CC BY
66
В. А. Ковалёв
К ПОЛИТОЛОГИИ ПОСТЧЕЛОВЕКА? НЕКОТОРЫЕ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПЕРСПЕКТИВЫ И УГРОЗЫ ^^-КОНВЕРГЕНЦИИ И «ТРАНСГУМАНИЗМА»1
В статье рассматриваются политические перспективы в связи с появлением принципиально новых технологий. Анализируется проблематика конвергентных технологий как новое направление социально-гуманитарных исследований. Поднимаются вопросы в связи с особенностями дискурсов NBIC-конвергенции, трансгуманизма и иммортализма и их потенциальной опасности для общества и человека. Для анализа используются материалы трансгуманистического движения и фантастические произведения.
Ключевые слова: NBIC-конвергенция, политическая ситуация в России и в мире, постдемократия, технократизм, технологические риски, дискурсы трансгуманизма и иммортализма, фантастика, киберпанк, свобода человека.
У пост-людей, возможно, не будет наших страхов.
Но зато не будет и наших надежд.
(Перефразируя Монтескьё)2
В данной статье анализируются некоторые проблемы современных конвергентных технологий и их возможного социальнополитического влияния на перспективы развития человека и общества. Сегодня все чаще говорится о «постчеловеке», об улучшении несовершенной природы человека путем киборгизации, биогенетических манипуляций, переноса сознания на другой «носитель» и т. д. Энтузиастами таких сценариев являются движения так называемых «трансгуманистов». Их относительно немного, но они весьма активны. Большинство же отмахивается от проблемы, как от чистой фантастики или глупости. И они не правы.
Объясним сразу, что мы не считаем кардинальную переделку человеческой природы ни желательной, ни возможной. Если это все
1 Статья отражает результаты работы по проекту «Социальные последствия конвергенции технологий: Междисциплинарный анализ, этические и политико-правовые проблемы», осуществляемого при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (проект РГНФ 11-03-00512а).
2 Исходное положение у французского философа Ш. Л. Монтескье «О духе законов» выглядит так: «Животные лишены тех высоких преимуществ, которыми мы обладаем, но зато у них есть такие, которых нет у нас. У них нет наших надежд, но нет и наших страхов; они, подобно нам, умирают, но не сознают этого; большая часть их даже охраняет себя лучше, чем мы себя, и не так злоупотребляет своими страстями, как мы».
© В. А. Ковалев, 2012
же произойдет, то проблемы «постчеловеческой истории» будут уже не нашими проблемами. Но до того игнорировать их неправильно. Согласно знаменитой «теореме Томаса», то, что воспринимается как реальное, имеет вполне реальные последствия. Так было в свое время и с коммунизмом, и с христианством, и не только. Образованные люди прошлых эпох привели массу серьезных аргументов против набирающих силу поветрий (например, в XIX в. многие ученые считали, что социализм может реализоваться лишь как система рабства у государственной бюрократии), но оказались в числе неправых. Здравые предостережения никоим образом не помешали подъему «красной волны» революций и террора, лишь только для этого сложились благоприятные обстоятельства, связанные с обострением кризиса. Идея, «овладев массами», подобно буре, крушила все на своем пути, но при этом умело использовалась и направлялась определенными группами элит в их корыстных интересах.
Мы полагаем, что идеи «трансгуманизма» при соответствующей «раскрутке» и вложениях могут стать не менее влиятельными, чем был в свое время социалистический и коммунистический «интернационал». Если коммунизм эксплуатировал идею «рая на земле», то трансгуманизм искушает бессмертием — все это затрагивает глубинные архетипы нашего сознания, означает проникновение в самые заветные человеческие мечты, даже если реализация этих мечтаний должна привести к преодолению «человеческого, слишком человеческого».
Двоякую роль при этом играет массовая культура, особенно фантастика всякого рода. С одной стороны, ведется как бы агитация в пользу тех или иных сценариев грядущего, с другой, она — средство познания будущего. Несмотря на многие явно невероятные предположения и гипотезы, полет фантазии выполняет, на наш взгляд, очень важную роль в прогнозировании будущего и в движении к нему по более безопасной траектории. Это обусловлено тем, что научная фантастика, как бы скептически к ней ни относиться, является неплохим, дешевым и довольно распространенным способом проигрывания сценариев будущего (подробнее см.: Пересле-гин, 2009, с. 19-29).
Что день грядущий нам готовит? Некоторые аспекты N810-
конвергенции
В разнообразных фантастических сценариях будущего нас интересовали политические перспективы внедрения новых технологий, в частности в аспекте конвергенции нано-, био-, информацион-
ных и когнитивных технологий ^ВЮ-конвергенции). Реализация научных идей в каждом из этих направлений даже без учета явно фантастических сценариев далекого будущего может быть очень опасным делом. Однако при конвергенции, означающей взаимное усиление технологий NBIC, опасность уже в ближайшей перспективе может стать запредельной.
После тоталитарных экспериментов ХХ столетия и ввиду новых беспрецедентных техногенных угроз старые проблемы философии, политического, социального и биологического в человеке переосмысливаются по-новому. Перед лицом новых угроз и опасностей человек может оказаться беззащитным в его «голой жизни». Как пишет Дж. Агамбен, «если мы назовём формой жизни то бытиё, которое есть всего лишь голое существование, т. е. ту жизнь, что неотделима от своей формы, то тогда мы обнаружим новое пространство исследований, лежащее за пределами границ, определяемых пересечением политики и философии, медико-биологических наук и юриспруденции. Но прежде необходимо понять, каким же образом эти дисциплины расчистили путь для осуществления того, что мы называем голой жизнью, почему их историческое развитие подвело к беспрецедентной биологической катастрофе, которую они сами абсолютно не способны осмыслить» (Агамбен, 2011а, с. 239).
Сейчас конвергируются между собой не только технологии и научные достижения, но и различные типы кризисов. В условиях глобализации и комплексных социальных трансформаций разворачивается яростная схватка за будущее. Борьба идет за неограниченную власть, за глобальное влияние в СМИ, за само будущее человеческого рода. Эта борьба уже сейчас концентрируется вокруг новых технологий, способных как усовершенствовать человека, кардинально изменить его, так и уничтожить; творцы и даже популяризаторы новых технических возможностей становятся активными участниками развернувшейся битвы за будущее. Но обсуждение гипотетических перспектив имеет реальные последствия уже в настоящем. Виртуальная реальность грез формирует «реальную реальность» суровых будней с участием фантастики, футурологии и тех сценариев, которые проигрываются в этом поле.
