ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2006. № 6
ФИЛОСОФИЯ И КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Чун Хо-Кан
СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ СИТУАЦИЯ ДО ОКТЯБРЬСКОЙ
РЕВОЛЮЦИИ И КУЛЬТУРНАЯ ПОЛИТИКА
БОЛЬШЕВИКОВ 20-х гг. XX в.
1
С точки зрения настоящего мы изучаем культуру прошлого для того, чтобы, может быггь, более рационально решить очередные задачи и разработать будущие проекты. Именно такая мысль содержится в тезисе исторического исследования знаменитого историка Э. Карра, по мнению которого история — это диалог между прошлым и настоящим, настоящим и будущим, следовательно, прошлым и будущим. «В более узком смысле культура есть опыт творческого воплощения человеческой активности, опыт опредмечивания духа, отбирающий предпочтительные решения и закрепляющий их в памяти традиции»1. Поэтому подход с позиций культуры дает большую возможность взглянуть на нормативную цензуру, самовоспроизводство культуры и на многие другие вопросы советской эпохи.
Октябрьская революция представляет собой одно из самых громких событий XX в. Она была воспринята как восторг и надежда, с одной стороны, как разочарование и отчаяние — с другой, не только русскими, но и другими нациями нашей планеты. Многие исследователи до распада СССР изучали данную проблему с точки зрения «отмежевания». Согласно термину «отмежевание»2, предложенному В.Г. Воздвиженским в его работах, советские официальные чиновники в сфере культуры после Октября 1917 г. навязывали всем деятелям искусства в СССР выбор: «принимать или не принимать Октябрь». Но В. Воздвиженский не отрицает, что у оппозиции Октября также была мысль «отмежевания». Сегодня эта идея практически исчезла, но невозможно каждого лишить собственного отношения к Октябрьской революции. До и после краха советской власти литературоведы возвращали в литературный свет тех писателей и поэтов, которые были репрессированы или эмигрировали в советское время. И наоборот, они немедленно вычеркнули из российской литературы имена многих представителей советской литературы. И сегодня только Горький
снова занял свое место в русской литературе XX в. Этот факт является смешным и одновременно грустным историческим повторением «отмежевания».
Октябрьская революция в России явилась одним из самых радикальных видов культурного изменения. На данный момент в этом никто не сомневается. Но существуют те многие мифы о ней, которые не столько помогают понимать сущность событий того времени, сколько искажают реальность революционной России. Особенно часто мы встречаемся с двумя мифами, мешающими понимать истинность Октябрьской революции. Согласно первому из них, революция является результатом «исторической необходимости». Даже с точки зрения марксизма этот миф противоречит теории общественно-экономической формации, потому что в России того времени капитализм еще не созрел и даже некоторые из представителей художественной интеллигенции ненавидели «буржуазную пошлость»3. Следовательно, русская социалистическая революция, по мнению западных марксистов, представляет собой реализацию «исторической случайности».
Другой миф утверждает, что Октябрьская революция является незаконным захватом власти большевиками, которые были оторваны от народа. «Все происходившее в советское время было возможно лишь на основе способности большевиков непрерывно подкачивать энергетический социокультурный потенциал значительной части общества, превращать его в свой потенциал, что невозможно делать длительное время без массового согласия»4. Поэтому в своих рассуждениях мы исходим из того простого факта, что Октябрьская революция произошла на основе социальной ситуации того времени, с одной стороны, и по воле революционного субъекта — с другой. Этот исходный пункт дает нам возможность в дальнейшем избежать ненужных предубеждений.
2
Теперь кратко рассмотрим социально-политическую ситуацию в России во время правления Николая II (1894—1917). После убийства Александра II (1881) в России наступила эпоха «контрреформ«, по жесткости мер превосходившая реакционную политику, проводимую ранее. Из-за этих контрреформ против самодержавия выступали как социалисты и народники, так и либералы. Вследствие этого сформировались социал-демократическая партия (1903 г., II съезд партии), партия социалистов-революционеров (1901 г., создана Виктором Черновым) и конституционно-демократическая партия (1905), которая включала конституционных монархистов и республиканцев.
Вступивший на престол Николай II не прекратил политику «контрреформ». Как порох взорвалась революция 1905 г., последней каплей в чаше которой стали события Кровавого воскресенья. Конечно, при этом надо учитывать и атмосферу, царящую в стране после ее поражения в Русско-японской войне как одну из важнейших причин возникновения революции 1905 г. Происшедшие после этого события наконец заставили царя пойти на некоторые уступки. После официального объявления Манифеста 17 октября 1905 г. Россия стала конституционной монархией лишь по внешней форме. Царь только формально передал Думе немного власти, ему удалось сохранить все могущество своего влияния. Революция постепенно стала сходить на нет. Но Николай II управлял государством, продолжая опираться на старых гнилых реакционеров. Кроме того, борьба между сильнейшими державами мира за достижение своих интересов на Балканском полуострове привела к началу Первой мировой войны. В итоге Первая мировая война и реакционная царская политика стали одной из самых важных причин падения российского самодержавия.
