CC BY
54
ПРОБЛЕМЫ ГОСУДАРСТВЕННОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ ЭКОНОМИКИ
www.hjournal.ru
Journal of Economic Regulation, 2023, 14(2): 6-17 DOI: 10.17835/2078-5429.2023.14.2.006-017
СОВЕТСКАЯ ЭКОНОМИКА В 1930 ГОДУ
ХАНИН ГИРШ ИЦЫКОВИЧ,
Сиу-РАНХ и ГС, Новосибирск, Россия, e-mail: khaning@yandex.ru
Цитирование: Ханин Г.И. (2023). Советская экономика в 1930 году. Journal of Economic Regulation 14(2): 6-17 DOI: 10.17835/2078-5429.2023.14.2.006-017
В 1930 году советской экономике в рамках ускоренной индустриализации необходимо было решить следующие тяжелейшие задачи. Во-первых, построить множество современных промышленных предприятий и населенных пунктов для проживания строителей и эксплуатационников. Во-вторых, обеспечить их оборудованием. В-третьих, обеспечить новые предприятия квалифицированной рабочей силой. В-четвертых, найти огромные финансовые ресурсы для строительства и подготовки кадров. И все это при крупнейшей социально-экономической революции, изменившей экономическую и социальную жизнь большей части населения - коллективизации сельского хозяйства. Это требовало огромных жертв населения, а значит и огромных усилий для недопущения перерастания неизбежных (и как результат, ошибочных) решений в протесты, направленные на свержение существующего строя.
Ключевые слова: первая пятилетка; история советской экономики; коллективизация сельского хозяйства; кредитная реформа; альтернативная оценка динамики национального дохода в 1930 году
THE SOVIET ECONOMY IN 1930
GIRSH I. KHANIN,
The Siberian Institute of Management - a branch of the Russian Presidential Academy
of National Economy and Public Administration,
Novosibirsk, Russia, e-mail: khaning@yandex.ru
Citation: Khanin G.I. (2023). The Soviet Economy in 1930. Journal of Economic Regulation 14(2): 6-17 (in Russian). DOI: 10.17835/2078-5429.2023.14.2.006-017
The fulfillment of the most difficult tasks of the plan for 1930 was complicated by four political and economic events. First of all, a forced collectivization campaign was carried out, which had a disastrous impact on cattle breeding. Then, the industrial management system was rearranged that had a disorganizing effect on the management process. Besides, a credit system was reformed to get rid of the vestiges of the NEP. Furthermore, to intimidate the old intelligentsia, a campaign against wrecking was conducted, accompanied by numerous arrests of old qualified specialists and the dismissal of many others. As a result, it worsened the quality of the economy management at all levels. The chaos in the management and the recruitment of numerous unskilled personnel led to a severe drop in labor productivity in industry and construction. Also, an alternative assessment of the dynamics of national income in 1930 was offered. It was shown that the national income of the USSR in 1930 increased by only 3% instead of the official growth of 19,9%. The slow growth of national income with a significant increase in the savings share in national income led to a severe drop in all material living conditions of the population, aggravated by the acute commodity deficit.
© Ханин Г.И., 2023
Keywords: The first five-year plan; the history of the Soviet economy; collectivization of agriculture; credit reform; alternative assessment of the dynamics of national income in 1930
JEL: N14, O21, L52
1.1. Коллективизация как предпосылка ускоренной
индустриализации и тормоз экономики в 1930 году
Многие экономические процессы в 1930 году явились продолжением тех же, что и в 1928—1929 гг.1, пусть и в намного больших масштабах. Новым явилось изменение социально-экономической жизни в деревне, где проживала большая часть населения, что диктовалось как раз большими масштабами индустриализации. Как было показано ранее, коллективизация диктовалась требованиями ускоренной индустриализации в рабочей силе и финансовых ресурсах. Но было и другое соображение. Советское руководство вынуждено было приспосабливаться к интересам большей части сельского населения, не имея для этого достаточных финансовых ресурсов при продолжении ускоренной индустриализации. Попытки в 1928—1929 гг. убедить большую часть сельского населения вступить в колхозы путем материального стимулирования и через обеспечение гарантированных заготовок сельскохозяйственных продуктов с помощью контрактации или создание совхозов уперлись в нехватку финансовых ресурсов. Насилие при заготовках было первым шагом к насильственной коллективизации. Насильственная коллективизация встретилась с огромным прямым и косвенным (забой рабочего и продуктивного скота) сопротивлением большей части сельского населения. Как всегда в сталинской системе ретивые исполнители спешили перевыполнить план коллективизации, а верховная власть их поощряла. В результате даже окрепшая карательная система не справилась с крестьянскими восстаниями января-февраля 1930 года. Пришлось бить отбой, привычно возложив ответственность за «перегибы» на местных работников. Часть колхозов временно пришлось распустить и часть обобществленного скота вернуть крестьянам. От штурма пришлось перейти к осаде не вошедших в колхоз.
Коллективизация и сопровождавшее ее раскулачивание, куда попали и многие середняки, имело различные экономические последствия для сельского хозяйства и всей экономики. Она подорвала сельское хозяйство в виду потери рабочего и продуктивного скота, а значит и органических удобрений. Лишило самых энергичных и квалифицированных работников. Во главе колхозов первоначально были поставлены бывшие бедняки-активисты раскулачивания, чаще всего малоэнергичные и малоквалифицированные, не имевшие опыта руководства крупными предприятиями. Многие вопросы эффективной жизнедеятельности колхозов и совхозов не были решены. И материальная заинтересованность колхозников и работников была намного меньше, чем единоличников. Поставленные трактора далеко не могли возместить потерянную мощность забитого рабочего скота. Минеральных удобрений было мало и они не могли возместить потерянных органических удобрений. Все это привело к потере урожайности сельскохозяйственных культур и продуктивности животноводства. Несмотря на прекрасные климатические условия для растениеводства в 1930 году продукция сельского хозяйства СССР по расчетам английского экономиста Уиткрофта сократилась на 6,1%, в том числе продукция растениеводства выросла на 8,1%, продукция животноводства сократилась на 25,1% (The economic transformation of the Soviet Union, 1994: 285). Сокращение продукции животноводства было связано с сокращением поголовья скота и среднего веса животных.
