CC BY
61
СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ ИСТОКИ ОТЕЧЕСТВЕННОГО ИМПЕРСКОГО МИФА
УДК 659.4
При всех значительных трансформациях политической жизни общества на протяжении ХХ века едва ли не «самой важной и вместе с тем самой тревожной особенностью явилось возникновение новой силы - силы мифологического мышления» [3, с. 153]. «В кризисные периоды истории, - полагает С. Московичи, - вытесненная как рудимент примитивного общества наукой и техникой, иррациональность сосредотачивается на власти и становится ее стержнем... Политика - это рациональная форма использования иррациональной сущности масс» [6, с. 65-66], готовых осознавать свои интересы только в ярких образах и мистических откровениях. Политическая мифология моделирует политическое пространство и время, превращая их в «идеологически маркированное повествование, претендующее на статус истинного представления о событиях прошлого, настоящего и прогнозируемого будущего, и воспринимаемое социальными группами как верное в основных чертах» [13, с. 43].
Рост эсхатологических умонастроений в сознании населения, непрозрачность осуществления политических и экономических акций, усложнение политических процессов и институтов, информационные войны, связанные с новым геополитическим переделом мира, обусловили трактовку политических мифов как символически насыщенных социокультурных феноменов, детерминирующих индивидуальное и коллективное сознание и поведение, включая политическую практику. Поскольку за любым политическим мифом скрыты конкретные интересы лиц или групп, мифы, используемые в качестве инструмента политической борьбы, способны задавать ритм, масштабы и эмоциональную напряженность обстановки, «спрессовывая» социальное время, или, наоборот, периодически возвращаясь к «истокам».
Н.С. шкурко
А.М. Цуладзе определил политический миф как «миф, используемый для реализации политических целей: борьбы за власть, легитимации власти, осуществления политического господства» [12, с.56-57]. У Кр. Флада политический миф -«это миф, используемый для реализации политических целей: борьбы за власть, легитимации власти, осуществления политического господства. З.Я. Руденко характеризует политический миф как способ объяснения политической действительности, апеллирующий к разуму и к эмоциям потребителя данного мифа [11, с. 17]. В рамках данной статьи политический миф трактуется как особый идеологический конструкт, сохраняющий в коллективной памяти народа его социальный опыт, императивы духовно-нравственного измерения политических процессов.
Созданные политтехнологами по отработанным технологиям, политические мифы являются мощным механизмом конструирования реальности, определяют мотивацию, поведение и динамику политического процесса. Но если с ними параллельно срабатывают еще и укорененные в массовом сознании стереотипы, - то возникает общий, объединяющий, «резонирующий» миф, отвечающий историческим представлениям и современным потребностям населения мегаполисов, российской провинции и национальных территорий и являющийся питательной почвой для амбициозных замыслов и планов различных политических сил. Таким «вечным» мифом, апеллирующим к трансцендентным ценностям и воплощающим «душу» народа, выступает миф о «великой России», у истоков которого стояла вдохновенная проповедь Иллариона Киевского о достойном месте в истории человечества российского государства и его лидеров, «ибо не в худой и неведомой земле владычествовали, но в Русской, что ведома и
слышна всеми четырьмя концами земли» [5, с. 82].
Социокультурный феномен отечественного имперского мифа, его поразительная «живучесть» объясняются: 1) историко-культурными особенностями развития страны; 2) способностью базироваться на национальных архетипах и культурных стереотипах; 3) высоким адаптационным потенциалом этой формы мифа к российским реалиям; 4) позитивным, мобилизующим характером; 5) способностью отечественной политической элиты к сохранению и трансформации нового варианта «вечного мифа за счет дооформления или коррекции существующего.
Так трагическая эпоха ордынского ига и удельных войн, необходимость идеологического обоснования борьбы московского княжеского дома с законными наследниками «великого стола», внесла в традиционный миф актуальные положения о предназначении рода Даниловичей «сбирать земли вкруг Москвы, дабы свеча дела не погасла». Видный религиозный мыслитель XV столетия Иосиф Волоцкий адаптировал христианские догматы к исторической задаче создания концепции абсолютной монархии. Смелые заявления о возможности духовного выбора («Не все, что сотворил Христос, подобает творить и нам...») подводили к логическому выводу, что государь может сам выбирать форму поведения, целесообразную для каждого конкретного случая [7, с. 65] и ему должны подчиняться все христиане. Сделанные иереем выводы настолько отвечали задачам самодержавия, что спустя сто лет Иван Грозный аргументировал ими свое право на власть.