Но не связан ли подъём этих мечтаний с тем, что прежние формы социально-политической организации завели в тупик, достойного выхода из которого не просматривается. Особенно болезненно, на наш взгляд, эта проблема стоит в связи с кризисом демократии — формой, которую многие поборники человеческой свободы считали перспективной для её политического воплощения, но которая прямо на наших глазах превращается в «постдемократию».
Кризис демократии и «постчеловеческое» будущее
Разговоры о «кризисе демократии» давно стали общим местом; в развитых странах наблюдается существенное сокращение именно массового участия, самой «власти народа», когда демократические институты становятся во многом декорацией, но без них современный политический спектакль не представим. Например, проницательный политический теоретик К. Крауч назвал такое состояние «постдемократией» и связал его с переходом к «постиндустриальному» обществу, с существенной трансформацией прежних состояний. «Постиндустриальные общества продолжают пользоваться всеми плодами индустриального производства; просто их экономическая энергия и инновации направлены теперь не на промышленные продукты, а на другие виды деятельности. Точно так же по-стдемократические общества и дальше будут сохранять все черты демократии: свободные выборы, конкурентные партии, свободные публичные дебаты, права человека, определенную прозрачность в деятельности государства. Но энергия и жизненная сила политики вернется туда, где она находилась в эпоху, предшествующую демократии, — к немногочисленной элите и состоятельным группам, концентрирующимся вокруг властных центров и стремящимся получить от них привилегии» (Крауч, 2010, с. 9).
Разумеется, с новыми технологиями могут быть связаны и надежды на дальнейшую серьезную демократизацию. Еще Э. Тоф-флер и другие рассматривали перспективы электронного голосования и расширения с его помощью участия граждан в принятии решений (Тоффлер, 1999). Но для этого нужно согласие государства и общества на такой эксперимент, консенсус относительно того, что демократические процедуры являются господствующей «игрой», но такого согласия как раз и нет: или оно разрушается, или влиятельные акторы и массы так и не увидели в этом необходимости. Данные голосования могут подделываться и в электронной форме, опыт с кабинками показал, что это даже удобнее. Конфузом фактически закончился проект «электронного правительства» в РФ и регионах; не стоит ожидать наступления «свободы слова» с ростом числа телеканалов — бюрократия, освобожденная от политического контроля общества, не хочет облегчать жизнь зависимым от нее людям.
Желание воспользоваться принципиально новыми технологиями для выхода из сложившегося социально-политического тупика — это «и хочется, и колется, и элита не дает». Но искушение очень велико. В обозримой перспективе в нас будет теплиться великая надежда на технологии чуда, а это — уже магия. Современная ма________________________________________________________________ 67
3
гия — это крайне интересная тема3, о ней с энтузиазмом пишут социологи (Ионин, 2005, с. 23-40) и вполне серьезно рассуждают экономисты. Так, Нобелевский лауреат по экономике, знаменитый институционалист Дуглас Норт утверждает: «В случае подлинно нового явления мы сталкиваемся с неопределенностью, последствия которой нам просто неизвестны. И в этом случае вероятность успешного снижения неопределенности зависит лишь от удачи, а игроки будут действовать, исходя из иррациональных убеждений. И, действительно, иррациональные убеждения играют большую роль в социальных изменениях» (Норт, 2010, с. 39). А что такое эти «иррациональные убеждения», особенно, когда общество и отдельные люди решительно не готовы к стремительно наступающим переменам, если культурное наследие неадекватно «шоку будущего», что будут делать люди? «Если соответствующее наследие отсутствует, они могут отвечать неподходящим образом или передавать проблему на суд магии и/или аналогичным иррациональным методикам» (Там же, с. 35). Таким образом, прошлое и будущее, наука и магия, «твердая» научная фантастика и фэнтези смыкаются перед лицом огромной будущей неопределенности. Тут убеждения, верования, идеологии и мифы людей становятся куда большим фактором направленности изменений, нежели рациональный расчет и научные планы.
Штрихи к «трансгуманистической политологии»
Научные достижения становятся средством контроля тогда, когда они воспринимаются как технические средства сохранения и продления человеческой жизни. Согласно популярному определению, трансгуманизм — философское течение, в основе которого лежит предположение о том, что человек не является последним звеном эволюции, значит, может совершенствоваться и далее (возможно, до бесконечности). Последователи движения утверждают, что можно и нужно ликвидировать старение и смерть; значительно повысить умственные и физические возможности человека;
3 Автор мечтает написать статью с рабочим названием «Политическая магия». Магии в современном мире не меньше, чем в первобытном обществе. Так, в постсоветский период распространение литературы направления «фэнтези» вполне соответствовало расцвету политического «пиара», который обещал наделить властью любого, кто заплатит, при условии доступа к магическому экрану. Но это — магия без мудрости, глупое и безответственное волшебство. Как пела А. Пугачева в песне «Волшебник-недоучка», «сделать хотел грозу, / А получил козу». Такую «козу» сделали нам безответственные «черные пиарщики», когда, проводя очередного «Ивана-дурака» на «княжение», истощали ландшафт и без того слабого гражданского общества в России.
68 ______________________________________________________________________________
изучать достижения, перспективы и потенциальные опасности использования науки, технологий, творчества и других способов преодоления фундаментальных пределов человеческих возможностей.
Ширящееся трансгуманистическое движение предполагает решительное совершенствование природы человека. Речь может идти: а) о собственно биологической природе через пересадку органов, клонирование и т. д.; б) о слиянии элементов или всего человеческого тела с механизмами и электроникой (киборгизация); в) об освобождении от телесной и материальной оболочки и сохранении сознания человека, к примеру, в электронных сетях, так сказать, превращение в бесплотный и всемогущий дух.