Вместе с тем, вследствие раскулачивания и коллективизации усилился отлив жителей деревни в город — раскулаченных как спецпоселенцев, остальных — добровольно, из-за недовольства жизнью в колхозах и совхозах. Это расширило объем рабочей силы для несельскохозяйственных отраслей. Но рабочей силы неквалифицированной и часто неграмотной. Значительно возросли возможности извлечения финансовых ресурсов сельского населения для нужд индустриализации. Колхозы и совхозы, возглавляемые коммунистами, покорно выполняли установленные планы заготовок, несмотря на установленные ранее низкие заготовительные цены, которые были многократно
1 Подробнее см.: (Ханин, 2023).
ниже рыночных. Это не означает, что кардинально изменился баланс взаимоотношений города и деревни в пользу города (по сравнению с последними годами нэпа). Дело в том, что многократно возросли поставки в деревню средств производства — машин и удобрений. Это позволило советскому экономисту Барсову в середине 60-х годов выдвинуть на основе расчетов тезис о том, что произошло даже изменение пропорций в пользу деревни. Но обсуждение этого важного вопроса выходит за пределами избранной темы, да и возможностей автора. Наиболее сложным здесь является вопрос об обоснованности установленных цен. Следует учесть, что колхозы и совхозы, резко повысив норму товарности, решали ключевую в то время задачу обеспечения валютных поступлений для оплаты оборудования и технической помощи.
1.2. Организационно-экономические изменения
Серьезную дезорганизацию в экономику наряду с коллективизацией внесли три дальнейшие организационно-экономические мероприятия советского руководства.
Первой была компания борьбы с «вредительством», начатая Шахтинским процессом в 1928 году и внесудебной расправой над вредителями» в военной промышленности в конце 1929 года. В 1930 году эта компания охватила все отрасли экономики, науку и высшее образование. В основе компании лежало стремление минимизировать влияние наиболее квалифицированной части интеллигенции на настроение и поведение управленческого аппарата и деятелей науки, и высшего образования. Получившая образование в дореволюционной России или на Западе, старая интеллигенция из-за понижения социального статуса и материального положения, большей образованности и квалификации критически относилась к советской власти и курсу партии на ускоренную индустриализацию, считая его опасной авантюрой. Это влияло и на их практическую деятельность и оказывало влияние на настроения окружающих. Профессиональная честь и достоинство не позволяли им ни составлять авантюрные планы, ни фальсифицировать статистику. C точки зрения сталинского руководства, эта часть интеллигенции представляла реальную или потенциальную опасность в случае внутренних волнений или военного столкновения. Опыт их конспиративной деятельности не позволял им усомниться в том, что антисоветские настроения должны вылиться в антисоветскую заговорщическую деятельность.
В 1930 году аресты старых специалистов шли еще интенсивнее, чем в 1929 году. Размеры их отличаются по советским источникам (2—3 тысячи) и эмигрантским (7 тыс.) из общего числа в 35 тыс. старых инженеров к весне 1931 года (The economic transformation of the Soviet Union, 1994: 117). В Донбассе, например, были арестованы половина старых инженеров и техников. Еще большие размеры приняла чистка старых специалистов, т.е. изгнание их из советских предприятий и учреждений, нередко (по 1 категории) с запретом заниматься чем-либо, кроме физического труда. К середине 1931 года была расследована деятельность 1,6 млн человек из административного персонала, из них 11% было «вычищено» (The economic transformation of the Soviet Union, 1994: 118).
Очевидно, что замена квалифицированных специалистов малообразованными, не имеющими необходимой квалификации выдвиженцами должна было катастрофически снизить эффективность управленческой деятельности в учреждениях государственного управления, предприятиях, научных учреждениях и в высшей школе. Особенно тяжелые последствия имело чистка аппарата Госплана СССР, Наркомфина СССР, Госбанка СССР и ВСНХ СССР. Из них были удалены почти все старые специалисты, занимавшие сколько-нибудь значительные должности. Даже горячий сторонник индустриализации, руководитель разработки первого пятилетнего плана С.Г. Струмилин был освобожден от должности заместителя председателя Госплана СССР, и остался только начальником экономико-статистического отдела Госплана СССР, созданного после слияния ЦСУ СССР и Госплана СССР в начале 1930 года. И это еще было достижением, так как Струмилин был выдающимся статистиком2. Вместо старых специалистов привлекались часто не имеющие специального образования и опыта экономической работы партийцы.
2 К сожалению, став во главе советской статистики Струмилин ничего не смог сделать для ее улучшения, прекрасно понимая, конечно, ее пороки.
Второй организационно-экономической мерой, дезорганизовавшей экономику СССР, явилась реорганизация управления промышленностью. Она осуществлялась в соответствии с постановлением ЦК ВКП(б) «О реорганизации управления промышленностью», принятом 5 декабря 1929 года (Директивы, 1957: 126-132). Отказ от нэпа и переход к ускоренной индустриализации неизбежно должны были отразиться на системе управления промышленность. Вопрос в ее методах и последствиях.
