CC BY
53
70
2011. Вып. 1
ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
ФИЛОСОФИЯ. ПСИХОЛОГИЯ. ПЕДАГОГИКА
Психология
УДК 101.2 Б.С. Алишев
СОЦИАЛЬНЫЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ И КУЛЬТУРА: ПСИХОЛОГОАНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ
Дан теоретический анализ проблем, вытекающих из соотношения понятий «общество», «культура», «взаимодействие». Обосновывается идея о том, что любое общество и существующие в нем разнообразные группы являются продуктом преобразования естественных биосоциальных общностей. Это преобразование осуществляется в процессе социокультурной деятельности, которая представляет собой основанную на определенных ценностях совокупность технологий.
Ключевые слова: культура, культура социальности, социальные взаимодействия, социальные объекты и субъекты, ценности, технологии, технологии иерархизации, авторитарные и демократические технологии.
В отечественной социологической и культурологической традиции давно уже принято выделять три составляющие культуры: материальная и духовная культура, культурная деятельность. С некоторой долей упрощения можно сказать, что материальная культура связана с миром вещей и объектов, находящихся вне субъекта (индивидуального или группового); духовная - с миром образов и значений, образующих содержание его внутренней, ментальной жизни. В основе третьей составной части культуры - взаимодействие между субъектом и объектом в самом широком понимании этих понятий. Ни одно из этих воплощений культуры не охватывает ее целиком. Но исходным звеном в ее анализе должно являться взаимодействие, поскольку именно оно обеспечивает связь субъекта и объекта. Во взаимодействии и только в нем создается материальная культура и формируется духовная.
Известно, что все взаимодействия человека с окружающей действительностью социально обусловлены и опосредованы. Тем не менее, можно говорить о социальных взаимодействиях в узком смысле, понимая под ними субъект-субъектные связи и отношения любого уровня, возникающие в обществе, и, следовательно, в узком смысле о социальной культуре, или о культуре социальности. Она, как и вся культура, формируется, развивается и проявляет себя во взаимодействии: не благодаря ему, не в результате его, а именно в нем. Данная статья как раз и посвящена теоретическому анализу проблем, вытекающих из соотношения понятий «общество», «культура», «взаимодействие».
Впервые понимание всего социального как взаимодействия было предложено Г. Зиммелем в начале XX в. Он не только выдвинул такую идею, но дал ей глубокое, детальное и не потерявшее до сих пор значения обоснование. В частности, он писал: «Общество, как и человеческий индивидуум, не представляет собой вполне замкнутой сущности или абсолютного единства. По отношению к реальным взаимодействиям частей оно является только вторичным, только результатом, причем и объективно, и для наблюдателя» [6. С.314, 315]. Позднее различные аспекты этого подхода к пониманию всего социального развивались в трудах П. Сорокина и Т. Парсонса [8; 10], а в современной социологии он получил широкую теоретико-методологическую разработку у Э. Гидденса [5], прямо назвавшего свою концепцию - теорией «социального конструирования». К этому можно добавить, что и в социальной психологии, начиная с Дж. Мида, сложилось направление, получившее название инте-ракционизма, которое поставило во главу угла изучение именно взаимодействия людей.
Особенность социальных объектов (общество, социальные группы, отдельные личности) состоит в том, что они одновременно являются субъектами. Как объекты они обладают различными качествами и свойствами, но последние обнаруживают себя только в действиях, совершаемых ими уже в качестве субъектов. Как субъекты они обладают потребностями, целями, интересами, которые тоже проявляют себя только в действии. Действие социального «объекта» превращается в нечто тождественное ему самому, так как вне действия он никак себя не проявляет и не существует. Любой природный и культурный объект можно воспринимать при помощи органов ощущений, но можно ли, например, охватить взглядом, услышать государство, племя, семью и т.д.? Ведь даже небольшая по численности семья - не просто совокупность часто оказывающихся в пространственной близости друг от друга людей. Даже она существует только в постоянном и в основном невидимом внешнему наблюдателю взаимодействии составляющих ее отдельных субъектов.
Другая особенность социальных объектов заключена в том, что они в отличие от физических могут существовать, лишь непрерывно воспроизводясь, регенерируясь. Физический объект, однажды возникнув или будучи созданным, существует самостоятельно во времени (конечно, при этом постепенно разрушаясь). Социальный объект не может быть создан раз и навсегда (надолго); для своего существования во времени он требует постоянных действий отдельных людей, способствующих его сохранению. Поэтому, когда социальное начинает рассматриваться через призму взаимодействия, общество и группы, его образующие, кажутся чем-то эфемерным. Только личность, благодаря тому, что имеет физического носителя (тело, организм), кажется реальным субъектом, а остальное социальное «не за что ухватить». Тем не менее, общество существует многие тысячи лет. Изменения в нем происходят очень медленно. Сменяются поколения, а в обществе не наблюдается существенных трансформаций, несмотря на то, что оно в отличие от людей нуждается в непрерывном воспроизводстве и должно быть более динамичным (есть культуры, в которых общество стабильно воспроизводится в одних и тех же формах уже сотни лет).
Но даже самое стабильное общество и самые устойчивые группы немедленно распадутся, исчезнут, если индивиды, образующие их, перестанут взаимодействовать. Любая организация существует лишь потому, что есть люди, которые каждый день начинают выполнять различные, сравнительно точно очерченные и взаимосвязанные функции, а если никто не захочет их выполнять, организации не станет (нельзя же свести ее к зданию, помещениям, мебели и техническим средствам)1. То же происходит и с государством. Отказ людей выполнять функции, которые оно им предписывает, является революцией: вместо прежнего государства создается новое, и на исторической арене возникает новый социальный объект (и новый субъект). Как видим, социальные объекты неотделимы от взаимодействия людей: как только оно прекращается, исчезает и объект2.
Что же представляет собой современные социальные объекты, и как они возникли? С моей точки зрения, точно так же, как продукты материальной культуры создаются человеком из естественных, природных объектов при помощи различных технологий, так и культурные социальные объекты являются результатом преобразования естественных. Рассмотрим, как происходит такое преобразование.
