CC BY
187Ю. Г. Волков
СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ДИАГНОСТИКА И ЭКСПЕРТИЗА: ПОТЕНЦИАЛ «СОЦИОЛОГИИ ДЛЯ ОБЩЕСТВА»
ВОЛКОВ Юрий Григорьевич — Заслуженный деятель науки Российской Федерации, директор Южнороссийского филиала Института социологии РАН, директор Института социологии и регионоведения Южного федерального университета, доктор философских наук, профессор, [email protected].
Аннотация. Автор преследует цель определить статус социологической диагностики и социологической экспертизы в контексте налаживания диалога общества, власти и социологов-профессионалов. Очевидно, считает автор, социологическое знание переросло границы академической дисциплины, что соответствует логике развития социологической мысли и запросу общества на социальное знание для повышения массовой социальной компетентности. Для социологического сообщества встаёт вопрос осмысления критериев социологического диагноза и социологической экспертизы. Однако в настоящее время они часто трактуются лишь как исследовательские процедуры, принадлежащие сообществу учёных — специалистов в определённой сфере знания. В понимании социологических процедур наметился поворот к признанию социально-критической и социально-контрольной функции социологии. В статье содержится обоснование реализации социологического диагноза и экспертизы как процедур социального распознавания и социального проектирования на основе принятия концепта «действенной» социологической теории. Признание парадигмально-сти социологии не означает исчезновения разграничения между научным и ненаучным подходом к диагнозу и экспертизе. Социологический диагноз, как аналитика социального микроуровня и частных групп, требует верификации на уровне количественных методов. Процессы, связанные с экспертизой, включая данные социологического диагноза, направлены на реализацию качественных подходов. Исходя из этого положения, можно сказать, что для реализации диагностических и экспертных способностей требуется принять правила и принципы неосведомлённости. А это означает принятие статуса неопределённости в целях нахождения наиболее объясни-
тельного и эвристического подхода, как исследовательского выбора, при учёте целевого критерия, отражающего позицию заинтересованных в социологической диагностике и экспертизе сторон. Опираясь на традицию «социологии для общества», автор статьи полагает, что разделение теоретического и эмпирического знания является следствием принятия социологического объективизма.
Ключевые слова: позитивизм, социологическое знание, социологическая диагностика, социологическая экспертиза, социология для общества.
Отечественная социологическая мысль в нынешних условиях развивается под влиянием технократизма: социальный диагноз и социальная экспертиза часто трактуются как исследовательские процедуры, принадлежащие сообществу учёных — специалистов в определённой сфере знания. Ощущается интеллектуальное препятствие для российских социологов в виде того, что исключается возможность возведения социологического знания в ранг конституирующего в системе экспертного знания. Дробность экспертных оценок создала ситуацию конкурентности, в которой социология не могла «похвастаться» ни приближённостью к власти, ни точностью социальных оценок и прогнозов.
Можно поэтому говорить о том, что концептуализация данных понятий основывается на развитии социологического дискурса под влиянием двух разнонаправленных тенденций: с одной стороны, трансферта понятий из смежных, а иногда и далёких сфер знания (не случайно диагноз чаще всего упоминают в связи с медициной); с другой стороны, логики саморазвития социологического знания.
Как отмечает американский историк социологии Л. Козер, направленность интереса М. Вебера на взаимодействие акторов, участвующих в социальном действии, и на осознанные мотивы действий нашла отражение в его методологических установках, которые объясняют многие отличительные особенности его доктрины [см.: 1, с. 71]. Для Вебера выбор учёным конкретной проблемы и уровень его объяснения зависят от ценностей и интересов исследователя. Выбор проблемы для изучения всегда является ценностно зависимым [см.: 1, с. 73]. Поэтому, если социология стремится к сохранению статуса объективной науки, она ограничивается социологическим анализом. Но то, что считается стоящим в изучении понимания — социологическая экспертиза — определяется ценностной зависимостью. Хотя для Вебера ценностный элемент присутствует при выборе проблемы, само объяснение связано
с установлением причинных связей и формальной схемой доказательства, другими словами, в социологических процедурах присутствует ценностная беспристрастность.