После гибели в 1453 году Византийской империи, Московская Русь - единственное сохранившее независимость православное государство - заняло лидерские позиции «последней крепости истиной веры». Созданный старцем Филофеем из Спасово-Елизаровского Великопустынского монастыря новый политический миф «Москва - третий Рим», воплощал в доступном широким массам образе идеал «избранного» народа и государства - законного преемника византийских и римских владык.
«Церковь старого Рима пала, второго же Рима - константинопольскую церковь иссекли секирами. Сия же ныне третьего нового Рима „во всей поднебесной паче солнца светится... Два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не быть» [10, с.30].
Доработанный в среде старомосковской символьной элиты этот вариант имперского мифа способствовал решению внутренних национально-политических задач Московского государства ХУ-ХУ! вв., включая:
1) социокультурную интеграцию огромного полиэтничного пространства не столько военно-силовыми действиями, сколько культурной ассимиляцией;
2) возникновение традиционной российской дихотомии «центр - периферия» при преобладании государственной собственности;
3) формирование пространства власти, в котором управленческие решения принимались в борьбе между лидером и элитой.
Специфическая черта отечественного имперского мифа - апелляция к трансцендентным ценностям для обоснования существующего земного мироустроения. Миф о Третьем Риме - миф с ярко выраженными мессианским и оборонным компонентами - стал идейной опорой страны в обосновании своей исторической функции. Империя развивалась как инструмент ограждения православного пространства, поддержание определенной дисциплины внутри которого обеспечивалось за счет идеологических инструментов (православие, самодержавие и народность, стянутые в один узел).
В экстремальной повседневности осаждаемого врагами государства неприятие отступничества от защищаемых конфессиональных ценностей и любовь к ближнему (готовность «постоять за други своя») как нравственно-религиозные принципы реинтерпретировались народным сознанием в принципы государственни-ческие, стандарты политической культуры. Данную особенность отмечает А.С. Пана-рин: «Россия потому и получила в народном сознании звание Святой Руси, что ее государство осуществляло - на грешной
земле и грешными земными средствами -идеал социальной справедливости и православной предпочитаемости праведных в ущерб притязаниям сильных и наглых, злоупотребляющих своими возможностями как в отношениях с нижестоящими, так и в отношении обязательных государственных повинностей» [9, с.323-324].
Реформы Петровской эпохи стали не только временем усиленной вестерниза-ции, беспримерного рывка в культурное пространство Европы, но и апофеозом политической мифологии, подавляющей другие негосударственные формы общественного сознания. Для наиболее прогрессивной и прогосударственно настроенной части образованного российского общества, политический миф о победном характере существования государства трансформировался в идею служения отечеству, подпитываемую традициями борьбы за независимость XIII - XVII вв. (подвиг ополченцев К.Минина и Д.Пожарского, освободивших страну от польских интервентов: «чтобы вперед Московское государьс-тво строилось и было все в покое и тишыне, и нам бы, началным и всяким людям, быти .всем в совете и любви)» [1, с.253].
Источником нового поколения политических мифов петровской эпохи стал манифест «Правда воли монаршьей». Его автор Ф. Прокопович путем логических манипуляций и софизмов оправдывает европейскую абсолютную монархию и создает привлекательный имидж разумного, видящего за далекие горизонты владетеля империи - отца народа, спасителя Отечества (22 октября 1721 года Сенат преподнес Петру титулы Императора, Отца Отечества и Великого).
Даже в эпоху капитализации страны при отсутствии зрелого гражданского общества в пространстве власти оппозиции не удалось выиграть у монархии ни одной серьезной схватки - самодержавие оставалось смыслом российской политической истории и способствовало окончательному оформлению имперского мифа, основными компонентами которого выступают:
1. Имперская идеология. Средство легитимизации российской политической
власти на всех этапах ее существования; выполняет функцию культурной интеграции огромного полиэтничного пространства в единое целое.
2. Имперская идея. Реализация идеальной трансцендентной модели общества основана на противопоставлении материального и духовного, а также таких мифологемах, как: избранность российского народа, его особая историческая миссия спасения человечества, осуществляемая благодаря соборности, нестяжательству, духовности.
