Научная статья на тему 'Социокультурные факторы в истории российской модернизации'

Социокультурные факторы в истории российской модернизации Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
354
23
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Sciences of Europe
Область наук
Ключевые слова
ТРАДИЦИИ / ИННОВАЦИИ / КУЛЬТУРА / СОЦИАЛЬНЫЕ АКТОРЫ / МОДЕРНИЗАЦИЯ

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Узлов Ю. А.

Целью настоящей статьи является изучение социокультурных факторов как объектов выбора интерпретации и актуализации российской модернизации, что обуславливает цивилизационное развитие и влияние на вектор производительных сил и производственных отношений.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

SOCIO-CULTURAL FACTORS IN THE HISTORY OF RUSSIAN MODERNIZATION

The purpose of this article is the study of social and cultural factors as objects of choice of interpretation and actualization of Russia’s modernization, which leads to the development of civilization and the influence of the vector of productive forces.

Текст научной работы на тему «Социокультурные факторы в истории российской модернизации»

7. Подоба Б. £. Творчий дiалог при формувант iMy-ногенетичних концепцiй у наyковiй школi Ф. Ф. Ейснера / Б. £. Подоба, I. С. Бородай // Науково-техтчний бюлетень / УААН, IT. - Х., 2006. - № 94 «Тваринництво XXI сторiччя : новин технологи, досягнення та перспективи». - С. 9-14.

8. Рубан Ю. Д. Образование и развитие научной школы П. Н. Кулешова - Н. Д. Потемкина - Ю. Д. Рубана / Ю. Д. Рубан. - К., 2009. - 540 с.

9. Устенко О. Науковi школи як фундамент вищо! освгги / О. Устенко // Психолот i суспшьство. - 2002. - № 3-4. - С. 11-19.

10. Храмов Ю. А. Научные школы в физике / Ю. А. Храмов. - К., 1987. - 399 с.

11. Ярошевський М. Г. Логика развития науки и научная школа / М. Г. Ярошевський //Школы в науке. - М. : Наука, 1977. - С. 7-97

СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ ФАКТОРЫ В ИСТОРИИ РОССИЙСКОЙ

МОДЕРНИЗАЦИИ

Узлов Ю.А.

Кубанский государственный университет, Краснодар, доцент

SOCIO-CULTURAL FACTORS IN THE HISTORY OF RUSSIAN MODERNIZATION Uzlov Y.A., Kuban State University, Krasnodar, Assistant Professor

АННОТАЦИЯ

Целью настоящей статьи является изучение социокультурных факторов как объектов выбора интерпретации и актуализации российской модернизации, что обуславливает цивилизационное развитие и влияние на вектор производительных сил и производственных отношений.

ABSTRACT

The purpose of this article is the &udy of social and cultural factors as objects of choice of interpretation and actualization of Russia's modernization, which leads to the development of civilization and the influence of the vector of productive forces.

Ключевые слова: традиции, инновации, культура, социальные акторы, модернизация.

Keywords: tradition, innovation, culture, social actors, modernization

Россия переживает очередной период обновления и реформирования, однако стремление в этом поиске не утратить свою самобытную идентичность зачастую приводит к коллизиям в российской политике, экономике, культуре. Это происходит потому, что образ жизни и духовный склад россиян, укоренившиеся за десятилетия и столетия, несмотря на радикальные перемены, вносят существенные коррективы в способы достижения демократии и рыночной экономики, полноценности индивидуальной человеческой жизни. Из чего следует, что недооценка традиционных национально-нравственных ценностей общества может вновь привести к утрате системной целостности, подлинной соборности общественной жизни и стать причиной социального взрыва.

Модернизация общества - проблема, которая активно разрабатывается в современной социально-гуманитарной мысли с середины ХХ века и осмысление которой характеризуется огромным разнообразием подходов и достижений. Все модернизации в России сопровождались разрушительными процессами во всех сферах общественной жизни. Распад страны и межэтнические конфликты, усиление национализма и религиозного фанатизма, падение общественных нравов и разгул преступности, разрушение традиций и ценностей - такова цена российских реформ 90-х гг. при низкой экономической эффективности.

Стремясь объяснить специфику модернизации в России, исследователи, как правило, противопоставляют российскую модернизацию модернизации западных стран по всем основным параметрам, при этом подчеркивается неорганичный, экзогенный, насильственный ее характер. Авторы, как правило, обходят вниманием культуру российской цивилизации и влияние ее на стратегию и результаты модернизации. Игнорирование данного фактора порождает упрощенность в понимании самой модернизации. В рамках

такого подхода стремление объяснить особенности российской модернизации определяет поиск главных препятствий на ее пути [1].