Отмечая роль идеальных типов как аналитических конструктов, позволяющих установить сходные черты и отклонения в конкретных исследуемых случаях, можно говорить, что социологический диагноз, построенный на описательном уровне, возможен только при применении идеального типа и зависит от него, но сама сфера продуцирования идеальных типов находится в «ведении» социологической экспертизы. По существу, Вебер обозначил, что при ценностном выборе социологический диагноз осуществляется на основе формального доказательства. Социологическая экспертиза определяется притязанием на легитимность социологического знания, то есть поднимается до значения «идей».
В этой типологии заметно внимание к современным тенденциям рационализации общественных отношений и, следовательно, демифологизации действительности. Работы М. Вебера оставляют двойственное чувство, так как демонстрируют объективность учёного, фиксирующего железную логику рационализации, и, одновременно, его творческое наследие тяготеет к этике ответственности, которая налагается на учёного, если он претендует на социологическую экспертизу [см.: 1, с. 95].
Говоря об этом, следует подчеркнуть, что отношение к социологическому диагнозу, таким образом, формируется в рамках социального реформаторства, опирающегося на теорию социальных фактов. Для экспертизы характерно «посвящение» в интеллектуальный контекст эпохи. В этом случае экспертное знание, хотя и не является ценностным, оказывается оцениванием действительности, что объясняет формирование подхода к социально-критической миссии социологии как миссии, направленной на изменение действительности.
Важно отметить, что в условиях великой депрессии конца 1920-х гг. неизбежным стал вопрос о преодолении буржуазности социологии, того состояния, которое можно назвать примирением с действительностью. Как пишет Л. Козер, в условиях нового курса Ф. Рузвельта американской социологией была взята на вооружение политика активного социального реформаторства. В этом смысле «маргинальные» взгляды Т. Веблена, казавшегося одиноким бунтарем в академической среде, нашли поддержку в социологии Ч. Х. Кули, который проводил
различия между пространственным или материальным и личным или социальным знанием, считая последнее сочувственным, дающим представления о соответствующих социальных процессах [см.: 1, с. 208].
Интеллектуальная среда американской социологии характеризовалась умеренным прагматизмом, что наращивало энтузиазм по отношению к социальным проблемам. В отличие от европейской классической мысли социология считалась в американской интеллектуальной среде радикальным предметом [см.: 2]. Осознавая то значение, которое может нести социологический диагноз как описание и оценка состояния определённых социальных процессов и явлений, в американской социологической мысли, благодаря исследованиям городской среды в 1930-е гг., возникло направление практической социальной диагностики. Это совпадало со стремлением гуманизировать сферу управления [см.: 3] и дать теоретические обоснования социального эволюционизма.
Стоит также отметить, что в работах учёных Чикагской школы и её наиболее влиятельного представителя Р. Э. Парка, социология, как наука о коллективном поведении, ставила приоритетом налаживание социального контроля как организации определения и направления энергии индивидов, составляющих общество [см.: 1, с. 276]. Полагая, таким образом, что в диагностической миссии социология перешагивает границы описательности и становится инструментом стимулирования и запуска новых социальных явлений, Чикагская школа видела свою задачу в серьёзном теоретическом обосновании статистического анализа [см.: 4, с. 73].
Считая, что социология должна работать с количественными методами, Р. Парк и его последователи сделали характерным подход к социологическим процедурам как процедурам социальной интеракции. То, что Дж. Ритцер называет неотчётливой традицией [см.: 4, с. 74], уступило место структурно-функционалистской версии, в которой социологический диагноз обретает первенствующее значение и определяется теоретически как неоспоримое подтверждение объективности социологического знания.
Во-первых, если понимать под социологическим диагнозом возможность различения нормы и патологии (отклонения), возникает ассоциативный ряд с социологией как социальной терапией. Во-вторых, постулаты структурно-функционального анализа с акцентом на социальное равновесие направляют социологическую мысль на выявление
социально-диагностических установок, имеющих преимущества по отношению к кабинетным теоретическим обобщениям. Социально-практическая ориентированность социологического знания находит подтверждение в том, что между различными элементами общества поддерживается порядок, а изменения видятся упорядоченным процессом [см.: 4, с. 75].