Любой объект, будь то материальный, социальный, идеальный - структура, образованная совокупностью элементов (материал) и силами, с одной стороны, скрепляющими его, не дающими ему «рассыпаться», а с другой - придающими ему внутреннюю упорядоченность. Возможно, я несколько упростил и огрубил, но, по сути, это так. В случае с материальными объектами неживой природы материал и силы имеют физическое и химическое происхождение. В случае с социальными объектами дело обстоит иначе. Единственным «материалом» для них могут быть только отдельные особи и индивиды, а силы, которые их «собирают» и «упорядочивают» могут быть только биопсихическими.
Они находят выражение в свойственных живым существам и сообществам явлениях аффилиа-ции (потребность в принадлежности к сообществу) и иерархизации (потребность в упорядоченности и структурированности взаимодействий). Оба явления хорошо изучены и описаны этологами и зоопсихологами [4; 7; 9]. Они наблюдаются у насекомых, рыб, млекопитающих, то есть у живых существ, относящихся к разным классам, и являются той основой, на которой происходят парные взаимодействия между особями и формируются сообщества. Такие сообщества я и называю естественными социальными объектами.
Остановимся на некоторых особенностях построения естественных, биосоциальных групп. Взаимодействия животных с физическими объектами, с представителями других видов зачастую носят характер спорадически возникающих отдельных ситуаций (за редким исключением: симбиоз и др.), имеющих конкретное содержание (охотник - жертва), а внутри вида нередко наблюдаются сложные цепочки непрерывных, переходящих одно в другое и отличающихся по содержанию взаи-
1 Организации самоликвидируются сравнительно редко по одной-единственной причине. Они выполняют некие социальные функции, и им нужны люди, а людям нужны средства к существованию. Их можно получить в разных организациях, но и организацию могут удовлетворить разные люди. Организации взаимозаменяемы (в определенных пределах) для человека, а люди взаимозаменяемы для организаций. Поскольку всегда найдутся люди, готовые хотя бы в течение некоторого времени входить в некую организацию, теоретически она может существовать бесконечно долго.
2 В принципе и любой физический объект разрушается именно тогда, когда перестают «вступать друг с другом во взаимодействие» его структурные элементы. Но в социальных взаимодействиях человек находится внутри самой системы, и ему трудно ее увидеть. По отношению к системам физических взаимодействий человек находится «снаружи» и видит саму систему (объект), но ему намного труднее увидеть взаимодействие внутри нее.
модействий. Это неизбежно вызывает необходимость некоторого упорядочивания. Как известно, формы организации взаимодействия внутри биологических популяций сильно различаются: есть живые существа, ведущие индивидуальный образ жизни, и есть такие, которые образуют слитные сообщества. Есть также множество различных промежуточных вариантов. Не затрагивая всех нюансов, укажу, что существуют сообщества разного уровня развития. В сообществах, образованных живыми существами низкого эволюционного уровня, взаимодействие приобретает форму генетически заданного разделения «труда» между отдельными особями и их группами. При этом могут наблюдаться весьма сложные его варианты (пчелиная, муравьиная семья). В сообществах живых существ более высокого уровня развития взаимодействие строится на основе индивидуальных различий.
В последнем случае есть организация, сама создающая собственную структуру, как совокупность элементов («субъектов», особей) и разнообразных связей между ними. Эта организация возникает постольку, поскольку она обеспечивает лучшие условия для сохранения вида в пределах конкретной популяции, а также лучшие условия для выживания и удовлетворения потребностей отдельной особи. Для нее находиться в сообществе полезнее (а значит, и приятнее), чем вести индивидуальную жизнь: индивидуально она вообще не выживет. Возникновение подобных сообществ было бы невозможным, если бы не существовали силы, способные свести вместе отдельные особи. Это - аф-филиативные силы, и особи имеют соответствующую, биопсихическую по происхождению потребность в принадлежности, то есть аффилиативную потребность. Совокупность особей (или индивидов) образует «границы» сообщества, в рамках которых каждая из них «включает» себя в него и «признает» включенность других. Факт реальной включенности в сообщество, принадлежности к нему представляет собой важный аспект плюс-определенности для особи и индивида.
Все животные сообщества являются гетерогенными, то есть разнородными, хотя бы уже потому, что объединяют особей разного пола и возраста. Одно это делает невозможным взаимодействие между ними на чисто координационной основе и становится причиной возникновения субординационных, иерархизированных связей. Впрочем, это не единственная причина их возникновения. Даже при условии отсутствия подобного рода различий иерархизация была бы неизбежна, так как никакая сложная система не может обойтись без нее. Иерархия предполагает различие статусов и функций. В отличие от сообществ низших животных у млекопитающих функции и статусы особей не определены генетически, а формируются прижизненно и могут меняться. Более высокое положение в иерархии обеспечивает лучшие условия выживания. Поэтому другой важной потребностью является потребность в доминировании. Если аффилиативная может быть удовлетворена благодаря самому факту включенности в сообщество, а значит, за редкими исключениями действительно удовлетворяется у всех особей данного вида, то с потребностью в доминировании дело обстоит иначе. Она удовлетворяется не у всех, но каждое животное стремится занять более высокое положение. Доминировать полезно и приятно. Зависимость вредна и неприятна, но она менее вредна и менее неприятна, чем нахождение вне сообщества.
Эти две потребности и две силы, которые можно назвать биопсихосоциальными, вместе с системой биологических инстинктов и потребностей регулируют взаимодействие внутри вида и отдельных популяций, прайдов, семей внутри него. Потребность в доминировании - не что иное, как тенденция к укреплению позиций «Я» в процессе взаимодействия с «не Я» (в случае с животными, конечно, нельзя говорить о «Я», но, думается, нет нужды тратить время на разъяснения того, что здесь имеется в виду). Это стремление преобразовать поведение других, приспособить его к собственным потребностям. Собственное приспособление приобретает форму подчинения, зависимости. Аффи-лиативная же потребность обеспечивает саму возможность интеракции и существования отношений доминирования - зависимости: иначе для них не было бы никакой базы. Наличие указанных потребностей у отдельных особей и соответствующая им организация взаимодействий в сообществе в итоге создает относительную определенность, то есть некую «культуру». В рамках этой «культуры» оно может функционировать, и в ее рамках каждой особи становятся «известны» значения ситуаций и необходимые в них действия.