Постановление начинается с мероприятий по повышению роли предприятий в экономической системе. Объявлялось, что «предприятие является основным звеном управления промышленностью» (Директивы, 1957: 126). При этом хозрасчет объявлялся основным содержанием деятельности предприятия. До этого постановления основными звеньями управления промышленностью являлись, по аналогии с западной практикой, тресты и синдикаты под контролем главных управлений ВСНХ. Предприятия имели ограниченные права текущего управления в соответствии с распоряжениями трестов (в области производства и технического развития) и синдикатов (в области финансов, снабжении и сбыта). Синдикаты как институт рыночной экономики явно были излишним институтом. Но кто будет заниматься финансами, снабжением и сбытом вместо синдикатов?
Постановлением вводился новый административно-экономический орган управления промышленностью - объединение на базе синдикатов, вместо чисто административного -главного управления (главка) ВСНХ. Таких объединений для промышленности ВСНХ СССР было создано 33. Предприятия входили в них либо непосредственно, либо через частично сохранившиеся тресты. ВСНХ, лишенный главков, устранялся от оперативного управления промышленности и сосредотачивался на «составлении производственно-финансовых планов развития промышленности и ее технической реконструкции, на увязке работ отдельных отраслей промышленности, на разработке главнейших директив в области планирования и регулирования промышленности, на контроле за их выполнением и укомплектовании и инструктировании хозорганов» (Директивы, 1957: 131-132).
Реорганизация управления промышленностью создавала для промышленности сложнейшие управленческие и экономические проблемы.
Хозрасчет принципиально отличался от коммерческого расчета периода нэпа. Коммерческий расчет осуществлялся в условиях, пусть и ограниченной, рыночной экономики со свободой ценообразования и выбора поставщиков и потребителей. Коммерческий расчет позволял установить реальную эффективность производственных субъектов. Хозяйственный расчет относился к плановой экономике с плановыми ценами и плановыми хозяйственными связями. Поэтому прибыль здесь отнюдь не характеризовала эффективность. К тому же, предприятие было неудачным объектом для хозрасчета. Оно чаще всего не контролировало научные и конструкторские работы, снабжение и сбыт. К тому же, для организации бухгалтерского учета и статистики требовалось обеспечение предприятий многочисленными экономистами и бухгалтерами - на порядок больше, чем в трестах. После чисток квалифицированных экономистов и бухгалтеров не хватало даже для трестов. При том, предприятиям рекомендовалось переводить на хозрасчет цеха и даже бригады.
Огромные трудности возникали при создании объединений. Хотя их собирались создавать на базе синдикатов, по содержанию и масштабах своей деятельности они значительно отличались от синдикатов. Требовалось быстро найти для них компетентных и политически надежных руководителей, которых так остро не хватало.
ВСНХ тоже требовалось перестроить свою структуру и характер своей деятельности и подобрать под новые задачи руководящие кадры и исполнителей, установить задания для объединений. И все эти сложнейшие организационные задачи решать одновременно с выполнением крайне напряженных и часто корректируемых производственных и финансовых задач. Совершенно очевидно, что должен был возникнуть величайший организационный и экономический хаос. Вот как об этом очень откровенно писал летом 1930 года видный деятель промышленности А. Гинзбург: «Всеобщее разбухание штатов, рост административных расходов, возрождение
параллелизма, возросшее усложнение вместо упрощения структуры организации, дублирование функций ... отсутствие определенности в распределении функций — все это происходило везде. Весь этот беспорядок при реорганизации, который часто приобретал характер эпидемии»3.
Третьей разрушительной по своим последствиям экономической реформой явилась кредитная реформа 1930 года.
С 1927 года кредитная система СССР окончательно потеряла свой на четверть рыночный характер, который она еще имела с начала перехода к нэпу4. Конечно, частично частные банки с самого начала в ней занимали ничтожное место, ведь главенствующую роль непосредственно в кредитовании (а не как банк банков) играл Государственный банк СССР. Но все еще существовали отраслевые банки краткосрочного кредита, которые соревновались друг с другом и с Госбанком СССР за вкладчиков и клиентов, через величину процентных ставок по вкладам и кредитам. «Умирание» рыночной экономики в банковской сфере началось с принятием 15 июня 1927 года постановления ЦИК и СНК «О принципах построения кредитной системы» (Атлас, 1952: 74). Этим постановлением предусматривался строгий контроль Госбанка СССР за всей кредитной системой, и самое главное — произошло прикрепление клиентов к отдельным банкам, а также унификация процентных ставок (Атлас, 1952: 74—77).
Возможности советского государства по мобилизации финансовых ресурсов для целей ускоренной индустриализации, коллективизации и обороны ограничивались остатками нэповского кредитного механизма в виде коммерческого кредита и частично механизмами внебанковских расчетов между предприятиями. Поэтому весной 1929 года РАБКРИН, выступавший в этот период мотором в наиболее радикальных хозяйственных проектах, проявил инициативу в реорганизации кредитной системы путем избавления ее от остатков нэповских методов кредитования и расчетов. Для обсуждения предложений РАБКРИНА правительством была создана комиссия из представителей ряда хозяйственных ведомств. Она обсудила четыре проекта этого реформирования (ВСНХ, Госбанка, Центросоюза и РАБКРИНА), довольно существенно отличающиеся друг от друга (Атлас, 1952: 129—132). В конце концов, остановились на проекте Госбанка и РАБКРИНА. Была создана комиссия под руководством председателя РАБКРИНА Орджоникидзе, которая и выработала решение о кредитной реформе. Она была объявлена решением ЦИК и СНК от 30 января 1930 года «О кредитной реформе»5.