Несмотря на политическую реакцию, капитализм в России развивался удивительно быстрыми темпами. Это развитие посредством инвестиций иностранного капитала концентрировалось лишь в некоторых видах промышленности, государство же сосредоточивало внимание на развитии системы железных дорог и тяжелой индустрии. Но остальные виды промышленности, оставшиеся без внимания, не могли избежать отсталости.
Число рабочих относительно всего населения России было небольшим (3 млн человек из 170 млн в 1914 г.). Но большинство их по сравнению с Европой концентрировалось в больших городах, в том числе в Петербурге и Москве. К тому же предприятия, штат которых был более 500 человек, составляли не менее половины всех предприятий России. Поэтому, несмотря на плохие условия работы, когда произошла революция 1917 г., профсоюзы на предприятиях сравнительно хорошо смогли организовать рабочих. Официально деятельность профсоюзов была разрешена с 1906 г.
Что касается ситуации в сельском хозяйстве в начале XX в., то следует заметить, что отмена крепостного права была более выгодна помещичьему классу, нежели крестьянству. Но большинство помещиков не использовали эти изменения и постепенно лишалось своего богатства и силы местного управления. Помещикам вообще не удалось перерасти в буржуазию, только немногие из них смогли накопить капитал в современном смысле этого слова.
Крестьянство приобрело юридическую свободу передвижения в результате отмены крепостного права, но получило не более
половины той земли, которую оно действительно обрабатывало раньше. К тому же оно стало более бедным из-за выкупа и иррационального распределения земли. Но крестьяне все еще были тесно связаны с сельской общиной. Земля крестьянам выделялась по количеству членов их семьи для того, чтобы предотвратить утечку рабочий силы. По этой причине в деревнях возникал достаточно серьезный избыток населения, особенно на европейской территории России (все сельское население России составляло 73 млн человек в 1861 г., 127 млн — в 1897 г.). П. Столыпин, самый решительный чиновник из всего окружения Николая II, разработал и провел земельную реформу, целью которой явилась ликвидация сельской общины и создание класса крестьян-землевладельцев. Эта реформа имела некоторый успех, но она не смогла вылечить фундаментальную болезнь российской деревни. В результате земельной реформы началось расслоение крестьянства, что стало причиной враждебности между богатыми крестьянами, вышедшими из сельской общины, и бедными крестьянами, которые оставались в ней.
Самой важной проблемой в деревне являлось выживание, поэтому у крестьянства почти не было возможности для творческой деятельности. Они жили согласно православному вероисповеданию и деревенской традиции, которые сохранялись на протяжении нескольких веков. Даже в культурной политике большевиков, как и в политике реформаторов при Николае II крестьянство
служило не субъектом культуры, а предметом просвещения.
* *
*
Революция 1905 г. в России стала моментом, который изменил сознание интеллигенции. Несмотря на то что «теория официальной народности» происходила из идеологии правления царского самодержавия, она прочно завладела умами народа. Однако революция 1905 г. создала трещину между народом и царем и между группами интеллигенции. У народа пробудилось политическое сознание, в результате чего он изменил свое отношение к самодержавию. Тем не менее революционная ситуация 1905—1907 гг. оказала влияние на воззрение символистов, которые были оторваны от социальной реальности. Например, в эти годы Д.С. Мережковский писал: «...то, что я передумал, а главное пережил в революционные годы 1905—1906, имело для внутреннего хода моего развития значение решающее»5.
В России в начале XX в. получили широкое распространение два интеллектуальных направления — марксизм и «религиозный ренессанс». О корнях этих направлений О.М. Седых пишет следующим образом: «Хотя социалистические идеи в России конца
XIX — начала XX века представляются выражением иного полюса идеологического спектра, они произрастают из того же корня, что и религиозные утопии. Не случайно Блок какое-то время связывал предчувствие нисхождения в мир Царства красоты с его революционным преображением»6.
В этот период проблема взаимоотношения интеллигенции и народа в общественно-культурной сфере стала наиболее важной. Многие деятели культуры того времени осознавали и переживали наличие расхождения и непонимания между этими двумя силами русского общества. В 1909 г. вышел в свет сборник «Вехи. Статьи о русской интеллигенции», написанный представителями либеральной интеллигенции. Авторы этого сборника видели характерные черты мировоззрения интеллигенции в ее «противогосударст-венности» и «безрелигиозности». Безотносительно к их мировоззрению и утверждению эта оценка хорошо выражала коллективное настроение интеллигенции в годы революции.
