л.л.121-122].
Далее, по убывающей, под руководством начальника валютно-кассового отдела С.А. Морозова и специалиста В.Е. Колосова шло 8-дневное изучение темы: «Валютно-кассовые операции: Осуществление Госбанком валютной монополии СССР. Госбанк как центр сосредоточения всех валютных резервов Советского Союза. Операции с наличной иностранной валютой и валютными платежными документами. Корреспондентские связи Госбанка. Ведение корреспондентских счетов. Тарифы ставок комиссионного вознаграждения по корреспондентским операциям. Операции по текущим счетам в инвалюте». Затем 7 дней отводилось на тему «Клиринговые расчеты и иностранные кредиты. Характер и особенности клиринговых расчетов. Разработка системы международных клиринговых расчетов. Клиринг двусторонний и многосторонний. Клиринговые расчеты по торговым и неторговым операциям. Характер и особенности кредитов и займов, предоставляемых Советским Союзом. Документация, ведение лицевых счетов, взаимосверка бухгалтерских записей с банками, учет кредитов, порядок начисления процентов», которую разъясняли специалисты Е.Г. Теленков и Т.П. Лобанова.
Целых 6 дней изучались «Расчеты внутри СССР. Принципы организации расчетов советских внешнеторговых операций с поставщиками товаров на экспорт и с советскими покупателями импортных товаров. Контроль Госбанка за обеспечением своевременности этих расчетов. Взаимоотношения Госбанка с Министерством финансов в области внутренних расчетов по внешнеторговым операциям. Техническое оформление операций по расчетам внутри Советского Союза: расчетно-ссудные счета, характер записей по счетам,
взаимоотношения Госбанка с владельцем счета, начисление процентов, порядок закрытия счета; инкассовая картотека платежных требований» (А.А. Кирицева, Л.А. Аксенова). И по 5 дней отводилось на работу группам в составе А.И. Дубоносова и М.Г. Полякова («Валютно-экономическая работа: Валютный план, порядок составления, контроль и отчетность по исполнению валютного плана. Порядок установления и изменения валютных курсов. Методы изучения валютной конъюнктуры»); М.Е. Хесина и Л.А. Алексеевой (Кредитование внешнеторговых организаций. Организация и структура аппарата внешней торговли СССР. Кредитование экспортных, импортных и обменных операций. Ссуды под расчетные документы в пути в СССР»); В.А. Добровольской (главбух) и Т.А. Петровой (зам гл.бухг УИНО) (Бухгалтерские операции. Функции главной бухгалтерии; ежедневный баланс; взаимосвязь с отделами, механизированный учет и связь с ФМУ; годовой отчет; документооборот и ревизия учетно-оперативной работы; формирование бухгалтерских документов. Межфилиальные обороты, расчетный отдел, результатные счета») [8, л.122].
Отдельным распоряжением по УИНО №67 от 27 июля 1956 года общее руководство предстоящей практикой «работников центральных банков и студентов стран народной демократии» возлагалось на заместителя главы управления К.Г. Мирошниченко. Он был обязан до начала практики предоставлять начальнику УИНО «на утверждение программу прохождения практики каждой группы практикантов, а по окончании представлять краткую информацию о выполнении программы» [8, л.136].
Еще раз подчеркнем, что в данном случае мы имеем дело, пожалуй, с первым примером столь системного ознакомления коллег из стран народной демократии с работой Госбанка в валютно-финансовой сфере. Причем китайцы стали здесь своего рода пионерами, которые открыли новое направление сотрудничества, вывели его на качественно новый уровень. В последующем, в том же 1956 году за ними последовали делегации других стран народной демократии (впрочем, далеко не столь представительные).
Между тем, несмотря на все усилия руководителей советского Минфина, переговоры с делегацией Цяо Пей-синя продолжали затягиваться. На очередной встрече 1 августа 1956 г., проходившей в узком составе (И. Зверев, Б. Ерофеев, Цяо, Тан Ган-яо) и продолжавшейся более 1,5 часов, стороны констатировали, что исполнилось уже два месяца пребывания китайской делегации в Москве, но переговоры по неторговым платежам не закончены. Жалуясь, в частности, на проблемы перевода, обусловившие некоторое непонимание статей проекта Протокола, приводившее «к неправильной информации товарищей в Пекине» [4, л.99], Цяо вновь указал на позицию Министерства железных дорог Китая по вопросу о транзитных перевозках. Проинформировав советскую сторону о телеграмме министерства, указавшего, «что наш доклад является неконкретным и неясным», он признал: «В связи с этим нам, видимо, придется выехать в Пекин для личного доклада» [6, л.л.99-100].