Наиболее важным элементом кредитной реформы являлась коренная реорганизация порядка кредитования государственной промышленности и кооперации. Ее обоснование излагалось следующим образом: «Существовавшая до сих пор система отпуска товаров в кредит в общественном секторе, приводившая к усложнению путей прохождения кредита и к затруднениям при его планировании должна быть ликвидирована и заменена исключительно банковским кредитованием. Само банковское кредитование должно быть организовано таким образом, чтобы исключить посредствующие звенья»6. Ни сроки, ни порядок проведения кредитной реформы в постановлении не определялись, Обращало на себя внимание указание на исключение посредствующих звеньев. Оно означало, что объектом кредитования должны были быть предприятия, а не их руководящие структуры (объединения и тресты). Это соответствовало роли предприятий, определенной постановлением о реорганизации управления промышленности. Однако, объединения и тресты не исключались из процесса кредитования. Предусматривалось, что «подведомственные Высшему совету народного хозяйства Союза ССР производственные объединения и тресты, не входящие в состав объединения, в пределах согласованного между Высшим Советом народного хозяйства Союза ССР и Государственным банком плана кредитования, устанавливают планы кредитования своих операций и операций входящих в их состав предприятий»7.
Определение предприятия основным объектом кредитования, вместо трестов и синдикатов, неизмеримо усложняло процесс проведения кредитной реформы, ибо делало клиентами банка на
3 Цитируется по: (The economic transformation of the Soviet Union, 1994: 243).
4 Подробнее см.: (Атлас, 1952: 39-73)
5 См.: Директивы КПСС и советского правительства по хозяйственным вопросам. Том 2 (1957). М. C. 150-157.
6 Там же. C. 150.
7 Там же. С. 151.
порядок большее число объектов, чем ранее. Это обстоятельство не отмечается в известной мне советской и зарубежной литературе, освещающей кредитную реформу.
Чтобы не перегружать текст излишними подробностями о ходе кредитной реформы (Атлас, 1952: 140—159) отмечу главные моменты. Прежде всего, кредиты теперь предоставлялись на разрыв между поступлениями и расходами предприятий на взятом из практики крупных немецких банков контокоррентном счете в совершенно других экономических условиях. При этом, лимиты не устанавливались сначала по вине ВСНХ СССР, затем Госбанка. Таким образом, Госбанк покрывал любые финансовые разрывы предприятий. От предприятий не требовали подтверждения соответствия выставленных поставщиками счетов заключенными договорами. Да и сами договора практически исчезли из хозяйственной практики: «Если в конце 1929 года 80% сбыта продукции обобществленного сектора оформлялись договорами, то в середине 1930 года лишь около 5%» (Атлас, 1952: 147). Поставщик мог поставлять не нужные потребителю товары, бракованные, по повышенной цене. В этих условиях предприятиям не нужно было беспокоиться о снижение себестоимости продукции, повышении ее качества. Правда, в командной экономике договор в отсутствии конкуренции не был равноправен: поставщик был намного сильнее покупателя. К тому же, оба они функционировали в условиях постоянно меняющихся планов, но какой-то контроль над поставщиком они обеспечивали.
Кредиты часто выдавались без планов и лимитов. Лимиты запаздывали, планы нарушались. Например, кредитный план на июль-сентябрь 1930 года был превышен почти на 60%, на особый квартал 1930 года — в полтора раза (Атлас, 1952: 148). Пороки механизма кредитования и расчетов усугублялись отвратительной подготовкой к ее проведению. На подготовку к переходу от много десятилетней практики кредитования и расчетов было отведено всего два месяца. Госбанк и его филиалы катастрофически не справлялись с проведением операций.
Несомненно, на ходе и результатах кредитной реформы сказалась «чистка» Госбанка от старых квалифицированных специалистов. Ни председатель Госбанка СССР Григорий Пятаков, ни его заместители Кактынь и Карклин не имели ни специального образования, ни опыта работы в банковской сфере, а ответственность за ее провал была возложена на «вредительскую деятельность» старых специалистов. Долгое время катастрофические последствия кредитной реформы не признавались. Она получила высокую оценку в докладе Сталина на 16 съезде партии в июне 1930 года (Ленин, Сталин, 1936: 470).
Катастрофические результаты кредитной реформы проявились в огромном росте денежного обращения, выдачи кредитов и ухудшения качества хозяйственной деятельности в обобществленном секторе экономики. Это был не единственный фактор, но очень важный. Так, налично-денежная масса с 1 января 1930 года по 1 января 1931 года выросла на огромные 52% (The economic transformation of the Soviet Union, 1994: 536). Кредиты Госбанка с 1 октября 1929 года по 1 октября 1930 года выросли на 267%. Это привело к росту материальных остатков на 89%, что означает огромное омертвление средств и работу значительной части промышленности не на конечного потребителя (Атлас, 1952: 150). Хозрасчет стал чистой формальностью. Об этом откровенно сказал недавно назначенный председателем ВСНХ СССР Орджоникидзе 30 января 1931 года. Объясняя этот факт, Орджоникидзе говорил: «У нас же в настоящее время за все платит Госбанк, а предприятие материально ни за что не отвечает» (Первая всесоюзная конференция, 1930: 12). Намного ухудшилось положение с себестоимостью и качеством продукции.
Ответственными за провал кредитной реформы были объявлены Пятаков и нарком финансов Брюханов. Они были смещены со своих постов... Обоснованно. Но не лучшим образом показал себя Сталин, восхвалявший ее в разгар ее кризиса, Рыков как председатель СНК. Экономическая печать — сначала восхвалявшая любое решение партии и правительства, а потом долго не замечавшая происходивших с ней безобразий.