Интеллигенция восприняла Февральскую революцию как общенациональный праздник, как осуществление вековой мечты. Вдохновленная идеей служения народу, интеллигенция готова была трудиться для его просвещения и блага. Однако несмотря на то что демократические реформы Временного правительства открывали дорогу к демократизации культурной жизни, ему не удалось вывести страну из кризиса. Наконец, продолжение войны, задержка земельной реформы и нерешительное противодействие попыткам правого и левого государственных переворотов — все это стало причиной крушения Временного правительства. После революции большевикам удалось сохранить политическую власть. Они вняли основным требованиям рабочих и крестьян.
В зависимости от отношения к советской власти можно выделить три группы в составе российской интеллигенции: тех, кто поддержал Октябрьскую революцию (В. Маяковский, В. Мейерхольд, А. Блок и др.), контрреволюционеров (И. Бунин, Д. Мережковский и др.) и колеблющихся (большинство интеллигенции). Согласно В.С. Шульгину, Л.В. Кошману, М.Р. Зезиной, необходимо иметь в виду, что эта схема подвижна и условна. «Интеллигенция никогда не была однородна, ее представители входили во все политические партии, принадлежали к разным течениям. Октябрьский переворот и гражданская война углубили идейно-политические разногласия интеллигенции»7.
3
Партия большевиков во время революции была не сильнее других политических сил в России. Поэтому для утверждения, консолидации и расширения завоеванной власти руководители
большевиков должны были взять под контроль все средства информации, проводить политику образования в большом масштабе, политически и идеологически изолировать противников в стране и одновременно привлекать на свою сторону силы, поддерживающие революцию полностью или частично.
С захватом власти большевиками в первую очередь разрушилась система старого государственного руководства культурой и новые органы формировались практически на пустом месте. Декретом от 9 ноября 1917 г. для общего руководства культурой была образована Государственная комиссия по просвещению во главе с наркомом по делам культуры А.В. Луначарским. Но Госкомпросу не удалось использовать и проконтролировать аппарат бывшего Министерства народного просвещения. Поэтому Наркомпрос РСФСР формировался как орган централизованного руководства всеми отраслями культуры. Он состоял из 25 отделов и руководил не только просвещением, но и всей культурной областью, включая литературу и искусство. В 1920 г. появился агитационно-пропагандистский отдел ЦК РКП(б) (Агитпроп), сосредоточивший партийное руководство всеми сферами духовной культуры. Он действовал через Наркомпрос и через комфрак-ции, создаваемые во всех учреждениях культуры. В 1919 г. был создан Госиздат — государственное издательство. Помимо прямых издательских функций ему был поручен контроль над деятельностью «всех ученых и литературных обществ, а равно и всех прочих издательств». В 1922 г. эти надзорные функции перешли к специально учрежденному органу цензуры — Главлиту.
Сразу после революции партия стремилась поставить под контроль все институты, участвующие в формировании образа мыслей народа, с одной стороны, и старалась быстро и эффективно поднять образовательный уровень населения — с другой. Однако ни до Октябрьской революции, ни сразу после нее у руководителей большевиков не было четко разработанной политической концепции в области культуры. Существовали только общие принципы культурной политики в форме идей у лидеров партии. Несмотря на то что Луначарский признал свободу творчества в области культуры, согласно этим принципам он подчеркивал, что «государство обязано влиять на искусство и оно может это делать в определенном смысле, может определенным образом руководить искусством»8.
Далее мы рассмотрим, как эти общие принципы были конкретно применены к литературному процессу. Литература вследствие своей центральной функции в системе идеологического руководства играла важнейшую роль по сравнению с другими сферами культуры. Поэтому анализ литературного процесса дает
нам возможность понять общие признаки, характеризовавшие советскую культуру в целом.
Советская власть сразу же после революции не разрешала публиковать никаких произведений, содержащих контрреволюционные идеи, а летом и осенью 1918 г. были закрыты те издания, которые решительно не приняли большевистскую революцию. Вследствие этого уже известные художники, которые резко отвергли революцию, такие как И. Бунин, А. Куприн, Л. Андреев, Д. Мережковский, З. Гиппиус, А. Толстой и многие другие, сначала появились в стане белых, а потом эмигрировали за границу. К концу Гражданской войны 1917—1922 гг. и к началу НЭПа партия большевиков стала проводить целенаправленную политику в области культуры. Хотя многие знаменитые художники покинули родину и в стране широко проводился идеологический надзор за литературными произведениями и критиками, с 1922 по 1927 г. положительные результаты НЭПа были видны не только в экономике страны, но и в области художественной культуры. Об этом литературном процессе 20-х годов В. Воздвиженский пишет так: «Установка на "мирно-организаторскую работу" партии, а не на насильственно-волевые методы позволяла какое-то время сохраняться остаточной свободе творчества... Однако усеченные экономические свободы НЭПа не были подкреплены политической и гражданской свободой... Ленин недвусмысленно указывал, что следует "вполне планомерно руководить" художественным процессом "и формировать его результаты". Государство, практически монопольно владевшее издательской и полиграфической базой, без труда могло этот процесс регулировать, вытесняя неподдающихся из литературной печати»9.
