CC BY
69
Д. А. Васильева
СОЦИОКУЛЬТУРНОЕ ПРОСТРАНСТВО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ В КОНТЕКСТЕ ИЗУЧЕНИЯ ОРГАНИЗАЦИИ КУЛЬТУРНЫХ РАЗЛИЧИЙ
Уже несколько десятилетий ведущие социологии и социальные антропологи задаются вопросом, каким образом артикулируется и поддерживается социокультурное разнообразие в постоянно изменяющемся мире. «Как организован локальный порядок на фоне глобального хаоса?» — попытки ответить на этот вопрос достаточно часто заставляют исследователей обращаться к изучению социального пространства. И это не удивительно, т. к., исследуя происходящие в современном обществе процессы, многие аналитики все чаще вслед за Ф. Бартом1 приходят к выводу, что определение культурных различий есть продукт проведения границ социального пространства, а не его причина.
Социальная жизнь постоянно воспроизводится во времени и в пространстве социальных практик, причем процесс ее воспроизводства имеет двойственный характер2. Это позволяет нам рассматривать социокультурное пространство как систему координат, определяющую взаимодействие индивидов в каждой конкретной ситуации, и в то же время учитывать, что его свойства — возникают и меняются в процессе повседневного взаимодействия.
Социальные агенты конструируют свою жизнь только в определенном месте и в определенное время. «Место, юроз, — пишет Пьер Бурдье, — может быть определено абсолютно, как то, где находится агент или предмет, где он „имеет место“, существует...»3. Добавим, что основной характеристикой «места» в социокультурном пространстве (локуса) являются отношения агентов взаимодействия по поводу пространственной среды места. Понятие локус Э. Гидденс использует для определения вместилища взаимодействия в социальном пространстве. Любое социальное действие должно повторятся в одном и том же «месте», которое соответственно определяет локальные требования к действию. Неуместно ведущий себя агент не включен в локус взаимодействия, несмотря на то, что находится «здесь» и «сейчас». Часто описываемая современными социологами ситуация несовпадения места физического и места социального является следствием того, что среди оснований для идентификации себя в каждом конкретном локусе социального пространства фактор территории отходит на второй план. Это связано не только с появлением новых информационных технологий, формированием виртуальной «среды общения» и навыков создания подобной среды. Прежде всего конструирование локусов «не здесь» и существование нескольких локусов в одну единицу времени и в одном физическом пространстве4 обусловлены современными социокультурными процессами, направленными на достижение баланса между разнонаправленными — или частично совпадающими — социокультурными стратегиями5.
Выстраивая индивидуальные и групповые стратегии поведения, человек сталкивается с непростой задачей понимания «местных» способов оценки и интерпретации общего поведения, выражающихся в таких категориях, как самодостаточность, завуалированность, вежливость, опрятность. Для достижения признания индивиду приходится развивать навыки,
© Д. А. Васильева, 2009
позволяющие ему действовать наиболее эффективно и при этом избегать санкций со стороны остальных участников взаимодействия6.
Границы и внутренние контуры локуса имеют символическую природу и становятся очевидными только в процессе социального взаимодействия7. Умение прочитать и правильно проинтерпретировать богатый и заретушированный язык символов пространственной среды — основа основ существования в определенном локусе социокультурного пространства. Отсутствие ясности прочтения локального контекста порождает новые формы артикуляции культурных особенностей в социокультурном пространстве. В том случае, когда агенты взаимодействия социализировались в разных культурных традициях либо в ситуации, когда члены какого-либо локального сообщества в определенных ситуациях начинают осознавать, что имеют меньше общего друг с другом, чем с членами других общин8, существует несколько алгоритмов упорядочивания локуса.
В одном из случаев для иллюстрации опыта выстраивания индивидом стратегий поведения в локусе можно, используя известную метафору Т. Х. Эриксена, вообразить, что для конструирования собственной жизни, для налаживания контактов с окружающими классический представитель современности получает коробку с практически одинаковыми деталями, инструкция к которым утеряна9. Стопку инструкций мы воссоздаем сами, каждый индивидуально, комбинируя и дополняя сведения, полученные в различных сферах. Здесь «пространство действия заменяет пространство положения»10. Когда нас «принуждают (мы вольны) выстроить свою личность по собственному усмотрению, с ненадежной кратковременной помощью рекламы»11, мы игнорируем «здесь и сейчас», исходя в поведении из «внешних» приоритетов, к идентификации с ситуативным культурным опытом отношения не имеющих12. Многообразие и различия, которые угрожают нашей вселенной хаосом и загрязнением, никуда не исчезают, но их не пытаются как-то организовать и преобразовать. Их носят под маской вежливости, они не заметны за отработанными паттернами взаимодействия. В этом законы данного локуса напоминают принципы, действующие в описанных З. Бауманом «местах для покупок». Различия внутри локуса, «в отличие от различий снаружи неброские, благопристойные, гарантированно безопасные — и поэтому ничем не угрожающие», «почти совершенное равновесие между свободой и безопасностью»13. Подобная организация различий минимизирует усилия на интерпретацию символических границ локуса. В других случаях выбранная индивидом модель поведения полностью соотносится с определенным локусом социокультурного пространства, она институционализирована — к этому мы вернемся ниже.