3. Имперское сознание: целостный, объемный комплекс разнородных идей, концепций, чувствований, представлений о месте своей страны в мире и в истории. Включает принципы influence legitime (законного права осуществлять предупредительные акции во имя обеспечения безопасности страны на дальних ее подступах - от Финляндии, завоеванной Петром Великим, чтобы обезопасить Петербург от шведов, - до создания системы Варшавского договора), добровольность вхождения народов в состав империи (на века); образ «извечного врага», объединяющий население.
4. Наличие специфического пространства власти, в котором значимые управленческие решения принимаются в борьбе между главой государства и элитой, а не между государственной властью и гражданским обществом.
5. Подданническая политическая культура.
Противостояние западников и славянофилов обеспечило трансформацию имперского мифа в его наиболее интеллектуальную форму - «русскую идею», утверждающую кардинальное отличие российской цивилизации, что в свою очередь стимулировало мессианство, универсализм и эсхатологизм (С.В. Алексеев, Х.Х. Боков, А.В. Гулыга, О.М. Здравомыс-лова) как ее существенные определенности. Внедряя идею мессианского пути в общественное сознание современников, последовательно отработав в творческом поле своих философских романов возможные последствия модернизаций по восточной и западной технологии, Ф.М. До-
стоевский утвердил «русскую идею» как идею об исключительной миссии русской нации: «Сказать миру слово, совершить деяния, которые приведут к мировому человеческому всеединству, снимающему противостояние Востока и Запада с помощью христианства как религии всемирного единства «во Христе»» [7, с.90]. Евразийцы Н.С. Трубецкой, П.Н. Савицкий, Л.Н. Гумилев, исключив славянскую составляющую мифа, интерпретировали русскую идею в концепцию построения полиэтнической общности и религиозного единства всех народов Евразии, вне зависимости от родственности-неродственности их происхождения.
Современные исследователи, полагая «русскую идею» стержневым элементом российской цивилизации, утверждают, что суть ее - в национальной и религиозной терпимости россиянина, готовности прийти на помощь слабому, защитить униженного, обеспечить не только свою безопасность, но и безопасность каждого народа, который разделил с Россией свою судьбу. Все эти определения образуют нераздельное органическое единство, внешним выражением которого является отечественная история, проходящая под знаком указанных духовных начал.
В советскую эпоху на основе мифа о православной (правильной, единственно верной для спасения души) империи спешно конструируется миф о первом в мире социалистическом государстве трудящихся - единственном спасителе пролетариата от угнетения эксплуататорами. Большевистский «Третий Рим» обрел собственные пантеон, некрополь, написал собственную версию исторического процесса, которая начиналась с момента революции, так как вся предшествующая отечественная история была историей порабощения трудящихся.
Победа во Второй Мировой войне резко усилила геополитические позиции социалистической державы, которая стала восприниматься мировой общественностью как один из центров двуполярного мира, «Мекка коммунизма». Советский Союз вступил в изнурительную гонку с Америкой за лидерство, начиная с ядер-
ных ракет и кончая олимпийскими медалями; «вся история Азии, Африки и Южной Америки сложилась бы совершенно иначе, не будь грозного СССР, несущего на мировую арену ту же функцию, что и внутри страны - «унимать сильных, давать шансы слабым», «дотировавшего из своего не слишком богатого бюджета программы индустриализации опекаемых стран, строившего заводы, растившего национальные кадры и элиты» [9, с.341-342].
Политическая жизнь новой России демонстрирует богатый набор современных экспликаций «вечного мифа». Имперская преемственность проявляется:
1. В целенаправленной правительственной политике с 2000 г. по восстановлению «былого величия страны», имперских символов и традиций, поддерживаемой населением: построена «вертикаль власти», укрепляется армия и силовые структуры; ограничены последствия «парада суверенитетов; в регионах строятся православные храмы и мечети, открываются кадетские корпуса и духовные училища; взяты под защиту кавказские республики и др.
2. В сохраняющемся в массовом сознании смешении образов монарха и президента; «политическая система России традиционно тяготела к харизматическому лидеру, олицетворявшему единство нации» [4, с.112]. Причина - рядовые россияне крайне позитивно относятся к государству как носителю всеобщего блага и негативно относятся к власти. Как живое олицетворение хорошего государства, «хозяин» страны вместе с обществом противостоит «плохим» правительству и парламенту, легко дистанцируется от непопулярных у населения действий государственных и бизнесструктур, устраивает очередное «Пикалево» для показательного наказания активно «засветившегося» в глазах общественности чиновника или олигарха, проводит демонстративную перестановку кадров.
