CC BY
471
Ходяков М.В. 1997: Социальное партнерство в 1917 году (опыт примирительных камер Петрограда) // Материалы межвузовской научной конференции «Февральская революция в России и современность» (к 80-летнему юбилею Второй российской революции) СПб.
Цыперович Г. 1919: Синдикаты и тресты в России. М.
Чураков Д. О. 1998: Русская революция и рабочее самоуправление. 1917. М.
Шакинко И. М. 1966: Борьба уральских рабочих против саботажа горнопромышленников в 1917 году // Вопросы истории Урала.
Brinton M. 1972: The Bolsheviks and Workers' control 1917 to 1921. The state and Counter-revolution. London.
Gerschenkron A. 1962: Economic Backwardnen in Historical Perspective. A book of Essays. Cambridge.
Keep J. L. H. 1976: The Russian Revolution. A Study in mass mobilization. London.
А. П. Абрамовский, доктор исторических наук, профессор Челябинского государственного университета
А. В. Буданов,
кандидат исторических наук, доцент кафедры истории и философии Челябинского института (филиала) ФГОУ ВПО «Уральская академия государственной службы»
© 2012
Советско-германские отношения 1939-1941 гг. в англо-американской историографии
В истории каждой страны есть события, которые становятся значимыми не для одного поколения людей, память о которых хранится, пересматривается, постоянно привлекает к себе интерес. Советско-германские отношения 1939-1941 гг. на протяжении уже более шестидесяти лет находятся в центре внимания российской и зарубежной общественности. Срыв англо-франко-советских переговоров, пакт Молотова-Риббентропа от 23 августа 1939 г. и секретный дополнительный протокол к нему, последующие соглашения между правительствами СССР и Германии, роль этих договоренностей в возникновении Второй мировой войны, характер отношений между Москвой и Берлином в период действия договора о ненападении, причины военного столкновения между Германией и СССР в 1941 г - это те вопросы, которым посвящено огромное количество исследований, а обсуждение их ведётся не только на страницах научной, общественно-политической литературы, но и в средствах массовой информации. 1 сентября 2009 г. исполнилось 70 лет со дня начала Второй мировой войны. Юбилейная дата вновь побудила историков и общественность обратить внимание на события 1939 г.
Актуальность и дискуссионность вопросов, связанных с советско-германскими отношениями 1939-1941 гг., заставляют исследователей обращаться не только к собственно перипетиям этих событий, но и к опыту их изучения учеными различных стран, в том числе Великобритании и США. В отечественной историографии до конца 1980-х гг. господствовала одна, официальная версия событий 1939-1941 гг., основные положения которой не подвергались сомнению и не обсуждались; в ФРГ в течение долгих лет внимание историков было сконцентрировано на процессе «преодоления прошлого» (Vergangenheitsbewaltigung), в то время как в исторической науке США и Великобритании на протяжении всех послевоенных лет сохранялся устойчивый интерес к международным отношениям кануна Второй мировой войны и ее начального периода. Неразрывная связь национальных исторических школ США и Великобритании (значительная общность взглядов, совместная
реализация исследовательских программ, регулярный обмен кадрами) позволяет говорить об англоамериканской традиции изучения советско-германских отношений 1939-1941 гг.
В истории изучения событий 1939-1941 гг. в Великобритании и США можно выделить несколько этапов. Первые британские исследования причин Второй мировой войны и событий, ей предшествовавших, относятся к 1940-м гг. С момента объявления войны, а особенно после ее окончания, когда страна еще переживала много трудностей, а в памяти населения были свежи преступления нацистов, первостепенный интерес вызывала проблема происхождения этого военного конфликта. В июле 1940 г. под псевдонимом «Cato» была опубликована книга журналистов М. Фута, Ф. Оуэна и П. Говарда «Guilty men» («Виновные люди»). Книга сразу стала популярной и уже к октябрю 1940 г. была переиздана более 20 раз. Резко критикуя творцов политики умиротворения, и в первую очередь кабинет Н. Чемберлена, авторы давали ответ на самый острый вопрос того времени: кто был виновен в развязывании войны?1 Интерес исследователей к внешнеполитическим вопросам стимулировало и издание документов Форин Оффиса, начавшееся уже в 1944 г.