Так формируются естественные, или биосоциальные объекты. Человек в собственной социальной среде в настоящее время не имеет дела с ними: даже у самых неразвитых племен они преобразованы. Человек, преобразовав их, создал и постоянно воссоздает культурные социальные продукты -различного рода и размера социальные группы и личности, структура которых образуется культурно видоизмененными материалом и силами. Наиболее сложным продуктом является общество в целом. Его можно представить в виде «матрешки». Но внутри самой большой находится не еще одна, чуть
поменьше, а множество более мелких, и внутри каждой из них еще множество и т.д. «Матрешки», то есть группы и люди способны «путешествовать», то есть они могут «выходить» из большей по размеру «матрешки», «заходить» в другую, третью, четвертую, «возвращаться» назад. Эта способность тем более развита, чем меньше размер «матрешки», и наиболее выражена у самых маленьких «матрешек» - конкретных людей. В их распоряжении - почти все группы большего размера.
Человек в отличие от животных является членом большого числа групп одновременно. Животное входит в течение длительного времени только в одну группу, которая является для него поли-функциональной. Лишь потенциально оно является членом групп более высокого уровня: популяция, биологический вид. Человек же реально входит не только во многие группы, он входит в разноуровневые группы: семья, неформальные группы, половые, возрастные и профессиональные группы, группы-организации, этносы и конфессии, государства и т.д. и в разной степени идентифицирует себя с ними.
Впрочем, на ранних этапах развития он в этом плане мало отличался от животных. Лишь длительное социокультурное развитие привело к нынешнему положению, когда имеется функционали-зация групп и, увы, личностей. Она обусловлена эволюционно-историческими закономерностями, в частности объективными процессами разделения функций и труда. Функции, реализация которых важна и для отдельного субъекта, и для сообщества, достаточно сложны. Во многих случаях требуется объединение усилий множества субъектов для их осуществления: так появляются специализированные функциональные группы (охотники, хранители огня и др.), и так любая группа, возникшая на несколько минут, тоже приобретает функциональность (коммуникация, эмоциональная тонизация и др.). Так же происходит в ходе социальной эволюции и функционализация отдельных личностей. Многочисленные функциональные группы и личности конструируются в соответствии с некими прототипами. Та или иная функция (совокупность функций) предполагает необходимость групповых субъектов с определенной структурой, обеспечивающей ее реализацию (количество людей; их знания, умения, психологические качества; способ их организации и т.д.), или индивидуальных субъектов, обладающих необходимой психологической структурой. Эти структуры и являются прототипами. Кроме того, в результате непрерывного развития появляется необходимость в новых функциях, и возникают группы и личности-уникалии.
Различного рода группы существуют разное время. Одни (например, половые, расовые группы)
- столько же или почти столько же, сколько сам Человек, другие (случайно возникающие микрогруппы) - считанные минуты. Зато прототипы имеют древнюю историю. Нынешней моногамной семье несколько тысячелетий, хотя реальная семейная группа существует не более нескольких десятков лет. Сравнительно долго существующие дружеские микрогруппы и спонтанные временные группы-диады также возникали в незапамятные времена, и взаимодействие в них мало отличалось от того, как оно происходит сейчас.
Все многообразие групп можно свести в классификационные уровни, выделенные по тем или иным основаниям. Н. Луман выделяет три уровня социальных систем (групп) в зависимости от размера (масштаба) общности. Высший уровень он называет «социетальным» и относит к нему человечество в целом. Следующий уровень, по его мнению, образуется группами среднего размера, к которым он относит государства, этносы, религиозные конфессии и т.п. - это системы организационного уровня. Все прочие группы меньшего масштаба называются им «системами взаимодействия»3 [13]. Соглашаясь в целом с принципами данной классификации, я полагаю, что выделение человечества в качестве общности самого высокого уровня хотя и справедливо, но мало продуктивно. В реальности существуют отдельные государства, культуры и даже цивилизации, которые при несомненном наличии фундаментально общего между ними все-таки заметно отличаются друг от друга по многим параметрам. Несмотря на наличие этого общего и усиливающиеся тенденции к взаимодействию культур, они сохраняют значительную самобытность и склонны ее всячески защищать (более того, культуры имеют тенденцию к экспансии, что является одной из главных причин, создающих глобальную международную напряженность, например, проблема Восток - Запад, христианский мир - исламский мир и др.). С другой стороны, соединение в рамках одного классификационного уровня государств и групп-организаций сводит на нет различия между социально-политическими взаимодействиями в обществе и организационными взаимодействиями между отдельными групповыми субъектами (и внутри них). Вряд ли это правомерно.
3 Вряд ли последнее название удачно, так как все социальные системы являются системами взаимодействия. Чуть выше об этом уже говорилось.
Это заставляет меня применить несколько иную классификацию. Первый уровень в ней представлен всем человечеством в целом. Следуя Н. Луману, я называю его социетальным. Второй уровень образуют целостные общности большого размера, создающие собственную социальную культуру в виде определенного типа аффилиативных и властных структур и технологий. Этот уровень можно назвать социокультурным. Замечу, что группы такого уровня нельзя отождествлять только с государственными объединениями. Дело в том, что на протяжении всей истории и в современную эпоху существуют государства, не представляющие собой культурной целостности, а являющиеся скорее социокультурными конгломератами. Как правило, они рано или поздно распадаются (Римская, Османская, Британская колониальная и другие империи). С другой стороны, государства иногда создаются некоторыми субкультурами, имеющими возможность территориального обособления от материнской культуры (Канада, Австралия, Новая Зеландия, Исландия, арабские государства Африки и др.).
Третий уровень образуется социальными группами меньшего масштаба, которые не могут существовать самостоятельно и создать собственную культуру, но могут «оформиться» в рамках существующей культуры и создавать субкультуры. Это, например, различные профессиональные группы и группы с различными социально-политическими интересами, тем или иным образом структурирующие себя (профессиональные, в том числе творческие союзы и ассоциации, политические партии и общественные движения). Сюда же я отношу большие группы, выделенные по другим признакам: возрастные, гендерные, этнографические и другие группы, - если они как-то организуются (феминистское движение). Важным и широко распространенным типом таких групп являются группы, возникающие на основе совместно выполняемой сложной деятельности (не общей, а именно совместной). Примеров их множество: люди, обучающиеся в одном учебном заведении, работающие в одном учреждении, предприятии, фирме и т.д.
