CC BY
13
© И.С. Соловейко, 2012
И.С. Соловейко
СОЦИАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ШАХТЁРОВ КУЗБАССА ВО ВРЕМЯ ПЕРЕХОДА К РЫНОЧНЫМ ОТНОШЕНИЯМ (1992—1999 гг.)*
Представлены причины и характерные особенности социальных проблем шахтёров Кузбасса во время перехода к рыночным отношениям. Показано их влияние на процесс угледобычи и социально-политическую жизнь шахтёрских городов региона.
Ключевые слова: переход к рыночным отношениям; угольная промышленность; Кузбасс; шахтёры; социальные проблемы.
Шоковая терапия» и, непосредственно, проблемы в угледобыче закономерно обострили ситуацию в социальной сфере шахтёрских предприятий, городов и Кузбасса в целом. Во время перехода к рыночным отношениям в шахтёрском крае, как, в общем, и во всей стране, динамично распространялись такие социальные проблемы как бедность, безработица, преступность, наркомания, проституция, ухудшение здоровья людей, естественная убыль населения и другие. Сильным ударом по социальной сфере горняков стал финансово-экономический кризис 1998 г., который, в первую очередь, негативно отразился на сырьевых регионах страны. В начале того года заметно увеличился рост задолженности по шахтёрским зарплатам, набирала обороты безработица. Дефолт в августе привел к дополнительной потере сбережений и росту цен на товары первой необходимости.
Постсоветское общество оказалось не готово к таким результатам утверждения «дикого капитализма». Даже в конце XX века рыночные преобразования сопровождались ростом социальной дифференциации, бедности и нищеты подавляющей части населения. Главными причинами низкого уровня жизни шахтёров являлись: низкая заработная плата и её не-
Статья подготовлена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда и Администрации Кемеровской области, проект № 11-11-42009а/Т
своевременная выплата, высокий удельный вес безработных в обшей численности трудоспособного населения края, значительный уровень инфляции, сокрашение государством объёмов финансово-материальной поддержки социально незаши-шенных граждан и т.д.
На протяжении всего периода рыночных реформ, особенно с 1996 г. [1, Л. 64], резко сократились расходы на социальную сферу горняков, которые были предусмотрены средствами господдержки. Обстановка в социально-экономической жизни шахтёров осложнялась и тем, что государство переадресовало решение финансовых вопросов социальной сферы нишим городским администрациям. Депрессивный характер угольной отрасли, сокрашение и несвоевременное поступление госдотаций больно ударили по материальному положению всех жителей Кемеровской области, но, в первую очередь, по «рабочей элите» — горнякам. Запушенность социальной сферы стала одной из причин забастовок шахтёров, начиная с 1989 г. [2, Л. 7]. В 1990-е гг. ситуация в решении жизненно важных вопросов горняков Кузнецкого края только ухудшилась.
Многочисленные ошибки и просчёты, допушенные в ходе «шоковой терапии» и, непосредственно, реформировании угольной промышленности, привели к сушественному ухудшению материального положения шахтёров, падению их социального престижа и статуса. «Реструктуризация» угольной отрасли, прежде всего, реструктуризировала шахтёрскую зарплату. Вопросы низкой заработной платы и её несвоевременной выплаты занимали центральное место среди других социальных проблем шахтёров Кузбасса. Сушествование данной проблемы являлось результатом хронического дефицита государственного бюджета на всем протяжении 1990-х гг. При этом самая низкая заработная плата среди работаюших шахтёров Кузбасса имелась в Анжеро-Судженске [3, Л. 187], что сделало данный город столицей бастуюшего края в анализируемый период.
Если к маленькой зарплате шахтёры постепенно привыкли и какого-либо активного сопротивления с их стороны данная ситуация не вызывала, то несвоевременная выплата «кровно заработанных» стала главной причиной забастовок и других протестных акций в Кузбассе. Задержки выплаты заработной
платы возникли уже в январе 1992 г. [4] и сохраняли высокий уровень фактически до конца рассматриваемого периода.
При этом Кремлю было невыгодно и опасно ликвидировать эту задолженность, так как запасы товаров в розничной торговле в силу резкого падения объёмов производства в промышленном секторе экономики, были значительно ниже обше-го долга по обязательным выплатам населению. Опасность финансовой дестабилизации, рост напряжённости в решении других важных государственных вопросов и другие обстоятельства тормозили деятельность Правительства РФ по ликвидации бюджетных долгов.
Жёсткая бюджетная политика имела не только внутренние, но и внешние факторы воздействия. Среди прочих выделяется позиция международных финансовых институтов, которые требовали снижения государственной поддержки в отношении угольной отрасли. Погашение долгов по зарплате шахтёров влекло нарушение условий угольных займов по распределению средств государственной поддержки, условий, с которыми Правительство согласилось в конце 1997 г. [5, С. 63].