Большую роль в формировании официальной версии событий 1939-1941 гг. в первые послевоенные годы сыграли непосредственные участники, свидетели событий тех лет. К концу 1940-х гг. в британской историографии утвердилась концепция У. Черчилля (премьер-министр Великобритании в 1940-1945, 1951-1955 гг.), суть которой заключалась в осуждении политики «умиротворения». В труде «Вторая мировая война» автор дал подробный анализ расстановки военно-политических сил накануне 1939 г. Самым роковым шагом, приблизившим мир к порогу войны, Черчилль считал расчленение Чехословакии. Единственный возможный выход из кризисной ситуации, сложившейся к 1939 г., Черчилль видел в англо-франко-советском союзе: «Гитлер не мог бы позволить себе ни начать войну на два фронта, которую он сам так резко осуждал, ни испытать неудачу. Очень жаль, что он не был поставлен в такое затруднительное положение, которое вполне могло бы стоить ему жизни»2. Если бы правительство Н. Чемберлена проводило более реалистичную политику, «история могла бы пойти по иному пути. Во всяком случае, по худшему пути она пойти не могла»3. Советско-германское сближение Черчилль оценивал как единственно возможный, жизненно необходимый и реалистичный в тех условиях шаг советских политических деятелей. Подписание пакта о ненападении от 23 августа 1939 г., по его мнению, «знаменует всю глубину провала английской и французской политики и дипломатии за несколько лет»4. Сам пакт для обеих сторон был «только временной мерой, продиктованной обстоятельствами». По мнению Черчилля, «Сталин, без сомнения, думал, что Гитлер будет менее опасным врагом для России после года войны против западных держав. Гитлер следовал своему методу «поодиночке». Невозможно сказать, кому договор внушал большее отвращение - Гитлеру или Сталину»5.
Практически такой же позиции придерживался известный военный теоретик Б.Г. Лиддел-Гарт, отмечая, что Гитлер вообще не планировал большую войну: «Даже летом 1939 г. он говорил, что конфликта с Англией не будет»6. Ответ на вопрос, почему война все-таки началась, следует искать в той поддержке, которую так долго оказывали Германии западные державы своей уступчивой позицией, и в их неожиданном повороте к «политике гарантий» весной 1939 г., после которого война стала неизбежной. Единственная возможность избежать войны, по мнению Лиддел-Гарта, заключалась в том, чтобы заручиться поддержкой России, единственной державы, которая могла сдержать Гитлера. Однако, несмотря на всю остроту положения, действия правительства Англии были «вялыми и неискренними», «Чемберлен питал чувство глубокой неприязни к Советской России, а Галифакс (министр иностранных дел Великобритании) - религиозную антипатию». В этих условиях Сталин занял позицию «сталкивания лбами» противников, а «главными виновниками этого являются те, кто был ответственен за проведение политики колебаний и спешки в обстановке, явно чреватой взрывом»7.
1 Cato 1940, 125.
2 Черчилль 1998, 179-183.
3 Черчилль 1998, 189.
4 Черчилль 1998, 191.
5 Черчилль 1998, 192-193.
6 Лиддел-Гарт 1976, 264.
7 Лиддел-Гарт 1976, 158.
К концу 1940-х гг. в исторической науке Великобритании формируется направление, приверженцы которого подвергли детальной критике политику умиротворения (Л. Немир, Р. Сетон-Уотсон, Э. Карр, У Медликотт)8. По словам К. Роббинса, «это поколение историков отражало взгляды общественности, для которой слова «умиротворение» и «Мюнхен» стали уничижительными, а «антиумиротворение» стало общим законом внешней политики»9. Именно в этот период получила развитие концепция «Guilty men», которая занимала серьезные позиции до 1960-х гг. Суть этой концепции заключалась в поиске конкретных виновников развязывания Второй мировой войны, провала англо-франко-советских переговоров10. Крупнейший исследователь Второй мировой войны Д.К. Уатт отмечал: «Теория вины запала очень глубоко в общественное сознание свободного мира... Все представлялось как в детективе: участники войны делились на жертв и агрессоров. Чтобы истолковать проблемы внешней политики, было достаточно диагностировать грехи тех, кто ее проводил»11.
