CC BY
296
ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ
Советский Союз в русской истории и мировой системе
А. И. Фурсов (Московский гуманитарный университет)
Текст доклада на 26-м заседании Русского интеллектуального клуба, которое прошло в Московском гуманитарном университете 19 декабря 2012 г. Автор дает развернутый анализ системного развития СССР, а также называет причины его развала.
Ключевые слова: Советский Союз, Россия, коммунизм, капитализм, противоречия позднесамодержавной России, противоречия советского общества, номенклатура, корпоратократия.
I
В 2012 г. СССР исполнилось бы 90. Советского Союза нет 21 год, но тем не менее мы и сегодня можем повторить фразу Ю. Андропова: «Мы до сих пор не знаем общества, в котором живем и трудимся». Последние 20 лет тоже не прояснили этого. За исключением отдельных работ, основная масса развивается по двум направлениям.
Первое — антисоветское: Советский Союз был кошмаром, тоталитаризмом, похожим на гитлеризм. Но тогда непонятно, откуда такие успехи? Причем успехи не только в создании мощной материально-технической цивилизации, в освоении космоса, но и такие показатели, например, как смертность в 6-7 промилле в 1960-е годы, результат, который не превзойден до сих пор, и, я думаю, что не будет превзойден. О различии в идеологии — эгалитарной и антиэгалитарной, интернациональной и расовой я уже не говорю.
Вторая версия — просоветская: Советский Союз был почти раем. Но тогда непонятно, откуда взялась та публика, та шпана, которая рушила Советский Союз в конце 1980-х и которая мародерствовала в 1990-е годы? Они же
не с Марса заброшены, а суть продукты развития советского общества.
Иными словами, в обоих случаях — анти-и просоветском — отсутствует анализ системного развития Советского Союза и тех субъектов, которые эту систему создавали и разрушали.
Здесь есть объективная сложность. Дело в том, что Советский Союз как система возник на стыке двух потоков исторического развития: русского самодержавного и мирового капиталистического. Как правило, эти потоки в силу разделения дисциплинарного труда изучаются отдельно: русская история — это одно, а капитализмом занимаются те, кто изучают Запад. В результате разрывается связь между двумя этими потоками, поскольку Советский Союз как воплощение системного антикапитализма возник и как отрицание самодержавия, и как отрицание капитализма. Понять советский коммунизм без анализа двух этих потоков исторического развития и их взаимодействия невозможно.
Прежде чем говорить о том, чем была советская система в реальности, поставим вопрос: какие противоречия позднесамодержав-
ной России должна была снять послесамодер-жавная система, чтобы состояться на месте прежней? Вообще, любая система, чтобы оформиться, должна диалектически снять противоречия предшествующей системы. Кроме того, должен существовать субъект слома старой системы и создания новой. Какие противоречия должна была снять новая послеса-модержавная структура русской истории?
Первое противоречие — между тенденцией к истончению слоя собственности у властных органов и властных групп, с одной стороны, и ростом новых очагов собственности — с другой. Речь идет вот о чем. В русской дореволюционной истории было три структуры: Московское самодержавие, Петербургская империя и пореформенная Россия. Если брать по объему власти и численности функциональных органов власти (они же — господствующие слои) — боярство, дворянство и пореформенное чиновничество, то мы видим, что от структуры к структуре численность представителей этих функциональных органов (а господствующие группы в русской истории в основном создавались и уничтожались властью же) увеличивалась, власть как бы разбухала. А вот с точки зрения собственности процесс шел в противоположном направлении: дворянство имело собственности меньше, чем боярство, и в целом было беднее его; пореформенное чиновничество в дореволюционной России имело меньше собственности, чем дворянство, сидело на зарплате. Иными словами, шел процесс постепенного освобождения власти от собственности, и с этой точки зрения 1917 г. — это ни в коем случае не отклонение от русской истории, а логический итог очищения русской власти от собственности, которое, правда, произвела не элита, а контрэлита, опиравшаяся, с одной стороны, на некие внешние силы, с другой — на народ. Таким образом, это одна тенденция — разбухание власти и в то же время приобретение ею все более бессобственнического характера.
Однако с середины XIX в. по мере интеграции России в мировую капиталистическую систему в стране начинает развиваться ублюдочный капитализм с немалым числом очагов собственности на вещественные факторы про-
изводства. Рядом с тенденцией освобождения власти от собственности, с «волей к бес-собственнической власти» начинают развиваться очаги собственности капиталистического типа. И это развитие объективно вступало в острое противоречие с логикой развития власти. Что-то должно было уйти: либо новые очаги собственности, с которыми, кстати, была тесно связана олигархизирующаяся верхушка империи, должны были быть ликвидированы — сверху ли, снизу ли, но ликвидированы, либо они должны были задавить власть, превратив ее полностью в олигархическую, в свою функцию. Кстати, об олигархи-зации власти в позднесамодержавной России писал Н. Врангель, отец «черного барона». Новая система должна была снять указанное противоречие.
