CC BY
31Д.В. Ефременко, Я.В. Евсеева
СОЦИОЛОГИЯ ТЕХНИКИ И ПРОБЛЕМА КОНВЕРГЕНЦИИ ТЕХНОЛОГИЙ1
Рассмотрение актуальных тенденций в развитии социологии техники предполагает решение двух взаимосвязанных задач: определение места данной субдисциплины в дисциплинарной матрице социологической науки и осмысление ее роли в решении проблем современного общества. Причем осмысление общественной миссии социологии техники не может ограничиться констатацией возрастающей значимости социологического знания в современном мире. Речь идет об особых характеристиках техногенной цивилизации, для углубленного анализа которых социология техники (в ином варианте - социальные исследования техники) становится незаменимым инструментом. Однако и анализом дело не ограничивается, поскольку требуются не просто новые знания о социотехнической реальности, но адекватные инструменты управления этой реальностью.
Как ни странно, дисциплинарный статус социологии техники до конца не определен. Орудийная, техническая деятельность есть ключевой фактор антропо- и социогенеза. Неотъемлемой составляющей цивилиза-ционной динамики, перехода от одного уровня развития общества к другому является изменение характера техники, а важнейшей предпосылкой эпохи модерна становится великая конвергенция - соединение научного знания и технической деятельности. Соответственно, проблематика «техника и общество» неизбежно оказывается в фокусе внимания любой социальной теории, претендующей на универсальность. Тем не менее социологии техники все еще приходится доказывать свое право на автономный статус в рамках социологической науки, причем в настоящее время еще рано делать выводы о том, что такая автономия будет оптимальным реше-
1 Статья отражает результаты работы по проекту «Социальные последствия конвергенции технологий: Междисциплинарный анализ, этические и политико-правовые проблемы», осуществляемого при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (проект РГНФ 11-03-00512 а).
нием как на прагматическом уровне, так и с точки зрения теоретической рефлексии.
Социологический анализ техники, технической деятельности, взаимосвязей технического и социального возможен в рамках нескольких дисциплинарных или междисциплинарных программ. Социология техники -лишь одна из них. На уровне национальных и международных институтов социологического сообщества преобладает ориентация на комплексный анализ всей совокупности научно-технических реалий в рамках социологии науки и техники. Другие программы - «наука, техника и общество», «социальные исследования науки и техники», «социальная история науки и техники» и т.д. - не ограничиваются рамками социологии и ориентируются на более широкий междисциплинарный синтез.
При рассмотрении современных дискуссий о технике можно также выявить определенные национальные и региональные предпочтения. В значительной мере они обусловлены исторически сложившимися различиями между немецкой, французской и англосаксонской школами социальных исследований техники. В настоящее время происходит неизбежное размывание границ между ними, но тем не менее и сегодня некоторые специфические особенности проявляются достаточно отчетливо. В частности, именно в Германии и немецкоговорящих странах социология техники «чувствует» себя вполне уверенно в статусе полноценной субдисциплины социологической науки. Характерно, что статью «Социология техники» сегодня можно найти только в немецкой версии Википедии1.
Заслуга в становлении и развитии социологии техники в Германии, разумеется, принадлежит нескольким конкретным исследователям, среди которых в первую очередь следует назвать Вернера Раммерта. Рассматривая технику как социологический факт, Раммерт формулирует свою позицию следующим образом: «Техника возникает как продукт социального процесса, вписанный в своей предметной форме в социальные структуры, а использование техники вновь индуцирует социальные изменения. Создание, равно как и применение техники следует считать социальной деятельностью. "Состояние техники" есть такой же социальный институт, как господствующая система права. Совокупность техник в том или ином обществе отражает не только его технологический уровень; форма и направление его технического развития дает возможность взглянуть глазами социолога на особенности социальной структуры, находящие свое выражение в культурных ценностях»2.
Для институционализации научного направления очень важно формирование исследовательского сообщества, готового развивать соответствующую научную программу. В случае Германии вполне уверенно можно говорить о существовании сообщества исследователей, ориентированных
1 Mode of access: http://de.wikipedia.org/wiki/Techniksoziologie
2 Rammert W. Technik aus soziologischer Perspektive: Forschungsstand, Theorieansätze, Fallbeispiele: Ein Überblick. - Opladen: Westdeutscher Verl., 1993. - S. 3.