Означенные российские проблемы и предлагаемые решения традиционно строятся вдоль шкалы, где за верхний уровень принимаются идеологические ценности и культурные практики Запада. Известные нам типы модернизации представлены в исторической науке как трудно различимые схемы, которые невозможно понять без глубокой научной проработки.

В настоящей статье стоит задача изучения акторов как объектов выбора интерпретации и актуализации российской модернизации, когда индивиды выбирают не только свое настоящее, будущее, но и прошлое.

Традиции и инновации могут реально выражаться, обсуждаться, выбираться, а также действовать по схеме фундаментализма, как шаблон истины безотносительно к их последствиям. Первый считается современным, т.к. он ведет к диалогу традиций, второй относится к категории архаики [2, с. 22].

Традиции составляют важный элемент коллективной памяти и являются объектом выбора культурных образцов недавнего и далекого прошлого, находящихся в их распоряжении. Набор данных образцов не бесконечен и выбор осуществляется в рамках хотя и широкого, но ограниченного диапазона. В любом обществе существует определенный набор культурных образцов, которые обозначаются как коллективное сознание.

Иллюстраций такого диалога является полуторовековая полемика западников и славянофилов, при этом, обязательным условием по всей проблематике российской модернизации, оставалось отношение к «европейскому прогрессу» и целесообразность его адаптации на российской почве.

Немецкие исследователи Ульрих Бек и Энтони Гидденс отмечают, что современность разрушает традицию, при этом, Бек обосновывает это фактом исчезновения традиционных форм классового деления, их замены индивидуализации социального неравенства, как легитимирующей силы современного общества [3, с. 103-146]. Гидденс полагает, что при всем многообразии различий категорий «модерн» и «традиции», между ними нет разграничительных линий, скорее всего, сохраняется связь и взаимовлияние [4, р. 9193]. Таким образом, традиции не исчезают, они сохраняются в отношениях и контекстах и в измененном виде продолжают составлять один из элементов общества.

Французский философ Бруно Латур в книге «Нового Времени не было. Эссе по симметричной антропологии» утверждает, что идея идентичного повторения прошлого и идея радикального разрыва с прошлым являются симметричными результатами одной и той же концепции времени. Мы не можем вернуться к прошлому, к традиции, к повторению, потому что эти большие неподвижные области представляют собой искаженную картину земли, которая нам сегодня больше не обещана: прогресса, перманентной революции, модернизации, полет вперед [5, р. 76].

Применительно к России, отмеченные процессы, начиная с XVIII в. носили преимущественно имперский характер, которые реализовывались властью как в виде субкультурных заимствований, так и в форме вынужденной адаптации тех или иных сторон социальной жизни к актуальным задачам государственного строительства. Причисляя себя к западникам, национальная элита переносила на русскую почву семена модерна без должного учета национальных особенностей.

При всей очевидности интереса национальной элиты ко всему западному, российское государство на протяжении всей своей истории ограничивало свои связи с внешней социальной, религиозной и культурной средой, что неизбежно приводило к замедлению культурной и социальной динамики российского общества. Консервативные традиции, их доминирование над инновацией, имеющей часто экзогенное происхождение, в течение длительного времени определяли цивилизационное развитие России и не приводили к изменению повседневности социума.

Философские письма П. Чаадаева раскрывают суть происходившего: «Мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку, и не имеем традиций ни того, ни другого. Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось. В России все исчезает, все течет, не оставляя следов ни вовне, ни в нас. В домах наших мы как будто в лагере, в семье имеем вид пришельцев, в городах вид кочевников. У нас нет идеи долга, справедливости, права, порядка, царит лишь бессмысленность жизни без опыта и предвидения...» [6, с.15].

Объяснение такого явления необходимо искать в особенностях русского архетипа. Для любого общества характерно два основных принципа: изменение и приспособление окружающей среды; сохранение и приспособление к новым историческим факторам. Первый - характерен для западноевропейской и производной от нее культур, второй - на уровне социальных архетипов на русской почве и культуре.

История России XVШ-XX вв. - период тесных контактов с европейскими странами, когда имперская и либераль-

ная модели модернизации реализовывались параллельно; стремление завершить трансформацию наиболее архаичных общественных институтов соседствовало с негативным восприятием передового опыта; желание государства сохранить достоинства национальной культуры с теми или иными особенностями социокультурной структуры входило в противоречие с процессом преобразований. Наряду с прогрессивными идеями на русскую почву были занесены семена эрозии ментальных оснований социума и управляемый хаос.