Второе противоречие заключается в следующем. Для России, как показала школа Л. В. Милова, было характерно создание небольшого по объему совокупного общественного продукта, поэтому любая западнизация, как сказал бы А. А. Зиновьев, России вела к тому, что господствующий слой начинал жить не по потребностям, которые могла обеспечить русская «система работ», а по потребностям иной системы — западной. Но чтобы жить по таким потребностям, нужно было отчуждать у населения, выражаясь марксистским языком, не только прибавочный продукт, но и значительную часть необходимого. Неудивительно, что во второй половине XVIII в., когда произошла эта «революция потребностей», уровень эксплуатации населения в России как государственных крестьян, так и крепостных увеличился в 3-3,5 раза. Продолжал он расти и в XIX в.
Таким образом, с одной стороны, рос уровень эксплуатации, а с другой стороны, с середины XIX в. русская власть начала нарушать одно из главных своих правил. Суть в следующем. Поскольку совокупный общественный продукт в России создавался небольшой, то одной из главных задач русской власти было контролировать и ограничивать потребление верхов. Не потому, что она не любила верхи и любила низы, а просто при низком уровне совокупного общественного продукта нару-
2013 — №3
История и современность 127
шение баланса в эксплуатации вело к очень серьезным напряжениям и трудностям. В связи с этим почти всю свою историю русская власть занималась тем, что Ленин называл «учет и контроль». Нарушила она это правило только дважды. Первый раз — начиная с 1860-х годов, когда власть вместе с господствующим классом начала грабить население, что и привело к революции в начале XX в., а второй раз — в 1990-е годы.
Итак, второе противоречие, которое должна была устранить послесамодержавная система, — это противоречие между реальными возможностями местной системы работ и превышающим ее возможности потребления верхов. Послесамодержавная система должна была тоже снять его. Либо усиливается эксплуатация, либо эксплуатация уменьшается, и верхи, их потребление ставится под контроль в соответствии с тем, что Маркс назвал бы «системой работ данного общества».
Ну и наконец, третье противоречие: сырьевая специализация России в конце XIX в. и сохранение великодержавного статуса. Либо Россия — великая держава, либо она — сырьевой придаток, который находится в финансовой зависимости от Запада. Это противоречие тоже должно было быть разрешено.
Как мы видим, первое противоречие носит внутренний характер, третье — внешний, а второе — внутренний и внешний одновременно. Внутренние противоречия при этом упирались в ключевой аграрно-крестьянский вопрос, а внешние противоречия — в противоречия России и Великобритании. Об этом имеет смысл сказать подробнее.
II
С 1820-х годов Россия становится главным конкурентом Великобритании в Евразии. Более того, после Венского конгресса Великобритания и Ротшильды, которые были среди тех, кто обеспечивал этот процесс в финансовом плане, затеяли нечто, что в XX в. стали называть «созданием мирового правительства». Но Александр I, а затем и Николай I не позволили этим планам осуществиться.
После Крымской войны началась интенсивная интеграция России в мировую экономиче-
скую систему, и уже в 1884 г. Россия получила первую «черную метку». В 1884 г. на конференции в Берлине было принято решение, что те страны, которые имеют большие ресурсы и не могут их сами использовать, должны открыться миру. Формально говорилось, что речь идет об Африке, но Африку никто бы и спрашивать не стал, речь шла о России. Однако у Александра III оказались крепкие нервы, и он не стал дергаться.
Борьба за русские ресурсы, начавшаяся в конце XIX в., продолжалась весь XX в. и в 1991 г. привела к определенному результату. В принципе, еще на рубеже 1910-1920-х годов, после революции 1917 г., казалось, что поставить русские ресурсы под международный контроль удалось. Если мы вспомним, что происходило во времена нэпа в России, как развивался частный капитал, когда людей назначали «капиталистами» так же, как после 1991 г. назначали «олигархами», то этот процесс, в общем, шел довольно интенсивно. Однако затем команда Сталина, выражавшая интересы большой системы «Россия», прервала этот процесс.
Итак, новая система должна была решить несколько задач, чтобы состояться: власть должна была очиститься от собственности; потребление верхов и их отношения с низами тоже должны были быть поставлены под контроль; должно было измениться положение в международном разделении труда; наконец, должна была быть создана автономная военно-промышленная база.
На пути решения этих задач была сверхзадача, без решения которой не решались все остальные. Если главная тенденция русской истории с середины XVI в. — это постепенное уменьшение собственности в руках тех, у кого власть, то как может система, не основанная на частной собственности, существовать в мировой капиталистической системе, основанной на частной собственности и капитале? Вот эту проблему новая система и должна была решить. Дело, однако, заключалось в том, что в России в начале XX в. не было субъекта, способного разрешить названные выше противоречия и создать новую систему. Ни власть, во главе которой стоял неадекватный эпохе и об-
стоятельствам царь, не способный справиться с разложением структур управления и их за-мусоренностью агентурой влияния Англии и Германии, ни либеральная и революционная оппозиции не были способны стать субъектом стратегического действия.