на развитие социологии техники. Для англосаксонского мира, напротив, характерна ориентация на мультидисциплинарные программы социальных исследований техники. В России ситуация отличается известной нечеткостью, поскольку довольно узок круг специалистов, анализирующих технику с позиций социальных наук. При этом наибольшее развитие в нашей стране получили философия и история техники, и часто именно представители данных исследовательских направлений вносят весомый вклад и в социологический анализ проблематики «человек и техника».
Наряду с вполне понятными издержками, незавершенность становления социологии техники в качестве институционализированной субдисциплины социологической науки сохраняет и «окно возможностей». Во всяком случае, российские исследователи и университетские преподаватели могут взвесить преимущества и недостатки немецкой и англосаксонской моделей как с точки зрения их адекватности новейшим вызовам научно-технического развития, так и с точки зрения соответствия нуждам потребителей - лиц, принимающих решения, заинтересованных представителей общественности, бизнеса, а также (в случае преподавания) -студенческой аудитории.
Развитие науки и техники продолжает ставить новые проблемы перед социально-гуманитарным знанием. Предлагаемые решения этих проблем, по всей видимости, могут стать вехами либо развилками в эволюции многих отраслей социально-гуманитарного знания, включая и социологию. Такие решения пополнят также запас аргументов в пользу специализации, целенаправленного развития исследовательской программы социологии техники либо в пользу интеграции и междисциплинарного синтеза.
К числу проблем, являющихся потенциально значимыми для социологии и других социально-гуманитарных дисциплин, относится феномен конвергенции технологий и, в частности, ожидаемая в XXI в. конвергенция нано-, био-, информационных и когнитивных технологий (N310). Прежние конвергенции, начиная с объединения научного знания с технической деятельностью в начале индустриальной революции и заканчивая важнейшей технологической конвергенцией XX в. - возникновением информационно-коммуникационных технологий, - породили ожидание чуда, прорыва, имеющего неисчислимые социальные последствия. Прогнозы последствий NBIC-конвергенции также звучат многообещающе, хотя горький опыт техногенных катастроф последних десятилетий дает пищу и для апокалипсических сценариев. В конечном счете итогом N310-конвергенции может стать технологическое преобразование человечества в единый глобальный разум, способный как на лучшее, так и на худшее. NBIC-конвергенция при таком понимании приведет к почти мгновенному в историческом масштабе высвобождению потенциала человека - потенциала как разрушительного, так и созидательного.
Весьма вероятно, что фактическое развитие событий, связанных с NBIC-конвергенцией, будет существенно отличаться от обсуждаемых ны-
не сценариев. Сегодня же внимания социологов заслуживают дискурсы нанотехнологий и КВЮ-конвергенции, акторы этого дискурсивного процесса. Несомненно, что здесь нужно будет говорить и о персонах, задававших и задающих тон дискуссиям об этих проблемах. Причем в центре внимания окажутся не столько фигуры масштаба Ричарда Фейнмана, который еще в 1959 г. говорил о возможности манипуляций с материей на молекулярном уровне1, сколько удачливые популяризаторы, в числе которых на первом месте стоит Эрик Дрекслер с его книгой «Механизмы творения»2. Опубликовав свою книгу всего лишь через пять лет после того, как швейцарские исследователи Генрих Рорер и Герд Бинниг создали сканирующий туннельный микроскоп, способный показывать отдельные атомы, поднимать их и переставлять с места на место, Дрекслер не только поведал о небывалых перспективах применения нанотехнологий, но и предостерег от возможных катастрофических последствий. Описанный им сценарий нанотехнологического конца света, когда вырвавшиеся из-под человеческого контроля самореплицирующиеся нанороботы (ассемблеры) преобразуют всю биомассу планеты в «серую слизь», до сих пор остается предметом дискуссий. И хотя в силу своей гипотетичности сценарий «серой слизи» не произвел на заинтересованную публику такого оглушительного эффекта, какой в начале 1960-х имела «Безмолвная весна» Рэчел Кар-сон, все же начало дискуссиям было положено. Последующее участие в дебатах таких крупных фигур, как нобелевский лауреат по химии Р. Смолли3, Дж. Уайтсайдс, Р. Курцвейл и др., привлекло к ним внимание как представителей общественности, так и политических деятелей и представителей бизнес-структур. Модальность дискуссий о нанотехнологиях воспроизводится и в дебатах о КВЮ-конвергенции. Помимо восходящих к книге Дрекслера споров о шансах и рисках создания и применения нано-роботов, активно обсуждаются перспективы развития молекулярной электроники, нанобиологии, алгоритмизации человеческого разума и т.д.