Проблематика «трансгуманизма» популяризируется и в массовых изданиях, хотя в постсоветские годы «научпоп» не пользуется значительной популярностью. (см., например: Константинов, 2012). Не касаясь многих подробностей идеологии и движения трансгуманистов, попробуем все же изложить один из аспектов, который придает этому течению рациональное, на наш взгляд, зерно. Этот аспект касается споров между теми, кто утверждает, что биологический прогресс человека закончен, и теми, кто это отрицает. Но ведь проблема шире — речь может идти не только о биологическом прогрессе, регулируемым механизмами естественного отбора, но и о биологическом регрессе, порче природы человека, потому что механизмы естественного отбора не работают. Следствием регресса становится увеличение в рядах человечества количества людей с биологическими отклонениями, которые могут быть крайне опасны в социальном плане.
В прошлом забота о выведении здоровой человеческой породы породила евгеническое движение и привела к политике стерилизации людей с отклонениями. В Третьем рейхе они просто уничтожались. Потом евгеника попала под подозрения и была свернута. В какой-то степени подобные опасения присутствуют и сейчас. Была, например, поднята проблема генетической дискриминации. Но есть и голоса в пользу неоевгеники — какого-нибудь «генетического социализма» с отбраковкой негодного генетического материала.
Относится ли дискурс трансгуманизма к области научного предвидения или, скорее, к сфере научной фантастики? В современной России трансгуманисты похожи, скорее, на не очень известную секту. И часто воспринимаются так даже многими из тех, кто о них слышал. Слишком силен контраст между тем, что окружает большинство россиян в действительности, и рассказами о суперкомпьютерах, чудесных биологических технологиях и т. д. Когда трубы коммуникаций в земле ржавеют и лопаются, приходится ходить и
ездить по выщербленному асфальту, то как-то не верится в будущие успехи НТП. Есть и ментальный разрыв. В 1960-е годы сознание значительной части молодежи, и не только, было захвачено перспективами НТР. Сейчас эти «перспективы» больше связываются с грандиозными аферами, например со сколковским «РосПи-лом». А «нанотехнологии» и так уже присутствуют в нашей жизни — «наномойки» на заправках, например. (Но может быть, парадоксальным образом это даже и к лучшему, когда кражи миллиардных сумм не дают создать по-настоящему опасные наноизделия?)
Автору трансгуманистические идеи видятся утопичными и довольно иррациональными. И здесь как раз очень кстати может оказаться научная фантастика, представившая на суд читателей немало вариантов антиутопий4, которые дают некоторое представление о том, к чему может привести излишний энтузиазм по поводу новых технологий. Успехи информационных технологий, генетики, биологии и биохимии и т. д. открывают такие возможности, по сравнению с которыми евгеническая стерилизация и «расовая гигиена» Третьего рейха покажутся детскими игрушками. Все это тоже может стать грозной реальностью.
К сожалению, в России эти вопросы сейчас должным образом не исследуются отчасти из-за общей деградации научного знания, отчасти в силу социально-политических условий, во многом — из-за давления пресловутой «политкорректности». При постановке этих проблем нам пока приходится повторять чужие повестки и следовать за чужими дискуссиями. Хотя и этой, «импортной», информации сейчас в избытке.
Подчас политические аспекты новых технологий подаются как нечто безобидное, вроде это — только лечение заболеваний и некоторые органические улучшения. В таком духе, например, была выдержана недавняя петербургская лекция Р. Бэйли — эксперта по рассматриваемым вопросам. Он сказал: «Может быть, вы говорите, что есть люди, у которых гены обеспечивают им некое преимущество перед другими людьми, в том числе и в политике? Есть люди, у которых больше ответственности, есть люди, у которых меньше ответственности, есть люди, у которых есть стыд, есть люди, у которых нет стыда, — и не обусловливается ли это генетическими ха-
4 Очень краткий список подобных произведений: романы «Золотой век» Джона Райта, «Акселерандо», «Небо сингулярности» Чарльза Стросса, «Пламя над бездной», «Глубина в небе», «Конец радуг» Вернора Винджа, серия «Космический апокалипсис» Аластера Рейнольдса и др. В России это довольно-таки известный «Трансчеловек» Юрия Никитина (за этот роман автор удостоился со стороны РТД похвал и приза), произведения А. Лазаревича и проч. — они подробно описывают опасности новых технологий.
70 _____________________________________________________________________________
рактеристиками? Возможно, но политическое неравенство основано не на этом, политическое равенство обязывает меня относиться к вам с правовой точки зрения, как и к любому другому вне зависимости от генов. Это правило появилось только в XX веке, его раньше не было. То есть гены могут означать разнообразие, а разнообразие — это и есть неравенство, но ведь мы все разные, мы выглядим по-разному, у нас у каждого свои таланты, у одного есть, а у другого — нет... И эти технологии не обязательно усилят это неравенство, но даже если они усилят это неравенство, но при этом все люди будут признавать принцип политического равенства как философскую концепцию, тогда будет совершенно неважно, насколько мы все разнообразны, мы все равно будем справедливым и равным человеческим обществом. Ментальность в генах не живет, мы не можем изменить свои гены и стать более справедливыми, мы становимся справедливыми, потому что вокруг нас есть справедливость, потому что мы сами развиваем себя» (Бэйли, 2011).
Однако это — слишком поверхностный взгляд на проблему. Еще Мишель Фуко утверждал, что механизмы власти обращены на тело, на жизнь, на то, что заставляет ее размножаться, на то, что усиливает род, его мощь, его способность господствовать. О контроле посредством тела говорит и один из культовых героев противостояния современной глобальной «матрице» Д. Ассанж: «Какими бы изощренными технологиями мы себя ни окружали, наше тело останется тем же: уязвимым и чувствующим боль. Соответственно, оно может быть превращено в весьма эффективный инструмент контроля» (Ассанж, 2011, с. 45) .
Правители продолжают оперировать телами подданных для укрепления власти над ними. И это касается не только прошлых эпох. Показ по телевизору кадров с жертвами терактов выполняет схожую функцию с публичными в прошлом казнями на площадях. Площадная толпа или массовая телеаудитория радуется тому, что жертвами стали не они, и испытывает подобие благодарности к «верхам», соглашаясь на отчуждение в их пользу еще большей части своей свободы. Однако если подобные действия ведут к переходу политики из публичной сферы, из области социальных и культурных отношений на уровень тел, «голой жизни», то успехи биотехнологий преобразуют сами тела. И если истинные рычаги политики глубоко скрыты от публики, да и тех, кто называет себя политологами, то реальные результаты воплощения тех или иных действий на уровне биополитики позволяют яснее представлять себе ответы на вопрос «Кому выгодно?»