Население российских регионов ожидает от президента проявления качеств правителя, успешно демонстрировавшихся ранее В.В. Путиным: харизмы, «сильной руки», сохранения территориальной це-
лостности, успехов в борьбе с коррупцией и выходом из кризиса.
3. В низкой легитимности политических институтов, при устойчивой (несмотря на кризис) популярности президента Д.А. Медведева и премьера В.В. Путина. Так, по данным всероссийского опроса «Левада-Центра» 18-22 июня 2010 года деятельность Дмитрия Медведева на посту президента РФ одобрили 74% россиян. Работой Владимира Путина довольны 78% опрошенных, хотя каждый третий полагает, что возглавляемый им кабинет министров в ближайшее время не сможет добиться улучшения положения в стране.
Премьер и президент РФ возглавляют со значительным отрывом рейтинг политиков, пользующихся доверием россиян: В. Путин (44) и Д. Медведев (38) , далее глава МЧС С. Шойгу (15), лидер ЛДПР В. Жириновский (11) и др.
Таким образом, политический миф сохраняет в коллективной памяти народа его социальный опыт, императивы духовно-нравственного измерения политических процессов, преобразуя эмоциональный компонент коллективного сознания в систему прямых действий, направленных
на легитимацию или коррекцию существующего политического пространства [2, с.110].
Наложение политической мифологемы на национальный архетип создает «резонирующий» миф о «великой России», отвечающий историческим представлениям и современным потребностям россиян, обладающий высоким жизненным, мобилизующим и защитным потенциалом.
Социокультурными истоками отечественного имперского мифа выступают: 1) особенности исторического развития государства в оборонительной борьбе с опасными соседями; 2) религиозно-культурная доминанта, развитие представлений об особой роли России в спасении мира (после второй чеченской войны все телевидение придерживается проправительственной позиции, закрепляя новые варианты мифа в массовом сознании); 3) обращенность к будущему через связь с прошлым; 4) этатизм, формирование специфического пространства власти, в котором борьба за право принятия решений идет между лидером и элитой; 5) реализация идеи раздела мира на зоны господства и влияния.
1. Анисимов Е.В. Время российских реформ / Е.В. Анисимов. - Л.: Лениздат, 1989. - 496 с.
2. Емельянов Г.В. Информационная безопасность России: Основные понятия и определения. ч.1 / Г.В. Емельянов. - М.: РАГС, 1999. - 244 с.
3. Кассирер Э. Техника политических мифов / Э. Кассирер // Октябрь. - 1993. - № 7. - C.150-156.
4. Малякин И. Российская региональная мифология: три возраста / И. Малякин // Pro et Contra. - 2000. -Т. 5. - С.110-112.
5. Мосейко А.Н. Мифы России. Мифологические доминанты в современной российской ментальности / А.Н. Мосейко. - М.: Ин-т Африки РАН, 2003. - 155 с.
6. Московичи С. Век толп / С. Московичи. - М.: Центр психологии и психотерапии, 1996. - 478 с.
7. Национальная идея: история, идеология, миф / ИСР РАН; отв. ред. Г.Ю. Семигин. - М.: Современная экономика и право, 2004. - 600 с.
8. Паламарчук П.Г. Москва или Третий Рим? / П.Г. Паламарчук - М.: Современник, 1991.
9. Панарин А.С. Народ без элиты / А.С. Панарин. - М.: Изд-во Алгоритм, 2006. - 352 с.
10. Парилов О.В. Послание старца Филофея и место России среди других государств / О.В. Парилов // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Серия История. Политология. - 2003. - № 1. - С.14-19.
11. Руденко З.Ю. Мифологизация российского политического процесса / З.Ю. Руденко // Гуманитарные исследования. - 2007. - №2 (22). - С.16-20.
12. Флад Кр. Политический миф. Теоретическое исследование / Кр. Флад. - М.: Прогресс-Традиция, 2004. -
264 с.
13. Цуладзе А.М. Политическая мифология / А.М. Цуладзе. - М.: Эксмо, 2003. - 384 с.
14. Хрестоматия по истории древнерусской литературы. - М.: Просвещение, 1973. - 226 с.