Своеобразной была позиция крупнейшего британского историка Э. Карра. Не включаясь непосредственно в дебаты о вопросах вины, в труде «Двадцатилетний кризис, 1919 - 1939» Карр критиковал тех, кто в начале войны нашел очень легкий путь - «приписать катастрофу исключительно амбициям и высокомерию маленькой группы людей и не искать иных объяснений»12. Рассматривая проблему советско-германских и англо-франко-советских отношений в 1938-1941 гг., отмечал, что Гитлер долго колебался, выбирая союзника для реализации своих целей по расширению жизненного пространства. Да и в «умах советских лидеров царило глубокое и неискоренимое недоверие к немецкой политике». Лед в советско-германских отношениях начал таять только в июне 1939 г., что было связано с тупиком на переговорах с Великобританией и Францией. Проблема советских государственных деятелей была в том, что нужно было сделать выбор: война между Гитлером и советской Россией при нейтралитете западных держав или молчаливое благоприятствование Гитлеру. Союз с Западом потерпел неудачу, поэтому нейтралитет в войне между Германией и Западом или, в худшем случае, союз с Гитлером, был единственным путем. В результате в то время, когда Гитлер был все еще в нерешительности, выступить ли сначала против Востока или против Запада, советскую Россию вынудили признать очевидное банкротство ее западной политики и необходимость достижения соглашения с Гитлером. Главная цель советской внешней политики, по мнению Карра, состояла в том, чтобы избежать изоляции. Результаты воплотились в договоре августа 1939 г.: «Это была гарантия, что, если советской России пришлось бы в конечном счете бороться с Гитлером, западные державы были бы уже вовлечены, и больше не могли убежать, перемещая главный удар нападения на Россию»13.
На англо-американскую историографию советско-германских отношений 1939-1941 гг., безусловно, оказало влияние начало «холодной войны», конфронтация с советскими историками. Переплетение истории и политики было характерной чертой историографии послевоенного периода. Ситуацию обострила публикация в 1948 г. сборника документов «Нацистско-советские отношения, 1939-1941»14.
Одним из спорных для британских историков был вопрос о том, кто проявил инициативу заключения советско-германского договора о ненападении. Ряд исследователей консервативного направления предпринимали попытки объяснить причины провала тройственных переговоров «неконструктивной политикой Советского Союза» и его ориентацией на Германию. Еще в 1940 г. У. Медликотт заявил, что СССР «отказался в самый решительный момент от участия в эффективных мерах коллективной безопасности». Согласно точке зрения Медликотта, переговоры с Лондоном и Парижем использовались Советским Союзом как средство для достижения более выгодных согла-
8 Эти исследователи тоже были непосредственными участниками событий: Л. Нэмир являлся сотрудником Форин оффиса, Э. Карр - дипломатом в прибалтийских странах, У. Медликотт - возглавлял созданное на период войны Министерство военной экономики, Р. Сеттон-Уотсон - служил в разведке.
9 Robbins 1997, 3 - 5.
10 Aster 1997, 62 - 78.
11 Watt 1976, 110.
12 Carr 1939, 8 - 10.
13 Сагг 1979, 115.
14 Nazi-Soviet Relations 1939-1941, 1948.
шений с Германией15. В 1948 г. Дж. Уиллер-Беннет сравнил советско-германский пакт с Тильзитом и Брест-Литовском. По его мнению, СССР следовал тем же курсом, который Англия и Франция проводили в Мюнхене, чтобы «купить мир и время для подготовки к войне за счет малых народов»16. У Ширер отмечал, что в советско-германском сближении инициатива, безусловно, принадлежала советскому правительству, в то время, как Гитлер долго колебался. В итоге был заключен «циничный сговор между двумя близкими по духу тоталитарными режимами», послуживший главным толчком для развязывания Второй мировой войны17.
Следующий этап в развитии историографии событий 1939-1941 гг. связан с новым поколением историков: тех, кто начал профессиональную деятельность уже после окончания войны (М. Гилберт, Д. Уатт, Р.А. Паркер, и др.). В 1963 г. молодые ученые М. Гилберт и Р. Готт выпустили работу «Умиротворители», в которой сгруппировали все доводы, показывающие пагубность внешнеполитического курса Великобритании. Однако эти авторы не усматривали «злого умысла» в действиях Лондона и Парижа. В «умиротворителях» они видели прежде всего сторонников «христианских идеалов», жаждавших «европейского мира» и процветания, но абсолютно неспособных разбираться в жестокой реальности мировой политики 30-х гг.18. Книга привнесла много нового в дискуссии о причинах войны. Она открыла обсуждение игнорируемых ранее колониальных и экономических аспектов умиротворения. Данный труд носил скорее публицистический характер.