В описании американским теоретиком социального равновесия Т. Парсонсом системы современных обществ отмечается, что требуемая для профессиональной деятельности компетентность достигается только с помощью продвинутого формального образования [см.: 5, с. 131]. Так как общество не свободно от напряжений, отчуждение интеллектуалов — это, в первую очередь, проявление напряжения, порождаемого повышением уровня генерализации ценностей [см.: 5, с. 133]. Другими словами, в контексте секуляризации профессионалы всё больше привлекаются к работе в бизнесе и других сферах частного сектора и государственных организациях [см.: 5, с. 140]; поскольку профессиональная компетентность не организуется по принципу линейного подчинения или даже по рационально-легальной схеме, явной тенденцией становится создание экспертных ассоциаций.
Если социологический диагноз ориентирован на социальную иерархию и соответствует командному стилю управления, то социологическая экспертиза подразумевает коллегиальный тип устройства. Коллегиальная модель является наиболее адекватной и экспертной мощи социологического сообщества, и транслированию, подаче социологического знания в общество. При возрастающем значении социологической экспертизы нарождается модель перераспределения интеллектуальных ресурсов: социолог может претендовать на экспертный статус в той степени, в какой социология вписывается в процесс структурной дифференциации и плюрализации [см.: 5, с. 142].
Для Т. Парсонса структурно-функциональная версия социального диагноза имеет значение и определяется устранением и нейтрализацией социальной напряжённости; с социологической экспертизой связывается возможность нового социального реформирования. Как отмечает Дж. Ритцер, общество по Парсонсу в процессе эволюции должно двигаться от системы приписывания к системе достижения, поскольку востребован профессионализм как наиболее свободный от приписывающих связей. Оказывается нужным привлечение всё большего числа групп для участия в развитии системы. При этом никто не отменяет
принцип компетентности, который становится исключительным в отличие от принципа, приписывающего статус экспертизы только власти.
В структурно-функциональной модели социологического знания, во-первых, диагноз и экспертиза вписываются в критерий функционального значения, обладания высокой степенью способности влиять на социальные процессы. Во-вторых, позитивная функция социологического знания определяется её стандартизацией как социального знания. В-третьих, утверждается, что социологическое знание функционально необходимо для общества в качестве инструмента социального контроля. При этом социологический диагноз понимается как социологическая процедура распознавания, направленная на стандартизацию социальных и культурных форм; социологическая экспертиза признаёт существование структурных и функциональных альтернатив, т.е. выявляет и позитивные, и негативные последствия.
Отказ от логики социальной адаптации [см.: 4, с. 133] приводит Р. Мертона к разработке понятий дисфункций и нонфункций, что включает социологическую экспертизу, исследование явлений, которые могут выглядеть негативными для общественного равновесия, но выполняют социально полезную функцию для каких-либо групп общества. Р. Мертон также обращает внимание на то, что социологические процедуры определяются анализом организации, институтов и групп, и с точки зрения чистого баланса можно допускать существование альтернативных социальных диагнозов. Следует подчеркнуть, что Мертон вводит понятие непреднамеренных последствий, что активно используется в социологии социального конструирования П. Бергмана и рефлексивной социологии Э. Гидденса.
Указывается на ограниченность социологической экспертизы как требующей обоснования в виде учёта и признания эффекта непреднамеренных действий. Таким образом, если социологический диагноз может претендовать на создание аналитического конструкта социальной единицы, социологическая экспертиза открывает путь для значимых социальных явлений через определение баланса дисфункциональности / функциональности. Социальная структура может быть ликвидирована, если дисфункциональность приводит к вероятности социального конфликта.