Объекты литературной политики большевиков, поддержавшие их идеи, стали действующими писателями в рамках большевистской идеологии, так как писатели, отвергшие идеологию большевизма, уже покинули Россию или им было навязано творческое молчание. Вообще цензура конкретных литературных произведений проводилась такими цензорами, у которых не было достаточного уровня литературного образования, и в основу их работы был положен лишь классовый идеологический критерий. Поэтому в 1923 г. А. Воронский жаловался: «...политическая цензура в литературе вообще очень сложное, ответственное и очень трудное дело и требует большой твердости, но также и эластичности, осторожности и понимания... Прежде всего нашим тов. цензорам следует перестать вмешиваться в чисто художественную оценку произведения, затем нужно понять, что нельзя от беспартийных промежуточных писателей требовать коммунистической идеологии, тем более четкой»10.
Общая политика в области литературы проводилась такими лидерами партии, как Луначарский, Воронский, Троцкий и др. По крайней мере в этой области Луначарский среди них на тот момент играл самую важную роль. Хотя лидеры имели общую идею, согласно которой следовало руководить литературой с классовой позиции, они расходились во мнении, как конкретно применять эту позицию к литературной политике. Несмотря на подчеркивание творческой свободы, Ленин и Троцкий все же предпочитали большее вмешательство партии в литературный процесс, чем Луначарский и Воронский. К. Аймермахер характеризует литературную политику партии до 1925 г. таким образом: «Партия, не желая, по возможности, вмешиваться в вопросы формы и содержания ввиду особого отношения к литературе и искусству, одновременно стремилась к тому, чтобы поддерживать все начинания пролетарской литературы и искусства (особенно в Пролеткульте), использовать благонамеренных футуристов для агитпропаганды, привлекать на свою сторону писателей из старой
интеллигенции (попутчиков)»11.
* *
*
Деятели Пролеткульта, который возник в сентябре 1917 г., настаивали на создании новой пролетарской культуры и автономии Пролеткульта. Реакция вождей партии на это утверждение оказалась далеко не одинаковой. Луначарский поддержал это мнение Пролеткульта. Ленин не принял тезиса Богданова, согласно которому пролетарская культура должна создаваться совершенно независимо от иных культур, зато «он выдвинул идею культурной революции, то есть массового освоения буржуазной культуры»12. Ленин также выступил против независимости Пролеткульта от тех организационных форм, которые предписывают государственные органы. Бухарин положительно отнесся к созданию пролетарской культуры, но он рассматривал Пролеткульт не как самостоятельную, а вспомогательную организацию. Кроме того, некоторые радикальные деятели Пролеткульта совершенно отрицали наследие всякой прошлой культуры, в том числе и буржуазной13. Эта крайняя позиция не получила поддержки в официальных резолюциях пролеткультовских собраний и не выражала мнения ведущих идеологов Пролеткульта.
«Разногласия, разгоревшиеся вокруг этого вопроса, усугубились тем, что в последующих публичных выступлениях тогдашних деятелей и в различных резолюциях продолжалось противостояние противоположных взглядов на положение Пролеткульта в государстве»14. Активное вмешательство Ленина и его партии в проблемы Пролеткульта закончилось письмом ЦК РКП (б) «О
Пролеткультах», опубликованным в газете «Правда» (от 1 декабря 1920 г.). Вследствие этого сменилась вся руководящая верхушка Пролеткульта. Начиная с 1921 г. Пролеткульт занимался преимущественно политико-образовательными задачами под руководством Наркомпроса15. Этот директивный документ был связан не просто с Пролеткультом, но и со всеми творческими организациями в целом. Главное заключалось в том, что эта директива выражала принципиальную линию партии и государства в области культуры.
В советской культуре появилось так называемое «левое искусство». Оно было связано с футуристами во главе с Маяковским, который сразу же принял Октябрьскую революцию после ее свершения. Футуристы активно участвовали в политико-агитационных начинаниях новой власти и в январе 1919 г. образовали Комфут (коммунисты-футуристы). Луначарский поддерживал это течение материально посредством заказов для Наркомпроса и разрешения на издание газеты «Искусство коммуны». С конца 1922 г. их называли лефовцами, потому что многие поэты, входившие в футуристические группы, объединились в ЛЕФ («Левый фронт искусств») и начали работать в одноименном жунале.
Эстетической программой футуристов того времени явилось создание нового культурного сознания и нового пролетарского искусства, основанного на классовом подходе. Более того, футуристы не только отрицали всю прошлую культуру, но и настаивали на том, что «футуризм — государственное искусство» и «только футуристическое искусство может считаться сегодня искусством пролетариата». Партия приветствовала готовность футуристов оказать агитационную помощь, хотя она не принимала их эстетическую программу и формалистические эксперименты агитационного искусства. Однако она решительно отклонила все попытки футуристов представить свое искусство как государственное коммунистическое искусство.