К исследованиям непрофессионалов относится и работа А.Дж.П. Тейлора. Он специализировался на истории Германии Х1Х - начала XX вв. и неожиданно для всех выпустил книгу «Происхождение Второй мировой войны», в которой общепринятый взгляд на роль британского правительства в событиях, ведущих к возникновению Второй мировой войны, ниспровергался и пересматривался19. Анализируя причины срыва тройственных переговоров, автор отмечал, что «стороны хотели соглашения, но далеко не одинакового. Англичане стремились к моральной демонстрации, достаточной для достижения соглашения с Гитлером на более приемлемых условиях. Русские хотели четкого военного союза на принципах взаимопомощи, который или остановит Гитлера, или обеспечит их безопасность». «По вине Лондона и Парижа, - считал Тейлор, - были обречены на неудачу переговоры в Москве»20. Германо-советский пакт, по мнению Тейлора, не был союзом, это был взаимный обмен обещаниями о ненападении и нейтралитете, а секретный протокол определил сферы интересов <...> Трудно сказать, какой другой курс могла избрать Советская Россия». Наибольший интерес вызвало заявление автора о том, что в развязывании войны виноват не столько Гитлер, сколько западные страны: «Объективно войну не только объявили, но и в значительной мере желали и стимулировали Англия и Франция»21. Таким образом, было признано, что пакт Молотова-Риббентропа был логичной реакцией на политику Запада и в известной мере имел для СССР вынужденный характер.
Книга А.Дж.П. Тейлора произвела «эффект смятения», вызвала огромный интерес и массу комментариев и возражений22. Полемика вокруг его концепции не затихала до начала 70-х гг. Исследование Тейлора оказало такой же эффект на историческую науку Великобритании, какой в России в начале 1990-х гг. произвела версия В. Суворова. Работа Тейлора заставила вернуться к вопросу о происхождении Второй мировой войны, многое переосмыслить. Актуальным стало обсуждение альтернатив политики британского правительства в 1939-1941 гг. Так, Р. Паркер, рассматривая международную политическую обстановку накануне Второй мировой войны, пришел к выводу, что одним из вариантов успешного противостояния агрессивной Германии было эффективное сотрудничество в рамках Лиги Наций. Однако «в правительстве, среди активных членов Консервативной партии, да и по всей стране было очень много тех, кто расценивал идею Лиги лишь как заблуждения идеалистов. Поддержка Лиги стала лишь маскировкой для изоляции. Чемберлен выбрал умиротво-
15 Реутов 1975, 130-131.
16 Реутов 1975, 154.
17 Shirer 1960, 115.
18 Watt 1965, 111.
19 Taylor 1962.
20 Taylor 1975, 152.
21 Taylor 1975, 155.
22 Watt 1976, 119.
рение, отклонив иные альтернативы и, таким образом, задушил реальные возможности предотвращения Второй мировой войны»23.
Настоящий переворот в изучении событий 1939-1941 гг. произошел в 1970-е гг. Толчком послужило открытие документов государственного архивного фонда по предыстории Второй мировой войны (согласно закону 1967 г.), вызвавшее подлинный ажиотаж в написании работ по истории внешней политики Великобритании. Исследователи получили доступ к материалам заседаний кабинета министров и Комитета по внешней политике. По словам Д. Уатта, «публикация каждого нового выпуска документов сопровождалась всплеском интереса к событиям кануна Второй мировой войны <...> Первыми «снимали сливки» журналисты и публицисты, а потом дело доходило до историков-профессионалов»24.