Возникла патовая ситуация, ситуация мертвой точки, с которой — так выходило исторически — Россию мог столкнуть только внешний субъект, но, естественно, в своих и только своих целях, используя при этом вну-трироссийские противоречия и воплощающие их силы. Этим субъектом был мировой наднациональный Змей Горыныч, тремя головами которого были капитал (прежде всего финансовый) с его авангардом в виде Федеральной резервной системы, государства Великобритания и США и закрытые наднациональные структуры мирового согласования и управления (закулиса). Речь, таким образом, идет о верхушке мирового капиталистического класса, о «хозяевах истории» (Б. Дизраэли), «хозяевах Мировой Игры» (О. Маркеев). Какие задачи ставили они в начале XX в.?
Первая задача — взятие под контроль оставшихся мировых ресурсов. Это были Африка и русские ресурсы. Кстати, ситуация очень похожа на нынешнюю, потому что в нынешнем мире неосвоенные ресурсы — это Северная Евразия, Южная Африка, а также Синьцзян-уйгурский округ в Китае. За исключением Синьцзян-уйгурского округа мы видим сегодня ситуацию, похожую на ту, что имела место быть на рубеже XIX-XX вв.
Вторая задача — устранение возникшей конкуренции со стороны Германии и России, недопущение союза между ними и желательно уничтожение и той и другой посредством разжигания между ними конфликта.
Третья задача — контроль мировой финансовой системы посредством взятия под контроль финансов США. Это было сделано в 1913 г., когда была создана Федеральная резервная система.
Четвертая задача — создание «Венеции размером с Европу», т. е. ликвидация в Европе национальных государств, создание Евросоюза. Это то, что потом сделает Гитлер — создатель первой версии Евросоюза.
И наконец, пятая задача — развязать войну как лучшее средство решить все эти проблемы и опрокинуть четыре евразийские империи (ничего личного, только бизнес), потому что эти империи мешали товарным потокам. Эта задача отражала тот факт, что в мировой истории в начале XX в. столкнулись два принципа: глобалистский, который персонифицировали англосаксы, и имперский, который персонифицировали четыре евразийские империи: евразийская Россия, европейские Австро-Венгрия и Германия, Россия и азиатская Османская.
Появившийся в начале XX в. внешний субъект, заинтересованный в разрушении России, сам даже с помощью войны разрушить Россию не мог, ему нужен был помощник, «юниор», внутренний союзник, который разрушал бы самодержавие в своих интересах, — это либеральное и революционное движения. Ну а посредником между ними выступало мировое революционное движение, или левый глобализм.
Змей Горыныч опрокинул самодержавие; «февралисты», однако, не удержались, к власти пришли большевики, руководство которых, прежде всего Ленин, Троцкий, Зиновьев, Бухарин и др. стремилось к мировой революции. Это вполне устраивало мировых ростовщиков, наднациональные структуры, поскольку мировой революционный процесс расчищал для них историческую площадку — здесь интересы левых и правых глобалистов, надеявшихся в перспективе переиграть друг друга, совпадали. Для всех глобалистов Россия была объектом — сырьевым придатком для правых, «хворостом для мировой революции» для левых. Однако с середины 1920-х годов процесс в России пошел не так, как задумывали глобалисты, он вышел из-под их контроля, чему способствовала международная обстановка.
Послевоенный Запад не был един: в англо-сфере обострились противоречия между британцами и американцами; и те и другие «доили» Германию; Ротшильды противостояли Рокфеллерам по поводу судьбы некоторых ключевых сегментов мировой экономики. В такой ситуации логика большой системы «Россия», интересы которой воплощали Ста-
лин и его команда, оказалась достаточно сильной, чтобы не позволить подчинить себя логике большой системы «Капитализм». Глобалисты в СССР (Троцкий, Зиновьев, Бухарин) потерпели поражение от красных «имперцев» во главе со Сталиным, которые начали строить «социализм в одной, отдельно взятой стране», т. е. системный антикапитализм в форме нео/квазиимперии СССР.
В результате был создан Советский Союз, осуществившийся как системный антикапитализм и доказавший свою жизнеспособность в трудных военно-кризисных условиях. Системный антикапитализм, т. е. капитализм со знаком минус, — вот решение сверхзадачи существования бессобственнической власти в основанной на капитале и частной собственности мировой системе.
Система «СССР» — это форма существования чистой, освобожденной от собственности русской власти, то есть осуществление мечты Ермолая-Еразма и Ивана Грозного. В 1552 г. монах Ермолай-Еразм подал Ивану Грозному «сказку» (так назывались в ту пору аналитические записки), в которой предложил Ивану IV не раздавать больше землю детям боярским, т. е. дворянам, а посадить их на продовольственный паек. Ивану Грозному идея понравилась, но он ее не осуществил по целому ряду причин. Что такое номенклатура, которая возникла в начале 1920-х годов? Это и есть господствующий слой без собственности на вещественные факторы производства, слой, каждый ранг которого отличается от другого объемом и качеством потребления.