Можно констатировать, что структурный функционализм, признавая возможность социологической экспертизы по отношению к конкретным институтам, организациям и группам, акцентирует внимание
на диагностике как имеющей последствия в виде формально вводимых (предписанных) процедур, для социологической экспертизы — в теоретическом обосновании процессов изменения и самовозникновения. Под влиянием бурных 1960-х гг. структурный функционализм ставит вопрос о том, что эффективное крупномасштабное решение комплексных и административных задач требует их подразделения на ряд участков, ответственность за которые должны нести профессионально-квалифицированные эксперты [см.: 6, с. 99].
Признавая проблемы координационного плана и то, что профессионализм может порождать соблазн жёсткого контроля за всеми решениями, предлагается создание функциональной системы, которая бы учитывала дисфункции и конфликты [см.: 6, с. 100]. Вера в профессионально подготовленных и квалифицированных экспертов проистекает из теории формальных организаций. В современном обществе социологические процедуры обязаны учитывать влияние неформальных организаций. В действительности социологическая экспертиза обязана уйти от шаблона изучения только крупных индустриальных организаций, так как в них пропорциональная величина административного компонента вопреки ожиданиям уменьшается [см.: 6, с. 103]. В этом плане вклад последней волны структурного функционализма заключается в том, что он осуществил попытку развести проблему профессионализации и бюрократизации. Если экспертиза относится к профессионализму, бюрократизация делает экспертизу громоздкой, неповоротливой.
На основании этого можно сказать, что для экспертной оценки важным критерием выступает профессиональная независимость исследования. Социологический диагноз может способствовать развитию и организации бюрократических правил. Задача социологической экспертизы состоит в фильтрации избыточных решений. В понимании исследуемых социологических процедур, таким образом, наметился поворот к осторожному признанию социально-критической и социально-контрольной функций социологии. Вместе с тем, американское социологическое сообщество оказалось не готовым к тому, чтобы исследовать социальные изменения вне «демократических» правил игры, т.е. есть признать периоды радикальных социальных сдвигов [см.: 6, с. 207]. Можно сказать, что интерес к экспертной проблематике принял коммерческий характер: исследования «частных» неформальных систем планирования взаимоотношений и споров давали больше
доказательств, что эффективность социологического диагноза соответствует господствующим установкам на зависимость от власти.
По аналогичным причинам социологическая экспертиза не уделяла внимания частным группам интересов. Этим можно объяснить факт, что попадающие под эту рубрику движения за гражданские права были практически не замеченными американской социологией до середины 1970-х гг. Протестное движение и вынужденная частичная легитимация его требований постфактум поставили социологическое сообщество перед необходимостью экспертных оценок преимущественно по критерию социальной напряжённости.
Социологический интерес к диагнозу и экспертизе страдал норма-тивистским уклоном, так как чисто социологическое видение связывалось с неправильной постановкой проблем и стимулировало изучение нормативных систем. В частности, социологи не рисковали вступить в сферу экспертной оценки правовых норм, давая им иллюстративную интерпретацию в качестве связи между правом и условиями свободы [см.: 6, с. 203]. Такая ситуация приводит к мысли, что, если социологический диагноз выступал индикатором, стимулом к принятию соответствующих защитных мер для социально-правовой системы, то социологическая экспертиза концентрировалась на поиске потенциальных источников социальной напряжённости.
В этих условиях предпочтение отдавалось изучению формальных структур и институтов. Несмотря на независимость социологических ассоциаций, очевидно, что американские социологи упустили последствия революции молодых: изменения в настроениях, поведении, морали и политике американского общества. Можно сказать, что американская социология была «бастионом» консервативной Америки, в то время как диагностическая традиция 1930-х гг. обретала явно узко прикладной смысл и замыкалась на сфере исследования частных социальных и культурных форм, что, в конечном счёте, привело к возрастанию маркетинговой роли социологии.
Следует отметить, что произошло сближение, усиление сходства между социологическим диагнозом и социологической экспертизой в том смысле, что использовались преимущественно количественные методы, что давало эффект взаимозаменяемости. Хотя американская социология выразила претензии на экспертную роль в обществе, это требование представлялось трудно реализуемым в рамках существования университетской науки и заказов от частных корпораций
и государственных органов. Социальная зависимость экспертного сообщества оставалась и остаётся запретной темой в социологическом сообществе. Несмотря на выдвижение и появление в университетской среде представителей альтернативных движений, таких как неомарксисты (М. Буровой, И. Валлерстайн), понимание социологического диагноза и социологической экспертизы остаётся в тех рамках, которые Ч. Райс назвал социологическим сервилизмом.