Наряду с этим, как выяснилось, для китайской стороны остались не вполне проясненными некоторые, казалось бы, уже согласованные частные аспекты проекта Протокола. Поэтому Цяо просил «еще раз встретиться на уровне экспертов и обсудить каждый подпункт статьи 2-ой проекта Протокола» (о перечне неторговых платежей). Также он хотел бы переговорить по «ряду конкретных вопросов», прежде всего, связанных с включением технической помощи в расчеты по неторговым платежам, а также по транзитным перевозкам, туристам и др. [6, л.100].
В свою очередь, И. Злобин, полагавший, что все эти вопросы уже детально обсуждались и, казалось бы, были решены, тем не менее, выразил готовность еще раз «дать исчерпывающие пояснения по любому ... вопросу». В частности, по его мнению, вопросы транзитных перевозок решались на отдельных переговорах стран народной демократии в Эрфурте, где присутствовали и представители КНР. Невозможность включения в неторговые платежи статьи «взаимные поездки туристов» он аргументировал тем, что они «регулируются особым соглашением Интуриста с туристической организацией Китая». По расчетам о технической помощи И. Злобин признавал, что здесь «есть, видимо, вопросы для рассмотрения», однако по этому направлению, по его данным, активно работало ГУЭС.
Причем, он считал, что эти расчеты все же не могут проходить по счету неторговых платежей: «Техпомощь связана с операциями торгово-производственного характера и всеми справедливо рассматривается экспортом услуг» В итоге, И. Злобин вновь выразил сожаление о том, что для подписания протокола не хватило двух месяцев. Однако Цяо обратился с просьбой «еще раз с экспертами разобраться во всех аспектах неторговых платежей, чтобы не осталось какой-либо неясности». Это было принято советской стороной, и очередная встреча экспертов была назначена на 3 августа [6, л.л. 100-101].
Однако и этого оказалось недостаточно. Как выяснилось на встрече делегаций, проведенной 4 августа в расширенном составе, у китайской стороны по-прежнему осталось немало вопросов. И если И. Злобин полагал, что уже отсутствуют возражения против проекта Протокола (кроме вопроса «о транзитных перевозках» и по коэффициентам 8,2 и 2,6 (ранее в протоколах мы этого разногласия, однако же, не встречали)), то Цяо, напротив, попросил еще раз детально разъяснить подпункты ст.2 Протокола к Соглашению о неторговых платежах. А когда это было сделано И. Злобиным и А. Шатовым по каждому подпункту, он поставил ряд новых вопросов: «почему в ст.2 не включаются бытовые расходы практикантов, проходящих в СССР производственное обучение, а также некоторые расходы по технической помощи и расходы, связанные с туризмом, и расходы по транзитным перевозкам грузов, по связи и т.д.». В этой связи, советские специалисты вновь разъяснили, «что общий принцип - в ст.2 проекта Протокола «включаются только расходы, которые производятся по внутренним ценам сторон». Что касается расходов по производственному обучению и т.д., то они «производятся не по внутренним ценам, а по ценам, определяемым особыми соглашениями, поэтому эти расходы не должны включаться в ст.2 проекта Протокола. В частности, техпомощь следует рассматривать как экспорт услуг. Поэтому расходы, связанные с техпомощью, являются торговыми расходами и подлежат отнесению непосредственно на клиринговый счет по товарообороту. Вопрос о приближении ставок и норм некоторых расходов, в частности расходов по техпомощи, к уровню мировых цен может быть предметом особого обсуждения. В СССР этим вопросом занимается ГУЭС... Что касается бытовых расходов китайских практикантов, то они производятся по внутренним ценам СССР и поэтому подлежат включению в ст.2 проекта Протокола». В заключение, на вопрос Цяо о том, «какую сумму составляют расходы, включенные в ст.2 проекта Протокола», А. Шатов сообщил, что «по предварительным плановым расчетам при существующем порядке расчетов по неторговым платежам, на клиринговый счет в пользу СССР было бы поставлено 98 млн. руб. В результате установления нового порядка расчетов эта сумма снизится до 5 млн. рублей» [6, л.л.96-97].