1.3. Материальное производство
Указанные четыре крупнейших потрясения 1930 года должны были оказать огромное влияние на развитие всех отраслей советской экономики в этом году. О влиянии на сельское хозяйство было
сказано выше. Перейду к промышленности. Она была ведущей отраслью экономики с точки зрения уделяемого ей внимания. Так, в 1930 году доля промышленности и электрификации в общем объеме капиталовложений составила 41% (The economic transformation of the Soviet Union, 1994: 490). При этом, основная часть капиталовложений приходилась на тяжелую промышленность. Особенность развития промышленности в 1930 году состояла в том, что впервые на ее развитии сказался ввод в действие новых предприятий. Из крупных к ним относились Сталинградский тракторный завод и Ростсельмаш.
Другой особенностью развития промышленности в 1930 году явился огромный рост численности работающих. Если в 1929 году численность выросла на 367 тыс. человек, то в 1930 году — на 909 тыс. человек или на 24,9% по сравнению с 1929 годом (The economic transformation of the Soviet Union, 1994: 524).
По официальным данным продукция промышленности (Планируемой ВСНХ и НКСнабом) в 1930 году выросла по сравнению с предыдущим годом на 31,8% (Народное хозяйство СССР, 1931: 18). По расчетам Наттере, ее прирост составил 15% (The economic transformation of the Soviet Union, 1994: 507). Однако, этот расчет не учитывал ухудшение качества (еще в большей степени, чем в
1929 году). Тогда был принят поправочный коэффициент в размере 4 процентных пункта. Теперь (после практического исчезновения договоров) его смело можно принять в размере 6 процентных пункта. Следовательно, реальный прирост составил 9%. Произошло катастрофическое снижение производительности труда на 12%, что хорошо объясняет непрерывные жалобы официальных лиц и СМИ на ухудшение качественных показателей в экономике. Снижение производительности труда легко объясняется ухудшившимся продовольственным обеспечением и жильем. Последнее не отражалось в жилищной статистике, так как в нее не попадало жилье в бараках и землянках. Огромную роль играло то, что пополнение рабочей силы в промышленности шло из сельских жителей чаще всего не грамотных, не получивших квалификацию и не привыкших к промышленному ритму.
Наиболее ярким проявлением ухудшением качественных показателей явилась динамика себестоимости продукции. В двух отраслях, где она более или менее (не учитывалось изменение качества) была правдоподобной из-за простоты номенклатуры, даже в лучшем по ряду причин в
1930 году четвертом квартале произошел рост себестоимости: по углю на 8,2%, по железу и стали — на 7,2% (The economic transformation of the Soviet Union, 1994: 436).
Положение промышленности с вновь вводимыми предприятиями хорошо иллюстрирует положение на Сталинградском тракторном заводе. Пущенный в ход с огромной помпой ко дню открытия 16 съезда партии 17 июня, он должен был выпустить в июле-сентябре 2000 тракторов. Фактически его продукция составила 8 — в июне, 0 — в июле, 10 — в последние дни августа и 25 — в сентябре. При этом выпущенные трактора были крайне низкого качества. Согласно американскому инженеру, в июне: «ни один из нескольких выпущенных тракторов не выдержал испытания. После 70 часов работы они рассыпались на куски» (The economic transformation of the Soviet Union, 1994: 372). Помимо преждевременного ввода в эксплуатацию, играло роль крайне низкое качество отечественных материалов. Так, сталь поставляемая главным поставщиком сталинградским заводом Красный Октябрь, оказалось безнадежно низкого качества. Таким же плохим было положение с другими отечественными материалами (The economic transformation of the Soviet Union, 1994: 372—373). Ухудшение качества промышленной продукции вызывало тревогу у руководителей промышленности. Куйбышев 14 июня 1930 года писал в газете «За индустриализацию»: «Шокирующее качество нашей продукции угрожает свести значительную часть наших достижений в производстве к нулю» (The economic transformation of the Soviet Union, 1994: 514). Но и он был бессилен изменить положение с качеством в условиях нереальных заданий по производству и себестоимости.
Обсуждая причины неудовлетворительной работы промышленности СССР в годы первой пятилетки, крупный знаток американского предпринимательства В.М. Шпотов, на основе отзывов американских специалистов, работающих в СССР, отмечал следующие пороки советской промышленности в этот период: нехватка и низкое качество сырья и оборудования (имелось в
виду отечественное оборудование — прим. Г.Х.); подчинение промышленных предприятий вышестоящим инстанциям; большинство работников приходят из деревни; заводская администрация делит власть с партийной и профсоюзной организациями; слабая дисциплина у части рабочих; многочисленный аппарат; централизованная система планирования, производства и распределения (Шпотов, 2013: 198).
Все большее значение в экономике приобретало строительство. О его росте свидетельствовал рост числа занятых на 705 тыс. человек (77%) против 96 тыс. в 1929 году (The economic transformation of the Soviet Union, 1994: 489). Но в этом огромном росте таилась и большая опасность. Новые работники, пришедшие из деревни и не успевшие получить серьезного обучения, не могли дать высоких результатов. К тому же, строителям приходилось работать в тяжелейший условиях: острой нехватке проектов и чертежей, практически ручном труде, тяжелейших жилищных условиях, плохой организации труда, острой нехватке строительных материалов. Из-за этих причин строительство более или менее крупных объектов растягивалось на несколько лет, вместо 6-7 месяцев в США.