Так или иначе, чтобы с определенностью сказать, «где» находится агент взаимодействия, необходимо проанализировать его действия в конкретной ситуации.
Сформировавшийся локус взаимодействия является, по сути, культурной конфигурацией, в которой все элементы взаимосвязаны друг с другом. Это и обеспечивает определенное прочтение и воспроизводство социокультурного контекста ситуации — на нормативном, символическом и материальном уровне14. Локус упорядочен: в нем все вещи ведут себя так, как мы того ожидаем. Конструируется ли локус в помещении гипермаркета, или в виртуальном пространстве форума в Интернете, его предметная (виртуальная) среда имеет особую грамматику, которая прочитывается агентами взаимодействия чаще всего на неосознанном уровне.
«Люди развили свое „чувство места“ до невероятных пределов. Более того, мы осмысляем пространство вроде того, как мы осмысляем половую принадлежность», — писал Э. Холл. «Место» есть, но мы о нем не говорим и даже в большинстве случаев не выводим
мысли о нем на осознанный уровень, а если и говорим, то, конечно, от нас не ожидают формальности и серьезности на этот счет15. Несмотря на это, «чувство места» обеспечивает возможность с большей или меньшей вероятностью предсказывать последствия поступков индивида, реакцию других агентов взаимодействия и тем самым гарантирует определенную безопасность и комфортность общения16. Информация, которую дает нам пространственная среда локуса, актуализирует связанный с подобными «местами» опыт, включающий в себя модели взаимодействия «по поводу» данной среды и алгоритмы ситуативного выбора той или иной модели. Безусловно, каждый раз этот опыт обогащается.
Обычно способы, которыми пространство управляется на уровне локуса, осознаются в том случае, когда агенты взаимодействия по-разному интерпретируют среду локуса или у кого-то из них «место» новое. Например, потрясающие вариации обнаруживаются, когда мы попадаем в иноэтническую среду, — на эти различия мы реагируем решительно именно потому, что знакомый локус определяет рамки поведения достаточно четко, чтобы об этом не задумываться17. Пространственная среда не есть нечто изолированное от других образований, особенно, когда мы говорим о ней в контексте конструирования социокультурного пространства в целом, поэтому ощущения, сообщающие нам об организации локуса, часто относятся к чему-то другому. Действительно, как писал Э. Холл, факт, что локус взаимодействия сообщает нам необходимую информацию, «скорее всего, никогда не был бы выведен на сознательный уровень, если бы не выяснилось, что пространство организованно по-разному в каждой культуре»18.
Волна кросскультурных исследований в XX в., а также разработки, которые были сделаны в рамках психологического подхода в антропологии, подтвердили, что если организация пространства вызывает определенные ассоциации в представителе одной культуры, то почти без исключений оно будет напоминать что-то совершенно иное в следующей19.
Как уже говорилось выше, одним из важнейших стимулов конструирования локуса как «места-вместилища» социального взаимодействия, является безопасность и доверие (sense of trust20). Необходимое доверие основывается на возможности идентификации, основанной на опыте агентов взаимодействия21. Мы никогда не сможем описать принципы, на которых строится человеческое взаимопонимание, «если не сможем проникнуть в область, которая лежит между поведением, которое человек одобряет для самого себя, и тем поведением, которое он одобряет для других; между тем, что он одобряет в принципе, и тем, что он неистово хочет для себя здесь и сейчас, вопреки всем принципам; между тем, что он одобряет в длительной перспективе, и тем, что одобряется в ближайшее время»22; между тем, что оптимально в этой ситуации сегодня, и тем, как можно бы было поступить через год.
Поскольку во всем этом достаточно пространства для расхождений, закономерен следующий вопрос. Если каждый конкретный локус взаимодействия ограничивает случайность последствий ваших действий, то в этом случае, что же упорядочивает социальную реальность за «скобками»23 локуса? Противоречия в интерпретации локального контекста взаимодействия, и соответственно, отсутствие ясности границ поведения, представляющегося легитимным, составляет суть той опасности, которую Мэри Дуглас24 видит в смешении категорий.