Отнесение последних к одному уровню с профессиональными, политическими, возрастными и прочими группами может вызвать возражения, поэтому поясню свою позицию. Суть ее заключается в том, что речь идет не вообще о группах, а о группах, обладающих иерархически организованной структурой. Группа, просто выделенная по некоему признаку (допустим, профессиональная), является продуктом действия культурно-аффилиативных сил. Это группа идентификационной принадлежности. Она становится социокультурным объектом в полном смысле в той мере и в той части, в какой организуется, то есть приобретает иерархически упорядоченную структуру. Например, все рыбаки -группа идентификации, группа, в рамках которой существуют определенные аффилиативные силы («рыбак рыбака видит издалека»). Она превращается в полноценный социальный объект тогда, когда приобретает организацию. Точно так же все, голосующие за какую-то политическую партию, - группа идентификации, а группой-организацией является сама эта партия, имеющая иерархическую структуру. При таком подходе становится очевидным, что все социальные группы, организованные в соответствии с некоторыми общими принципами могут быть отнесены в один класс независимо от того, являются ли они политическими, общественными, хозяйственно-экономическими и т.д. Этот уровень групп я назову организационным.
Группы четвертого уровня являются группами непосредственной микросоциальной и микросо-циально-психологической принадлежности (контактные группы, «группы членства»). Это широко изучаемые в современной науке микрогруппы, членство в которых является либо естественным, как, например, в семье, либо свободным: группа друзей, случайные микрогруппы, возникающие на короткое время в разных ситуациях (в магазине, в транспорте и т.д.). Ни в одной из подобных групп, даже в семье, не существует установленных и закрепленных в нормативных актах жестких правил взаимодействия, механизмов структурирования, иерархизации и контроля4. Но в то же время, несмотря на отсутствие фиксированных норм, они всегда подразумеваются, «имеются в виду», а их конкретные особенности обусловливаются традициями данной культуры. Этот уровень я назову микросоциальным (он полностью соответствует тому, что Н.Луман называет «системами взаимодействия»). Переводя принятые обозначения уровней из плоскости социокультурных объектов в плоскость социокультурных взаимодействий, можно говорить о международных, социально-политических, социально-организационных и микросоциальных (межличностных, по сути дела) отношениях и взаимодействиях.
Социальные объекты, то есть продукты социальной культуры так же, как и продукты культуры вообще, создаются и воспроизводятся в процессе социокультурной деятельности (взаимодействия).
4 В некоторых культурах, впрочем, имеются каноны внутреннего построения семьи, соблюдение которых жестко контролируется традицией (и религией). В целом, нужно признать, что семья является наиболее структурированным типом групп данного уровня. Она наиболее близка к группам-организациям.
Эта деятельность разнообразна и предполагает: а) преобразование «материала», то есть воспитание и обучение человека, в результате чего происходит формирование личности; б) преобразование аффи-лиативных сил, удерживающих людей вместе, в культурно-аффилиативные силы, в результате чего возникают такие социально-психологические феномены, как сотрудничество, симпатия и привязанность, любовь, идентификация с социальными группами и общностями и др.; в) преобразование со-циобиопсихических сил, обусловливающих иерархизацию в естественных социумах, в культурно-иерахизационные силы организации и власти. Культурно-аффилиативные силы формируют нечто общее между людьми, способное обеспечить их сближение, притяжение друг к другу (этническое, конфессиональное, профессиональное единство, землячество, родство, психологическая совместимость и др.). Культурно-иерархизационные силы придают упорядоченность возникающим объединениям, даже самым маленьким - диадам. Эти силы неразрывно связаны: в той или иной форме и в той или иной степени они присутствуют одновременно в каждом акте социального взаимодействия.
Социокультурная деятельность представляет собой основанную на определенных ценностных приоритетах совокупность технологий. Их можно разделить на три большие группы. Во-первых, это технологии трансляции или воспроизводства социальной культуры: к ним относятся технологии обучения и воспитания. Обучение можно рассматривать как общее название для всех технологий трансляции технологий, а воспитание - как общее название для всех технологий трансляции ценностей. В рамках и того и другого возможны многочисленные вариации, то есть частные технологии, использующие разнообразные методы и средства, имеющие разные цели и разное содержание. Вместе с тем, поскольку социальные технологии и ценности не существуют в отрыве друг от друга, постольку обучение и воспитание тоже нельзя разорвать. Любая попытка их разведения в лучшем случае - наивное заблуждение, в худшем - злонамеренная уловка.
Во-вторых, это технологии аффилиации, соединения людей. Почему-то не столь часто говорят о технологиях межличностных отношений, дружбы, любви, а в них достаточно легко обнаруживаются типичные технологические приемы и технологические последовательности, используемые совершенно разными людьми и в большинстве случаев даже не осознаваемые ими (о технологических аспектах любви много писали, например, Ш. де Лакло, Стендаль, С. Кьеркегор). Если говорить об обычных межличностных отношениях, то существуют элементарные нормы вежливости, которые не имеют почти никакого отношения к нравственным ценностям (их может придерживаться и очень нравственный, и совершенно безнравственный человек). Они технологичны, ритуализированы, хотя и приобретают ценностную окраску.
В-третьих, это технологии организации и иерархизации. Их можно назвать также технологиями конструирования власти. Власть является структурной характеристикой социокультурных объектов. Конкретные способы ее конструирования разнообразны, но, по-видимому, они могут быть сведены к некоторым универсалиям. Их история человечества знает мало. Ими являются: автократия и демократия, возможно, анархия. Как правило, все перечисленное называется в современной науке формами власти. В рамках развиваемого в данной статье теоретического подхода их правильнее рассматривать именно как способы построения власти, то есть как способы специфической деятельности. Иными словами, власть - это структурный параметр продукта социальной культуры, а демократия и автократия - технологии его производства. Эти технологии являются общими для социальных объектов разного уровня и размера, а также для всего общества в целом.