Согласно материалам баланса народного хозяйства СССР, составленного ЦУНХУ СССР, продукция строительства в 1930 году выросла на 44,1% (Materials of the balance, 1985). При росте занятых в строительстве на 77% произошло снижение производительности труда в строительстве на 19% — хорошо согласующееся с изменением условий в строительстве в этом году. Еще худший результат получается при использовании очень тщательных позднейших расчетов Мурстина и Пауэлла. Согласно им, продукция строительства выросла только на 31% (Moorsteen and Powell, 1966). В этом случает производительность труда снизилась на 26%. Более благополучно складывались дела на грузовом транспорте
Созданный на грузовом транспорте национальный доход, который принимался за рост продукции, вырос на 18,7% (The economic transformation of the Soviet Union, 1994: 489) (по всему транспорту рост должен был быть намного больше, так как особенно быстро рос пассажирский транспорт). Между тем, численность занятых на транспорте выросла на 15,1% (The economic transformation of the Soviet Union, 1994: 524). Таким образом. производительность труда выросла на 3,1%.
1.4. Общеэкономические показатели
Теперь становится возможным исчислить альтернативную оценку динамики национального дохода за 1930 год. Результаты расчета представлены в таблице 1.
Таблица 1
Альтернативный расчет динамики национального дохода в 1930 году
№ п п Отрасли Единица измерения 1929 1930/1929 1930 Примечание
1 Сельское хозяйство Млн рублей 7 491 0,939 7 034
2 Промышленность - 4 216 1,09 4 595
3 Строительство - 1 057 1,31 1 386
4 Транспорт - 985 1,187 1 169
5 Итого 13 749 14 184 В 1929 году было ошибочно подсчита-но 14 229
6 1930/1929 1,03
Источники: составлено автором.
Таким образом, прирост национального дохода оказался 3%, вместо 19,3% по балансу народного хозяйства (The economic transformation of the Soviet Union, 1994: 489) и 19,9% по первой оценке Госплана СССР (Народное хозяйство СССР, 1931: 210). Разрыв в 16 процентных пункта, вместо 11
процентных пункта в 1929 году. По расчетам Мурстина и Пауээла в факторных ценах 1937 года прирост составил 5,9% (Moorsteen and Powell, 1966: 622—623). Полученный результат по приросту национального дохода оказался в 2-3 раза ниже плана на 1930 год.
При том следует отметить, что в США и Германии в этом году ВВП сократился на 10% и более и свирепствовала огромная безработица и нищета значительной части городского населения. Так что, на этом фоне, по крайней мере по динамике ВВП, СССР выглядел предпочтительнее. Но на Западе не было жутких политических преследований и издевательств, товарного дефицита и низкого качества продукции.
1.5. Уровень жизни населения
Уровень жизни населения в 1930 году снижался под влиянием динамики национального дохода и структуры использования национального дохода. При минимальном росте национального дохода произошли радикальные изменения в его использовании: выросла доля инвестиций в основной капитал. Как было показано, говоря о кредитной реформе, колоссально выросли материальные запасы. Наконец, быстро росли расходы на образование и здравоохранение, необходимые для подготовки квалифицированных работников и сохранение их здоровья. Для личного потребления оставалось все меньше средств. Эти макроэкономические соображения подтверждаются многочисленными свидетельствами.
Из-за забоя в ходе насильственной коллективизации в начале 1930 года половины скота, катастрофически уменьшились поставки скота городскому населению. Чтобы хоть как-то обеспечить мясом наиболее важные для власти группы населения, летом 1930 года были введены для всей городской территории СССР карточки на мясо (вдобавок к карточкам на хлеб). Нормы выдачи были установлены куцые: «В наиболее выгодном положении оказались рабочие Москвы и Ленинграда, а также шахтеры и рабочие горячих металлургических цехов. Им полагалось по 200 гр. мяса в течение 20-22 дней в месяц, служащим тех же предприятий — по 100 гр. Остальные города делились по степени индустриальной важности. Мясные нормы для рабочих в них составляли от 150 гр. выдаваемых 15 дней в месяц, до 100 гр. в течение 10 дней, нормы служащих — от 100 до 75 гр. в течение 10 дней месяца» (Осокина, 1999: 76). «Но что это было за мясо — конина/солонина. Частенько мясо заменялось воблой, рыбой, консервами. Другие продукты — крупа, масло, сахар, чай, сельдь, макароны — продавались с перебоями. В лучшем случае, рабочая семья получала в месяц по 0,5-1 кг сахара, крупы да бутылку растительного масла» (Осокина, 1999: 78). При оценке указанных норм на мясо следует иметь в виду, что иждивенцам карточки не выдавались. А семьи тогда были многолюдные — 3-4 ребенка были не редкостью, да и матери часто не работали.
Елена Осокина сообщает, что «еще более скудным было государственное снабжение не продовольственными товарами. Даже в Москве потребность в чулках, носках, платках удовлетворялась лишь на половину, потребность в одежде и обуви, в лучшем случае, на треть, в нитках — на 10—15%. Очереди за керосином были хроническими, а спичек выдавали по 2 коробки в руки. Вот и весь ассортимент. О качестве, конечно, никто даже и не заикался — люди брали что дают, давясь в очередях» (Осокина, 1999: 78). Каким же образом легкая промышленность показывала заметный рост, и не только в стоимостном выражении? Объяснение простое: статистика велась преимущественно по крупной промышленности. А данная продукция преимущественно выпускалась кустарной промышленностью, которая преследовалась разными способами, в том числе и при железнодорожных перевозках и при поставках сырья.
Какой роста производительности труда можно было ожидать от рабочих, при таком ужасном обеспечении продовольственными и непродовольственными товарами, да еще при тяжелейших жилищных условиях?
К исследованию Осокиной добавлю наблюдения интеллигентного москвича.
30 января. «Недостаток самых необходимых продуктов (люди часами ждут, не появится ли какой-нибудь товар — сыр, мандарины, колбаса, лимоны или миноги безразлично — и тут же, в густой очереди разбирают все)» (Шитц, 1986: 168).