Сегодня в дебатах о нанотехнологиях и КВЮ-конвергенции можно вполне уверенно идентифицировать позиции различных групп интересов. Прежде всего, это часть научного сообщества, ученые, ведущие исследования в соответствующих областях знания, заинтересованные в устойчивом финансировании их работ. Внутри этого кластера можно выявить различные группы, ориентированные на ту или иную стратегию исследований, а также на тех или иных заказчиков их разработок. Что касается заказчиков и потребителей, то здесь чаще всего можно выявить влияние различных альянсов, в которых тесно переплетены интересы политики и бизнеса.
1 Фейнман Р.Ф. Внизу полным-полно места: Приглашение в новый мир физики (с сокращениями) // Российский химический журнал. - М., 2002. - Т. 46, № 5. - С. 4-6.
2 Drexler K.E. Engines of creation: The coming era of nanotechnology. - N.Y.: Anchor books, 1986. Русский перевод: http://e-drexler.com/d/06/00/E0C_Russian/eoc.html
3 См.: Drexler-Smalley debate on molecular nanotechnology. - Mode of access: http://en. wikipedia.org/wiki/Drexler%E2%80%93Smalley_debate_on_molecular_nanotechnology
Создание государственной корпорации «Роснано» является весьма показательным примером, поскольку в данном случае произошла смена профиля деятельности одной из наиболее влиятельных российских политико-финансовых групп, благодаря чему были аккумулированы весьма значительные средства, организационный и лоббистский потенциалы. Другие альянсы, заинтересованные в определенных направлениях развития нано-технологий и конвергентных технологий, включают в себя также представителей военного истеблишмента и служб безопасности, хотя интересы и влияние этих акторов по понятным причинам не афишируются.
Но нельзя забывать и об акторах, которые, не будучи заказчиками и потребителями нанотехнологической или NBIC-продукции, являются заинтересованными сторонами в качестве потенциальных потребителей рисков этих технологий. Здесь можно вспомнить, что именно голос общественности оказал и продолжает оказывать существенное влияние в странах Запада на принятие политических решений в областях биотехнологий и атомной энергетики. Вполне естественно, что заинтересованной стороной дебатов является и церковь, поскольку возможные плоды NBIC-конвергенции способны привести к ревизии ключевых религиозных догматов.
Особого внимания заслуживают группы, которые как раз и объявляют своей целью преодоление естественных ограничений человеческой природы. Представители этих групп заявляют, что природа слишком часто «ошибается», чтобы на нее можно было безоговорочно полагаться. Отголоски подобного подхода можно обнаружить и во вполне респектабельных исследованиях технологической конвергенции: например, один из отчетов Национального научного фонда США на эту тему назывался не иначе, как «Конвергентные технологии для улучшения человеческих показателей»1. Его авторы предполагают, что использование соответствующих технологий будет способствовать преодолению языковых и культурных барьеров и установлению мира на планете, а также развитию плодотворного сотрудничества между людьми и машинами.
Наиболее откровенно и решительно идеи технологического исправления изъянов биологической и социальной организации человеческого рода сформулированы последователями трансгуманизма - движения, существующего с конца 1990-х годов и постулирующего необходимость превращения несовершенного на данный момент человечества в киберче-ловечество будущего. Трансгуманисты обещают миру бессмертие, которого они намереваются достичь, сохраняя и передавая информационное содержание человеческого мозга с помощью компьютера. Неудивительно, что у трансгуманистов более чем напряженные отношения с традиционными религиозными общинами.
1 Converging technologies for improving human performance. - Mode of access: http:// wtec. org/ConvergingTechnologies
В известном смысле проекты трансгуманистов представляют собой расписку в нежелании или в неспособности решать проблемы цивилизации конвенциональными средствами, оставаясь в рамках фундаментальных для человеческих общностей моральных и социальных норм. Если при всех усилиях и триллионных вложениях программы образования и здравоохранения не дают радикального улучшения, то согласно логике трансгуманизма лучше всего использовать новейшие технологические возможности для «исправления» человека как такового. По сути дела, такие радикальные декларации свидетельствуют о слабости, хотя по форме они могут быть более или менее удачно «технологизированным» повтором ницшеанской идеи Сверхчеловека. Такого рода установки представляют собой технократический соблазн, возникающий благодаря иллюзии легкого решения, якобы позволяющего уйти от сложности современного общества1.
