CC BY
60
_ВОПРОСЫ ИСТОРИИ_
УДК 94(569.5)
СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ ГРУЗИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА
© 2011 г. А.Т. Урушадзе
Южный федеральный университет, Southern Federal University,
ул. Б. Садовая, 105/42, г. Ростов-на-Дону, 344006, B. Sadovaya St., 105/42, Rostov-on-Don, 344006,
decanat@hist. sfedu. ru decanat@hist. sfedu. ru
Рассматривается становление и развитие российской системы образования в Грузии в первой половине XIX в. Исследуются характер и эволюция имперской политики в области образования, а также реакция местного общества на модер-низационный импульс империи. Деятельность М.С. Воронцова оценивается как политика распространения имперской идеологии и культурной экспансии, что сыграло значительную роль в умиротворении Кавказа. Подробно проанализирована история Тифлисского Благородного училища, в стенах которого обучались отпрыски знатных кавказских фамилий и дети русских чиновников. Работа полностью построена на материалах, собранных археографической комиссией А.П. Берже.
Ключевые слова: Кавказ, Российская империя, Грузия, образование, модернизация.
The article is an analysis formation and development Russian education system in Georgia in first half of XIX century. Take into consideration nature and evolution of imperial policy in education field and also reaction Georgian society on imperial impulse of modernization. The article is an analysis activity of M.S. Vorontsov as explorations of imperial ideology and cultural borrowing that was have contributed heavily in pacification Caucasus. The article is an analysis in detail history of Tiflis Noble School, where in common have education children of Caucasus aristocracy and Russian officials. Article based on sources which have been published in Acts of Caucasian archeographical commission.
Keywords: Caucasus, Russian Empire, Georgia, education, modernization.
Российская империя не только воевала на Кавказе, покоряя местные народы, но и формировала новый социокультурный облик этого края. Одним из наиболее важных элементов культурной политики империи был вопрос развития учебных заведений.
В настоящий момент, когда по разным политическим причинам отношения России и Грузии омрачены трагическими событиями, не лишне будет вспомнить о том, что прошлое продолжает нас объединять, и в этой совместной истории закавказские учебные заведения занимают своё достойное место.
Первые шаги в распространении просвещения в Грузии начались курьезом. Главноначальствующий в Грузии князь П.Д. Цицианов в отношении к министру народного просвещения графу П.В. Завадовскому от 28 декабря 1802 г. сообщал об открытии 22 сентября того же года в Тифлисе училища «для обучения благородного Грузинского юношества» [1, с. 195]. Однако, вернувшись в Тифлис, П.Д. Цицианов не смог обнаружить «ни учеников, ни учителей, ни даже училища», о чем с прискорбием известил министра [1, с. 197]. Несмотря на первую неудачу, училище удалось открыть 21 мая 1804 г. Кроме того, П.Д. Цицианов рассчитывал открыть подобные училища в Гори и Телави [1, с. 198]. По социальному составу Тифлисское Благородное училище в первые годы своего существования было исключительно дворянским учебным заведением.
Довольно быстро стали появляться проекты его преобразования и реформирования, что было связано
с ростом популярности учебного заведения, а также с желанием имперской администрации извлечь максимальную пользу для империи из обучения местной дворянской молодежи. В 1810 г. тогдашний главнокомандующий в Грузии генерал Тормасов обратился в Министерство народного просвещения с предложением преобразовать существующее учебное заведение в Благородное военное училище, указывая на то, что «в нравах здешних жителей, а особливо дворянства, вкоренены дух и склонность к военной службе» [2, с. 58]. С точки зрения высших чинов имперской администрации на Кавказе, силы местного лояльного дворянства с наибольшей эффективностью возможно было использовать в военной сфере.
Очевидно, что обучение в Тифлисском училище кавказцев рассматривалось русской администрацией как один из способов расширения рядов лояльной местной элиты. В свою очередь в представлении русских властей образование можно было использовать в качестве кратчайшего пути к «замирению Кавказа». Руководствуясь этими соображениями, генерал Тор-масов просит министра народного просвещения графа Завадовского назначить директором училища офицера, так как, по его мнению, мусульманских владетелей, желающих отдать своих детей в учение, удерживал факт управления училищем православным священником [2, с. 58]. Дело о преобразовании училища было отдано на рассмотрение в Комитет о военных училищах, находившийся в ведении великого князя Константина Павловича [2, с. 62].