Джорджо Агамбен еще в «Грядущем сообществе» утверждал:
«Тело теперь — это не некое тело вообще, но уже и не индивидуальное тело, это не божественный образ, но и не форма живого — тело стало теперь воистину любым» (Агамбен, 2008, с. 50). Любое тело с вживленными чипами и искусственными приспособлениями становится при желании властей еще более удобным объектом для манипуляций, нежели телезависимая толпа. Представьте, что картинки и смыслы, выгодные правящей партии, можно передавать прямо в мозг, без всякой возможности для реципиента отключить надоедливую трансляцию. Новые формы контроля над поведением и сознанием, новое оружие, угрозы новых эпидемий и т. д. — все это при тенденциях современной политики становится более вероятным, чем образ рая, изобилия и сверхчеловеческих возможностей, которые рисуют энтузиасты трансгуманизма.
Если опять возвратиться к фантастической литературе, то можно сказать, что наиболее полно эти проблемы описаны представителями такого направления, как киберпанк. По нашему мнению, наиболее точную, если не исчерпывающую, характеристику киберпанка дал один из классиков этого направления — Брюс Стерлинг: «Почти все, что мы делаем с крысами, можно проделать с человеком. А с крысами мы можем делать многое. Об этом нелегко думать, но это правда. Она не исчезнет, если мы закроем глаза. Это и есть киберпанк» (цит. по: Сабиров, http://punk.ru/old/articles/
idea/cyberpunk.shtml). Но почему же с человеком можно проделывать то, что делают экспериментаторы с подопытными крысами? По многим причинам, но прежде всего потому, что одни существа (уже не люди) относятся к другим как к лабораторным животным, превосходя их интеллектом, операционными возможностями и не ощущая никакой родовой близости. Это — постчеловеческая политика. Будут ли киборги, химеры и другие для традиционного (нынешнего) человека «партнерскими видами» или же воспримут homo sapiens как врагов (вариант: недостаточно совершенные образования, подлежащие ликвидации)? Главная опасность, на наш взгляд, связана с тем, что элиты приобретут, улучшая себя разными способами, практически сверхчеловеческие способности, тогда как массы останутся на прежнем, «слишком человеческом» уровне или даже станут утрачивать его.
К теории Хакер-Партизана?
Итак, что происходит в условиях конвергенции нанотехнологии, биотехнологии, информационных и когнитивных технологий? Общая перспектива может быть обрисована следующим образом: «К числу проблем, являющихся потенциально значимыми для философии, социологии и других социально-гуманитарных дисциплин,
относятся феномен конвергенции технологий и, в частности, прогнозируемая конвергенция нано-, био-, информационных и когнитивных технологий ^ВЮ). Прогнозы последствий NBIC-конвергенции также звучат многообещающе, хотя горький опыт техногенных катастроф последних десятилетий дает пищу и для апокалипсических сценариев. Следствием NBIC-конвергенции может стать технологическое преобразование человечества в единый глобальный разум, способный как на лучшее, так и на худшее. NBIC-конвергенция при таком понимании приведет почти к мгновенному в историческом масштабе высвобождению потенциала человека — потенциала как разрушительного, так и созидательного» (Ефремен-ко, 2012, с. 82). Социально-политические последствия новых технологий пока мало учитываются. Энтузиасты спорят о технических возможностях и перспективах обретения этих чудо-технологий, а их последствия для общества и человека анализируются преимущественно в философском плане (Аршинов, Горохов, 2010). Едва ли стоило бы возражать против появления «трансгуманистической политологии», о которой уже пишут отдельные энтузиасты (http://www.transhumanism-russia.ru/content/view/45/110/).
В. Виндж в своем знаменитом эссе рассматривает вариант, когда сингулярность может и не наступить. Это может быть связано с переоценкой на несколько порядков возможностей людей по созданию компьютеров и сетей, не уступающих по сложности человеческому мозгу (Виндж, 2004).
Оптимисты успокаивают, что искусственный интеллект никогда не перешагнет границу, уравнивающую его с человеческим разумом. Машина никогда не научится думать как человек. Возможно, создание полноценного (или сверхчеловеческого ИИ) — задача неимоверной технологической сложности. Может быть, нашему поколению беспокоиться пока не о чем. Но машина может сделать с нами то же, что и мы с природой. А мы сделали в этом плане очень много плохого. Но пока главная угроза не со стороны машин и обретших разум суперкомпьютеров, а со стороны таких же, с позволения сказать, «сапиенсов». Л. В. Скворцов, комментируя Ф. Киттле-ра, пишет о том, что «благодаря технологиям, люди стали управлять событиями, они тем самым стали богами. Это и есть цивилизационная характеристика раннего модерна. Человеку, однако, не суждено было постоянно пребывать в роли бога. Технологические прорывы имеют длительные следствия, конечные результаты которых становятся неуправляемыми... Случающееся в истории имеет взрывное начало и длительный постшок» (Скворцов, 2009, с. 49).
Людям не удалось стать богами, за гордыню пришлось серьезно
расплачиваться, но искушения «сверхчеловека» воспроизводятся с завидной регулярностью. Опасность распространения новых технологий заключается не столько в их мощности, сколько в их одностороннем присвоении и искушении использовать. Нечто подобное было в международных отношениях после изобретения атомной бомбы. Но ныне правители отдельных государств и/или «глобальная корпоратократия» могут подавить почти любой гражданский протест.
Послушаем еще раз искушенного в этих вопросах Джулиана Ас-санжа: «Даже личное оружие теперь не является надежной защитой граждан от произвола со стороны государственного монстра... технологический разрыв между государством и гражданами вырос настолько, что вооруженный пистолетом американец больше не является оппонентом для системы, обладающей лазерным, ультразвуковым, электрошоковым, микроволновым и прочим инновационным оружием — я уж не говорю о государствах, где оружие и вовсе запрещено. В этом смысле физически подчинить большие массы населения становится все проще. Все же лично я думаю, что у суперэлиты не будет необходимости прибегать к столь брутальным и потенциально непопулярным управленческим методам. Во-первых, как я уже говорил, такая диктатура будет неэффективна с экономической точки зрения: в долгосрочной перспективе раб не может составить конкуренцию свободному человеку в производительности труда. А во-вторых, для подавляющего большинства граждан вполне достаточно будет «мягкого» давления. Представьте человеку выбор между сытостью и комфортом, с одной стороны, и маргинальным существованием голодранца-изгоя — с другой. Полагаю, понятно, что выберет подавляющее большинство. Исключениями будут единицы, и с ними можно будет запросто сделать то, что сейчас пытаются сделать с WikiLeaks» (Ассанж, 2011, с. 45).