Та система, которая возникла как отрицание самодержавной системы и капитализма одновременно, решила несколько задач: в 1930-е годы был создан военно-промышленный комплекс, в первой половине 1940-х мы сломали хребет Гитлеру, а с 1945 по 1955 г. СССР осуществил послевоенное восстановление — за 10 лет, а не за 20, как прогнозировали западные экономисты.
Советский Союз был средством выживания русского народа и других коренных народов в условиях капитализма. Это была та стена, которая их защищала. Сегодня, когда эту стену разрушили, мы видим, что происходит. Ну
и наконец, Советский Союз — это был мощный военно-промышленный комплекс, который уже в 1937 г. достиг автаркии по отношению к капиталистическому миру в промышленном плане. Да, Рокфеллеры в значительной степени профинансировали нам две первые пятилетки. Да, с помощью Советского Союза Рокфеллеры переиграли Ротшильдов и выиграли Вторую мировую войну. Но строй был наш, энтузиазм наш, готовность строить новый мир — наша. И победа наша.
В то же время, именно во второй половине 1950-х годов, когда СССР стал сверхдержавой, заработали те механизмы, которые привели к крушению Советского Союза. Решая одни проблемы, одни противоречия, Советский Союз как система порождал свои противоречия. Эти противоречия начали активно проявляться с конца 1950-х годов, а западная верхушка стала их использовать в борьбе против СССР.
III
Любая система развивается на основе неких противоречий. У системы «СССР» были свои противоречия.
Первое противоречие связано с объектом присвоения — именно последний конституирует присваивающего субъекта и определяет его системно-историческое качество. Что присваивала номенклатура? Понятно, что присваивает феодал — землю; понятно, что присваивает капиталист — капитал, то есть овеществленный труд, который реализует себя как самовозрастающую стоимость. Что присваивала номенклатура? Когда говорят, что она занимала место в политической сфере, нужно сначала определить, что такое политика. В строгом смысле политика существовала в России два раза по 13 лет — с 1905 по 1918 г. и с 1987 по 2000 г. Если политику определять строго, не просто как борьбу за власть, а как некий особый феномен, как тип внеэкономических непроизводственных отношений, предполагающий наличие субъектов, то в СССР политическая сфера отсутствовала.
Секреты всех социальных систем (прав был А. А. Зиновьев) лежат на поверхности. В 1992 г. я был экспертом на суде, где главным
вопросом был имущественный. Речь шла о том, имеет ли право КПСС владеть тем, чем она владеет, т. е. является ли КПСС юридическим лицом. Группе, в которой я работал в качестве эксперта, предоставили много различных закрытых документов, они были интересными, но самыми главными документами, на основе которых мы решили свои проблемы, были открытые, лежавшие на поверхности. Это прежде всего Устав КПСС, который гласил, что Коммунистическая партия Советского Союза является общественной организацией высшего типа, и все остальные организации существуют в том случае, если они это признают. Что это значит?
Приведу простой пример. Давайте представим, что в зал, где мы заседаем, входит команда, и ее главарь говорит: «Ребята, все материальное, что здесь есть, — картины, столы и т. д. — все это наше с вами общее. Но при двух условиях. Первое, вы нас, вошедших, признаете общественной организацией высшего типа, т. е. вы можете, если хотите, создавать свои организации, но с нашего разрешения и при признании того факта, что мы, вошедшие, — организация высшего типа. Второе условие — мы строим коммунизм. Это наша цель, и если вы официально под это подписываетесь, то существуете». Что отчуждается в данном случае? В данном случае отчуждается то, чем мало занималась политэкономия капитализма, поскольку она изучала вещественные факторы производства и отношения по их поводу. Однако помимо вещественных факторов, вещественных производительных сил есть социальные и духовные производительные силы. Социальные производительные силы — это процесс реализации способности создавать свои социальные организации. Это не имеет отношения к политике, последняя — внепро-изводственный процесс, у нас же речь идет именно о производственной сфере. Духовная сфера — это целеполагание, это процесс отношений «субъект — дух», процесс создания, производства образов, смыслов, понятий.
В лице номенклатуры мы имеем группу, отчуждавшую социальные и духовные факторы производства, но делать это можно было только коллективно, а вот потреблять-то
можно было только индивидуально. Именно коллективное присвоение нематериальных факторов производства является основой и условием индивидуального присвоения каждым номенклатурщиком материальных факторов в виде их потребления. Таким образом, первое базовое системное противоречие советского коммунизма (или номенклатуры) заключается в следующем: коллективное отчуждение внеэкономических факторов производства при индивидуальном присвоении/потреблении экономических. Снималось это противоречие в виде и посредством иерархи-чески-ранжированного потребления. Каждому рангу номенклатуры соответствовал свой уровень потребления, до мелочей. Как долго может существовать такая система — ведь каждый номенклатурный работник хочет получать материальных благ больше, чем ему положено? Такая система может существовать до тех пор, пока существует жесткий контроль со стороны центроверха и репрессивно-контролирующих органов. После смерти Сталина и с постепенным превращением номенклатуры из слоя-в-себе в слой-для-себя, т. е. в квазикласс, этот контроль начал стремительно слабеть.