Последовавшие катастрофы ХХ века произошли из-за слишком долгого и упорного стремления сохранить историческую, политическую, экономическую и культурную самобытность. Социокультурная динамики в рамках западной цивилизации требовала стремительной реакции. Слишком долго власть и общество пытались найти рецепты ответа в традициях прошлого, использовать старые механизмы и социальные институты. То, что в Европе вызревало в течение столетий, в России делалось быстро, в течение пяти-пят-надцати лет. Когда правительство, вместо того чтобы вести народ путем постепенных улучшений, останавливает всякое движение и подавляет всякую свободу, оно неизбежно приводит к необходимости крутого перелома. Приходится разом наверстывать потерянное время [7, с. 509].

На очередном, советском этапе модернизации решались исторические задачи, которые уже давно были решены в Европе. Советский Союз сумел возродить империю на принципиально новой идеологической основе. Из трех великих империй, существовавших в Европе во времена Первой мировой войны только России предстояло выжить. Марксизм-ленинизм стал наследником царской империи [8, с. 20].

Установление советской власти в России предполагало победу самого динамичного и современного на тот исторический момент западного политико-экономического учения — марксизма, но марксизм столкнулся в России с пластом архаической жизни, тысячелетней культурой крестьянства, сохранившего в своих обычаях и преданиях нечто от незапамятных времен. М. Калинин сделал весьма примечательное замечание о том, что народы Советского Союза находятся в осажденной крепости, а в соответствии с этим и власть должна соответствовать крепостному [9, с. 126].

Оценивая советскую модернизацию, эмигрантский историк Н.Н.Алексеев писал, что в октябре 1917 года в России победила «демократия первобытная, кочевая, политически аморфная, полуанархическая» [10, с. 12]. Марксизм на российской почве сумел сохранить преимущественно внешнюю форму, потеряв внутреннее содержание и в такой форме стать идеологическим оформлением социализма. Большевики пытались на практике реализовать западные идеи. Марксизм заменил советскому человеку философию, науку и религию.

Своеобразие советской модернизации заключалось в том, что было в значительной степени обусловлено особенностями менталитета русского народа. В своем вызове остальному миру, в своей запредельности, желании дойти до самого края и заглянуть в бездну русская революция была действительно русской. «Большевизм - дитя азиатской бескрайности - сидит в каждом из нас, русских, в той или иной степени» - писал В.В.Шульгин [11, с. 146].

Новая политическая система смогла возникнуть и укрепиться именно потому, что выражала объективные потребности общества. Прежде всего, это была потребность в

«собирании русских земель», в прекращении распада государственности и усилении центральной власти. Имперская идея представляет собой именно ту скрепу, которая может соединить вместе «красных» и «белых» патриотов. «Советская власть будет стремиться всеми средствами к воссоединению окраин с центром во имя идеи мировой революции. Русские патриоты будут бороться за то же - во имя великой и единой России при всем бесконечном различии идеологий, практический путь - един.» [12, с. 402].

Отечественные и зарубежные исследователи сходятся во мнении, что советская модернизация во многом проводилась по образцу модернизации, которую осуществил Петр I: тот же высокий уровень абсолютизма, где каждое прямое указание или полускрытое пожелание вождя не подлежит обсуждению, а выполнению. На новом этапе исторического развития воспроизводится бесправие подданных, мобилизационный принцип централизованной концентрации ресурсов на выбранных направлениях, заимствование западных технологий, когда сотни заводов покупались в полной комплектации. Все великие стройки довоенных пятилеток работали на зарубежном оборудовании, импорт передовых западных технологий сопровождался жесточайшей фильтрацией сопутствующих технологиям инокультурных элементов.

Советская модернизация была примечательна еще и тем, что это последняя относительно удачно проведенная модернизация в рамках имперской системы, в смысле решения тактических задач текущего исторического момента. Задачи эти состояли в том, чтобы успешно противостоять Западу в военно-политическом соперничестве.

После И. В. Сталина руководство страны стало перед выбором перехода к либеральной модели модернизации или продолжением осуществления имперского проекта. Период правления Н.С. Хрущева не стал исключением. С одной стороны, разоблачение культа личности и репрессий, с другой - подавление венгерской революции 1956 года. Однако, отдельные элементы либеральной модели модернизации имели место в Советском Союзе в послевоенные годы.

И все же можно смело утверждать, что в период правления от Хрущева до Горбачева модернизационная модель, как фактор социокультурного развития общества запущена не была. Либеральная модель модернизации не могла быть задействована по причине доминирования имперской модели.