Воображение граждан во всем мире до сих пор захвачено воспоминанием об «11 сентября», угрозами мифической «Аль-Каиды» и т. д. Биополитика такого рода в деятельности современного государства продолжается постоянно. И в этом смысле, возможно, Д. Агамбен прав, когда указывает на то, что чрезвычайное положение «в современном мире, в том числе в развитых демократических странах, стало постоянным. А висящая как дамоклов меч угроза все новых терактов (они периодически случаются вновь и вновь, чтобы люди не забывали) — это проявление шмиттовского чрезвычайного положения» (Агамбен, 2011 б, с. 135). При этом вполне возможно, что попытка перестраивания природы человека как раз и означает новый тип чрезвычайного положения, о котором Д. Агамбен пишет как о «действии той машины, которая неуклонно ведёт Запад к мировой гражданской войне» (Там же).
Восходящая к периоду Третьего рейха трактовка понятия «чрезвычайное положение» Карлом Шмиттом связана с реализацией его понимания «политического» (Шмитт, 1992). Но, например, в современной РФ шмиттовские проявления «реальной политики» выглядят откровенно карикатурно, но оттого не менее зловеще. Здесь, как и во всем мире, моральная нечистоплотность и беспринципность элит, разрыв между «верхами» и «низами» многократно усиливаются возможностями современных медиа. Много раз повторено, что современная политика — это, прежде всего, медийная политика, связанная с новыми информационными технологиями. Следовательно, и для того, чтобы как-то противостоять этому давлению, надо играть на этом поле, а другие средства малоэффективны.
Трудно не заметить, что традиционные средства партийной политики, профсоюзного давления, парламентских дискуссий и т. д. становятся все менее и менее успешными в условиях даже западной «постдемократии». О «реальной политике» в РФ нечего и говорить. Приходится констатировать, что все попытки повлиять традиционными средствами на политический курс «верхов» в постсоветской («постидустриальной) России терпят поражение. Оппозиция остается декоративной, способной лишь блокировать протест населения.
Всяческие попытки создать сколько-нибудь массовое и влиятельное оппозиционное движение в России последовательно проваливаются, как из-за противодействия властей и постоянных провокаций, как из-за неспособности людей договориться о совместных действиях, так и по причинам объективным, связанным, скорее всего, с изменением характера коммуникаций и рационального политического действия. Обратим внимание на то, что культовый герой современного мира, борющийся против глобальной лжи, Д. Ассанж, фрагменты интервью с которым мы цитировали, является хакером. Руководитель WikiLeaks, как и герой-хакер романа У. Гибсона «Нейромант», противостоит подавляющей человека Системе. Хакером является и Нео, герой «Матрицы». Он вместе со своей подружкой Тринити и экипажем «Навуходоносора», а также сохранившими человеческий облик последними жителями Зеона борется против новой разновидности тоталитаризма — софта «Матрицы», охватывающей всё и вся. Следует ли из этого, что не в виртуальной, а в настоящей реальности массовая политика тоже уступает место подвигам героев-одиночек, способных потягаться со всякого рода «матрицами» в навыках борьбы за информацию? Кстати, в 1980-е годы, когда вышел «Нейромант», а Интернет лишь начинал
свой стремительный рост по экспоненте, слово «хакер» еще не приобрело нынешнего негативного оттенка и означало человека, который может творить всякие чудеса на компьютере.
Вопрос о новых, сетевых, формах организации оппозиции в информационном обществе стоит очень остро. Ставки в этой игре как никогда велики. Едва ли, например, представители современных элит будут испытывать моральные страдания из-за того, что продлили себе жизнь (молодость) за счет жизни и здоровья других людей. Многие нынешние олигархи заинтересованно финансируют исследования в области стволовых клеток, геронтологии и т. д., одновременно урезая своим работникам зарплату, а временами вовсе ее не выплачивая. Похоже, здесь мы имеем дело не совсем с людьми, ощущающими человеческую солидарность, а с существами какого-то другого рода, «чужими», «хищниками» (Ковалёв, Долгов, 2011). Разумеется, такое отношение должно привести к быстрому разрушению социального пакта между «верхами» и «низами», на которых строится современное демократическое и социальное государство, к эрозии абстракции «общественного договора». Разрушение системы социальных гарантий и государства «вэлфера» может повлечь за собой новый виток насилия уже в центрах цивилизации и распространение насилия в планетарном масштабе.
Но если в современном мире веберовское легитимное насилие со стороны национального государства все более уступает место биополитике, биовласти и «чрезвычайному положению», то нужно быть последовательным в своих размышлениях. Выстраивая дискурс «политического» в духе видного представителя политикоправовой мысли Третьего рейха, мы должны вспоминать не только о «чрезвычайном положении», но и о фигуре «партизана» (Шмитт, 2007). И уже Хакер-Партизан, а не партийный вождь встает на пути нового мирового порядка и прекрасного нового мира. Если в современном мире (и особенно ярко и уродливо — в нашей стране) реализуются шмиттовские принципы политики, то и эффективно бороться против нее можно теми средствами, которые рекомендовал К. Шмитт в «Теории Партизана». Сказав «А», надо понимать, что за ней следует «Б». Традиционные формы протеста не действуют на политиков, исповедующих принципы биовласти и перманентное «чрезвычайное положение» (это хорошо подтвердила неудача протестов в РФ зимой 2011-2012 гг.). Видимо, и население весьма осторожно относится к участию в традиционном протесте, полагая его неэффективным. Решиться же на новые формы борьбы еще более трудно.