В середине 1990-х гг., как отмечали сами шахтёры, «основными причинами прогрессировавшего роста задолженности являлась необеспеченность фактических затрат производства источниками, в том числе заработной платы, начисление зарплаты не в соответствии с конечными результатами труда, а также использование денежных средств не только на заработную плату, но и на другие цели» [6, Л. 125].
Во второй половине 1990-х гг. задержки заработной платы приобрели массовый, повсеместный и угрожаюший характер. В начале 1998 г. из-за дефицита бюджета сушественно увеличились объёмы задержки зарплаты всем работникам угольной промышленности. Деньги, предназначенные шахтёрам, часто шли не по назначению. Детонатором участия во всероссийских «рельсовых войнах» 1998 г. стали шахты Кузбасса, находившиеся в критическом положении из-за задолженности по зарплате в 10-19 месяцев [7, Л. 4]. В то время рост задолженности наблюдался не только по заработной плате, но и по выплате шахтёрских пенсий и «регрессных» исков, а также детских пособий. В 1998 г. горняки Кузнецкого края неоднократно
подчёркивали своё желание взяться за оружие в случае дальнейших промедлений выплаты «кровно заработанных» [8].
Между тем, Президент и Правительство РФ отказывались признавать перед шахтёрами и другими рабочими свою вину в задержках заработной платы. Всю ответственность за «зарплатный кризис» они перекладывали на региональную власть, обвиняя её в нецелевом использовании бюджетных трансфертов, что, в некоторых случаях, действительно подтверждается документальными фактами [9, Ё. 1]. По мнению министра финансов РФ М. Задорнова, федеральный бюджет летом 1998 г. не имел «абсолютно никаких долгов перед шахтёрами». Он подчёркивал: «в основном шахтёрам должны потребители угля, экспортеры, посредники...» [10, С. 1]. Однако даже в этих словах косвенно признавались долги государства перед горняками, что в дальнейшем неоднократно были вынуждены констатировать и другие члены Кабинета министров Российской Федерации. Подтверждается это и источниковой базой исследования [11].
Об огромных задолженностях со стороны потребителей угля знали сами шахтёры. Они неоднократно поднимали данную проблему перед администрацией шахт и разрезов. Между тем большинство руководителей угледобывающих предприятий «не торопились» решать эту проблему. Можно утверждать, что руководство шахтёрских предприятий в той или иной мере было заинтересовано в сложившейся ситуации, так как имело от этого дополнительные источники личного обогащения. Собранные в процессе исследования факты указывают на то, что руководители предприятий пользовались многими пробелами в области хозяйственного и других отраслей права в собственных корыстных интересах. «Удобное» положение «красных директоров» (хозяйствующей элиты) не соответствовало рыночным преобразованиям, способствовало конфронтации и осложнению социального положения рядовых шахтёров. В то же время правоохранительные органы не имели достаточного опыта расследования правонарушений в области нового хозяйственного права. Отсутствовали какие-либо нормативные документы и методики расследования данных преступлений [12, Ё. 87].
Позорным фактом в жизни шахтёров были «виртуальные» деньги — талоны, взаимозачеты, «долговые книги» и т. п. Отсутствие «живых» денег стало обыденным явлением многих
предприятий угледобываюшей промышленности Кузбасса. С одной стороны, взаимозачеты помогали решать важные социальные вопросы работников предприятий, с другой — провоцировали рост реальной задолженности.
Необычайно тяжелым экономическим и психологическим ударом для шахтёров стала безработица. В течение 1992-1998 гг. уровень безработицы в Кемеровской области увеличился в 2 раза [13, С. 512]. Быстрыми темпами росла скрытая безработица [14, С. 84]. Во всех шахтёрских городах большинство уволенных составляли рабочие угледобываюших предприятий. Самым печальным являлось то, что значительную часть оставшихся без работы представляла молодёжь. Данная проблема стимулировала миграцию детей шахтеров. Многие юноши и девушки покидали шахтёрские города в надежде трудоустроиться в крупных и перспективных населенных пунктах своего региона, и даже в более далёких уголках страны. Тем самым наносился удар по социально-профессиональной структуре работников угольной промышленности края.
Наиболее подготовленные и информированные специалисты и учёные в массовом порядке уезжали за границу. Горнякам уезжать было некуда, они требовали предоставить работу в шахте или обеспечить их другой достойной экономической деятельностью. По плану реструктуризации угольной промышленности России предусматривались значительные финансовые затраты, в том числе международных организаций, на решение этого важного социально-экономического вопроса. Однако львиная доля запланированных на эти цели средств не доходила до горняков, их разворовывали, или использовали не по назначению. Создание рабочих мест в угледобываюших регионах происходило очень медленно, не соответствовало предусмотренным планам. Среди причин неэффективного решения проблем занятости уволенных горняков выделяются следуюшие: дефицит финансовых средств в бюджетах шахтёрских городов, низкий уровень инвестиций, несвоевременное выполнение обязательств Правительства РФ, которые предусматривались технико-экономическим обоснованием ликвидируемых шахт [7, Л. 14] и другие.