В соответствии с «краями» указанного противоречия в номенклатуре выделились две группы, которые потом, с середины 1950-х годов, фиксировались как «либералы» и «неосталинисты». Ничего либерального в строгом смысле слова в советских либералах не было. «Либеральным» в советских либералах было только одно — получать больше, чем положено по рангу и нести минимальную ответственность перед центроверхом. И естественно, это были люди, ориентированные на более частые контакты с Западом. «Неосталинистами» же называли тех, кто акцентировал роль и значение внеэкономических факторов, того, что называлось «идеологией», контроля со стороны центроверха.
Второе противоречие связано с природой коммунистической власти. Какова по своей природе была власть в советском обществе, власть номенклатуры? Это была не политическая власть и не экономическая, это была социально однородная власть. В руках любого
представителя номенклатуры находилась всеохватывающая социально однородная власть. Да что номенклатуры! Паспортистка в паспортном столе обладала на своем крохотном пятачке всей полнотой власти над данным пространством. Порой возникали абсурдные ситуации, связанные с этой властью «на пятачке».
Пример. В советское время был замечательный еженедельник «Футбол», который потом стал называться «Футбол — Хоккей». Его было трудно достать, но это можно было сделать в гостинице «Националь». Правда, сначала нужно было войти в нее. На пути — швейцар, который мог пропустить, а мог и не пропустить. Конечно, формально он не имел никаких прав не пропускать в гостиницу, но ему было вверено это пространство, и он полностью его контролировал. В этом отношении существует большая разница между западной ситуацией и нашей.
В 1994 г. я работал во Франции в Maison des sciences de l’Homme. Это было еще докомпьютерное время, и я пользовался печатной машинкой. В какой-то момент она у меня сломалась, и нужно было получить новую. Я договорился с Иммануилом Валлерстайном, что мне выдадут новую машинку. И когда мне ее дали, я спросил, как ее вынести из здания, поскольку на входе сидел охранник. Я поинтересовался у Валлерстайна, что ответить, если охранник спросит меня по поводу «выносимого имущества». И Валлерстайн ответил: «Этот человек сидит не для того, чтобы задавать вам вопросы, а для того, чтобы отвечать на ваши».
То есть функции швейцара в западном учреждении и в русском учреждении принципиально разные; в первом случае он выполняет производственную функцию, во втором она подчинена мини-властной. Это не значит, что одно плохо, а другое хорошо. Это значит, что мы имеем дело с принципиально иной формой власти.
Власть в СССР была основой самой себя. Поэтому в 1989 г. я ввел термин «кратократия» (власть власти, «властевластие»), а потом уже у Ленина встретил фразу, что власть коммунистической партии основывается на насилии, не ограниченном ничем, никакими законами.
Если эта власть такова, то она в силу своей имманентной однородности в принципе исключает разделение на качественно различные ветви. Как только она начинает делиться, как это произошло у нас в 1987-1988 гг., эта власть умирает.
Однако она как-то должна развиваться. И развивается она путем сегментации, дробления. И поскольку каждая новая «дробинка» этой власти обладает в миниатюре всеми качественными характеристиками, значит, где-то этот процесс должен затормозиться, остановиться и стабилизироваться. По закону средних чисел он останавливается на середине, что и произошло у нас на рубеже 1960-1970-х годов, когда реальная власть ушла из центра на уровень обкомов и ведомств.
Это второе противоречие советского коммунистического порядка реализовывалось как противостояние центроверха, с одной стороны, и ведомственных и территориальных (республики, края, области) единиц, с другой. Как и в случае с первым противоречием, в соответствии с «краями» второго сформировались группы «централистов» и «региональных баронов». Как правило, первые совпадали/кор-реллировали с «неосталинистским краем» первого противоречия, а «региональные бароны» — с «либеральным». Таким образом, цен-троверху противостояли «либералы» и «реги-оналы», объективно выступавшие в качестве союзников. В перестройку этот союз и взорвет СССР. Но взорвет в соответствии с логикой развертывания базовых противоречий социума антисистемного капитализма, которые активно использует, а с какого-то момента станет направлять верхушка мирового капиталистического класса.