С этим новым багажом знаний о вопросах, по которым у него имелась «недостаточная, для возможного доклада в Пекине, ясность», Цяо Пэй-синь и отбыл для новых консультаций в Китай. Далее, вплоть до середины сентября 1956 г., консультации сторон по вопросам подписания Протокола фактически не проводились. Лишь 14 августа в Минфине СССР состоялась краткая 25-минутная беседа советских финансистов во главе с И. Злобиным с членом финансово-экономической группы 5-й Канцелярии Госсовета КНР Ян Чже-шенем и рядом других товарищей, на которой: «Тов. Злобин проинформировал китайских товарищей о ходе переговоров и подписании протоколов по неторговым расчетам, отметим при этом, что все страны народной демократии, кроме Китая, закончили переговоры и подписали парафированные Протоколы. Он просил китайских товарищей о том, нет ли причин, от нас зависящих. Если есть, то мы готовы оказать любую возможную помощь». В свою очередь, Ян Чжэ-шень сообщил, что они трижды связывались по телефону с Пекином, «но результата еще не знают, т.к. вопрос о неторговых платежах между КНР и СССР находится на обсуждении у Первого Заместителя Премьера Государственного Совета КНР, который, в свою очередь, решил обсудить этот вопрос на совещании Постоянного Комитета Государственного Совета КНР. Он заявил, что у них нет вопросов к нам и что они немедленно нас информируют, как только получат что-либо из Пекина» [6, л.72].
В контексте исследуемых переговоров, отметим, что, на наш взгляд, их затяжка была обусловлена, с одной стороны, непростой ситуацией в КНР. На финише блестяще выполненной первой пятилетки здесь все более разгоралась борьба вокруг вопросов определения новых приоритетов и темпов развития. В среде руководителей партии и государства велись острые споры о перспективах строительства социализма. С другой стороны, еще раз укажем на то, что китайскую сторону, на наш взгляд, явно не устраивал паллиативный характер предложенного ей проекта Протокола.
Данный вывод убедительно подтверждается тем, что еще до начала нового раунда советско-китайских переговоров в октябре 1956 года китайской стороной через Посольство КНР в Москве в Минфин СССР была представлена собственная «Памятная Записка». Этот документ предлагал к обсуждению целый ряд принципиальных вопросов сотрудничества, а также содержал комплекс связанных с ними замечаний и предложений.
Наряду с этими факторами, по нашему мнению, нельзя не учитывать и еще одного принципиального момента, объективно затруднявшего не только исследуемые переговоры, но и характер советско-китайского диалога в целом - а именно, некоторого общего охлаждения в отношениях сторон, наметившегося под влиянием решений XX съезда КПСС. И проявилось оно далеко не только в неприятии китайским руководством начатой на съезде антисталинской кампании. Напряженность росла и в других сферах.
Возвращаясь в данном контексте к советско-китайским переговорам по Протоколу к Соглашению о неторговых платежах, отметим, что пока еще разногласия лишь накапливались. Двустороннее сотрудничество сохраняло свой значительный потенциал.
Вполне закономерно, что на первой же встрече, проходившей 1 октября 1956 года, вернувшийся из Пекина глава китайской делегации т. Цяо-Пэй-синь сообщил о согласии китайского правительства «с пересчетом неторговых платежей в цены торговых соглашений с коэффициентом 8,2 - для расходов КНР в СССР и 2,6 - для расходов СССР в КНР, с переносом сальдо на клиринговые счета по товарообороту, а также с перечнем неторговых платежей, указанных в ст.2 проекта Протокола» [6, л.59]. Вместе с тем, он обратил особое внимание советских коллег на китайскую «Памятную Записку». Причем Цяо особо выделил следующие ее аспекты:
«1. По Соглашению от 9/УШ-1952 г. между Правительством СССР и Центральным Народным Правительством КНР об обучении граждан КНР в высших учебных заведениях СССР, Правительство КНР возмещает Правительству СССР 50% стоимости обучения.
Правительство КНР выражает благодарность Правительству СССР за большую помощь в обучении китайских граждан.
В связи с тем, что количество студентов ежегодно возрастает, что связано с увеличением потерь Советского Союза, Правительство КНР хотело бы впредь оплачивать полностью расходы по обучению своих граждан в СССР.
2. В отношении п. «б» ст.2: «По воздушным сообщениям, водным и железнодорожным пассажирским перевозкам (за исключением поездок туристов)».
По имеющимся соглашениям с транспортных расходов туристов предоставляется скидка в размере 50%. Фактическое количество туристов, выезжающих из СССР в КНР, больше количества выезжающих китайских туристов в Советский Союз. Это соотношение, по-видимому, сохранится и в последующие годы.