В то же время многие эксперты, связанные с угольной отраслью, отмечали, что шахтёров сложно было заставить идти работать даже на завод. В их подсознании сохранялось «старое» советское отношение к своей героической профессии.
«Рабочей элите» сложно было понять, почему они должны искать другую работу, меньше зарабатывать, терять свои социальные льготы и т. д. В 1994 г. известные кузбасские социологи отмечали, что почти половина опрошенных были не согласны сменить профессию шахтёра на какую-нибудь другую. Малый процент горняков готов был переехать в другой город, даже в случае предоставления работы на другой шахте [15, С. 13-14]. Не торопились шахтёры заниматься и предпринимательской деятельностью.
Социально-экономическую стабильность в регионе подрывала инфляция. Рост цен стал обыденным явлением в жизни кузбассовцев. Несмотря на то, что её темпы в течение 1990-х годов снижались, в целом, они оставались высоки и ощутимы для рядовых тружеников. В Анжеро-Судженске, например, в течение 1993 г. рост потребительских цен в 1,5-2 раза опережал рост доходов населения [16]. В итоге реальный уровень зарплаты и реальные денежные доходы шахтёров Кузбасса стабильно снижались. Поэтому все заработанные деньги шахтёрские семьи тратили в основном на приобретение продуктов питания. На качественные промышленные товары и услуги, как правило, средств не оставалось. Бюджеты местного и регионального уровня были не в силах поддержать даже самых бедных. Высокие цены на продукты питания и товары широкого потребления явились одной из причин возникновения забастовок среди шахтёров, начиная с 1992 г. [17].
Высокий уровень бедности шахтёров ухудшил качество их питания. Подавляющее большинство работников угольной отрасли стали больше потреблять хлеба и картофеля и гораздо меньше мясных и молочных продуктов, а также рыбы, овощей и фруктов. Особенно непросто было рабочим, испытывавшим тяжелые физические нагрузки под землёй. Голод и лишения озлобляли рабочих, снижали уровень производительности труда. «Дожили до того, что на тормозок в шахту берут хлеб мажут вареньем. Сколько даст угля после этого забойщик» — отмечали рабочие шахты «Ноградская» в феврале 1994 г. на профсоюзной конференции предприятий угольной промышленности г. Прокопьевска [18, Ё. 16]. В то время трудящиеся угольных предприятий часто спасались за счет пенсий родите-
лей, дедушек и бабушек, а также профсоюзных денег, на которые кормили наиболее нуждаюшихся работников.
Недоедание, низкий уровень калорийности пиши, недостаточное количество витаминных продуктов в совокупности с ухудшением медицинского обеспечения населения, а также частые акции протеста (особенно голодовки и поземные забастовки) привели к росту социальных и профессиональных заболеваний. Следует отметить, что угольная промышленность занимала в рассматриваемое время первое место среди отраслей индустриального сектора по уровню профессиональной заболеваемости работников, их травматизму, в том числе со смертельным исходом. Среди других базовых отраслей промышленности угледобыча в наибольшей степени характеризовалась тяжелыми, вредными и опасными условиями труда [19, Л. 12 (об.)].
Главная причина производственных травм и других заболеваний, а также случаев со смертельным исходом являлась устаревшая техника, а также чрезмерный износ оборудования. Денег на покупку новой техники и оборудования просто не было, поэтому аварии на шахтах стали обыденным явлением. К тому же, в условиях рыночной конкуренции, стремясь больше заработать, работники угольной промышленности часто закрывали глаза на элементарные требования технической безопасности в шахте, не реагировали на запрешения проводить под землей акции протеста, не занимались профилактикой и быстрой диагностикой заболеваний. На высокую динамику социально значимых заболеваний воздействовало широкое распространение алкоголизма [20, Л. 11] и наркомании [21, Л. 28], а также сложная экологическая ситуация в регионе [22, Л. 23].
Болезни и в связи с ними частые смертельные исходы озлобляли горняков, делали их более агрессивными на производстве, в жизни и борьбе за отстаивание своих социально-экономических прав и интересов. Они не боялись открыто заявлять, что «терять им больше нечего» и готовы были идти «до конца». При этом адекватной реакции органов власти не следовало. Поэтому все надежды шахтеров были ориентированы на собственные силы, поиск новых и эффективных подходов к решению старых проблем.