Всемирная трансгуманистическая ассоциация (World transhumanism association) была основана в 1998 г. философами Ником Бостромом и Дэвидом Пирсом. Довольно быстро идеи трансгуманизма были подхвачены и в России, где неизбежно обрели свою специфику, связанную с традициями русского космизма, иммортализма, а также ноосферным дискур-сом2. Заявленная цель организаций трансгуманистов состоит в содействии совершенствованию человека, чтобы он мог в большей мере соответствовать меняющимся условиям существования в современном мире. Трансгуманисты привлекают на свою сторону актуальное знание из самых разных областей - молекулярной биологии, робототехники, наномедицины, философии, социологии. В итоге в их текстах кибербудущее человечества выглядит как историческая и антропологическая необходимость.
При этом обнаруживается такая особенность сегодняшнего положения науки в обществе, как своего рода лингвистические двойные стандарты, двоякий язык, который ученые используют для общения с неспециалистами: один дискурс у науки существует для внутреннего использования, другой - для широкой общественности. Как отмечает Ж.-П. Дюпюи, при обнародовании результатов применения новых технологий ученые оказываются неожиданно скромными3. Молекула ДНК - это всего лишь молекула, генетически модифицированные продукты существуют с незапамятных времен, а нанобиотехнологии - это не что иное, как продукт естественного развития науки. Так ученые снимают с себя часть ответственности за последствия своей деятельности.
1 См.: Кормер В.Ф. Двойное сознание интеллигенции и псевдокультура. - М.: Традиция, 1997. - С. 241.
2 Подробнее об истории трансгуманизма в России см. на сайте Российского трансгуманистического движения: http://www.transhumanism-russia.ru/content/view/29/110/
3 DupuyJ.-P. Quand les technologies convergeront // Futuribles. - P., 2004. - N 300. -
P. 5-18.
Канадская исследовательница феномена трансгуманизма М. Робитай обращает внимание на то, что адепты этого движения используют в своих работах тот же неспецифический научно-технический язык, каким пользуются профессиональные ученые при написании статей, отчетов, научно-популярных материалов1. В таком стиле они якобы нейтрально описывают то, что произойдет с миром через энное количество лет. Тем самым трансгуманисты ставят научный дискурс и саму науку себе на службу. Им необходимо создать впечатление, что они говорят от лица науки. Они утверждают, что общество зависит от ученых, в чьих руках сейчас находятся судьбы мира: именно ученые ведут человечество по пути к лучшему будущему, они способны преобразовать природу и трансформировать тело человека вплоть до молекулярного уровня. Апелляция осуществляется одновременно и к мистике, и к рациональности: ученые именуются не иначе, как «рациональные ясновидящие».
Трансгуманисты постоянно используют позитивные характеристики: «больше», «лучше» и пр. Одной из ведущих особенностей научного знания становится прогресс, который носит перманентный характер и «который не остановить». Тем самым развитие науки изображается как объективный процесс, как поступательное движение, линейное и предсказуемое. В подтверждение приводятся данные вроде закона Мура, сформулированного в 1965 г. одним из основателей компании «Intel» Гордоном Муром и повествующего о том, что каждые 1,5 года количество транзисторов на один кристалл удваивается (впрочем, сам Мур в 2007 г. заявил, что закон, очевидно, скоро перестанет действовать из-за атомарной природы вещества и ограничения скорости света). Также «объективны» и конвергентные технологии. Тем не менее они настолько меняют нашу жизнь, что представляются в качестве революции («робототехниче-ской», «нанобиоинформационной», «квантовой»), и к этим изменениям -предупреждают трансгуманисты - нужно готовиться, ведь они неизбежны.
Следует отметить, что сторонники трансгуманизма апеллируют к все менее релевантным представлениям о научной рациональности, объективности и социальной неангажированности. По сути дела, трансгуманисты и представители близких к ним течений стоят на позициях технологического детерминизма, отрицая сколько-нибудь существенную роль социального контекста научно-технической деятельности. Они практически игнорируют достижения социологии науки и техники последних четырех десятилетий, хотя НИОКР в сферах нанотехнологий и конвергентных технологий вполне соответствуют основным характеристикам постнормальной науки, когда производство научного знания рассматривается не столько как поиск основополагающих законов природы, сколько
1 RobitaiïïeM. Le transhumanisme comme idéologie technoprophétique // Futuribles. - P., 2011. - N 370. - P. 57-70.
как процесс, увязанный с контекстом применения этого знания, с представлениями о социальных потребностях и потенциальных потребителях1.