Американская социологическая мысль имела тренд к обновлению в 1930-е гг., утеряла его к середине 1960-х гг. и пребывала в состоянии растерянности перед новыми тенденциями. Уместно сказать, что постулаты структурно-функционального анализа сужали возможности социологической экспертизы до оценки преимущественно позитивных последствий: любые альтернативы трактовались как негативные явления.
Если структурно-функциональный анализ мог претендовать на получение ценных результатов социологической диагностики, то социологическая экспертиза обнаружила необходимость включения критериев гражданской ответственности (социальной ангажированности). Главное, постулаты функционализма исключали возможность введения критериев, которые могли показаться невлиятельными, но связанными с оценкой принимаемых решений (конфликтный и гуманистический аспекты).
Постклассическая социологическая мысль определяет экспертные задачи социологии в соответствии с «негативным» фактором (не всякое событие внутри системы функционально для системы) и «позитивным» (тем, каким образом социологическая экспертиза может быть экспертизой социальной ориентации). К традиции исходить из социальных фактов постклассика относится неоднозначно. С одной стороны, на социальном факте строится объективное социологическое знание и поддерживается объективный статус социологов как экспертов. С другой,— очевидно, что ощущение быть компетентным в полном смысле этого слова означает быть социально признанным в качестве правомочного заниматься политическими делами, выражать своё мнение по этим вопросам или даже менять их курс [см.: 7, с. 103].
Экспертный статус есть статус власти, обмена культурно-символического ресурса на властный. Проблема социологического сообщества состоит в том, чтобы не определять своё право заниматься социологическим мониторингом как ресурс преимущества. Короче говоря, П. Бурдье отмечает, что социологическая экспертиза содержит
две возможности для социологического сообщества: производство представлений о самих себе и «навязывание» обществу представлений о себе как культурно-символической силе. В отличие от социологического диагноза, предполагающего служебную роль социологии, экспертиза открывает возможности для конструирования (фабрикации) общественного мнения и в условиях аномизации общественных отношений является процедурой социальной номинации, включения в определённый статус, позволяющий давать оценки и, следовательно, проводить социальную градацию.
«Прибыли» позиции или ранга обеспечиваются, по утверждению П. Бурдье, престижным адресом [см.: 7, с. 45], т.е. социологическая экспертиза связана с двумя аспектами: с тем, что социологическое сообщество в состоянии транслировать представления о себе как об экспертах, и с престижными адресатами, заказчиками, теми, кто усиливает своим запросом и выбором эксперта престижность позиции эксперта. Таким образом, для П. Бурдье очевидным является, во-первых, то, что время социологического диагноза как объективного социологического знания ушло и социологический диагноз возможен как проявление социальной ангажированности и конструирование социальной позиции. Социологическая экспертиза выступает мощным ресурсом, обладает культурно-символической властью.
Означает ли это, что социологическое сообщество в состоянии удовлетворять потребность в объективном социологическом знании? Конечно, высказывание, превращающее социальный мир только в продукт наших представлений, выражает, своего рода, скептицизм и даже нигилизм [см.: 8, с. 27]. Позитивно то, что оставляется простор для множественности реальностей, отношение к которым следует осмыслить. Можно говорить о том, что социологическая экспертиза не является «предложением с точкой». Её значение повышается, если допускается возможность конструирования новых экспертных объектов.
В качестве аргумента можно привести то, что предметное поле социологии постоянно расширяется. Если это не связывать с «мелкотемьем», открытие новых социальных реальностей, несмотря на сложную «нелинейную» природу, требует принятия социологической экспертизы как процедуры, имеющей социально-прогностический смысл. Иными словами, экспертизу отличает то, что П. Штомпка называет состоянием теории среднего уровня, где работают механизмы социального воображения [см.: 9, с. 24-29].