Последующие несколько лет для училища отмечены крайне тяжелыми обстоятельствами. В Тифлисе в 1811 г. свирепствовала «заразительная болезнь». Родители учеников, опасаясь за жизнь и здоровье своих детей, увезли их в загородные имения и селения [3, с. 24]. Так, училище во второй раз осталось без учеников и быстро пришло в запустение и даже «разрушилось» [3, с. 24]. На данном этапе, говоря современным языком, империя еще не определила концепцию Тифлисского Благородного училища. Учебное заведение для представителей местного дворянства было атрибутом престижа, а для имперской администрации - маркером лояльности кавказцев.
Ученики не выказывали большого рвения в обучении, благо и родители их к тому не понуждали. К началу нового учебного года училище не досчитывалось более половины воспитанников [4, с. 272]. Главным показателем успехов ученика считалось знание им русского языка. И здесь результаты были неутешительны. В конце 1814 г. Грузинский губернатор генерал-майор Симонович сообщал главнокомандующему генералу Н.Ф. Ртищеву: «Ученики высших классов только учатся писать (по-русски. - А.У.), а из учеников низших классов многие не знают еще как говорить на Российском языке, хотя они года по два и более учатся» [4, с. 275]. В том же документе Симонович излагает причины столь неудовлетворительного положения дел: «Причина сей беспечности та, что каждый из них (грузинских князей и дворян. - А.У.) сына своего, получившего хотя малое познание о Русском языке, тотчас спешит записать в статскую службу, единственно для того, дабы там скорее вывести его в чины и он бы получал жалованье» [4, с. 275].
Разумеется, подобные чиновники были мало полезны для коронной власти, не говоря уже об издержках их содержания. Империя укрепляла свои позиции на Кавказе. Администрация расширялась, квалифицированных чиновников недоставало. Империи все больше требовалось не просто лояльное грузинское дворянство, а образованный класс, способный к плодотворной службе: новая элита, по-европейски образованная и по-имперски воспитанная.
Для рассматриваемой проблемы большое значение имеют взгляды представителей центральной власти на принципы проводившейся административной политики на восточных окраинах империи. Весьма показательной в этом отношении является речь президента Академии наук и попечителя Петербургского учебного округа С.С. Уварова. Открывая в 1818 г. новое подразделение в составе Академии наук - Восточный кабинет, - он определял просвещение как приоритетное направление политики России в Азии. С.С. Уваров имел значительное влияние во властных верхах, не случайно впоследствии он стал главным идеологом русского самодержавия. Вероятно, его слова отражали воззрения имперской власти на способы утверждения российского влияния во вновь присоединенных территориях. Схожих взглядов придерживался и адмирал Н.С. Мордвинов, член Государственного совета. В 1816 г. адмирал подал на рассмотрение Комитета министров записку, посвященную «умиротворению» Кавказа. В записке содержались предложения о
том, как способствовать просвещению кавказской окраины империи, а также был выдвинут тезис о необходимости развития экономических и торговых связей с жителями Кавказа, что должно было смягчить нравы горцев. Таким образом, политика просвещения и культурной экспансии на Кавказе являлась идеологической потребностью властной и одновременно интеллектуальной элиты империи и становилась важным пунктом в программе инкорпорации «загадочных земель Востока» в состав Российской империи.
На Кавказе местная администрация начала пересматривать учебный курс Тифлисского Благородного училища. В начале 1819 г. Грузинский губернатор Хо-вен и главнокомандующий А.П. Ермолов просят назначить новые классы (предметы) к преподаванию, а именно: 1) татарского языка, «весьма употребительного в здешнем крае и необходимого в особенности для пользы службы»; 2) геодезии; 3) полевой фортификации; 4) гражданской архитектуры; 5) танцев; 6) ситуации [5, с. 134]. Тифлисское Благородное училище превращалось из светоча праздного просвещения в школу подготовки служилой элиты. Происходила трансформация социокультурной миссии училища. В учебном заведении теперь не только приобщали к русскому языку, но давали принципиально новые, профессиональные знания.