И наконец, третье и последнее из фундаментальных противоречий советского общества. Что было базовой ячейкой этого общества? Производственный коллектив. Но производственный коллектив был и ячейкой власти. В любом производственном коллективе была партийная организация. И хотя принцип организации КПСС формально назывался территориально-производственным, по сути он был производственным; территориальный принцип был только у одной категории советских
коммунистов — у пенсионеров, которые, выходя на пенсию, прикреплялись к парторганизации по месту жительства. Во всех других случаях ячейка власти и ячейка производства совпадали. Институт, поликлиника, фабрика, колхоз — ядром всех этих учреждений была парторганизация. Это означает, что в воспроизводстве любой ячейки главной целью было воспроизводство прежде всего властной структуры, а собственно профессиональноспецифические качества отступали на второй план. В этом была заложена потенция к деградации системы, к вытеснению содержательнопрофессиональных аспектов системы функционально-властными.
Понимало ли эту опасность советское руководство? Понимало. Поэтому, например, в 1952 г. Сталин решил переместить реальное управление обществом в Совмин, прекратив дублирование отделов ЦК КПСС и министерств, а партии оставить вопросы пропаганды, идеологии и отбора кадров. Если бы не смерть Сталина, то это было бы сделано, и партаппарат был бы отодвинут от реальной власти. Показательно, что после смерти Сталина считавшийся его наследником Г. Маленков, выбирая между должностями первого секретаря КПСС и предсовмина, остановился на последнем, полагая, что власть «уезжает» именно туда. Но она не «уехала», все вышло по-другому. План Сталина не реализовался, Хрущев затем переиграл Маленкова, и это была победа партаппарата над Совмином.
IV
Все те противоречия, о которых сказано выше, — противоречия между коллективным внеэкономическим присвоением нематериальных факторов производства и индивидуальным — материальных; между центроверхним и региональными уровнями социально однородной власти; между функционально-властными и содержательно-производственными аспектами функционирования социальной системы — обострились на рубеже 1960-1970-х годов (и сами по себе, и в результате проведения реформы Косыгина — Либермана). В этом, однако, не было ничего фатального. То были структурные противоречия, обусловившие
структурный же кризис. Система рушится тогда, когда возникают неразрешимые системные противоречия. Однако на обострившиеся структурные противоречия советского общества на рубеже 1960-1970-х годов наложились действия внешнего субъекта, который не просто сумел найти себе социального (классового) союзника в СССР, но создал здесь свой советский, точнее антисоветский, сегмент.
В послевоенной капсистеме возникла новая хищная молодая фракция буржуазии — «корпоратократия». В отличие от государственномонополистического капитализма, который готов был какое-то время сосуществовать с Советским Союзом, с системным антикапитализмом, корпоратократия объективно была ориентирована на глобальную экспансию, и само существование СССР было для нее помехой. В ходе экспансии корпоратократия сметала режимы послабее (например, Мосад-дыка в Иране, Хакобо Арбенса Гусмана в Гватемале). Там же, где она сталкивалась с более серьезным противником, она действовала по-другому, стремясь найти союзников внутри сильных социумов, воздействуя на них по финансовой и информационно-психологической линиям. Именно так западная корпоратократия начала работать по СССР с конца 1950-х годов.
В это же время начинается встречное движение советской номенклатуры, по крайней мере ее части, в сторону Запада. В основе этого движения лежали факторы:
— политические: курс на мирное сосуществование государств с различным социально-экономическим строем (провозглашен на XX съезде КПСС в 1956 г.);
— политико-экономические: активизация с конца 1950-х годов продажи советской нефти на мировом рынке (цель — способствовать падению «реакционных арабских режимов»);
— социально-экономические: потребленче-ская переориентация номенклатуры, зафиксированная на XXII съезде КПСС в новой программе партии (главная задача КПСС — способствовать удовлетворению растущих материальных потребностей советских граждан; эта формулировка была еще более мощным
ударом по советскому коммунизму, чем доклад Хрущева «О культе личности»).
В результате торгово-экономической интеграции части номенклатуры и связанных с ней определенных сегментов КГБ и теневой экономики в СССР возник небольшой, но очень влиятельный кластер интересов, заинтересованный в дальнейшей интеграции советской номенклатуры в мировую экономику и в мировую систему, а следовательно, объективно — в эрозии системы. Иными словами, возник советский сегмент корпоратократии. Когда мы говорим, что Горбачев и пятая колонна разрушили Советский Союз, сдали его Западу, то с эмоциональной точки зрения это правильно. Однако это не политэкономическое, не научное объяснение. Если говорить концептуально, то нужно зафиксировать: в Советском Союзе в 1960-е годы возник советский сегмент корпоратократии, который начал активно интегрироваться в мировую систему, и рано или поздно эта интеграция должна была либо привести к уничтожению этого слоя (его нужно было просто ликвидировать, по крайней мере социально-политически), либо этот слой разваливал СССР и уничтожал советский коммунизм.
Процесс пошел по второму пути. После чехословацких событий на Западе окончательно поняли, что Советский Союз, который в течение 36 часов оккупировал страну с третьей по силе армией в Европе, — это система, которую нельзя сломать извне. Оставался один путь — «задушить в объятиях», активно используя пятую колонну, т. е. советский сегмент корпоратократии, который нужно было растить и укреплять. Чем и занялись Трехсторонняя комиссия, Римский клуб и другие структуры.