Спустя десятилетия после бурной эпохи Б.Н. Ельцина мы признаем, что за годы советской власти были решены важнейшие задачи, стоявшие перед Россией. В кротчайшие сроки были достигнуты невероятный прогресс в обеспечении всеобщей грамотности, медицине и социальной сфере [13, с. 244].

В конце ХХ века закончилась советская эпоха. Поражение в холодной войне ознаменовало конец противостояния различных социальных систем, что означало конец соперничества либеральной и имперской моделей. Радикальное ускорение исторической и социокультурной динамики вызвало все возрастающую неопределенность, увеличивая возможную вариативность развития цивилизации в целом, так и отдельных культурно-исторических ареалов. Возникло «определенное социально-психологическое состояние нации, народности, народа, граждан, запечатлевшее в себе результаты длительного и устойчивого воздействия этниче-

ских, естественно-географических и социально-экономических условий проживания субъекта менталитета» [14, с. 94].

В постсоветской России сформировалось поколение граждан, первичная социализация которых прошла в условиях относительной свободы. Это поколение преимущественно ориентировано на включение в формирующееся глобальное мировое сообщество, институциональная среда и в меньшей мере ценностно-нормативная система которого генеалогически восходят к западной цивилизации.

Власть предлагает обществу идеологию, которая была связанная с героическим прошлым, того времени, когда у нас была «великая эпоха». «Мы хотим жить в настоящем, и единственная история, которая хоть что-то значит, - это та, которую мы делаем в данный момент» [15, с. 26].

Все великое в прошлом свидетельствует об исчерпанности традиционной эсхатологии, что внушает умеренный, оптимизм в отношении возможных сценариев российской модернизации.

Литература

1. Козырева П.М. Российское общество: тенденции исторического транзита // Россия реформирующаяся. Ежегодник. Вып.6 / Отв. ред. М.К. Горшков. М.: Институт социологии РАН, 2007; Ядов В.А. Теоретико-концептуальные объяснения «посткоммунистических» трансформаций // Россия реформирующаяся. Ежегодник. Вып.6 / Отв. ред. М.К. Горшков. М.: Институт социологии РАН, 2007; Формирование духовной идентичности современного российского общества в условиях этноконфессиональной разнородности: монография / В.В. Касьянов, М.Ю. Попов, В.В. Ратиев, С.В. Шефель, Т.П. Ширяева; Московский университет им. С.Ю. Витте. - М.: Социально-гуманитарные знания, 2015.

2. Традиции и инновации в современной России. Социологический анализ взаимодействия и динамика. Под. ред. А.Б. Гофмана. М.: Росспэн. 2008.

3. Бек У Общество риска. На пути к другому модерну. Пер. с нем. М.: Прогресс-Традиция, 2000.

4. Giddens A. Living in a Po&-Traditional Society // Beck U., Giddens A. and Lash S. Reflexive Modernization. Politics, Tradition and Ae^etics in the Modern Social Order. Cambridge: Polity Press, 1994.

5. Latour B. We Have Never Been Modern. London; New York, etc.: Prentice Hall, 1993.

6. П.Я.Чаадаев. Сочинения. М.,1989.

7. Чичерин Б.Н. Россия накануне двадцатого столетия // О свободе: Антология мировой либеральной мысли (I половина XX века). M .: Прогресс-Традиция. 2000.

8. Валлерстайн И. Конец знакомого мира: Социология XXI века.: Пер. с англ. M .: Логос, 2003.

9. Голубев А. В. «Мировая республика» или «закрытое общество»: СССР в 1920-1930-е годы // Россия и современный мир. 2003. №3.

10. Пивоваров Ю. С. Русская история как «Русская идея». Часть II. Властецентричные и идеологические основания // Россия и современный мир.2003. №З.

11. Шульгин В.В. «Что нам в них не нравится...» СПб., 1992.

12. Устрялов Н.В. В борьбе за Россию // Литература русского зарубежья. Антология. 1920-1925 гг. М., 1990. Т. 1. Кн. 1.

13. Узлов Ю.А. Культурные основания национальных 15. Бауман 3. Индивидуализированное общество / Пер. с традиций в советской модернизации // Проблемы нацио- англ. под ред. В. Л. Иноземцева. M.: Логос, 2002. нальной безопасности России. - Краснодар, 2016.

14. Бутенко А.П., Колесниченко Ю.В. Менталитет россиян и евразийство: их сущность и общественно-политический смысл // Социологические исследования. 1996, № 5.

ДУХОВНО-РЫЦАРСКИЕ ОРДЕНА В ИСТОРИИ РОССИИ

Шалдунова Т.Н.