В истории Тифлисского Благородного училища существовала замечательная особенность. Едва ли не каждая новая администрация края считала должным отметить неудовлетворительное положение дел в данном заведении. Не стала исключением и администрация И.Ф. Паскевича. В отношении генерала-адъютанта Си-пягина к адмиралу Шишкову читаем: «Тифлисское Благородное училище настоящим положением своим нисколько не соответствует ожиданиям правительства, пекущегося о введении в здешнем крае возможного просвещения» [4, с. 62]. Естественно, вслед за таким отзывом о состоянии училища не заставили себя долго ждать проекты его преобразования.
Сипягин предлагал преобразовать училище в гимназию и учредить кадетский корпус на 150 чел. [4, с. 62 - 63]. Интересно, что в своем проекте Сипягин отмечал необходимость преодоления взаимной отчужденности, возникавшей вследствие обоюдного непонимания: «Кадеты при выпуске в полки, обязаны будут прослужить в России непременно по шесть лет, дабы лучше ознакомиться с образом жизни русских, который передадут они по прибытии сюда и своим соотечественникам» [4, с. 63]. Данные слова можно пристрастно прокомментировать в том смысле, что русская администрация задумала провести русификацию края руками самих же кавказцев, но нам кажется, что усилия имперской администрации были направлены прежде всего на создание прочной опоры для империи на Кавказе в лице местного дворянства. Здесь нельзя не подчеркнуть, что активно шел генезис нового грузинского дворянства, который развивался благодаря военной службе, знанию языка и правовой практики. Пытаясь найти средство к наиболее быстрому овладению учениками основ русского языка, администрация учреждает при училище пансион, чтобы ученики не отпускались к родителям, с ко-
торыми они говорят только на местном языке, теряя приобретенные навыки [4, с. 64]. Начиная с этого времени расходы на гимназию значительно возрастали.
Ко времени управления Кавказским краем И.Ф. Пас-кевича относится и открытие девичьего пансиона. «Воспитание девиц, споспешествуя образованию семейных добродетелей, представляет для них средства, соде-лавшись матерями, воспитывать самим детей своих» [4, с. 69], - писал И.Ф. Паскевич в своем всеподданнейшем докладе от 11-го июля 1830 г. Он дальновидно предполагал, что европейски образованные и воспитанные матери смогут передать усвоенные ценности следующим поколениям. Однако это благородное начинание, как и Тифлисское училище, едва ли не было погублено.
Дело в том, что управление пансионом было поручено вдове купца Кастелла, которая имела соответствующий опыт [4, с. 69]. Спустя непродолжительное время вдова вышла замуж и к прибытию нового главноуправляющего барона Г. В. Розена этого учреждения уже не существовало. Г.В. Розен не оставил без внимания начинание своего предместника и, «убедясь в особенном стремлении здешнего дворянства к доставлению женскому полу Европейского образования и желая поддержать оное, я решился восстановить пансион» [6, с. 96]. В число казенных пансионерок принимались дети русских чиновников и грузинских дворян. Новое учебное заведение с самого начала становилось не просто очагом распространения европейского образования и культуры, но и местом, где происходила встреча различных мировоззрений, менталитетов, национальных характеров. Учебное заведение призвано было не только предоставить воспитанницам определенные знания, но познакомить здешних уроженок с русскими «обыкновениями» [6, с. 97].
В марте 1830 г. Тифлисское Благородное училище было преобразовано в гимназию, в том же году при гимназии был открыт пансион для воспитанников. Несмотря на все усилия, коронную власть продолжала беспокоить нехватка профессиональных чиновных кадров. В частности, сам Г.В. Розен был вынужден признать полное отсутствие в крае русских чиновников, знающих местные языки [6, с. 99]. Вероятно, это было одной из причин увеличивающегося числа детей русских чиновников среди воспитанников гимназии. Так, в 1840 г. из 70 казенно-коштных воспитанников Тифлисской гимназии, состоящих в пансионе, 30 было детей русских чиновников и 40 - детей закавказских дворян [7, с. 256].
Ни Г.В. Розену, ни следующему главноуправляющему генералу Е.А. Головину не удалось решить проблему нехватки квалифицированных кадров. Во время управления закавказским краем генерала А.И. Нейдгардта имперская администрация пыталась решить кадровую проблему путем обучения кавказской молодежи в высших учебных заведениях России [8, с. 635 - 636]. Талантливую кавказскую молодежь воспитывали за казенный счет в Императорском училище правоведения, Московском армянском Лазаревском Институте восточных языков, в отделении восточных языков Санкт-Петербургского университета.