Понятие «попутчик» впервые ввел Троцкий в своей книге «Литература и революция», изданной в 1923 г. Об этом понятии В. Воздвиженский пишет таким образом: «Оно получило широкое распространение в литературной и общественной жизни 20-х годов как общепринятый термин к самим себе. Им обозначали тот широкий слой писателей разных поколений, которые приняли новую, советскую действительность, стремились художественно осваивать ее, но оставались при этом вне жестких рамок революционно-пролетарской идеологии»16.
У «попутчиков» не было центра притяжения до создания журнала «Красная новь». Для того чтобы привлечь на сторону советской власти жизнеспособную часть старой дореволюционной
художественной интеллигенции и выявить и поддержать новых талантливых писателей, в июне 1921 г. был создан журнал «Красная новь». Его главным редактором был назначен А.К. Воронский, Ленин формально был членом редколлегии журнала. «Красная новь» добилась огромного успеха. Вокруг журнала собрались не только «попутчики», но и молодые пролетарские писатели, которые вышли из «Октября» и «Молодой гвардии». Эти пролетарские писатели вместе с «попутчиками» в конце 1923 г. образовали литературную группу «Перевал».
Так как было необходимо восстановить экономику, совершенно разрушенную в смуте Гражданской войны, и взять ее под контроль в начале 20-х годов, партия большевиков надеялась на спокойствие в культурной сфере. Партия выступала за сохранение всех унаследованных культурных ценностей при условии их идеологически-критического усвоения и против создания пролетарской культуры, не связанной с традицией. Помимо сохранения преемственности перед партией еще ставились задачи повысить общий культурный уровень населения (Пролеткульт) и пропагандировать коммунистическую идеологию (футуристы). Партия не могла не рассматривать «попутчиков» как помощников в решении этих задач, потому что литературная продукция пролетарских писателей и футуристов была количественно и качественно незначительна и большинство читателей не принимали ее. Привлекая «попутчиков» на сторону революции, партия желала, чтобы они обучали своему литературному мастерству пролетарских писателей. Так что цензура вела себя великодушно и обращала внимание только на контрреволюционность, «попутчикам» даже платили более высокие гонорары по сравнению с пролетарскими писателями. Таким образом, в первой половине 20-х гг. в культурной сфере творческая свобода художественных деятелей в какой-то мере присутствовала.
Пролетарская литературная группа «Октябрь» в своем литературно-критическом журнале «На посту» (1923—1925) стремилась анализировать все произведения пролетарских и непролетарских писателей, появляющиеся в «Красной нови», и влиять на их авторов с помощью соответствующих литературно-критических статей. Писатели этой группы опасались, что буржуазия снова придет к власти, проникая в умы через литературу, потому что литературный процесс в то время определяли писатели непролетарского происхождения. По этой причине литературная полемика привела к публичной резкой конфронтации групп интересов. Книга Троцкого «Литература и революция» (1923) также явилась поводом к обострению разногласий. В ней Троцкий высказывал мнение, что не стоит форсировать создание пролетарской литературы. Поскольку эта литература связана с рабочим классом, а при
5 ВМУ, философии, № 6
переходе к социализму классы исчезнут, то надо всем вместе работать над созданием социалистической литературы. Напостов-цы не только возразили против литературной политики партии, но и потребовали от партии передать право идейного контроля над всей литературой в руки ВАПП (Всероссийская ассоциация пролетарских писателей), в которой «Октябрь» играл ведущую роль. Однако партия большевиков отклонила это требование и настояла на прежней политике в культурной сфере.
Эту литературную полемику В. Воздвиженский характеризует таким образом: «При всей пестроте литературных групп 20-х годов и их деклараций сейчас нетрудно выделить из общего ряда три самых значительных идейно-эстетических течения, три главных направления литературных "исканий". Во-первых, это движение пролетарских писателей (обычно его называют "рапповским"), представлявшее собой нормативо-догматическое течение. Во-вторых, это ЛЕФ — нормативно-авангардистское течение. Третье крупное литературно-эстетическое течение 20-х годов было связано с объединением "Перевал" и журналом "Красная новь". Его программа являлась попыткой противостоять нормативной эстетике в складывающейся советской литературе»17.