В дискурсе трансгуманизма и - отчасти - социальных воздействий КВЮ-конвергенции элементы научного прогнозирования зачастую переплетаются с научной фантастикой и социальной утопией. В этом есть немало плюсов, поскольку эвристический потенциал научной фантастики и социальной утопии (а также и антиутопии) весьма высок. Однако проблема, на которую указывает М. Робитай, состоит в том, что многие тексты трансгуманистов представляют собой самосбывающиеся предсказания, т.е. утверждения, которые сами порождают собственную валидность. В результате подобного круга в доказательстве и изначально ложная концепция становится истинной2.
Сами трансгуманисты склонны отрицать фантастический характер своего творчества. Они заявляют, что вся полнота технологических возможностей просто находится за пределами человеческого понимания. Они даже утверждают, при этом частично противореча самим себе, что если это не похоже на научную фантастику, то это, вероятно, неправда. Приводимые при этом примеры призваны поразить воображение: электронные приборы, обучающиеся у своих пользователей, и технологии, позволяющие проникать сквозь любые материальные и нематериальные преграды; отец, передающий своей дочери хромосому № 47, версия 2.0, и апельсиновый сок, содержащий в себе 3 млн. частиц для чистки артерий. И наконец, разум, «освобожденный» от мозга. Для М. Робитай все это демонстрация того, насколько человек может дать волю своей фантазии. Если в реальности большинство нанопроектов еще находятся на экспериментальной стадии, то в интерпретации трансгуманизма конвергентные технологии уже сейчас являются ответом на все вопросы и решением всех социальных проблем.
Научная фантастика и социальная фантастика, не пытающиеся маскироваться под серьезную науку, но обращенные к обществу, могут выступить в необходимой роли «свежей головы», способной сказать о том, о чем постараются умолчать квазинаука или даже постнормальная наука. Как однажды заметил Мартин Хайдеггер, «наука не мыслит»3. Он имел в виду трудности осмысления учеными собственных идей и результатов
1 См.: Funtowicz S.O., Ravetz J. Science for the post-normal age // Futures. - Amsterdam, 1993. - Vol. 25, N 7. - С. 735-755; Weingart P. Neue Formen der Wissensproduktion: Fakt, Fiktion und Mode // TA-Datenbank-Nachrichten. - Karlsruhe, 1999. - № 3-4. - S. 48-57; Еф-ременкоД.В. Эколого-политические дискурсы: Возникновение и эволюция. - М.: ИНИОН РАН, 2006. - С. 45-52.
2RobitailleM. Le transhumanisme comme idéologie technoprophétique // Futuribles. - P., 2011. - N 370. - P. 65.
3 См. интервью М. Хайдеггера в журнале «Экспресс»: Heidegger M., de Towarnicki F., Palmier J.-M. Entretien avec Heidegger // L'Express. - P., 1969. - N 954. - P. 79-85. - P. 79-85. -Mode of access: http://www.heidegger.ru/tovarnitski.php
своей деятельности, хотя, согласно Хайдеггеру, в этом и заключается преимущество науки, прогресс которой не тормозится чрезмерной рефлексией о его сути и последствиях. Но именно поэтому так значимы публичные дебаты по поводу актуальных тенденций в науке, каковыми в настоящее время являются и конвергентные технологии. Подобные дебаты тем более важны, что риски от применения новых технологий уже сейчас представляются значительными, а в будущем могут многократно возрасти. Трудно не согласиться с теми, кто предупреждает об опасности принципа laissez faire применительно к современной науке, когда ученый из исследователя превращается в инженера1, а возможно, весьма скоро - также и в инженера человеческих тел.