В связи с тем, что Китайское Правительство не дотирует туристов, а Советское Правительство, по-видимому, дополнительно дотирует расходы, связанные с приемом туристов, предлагается расходы по туризму включить также в статью 2 Проекта Протокола за исключением пассажирских билетов, по которым предоставляется скидка».
3. По Соглашению от 6/Х11-1951 г. между Правительством СССР и Центральным Народным Правительством КНР «Об условиях прохождения китайскими гражданами производственно-технической практики в СССР» возмещение расходов Китайской стороной за указанное обучение производится по Соглашению о неторговых платежах от 4/Х1-1950 г.
Изменений до настоящего времени не было. Как известно, эти платежи не включены в ст.2 Проекта Протокола. Предлагается включить эти расходы в проект Протокола.
4. Командирование советских специалистов в КНР регулируется двумя соглашениями между правительствами СССР и КНР от 27/Ш-1950 г. об условиях работы советских специалистов на предприятиях, в учреждениях и организациях и от 25/Х-1950 г. об условиях оплаты советских специалистов, командируемых в Китайскую Народную Республику для оказания технической помощи.
В Соглашении о неторговых платежах от 4/Х1-1950 г. сказано о возмещении расходов по командированию советских специалистов в Китай. Однако из этого не ясно, о каких специалистах шла речь: о специалистах, работающих в порядке оказания техпомощи, или о специалистах, работающих в китайских учреждениях и организациях.
Условия работы всех советских специалистов, работающих в КНР, в настоящее время одинаковые, хотя порядок выплаты заработной платы различный для специалистов, оказывающих техническую помощь, и для специалистов, работающих в китайских учреждениях и организациях.
Предлагается платежи за специалистов по техпомощи также предусмотреть в ст.2 проекта Протокола» [6, л.60-61].
Несколько огорошенный обилием замечаний и предложений китайской «Памятной Записки» (причем зачастую вполне логичных, основанных на ранее заключенных двусторонних соглашениях), И. Злобин предложил все же по возможности обсудить данные вопросы уже после подписания Протокола. На это Цяо ответил, что: «Если Советская сторона не найдет возможным в настоящее время принять предложения, изложенные в Памятной записке, то можно по всем предложениям вести особые переговоры, а в настоящее время подписать Протокол, причем, изменения в случае принятия наших предложений, должны войти в силу с 1 января 1956 г.» [6, л.61].
Таким образом, на завершающем этапе переговоров принципиально нерешенным остался лишь вопрос о переводном коэффициенте для расходов КНР в СССР. Минфин СССР предлагал установить этот коэффициент в размере 8,6, тогда как китайская сторона предлагала цифру 8,2. При этом, отстаивая советское предложение, Злобин отмечал, что на переговорах со странами народной демократии «было решено этот коэффициент принять в расчетах со всеми странами» [6, л.60-61].
И лишь на переговорах 5 октября 1956 года стороны, наконец, почти сняли все имевшие место несогласованности. При этом, после некоторого обсуждения, было принято советское предложение, основанные на том, что вопросы, поставленные китайской стороной в «Памятной Записке», «являются общими вопросами для всего социалистического лагеря и их обсуждение лучше провести особо». При этом Цяо заявил: «Мы согласны подписать Протокол, не ожидая рассмотрения вопросов, поставленных в Памятной Записке». Однако подписание Протокола и Соглашения о неторговых платежах в итоге все же отложили до получения из Пекина положительного решения о принятии коэффициента 8,6. После этого предусматривалось окончательно уточнить и сверить тексты Протокола и провести подписание (на все около недели) [6, л.л.56-57].
В итоге, протоколы к Соглашениям о нетоварных платежах осенью 1956 года были подписаны не только с КНР, но и с другими странами народной демократии (Болгария 14.09.1956г., Румыния 15.09.56г., КНДР 18.09.56г., МНР 9.11.56г. и т.д.) [9]. На основе этих протоколов в конце года Госбанк СССР произвел пересчет остатков счетов неторговых платежей [9, л.11].
Итак, непростые почти пятимесячные советско-китайские переговоры были все же завершены. Однако, на наш взгляд, сути проблемы обеспечения эквивалентного обмена в сфере неторговых платежей переводные уточняющие коэффициенты все же не решали. Более того, совершенствование механизмов валютно-финансового взаимодействия затормозилось в принципе. Неудовлетворительно развивались даже самые простые, элементарные его формы. К примеру, Китай не выпустил своих дорожных чеков - столь
популярного с 1955 года во взаимодействии СССР с европейскими странами народной демократии инструмента обеспечения необходимыми валютными средствами лиц, выезжающих за рубеж. В то же время, оплата таких чеков для советских граждан, которые выписывались Госбанком СССР на Народный Банк Китая, отличалась довольно сложной процедурой и производилась только в 7 пунктах на территории КНР [10].