В литературе, вышедшей в свет в 1970-е гг., во многом по-новому освещались проблемы международных отношений 1939-1941 гг. и причины вступления Великобритании во Вторую мировую войну. В историографии наряду с умеренной критической оценкой действий британского правительства, которая содержалась преимущественно в работах либеральных историков, укрепилась тенденция пересмотра в оценках предвоенного политического курса. Инициатива пересмотра, исходившая от историков консервативного направления, получила в историографии условное название ревизионистского. После открытия архивных фондов консервативные историки начали искать дополнительные аргументы (в противовес доводам либеральных критиков политики «умиротворения»), которые бы доказывали, как мало возможностей для маневра имело британское правительство во взаимоотношениях с фашистскими и милитаристскими государствами накануне Второй мировой войны. Историки-ревизионисты (К. Роббинс, М. Коулинг и др.) стремились утвердить тезис о «вынужденности» подобной политики для правительства Чемберлена, который добивался поддержания европейского мира и статус-кво в Европе, достаточно реалистически оценивая сложную обстановку в Европе. Политика «умиротворения», таким образом, выглядела в их интерпретации как прагматическая (тогда как либеральные историки нередко оценивают ее как результат внешнеполитических иллюзий, идеализма кабинета консерваторов)25. Принимая во внимание противоречивые экономические и социальные факторы и находясь под сильным политическим давлением различных групп внутри страны, Н. Чемберлен, по мнению Роббинса, вынужден был проводить такую внешнюю политику, которая не входила в его намерения. Ситуацию мог изменить только Советский Союз. Тройственные переговоры «могли бы увенчаться успехом и преодолением взаимного недоверия, но все усилия завершились драматической новостью о заключении советско-германского пакта»26. В конечном счете, не снимая с консервативного правительства ответственности за «умиротворение», авторы характеризовали этот курс как часть государственной «оборонительной» политики, вполне естественной в сложившейся ситуации. «Ревизионисты» утверждали, что «ключи от мира» находились в руках советского руководства и именно Советский Союз несет ответственность за развязывание войны в Европе27. Большинство исследователей, тем не менее, сошлись в том, что признали толчком к сближению между СССР и Германией Мюнхенское соглашение.
Необходимо отметить, что, несмотря на волну ревизионизма, концепция «guilty men» не была полностью опровергнута. Такие историки, как Дж. А. С. Гренвилл, Л. Фуксер, Э. Адамуэйт, Г. Кеннеди, признавая важность политических, культурных, экономических детерминант в процессе принятия решений, все же продолжали обсуждать значимость личности как фактора политики28.
К концу 1980-х гг. позиции «ревизионистов» постепенно ослабевают. Интерес к советско-германским отношениям 1939-1941 гг. заметно снижается. Как отмечает Дж. Робертс, это было связано с отсутствием новых источников: «Западные дипломатические архивы в течение 50-х, 60-х, 70-х гг. «извергли» свое содержимое. Советские архивы оставались прочно закрытыми. Комментарии по поводу советско-германских отношений 1939-1941 гг. появлялись в общих трудах по истории со-
23 Рагкег 1948, 220.
24 Watt 1976, 119.
25 Robbins 1997; Cowling 1977.
26 Robbins 1997, 86-87.
27 Robbins 1997, 15.
28 Aster 2008, 444.
ветской внешней политики, в социологических исследованиях, во время дебатов о вкладе во Вторую мировую войну. Но чаще это были лишь повторения ранее высказанных постулатов»29.
Кардинальные перемены в международной политической жизни (и прежде всего, события в Советском Союзе) вызвали необходимость пересмотра устоявшихся концепций, переоценки многих спорных вопросов. Категоричность в трактовке тех или иных событий уступает место рассмотрению возможных альтернатив и более гибким формулировкам. Так, например, американский историк Г. Л. Вайнберг, оценивая советско-германские отношения 1939-1941 гг., пришёл к выводу, что главной целью советского правительства было стремление избежать изоляции, ради чего оно готово было заключить соглашение с любой из соперничающих группировок капиталистических государств30.
Дж. Робертс в своей работе 1989 г. рассматривал советско-германское сближение в 1939 г. как «определенное стечение политических и дипломатических обстоятельств»31. Анализируя историю заключения и изучения советско-германского договора о ненападении от 23 августа 1939 г. и последующих соглашений, автор пришёл к выводу о том, что главным поводом к сближению Германии и СССР послужил крах тройственных переговоров. СССР преследовал цель избежать изоляции, а затем усилить безопасность посредством комбинации территориальных расширений и политического сотрудничества с Германией и как можно дольше не вступать в войну. Внезапность нападения на Советский Союз - результат неверной оценки данных разведки и уверенности в том, что Великобритания стремится разжечь конфликт между Германией и Советским Союзом32. С такими же оценками в 1990-е гг. выступали Д. Глантц и Дж. Хаслэм33.