В связи с этим для социологического сообщества встаёт вопрос осмысления критериев социологического диагноза и социологической экспертизы. Признание парадигмальности социологии не означает исчезновения разграничения между научным и не научным подходом к диагнозу и экспертизе. Одно дело, когда диагноз опирается на логику здравого смысла, другое — когда социологическая экспертиза имеет дело с воображаемыми явлениями, имеющими реальные последствия (социология интернет-структур).
Мы можем говорить о том, что постклассическая социология предполагает, что изучение социальной реальности не отрицает системного и аналитического методов так же, как и метод качественной и дискретной типологии [см.: 10, с. 308] предполагает, что актуальным остаётся изучение социальной реальности на уровне микросоциологии, групп, социальных классов и глобальных сообществ.
Рассматривая эти две функции социологии, следует подчеркнуть, что вносятся две принципиально новые методические установки. Во-первых, социологический диагноз, как аналитика социального микроуровня и частных групп, требует верификации на уровне количественных методов. Процессы, связанные с экспертизой, включая данные социологического диагноза, направлены на реализацию качественных подходов. Из данного положения следует, что постклассика обращает внимание на индивидуальность, дискретность, временность процессов и явлений. Выход из утилитаристского отношения к экспертизе мыслится в том, чтобы найти рациональный метод, который определяется конструированием позиций, делающих социальную жизнь в некоторой степени прогнозируемой [см.: 8, с. 132].
Следовательно, экспертное сообщество, исходя из множественности социальных реальностей, ставит своей целью концептуализацию социологического диагноза и социологической экспертизы в целях агрегирования и экстраполирования последствий принимаемых решений. Приоритет социологической экспертизе отдаётся в силу её рефлексивности. Эксперт «вынужден» постоянно заниматься социологическим мониторингом. Это соответствует концепции рефлексивного общества Э. Гидденса: если социология и оправдана, ориентируется на социологическую экспертизу, то это неизбежно в условиях растущей социальной неопределённости и является «добровольным» актом в силу того, что иным образом социологическое сообщество может оказаться в арьергардном положении по отношению к набирающей
влияние группе остальных экспертов. Считая тем самым, что диагностический смысл социологии недостаточен для того, чтобы стать силой общественного мнения, требуется выявить и более чётко определить значение социологической экспертизы в отличие от других форм научной экспертизы.
Э. Гидденс в соответствии с тезисом о рефлексивном обществе считает, что современная социология обязана и поддерживать идеи, выдвинутые Чикагской школой [см.: 11, с. 503], и развиваться таким образом, чтобы включать социально-пространственные и социально-временные характеристики. Для Гидденса важным является то, что следует отказаться от представления о социографическом характере, асоциографичности диагностики и экспертизы, что означает введение критериев темпорализации. В условиях, когда пространственно-временные характеристики сдвигаются, существует новое этническое и культурное многообразие, кропотливые усилия могут быть направлены на социальную реконструкцию, на восстановление и поддержание приемлемой для человека социальной среды. Это означает, что социологический диагноз включает конкретное участие социологов в решении проблем городов, укреплении толерантности, искоренении расовой и этнической нетерпимости.
С точки зрения Э. Гидденса как человека, который вхож в коридоры власти (Гидденс занимал пост советника при премьер-министре лейбористского правительства), возникает ситуация, в которой социология внешне возвращается к идее социал-реформизма. Новым моментом является то, что социологическая мысль работает в режиме мониторинга. В частности, Гидденс пишет, что социология — фундаментальная развивающаяся дисциплина [см.: 12, с. 5], что авторитет социологов определяется внесением принципиальных положений по поводу того, что теория не может быть представлена только как идеологически выстроенная последовательность активно взаимосвязанных законов и обобщений [см.: 12, с. 12].