В целом, как убедительно показывает изучение переговоров 1956 года о неторговых платежах, завершившихся трудно достигнутым компромиссом, в середине 1950-х годов со всей очевидностью стала ясной необходимость глубокого осмысления валютно-финансовой политики, поиска механизмов углубления и гармонизации как двустороннего советско-китайского, так и многостороннего сотрудничества в рамках всей социалистической системы. Однако хотя страны народной демократии в 1956 году уже сами активно инициировали обсуждение данных вопросов, работа здесь велась недостаточно активно и системно. Что касается программы недолларового взаимодействия с капиталистическими странами, то от нее СССР и вовсе отказался, на деле вернувшись к долларовым механизмам.
В этой связи, советские экономисты гордо и глубокомысленно декларировали, что в СССР и социалистических странах: «Валютный курс рубля устанавливается правительством в плановом порядке, исходя из ряда соображений». При этом одним из таких «соображений» была «покупательная способность рубля и покупательная способность иностранных валют». Но вот в том, «что понимать под покупательной способностью валюты?» - экономисты уже путались: «Можно исходить из всего национального дохода. (Но - авт.) Сравнение покупательной силы рубля и иностранной валюты, исходя из всего национального дохода, представляет ряд трудностей. Иностранные экономисты, сравнивая цены на потребительские товары, считают, что курс рубля завышен» [11, с.109]. Поскольку для значительной части потребительских промышленных товаров это действительно имело место, советские специалисты предлагали при определении покупательной способности валют учитывать весь спектр расходов человека (в т.ч. соцкультбыт и пр.). Но здесь они уже погружались в такие дебри разнообразных и запутанных методик подсчетов, что вынуждены были признать чисто «теоретические курсы» соотношений рубля к инвалютам. Но тогда как же следовало решать эти вопросы практически? - Ответ оказался до банальности прост и симптоматичен: «Правительство СССР при определении курса рубля исходит из учета ряда элементов», причем «валютный курс не имеет решающего значения ... для внешней торговли СССР, так как торговля совершается по мировым ценам» [11, с.110]. О каких «мировых ценах» идет речь, полагаем, объяснять не нужно. В основе своей, это долларовые цены «мирового рынка». Таким образом, под видом «мировых» показателей, доллар вновь вытаскивался на свет белый в качестве главного арбитра. Ревизия завершалась, «идеологические погремушки» заканчивались, констатировались суровые валютно-финансовые реалии, где рублю (да и вообще любой общей валюте социалистического блока) самостоятельного места не находилось.
Следует констатировать, что, по существу, целенаправленная работа по строительству единой недолларовой валютно-финансовой системы после И.В. Сталина полностью деградировала. Это привело не только к фактическому отказу от данного плана, но и к появлению первых трещин в валютно-финансовой системе социалистического лагеря.
Нужно признать, что тем самым создавались очевидные угрозы и для экономического развития, и для стабильности и привлекательности денежно-финансовых систем, и для политической устойчивости молодых стран социализма. В данном плане закономерным представляется совпадение во времени первых трудностей в валютно-финансовой сфере (в т.ч. в согласовании платежей) и обеспечении эквивалентного обмена и первых политических кризисов в странах социализма (Познанское восстание июня 1956 года, венгерский кризис октября-ноября 1956 г. и пр.).
Литература и источники
1. Дипломатический словарь. - М.: Госполитиздат, 1948.
2. Правда.- 1950. - 1 марта.
3. Российский государственный архив экономики (РГАЭ). Ф.679. Оп.2. Д.651. Л.26.
4. См.: Советско-китайские отношения. 1917-1957. Сборник документов. - М.: Изд-во восточной литературы, 1959.
5. Китайская Народная Республика в 1950-е годы. Сборник документов в 2 т. Т.2. - М.: Памятники исторической мысли, 2010.
6. РГАЭ. Ф.7733. Оп.45. Д.1166. Л.Л.107-108.
7. Гэ Чжи-да. Некоторые вопросы финансовой работы в Китайской Народной республике // Деньги и кредит. -1958. - №3. - С.67.