Июнь. (Товаров в лавках нет никаких. Похоже на 1919, но тогда, по крайней мере, (рассыпную Икру» продавали в изобилии, а сейчас кризис с папиросами! Можно видеть длиннейшие очереди у будок и даже у продавцов-моссельпромщиков. Такой же кризис с мылом. Простое мыло исчезло давно, его малыми дозами дают по карточкам. Сейчас нет следующих товаров: 1) йода, хинина, глицерина, нафталина, аспирина, 2) мыла туалетного, 3) никакой мужской обуви, даже холщевой, 4) никаких подметок. Из съестного нет: сыра, колбасы, муки, сметаны, творога и мн. др.» (Шитц, 1986: 183-184).
5 июля. «Исчезает из оборота все. Глицерин в аптеках даже по рецептам отпускается лишь в составных лекарствах, а не в чистом виде. Йод по рецептам. Нет электрических лампочек. Мыло по карточкам, но его все же нет, люди моются чистюлем, продаваемым в нефтелавках, смесью песка с чем-то. О платье и говорить нечего, как и об обуви» (Шитц, 1986: 197).
Перейду к материальному положению деревни. «Деревня пока не страдала от недостатка продовольствия, за исключением бедняков и маломощного середнячества, которые вновь стали жертвами локального голода» (Осокина, 1999: 79).
Еще больше ухудшились жилищные условия городского населения. Даже в Москве обеспеченность жильем снизилась с мизерных 5,44 м2 на душу населения в январе 1929 года до ужасных 3,94 м2 в 1931 году8.
Елена Осокина, ссылаясь на архивы ФСБ, сообщает о многочисленных антисоветских настроениях среди рабочих, а нередко и антисоветских выступлениях рабочих, включая забастовки в 1930 году, что в условиях жесточайших политических репрессий было близко к подвигу (Осокина, 1999: 80-83).
Чтобы снять с себя ответственность за материальные трудности сталинское руководство привычно свалила их на «вредителей». На этот раз —старых специалистов занятых в снабжении населения продовольствием. Прошел процесс «вредителей», закончившийся расстрелом 48 человек (The economic transformation of the Soviet Union, 1994: 542).
Массовые репрессии против зажиточных крестьян, торговцев и старых специалистов, оппозиционеров разного рода привели к появлению нового хозяйственного феномена — системы массового принудительного труда в ряде отраслей экономики, испытывающих трудности с рабочей силой в виде трудовых лагерей и спецпоселений. К концу 1930 года в трудовых лагерях ОГПУ (без лагерей в ведении Наркомюста) в тяжелейших условиях содержалось 212 тыс. человек и в спецпоселениях — более миллиона человек (The economic transformation of the Soviet Union, 1994: 84).
1.6. Общественная реакция на экономические неудачи
Срыв заданий пересмотренного пятилетнего плана и плана 1930 года (особенно в июне-августе), резкое ухудшение уровня жизни населения не могли не отразиться на положении в верхушке сталинской власти. 30 августа председатель совета Народных комиссаров РФСФСР, на 16 съезде партии избранный кандидатом в члены Политбюро С.И. Сырцов, выступил с двухчасовым докладом на совместном заседании совнаркома и ЭКОСО РСФСР, посвященном контрольным цифрам на 1930/1931 год по РСФСР (The economic transformation of the Soviet Union, 1994: 542). Самое примечательное состояло в том, что критика сталинской экономической политики шла от ее совсем недавнего горячего защитника (буду цитировать по изложению в книге Дэвиса в виду отсутствия текста доклада в библиотеках Новосибирска).
Доклад содержал беспощадную критику практики планирования и хозяйственного руководства за авантюризм и беспринципность. «Поспешное, необдуманное и опрометчивое планирование приводит к лихорадочному и бессмысленному возбуждению, которое часто выдается за реальную работу. У директоров предприятий и других руководителей отсутствует гражданское мужество, чтобы противодействовать планам, которые они считают нереалистичными» (The economic transformation of the Soviet Union, 1994: 84). Нетрудно в «других руководителях» увидеть членов Политбюро.
Сырцов продолжает: «Кажется непостижимым и угрожающим, что наш Госплан не предупреждал нас о хаосе в нашем планировании. Вопрос должен быть поднят о бесплановости и произволе в разных областях и отсутствии координации между отдельными очень важными
8 По данным: (The economic transformation of the Soviet Union, 1994: 103), со ссылкой на: (Введенский, 1932: 22, 24).
решениями» (Сырцов, 1930). Сырцов призвал к «раскрепощению творческой энергии рабочего класса для того, чтобы обман и фальсификации были устранены» (The economic transformation of the Soviet Union, 1994: 401).
Прошло три месяца, прежде чем сталинское руководство опомнилось от этой беспощадной критики и обрушилось на Сырцова и его единомышленников, устранив их из руководства.
1.7. План на 1931 год
Вопреки призывам Сырцова и провалам в экономике, авантюристическая линия в планировании еще больше усиливалась. Это нашло наиболее яркое отражение в плане на 1931 год. Его основные задания иначе как безумными назвать невозможно. Так, национальный доход планировалось поднять на 38,9%, при фактическом росте на 3% в 1930 году и на 19,9% по данным официальной статистики (The economic transformation of the Soviet Union, 1994: 401). Еще более безумным являются задания по капитальным вложениям. Они предусматривали их рост на 75,1% (The economic transformation of the Soviet Union, 1994: 402). Столь же безумными являются планы по качественным показателям в промышленности. Так, предусматривался прирост производительности труда промышленности ВСНХ на 28%, по промышленности НКснаба — на 35%, снижение себестоимости промышленности ВСНХ на 10%, НКснаба — на 12% (Народное хозяйство СССР, 1930: 210).