Публичная дискуссия о будущем человеческого рода в единстве его психических и физических характеристик не может быть полноценной без участия социологов. Социологию в большей степени должны интересовать не радикальные, а промежуточные сценарии, вероятность осуществления которых в ближайшие десятилетия довольно высока. Скажем, пищу для осмысления имморталистской перспективы дают многие произведения научной и социальной фантастики, причем окончательный вердикт, как в романе Жозе Сарамаго «Перебои в смерти»2, может быть беспощадным: «Если мы не начнем умирать, то лишимся будущего». Социологу и в этом случае есть о чем задуматься, но действительно актуальным и одновременно весьма захватывающим с точки зрения анализа социальных последствий для него будет сценарий скачкообразного увеличения средней продолжительности жизни на 15-20 лет по сравнению с сегодняшним уровнем. Уже сейчас решение этой задачи является в большей степени вопросом политической воли и инвестиций, чем научно-технического поиска. Однако социальный и политический стресс, который вызовет такой скачок продолжительности жизни, даже в индустриально развитых странах мог бы привести к демонтажу всей системы государства всеобщего благосостояния (впрочем, западное государство всеобщего благосостояния и без этого трещит по швам под напором глобального кризиса). Стоит отметить, что и устойчивость системы социального обеспечения в современной России в немалой степени привязана к нынешнему уровню продолжительности жизни, и даже простое его приближение к среднеевропейскому уровню (не говоря уже о действительно радикальном скачке) может спровоцировать серьезные экономические и политические потрясения.
Не менее значимой является и проблема гибридных констелляций, т.е. новых форм человеко-машинного взаимодействия, следствием которых становится усиливающаяся технизация человеческого тела. Проблема гибридных констелляций в настоящее время является одной из основных
1 Dupuy J.-P. Quand les technologies convergeront // Futuribles. - P., 2004. - N 300. -
P. 17.
2 Сарамаго Ж. Перебои в смерти. - М.: ЭКСМО, 2006.
тем дискуссий среди специалистов по социологии техники, в частности в Германии1. В известном смысле термин «гибридная констелляция» представляет собой более мягкий аналог термина «киборгизация», но такое смягчение лишь подчеркивает актуальность проблемы нарастающей релятивности различий между техническим и телесным. Наиболее заметна гибридизация технического и телесного в современной авиации, где действия пилотов дополняются работой технических систем, которые не только вмешиваются в управление, но и могут принимать его на себя полностью. Фактически в таких случаях происходит распределение задач и ответственности между человеком и техническими системами.
Значительный интерес для исследователей представляет вопрос о том, на каком уровне следует изучать гибридные человеко-машинные констелляции. Раньше не возникало сомнений в том, что в подобных случаях речь идет о микроуровне социального исследования. Однако пример кризиса на мировых финансовых рынках, функционирование которых обеспечивается сетевым человеко-машинным взаимодействием, показывает, что теперь можно говорить о гибридном человеко-машинном взаимодействии и на макроуровне2.
Рассуждения о техническом «расширении человека» и о технологиях, способствующих снятию «телесных ограничений», продолжают линию дебатов о прямом техническом вмешательстве в человеческое тело, у истоков которой стоял еще Э. Капп с его идеей органопроекции. Новизна современной ситуации состоит в том, что развитие техники выходит далеко за пределы представлений о ее инструментальном характере, порождая новые гибридные формы деятельности, для анализа которых необходимо обновление теоретико-методологических стратегий. Например, необходимо понять, какие побочные воздействия на организационные структуры общества могут оказывать новые техники репродукции человека или замедления процесса старения с помощью искусственных органов. Одной из самых сложных здесь становится проблема размывания границ между представлениями об обычном человеке, тело которого не испытало никакого технического вмешательства, и человеке, некоторые органы которого заменены высокотехнологичными протезами, причем наличие этих протезов не делает их носителя инвалидом, но, напротив, обеспечивает ему значительные преимущества перед обычными людьми. Пусть на гипотетическом уровне, но уже можно представить людей, которые при помощи
1 См.: Perspektiven der sozialwissenschaftlichen Technik- und Innovationsforschung: Klausurtagung der Sektion Wissenschafts- und Technikforschung der Deutschen Gesellschaft für Soziologie / Dolata U., Hampel J., Schrape F., Schulz S. - Stuttgart, 8-9. Juli 2010 // Technikfolgenabschätzung: Theorie u. Praxis. - Karlsruhe, 2010. - Jg. 19, H. 3. - S. 124—128.