Тем не менее чувство безопасности обычно не оставляет нас, когда мы покидаем определенное «место» взаимодействия. Это объясняется тем, что оно поддерживается за счет воспроизведения определенных форм локуса и связей между различными формами локуса во времени — необходимый для этого «гибрид пространства и времени» мы обозначим вслед за Э. Гидденсом как локальность.
Формирование локальности — это следующий уровень абстракции, который дает нам возможность объяснить устойчивость социокультурного пространства, связь между отдельными его локусами во времени и саму социальную структуру времени. Локальность конструируется и поддерживается в процессе рутинизации2.
Взрослея, люди узнают без преувеличения тысячи пространственных реплик, каждая из которых имеет свое собственное значение в своем собственном контексте. Эти реплики высвобождают уже укоренившиеся реакции, в большинстве своем, «тем же способом, что и звонки Павлова вызывали слюноотделение у его собак»26. Временная последовательность телодвижений, разговоров, физическая (или виртуальная, с учетом технических средств) среда взаимодействия, расположение и передвижение в ней и многое другое позволяют агентам произвести некий обоюдный мониторинг поведения27. Подобное «прощупывание ситуации» имеет свой собственный алгоритм, позволяя индивиду «рутинизировать» совершенно нестандартные социальные события.
Локальности, по Гидденсу, ограничены физическими и символическими границами, а также временными отрезками, в рамках которых каждый локус является вместилищем взаимодействия. Локальности характеризуются протяженностью в физическом пространстве, соответствующими способами соединения этого пространства с другими локальностями, которые определяют в равной степени среда и социокультурный контекст. На примере большинства локусов взаимодействия мы можем наблюдать использование тех или иных формальных знаковых приемов, знаменующих их начало и окончание, ограничивающих их протяженность2*. Степень, с какой локальность принуждает социального субъекта поддерживать присутствие в себе, в том числе и публичное29, отражается именно в ритуализо-ванности проникновения и выхода из локуса пространства.
Локальность порождает особый локальный контекст, который интерпретируется обыденным сознанием. Границы любого локуса взаимодействия имеют лиминальную30 природу. Порог, который переступает индивид или группа «перемещаясь» из одного локуса взаимодействия в другой, совершенные нами после того, как мы побывали «на пороге», действия подвергаются окружающими особо пристальному изучению. Фиксация проявлений этого внимания помогает нам в описании внутренних контуров социокультурного пространства.
Свойства лиминальности (лиминальных людей, лиминальных пространственных образов) непременно двойственны, и ее носители увертываются, ускользают из сети классификаций, которые обычно размещают «состояния» и положения в социокультурном пространстве. Их двусмысленные и неопределенные свойства выражаются большим разнообразием символов в многочисленных обществах ритуализирующих социальные и культурные переходы31. Именно в преодолении лиминальных состояний реализуются качества «быть социальным», и именно в этот момент постигается культура32. Если в рамках локуса мы наблюдаем воспроизводство одной из моделей социокультурного пространства, то «на пороге» мы воспроизводим и дополняем его «карту». Никакой опыт, связанный с признанием родовой связи между людьми33, не будет малозначителен для того, чтобы быть исполь-
34
зованным в ритуале перехода из одного места в другое и получить новое осмысление34.
Можно сказать, что именно лиминальные структуры пространства позволяет рассматривать феномен локализации в контексте выстраивания идентичности. Описывая локус, мы опираемся на концепцию «чувство места» (здесь действия автоматизированы и не вербализируются индивидом), описывая феномен локальности, мы рассматриваем, как формируется «осознание принадлежности»35. Это позволяет нам увидеть, как люди косвенно
определяют друг друга в социальном пространстве через поведение в публичной сфере. Осознание человеком вариативности поведения в конкретной ситуации, соотнесение ее со структурой идентичности, выстраиваемой во многом за счет умения производить нужное с точки зрения локального контекста взаимодействия впечатления36, показывает нам, каким образом индивид утверждает, демонстрирует, меняет свои ежедневные пространственно-временные пути. Какими бы свободными и изменчивыми ни были «подсистемы» социального пространства, способ их переплетения остается достаточно жестким.