Отсутствие в стране сильной и ответственной власти привело к размыванию правового поля, распространению чувства безнаказанности и желанию как можно больше «хапнуть». Особенно процветала коррупция. Обыденным явлением в жизни многих шахтёрских городов Кузбасса стало сращивание криминальных интересов отдельных работников правоохранительных органов и членов организованных преступных группировок [23, С. 139-140]. Всем известно — чем больше коррупции в государстве, тем меньше в нём социальной справедливости. На фоне остальных преступлений в шахтёрских городах в 1990-е гг. преобладали кражи, грабежи, разбойные нападения, которые фактически стали обыденным явлением для их жителей [21, Ё. 27]. Наибольшую тревогу вызывал стремительный рост смертности от убийств [22, Ё. 22 (об.)]. Возрастало и количество преступлений экономического характера. Только в 1998 г. кемеровская прокуратура выявила 2203 преступления экономической направленности, которые относились ещё к 1997 г. [24].
Проблемы в социальной сфере поставили на грань выживания большинство горняков. Низкий уровень зарплаты, её нерегулярная выплата, а также отсутствие каких-либо серьёзных форм социальной поддержки населения привели к резкому обеднению большинства шахтёров важнейшего угледобывающего региона страны. Главным негативным результатом «шоковой терапии» стали высокие темпы естественной убыли населения шахтёрских городов Кузбасса. Выход из сложившегося положения шахтёры видели в усилении забастовочного движения, радикализации его форм и требований.
В целом, социальные проблемы существенно подрывали трудовую и производственную дисциплину, осложняли достижение поставленных целей и задач в угольной отрасли, снижали её инвестиционную привлекательность. Сложная социально-экономическая обстановка в регионе снизила конкурентоспособность угольной отрасли Кузбасса как на внутреннем, так и на внешнем рынке.
- СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Государственный архив Кемеровской области (ГАКО). Ф.Р-1149. Оп. 1. Л. 1740.
2. ГАКО. Ф.Р-1179. Оп. 1. Л. 382.
3. Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. — 661. Оп. 1. Л. 268.
4. Лещенко В. Начались акции протеста // Кузбасс. 1992. 18 января.
5. Лень шахтера (реструктуризация угольной промышленности глазами участников и журналистов) / Е. Адаев, Л. Берсенева, И. Галкина и др. М., 2004.
6. ГАКО. Ф.Р-177. Оп. 26. Л.103.
7. Архивный отдел администрации г. Прокопьевска. Ф. 31. Оп. 1. Л. 340.
8. Попок В. Стояние на Транссибе // Кузбасс. 1998. 21 мая.
9. Муниципальное учреждение «Городской архив» г. Анжеро-Судженска. Ф. 45. Оп. 1. Л. 114.
10. Точка зрения политиков // Пласт (Шахты, Ростовская область). 1998. № 32 (49), август.
11. Чайка Ю. Ответ из генпрокуратуры РФ на запрос депутата Госдумы Ю. Чунькова по проблемам шахты «Судженская» // Наш город (Анжеро-Судженск). 1998. 1 июля.
12. Национальный архив Республики Коми. Ф.Р-1307. Оп. 1. Л. 1880.
13. Регионы России: Стат. сб. В 2 т. Т.1. М., 2001.
14. Воронин Л.В. Кузбасс в период радикальных рыночных реформ: экономический и социально-политический аспекты // Кузбасс на рубеже веков: экономика, политика, культура. Томск, 2008.
15. Бизюков П.В., Варшавская Е.Я. История закрытия двух шахт в Кузбассе, поучительная, прежде всего тем, что подобное может повториться в других городах и отраслях. М., 1994.
16. Социально-экономическое положение за 1993 г. // Наш город. 1994. 4 февраля.
17. Калитина Л. Либерализованный тормозок // Кузбасс. 1992. 18 января.
18. Архивный отдел администрации г. Прокопьевска. Ф. 31. Оп. 1. Л. 320.
19. Архивный отдел администрации г. Прокопьевска. Ф. 31. Оп. 1. Л. 344.
20. ГАКО. Ф. 346. Оп. 3. Л. 87.
21. Муниципальное учреждение «Городской архив» г. Анжеро-Судженска. Ф. 110. Оп. 1. Л. 12.
22. Государственный архив Российской Федерации. Ф. 10157. Оп. 1. Л.551.
23. Попок В. Анжерские хроники // Огни Кузбасса. 2004. № 1.
24. Волкова Л. К кому претензии? // Российская газета. 1998. 22 сентября. ИЧШ
КОРОТКО ОБ АВТОРЕ -
Соловенко И.С. — доцент, [email protected],
Юргинский технологический институт (филиал) Национальный исследовательский Томский политехнический университет.