2 Подробнее см.: NierlingL., PfersdorfS., SchleisekA. 100 Jahre Deutsche Gesellschaft für Soziologie: Selbstreflexionen eines Fachs und aktuelle Perspektiven der Transnationalisierung: Bericht vom 35. Kongress der DGS. - Frankfurt a. M., 11-15. Oktober 2010 // Technikfolgenabschätzung - Theorie u. Praxis. - Karlsruhe, 2010. - Jg. 19, H. 3. - S. 110-114.
NBIC-технологий смогут сутками обходиться без сна, а их работоспособность при этом нисколько не снизится. Но каковы в таком случае будут социальные отношения, какие новые водоразделы и конфликты возникнут в смешанном обществе людей и киборгов? Могут ли люди, чье тело (а быть может - и разум) подверглось техническому «улучшению», обладать равными с обычными людьми политическими правами? Как будет оплачиваться их труд? Смогут ли они рассчитывать на полноценный доступ к системе социального обеспечения, если в результате какого-нибудь технического сбоя они испытают потребность в обращении за общественным пособием?
Даже сейчас, когда конвергентные технологии еще остаются чем-то на грани обещания и реальности, социальные науки и социология в частности должны начать обсуждать эти вопросы всерьез. Необходимо выявить конфликтный потенциал и осмыслить возможные социальные последствия развития и внедрения NBIC-технологий. Но учитывая социальную значимость этих проблем, необходимо использовать существующие и создавать новые механизмы общественной экспертизы, привлечения к дискуссиям по проблемам конвергентных технологий не только специалистов в тех или иных областях знания, но и представителей гражданского общества. Поскольку в случае социальных последствий NBIC-конвергенции лица, принимающие политические решения, имеют дело с высоким уровнем неопределенности, привлечение к дискуссиям представителей общественности является одной из стратегий оптимизации рисков и снижения конфликтного потенциала.
Потребность в социальной экспертизе во многом обусловлена теми недостатками традиционной экспертной деятельности, которые обнаруживают себя в случаях, подобных последствиям конвергентных технологий. Особенность таких ситуаций состоит в том, что позиции научного сообщества ослабляются именно в связи с результатами экспертной деятельности. Здесь наука сталкивается с лумановским парадоксом: «Чем больше знаешь, тем больше знаешь, чего не знаешь, и тем скорее формируется сознание риска»1. Иначе говоря, наука в экспертизе риска не только оперирует достоверными данными, но одновременно показывает масштабы неопределенности и, следовательно, ограниченность экспертного знания.
В таких условиях эксперты нередко стремятся компенсировать дефицит достоверного знания использованием различных методов статистического анализа риска, построением моделей, применением гипотетического подхода и т.д. Происходит «экспансия гипотетического», когда политические решения принимаются на основе гипотетических соображе-ний2. Уязвимость гипотетических построений отражается в учащении конфликтов между экспертами, что способствует подрыву авторитета нау-
1 Луман Н. Понятие риска // THESIS. - М., 1994. - № 5 - С. 152.
2 Marquard O. Apologie des Zufalligen: Philosophische Studien. - Stuttgart: Reclam,
1986.
ки. Любые научно обоснованные политические решения могут быть опровергнуты при помощи научного же анализа. Подрыв доверия к экспертизе не только ведет к снижению политического спроса на экспертное знание, особенно драматичному в сравнении с масштабами аккумуляции нового знания, но и создает благоприятные условия для возникновения политических конфликтов.
Однако если рассматривать риск как феномен социальной коммуникации, то именно взаимодействие экспертов и неспециалистов является предпосылкой рационального выбора и социальной акцептации (позитивного восприятия) риска решений, принимаемых в условиях повышенной неопределенности. Объединение научной и обыденной рациональности становится характерной особенностью существования в современном технизированном обществе. Оно также призвано восполнить дефицит легитимности принимаемых решений, возникающий по причине инверсии неполитического в политическое в рамках коммуникации риска. Между тем конвергентные технологии обладают очень серьезным потенциалом такой инверсии.
В свете сказанного уместно вернуться к вопросу о социальной функции социологии техники. На протяжении второй половины XX в. особенно отчетливо проявилась тенденция к сопряжению цивилизацион-ной динамики с достижением новых рубежей научно-технического развития. Сформировалось целое семейство социальных теорий, увязывающих модернизационные скачки с аккумуляцией и радикализацией качественных изменений в научно-технической сфере - теории постиндустриального общества, информационного общества, общества знания. Чуть позднее -в 1980-е годы - появились теории социальных трансформаций с «обратным знаком», которые, однако, также ставили в центр теоретической рефлексии научно-технические изменения и их комплексные социальные последствия. К ним прежде всего относится концепция «общества риска» У. Бека. Однако фактически речь идет о двух сторонах одной и той же медали, поскольку предпосылки возникновения общества риска непосредственно связаны с ростом научного знания и расширением возможностей научно-технической деятельности как важнейшего фактора социальных трансформаций1.