Тотальной информационной и биовласти с ее безграничной мощью, подпитываемой плодами NBIC-конвергенции, можно проти-
вопоставить фигуры разнообразных «партизан», которые будут до конца бороться против этой власти. В массовой культуре и фантастических произведениях эта тема тоже популярно обыгрывается. Пока на Земле нет такого рода власти, ее возможности проецируются на кого-то другого, конечно же, на инопланетян. Характерно, что совершенно трэшевый и заезженный сюжет о захвате нашей планеты инопланетными монстрами приобретает сегодня новые краски. В массовом сознании как бы оживает проблематика философской антропологии — о природе человека, об открытии человека миру, о принципиальной биологической ущербности человека, которая компенсируется прогрессом другого рода — не только техническим, но и интеллектуальным и нравственным. Однако на пороге фантастически возможного перехода из человеческого состояния в постчеловеческое ввиду постоянно муссируемой масскультом темы «контакта» и т. д. людям постоянно приходится оценивать свои природные возможности и находить их не очень впечатляющими. Тестируя себя, приходим к выводу о том, что мы как биологический вид несовершенны. Осознание несовершенства может породить искушение самопорабощения или согласия с порабощением со стороны более развитой цивилизации (своего рода смердяковщина, популярная в нынешней РФ: «Умная цивилизация покорила глупую-с», — только в более широких масштабах).
В связи с этим можно вновь обратиться к кинофантастике, в частности к двум американским сериалам — «Визитеры» и «Рухнувшие небеса» («Сошедшие с небес»). Сюжет там сходный — на Землю прилетели представители более развитой цивилизации с целью порабощения людей и ресурсов планеты. В первом случае пришельцы действуют хитростью, во втором — сразу силой. Люди берутся за оружие... О первом из этих фильмов нам уже приходилось писать (Ковалёв, Долгов, 2010, с. 35-48). В нем пафос Сопротивления — это наиболее сильная составляющая «Визитеров», несмотря на все несуразности сценария и режиссуры. В сериале немало эпизодов, над условностью которых можно посмеяться, но которые при «наивном» восприятии заставят сжаться сердце. Эти эпизоды связаны с моментами, когда отдельные люди решаются на борьбу, на противодействие превосходящей силе в обстоятельствах, неблагоприятных и почти безнадежных. Они теряют друзей и надежду, их предают окружающие, высмеивают СМИ и «моральные авторитеты», порой кажется, что у них вообще нет шансов. Но они борются за себя и за остальных и стремятся победить хотя бы на отдельных участках.
Бенефис Армагеддона?
Новые фантастические возможности и опасности ожидаются не по отдельности, а, так сказать, в пакете. Что будет, если диктатура бюрократии благодаря достижениям NBIC-конвергенции дополнится новыми, фантастическими по своей действенности, механизмами властвования, даже страшно представить. Нечто подобное смеси фантазий Хаксли и Оруэлла, судя по всему. Как быть с глобальным и непреодолимым неравенством?
Энтузиасты трансгуманизма, кажется, проблему эту слабо понимают, хотя их эксперты и пишут целые книги о сценариях конца света. Например, они часто говорят о технологиях улучшения человеческой природы. Однако как общество отнесется к избранным и улучшенным? По тому, что мы знаем о человеческой психологии, люди приветствуют помощь инвалидам. Но помочь больному и увечному — это одно, но как смириться с тем, что «улучшенные» получат преимущества на рынке труда?! Или то, что они автоматически становятся властителями? Будет ли тогда глобальная война или партизанщина по принципу «Терять нечего»? А как, например, будут взаимодействовать существа, по-разному модифицированные? Сюжет для картины будущего, которые украсят новый аналог Третьяковки: «Битва химер с киборгами».
Даже осуществляемый в условиях относительного мира переход от индустриального общества к постиндустриальному вызвал к жизни то, что Ф. Фукуяма назвал «Великим разрывом» (Фукуяма, 2003). Этот переход сопровождался опасными для общества флуктуациями: ростом преступности и других асоциальных проявлений, ослаблением связи между поколениями, драматическими изменениями в семье и проч. А речь шла «всего лишь» об изменениях на рынке труда в связи с развитием новых технологий. Притом описанная глобальная трансформация тянется уже несколько десятилетий, и люди имеют возможность к ней адаптироваться, хотя и не очень успешно. Но если вдруг случится более резкий переход и в более короткие сроки, то это будет означать настоящую катастрофу для человеческой цивилизации, даже если гипотетический ИИ не приступит сразу к ее уничтожению.
Описание сценариев грядущих катастроф — это второе любимое занятие трансгуманистов (первое — это реклама достижений дивного нового мира). Любопытно, что А. Турчин (Турчин, 2011; есть более ранние варианты), написавший книгу о путях к концу света, выступал именно как эксперт РТД, а книга вышла под редакцией активистов трансгуманистического движения. Турчин все так подробно описал и классифицировал, что добавить еще какой-то вари-
ант конца света или комментарий по этому поводу весьма затруднительно. Но нам все-таки кажется, что наиболее интересными (и опасными!) являются варианты, не связанные с экстраполяцией традиционных угроз (типа «террористы получают атомную бомбу» или «маньяк применяет биологическое оружие»). Это, конечно, страшно. Но уже привычному сценарию глобальной угрозы легче противостоять, так как его легче спрогнозировать. На порядок опаснее нечто новое, особенно в комбинации, например смесь из биохакерства, абсолютного наркотика и программного сбоя. Тогда уж никто не выживет. Даже «нано-» доза этого коктейля будет абсолютно убойной.
Вернемся еще раз к проблемам конвергенции NBIC-технологий. Вроде бы взаимное усиление нано-, био-, информативных и когнитивных технологий обеспечивает стремительный рывок в будущее и преодоление сегодняшних противоречий. Но оптимисты думали примерно так же и где-то в конце Х1Х-начале XX в. Тогда идеи прогресса и аналога нынешней «глобализации» были даже еще более популярны, чем сейчас, и воспринимались с большим энтузиазмом. Однако надежда на решение социальных противоречий с помощью научно-инженерных технологий оказалась несостоятельной. Наоборот, она породила их страшное развитие в виде мировых войн и практики тоталитарных режимов, которые не смогли бы привести к таким огромным жертвам без новой техники. Тема «Тоталитаризм и техника» хорошо раскрывается в статье Ю. Н. Давыдова (Давыдов, 1991) и в ряде других работ. Во всех этих сценариях речь идет о воплощении новых вариантов старых антиутопий, которые надо внимательно анализировать. Стоит вспомнить, что, например, в ИНИОН был накоплен изрядный опыт анализа антиутопической литературы, который содержался в работах Э. Араб-Оглы, В. Чалико-вой и других авторов (о Виктории Чаликовой см: Верченов, Реков-ская, 2011).