В резолюции ЦК РКП(б) «О политике партии в области художественной литературы«, опубликованной 18 июня 1925 г., официально утверждалась литературно-политическая концепция партии. Хотя эта резолюция подчеркивала предстоящую культурную революцию и классовую борьбу в области литературы, ее содержанием явились легкая модификация прежней литературно-политической концепции и выражение примирительного отношения к пролетарским писателям. Кроме того, она определила косвенное вмешательство партии в литературный процесс и потом послужила поводом для формирования нормативной литературы. К. Аймермахер четко конспектирует измененную литературную линию партии в этой резолюции: «...изменение прежней концепции выразилось в следующих оценках некоторых литературно-политических факторов: а) более тесная связь всех писателей с партией; б) примирительное отношение к пролетарским писателям; в) "диалектическое", т.е. соответствующее конкретным обстоятельствам, отношение к пролетарским, крестьянским и буржуазным писателям, рассчитанное на будущее развитие литературы; г) улучшение литературно-критической и кадрово-политической системы контроля над литературой»18. Литературные группы, соперничающие друг с другом, по-своему интерпретировали некоторые пункты резолюции, но в целом приветствовали ее. Поэтому в сфере литературы до конца 1927 г. получилась передышка благодаря умеренной литературной политике партии, которую по-прежнему в основном определял Луначарский. В
конце 1928 г. эта тенденция была изменена предложением, внесенным представителем РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей — ВАПП до 1925 г.) Сутыриным, читать
некоторые пункты резолюции «особым образом».
**
*
После смерти Ленина разгорелась борьба за власть. В результате этого роль почти всех культурных деятелей, известных в начале 20-х гг., оказалась в общественной жизни весьма ограниченной. Борьба Сталина за власть в 1925—1927 гг. привела к выключению Троцкого из общественной жизни. Воронский в декабре 1927 г. окончательно потерял должность главного редактора «Красной нови» и в 1928 г. в связи с партийным процессом против Троцкого также был исключен из партии. В 1929 г. Бухарина освободили от всех партийных должностей. В то же время Луначарский уже потерял свое влияние на литературную политику и занимался делом просвещения в Наркомпросе.
После 1925 г. в печати, издательствах, библиотеках окончательно утвердились меры контроля и централизации, введенные еще в начале 20-х гг. Кроме того, постановление ЦК партии от 23 августа 1926 г. «О работе советских органов, ведающих вопросами печати», обозначило начало жесткого контроля над всей продукцией печати. В нем отделу печати ЦК поручалось проводить партийные решения и директивы в области литературы через коммунистические фракции издательств и писательских организаций. В то время Главлит имел право на всеохватывающую цензуру.
Начало коллективизации сельского хозяйства и форсированной индустриализации в 1928—1929 гг. представляет крупнейшую историческую веху в России. Именно в этот период «сталинская» партия форсировала кадровую политику во всех областях деятельности и централизовала все партийные и правительственные учреждения. Вследствие этого перестроилась вся система управления и подчинения на всех идеологических и образовательных участках. РАПП полностью приняла экономические, политические и культурные цели партии в период индустриализации, а партия приняла на себя руководящую роль, не сливаясь с РАПП, и выступила против чрезмерных литературно-политических обострений. Однако партия использовала деятельность РАПП, совпадавшую с ее идеологическими и общегосударственными интересами. В то же время она не тормозила деятельность РАПП и сотрудничала с ним.
В этот период партия укрепила прямой контроль над литературной политикой. В связи с ориентацией на актуально-полити-
ческие и идеологические цели партии возникла пропагандистская литература «соцзаказа», иллюстративная литература, преданная революции и социализму как ее конечной цели. Писатели обязаны были изображать общественное развитие в марксистском понимании. Партия настойчиво призывала всех писателей к активному участию в социалистическом строительстве, в классовой борьбе пролетариата, к созданию более содержательной производственной и разоблачительной литературы.
Партия в 1929—1930 гг. решила сплотить и поставить под контроль всех писателей, используя для этого претензии РАПП на «гегемонию«. РАПП стала инструментом управления литературой. Именно его руками во многом и стали осуществляться идеологическая чистка литературы, фронтальное наступление на творческую свободу. Из-за этого ряд литературных объединений ликвидировался. Прошла череда кампаний против упорно сохранявших независимость писателей (Е. Замятина, Б. Пильняка, М. Булгакова). Постоянные публичные обвинения отдельных писателей достигли своей цели. Партия одобрила методы РАПП в редакционной статье «Правды» от 19 апреля 1931 г.: «Мы имеем сейчас огромный рост литературы и большую тягу писателей к организованным формам литературного творчества... Основным ведущим объединением пролетарской литературы, проводящим линию партии в вопросах художественной литературы, является РАПП»19.
Однако литературная политика партии, которая должна была посредством РАПП объединить всех писателей, завершилась провалом. Атмосфера взаимного недоверия между литературными группами в конце концов привела вместо сплочения всех сил, к чему стремилась партия, ко всеобщему разъединению. Поэтому для того, чтобы сохранить литературу как средство пропаганды пролетарских идей, необходимо было немедленное вмешательство партии. В постановлении ЦК РКП(б) от 23 апреля 1932 г. «О перестройке литературно-художественных организаций»20 было принято решение ликвидировать РАПП и объединить всех писателей в единый союз. Таким образом, это постановление «логически завершило организационный процесс превращения литературы в "колесико и винтик" в большом едином механизме государственного устройства»21.