З. Бауман справедливо заметил, что «усилия культуры по дифференциации и сегрегации мало что добавляли бы к ощущению безопасности, определенному Людвигом Витгенштейном как „знание того, как действовать дальше“, если бы одновременно не преодолевалась „скользкость“, т. е. не устранялись бы все взявшиеся неведомо откуда вещи, имеющие неопределенный статус и нечеткие названия; иными словами, если бы не устранялась двойственность»37. Локальный же потенциал культуры по определению диапазонов поведения предполагает определенную социальную логику не только на уровне переходов от одного порядка социального пространства к другому, но в ситуациях, в которых опыт агентов взаимодействия различен.
1 Barth F. Enduring and emerging issues in the analysis of ethnicity // The Anthropology of ethnicity / Ed. by H. Vermeulen, C. Govers. Amsterdam, 1994. P. 11-32.
2 Гидденс Э. Устроение общества. Очерк о теории структурации. М., 2005. С. 70.
3 Бурдье П. Социология социального пространства. СПб., 2007. С. 49.
4 Эриксен Т. Х. Тирания момента. М., 2003. С. 147-157.
5 Куропятник А. И. Общество, сообщество, нация: проблема толерантности в национальных границах // Актуальные проблемы толерантности в современном мире. Материалы международной практической конференции / ред. И. Л. Первова. СПб., 2004. С. 33.
6 Эйдхейм Х. Когда идентичность становится социальным стигматом? // Этнические группы и социальные границы. Социальная организация культурных различий / под ред. Ф. Барта. М., 2006. С. 51.
7 Cohen A. P. A sense of time, a sense of place: the meaning of close social association in Whalsay, Shetland // Belonging. Identity and social organization in British rural cultures / Ed. by A. P. Cohen. Manchester, 1982. P. 21-22.
8 Куропятник М. С. Коренные народы в процессе социальных изменений. СПб., 2005. С. 112-113.
9 Эриксен Т. Х. Тирания момента. М., 2003. С. 150-151.
10 Castells M. The Rise of the Network Socity. Oxford, 1996.
11 Эриксен Т. Х. Тирания момента. М., 2003. С. 150-151.
12 Ядов В. А. Социальная идентификация в кризисном обществе // Социологический журнал. 1994. № 1. C. 35-52; AppaduraiA. Modernity at Large: Cultural Dimensions of Globalization. Minneapolis; London, 1996.
13 Бауман З. Текучая современность. СПб., 2008. С. 108.
14 ШтомпкаП. Социология. Анализ современного общества. М., 2005. С. 251-255.
15 HallE. The silent language. New York, 1990. P. 158-160.
16 Бауман З. Индивидуализированное общество. М., 2005. С. 39.
17 Hall E. The silent language. New York, 1990. P. 161.
18 HallE. The silent language. New York, 1990. P. 161-162.
19 HallE. The silent language. New York, 1990. P. 162.
20 Элиас Н. Общество индивидов. М., 2001. С. 215; Гидденс Э. Устроение общества. Очерк о теории структурации. М., 2005. С. 99-110.
21 Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни. М., 2000. С. 288.
22 Дуглас М. Чистота и опасность. М., 2002. С. 194.
23 Гидденс Э. Устроение общества. Очерк о теории структурации. М., 2005. С. 128.
24 Дуглас М. Чистота и опасность. М., 2002.
25 Гидденс Э. Устроение общества. Очерк о теории структурации. М., 2005. С. 121-134.
26 См.: HallE. The silent language. New York, 1990. P. 158.
27 Гидденс Э. Устроение общества. Очерк о теории структурации. М., 2005. С. 125.
28 Гидденс Э. Устроение общества. Очерк о теории структурации. М., 2005. С. 128.
29 Горин Д. Г. Проблема локальности в социологии Э. Гидденса // Образование и общество. Орел, 2001. № 5.
30 ТэрнерВ. Символ и ритуал. М., 1983. С. 169-170.
31 Тэрнер В. Символ и ритуал. М., 1983. С. 169.
32 Куропятник М. С. Коренные народы в процессе социальных изменений. СПб., 2005. С. 112.
33 См.: Тэрнер В. Символ и ритуал. М., 1983. С. 171.
34 См.: Дуглас М. Чистота и опасность. С. 172.
35 Cohen A. P. A sense of time, a sense ofplace: the meaning of close social association in Whalsay, Shetland // Belonging. Identity and social organization in British rural cultures/ Ed. by A. P. Cohen. Manchester, 1982. Р. 13-21.
36 ЭйдхеймХ. Когда идентичность становится социальным стигматом? // Этнические группы и социальные границы. Социальная организация культурных различий / под ред. Ф. Барта. М., 2006. С. 51.
37 Бауман З. Индивидуализированное общество. М., 2005. С. 41-42.