В свое время людям потребовались огромные усилия, чтобы, например, привыкнуть к наличию в мире атомной бомбы. А смогут ли они адаптироваться и применить этот опыт, чтобы не начать воевать чем-то более современным? Скорее всего, нет — искушение применить оружие, основанное на каких-нибудь новых принципах, будет слишком велико. Представьте военные действия, которые ведутся теперь уже не только на суше, в воде, в воздухе, в космосе, но и в микромире.
Возможность качественной эволюции человеческого рода, о которой с таким энтузиазмом пишут господа-трансгуманисты, может обернуться самыми непредсказуемыми и крайне опасными послед__________________________________________________________________ 79
ствиями. Справедливости ради надо отметить и тот факт, что отсутствие на планете биологических конкурентов у homo sapiens (единственного вида в своем роде) подчас мешает развитию и отбору в рамках нашего вида. И, может быть, действительно мешает достижению пресловутой эффективности, как она понимается капиталистами.
Не хотелось бы уходить в сторону от темы, но интересна история одновременного сосуществования двух человеческих видов — кроманьонцев и неандертальцев, (а также, возможно, еще денисовского человека и еще не открытых видов) закончившаяся устранением последних как менее приспособленных. Гипотетически «посмотреться, как в зеркало, в другого человека» можно при контакте с иной цивилизацией. В трансгуманистической перспективе роль «инопланетян» призваны сыграть «усовершенствованные люди», что якобы задаст стимулы для развития людей обычных.
Подобные замечания относятся и к человеческому роду в целом. Большинство его представителей сегодня — это «лишние» люди, так как работа, которую они выполняют, настолько примитивна или вовсе не нужна, что легко может быть заменена компьютерами и автоматизированными системами даже на современном уровне развития техники. Плата за такой примитивный, простой, труд — это разновидность благотворительности к миллиардам несостоятельных особей своего вида. Настоящим, подлинно человеческим трудом сейчас занимается лишь незначительное творческое меньшинство. И именно этот труд пока (или вообще!) не может быть перепоручен компьютеризированным системам.
Гипотетическое появление искусственного интеллекта или усовершенствованных (тем или иным способом) людей способно привести к возобновлению и резкому усилению аналога межвидовой конкуренции. Здесь неизбежно обострится вопрос о выживании (и его целесообразности) для большинства представителей рода Homo. За продление существования избранных другие могут заплатить исчезновением.
Даже простое изменение продолжительности жизни (хотя бы на несколько десятков лет, что уже может быть вполне реальным научным и медицинским достижением) вызовет не только культурные и экономические последствия, но и серьезнейшее политическое напряжение. Главным фактором этого напряжения будет вопиющее неравенство между людьми и «постчеловеками». Последние усовершенствуются с помощью наномедицины или генетически будут запрограммированы по-другому. Но тогда это будут уже другие существа, с другой ментальностью.
Новые технологии и райские возможности первоначально будут
доступны меньшинству. Как будет реагировать большинство, когда поймет, что ему ничего «не светит» и терять нечего? Удастся ли справиться с этим новым неравенством? И не начнется ли революция против олигархов, которых терпели, пока они воровали миллиарды, но не стерпят, когда те обретут неведомую ранее продолжительность жизни. В ответ или превентивно глобальная олигархия перейдет к стратегии подавления и откажется даже от видимости демократии.
Механизм будущих революций, оборачивающихся геноцидом, тоже в принципе понятен. Есть меньшинство и большинство. Отношение к меньшинству двоякое. Оно может подавляться, дискриминироваться или преследоваться. В роли такого меньшинства могут выступать и те, кто перестроил свой организм и стал уже не совсем человеком благодаря хотя бы частичной киборгизации или химери-зации, или получает препараты для улучшения своих способностей, недоступных остальным. Это — коллизия романа Нэнси Кресс «Испанские нищие», где появилась группа детей, которые могут обходиться без сна и развивать сверхспособности. Их сначала преследуют, а потом «гадкий утенок» превращается в «лебедя» (многочисленны спекуляции на тему детей-«индиго»). Но не воспользуются ли эти транс-люди, «гемоды» (ГЕнетически МОДифицированные) и другие подобные существа своими сверхспособностями хотя бы для того, чтобы отомстить? Гемоды борются, потом побеждают и. с легкостью преступают принципы «старой» человеческой морали. С точки зрения морали существ, преодолевших барьер какой-нибудь Сингулярности, старый человек может и не заслуживать права на существование.
На Западе проблемы, связанные с этими «фантастическими страшилками», давно уже исследуются серьезными учеными, причем в комплексе с другими вопросами, например, с трансформацией капиталистической экономики и др. Так, Андре Горц в своей интереснейшей книге «Нематериальное» пишет как будто о нашем примере: «Генная инженерия подрывает ощущение уникальности, автономности и ответственности, присущее каждому человеку. Тем самым уничтожается именно то, что мешает программировать или селекционировать людей в интересах общества или какого-нибудь класса, или касты. Уже одна только вера в эффективность генетической модификации способна создать новые формы рабства и послужить обоснованием и легитимизацией новой кастовой системы, даже если эта эффективность — чисто мнимая» (Горц, 2010, с. 145).
Перечень этих угроз можно продолжать очень долго. Но даже небольшого экскурса достаточно, чтобы понять всю их серьезность
и актуальность всестороннего изучения вызовов XXI в. Общая рекомендация по использованию новых технологических возможностей будет весьма банальной, но опирающейся на народную мудрость: «Семь раз отмерь — один раз отрежь».
Литература
Агамбен Дж. Грядущее сообщество // Социологическое обозрение. 2008. Т. 7. № 2. (Agamben J. The Coming Community // Sociological Review. 2008. Vol. 7. N 2.)
Агамбен Дж. Homo Sacer. Суверенная власть и голая жизнь. М.: Европа. 2011а. 256 с. (Agamben J. Homo Sacer. Sovereign power and bare life. M.: Europe. 2011a. 256 p.)
Агамбен Дж. Homo Sacer. Чрезвычайное положение. М.: Европа. 2011 б. 148 с. (Agamben J. Homo Sacer. Emergency. M.: Europe. 2011b. 148 p.)