4
После Октября 1917 г. партия 1917 г. поручила некоторым своим лидерам проводить ее политику в сфере культуры. Посредством декретов и указов, принятых сразу же после революции, она начала осуществлять «казарменный» контроль над всей общественной жизнью, ибо до и после этого события не существовало
достаточно широкого культурного слоя людей, которые относились к среднему классу и являлись бы основой создания культурной системы страны. В период Гражданской войны и «военного коммунизма» (1918—1921 гг.) господствовала эта «казарменная» политика управления культурой. Однако с началом НЭПа атмосфера свободы в какой-то мере наполнила культурную область, как и другие сферы общества. Она продолжалась до 1928 г. с постепенным изменением литературных обстоятельств. Однако именно в этот период вся система литературного контроля стала жесткой. Борьба за власть в партии (1925—1927 гг.) завершилась ликвидацией тех ее лидеров, которые защищали «попутчиков» от нападок пролетарских писателей. Потом в 1928 г. наступила эпоха диктатуры РАПП в сфере литературы. Партия пыталась объединить всех писателей в единый союз для того, чтобы эффективно вмешиваться в литературный процесс и превращать литературные произведения в средство партийной пропаганды, используя деятельность ассоциации писателей.
В. Воздвиженский в своей работе подчеркнул двойственный характер Октябрьской революции: «Октябрьская революция была насильственным вторжением в естественное движение отечественной истории, разгулом разрушительных сил. Но парадокс октябрьской эпохи состоит в том, что одновременно революция несла в себе огромный притягательный потенциал. Она дала импульс немалой массе людей России, возбудила их энергию, пообещала осуществить социальную справедливость. И наряду с инстинктами разрушения и насилия участниками революции двигали и провозглашенные ею высокие цели»22. Основываясь на этой оценке, мы можем констатировать, что большевики ориентировались на народ и пытались создать массовую литературу, понятную миллионам рабочих, крестьян и красноармейцев. Однако политической целью большевиков в области культуры является не что иное, как процесс выключения интеллигенции из общественной жизни 20-х гг., так как после революции партия сначала изгнала за границу ту интеллигенцию, которая не приветствовала революцию, затем ликвидировала в стране интеллигенцию, частично или полностью принявшую революцию, и даже провела чистку «красной интеллигенции», представителями которой являлись Бухарин, Воронский, Троцкий. В результате этого вместе с бюрократизацией партии история СССР завершилась огосударствлением значительной части культуры.
Думается, что «красная интеллигенция» в области литературы служила защитницей той интеллигенции, которая приняла революцию. Некоторые исследователи больше подчеркивают роль Воронского в этой области, чем других лидеров партии. На наш взгляд, хотя Воронский лучше других понимал литературный
процесс, в центре руководства литературой находился Луначарский, и литературно-политическая концепция в 20-х гг. изменялась вместе с расстановкой сил между лидерами партии. Кроме того, нельзя упускать из виду, что интеллигенция хотела определять и действительно определяла процесс культурного развития России. Поэтому проблема разрыва между народом и властью продолжалась даже в сфере культуры.
Согласно М.М. Голубкову, «при всем различии нюансов в понимании характера пролетарской литературы (позиция Пролеткульта, РАПП, ЛЕФа, школы вульгарного социологизма и др.) общим было главное: утверждение классовых приоритетов над общечеловеческими, стремление резко столкнуть их и размежевать — отнюдь не совместить. Размежевание классового и общечеловеческого находило поддержку в общественном сознании эпохи. Классовые идеи явно доминировали»23. Хотя мы в целом согласны с этой основной позицией Голубкова, по нашему мнению, нужно избегать использования понятия «общечеловеческое», потому что фактически невозможно конкретно применять его к периоду социального перелома. Более того, думается, что понятие «общечеловеческое» не существует без таких позиций, как классовая, национальная, женская и др. Поэтому специфический характер пролетарской литературы 20-х гг., как нам кажется, заключается в том, что партия большевиков и лидеры пролетарских организаций поддержали размежевание между пролетарскими классовыми идеями и другими идеями и рассматривали «непролетарское» как недостаточное или как предмет преодоления. Однако до 1928 г. партия стремилась сохранить умеренную литературную политику, которая позволяла примирить пролетарских писателей с «попутчиками».
В заключение мы кратко рассмотрим поражение Ленина в области политики и поражение Богданова в культурной сфере. Выступления Ленина всегда были связаны с конкретными политическими практиками. У него не было теоретической системы на научном уровне, как у Маркса и у Богданова. Однако он следовал принципу марксизма, с одной стороны, и, учитывая ситуацию в России, применял русскую традицию к революции — с другой. Например, Апрельские тезисы 1917 г. являются попыткой применить к революции ту модель власти Советов, которая впервые появилась во время революции 1905 г. Однако завершенная революция показала, что такую модель власти невозможно было реализовать в Советской России. Поэтому для поддержания революционной власти большевистская партия растворилась в государственной системе. Именно отсюда следует поражение ленинской политики.