Во второй половине 1990-х - начале 2000-х гг. в англо-американской историографии предвоенного периода наметились новые тенденции, что связано со сменой методологических подходов. На первый план выдвинулись новые аспекты, такие как роль ментальности и культурных факторов в процессе принятия политических решений, взаимосвязь между политикой умиротворения и национальной идентичностью, историографией событий 1930-х гг. и исторической памятью34.
Таким образом, изучение советско-германских отношений 1939-1941 гг. в исторической науке Великобритании и США прошло несколько этапов. В 1940-е-1960-е гг., с одной стороны, преобладало критическое отношение к политике умиротворения, с другой стороны, провал тройственных переговоров объяснялся зачастую прогерманской ориентацией СССР. С начала 1960-х гг. предпринимались попытки «романтизации» политики умиротворения, объяснения ее как последовательной и в принципе верной в сложившейся внешнеполитической обстановке. В то же время появление исследования Тейлора и расширение источниковой базы оживили интерес к событиям кануна и начального этапа Второй мировой войны. Как и в СССР, развитие англо-американской историографии советско-германских отношений испытало на себе влияние политического и идеологического факторов, особенно в период «холодной войны». Несмотря на явное преобладание на разных этапах изучения начального периода Второй мировой войны и советско-германских отношений 1939-1941 гг. тех или иных тенденций, нельзя сказать, что историография развивалась линейно: от традиционной версии к ревизионизму, а затем - к постревизионизму. Разные оценки событий 1930-х - 1940-х гг. существовали зачастую параллельно и были обусловлены не только профессиональным интересом историков к этому периоду, но и влиянием политики.
ЛИТЕРАТУРА
Лиддел-Гарт Б. Г. 1976: Вторая мировая война. М.
Реутов Г.Н. 1975: Правда и вымысел о Второй мировой войне. М.
Согрин В.И., Зверева Г. И. 1991: Современная историография Великобритании. М.
Черчилль У1998: Вторая мировая война: Избранные страницы. М.
29 Roberts 1989, 15.
30 Weinberg 1994.
31 Roberts 1989, 24.
32 Roberts 1989, 5-19.
33 Glantz 1992, 55-95; Haslam 1992, 87-90.
34 Aster 2008; Bell 1997; Finney 2011.
Aster S. 1997: Guilty men // The Origins of the Second World War. London, 62-78.
Aster S. 2008: Appeasement: before and after revisionism// Diplomacy and Statecraft. 19, 443 - 480.
Bell P.M.H. 1997: The Origins of the Second World War. L.
Carr E.H. 1939: The Twenty Years' Crisis, 1919-1939. London.
Carr Е. Н. 1979: German-Soviet Relations between the Two World wars, 1919-1939. New-York. Cato 1940: Guilty men. London.
Cowling M. 1977: The Impact of Hitler: British Politics and British Policy, 1933-1940. Chicago; London.
Finney P. 2011: Remembering the Road to World War Two: international history, national identity, collective memory. London.
Glantz D.M. 1992: The Military Strategy of the Soviet Union: a History. London. Haslam J. 1992: The Soviet Union and the threat from the East. 1933-1941. Moskow, Tokyo and the prelude to the Pacific War. Pittsburg.
Nazi-Soviet Relations 1939-1941: Documents from the Archives German Foreign Office. Washington.
Parker R. A. C. 1948: Alternatives to appeasement // The Origins of the Second World War. London, 215-220.
Robbins K. 1997: Appeasemeant. London.
Roberts G. 1989: The Unholy Alliance: Stalin's Pact with Hitler. Bloomington. Shirer W. 1960: The Rise and Fall of the Third Reich. London. Taylor A.J. P. 1962: The Origins of the Second World War. London. Taylor A.J. P. 1975: The Second World War. London.
WattD. C. 1965: Appeasement: the Rise of a revisionist School? // Political Quaterly. Vol. 36. 2, 192-212.
Watt D. C. 1976: The Historiography of Appeasement // Crisis and Controversy. London, 110-135. Weinberg G.L. 1994: The Foreign Policy of Hitler's Germany. Starting World War II, 1937-1939. New-York.
И. В. Грибан,
аспирантка кафедры всеобщей истории Уральского государственного педагогического университета.