Хочу напомнить, что в середине 1970-х годов начинается активное образование различных советско-западных структур, наиболее известной из которых был Международный институт прикладного системного анализа (МИПСА) в Вене. Он создавался исходно как советско-американский центр изучения проблем глобального управления. В реальности этот проект стал средством вербовки — в прямом и косвенном смысле — представителей советской верхушки, перекодирования их со-
знания в выгодном для Запада направлении. «Школу» МИПСА прошли многие будущие «герои» перестройки.
В середине 1970-х годов произошло событие, резко усилившее позиции советского сегмента корпоратократии: в страну благодаря нефтяному кризису пришли около 170-180 млрд незапланированных долларов (в сегодняшних ценах — около 1 трлн долл.). По-видимому, совкорпоратократия вложила их и в советскую теневую и в западную экономики, и встал вопрос о легализации этих капиталов. Но это было невозможно в рамках советского строя, отсюда — решение его демонтировать. То, что решение было принято именно тогда, подтверждается мемуарами и интервью «героев» перестройки и их «советников». Все они говорят о середине 1970-х годов как о времени, когда они поняли, что строй нужно менять (а А. Н. Яковлев добавляет к этому: «с помощью тоталитарной дисциплины партии»). Действительно, именно в середине 1970-х годов советский сегмент глобальной корпоратократии подобрал «кадры» для разрушения системы — отбирались наиболее циничные, коррумпированные, бесчестные персонажи, а также те, кто просто ненавидел СССР и Россию, русских. Именно они должны были превратить структурные противоречия, структурный кризис в системный и обрушить систему. Способом превращения/обрушения стали так называемые реформы, а по сути — управляемый хаос.
Структурные противоречия в советском обществе, безусловно, имелись. Они были закономерным результатом развертывания трех базовых противоречий советского общества, которые, к сожалению, не изучались, — изучение подменялось схоластикой и тупой пропагандой. Шли ли в обществе в 1970-е годы процессы разложения? Конечно, шли. Имело место то, что неточно называют «брежневской коррупцией». Имели место цинизм верхов и пофигизм низов. О неблагополучии общества можно было судить по новым веяниям в кино (в детективах стал все чаще появляться преступник более симпатичный, чем следователь), на эстраде, в синтезе блатной и антисоветской песни у бардов и т. п.
Был ли обратим этот процесс? Был, но для того этого нужна была политическая воля и нужны были очень жесткие репрессивные действия. Однако сытая, тупая, жадная номенклатура на это не пошла, приняв перестройку. Но даже в разгар перестройки точка невозврата еще не была пройдена.
В конце 1988 г. в Советский Союз приехал нобелевский лауреат Василий Леонтьев со своей командой. Перестроечная шпана пригласила его для того, чтобы он доказал: в СССР положение аховое, нужны системные изменения. В. Леонтьев поработал месяц и вынес вердикт: да, есть серьезные структурные проблемы, но нет ни одной проблемы, которая требует системной перестройки Советского Союза. Его поблагодарили, и он уехал. Но может быть, Леонтьев ошибался? Нет, его правоту подтвердила в 1991 г. Маргарет Тэтчер. В произнесенной в Институте нефти (Хьюстон, США) речи, она сказала, что Советский Союз в 1980-е годы не представлял для Запада военной угрозы, поскольку у Запада был военный ответ, а вот экономической угрозой он был. И это — о Советском Союзе 1980-х годов, про который перестройщики говорили, что это неспособное к развитию общество. Ясно, что Запад даже в 1980-е годы видел в СССР опасного конкурента, которого нужно было уничтожить, тем более что Запад, прежде всего США, вследствие рейганомики и гонки вооружений оказались на краю пропасти.
19 октября 1987 г. в Нью-Йорке обвалился фондовый рынок: за один день индекс Доу-Джонса упал на 508 пунктов, или 22,3%, — до тех пор совершенно небывалая вещь. Именного тогда в Федеральную резервную систему США призвали Алана Гринспена, который залатал проблемы, предупредив, что США спасет только чудо. Этим чудом стало разрушение СССР посредством горбачевщины, а затем выкачивание средств из РФ посредством ель-цинщины.
Горбачевщина — это превращение структурного кризиса советского общества в системный. Когда в любой системе возникает структурный кризис, ее внешняя защитная пленка слабеет, она становится уязвимой извне. Кроме того, в ней возникают хаотические
колебательные процессы. И если в этот момент найдется внешневнутренний, подчеркиваю, не только внутренний и не только внешний, но внешневнутренний субъект, который сможет с помощью «управляемого хаоса» превратить эти колебания в мощный тайфун, то система рушится.
Кстати, в начале XXI в. Стивен Манн, высокопоставленный американский чиновник, представитель Буша по Евразии, откровенно сказал, что они, Соединенные Штаты, разрушили Советский Союз с помощью «управляемого хаоса», а основными орудиями разрушения были «демократические реформы» и введение «рыночной экономики».