В каждое из этих учебных заведений ежегодно поступали по пять закавказских уроженцев. Институт пу-
тей сообщения принимал на обучение трех кавказцев, строительное училище шесть - [8, с. 635 - 636]. Исходя из потребностей администрации в Тифлисской гимназии открывали новые классы. В частности, при подготовке межевания в Закавказском крае обнаружился дефицит землемеров и межевщиков, знакомых с местными языками [8, с. 635 - 636]. Российская администрация отправила на обучение этой специальности нескольких кавказцев в Константиновский межевой институт, а в Тифлисской гимназии был открыт «особый класс для преподавания тех предметов, кои необходимы для межевщиков и топографов» [8, с. 635 - 636].
Развитие образования и просвещения на Кавказе к середине 40-х гг. стало приоритетным направлением имперской политики. Об этом, кроме всего прочего, косвенно свидетельствует и строгость наказания, примененного к директору Закавказских училищ Гассен-Миллеру. Чиновник растратил казенную сумму до 50 тыс. руб., которая предназначалась на постройку училищных домов. Несмотря на заступничество влиятельных лиц, он был приговорен к лишению всех прав состояния и ссылке в Сибирь на поселение [8, с. 635 - 636].
Новым главнокомандующим на Кавказе стал граф М.С. Воронцов, получивший в 1844 г. должность Кавказского наместника. Сразу же необходимо отметить, что М.С. Воронцов к тому времени имел положительный опыт управления Новороссией, а кроме того он фактически с чистого листа построил систему образования в крае, основав в 1827 г. в Бессарабии ланкастерское училище, в 1828 г. в Одессе - училище восточных языков, в 1833 г. в Керчи - институт для девиц и некоторые другие учебные заведения.
После поездки по Кавказу М.С. Воронцов докладывал императору: «Существующие теперь в крае учебные заведения недостаточны по народонаселению и не удовлетворяют общим требованиям» [8, с. 637]. Большой проблемой для развития практики поступления лучших учеников Тифлисской гимназии в российские университеты стали сословные ограничения, практиковавшиеся университетскими начальниками [8, с. 637]. Граф Воронцов устранил этот порок и вскоре в Восточное отделение Санкт-Петербургского университета и Московский армянский Лазаревский институт на продолжение обучения отправлялись только лучшие ученики Тифлисской гимназии. Эти усовершенствования надолго стали залогом повышения квалификации кавказских чиновников.
В 1840 г. девичий пансион в Тифлисе был преобразован в Закавказский девичий институт на 60 казеннокоштных и 20 своекоштных воспитанниц [8, с. 637]. Однако к прибытию М.С. Воронцова на Кавказ это учебное заведение имело в своем составе лишь 40 казенно -коштных воспитанниц. Стараниями администрации наместника их число было увеличено до 60 [7, с. 256].
В институте молодые представительницы грузинских дворянских фамилий получали великосветское образование по западноевропейским образцам. Однако грузинское дворянство было в своем большинстве крайне бедно и вело отнюдь не великосветский образ жизни. Выпускница института, возвратившись в отчий дом, не находила воз-
можностей для применения своих умений и навыков, погружаясь в обстановку крайней нужды и хозяйственной рутины [9, с. 857]. Таким образом, полученное образование и воспитание скорее приводило к конфликту между личностью и окружающим миром, нежели к гармонизации с условиями существования.
Более того, выпускницы, вернувшись в свои семьи, обнаруживали пропасть в образовании между собой и родителями. Грузия и Кавказ в целом столкнулись с проблемой «отцов и детей». М.С. Воронцов и его администрация обратили внимание на эти проблемы. Вскоре было учреждено Благотворительное общество Св. Нины, которое попечительствовало учебным заведением для девиц из бедных семейств. Такие учебные заведения были открыты в Тифлисе, Кутаиси, Шемахе [9, с. 842]. Они создавались для детей из неустроенных семейств. Курс обучения строился с расчетом, что, окончив его и получив необходимое общее образование, воспитанницы смогут применить полученные навыки хозяйствования, вернувшись в свои семьи, став для родителей опорой в быту.