8. РГАЭ. Ф.2324. Оп.27. Д.1410. Л.Л.121-122.
9. РГАЭ. Ф.7733. Оп.45. Д.1186. Л.Л. 3-7.
10. АльтшулерА. Дорожные чеки банков социалистических стран// Деньги и кредит. - 1957. - №5. - С.32.
11. Фрей Л.И. Международные расчеты и финансирование внешней торговли социалистических стран. - М.: Внешторгиздат, 1960. - С.109-110.
References and Sources
1. Diplomaticheskij slovar'. - M.: Gospolitizdat, 1948.
2. Pravda.- 1950. - 1 marta.
3. Rossijskij gosudarstvennyj arhiv ehkonomiki (RGAEH). F.679. Op.2. D.651. L.26.
4. Sm.: Sovetsko-kitajskie otnosheniya. 1917-1957. Sbornik dokumentov. - M.: Izd-vo vostochnoj literatury, 1959.
5. Kitajskaya Narodnaya Respublika v 1950-e gody. Sbornik dokumentov v 2 t. T.2. - M.: Pamyatniki istoricheskoj mysli, 2010. -S.
6. RGAEH. F.7733. Op.45. D.1166. L.L.107-108.
7. Geh CHzhi-da. Nekotorye voprosy finansovoj raboty v Kitajskoj Narodnoj respublike // Den'gi i kredit. - 1958. - №3. - S.67.
8. RGAEH. F.2324. Op.27. D.1410. L.L.121-122.
9. RGAEH. F.7733. Op.45. D.1186. L.L. 3-7.
10. Al'tshuler A. Dorozhnye cheki bankov socialisticheskih stran// Den'gi i kredit. - 1957. - №5. - S.32.
11. Frej L.I. Mezhdunarodnye raschety i finansirovanie vneshnej torgovli socialisticheskih stran. - M.: Vneshtorgizdat, 1960.
ТУРИМЫН ИГОРЬ ВИКТОРОВИЧ - доктор исторических наук, профессор, президент НИИ истории, экономики и права. Россия, Москва.
TURITSYN, IGOR V. - Doctor of History, Professor, President, History, Economics and Law Research Institute (HELRI). Russia, Moscow (i.turitsyn@mail.ru).
УДК 94(470).084.9:371.26+179.6
ИГАЕВА К.В., МОРДВИНОВ А.А., НИКОЛАИ Ф.В. КОНЦЕПТ «МУЖЕСТВО» ВО ФРОНТОВЫХ ДНЕВНИКАХ УЧАСТНИКОВ ЛОКАЛЬНЫХ ВОЙН: НАРРАТИВ И ТАКТИКИ СУБЪЕКТИВАЦИИ
Ключевые слова: локальные конфликты, военные дневники, мужество, героизм, ирония.
В статье рассматриваются представления о мужестве в дневниках советских/российских участников локальных войн. Их компаративный анализ позволяет выявить существенное различие. В дневниках ветеранов Афганистана концепт «мужество» выходит из приватного пространства в публичную сферу и противопоставляется идеологически нагруженному «героизму», который превращается в абстрактное нормативное клише. Участники военных действий на Северном Кавказе гораздо реже используют эти понятия в своих дневниках: «мужество» здесь все чаще приобретает иронические коннотации и заменяется метафорой «военного профессионализма».
IGAEVA, К.У, MORDVINOV, A.A., NIKOLAI, F.V. THE CONCEPT "COURAGE" IN FRONT-LINE DIARIES OF PARTICIPANTS OF LOCAL WARS: NARRATIVES AND TACTICS OF SUBJECTIVATION
Keywords: local conflicts, war diaries, courage, heroism, irony.
In the article viewed the notion of courage in the diaries of Soviet / Russian participants of local wars. Their comparative analysis reveals a significant difference. In the Afghan War veteran's diaries the concept of "courage" emerges from private space into the public sphere and opposed to ideologically loaded "heroism", that turns into an abstract normative cliche. The participants of military actions in the North Caucasus much less often use these concepts in their diaries: "courage" here acquires ironic connotations and replaced by a metaphor of "military professionalism".
В последнее время источники личного происхождения все чаще привлекают внимание исследователей, в том числе в сфере военно-исторической антропологии. Хотя локальным конфликтам второй половины ХХ в. посвящены сотни монографий и статей, дневники их участников нередко остаются за рамками внимания историков. Во многом это связано с тем, что до недавнего времени они находились в личных (семейных) архивах, и лишь благодаря