V
Что такое постсоветская Россия? Это процесс самовоспроизводящегося разложения позднесоветского общества, который утилизуется определенным слоем. И можно только поражаться, сколь мощный материальный и социальный фундамент был создан в советском обществе, что его ломают, грабят и никак не могут исчерпать до конца.
Достаточно посмотреть на наше образование. Американцы сломали свое образование в тех целях, которые они ставили, за 1980-е годы. Сегодня в Соединенных Штатах есть образование для 2% (как говорил один из героев Гоголя, «для тех, кто почище-с») и есть хилое, раздробленное образование для всех остальных. У нас образование ломают уже больше 10 лет, и хотя многое разрушено, оно никак не доламывается.
Где оказалась Российская Федерация в 2013 г., по сравнению с Россией 1913 г.? Мы уже не четвертая держава, как в 1913 г. А вот социальная поляризация вернулась на уровень 1913 г., а может, и перехлестывает. Территория уменьшилась. На наши ресурсы претендуют, а в значительной степени уже контролируют их непосредственно или опосредованно другие государства и их ТНК.
Очень важное отличие 2013 г. от 1913 г. заключается в том, что в XXI в. территория России, как Северной Евразии в целом, привлекает не только своими ресурсами, как в начале XX в., но и самим пространством. По всем
прогнозам в случае геоклиматической катастрофы, вероятность которой весьма велика, территория Северной Евразии останется единственной стабильной и ресурсообеспеченной. В последнее тридцатилетие (как минимум) XX в. на Западе велись закрытые исследования, посвященные тому, как жить в по-слекатастрофическом мире. В 2011 г. началась открытая публикация части результатов этих исследований. Одним из первых обнародованных было исследование Лондонской школы экономики и Института Брукингса под названием «Проект внутреннего перемещения». По сути, речь в нем идет о перемещении больших масс населения из Североатлантической зоны в Северную Евразию. Страны не называются, но, я думаю, всем понятно, что такое Северная Атлантика и что такое Северная Евразия.
Подведем итог. Советский Союз, конечно же, ни в коем случае не был отклонением от логики развития русской истории. Во многих отношениях это был пик, апогей русской истории, по крайней мере в той части, которая касается освобождения власти от собственности. Это был и пик мирового могущества России. Советский Союз был единственным средством выживания и достойной жизни русских и других коренных народов в условиях капиталистической системы. Сейчас у меня все больше создается впечатление, что если Николай I реакционно «подморозил» Россию, то Сталин «подморозил» Россию революционным способом. Эта «разморозка» стала отходить с конца 1950-х годов, и то, что мы имеем сейчас, — это и есть финал этой «разморозки». Обе «заморозки» были попыткой защитить Россию от капитализма, с которым она, будучи имманентно некапиталистической сущностью, несовместима.
Что впереди? Надеюсь, как это ни парадоксально, на мировой кризис. В этом зале я уже несколько раз говорил, что именно в ситуациях мировых кризисов Россия выскакивала из исторических ловушек. После Смуты начала XVII в. нас можно было брать голыми руками, но во время Тридцатилетней войны «чужим
и хищникам» было не до нас, а в середине XVII в. мы могли уже успешно воевать с Польшей. Реформы Петра I, которые во многих отношениях были квазисмутой, обескровили Россию, но опять же Европе было не до нас, она воевала за испанское и австрийское наследства, а когда очухалась, Россия была уже настолько сильна, что могла сломать хребет Фридриху II, и башкиро-татаро-казацкая конница прошлась по Берлину: «Едут, едут по Берлину наши казаки» — это впервые было в 1757 г. И наконец, после Гражданской войны Россию тоже можно было брать голыми руками, но мировой кризис позволил Сталину воспользоваться меж- и внутриимпериалистиче-скими противоречиями.
Говорят, мы вступаем во вторую волну мирового кризиса. Я, правда, согласен с теми экономистами, которые полагают, что никакой второй волны нет, а продолжается первая. Ситуация мирового кризиса, безусловно, дает России шанс выскочить из исторической ловушки. Но случай помогает подготовленному. Этот подготовленный должен обладать двумя качествами: волей и разумом. Волей — «порвать противника как грелку» в ходе системно-исторического и цивилизационного реванша и разумом — знать, как это сделать с наименьшими потерями для себя. Если воля и разум в наличии, то «пусть сильнее грянет буря».
Дата поступления: 15.01.2013 г.
THE SOVIET UNION IN RUSSIAN HISTORY AND WORLD SYSTEM A. I. Fursov (Moscow University for the Humanities)
This is a report presented at the 26th session of the Russian Intellectual Club that took place at Moscow University for the Humanities on December 19, 2012. The author gives a large-scale analysis of the system development of the USSR. He also specifies the causes of its collapse.
Keywords: the Soviet Union, Russia, communism, capitalism, contradictions of late autocratic Russia, contradictions of Soviet society, nomenklatura, corporatocracy.