Важным направлением деятельности администрации М.С. Воронцова в сфере образовательной политики было распространение училищ для «образования детей мухамедданского исповедания» [9, с. 856]. Здесь ему снова пригодился его опыт управления Новороссией, в историю которой он вошел как выдающийся просветитель. В Тифлисе в 1847 и 1848 гг. были открыты училища для мусульман, шиитов и суннитов отдельно. Имперская администрация стремилась показать, что в пространстве империи, «нет ни эллина, ни иудея». Имперская идентичность утверждалась в качестве наиболее общей на всем кавказском пространстве. В течение 1849 г. были открыты еще семь училищ для детей из мусульманских семейств [9, с. 856]. В годы управления М.С. Воронцова учителя из мусульман, которые преподавали восточные языки в училищах, получили преимущества по службе наравне с другими учителями [9, с. 898].
Развитие имперской образовательной политики в Грузии проходило по схеме «вызов - ответ». Петербургская элита пыталась проводить политику, в которой на первом месте в утверждении российских позиций стояло бы просвещение как средство вовлечения народов Кавказа в орбиту имперского притяжения. Однако высшие сановники империи не шли дальше декларации общих принципов. Потребности администрации края задавали развитию учебной части четкие цели, реализовать которые та же администрация и стремилась. Общий уровень кавказской администрации долгое время оставался неудовлетворительным, финансирование края - недостаточным, все это тормозило созидание образовательной сферы, способной решить проблему кадрового дефицита.
Развитие образования и просвещения явилось определенным «вызовом» и для местного общества. Во многом традиционное, патриархальное грузинское общество по-разному реагировало на российскую модер-низационную прививку. На основании имеющихся источников можно поставить вопрос о культурном
Поступила в редакцию
расколе грузинского общества как об одном из результатов имперской политики просвещения. Часть грузинского дворянства видела в европейском просвещении, которое транслировалось в Грузии Российской империей, долгожданное время мирного строительства и созидания, о котором так долго мечтал весь грузинский народ. Показательны в этом смысле строки стихотворения Николоза Бараташвили «Могила царя Ираклия»: Изгнанников теперешний возврат Оказывает родине услугу. Они назад с познаньями спешат, Льды Севера расплавив сердцем Юга. Под нашим небом эти семена Дают тысячекратный плод с десятка. Где меч царил в былые времена, Видна рука гражданского порядка [10, с. 89].
Была и другая часть грузинской дворянской молодежи, которая оказалась менее восприимчивой к европеизации. Она держалась традиций, ее откровенно раздражали попытки имперской администрации вторгнуться в давно сложившийся образ жизни. Многие грузинские дворяне не видели для себя ничего привлекательного в модернизаторских усилиях российской империи. Официальное имперское делопроизводство дает нам следующие примеры, в частности рапорт генерал-майора Симоновича генералу Н.Ф. Ртищеву от 20 марта 1815 г.: «Отданный мною в 1813 г. на казенное содержание в Тифлисское Благородное Училище, для изучения наук, Кахетинский князь Соломон Корчиба-шев оказал крайнее отвращение к оным» [4, с. 276]. Илья Чавчавадзе - один из влиятельнейших грузинских интеллектуалов XIX в., в повести с весьма примечательным названием «Человек ли он?» с позиций культуры имперского модерна обличает провинциальное грузинское дворянство в лени, глупости, мракобесии и суеверии [11, с. 123]. В то же время писателя не оставляет надежда на благополучное будущее родины. Залог процветания Грузии виделся ему в образовании как способе овладения конкретной квалификацией для последующего труда во имя общественного блага и просвещении, как пути к культуре, основанной на рациональных началах.
Литература
1. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией / ред. А.П. Берже. Тифлис,1868. Т. 2.
2. Там же. Тифлис, 1870. Т. 4.
3. Там же. Тифлис, 1873. Т. 5, ч. 1.
4. Там же. Ч. 2.
5. Там же.. Тифлис, 1874. Т. 6, ч. 1.
6. Там же. Тифлис, 1884. Т. 8.
7. Там же. Тифлис, 1885. Т. 9, ч. 1.
8. Там же. Ч. 2.
9. Там же. Т. 10.
10. Грузинские романтики. Л., 1978.
11. Грузинские повести XIX в. Тбилиси, 1964.
1 сентября 2010 г.