План на 1931 год и в методологическом отношении был намного примитивнее плана на 1929/1930 годы. В нем отсутствовал прогноз цен, позволяющий определить реальную динамику продукции, структуры экономики и уровня личных доходов населения. Сказалось, конечно, удаление из числа авторов С.Г. Струмилина. Но не только. Слишком неблагоприятными для власти были эти измерители для 1930 года. Так, вопреки намечавшемуся снижению общеторгового индекса розничных цен на 3,5% (Народное хозяйство СССР, 1930: 210), сопутствовавшему росту реальных доходов рабочих и служащих (номинальная оплата должны была вырасти на 7,9% (Народное хозяйство СССР, 1930: 240)), произошел рост общеторгового индекса на 23,8%, в том числе на частном рынке — на 86,2% (Струмилин, 1959: 34), при росте номинальной оплаты на 13% (Струмилин, 1959: 23), что означало падение реальной заработной платы на 8,8%. Все это по официальным, явно преуменьшенным данным по динамике цен, не учитывающим ухудшение качества продукции. Падение реальных личных доходов рабочих и служащих, как видим, было близко к реальному снижению производительности труда в промышленности и строительстве.
Заключение
1930 год был периодом тяжелейших неудач в области эффективности производства и уровня жизни населения. Эти неудачи власти пытались скрыть от внешнего мира и своего населения с помощью фальсифицированной макроэкономической статистики. Хуже всего это удавалось в отношении собственного населения: слишком очевидны были результаты. Тем не менее, советской власти удалось главное: сохранить власть при недовольстве подавляющей части населения. Это удалось благодаря жесточайшему репрессивному режиму, контроль над которым удалось сохранить.
При всех многочисленных хозяйственных неудачах, следует отметить быстрый рост промышленности еще до того, как вступили в действие большинство строек реконструктивного периода. Этот феномен не нашел удовлетворительного объяснения в российской и западной экономической литературе. Он объясняется огромным индустриальным строительством в годы первой мировой войны (Малафеев, 1963: 402; Сидоров, 1973: 333—449).
Удалось в 1930 году создать большой задел для ввода в действие значительных производственных мощностей в следующие годы.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ/REFERENCES
Атлас М.С. (1952). Кредитная реформа в СССР. М. [Atlas, M.S. (1952). Credit reform in the USSR. M. (In Russian).]
Введенский А.С. (1932). Жилищное положение фабрично-заводского пролетариата СССР. М. [Vvedensky, A.S. (1932). Housing situation of the factory-factory proletariat of the USSR. M. (In Russian).]
Директивы КПСС и советского правительства по хозяйственным вопросам (1957). М. [Directives of the CPSU (Communist Party of the Soviet Union) and the Soviet Government on Economic Issues. Vol. 2. (1957). Moscow. (In Russian).]
Ленин и Сталин (1936). Сборник произведений к изучению истории ВКП(б). Том 2. М. [Lenin and Stalin (1936). Collection of Works on the History of the All-Union Communist Party. Moscow. (In Russian).]
Малафеев А.Н. (1964). История ценообразования в СССР (1917—1963). М. [Malafeev, A.N. (1964). History of Pricing in the USSR (1917—1963). Moscow. (In Russian).]
Народное хозяйство СССР на пороге третьего года пятилетки и контрольные цифры на 1931 (1931). М. [The national economy of the USSR on the threshold of the third year of the five-year plan and control figures for 1931. (1931). M. (In Russian).]
Осокина Е. (1999). За фасадом «сталинского изобилия»: Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. М.: РОСПЭН. [Osokina, E. (1999). Behind the Facade of Stalinist Abundance. Distribution and the Market in [Supplying the Population During the Years of Industrialization 1927—1941. Moscow. (In Russian).]
Первая всесоюзная конференция работников социалистической промышленности (1930). Стенографический отчет М. [The first All-Union conference of workers of Socialist industry (1930). The verbatim report of M. (In Russian).]
Сидоров Л.А. (1973). Экономическое положение России в годы первой мировой войны М. [Sidorov, L.A. (1973). The economic situation of Russia during the First World War M. (In Russian).]
Струмилин М.Г. (1959). Очерки социалистической экономики. М. [Strumilin, S.G. (1959). Essays on the Socialist Economy. Moscow. (In Russian).]
Сырцов С.И. (1930). К Итогам хозяйственного года: переработанная стенограмма речи С.И. Сырцова на объединенном заседании СНК И ЭКОСО РСФСР 30 августа 1930 по докладу Госплана РСФСР о контрольных цифрах на 1930/1931. М. [Syrtsov, S.I. (1930). To the Results of the economic year: a revised transcript of S.I. Syrtsov's speech at the joint meeting of the Council of People's Commissars and the Economic Council of the RSFSR on August 30, 1930 on the report of the RSFSR Gosplan on the control figures for 1930/1931. M. (In Russian).]
Шитц И.И. (1986). Дневник «Великого перелома» (март 1928 — август 1991). Париж. [Shitz, I.I. (1986). Diary of the "Great Turning Point" (March 1928 — August 1931). Paris. (In Russian).]
Шпотов Б.М. (2013). Американский бизнес и Советский Союз 1920—1930 годы. М. [Shpotov, B.M. (2013). American business and the Soviet Union 1920—1930. M. (In Russian).]
Materials of the Balance of the soviet national economy 1928—1930 (1985). New York. Moorsteen, R., Powell, R. (1966). The Soviet capital stock 1928—1962. Illinoys: Homewood. The economic transformation of Soviet Union (1994). Edited by R.W. Davies, M. Harrison, S.G. Wheacroft. Great Britain.