Мытищинский филиал МГТУ им. Н.Э. Баумана, доцент г. Москва, РФ

MILITARY KNIGHTLY ORDERS IN THE HISTORY OF RUSSIA Saldunova T.N., Mytishchi branch, Moscow state technical University them. N. Bauman, Associate Professor, Moscow, Russia

АННОТАЦИЯ

В статье рассматривается роль католических военно-монашеских орденов в российской истории: их влияние во внешней и внутренней политике. Удивительным образом переплелись судьбы духовно-рыцарских орденов, пересекшихся в своей истории с интересами Российского государства: уничтожению государственности тевтонских рыцарей российские правители активно поспособствовали, к сохранению древнейшего военно-монашеского образования рыцарей-госпитальеров (мальтийских рыцарей) приложили максимум усилий.

ABSTRACT

The article discusses the role of the Catholic military-religious orders in Russian hi^ory: their influence in foreign and dome^ic policy. Miraculously intertwined the fate of the spiritual orders of knighthood, crossed in its hi^ory, with the interefls of the Russian Sate: the detraction of the Sate of the Teutonic knights, the Russian rulers actively contributed to the preservation of ancient military monadic education of the knights Hospitallers (knights of Malta) put maximum effort.

Ключевые слова: военно-монашеские ордена, тевтонские рыцари, рыцари меченосцы, ливонские рыцари, Александр Невский, Невская битва, Ледовое побоище, Грюнвальдская битва, Ливонская война, мальтийские рыцари, Павел I.

Keywords: military monadic orders, Teutonic knights, Livonian knights, Alexander Nevsky, battle of Neva, battle of Tannenberg, the Livonian war, the knights of Malta, Paul I.

Наибольшее значение и распространение тип монаха-воина приобретает в эпоху крестовых походов. В этот период были основаны самые первые и крупные духовно-рыцарские ордены. В истории этих организаций много белых пятен, что связано, скорее всего, с тем, что авторы хроник, посвященных первым крестовым походам, не выделяют воинов-монахов из среды феодалов-крестоносцев. Они все были известны как «воины христовы». Исследователи признают, что военно-монашеские организации являются одним из наиболее интереснейших последствий «религиозной войны на Ближнем Востоке». В духовно-рыцарских орденах соединились отдельные элементы, присущие различным сторонам жизни эпохи крестовых походов. Сами ордены, в итоге, воплотили собой целую эру в истории католической церкви и в истории почти всех европейских государств, включая и Россию.

Возникновение военно-монашеских орденов было одним из проявлений разнообразия религиозной жизни западного христианского мира в конце XI- - начала XII вв. Члены этих организаций следовали правилам, в целом основывающимся на уже существовавших монастырских уставах. Практически образ жизни и деятельность орденских братьев были крайне далеки от монашеских идеалов. Получив в дар от церкви и светской власти богатые поместья (не только в Святой Земле, но и в Западной Европе), ордена сделались вскоре крупнейшими феодальными властителями своего времени. Братья-рыцари успешно использовали дарованные им папские привилегии для приумножения полученного богатства. В первую очередь ордена были освобождены римскими папами от подчинения светским и церковным князьям. Практически все европейские монархи и крупные

феодалы способствовали упрочению благосостояния орденов, так как рассчитывали на помощь и защиту своих владений в ответ на заступничество и поддержку.

Исследователи насчитывают более десяти духовно-рыцарских образований, возникших в период крестовых походов в Святой Земле и в Европе. Но самыми мощными и жизнеспособными оказались три: госпитальеры, тамплиеры и тевтонцы.

Рыцарское братство военных орденов состояло из дворян, которые давали обеты бедности, целомудрия и послушания, жили по-монашески в обителях-казармах и вели войны с врагами христианства. В своих часовнях они выглядели как монахи, читая псалмы и совершая молебны, а за стенами были солдатами в военной форме. По сути, они стали первыми западными войсками с дисциплиной и командным офицерским составом со времен Древнего Рима. Братья сражались и молились в разных землях и на разных морях. Благодаря поставленным задачам перед орденами и их внутренней организации, закрепленной в уставах, крестоносные государства в Святой Земле продержались почти два столетия. После окончательного падения Иерусалимского королевства они скорректировали свои цели и разбрелись по христианскому миру: госпитальеры посвятили себя охране берегов Средиземноморья (на Родосе, а затем на Мальте) и защите христианских купцов от турок и варваров-корсаров; тевтонцы вели священную войну в Северной Европе против язычников Прибалтики, где сыграли важнейшую роль в становлении Германских княжеств и Польши; тамплиеры вернулись в Европу, где принялись строить фактически первое наднациональное государство на территории современного Европейского Союза; испанские ордена

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.