Характер и содержание взаимодействий любого уровня тесно связаны с типичной для данного большого социума общей культурой социальных взаимодействий. Иными словами, я полагаю, что в рамках данной общности существует единая культура социальных взаимодействий, которая пронизывает собой все уровни взаимодействий от самого высокого (общность в целом и социальнополитические взаимодействия в ней) до самого низшего (микросоциальные группы и межличностные взаимодействия). На всех уровнях люди, принадлежащие к одной и той же культуре, используют единые, типичные технологии социального взаимодействия, которые наполняются единым ценностным содержанием. Далее я постараюсь показать это преимущественно на примере технологий социальных взаимодействий третьего типа, то есть технологий иерархизации.
Как уже было указано выше, любое живое существо, в том числе человек, стремится (бессознательно и сознательно) занять более высокую позицию в сообществе. Поскольку же на ранних и исторически длительных этапах развития человечества вся его жизнь проходила в пределах только одной группы, в отдельных общностях складывались целостные, всеохватывающие иерархические системы, то есть каждая общность имела единую и единственную иерархическую структуру, в которой тот или
иной субъект занимал определенную позицию. Вся его жизнь, во всех ее аспектах и сферах, все его отношения с другими членами сообщества полностью зависели от этой позиции. Социальные системы и культуры такого типа существуют и в настоящее время. Их и можно назвать авторитарными. В них на общество как бы накладывается жесткая «иерархизационная схема», имеющая вид пирамиды, в клетках которой оказываются отдельные субъекты. Некоторые субъекты, занимающие клетки в верхней части пирамиды, олицетворяют собой и персонифицируют в себе коллективные субъекты различного масштаба (вспомним знаменитое: «Государство - это я»). Эта схема воспроизводится с некоторыми вариациями на всех уровнях взаимодействий (в авторитарно построенной семье кто-то мог бы воскликнуть: «Семья - это я»). Наличие такой модели, конечно, не исключает возможность перемещений субъектов по «этажам» пирамиды (история знает огромное количество взлетов и падений фаворитов, появления «калифов на час», заговоров и переворотов), а доведение ее до логического конца означает тоталитарную организацию общности. Примеров таких социумов и групп история и современность знают много (государства, секты, террористические организации, секретные службы). В художественной литературе крайние варианты тоталитаризма описаны в антиутопиях Е. Замятина («Мы»), О. Хаксли («О, новый, дивный мир»), Дж. Оруэлла («1984»). В научном плане его особенности подробно рассмотрены в работах Х. Арендт [1], Р. Арона [2] и др.
Особенность авторитарных технологий социальных взаимодействий заключается в том, что субъекты (в том числе коллективные) иерархизируются именно как целостные субъекты. Например, «предполагается», что некий субъект имеет более высокий статус, чем другой, и будет иметь его во всех возможных взаимодействиях между ними. Неважно, какими умениями и талантами они обладают. Важно, какое место они занимают в иерархии. Иерархизация, возникающая на основе авторитарных технологий, очень похожа на иерархизацию в биологических сообществах. При ней для каждого вышестоящего все нижестоящие являются не субъектами, а только объектами, которыми можно распоряжаться по своему усмотрению: перемещать их, образовывать из них комплексы, использовать их для того или для другого, в случае необходимости уничтожать и т.д. (не случайно в Древнем Египте рабов называли «сехер анх», т.е. «живые - убитые»). Сходство авторитарных технологий социальных взаимодействий и самих авторитарно организованных групп с организацией биологических сообществ позволяет предположить, что этот тип социальной иерархизации является естественным и, по всей видимости, исторически первичным.
Возникновение демократических технологий социальных взаимодействий связано с разрушением целостной иерархизации субъектов в социальных системах. Принципиальная возможность такого разрушения заключена в процессах разделения функций и труда. Благодаря им, на некотором этапе развития общества начинается активная диверсификация сфер жизнедеятельности и взаимодействия людей. Общество становится все более и более полисистемным. Иерархическая «пирамида» власти, которая ранее была тождественна всей системе общества, постепенно начинает превращаться во всего лишь одну из ее подсистем. В обществе появляется множество «пирамид», «матрешек». Субъекты могут иметь одни статусы в рамках «матрешки» власти (на данный момент), однако в других сферах жизнедеятельности (в других «матрешках») и в разных ситуациях они могут занимать иные иерархические позиции по отношению друг к другу. В результате у многих людей появляется возможность в разных сферах добиваться приемлемых для себя статусов. В демократическом обществе у конкретного субъекта оказывается не один, всеохватывающий и жестко определенный статус, а множество статусов в разных сферах жизни. Также на уровне микросоциальных взаимодействий при их демократической организации люди имеют множество разных статусов в разных сферах взаимодействия друг с другом и могут их менять гораздо чаще и проще.
Конечно, такая трансформация общества и взаимодействий в нем не происходит в одночасье. Это - длительный исторический процесс, протекающий отнюдь не гладко. Авторитарная модель «стремится» сохранить себя, приспосабливаясь к социальным и социально-психологическим изменениям. Она «тиражирует» себя во всех сферах взаимодействия людей, и тогда в экономике, в науке, искусстве, образовании и т.д. создаются авторитарные иерархизационные схемы (Союз писателей, Союз композиторов, соответственно построенная Академия наук и др.), в которых фиксируются возможные статусы (заслуженный артист, народный артист, член-корреспондент, академик и т.д.). Если люди психологически принимают такую модель построения взаимодействий, главной характеристикой личности начинает считаться место в иерархии; ученые, художники, врачи, учителя превращаются в чиновников. Это и есть законченная форма тоталитаризма. При нормальном развитии общества этого, впрочем, не происходит.
77
2011. Вып. 1
Демократия, как антитеза автократии и тоталитаризму, не устраняет иерархизацию. Последняя все равно должна существовать, так как без нее невозможно нормальное функционирование общества, но демократические технологии социальных взаимодействий, во-первых, исключают персонификацию коллективных субъектов: индивидуальные субъекты оказываются только их представителями, и никто уже не может отождествить себя с государством, организацией, семьей и т.д. (хотя некоторые люди могут стремиться и стремятся к узурпации и персонификации в собственной личности всего того социального объекта, который они представляют). Во-вторых, демократические технологии основываются на «признании» всеми всех остальных субъектами социальных взаимодействий в рамках данной общности. Демократия, в сущности, имеет место там, где другой человек начинает рассматриваться как такой же субъект, как «я», независимо от того, какое место и в каких иерархиях, он занимает. В-третьих, при демократической организации взаимодействий значительно увеличивается количество субъектов, имеющих высокие статусы. Некто может не иметь никакого статуса в рамках подсистемы власти (той, которая ранее была тождественна всей системе общества, и низкий статус в которой не давал возможности человеку стать подлинным субъектом), но он способен добиться его в какой-то другой подсистеме социальных взаимодействий.