Большинство концептуальных схем в социологии, обладающих свойством поясняющих суждений, влекут две основных проблемы: первая связана с вопросами весьма обобщённого характера, вызывающими споры по поводу теоретичности социологии; вторая — с тем, что если обнаружение общих правил не есть наиважнейшая задача социологии, то следует говорить не только о представлениях, которые подходят или встраиваются в структуру подобных обобщений, но и о том,
что неизбежно связано с другими познавательными способностями субъектов [см.: 12, с. 14].
Наиболее существенным для Э. Гидденса является признание социологической экспертизы как рефлексии повседневной деятельности, поскольку социальная компетентность индивидов поддерживается на уровне практического сознания; в объект исследования входят и второстепенные, несущественные правила поведения, и условности, традиции повседневной жизни, которые оказываются фундаментальным каркасом социальной жизни [см.: 12, с. 19]. Логика рассуждений Гидденса связана с тем, что внешний сдвиг заключается в отказе от камерности и узколобости социологического сообщества. Второе по значимости для него то, что для социологической экспертизы важно исследование, связанное с привлечением интерактивистских и социально-ролевых методов, важна интерпретация неповседневных правил поведения. Третье — то, что социологическая экспертиза может представлять ценность, если к экспертным обобщениям из других сфер относится оценка правил и ресурсов, которые служат средством воспроизводства системы.
Теория структурации Гидденса вызывает интерес и к структуре, и к функции сознания действующего субъекта [см.: 10, с. 533]. Так как человеку приходится регулировать непрерывный поток социальных действий и обстоятельств, в экспертизу включаются и рационализация, и мотивация деятельности. Важно, чтобы социологическое знание перешло от состояния дискурсивности к практическому состоянию, т.е. благодаря экспертизе можно обозначить условия регулярных социальных практик и образов, ориентирующих поведение человека. Таким образом, экспертное знание позволяет рассматривать существующие условия как средства и определять возможные результаты практической деятельности людей и возникающие при этом системные качества.
Социологический диагноз включается в систему экспертизы как исследования наличного состояния. Поскольку социальная действительность дискретна и формируется под влиянием образов памяти (ресурсов исторической памяти), диагноз содержит и генетический анализ (соотношение наличных целей и исторического опыта). П. Бурдье и Э. Гид-денс утверждают, что процедуры социологического диагноза и социологической экспертизы практически ориентированы уже на уровне концептуальных схем. Выбор исследователя основывается на приемлемости конкретных объектов как объектов социологического анализа.
Социологическое сообщество действует в условиях множественности социальных реальностей и учитывает результаты взаимодействия процессов макро- и микроуровня. Так как социальные процессы в современном мире подвержены «ускорению», следует постоянно помнить о том, чтобы не предлагать слишком упрощённое объяснение сложных и многоаспектных явлений [см.: 11, с. 233]. Исходя из этого положения, можно сказать, что для реализации диагностических и экспертных способностей требуется принять правила и принципы неосведомлённости. А это означает принятие статуса неопределённости в целях нахождения наиболее объяснительного и эвристического подхода как исследовательского выбора, при учёте целевого критерия, отражающего позицию заинтересованных в социологической диагностике и экспертизе сторон.
Литература
1. КозерЛ. Мастера социологической мысли. М.: Норма, 2006. 513 с.
2. Кули Ч.Х. Социологическая теория и социальные исследования. М., 1985.
3. Mayo, Е. The social problems of an industrial civilization. Boston, 1945.
4. Ритцер Дж. Современные социологические теории. М.: Питер, 2002. 686 с.
5. Парсонс Т. Система современных обществ. М.: Аспект Пресс, 1998. 269 с.
6. Американская социология. М.: Прогресс, 1972. 392 с.
7. Бурдье П. Социология политики. М.: Socio-Logos, 1993. 333 с.
8. Коркюф Ф. Новые социологии. М.: Ин-т экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2002. 179 с.
9. Штомпка П. Социология. М.: Логос, 2005. 655 с.
10. История социологии в Западной Европе и США. М.: НОРМА — ИНФРА-М, 1999. 563 с.
11. ГидденсЭ. Социология. М.: URSS, 2005. 629 с.
12. ГидденсЭ. Устроение общества. М.: Акад проект, 2003. 525 с.