У Ленина не было никакой теории культуры. Богданов первым представил пролетарскую теорию культуры в России еще до Октябрьской революции. Сущность этой теории заключалась в том, что пролетариат должен произвести «критическую переработку» буржуазной культуры «с коллективно-трудовой точки зрения». Для Богданова условиями революции являются развитие капитализма в высшей степени, как и для Маркса, и создание пролетарской культуры через преодоление буржуазной культуры. Из-за пропасти между реальностью и теорией Богданов оказался только просветителем в годы революции.
В общем следует отметить, что в 20-е гг. прошлого века тоталитарная тенденция, которая сформировалась в конце 20-х гг. и потом постоянно развивалась в СССР, отнюдь не господствовала. На самом деле советский тоталитаризм связан с теорией официальной народности, которая имеет длительную культурную традицию. Одновременно главной причиной формирования тоталитаризма является недостаток демократического опыта по сравнению с западной Европой. Несмотря на взаимоотношения различных социальных потоков, именно в 20-е гг. постепенно формировался сталинский тоталитарный режим. Тут нельзя забывать о том, что в это время в России была возможность перевести процесс социалистического строительства в более перспективную, а не в тоталитарную тенденцию.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Доброхотов А.Л. Вводная лекция курса «История и теория мировой культуры» // АРМАРИУМ. Научно-методические материалы кафедры истории и теории мировой культуры (ИТМК) философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. М.., 2002. С. 6-24.
2 См.: Воздвиженский В.Г. Литературный процесс 1917—1932 гг. // Опыт неосознанного поражения. Модели революционной культуры 20-х годов / Сост. Г.А. Белая. М., 2001. С. 7—52.
3 См.: Мазаев А.И. Искусство и большевизм (1920—1930-е гг.): Проблемно-тематические очерки и портреты / Вступ. ст. Н.А. Хренова. М., 2004.
4 См.: Ахиезер А.С., Давыдов А.П., Шуровский М.А. и др. Социокультурные основания и смысл большевизма. Новосибирск, 2002.
5 Циг. по: Шульгин В.С., Кошман Л.В., Зезина М.Р. Культура России: IX—XX вв.: Учеб. пособие. М., 1998.
6 См.: Седых О.М. Русская культура Серебряного века // АРМАРИ-УМ. С. 305—346.
7 Шульгин В. С., Кошман Л.В., Зезина М.Р. Указ. соч. С. 245
8 Луначарский А.В. Собр. соч. Т. 7. М., 1967. С. 498.
9 Воздвиженский В.Г. Указ. соч. С. 24—25.
10 См.: Воронский А.К. О пролетарском искусстве и художественной политике нашей партии // Красная новь. 1923. № 7. С. 256—275.
11 Аймермахер К. Политика и культура при Ленине и Сталине 1917-1932. М., 1998. С. 42.
12 Ахиезер A.C., Давыдов А.П., Шуровский М.А. и др. Указ. соч. С. 93.
13 Во имя нашего Завтра — сегодня сожжем Рафаэля, / Разрушим музеи, растопчем искусства цветы (из стихотворения Кирилова «Мы», 1917).
14 Аймермахер К. Указ. соч. С. 48.
15 «Творческая работа Пролеткульта должна являться одной из составных частей работы Наркомпроса как органа, осуществляющего пролетарскую диктатуру в области культуры <...> В соответствии с этим центральный орган Пролеткульта, принимая активное участие в политико-просветительной работе Наркомпроса, входит в него на положении отдела, подчиненного Наркомпросу и руководствующегося в работе направлением, диктуемым Наркомпросу РКП» (из письма ЦК РКП «О Пролеткуль-тах» // Русская советская художественная критика. 1917—1941: Хрестоматия. М., 1982. С. 101.
16 Воздвиженский В.Г. Указ. соч. С. 27.
17 Там же. С. 25—26.
18 Аймермахер К. Указ. соч. С. 84.
19 Цит. по: Аймермахер К. Указ. соч. С. 127.
20 «ЦК ВКП(б) постановляет: 1) ликвидировать ассоциацию пролетарских писателей (ВОАПП, РАПП); 2) объединить всех писателей, поддерживающих платформу советской власти и стремящихся участвовать в социалистическом строительстве, в единый союз советских писателей с коммунистической фракцией в нем; 3) провести аналогичное изменение по линии других видов искусства; 4) поручить Оргбюро разработать практические меры по проведению этого решения» (цит. по: Русская советская художественная критика. 1917—1941. С. 368. (Опубликовано в журнале «Партийное строительство». 1932. № 1. С. 62.)
21 Голубков М.М. Утраченные альтернативы: формирование монистической концепции советской литературы. 20—30-е годы. М., 1992. С. 29.
22 Воздвиженский В.Г. Указ. соч. С. 19.
23 Голубков М.М. Указ. соч. С. 16.