Таким образом, демократические технологии конструирования власти заменяют целостное доминирование субъекта над субъектом, превращающее одного из них в объект, частичным доминированием каждого в каком-то аспекте взаимодействий. Сами отношения доминирования при этом трансформируются в отношения превосходства и авторитета. Параллельно на уровне личности развиваются и усложняются такие психологические феномены, как стремление к самореализации, ощущение жизненного успеха и пр. Человек может жить с полным чувством самореализованности, оставаясь на самом низу властной пирамиды.
Означает ли это, что у современного человека произошла трансформация базовой биопсихически обусловленной тенденции к доминированию? Для того чтобы судить об этом, нужны результаты лон-гитюдных исследований на протяжении веков и тысячелетий и на достаточно больших выборках. Наука не обладает такими данными. Наверно, не будет ошибкой утверждать, что человек в этом плане отличается от своих животных предков, - но вряд ли современный человек отличается от человека, жившего триста лет назад. Живущие сегодня, наверняка, характеризуются столь же развитой психологической тенденцией к доминированию, как и они. Но у современного человека - иные условия социального бытия, иные возможности взаимодействия и соответственно иное содержание сознания, иные социальные представления. Наконец, современный человек больше знает о законах своей социальной жизни, и - самое главное - у него, по-видимому, изменились ценностные приоритеты. Именно это способствует тому, что естественная тенденция к доминированию в цивилизованных обществах и культурах приобретает «смягченные» формы проявления. Это же способствует тому, что у современного человека более развито осознание собственной субъектности. Психологически оно проявляется в чувстве собственного достоинства, чести, гордости, стремлении к свободе, нежелании зависеть и т.д.
Вспомним, однако, что первые демократии (в данном случае имеются в виду политические демократии) возникли достаточно давно. Следует ли из сказанного в предыдущем абзаце, что уже в Древней Греции цивилизация и культура достигли такого уровня, а биопсихическая тенденция к доминированию настолько трансформировалась, что люди оказались в состоянии использовать демократические технологии социальных взаимодействий? Вряд ли это так. Все древние и средневековые демократии носили частичный характер и исключали значительные массы людей (и не только рабов) из политических процессов5. Они отличались также крайне жестокими формами политической борьбы, в которой одна сторона нередко старалась полностью уничтожить другую6. Кроме того, все они довольно легко перерождались в автократии или существовали под покровительством какого-нибудь сильного монарха (ганзейские города имели договоры с германскими князьями, а северо-итальянские
- с римской курией). Самое главное, однако, состоит в том, что демократии древности и средних веков были, прежде всего, политическими. Политическая демократия в них не подкреплялась демокра-
5 В городах средневековой Г анзы, например, только домовладельцы мужского пола, достигшие определенного возраста, обладали полными правами.
6 Например, противоборство политических партий гвельфов (сторонников республики) и гибеллинов (сторонников империи) во Флоренции XIII в. происходило с переменным успехом и поочередным изгнанием из города (а также казнями) то одних, то других, пока первые не одержали окончательную победу. Но, одержав ее, они тут же раскололись на «белых» (сторонников полной республики) и «черных» (сторонников папской власти) гвельфов, и все продолжилось.
тической же организацией социальных взаимодействий на других их уровнях: организационном и межличностном. Анализ многочисленного исторического материала, а также литературных текстов легко убеждает в том, что на этих уровнях демократии не было как системы. Очень богатый материал такого рода содержат произведения Д.Бокаччо, Данте и даже значительно более поздние стилизации В. Шекспира, в которых описываются порядки и нравы, господствовавшие в эпоху раннего Средневековья в вольных городах Северной Италии (достаточно вспомнить систему отношений внутри кланов Монтекки и Капулетти, не оставлявшую отдельным их представителям возможности принимать какие-то самостоятельные решения).
Нет сомнения, что демократия как технология социальных взаимодействий соответствует определенному типу экономических отношений: рыночному хозяйству с широким товарным производством и обменом. Об этом много и правильно написано экономистами и социологами. Но не будем забывать того, что демократические технологии социальных взаимодействий и демократическая культура утвердились окончательно в более или менее полном виде даже в экономически развитых странах не более сотни лет назад. Товарное производство и рыночный обмен существовали к тому времени и бурно развивались уже несколько веков. Несмотря на это, вплоть до середины XIX в. Великобритания, Франция, США и другие наиболее экономически развитые страны сохраняли на своей территории или в своих колониях рабство7. Внутри самих метрополий существовало жесточайшее угнетение лиц наемного труда, не раз и не два приводившее к массовым выступлениям рабочих, восстаниям и революциям. Иными словами, рыночная экономика достаточно долго развивалась в условиях ограниченного использования демократических технологий социальных взаимодействий и при достаточно широкой опоре на авторитарные. Длительное ее развитие привело, в конце концов, к глобальному сдвигу в ценностях и в культуре социальных взаимодействий людей. Суть этого сдвига заключается в превращении каждого человека в субъекта социальных взаимодействий, в возрастающем признании ценности отдельного человека и его жизни культурой и идеологией. Таким образом, демократия - это технология социальных взаимодействий, основанная на глобальном культурном сдвиге. Это происходящий постепенно, на протяжении веков сдвиг в психике и в сознании огромных масс людей. Но и сегодня многие люди даже в экономически процветающих странах с развитой демократией легко могут приспособиться к авторитарным технологиям на всех уровнях социальных взаимодействий, о чем писал еще Э. Фромм [11] перед второй мировой войной, а после нее убедительно показали Т. Адорно с коллегами [12] и С. Милгрэм [14].