Аршинов В. И., Горохов В. Г. Социальное измерение NBIC-междисциплинарности // Философские науки. 2010. № 6. (Arshinov V. I., Gorokhov V. G. Social dimension NBIC-interdisciplinarity // Philosophy. 2010. N 6.)
Ассанж Дж.: «У нас здесь своего рода линия фронта...» (Интервью Д. Великов-ского) // Русский репортер. 2011. № 35. 8-15 сентября. (Assange J.: «We have here a kind of front line...» (Interview with Dmitry Velikovsky) // Russian reporter. 2011. N 35. September 8-15.)
Бэйли Р. Развитие технологий: возможности и проблемы. Лекция 24 октября 2011 г. // http://polit.ru/article/2011/10/24/Bailey/ (Bailey R. Technology development: opportunities and challenges. Lecture. 2011, October 24 //
http://polit.ru/article/2011/10/24/Bailey/)
Верченов Л. Н., Рековская И. Ф. «Ересь первичного добра» (В. А. Чаликова) // ФБОН-ИНИОН: Воспоминания и портреты. Вып. 1. М.: ИНИОН РАН, 2011. С. 215221. (Verchenov L. N., Rekovskaya I. F. «Heresy primary good» (V. A. Chalikova) // FBON-INION: Memories and portraits. Is. 1. M.: INION RAN, 2011. P. 215-221.)
Виндж В. Технологическая сингулярность // Компьютерра. 2004. 1 сентября // http://www.computerra.ru/35636/ (Vinge V. Technological Singularity // Computerra. 2004. Sept. 1 // http://www.computerra.ru/35636/)
Горц А. Нематериальное. Знание, стоимость и капитал. М.: ГУ-ВШЭ, 2010. 208 с. (Gorts A. Intangible. Knowledge, value and capital. M.: HSE, 2010. 208 p.)
Давыдов Ю. Н. Тоталитаризм и техника // Полис. 1991. № 4. С. 21-34. (Davydov N. Totalitarianism and technique // Polis. 1991. N 4. P. 21-34.)
Ефременко Д. В. Социальные науки и развитие конвергентных технологий // Инновации. 2012. № 5 (163). С. 82-84. (Efremenko D. Social science and the development of converged technologies // Innovations. 2012. N 5 (163). P. 82-84.)
Ионин Л. Новая магическая эпоха // Логос. 2005. № 5. С. 23-40. (lonin L. A new era of magic // Logos. 2005. N 5. P. 23-40.)
Ковалёв В., Долгов А. Ящеры среди нас (смотрим сериал «Визитеры»^) // ИГ-ПИ.ру. 2011. 11 января // http://igpi.ru/info/people/kovalev/1294773671.html (Kovalev V., Dolgov A. Lizards among us (watch the series «Visitors»-V) // IGPI.ru. 2011. January
11 // http://igpi.ru/info/people/kovalev/1294773671.html)
Ковалёв В., Долгов А. Про реальную российскую политику в зеркале американского фантастического сериала (Опыт о политическом дискурсе на примере произведения массовой культуры - «V») // Политический анализ. Вып. 10 / под ред. О. В. Поповой. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та. 2010. С. 35-48. (Kovalev V., Dolgov A. About real Russian politics in the mirror of the American sci-fi series (The experience of the political discourse on the example of the work of popular culture - «V») // Political Analysis. Is. 10 / ed. by O. V. Popova. SPb.: Publishing House of St. Petersburg University. 2010. P. 35-48.)
Константинов А. Доживем до сингулярности. Футурологи готовятся к глобальной трансформации человечества // Русский репортер. 2012. № 16. 26 апреля -
3 мая. С. 60-66. (Konstantinov A. Live to see the singularity. Futurists are preparing for a global transformation of humanity // Russian reporter. 2012. N 16. April 26 - May 3. P. 60-66.)
Крауч К. Постдемократия. М.: ГУ-ВШЭ, 2010. 192 с. (Crouch K. Post-democracy. M.: HSE, 2010. 192 p.)
Норт Д. Понимание процесса экономических изменений. М.: ГУ-ВШЭ, 2010. 256 с. (North D. Understanding the process of economic change. M.: HSE, 2010. 256 p.)
Переслегин С. Новые карты будущего, или Анти-РЭНД. М.: АСТ, 2009. 703 с. (Pereslegin S. New maps of the future, or Anti-RAND. M.: AST, 2009. 703 p.)
Сабиров Р. Танцы на виртуальных столах // http://punk.ru/old/articles/idea/ cyber-punk.shtml (Sabirov R. Dancing on virtual tables // http://punk.ru/old/articles/idea/ cyber-punk.shtml)
Скворцов Л. В. Цивилизация киборгов? // Человек и мир киборгов. Человек: образ и сущность. Гуманитарные аспекты: Ежегодник. М.: ИНИОН РАН, 2009. С.17-85. (Skvortsov L. V. Civilization cyborgs? // Man and the world of cyborgs. Man: the image and essence. Humanitarian aspects. M.: INION, 2009. P. 17-85.)
Тоффлер Э. Третья волна. М.: АСТ, 1999. 784 с. (Toffler A. The Third Wave. M.: AST, 1999. 784 p.)
Турчин А. В. Структура глобальной катастрофы. Риски вымирания человечества в XXI веке / под ред. И. Следзевского, В. Прайд. М.: ЛКИ, 2011. 432 с. (Turchin A. V. The structure of global catastrophe. Risks extinction of mankind in the XXI century / ed. by I. Sledzevski, W. Pride. M.: LCI, 2011. 432 p.)
Фукуяма Ф. Великий разрыв. М.: АСТ, 2003. 352 с. (Fukuyama F. The Great Disruption. M.: AST, 2003. 352 p.)
Шмитт К. Понятие политического // Вопросы социологии. 1992. № 1. (Schmitt K. Concept of the Political // Problems of Sociology. 1992. N 1.)
Шмитт К. Теория партизана. Промежуточное замечание к понятию политического. М.: Праксис, 2007. 301 с. (Schmitt K. Theory of the partisan. Intermediate remark to the concept of the political. M.: Praxis, 2007. 301 p.)
http://www.transhumanism-russia.ru/content/view/45/110/