Технизированный мир, мир знания - это не мир социальной статики и благодушия. Н. Штер, один из ведущих современных теоретиков общества знания, подчеркивает: «Современные общества суть образования, которые отличаются, прежде всего, тем, что "сами производят" свои структуры, сами определяют свое будущее, - а стало быть, обладают способностью к саморазрушению»2. Стоит отметить, что это суждение в
1 См. подробнее: ЕфременкоД.В. Концепция общества знания как теория социальных трансформаций: Достижения и проблемы // Вопросы философии. - М., 2010. - № 1. -С. 49-61.
2 Штер Н. Мир из знания // Социологический журнал. - М., 2002. - № 2. - С. 33.
полной мере применимо и к перспективам NBIC-конвергенции. Во всяком случае, движение к обществу знания - это процесс, отличающийся принципиальной непредрешенностью и проблематичностью трансформаций, а джокер конвергентных технологий способен эту проблематичность многократно усилить.
Одной из заслуживающих внимания попыток модификации представлений об обществе знания с учетом рисков и проблематичности трансформаций, индуцированных научно-техническим развитием, является концепция обучающегося общества. Изначально внимание авторов, внесших существенный вклад в разработку этой концепции, было сосредоточено на вопросах образования для всех на протяжении всей жизни. Д. Шён, в частности, показал, что социальные институты, стремящиеся быть адекватными современным трансформациям, должны строиться по модели «обучающейся системы». В опубликованных в 1960-1970-е годы работах Р. Хатчинса и Т. Хусена выражение «обучающееся общество» (learning society) относится к новому типу общества, где приобретение знаний не ограничивается стенами образовательных учреждений. В то же самое время один из создателей концепции общества знания Питер Дракер отнес к фундаментальным характеристикам такого общества способность «научиться учиться».
Идея обучения обучению в обществе знания обретает новое звучание в контексте осознания глобальных рисков научно-технического развития. Сегодня вполне уместно ставить задачу реинтерпретации концепции общества знания, позволяющей преодолеть ряд серьезных недостатков ее первоначальных версий. Ключевым элементом такого рода реинтерпрета-ции является установка на устойчивое саморазвитие социума через овладение инструментами саморефлексии, самоуправления, коммуникации. В то же время научное знание не только сохранит свой прежний социальный статус, но выступит в качестве основного механизма овладения этими технологиями. И здесь на переднем плане должны оказаться те научные направления, которые «схватывают» многообразные и изменчивые взаимосвязи между социальным и техническим. Таким образом, социальные исследования техники имеют все основания стать одним из инструментов саморефлексии современного обучающегося общества. Социологический анализ будет также востребован, но можно предположить, что новая общественная миссия изучения взаимосвязей технического и социального приведет к усилению междисциплинарности и трансдисциплинарности в этом направлении исследований. Эти тенденции в социальных исследованиях техники, модификация их экспертной функции, учитывающая не только потребности лиц, принимающих решения, но и широкого круга социальных акторов, будут стимулировать синтез социологических подходов, философской и этической рефлексии, коммуникативной рациональности и т.д. Несомненно, что и проблематика социальных последствий NBIC-конвергенции также требует подобного синтеза.
В связи с этим стоит сказать о ситуации в нашей стране, где в последние десятилетия сформировалась школа социальных исследований техники (прежде всего, философии техники). По всей видимости, нам сейчас едва ли стоит следовать ленинскому завету «сначала размежеваться, а потом объединиться». Несмотря на достижения, работающих в этой сфере социального знания российских исследователей все же не настолько много, чтобы идти по пути самостоятельного развития социологии техники. Отмеченные выше общие тенденции и ограниченность собственных ресурсов (кадровый и организационный потенциалы, финансирование, связи с институтами управления и гражданским обществом) служат аргументами в пользу развития в России комплексных социальных исследований техники, осуществления на базе этой исследовательской программы экспертной деятельности и преподавания дисциплины «наука, техника и общество» в качестве базового курса, по крайней мере, в ведущих российских университетах.