Объясняется это тем, что культуру социальных взаимодействий, как и вообще культуру (неважно, идет ли речь о культуре общности или индивида), нельзя свести к осознанному и осознаваемому. Культура вообще, то есть всякая, любая, осознается лишь частично, тем более самими ее носителями. Множество людей может жить в демократическом обществе, иметь знания о принципах демократической организации социальных взаимодействий, признавать эти принципы верными, но в обыденном поведении легко отказываться от них по той причине, что в их индивидуальной культуре велика роль идущей из глубины веков неосознаваемой авторитарной традиции. Это значит, что невозможны и какие-либо резкие скачки в развитии культуры социальных взаимодействий. Они - не более чем иллюзии познающего самого себя субъекта (в том числе коллективного), который не может наблюдать неосознаваемого в себе. Он видит революционные преобразования в обществе, свержения тиранов, реформы и реставрации прежних порядков, и он видит изменения в индивидуальной жизни, но ему не дано увидеть медленные, подспудные изменения в приоритетности различных ценностей, в содержании и смысле, вкладываемом в них, в связанных с ними технологиях взаимодействий. На уровне общества, культуры эти изменения происходят настолько постепенно, что их можно обнаружить лишь при сопоставлении ценностного мира людей, не просто принадлежащих к разным поколениям, а живущих в разные исторические эпохи.
Ценности и технологии не остаются постоянными, а со временем трансформируются, но их нельзя взять и поменять, как заблагорассудится. Общество и социальные группы будут принимать
7 Во Франции оно было отменено революцией в конце XVIII в., в Великобритании юридическая отмена произошла в 1807 г., но в колониях и та и другая страна сохраняли его до 1830-40 гг. В США рабство было ликвидировано в результате Гражданской войны 1861-65 гг. Но в 1948 г. ООН оказалась вынужденной включить пункт об отмене рабства во Всеобщую декларацию прав человека (ст.4), а в 1956 г. принять специальную Женевскую конвенцию по этому поводу. Иными словами, проблема оставалась актуальной еще совсем недавно, а в некоторых уголках планеты она сохраняется и сегодня.
79
2011. Вып. 1
только те воздействия, которые соответствуют их ценностям и внутренним тенденциям развития; они будут отторгать все, что входит в противоречие с ними. Например, коммунизм, провозглашающий в теории диктатуру пролетариата высшей демократией, на практике вынужден был строить просто диктатуру. Причина в том, что социальная система любого уровня может конструироваться по задуманному плану лишь в двух случаях: либо план соответствует законам ее внутреннего развития, либо над ней совершается внешнее насилие. Но последнее рано или поздно заканчивается острым противоречием между внутренне присущими ей тенденциями и тенденциями, предусматривающимися планом, в результате чего никакая диктатура не может быть долговечной.
Для любого общества и любой группы нормальным является развитие, происходящее естественно, без постоянных воздействий, основанных на жестко заданных ценностных приоритетах. Напротив, мировой опыт показывает, что эффективны социальные системы, в которых они подвержены периодическим, но не резким изменениям колебательного характера. Объяснение - простое. Общество и группы не могут развиваться с постоянным уклоном на какую-то ограниченную группу ценностей; это приводит к перекосам в развитии. Периодическая смена ориентиров как раз и позволяет избежать однобокости. Поэтому имеет значение смена власти: не меняя социально-экономических основ функционирования общества, различные партии и лидеры смещают акценты в ценностных приоритетах, что обеспечивает «выравнивание» его целостного (на больших временных отрезках) развития. То же самое характерно и для функционирования социальных объектов меньшего масштаба.
При использовании автократических технологий резко возрастает роль личности, находящейся на самой вершине иерархии, и небольшого ее окружения. Но личность и группа - меньше, чем общество, а личность - меньше, чем группа. Меньшее не в состоянии вместить в себе все то разнообразие, в том числе ценностное, которое может позволить себе большее. Поэтому личность и группа всегда имеет ценностный «уклон». На уровне общества это может привести к следующему: держа в своих руках всю власть и будучи практически бесконтрольными, представители одной и той же группы передают ее в течение длительного времени друг другу и получают возможность реализовывать свои корпоративные ценности (при этом они искренне могут считать, что заботятся о благе всех). Рано или поздно они начинают эту возможность реализовывать, и рано или поздно возникает противодействие ей. Тогда группа «вынуждена» прибегать к насилию. Демократия создает механизмы регулирования, которые не позволяют одной и той же группе находиться на вершине иерархии слишком долго, обеспечивают определенный контроль за ее деятельностью и резко усиливают ее правовую ответственность за собственные действия.
Наличие в культуре социальных взаимодействий глубинной и лишь частично осознаваемой людьми ценностной основы говорит о том, что она должна формироваться и проявлять свою суть, прежде всего, на микросоциальном уровне взаимодействий. Это базисный уровень, имеющий самое древнее происхождение, но и сейчас подавляющее большинство взаимодействий между людьми относится к микросоциальному, неформализованному уровню. Даже в группах-организациях сравнительно небольшая часть взаимодействий является официально-ролевой, даже на политическом уровне во взаимодействия вступают конкретные личности. Микросоциальные взаимодействия пронизывает собой все остальные, «проникают» в них. Именно в них формируется и проявляется та культура социальности, которая становится типичной для данной общности. Более того, основу образуют самые обычные диа-дические взаимодействия, что в специфических, фрейдистских терминах хорошо показано Э. Берном в разработанной им технике транзактного анализа межличностных отношений [3].
На микросоциальном уровне действуют не коллективные субъекты, а индивидуальные. Используя разные приемы, они часто пытаются не столько оптимизировать взаимодействие между собой, сколько одержать победу над другими. Одни используют откровенное силовое давление, вторые
- шантаж, третьи - истерику, четвертые - рациональные доводы и т.д. Но цель - нередко одна: победить, настоять на своем и, таким образом, занять более высокий статус в данном взаимодействии с данным человеком. Сплошь и рядом это не осознается, но также сплошь и рядом людям доставляет удовлетворение именно факт победы, а не «предметные» итоги взаимодействия. Какие бы конкретные формы не приобретало такое поведение, оно есть проявление авторитаризма. Напротив, проявления демократических технологий иерархизации имеют место в тех случаях, когда человек стремится к компромиссу, учету интересов других, готов идти на реальные, а не на тактические уступки.
Задачей реальной важности для общества, стремящегося к демократии, является демократизация на уровне элементарных межличностных взаимодействий. Здесь заключена вся «кровь и плоть»
культуры социальности, и потому реальную демократизацию общества нельзя отделить от изменения поведенческих стереотипов миллионов людей. Все попытки быстрого «внедрения» демократии в обществе, имеющем сильную традицию авторитаризма, которой пронизаны все микросоциальные взаимодействия в нем, «пропитано» подсознание людей, обречены на провал. Ее можно пытаться внедрить в качестве «плана», «схемы» на уровне государственной власти, на уровне организационных взаимодействий, но только... авторитарными методами, то есть «сверху», а авторитарная же традиция чинопочитания, заискивания, подобострастия, идущая «снизу», быстро превратит такую демократию не более чем в иллюзию.
Можно обучить личность демократическим технологиям социальных взаимодействий. Но будет ли это обучение эффективным, если ничего не изменится в ее ценностях? А как они могут у нее измениться, если их не торопятся изменять в себе ни общество, ни культура? Могут ли обучить личность демократическим технологиям и сформировать в ней демократические ценности общество и культура, которые сами не являются демократическими? И, наконец, как быть с обществом, в котором и обучение, и воспитание традиционно находятся под сильным контролем государства? Эти четыре вопроса напрямую касаются ситуации с развитием демократической культуры в России. Государство - социальный объект и в то же время субъект с очень развитой тенденцией к самосохранению и к доминированию. Оно менее всего заинтересовано в развитии демократии и демократической культуры. Становление демократии в Европе происходило в непрерывной борьбе общества с государством, и на стороне первого было то преимущество, что оно, а не государство оказывало определяющее влияние и на обучение, и на воспитание молодежи. Демократическая культура развивалась не то, чтобы в полном отрыве от государства, но относительно независимо от него, более того, оказывая постоянное давление на него. В сегодняшней России этот важнейший фактор развития демократии отсутствует по причине колоссальной силы государства. Все рассуждения о его слабости не выдерживают критики, потому что имеют корни либо в ностальгии по прошлому, либо в некорректных сравнениях с развитыми государствами.
К тому же, само общество в России по своему традиционному менталитету остается не демократическим. Культура социальных взаимодействий предполагает наличие у личности определенной системы социальных знаний, социальных чувств и переживаний, но главным элементом, безусловно, являются реально осуществляемые действия и поступки. Хорошо известно, что можно знать одно и делать совершенно другое, находясь при этом в полной уверенности, будто делаешь именно знаемое. Хорошо известно также, что можно приходить в искреннее негодование по поводу действий других людей, но совершать аналогичные поступки и давать им совершенно иную интерпретацию. Все эти возможности, предоставляемые человеку сложным строением его психики, создают удивительные типы личности, у которых знания, переживания и действия кажутся абсолютно дисгармоничными, но внутри самой личности умудряются входить в непротиворечивые связи. Люди с упоением (и даже знанием дела) говорят о политической и организационной демократии, тут же совершают антидемократические действия и не видят никаких противоречий между тем, что они говорили, и тем, что делали. Целое общество способно, рассуждая о равенстве, справедливости и демократии, не замечать, как само шаг за шагом строит тиранию, потому что она глубоко укоренена в его традиционной культуре.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Арендт Х. Истоки тоталитаризма М.: ЦентрКом, 1996. 672 с.
2. Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М.: Текст, 1993. 303 с.
3. Берн Э. Трансактный анализ в психотерапии. СПб: Братство, 1992. 224 с.
4. Бутовская М.Л., Файнбург Л.А. У истоков человеческого общества: Поведенческие аспекты эволюции человека. М.: Наука, 1993. 253 с.
5. Гидденс Э. Социология. М.: Эдиториал УРСС, 1999. 704 с.
6. Зиммель Г. Избранное: в 2 т. Т.2. Созерцание жизни. М.: Юристъ, 1996. 607 с.
7. Лоренц К. Оборотная сторона зеркала. М.: Республика, 1998. 493 с.
8. Парсонс Т. О структуре социального действия. М.: Академический проект, 2000. 880 с.
9. Поведение животных и человека: сходство и различия / отв. ред. Е.Н. Панов, Л.Ю. Зыкова. Пущино: ИПЭЭ, 1989. 223 с.
10. Сорокин П. Социальная аналитика. Анализ элементов взаимодействия // Теоретическая социология: Антология: в 2 ч. Ч.2. М.: Книжный дом «Университет», 2002. С.136-156.
11. Фромм Э. Бегство от свободы. М.: АСТ, 2009. 284 с.
ФИЛОСОФИЯ. ПСИХОЛОГИЯ. ПЕДАГОГИКА 2011. Вып. 1
12. Adomo T.W, Frenkel-Brunswik E., Levinson D., & Sanford R.N. The Authoritarian Personality. Vol. 1-2. N.Y.: Harper and Row, 1950. 990 p.
13. Luhmann N. The Differentiation of Society. N.Y.: Columbia Univ. Press, 1984. 482 p.
14. Milgram S. Obedience to Authority: An Experimental View. N.Y.: Harper and Row, 1974. 219 p.
Поступила в редакцию 18.01.11
B.S. Alishev
Social interactions and culture: psychological and anthropological analysis
The article covers the theoretical analysis of the issues arising from bringing into correlation the concepts «society», «culture» and «interaction». The author gives proof of the idea that any society and various groups contained within it are the product of transformation of the natural biosocial communities. This transformation is carried out within the process of the sociocultural activity which is a range of methods based on certain values.
Keywords: culture, social culture, social interaction, social facilities and subjective-you, values, technology, technology hierarchization, authoritarian and democratic technology.
Алишев Булат Салямович, доктор психологических наук, профессор ФГОУВПО «Казанский (Приволжский) федеральный университет» 420101, Россия, г. Казань, ул. Кремлёвская, 18 E-mail: Bulat.Alishev@gmail.com
Alishev Bulat Saljamovich, doctor of psychology, professor
Kazan Federal University
420101, Russia, Kazan, Kremlyovskaya str., 18
E-mail: Bulat.Alishev@gmail.com
